Текст книги "Огни Камелота (СИ)"

Автор книги: Olivia Loredan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 59 (всего у книги 69 страниц)

“Вот на то ты и мать, – как могла решительно подумала Пуффендуй. – Хочешь, чтобы дети выжили – спасай.”

На этом этаже, как назло, служебных коридоров не было, поэтому пришлось выбирать обычные, но пустынные. Каждую минуту она подсознательно ожидала следующих схваток и была слишком напряжена, от чего волновалась еще больше. Пару раз над ней взлетали портьеры и загорались факелы. Она лишь крепче обнимала живот и шла дальше, пока снова не разлетелась ваза. И звук услышали.

– Кто там? – Элиан выступил из-за поворота, но Пен успела спрятаться в нише. – Покажись!

Девушка затаила дыхание.

И портьеры напротив вдруг пришли в неистовство, принявшись хлопать, как громадная ужасная птица.

– Магия! – крикнул рыцарь. – Мадор, позови Леона срочно, он на лестнице! Здесь колдун!

Пенелопа зажала рот рукой, слушая поспешные шаги рыцарей. Она узнала голоса Леона и Мадора, с ними были еще кто-то, и все ступили в коридор, где захлопали вторые портьеры. Лязгнули, вырастая из ножен, мечи.

Пуффендуй сжала в кулак одну ладонь, с силой позвала всю свою магию, до которой могла дотянуться, и когда золото стянулось к ее глазам, беззвучно прошептала в кулак заклинание. Что ж, если ее магия хотела плясать, тогда будет плясать под ее дудку. Ладонь резко взмыла в воздух, угомонив портьеры, а затем обрушив какой-то медный сосуд у самого конца коридора. Упавший сосуд загремел, заглушая несуществующие шаги, но зрители поверили.

– Туда! Он там! – скомандовал Элиан и бросился впереди вереницы рыцарей по ложному следу. Они не заметили вжавшуюся в тень ниши Пенелопу, зато та вдруг узнала шевелюру последнего из бегущих. Наспех вспомнив заклинание, Пен спустила с руки на пол призрачного кабана. Этот кабан, воинственно хрюкая, понесся вслед за рыцарями. Волшебница напряженно слушала удаляющиеся звуки, молясь об удаче. Раздались уже далекие голоса, потом шаги. Мордред шел, не зная кого и где искать, поэтому когда он появился рядом, Пен просто схватила его за плечо. Юноша резко развернулся и распахнул глаза.

– Пенелопа? Что происходит?..

Вместо ответа Пуффендуй наклонилась, шумно дыша, потому что возобновились схватки.

– Ты...уже? Но магия...

– Я не контролирую ее, – проскулила Пенелопа. – Мне не выбраться из замка.

– Тебе и не надо, – вдруг твердо возразил Мордред, поддерживая ее за локти. – Тебе надо добраться до комнат Гаюса. Только его там нет, но не бойся, мы его найдем.

– Нет?! Где он?

– В Нижнем Городе, там болезнь...

– Прочесать коридоры! – раздался крик Леона и топот нескольких десятков сапог. Двое магов встретились взволнованными и испуганными взглядами. За спиной рыцаря снова грозно захлопали портьеры. А потом Мордред решительно обнял девушку за плечи.

– Я доведу тебя до покоев Гаюса. Чего бы ни стоило.

Рыцари прочесывали каждый коридор на каждом этаже. У них был отличный след – постоянно что-то взрывалось, хлопало, падало, даже рычало. Мордред отвлекал их своей магией – он посылал разные заклинания в другие стороны, что позволяло им убежать, но ненадолго. Один раз рыцари почти наступили беглецам на пятки, и тогда Мордред выскочил к ним навстречу, оставив Пенелопу в нише за собой.

– Я видел его, он был там!

Он был убедителен. Товарищи ринулись за ним, а Пенелопа двинулась дальше одна, пережидая учащающиеся, но все еще редкие схватки. Друид нагнал ее, пустив отряд по ложному следу, и они поспешили дальше. В другой раз факелы по очереди рухнули на пол, и Мордред уже снова рванулся выскочить и увести рыцарей, но Пен поймала его и с силой потянула на себя.

– Сумасшедший! – прошипела она. – Они сейчас на тебя подумают!

Она вскинула руку и послала заклинание в служебный коридор, о котором юный друид, как видно, не знал. Дверь распахнулась, и рыцари рванули туда, не заметив беглецов.

И наконец они оказались у покоев Гаюса, где Пенелопа наконец смогла сесть. И словно зная, что нужен здесь, в дверь постучался Салазар.

– Ты вовремя! – выпалил Мордред, не дав магу опомниться. – Пенелопа скоро родит, кто-то должен привезти Гаюса!

– Но... – ошалело попробовал возразить Слизерин, глядя на подругу.

– Он в Нижнем Городе, у южных ворот. Я останусь здесь, Пенелопа не контролирует магию, ее могут найти. И нужно сообщить Годрику!

Салазар позволил себе еще пару секунд недоумения, а потом кивнул, взявшись за ручку двери.

– Я вернусь так скоро, как только смогу. Обещаю.

Слизерин совершенно не так планировал провести сегодняшний день. Он пошел искать Пенелопу, чтобы спросить у нее название целебной травы, очень полезной для домашних птиц, которое он постоянно забывал. Он не рассчитывал попасть на самые роды. Ему бы радоваться, что ему дали работенку подальше от роженицы, вот только встрече с ее мужем радоваться не приходилось. Сэл не чувствовал себя неправым в той истории, что так разозлила Годрика. Но это не означало, что осадка не было.

Однако как только он выехал за ворота к патрулю и увидел друга, времени смущаться не осталось, потому что стоило им встретиться взглядами, как откуда-то высыпало море рыцарей, поднялся гвалт и шум, все начали готовиться к бою.

– Моргана! Армия у самых ворот! – слышалось разрозненно. – Они просто появились! Их прикрывала магия! Мы не успеем!

Над головами рыцарей появилась светлая макушка короля, и его приказы разбили хаотичный грохот на четкие шаги и лязг мечей. Отряды рыцарей один за другим устремились к месту битвы – к главным воротам города.

– Что ты хотел? – без предисловий спросил Гриффиндор.

– У Пