Текст книги "Из истории русской, советской и постсоветской цензуры"

Автор книги: Павел Рейфман

Церковь была отделена от государства (так обстоит дело во многих странах). На самом деле она преследовалась государством. Антирелигиозная литература издавалась в огромном количестве, религиозная – запрещалась или ограничивалась. Священники, активные приверженцы религии арестовывались, расстреливались, ссылались в лагеря, включались в состав «врагов народа». Они составляли значительную часть населения ГУЛАГа (см. «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына). Гонения начались сразу после революции и продолжались в 20-е – 30-е гг. В 22 г. ГПУ инспирировало церковный переворот, совершенный группой священников во главе с А. И. Введенским. Патриарх Тихон (в миру Василий Иванович Белавин, 1865–1925) отстранен от управления, заточен в Донской монастырь. Произошел церковный раскол. Сторонники Введенского, так назваемое обновленческое движение («живая церковь») признали большевистскую власть, боролись с «контрреволюционной тихоновщиной», намеривались провести реформы, фактически разрушающие Церковь. При поддержке ГПУ приверженцы «новой церкви» силой захватывали храмы, изгоняли из них и преследовали сторонников Тихона. В мае 23 г. патриарх Тихон был переведен из Донского монастыря во внутреннюю тюрьму на Лубянке. Видимо, готовилась физическая расправа над ним.

Во имя спасения церкви Тихон вынужден был пойти на уступки: «Пусть погибнет имя мое в истории, только бы Церкви была польза». 16 июня 23 г. патриарх Тихон подписал заявление, в котором признавал, «что действительно был настроен к советской власти враждебно», «раскаивался» в своих «проступках против государственного строя» и заявлял, что он «отныне советской власти не враг». В воззвании к верующим патриарх объявлял, что русская православная церковь не желает быть ни «белой», ни «красной». Булгаков в дневнике (11 июля 23 г.) рассказывает об этой истории и добавляет: «Невероятная склока теперь в Церкви» (Маст и Мар. 26, 471).

В более позднее время, когда государство начало игру с «русской идеей», оно сумело превратить значительную часть духовенства в своих пособников, иногда даже в агентов правоохранительных органов. Существует ряд анекдотов о взаимоотношениях священнослужителей и властей. Один из них заканчивается словами секретаря райкома партии, обращенными к священнику: «раз так – клади партбилет на стол». Церковь становилась еще одним средством воздействия советской власти на народ. А её служители – осведомителями соответствующих «органов».

Советской власти не удалось до конца уничтожить религию, превратить её в инструмент своего влияния на массы. Оставались много искренне верующих, в том числе священников. Возникла так называемая «катакомбная церковь», не принимающая советскую власть. Но в целом религиозные верования народа в значительной степени были подорваны.

А с этим связано было и разрушение моральных устоев народа, потеря этических норм. Достоевский многократно писал и говорил про такое разрушение, особенно подробно в романе «Братья Карамазовы»: нет Бога – значит всё позволено. Опыт войн, первой мировой и гражданской, с их кровью, привычкой к убийству, к тому, что человеческая жизнь ничего не стоит, послужил хорошей основой «светлого будущего». Разговоры о новой этике, этике строителей Коммунизма не многого стоили, особенно на фоне практики советских правителей и их утверждений, что нравственно всё, полезное для революции.

Разрушено начало частной собственности, в первую очередь собственности на землю. Большевики пришли к власти, использовав популярные лозунги: фабрики – рабочим, земля – крестьянам! На самом деле о выполнении этих лозунгов речь не шла. Монополизация промышленности, отдававшая её в руки государства, никакого отношения к обещанной передачи её в руки рабочих не имела. То же относилось к земле, особенно с начала поголовной коллективизации, с создания колхозов. Исчезают основы, определявшие характер крестьянского самосознания, «Власть земли» (Г. Успенский). В результате – безразличие большинства народа к труду. Утеряли «эту привычку к труду благородную», о которой писал Некрасов. Труд не для себя, а для «чужого дяди». У него и своровать не грех. И напрягаться особо не следует. «Они делают вид, что платят нам, а мы – что работаем». Получалась экономика гораздо менее производительная, чем многократно ругаемая буржуазная, более отсталый «способ производства», нечто вроде феодализма или даже рабовладения, обрекаемое тем самым, согласно учению марксизма, на разрушение, близкое или более отдаленное.

Ослабление семейного начала,к счастью, не окончательное. Жен и мужей не обобществляли, о чем говорилось иногда в некоторых антиутопиях. «Свободная любовь» осуждалась. Выходили даже специальные законы, направленные «на укрепление советской семьи». Жены, которым изменяли мужья, жаловались на них в партийные организации и мужей «разбирали» на собраниях («ты людя`м всё расскажи на собрании», «а из зала кричат: все подробности»).

Детей у родителей не отбирали, не помещали в специальные государственные учреждения, описанные в антиутопиях. Разрешали родителям кормить их и одевать. Но обычная советская школа не плохо выполняла роль таких учреждений, воспитывая учеников в «советском духе», выдвигая на первый план «интересы государства, страны». Интересы отдельной личности назывались «индивидуализмом», который всячески порицался. Образцом, «хорошим примером», героем (который тоже «был в борьбе с врагом» – курсив мой, ПР) становился Павел Морозов, разоблачивший своего отца – противника действий советской власти в деревне – убитого за это врагами. (См.5 главу. Ч.2).

Среди причин, формировавших «советского человека», следует отметить и особенности характера, личности «вождей», Ленина, Сталина, их сподвижников. Эти особенности, врожденные и развившиеся в условиях неограниченного произвола, определяемые уровнем образования, степенью интеллигентности, компетентности и прочих причин, тоже играли существенную роль. От них зависело многое. «Вожди» тоже были людьми советскими. Они создавали систему, но и она формировала их, отбирала тех, кто оказался для нее пригоден, отбрасывала и уничтожала ненужных.

После доклада Хрущева на XX съезде партии, а затем в начальный период перестройки многие писали о характерах Сталина и Ленина, сперва противопоставляя их, затем в одном ключе «разоблачения». Ум, глубокие профессиональные знания, культура, честность, образованность, принципиальность никогда не пользовались успехом. на высоком уровне. Для карьеры нужны были другие качества. О них говорилось во множестве анекдотов, рассказов (один высокопоставленный чиновник на вопрос иностранцев о смертности ответил: «У нас нет смертности»; другая, проинструктированная, на заграничном банкете сказала: «Я знаю, что рыбу ножом не режут», на что ей заметили: это правильно, но соль брать пальцами вовсе не обязательно; третий в графу о знании языков написал: «Три. Русский, административный и матерный», четвертый заявлял, что, выпив пять литров вина, он работать уже не может, «только руководить могу»; анекдот о «брате Косыгина». и другие). Конечно, это анекдоты. Но реальность в них как-то отражается.

Для демонстрации эрудиции имелись референты. Они не только писали доклады, но и подбирали для них цитаты из литературных классиков, которые повторялись потом буквально на всех перекрестках (цитата Сталина из «Современной идиллии» Салтыкова-Щедрина о «ретивом начальники», который желал бы закрыть Америку, высказывание Маленкова о советских Гоголях и Щедринах и т. п.). PS. См. книгу Бешанова «Кадры решают всё». Часть 1. «Вожди»..

Тем не менее, при всем при этом, Советский Союз входил в общемировой процесс развития массовой культуры. Огромное количество газет (в 30-е гг. более 10 000), журналов. Сверхмассовые тиражи, достигающие мирового уровня, иногда превосходящие его. Аудитория становится более грамотной, газета и журнал, радио и книга делаются явлением быта. Радио. Кино. Подобное происходит во многих странах. И везде эту огромную силу используют как «мощный механизм манипулирования массами, мифологизации их сознания» (Жир299). Но в СССР все же есть своя специфика. В условиях советского тоталитарного государства, где вся пресса монополизирована, цензура всевластна и поступление всякой неугодной властям информации беспощадно пресекается, а угодной – насаждается, механизм оболванивания масс действует особенно безотказно и результативно. Средства масовой информации становится составной частью существующего режима, превращаясь действительно в коллективную идеологию подавляющего большинства населения.

В книге А. Яковлева «Сумерки» цитируются сведения из специальных сообщений НКВД 43–44 гг. Сталину. Там приводятся высказывания писателей, деятелей искусства о советской культуре и советской жизни. В сущности такие высказывания – результат размышлений о 30-х гг., в частности о сущности метода социалистического реализма. Приведу некоторые из них: Писатель Федин К. А.: «Смешны и оголенно ложны все разговоры о реализме в нашей литературе. Может ли быть разговор о реализме, когда писатель понуждается изображать желаемое, а не сущее? Все разговоры о реализме в таком положении есть лицемерие или демагогия. Печальная судьба литературного реализма при всех видах диктатуры одинакова… Горький <…> уже прилизан, приглажен, фальсифицирован, вытянут в прямую марксистскую ниточку всякими Кирпотиными и Ермиловыми <…> Не нужно заблуждаться, современные писатели превратились в патефоны. Пластинки, изготовленные на потребу дня, крутятся на этих патефонах, и все они хрипят совершенно одинаково <…> патефоном быть я не хочу и не буду им. Очень трудно мне жить. Трудно, одиноко и безнадежно“. Чуковский К. И.: “Я живу в антидемократической стране, в стране деспотизма и поэтому должен быть готовым ко всему, что несет деспотия <…> в условиях деспотической власти, русская литература заглохла и почти погибла <…> Зависимость теперешней печати привела к молчанию талантов и визгу приспособленцев – позору нашей литературной деятельности перед лицом всего цивилизованного мира». Эренбург И. Г.: «Вряд ли сейчас возможна правдивая литература, она вся построена в стиле салютов, а правда – это кровь и слезы». Пастернак Б. Л.: «Я не хочу писать по регулятору уличного движения: так можно, а так нельзя. А у нас говорят – пиши так, а не эдак… Я делаю переводы, думаете, от того, что мне это так нравится? Нет, от того, что ничего другого нельзя делать…». Сталин все это читал, смеялся, возможно, над надеждами, высказываемыми в некоторых письмах. «Не раз рассуждал в том плане, что интеллигенция – она такая. Ворчит, ворчит, всякими фантазиями мается, а власть приласкает, десяток квартир подарит да орденов сотню рассует, она и успокоится, в глазах блеск восторга появится. А если потом две – три сотни в лагерь отвезут, то и вовсе ладно будет» (Яков170-73). Значимость разговоров интеллигенции Сталин, вероятно, недооценивал, но и правоты в его рассуждениях было немало.

=======================

ПРИЛОЖЕНИЕ ( к стр.)

Дорогой Павел Семенович! Получив Ваше письмо я еще раз освежил в памяти события этой эпопеи, естественно, пользуясь самым официальным источником – двухтомником «Поход „Челюскина“, изданным еще летом 1934 года на основании записок 64 участников (из 105) похода. Спасательная операция на Чукотке завершилась в середине апреля 1934 года, таким образом, эти записки были написаны и изданы в течение 3 месяцев, что, по-видимому, позволяет считать их достаточно достоверными – хотя бы потому, что не было времени на согласованную цензуру этого огромного труда – 30 печатных листов и 20 цветных вклеек, не считая многочисленных фотографий участников экспедиции. Некоторые челюскинцы впоследствии были репрессированы, но пока рассказы всех очевидцев, авторов этого невероятно быстро изданного двухтомника, пышут благодушием, восхищением, гордостью за свой подвиг и благодарностью за скорое спасение. В рассказах есть масса интереснейших фактов, которые нельзя придумать в кабинете. Это подробности по забою морского зверя сотнями тысяч голов. Это удивительный рассказ зоолога Стаханова о норвежско-подданном китобое Бенте Волле, потерявшем на китобойном промысле обе руки и женившемся на чукчанке (у них особая яранга на берегу, обставленная по-европейски). Встречаются такие наивные подробности быта чукчей, которые были бы непременно вырезаны при сколь-нибудь серьезной литературной правке разностильных рассказов людей, сильно различающихся по социальному статусу и общественной значимости – от кочегара и уборщицы до академика и военлета. Многие участники дрейфа вспоминают лихую совместную экспедицию ледокола „Малыгин“ с немецким дирижаблем „Граф Цеппелин“ в 1931 году. Пока можно ее вспоминать как заслугу, но скоро о ней вспоминать станет опасно. Ведь руководитель русской команды – знаменитый спаситель итальянского генерала Нобиле, Рудольф Самойлович был без защиты произведен в доктора в 1935 году, но арестован в 1938 и расстрелян в 1939 году. Ему было вменено в вину то, что он передал немцам результаты своих гидрографических работ, а немцы объявили свои пленки засвеченными и не передали советской стороне ничего. Это был явный просчет советских спецслужб, которые сделали козлом отпущения научного руководителя экспедиции. Сразу же скажу, что в книге есть подтверждение самого Шмидта, что вблизи точки залегания в дрейф парохода „Челюскин“ находились еще пять судов Колымской экспедиции. „Хабаровск“, „Анадырь“, „Север“, но эти пароходы уже были прижаты льдом к берегу у мыса Якан на пути из устья Колымы в Берингово море и хода не имели. Когда неизмеримо более мощный „Челюскин“ проплывал мимо, расталкивая сплоченный лед – один из кораблей, „Хабаровск“, двинулся было за ним в надежде пробиться в теплые воды Тихого океана, но быстро отстал, видимо по приказу, так как у судна „Анадырь“ был сломан винт, и оставлять его в одиночестве не захотели. А впереди, на востоке за Колючинской губой, застряли два парохода «Свердловск» и «Лейтенант Шмидт». Их пытался вывести в Берингов пролив ледорез «Литке», но сам получил повреждения и вынужден был вернуться. Встреча «Челюскина» с колымскими судами на расстоянии прямой видимости могла иметь место в конце сентября 1933 года. Возможно, что байка про застрявшие суда, набитые зэками (тогда их называли официально спецконтингент, а неофициально – «товар» или «бревна») имеет корни именно здесь. Мне представляется маловероятным, чтобы эти корабли были набиты зэками, так как раскулачивание к 1933 году уже было завершено в полном объеме, а большой террор ежовщины еще не набрал мощных оборотов. Кроме того, старые «галоши“ для перевозки зэков-“бревен» никак не могли угнаться за самым современным, только что построенным в Дании, и там же уже даже модернизированном на пути из Ленинграда в Мурманск, ледовым пароходом «Челюскин». «Челюскин» выполнял вполне гражданскую и мирную миссию – он должен был повторить на новом технологическом уровне переход за один сезон по Севморпути, впервые выполненный годом раньше судном «Сибиряков», после отказа двигателя завершившим свое плавание на самодельных парусах. Попутно ему поручили доставить продовольствие, топливо и новую смену на остров Врангеля, где предыдущая смена сидела без снабжения и отпусков …с 1929 года! ЧЕТВЕРТЫЙ ГОД!!! Можно только удивляться жизнестойкости тогдашних зимовщиков и избыточности запасов топлива и припасов для их зимовки. Это притом, что по контракту их зимовка должна была продолжаться один год! Новый начальник станции, Буйко, вместе со Шмидтом посетил остров в первой половине сентября, основной зимовочный состав был вывезен мощным самолетом АНТ-4 Анатолия Ляпидевского, на станции оставался только ее старый начальник Минеев с женой-метеорологом. На севере острова в 1933 году была организована вторая станция под руководством Петрова, там также побывали Шмидт с Буйко, воспользовавшись самолетом Ляпидевского. Корабли не могли подойти к острову Врангеля ни с востока, ни с запада, ни с юга. Не получилось это и у могучего «Челюскина», а сборные дома, которые он вез для развития полярных станций на острове Врангеля, очень пригодились на зимовке челюскинцев. Академик Шмидт, наделенный практически неограниченной властью, сначала затеял авантюру с поиском северного прохода в Берингово море. Потом, положившись на «авось пронесет» и пять тонн аммонала, благословил дрейф судна в одном из самых динамичных в ледовом отношении районов Северного Ледовитого океана, не предпринимая попыток эвакуации личного состава экспедиции. Когда корабль был раздавлен, до берега, по самым пессимистическим данным, оставалось 140 км. Вместо поисков самостоятельных вариантов спасения Шмидт обратился за помощью к правительству. А ведь была возможность организованно покинуть судно, как покинули его по приказу Шмидта 8 человек из района острова Колючин 3 октября – причем, по крайней мере, половина из них были тяжело больны. Да и здоровых опытными полярными путешественниками их назовешь – это корреспондент поэт И. Сельвинский, кинооператор М. Трояновский, секретарь экспедиции Л. Муханов, второй врач Мироненко, кочегар Данилкин, электрик Кольнер, радист Стромилов и синоптик Простяков. На четырех собачьих упряжках они благополучно прошли 35 км по морским льдам до Ванкарема, а через неделю уже были в Уэлене – пройдя более 200 км по берегу Чукотского моря. Трагические события развивались так: 13 февраля судно раздавлено; идет спасательная операция и вылов из моря того, что всплывает. 14 февраля Эрнст Кренкель устанавливает связь с берегом и передает радиограмму, пользуясь позывными парохода «Челюскин» RAEM. У челюскинцев есть свой, пусть [и] маломощный, и поврежденный, но все-таки самолет III-2, а также опытнейший летчик Михаил Бабушкин со своим бортмехаником Георгием Валавиным. Зимовка несколько отягощена наличием 12 женщин, включая полуторагодовалую Аллу Буйко, дочку сменного начальника станции на о. Врангеля, и полугодовалую Карину Васильеву, родившуюся в августе 1933 года на борту судна в Карском море, за что и получила свое имя – не от родителей, а по настоянию экипажа. При таком раскладе можно легко дойти до берега пешком – это вопрос недели, не более, чтобы не рассказывал нам заместитель начальника экспедиции Баевский. Женщин и детей следовало оставить на попечение самых опытных полярников, а группа человек в 80 могла бы смело двинуться на материк. По современному опыту экспедиция Дмитрия Шпаро в значительно худших условиях проходила по 40–50 км в день. Бравые моряки и зимовщики вполне способны были бы проходить не менее 20 км в день. Но никто не двигается с места, а предложение отправить на берег хотя бы часть людей воспринимается руководством как бунт, который подавляется Отто Юльевичем с винчестером в руках! Что же такое происходит? 5 марта на льдину прилетает Ляпидевский на большом самолете АНТ-4, который способен забрать до 15 человек – плечо то короткое! Но он забирает только 10 женщин и двух девочек-малышек. Полеты с берега прекращаются на 33 дня! 2 апреля, без всяких веских причин, Шмидт отпускает свой подремонтированный самолет на материк. Странное решение: ведь маленький самолет необходим для прокладки пешеходного маршрута и его разведки, в случае принятия такого решения. На больших самолетах-бомбардировщиках летчики, видимо, больше летать не хотят; правительство понимает это, приказа не отдает – риск слишком велик. Ляпидевский не возвращается больше на льдину – его самолет поврежден и ждет запчастей в своем собственном ледовом лагере; попытка неутомимого Федора Куканова вылететь к челюскинцам на Юнкерсе-Гиганте заканчивается досадной аварией на взлете. Штатные самолеты ледовой проводки выработали плановый ресурс. Вообще-то для аварийно-спасательных работ не грех было бы продлить ресурс часов на 15 хотя бы – этого хватило бы. Но они, скорее всего, разобраны и разукомплектованы, а ремонтировать их никто не спешил – полярная ночь, мертвый сезон. Тут, как мне кажется, есть масса интересных моментов. Во время плавания «Челюскина» были восстановлены дипломатические отношения САСШ и СССР. Не исключено, что большевики просто решили воспользоваться трагическим случаем для дополнительной закупки в САСШ новых самолетов. Шмидту приказали сидеть и не рыпаться, а в Америку срочно посылают – и кого? Самых-самых. Г. Ушакова – самого опытного полярника, организатора успешных многолетних зимовок на Северной Земле и острове Врангеля, Сигизмунда Леваневского и Маврикия Слепнева – самых популярных в Америке пилотов-рекордсменов, успешно участвовавших в поисках пропавших американских пилотов на Чукотке. Они закупают в Америке два современных девятиместных самолета Консолидэйтед «Флейстер» (незадолго перед этим американцы продали СССР пять двухместных самолетов Р-5) и гонят их через Аляску в Уэлен. 7 апреля на таком самолете Слепнев привозит Ушакова в лагерь Шмидта и разбивает эту чудесную машину при посадке, правда без ущерба для здоровья своего и Ушакова. За ним следом прилетают В. Молоков и Н. Каманин – главные герои-спасатели. Они собственно вдвоем и вывезли людей из разрушающегося лагеря Шмидта. Слепнев отремонтировал свой самолет и, забрав шестерых человек, улетел из лагеря навсегда; невезучий Леваневский сломал самолет и вообще до льдины не долетел; Ляпидевский не хочет рисковать выработавшим ресурс большим самолетом при посадке на ломающуюся льдину. Управлять самолетом Р-5 он, возможно, еще не умеет; да и кто же ему отдаст свою машину? Под конец спасательных работ В. Молоков успешно вывозит на льдину молодую летную смену – И. Доронина. Михаил Водопьянов в одиночку найти льдину челюскинцев не смог, но трижды совершает полет в составе группы и вывозит 10 человек. Наиболее досталось Молокову и Каманину: они совершают до четырех вылетов в день. Здесь имеется некое соревнование пятерых гражданских (точнее, недавно уволенных из армии) летчиков и действующих военлетов Каманина и Водопьянова. Имеет место также деление летчиков на поколения – «Дядя Вася» Молоков – учитель Леваневского, а Леваневский – учитель Ляпидевского, хотя разница в возрасте представителей этих поколений всего 7 и 6 лет соответственно. Каманин вывез с льдины 34 человека – треть личного состава лагеря, Молоков вывез 39 человек – более трети. Он же входил в тройку покинувших льдину последними: он, механик Погосов и капитан Воронин (тому полагалось это по должности). Таким образом, большинство людей из лагеря были вывезены на американских двухместных летательных аппаратах Р-5. На место штурмана запихивали по три человека, а еще одного, а то и двух, укладывали в парашютный ящик – фанерный бочонок, притороченный тросом к фюзеляжу. Из двух новозакупленных Флейстеров один – Леваневского – остался сломанным в Ванкареме, а второй – Слепнева – понадобился для доставки на лечение в САСШ заболевшего О. Ю. Шмидта. К концу спасательной операции тов. Шмидт был уже в Номе или Фэрбенксе на Аляске, где его усиленно лечили от гриппа или воспаления легких – тут врачи и он сам путаются в показаниях. Кстати, в занесении эпидемии гриппа из Америки в Советский Союз были «обвинены» Слепнев и Ушаков, закупавшие там самолеты. Всего на берегу в Ванкареме и Уэлене стояло 16 самолетов, советские: 4 мощных бомбардировщика АНТ-4 (они не очень годятся для спасательных работ, они для другого, для серьезных военных задач – для бомбардировок), всякие мелкие – «шаврушки» III-2 и «уточки» У-2 (хотя последние были не намного меньше Р-5); американские: Флейстер Леваневского, и пять американских же Р-5. Таким образом, главный обман – крики о наших самолетах, самых лучших в мире, хотя на самом деле спасательная операция была выполнена в основном на американской технике. Да и сам «Челюскин» построен не в СССР, а в Дании. Обслуживание закупленных самолетов осуществлялось также американскими бортмеханиками; они награждены орденами Ленина. Необъясним выбор семи пилотов, удостоенных звания Героя Советского Союза: ведь 80 процентов личного состава лагеря были вывезены всего лишь тремя. Подвиги остальных летчиков-спасателей несомненны, они хорошо документированы. Почему не оценили так же высоко самостоятельный вылет с льдины Бабушкина с его бортмехаником? Почему никак не была отмечена попытка полета на льдину опытнейшего пилота Федора Куканова, человека, спасшего тремя месяцами раньше более 90 человек с терпящих бедствие пароходов в Чукотском море? Загадок много. И как всегда – героизм одних требовался для прикрытия авантюризма и безответственности других. А лишняя пара американских самолетов в хозяйстве не помеха. Героическая ледовая эпопея для женщин длилась 21 день; хотя две (гидрохимик Параскева Лобза, будущая начальница лаборатории гидрохимии ААНИИ и ихтиолог Сушкина) желали остаться на льдине, и научной работы у них было полно, и здоровья не занимать, но Шмидт, на словах выступавший за участие женщин в освоении Арктики, выдворяет их первым бортом. Каждый из мужчин оставался на льдине максимум 60 дней, но, учитывая, что дрейф папанинцев будет организован еще только через три года, это был рекорд путешественников на льду, без корабля, упряжек и самолетов. Таким рекордом можно было гордиться. Свой самолет, как мы помним, Шмидт отпустил на материк 2 апреля; значит, без транспортных средств зимовка продолжалась всего 11 дней! В итоге можно сказать: большая часть челюскинской эпопеи (около 5 месяцев) составлял совершенно авантюрный дрейф на корабле, для этого заведомо не приспособленном. О том, что было на льду, я писал выше. Можно добавить: удивляет также обильное снабжение полярников в практически еще голодающей стране – и при этом они охотятся на медведицу, не брезгуя даже двумя малыми медвежатами и переживая, что второй медвежонок сбежал, хоть и был ранен. Странно это как то. Значительно меньше распространены рассказы о пеших переходах и переездах на собачьих упряжках участников дрейфа на огромное расстояние (более 500 км.) по раскисающим снегам до портов на юге Чукотки. Почему? Может быть, от того, что часть пути челюскинцам пришлось проделать вместе с зэками-бревнами, перенимая именно у них бесценный опыт пеших переходов из ниоткуда в никуда? Всего доброго. Ваш С. В. Власов 30.01.2010 PS. У Вас в тексте есть в скобках замечание, что нужны инициалы капитана Воронина – так вот его звали Владимир Иванович. На всякий случай (если вдруг они упоминаются или будут упомянуты в тексте) – заместителями Шмидта были Баевский Илья Леонидович, Бобров Алексей Николаевич, Копусов Иван Алексеевич и Задоров Владимир Алексеевич (последний числился при этом кочегаром и машинистом, был секретарем парторганизации, на самом деле явно выполнял особое задание). И еще вот такой текст: Когда «Лена» впоследствии «Челюскин» пришла в Ленинград и началась подготовка к полярной экспедиции, попросили известного кораблестроителя академика А. Н. Крылова осмотреть корабль и высказать свое мнение о его пригодности для данной операции. Известный знаток русского языка и, в особенности, его ненормативной части Алексей Николаевич в четких выражениях высказал свое отрицательное мнение. Однако в официальном заключении он рекомендовал, чтобы корпус судна был дополнительно укреплен для плавания в Арктике. Но времени для этого не оставалась и рекомендации Крылова формально выполнили, но не в той мере, как это следовало сделать. Рекомендовать отменить экспедицию бывший царский полный генерал флота и ученый с мировым именем дать поостерегся. Ведь с 1928 года его уже не выпускали за рубеж. Власть имущие хорошо знали, что два его сына офицеры белой армии погибли в Гражданской войне. За границей жила его первая жена и дочь, впоследствии вышедшая замуж за П. Л. Капицу. (Илья Куксин, http://berkovich-zametki.com/2008/Zametki/Nomer7/Kuksin1.php)

См. также «Новую газету» 17 апреля 2009 г. «Пассажиры „Дальстроя“ отстали от самолета». В ней есть интересные подробности на фоне откровенных нелепостей и неточностей. С. Власов.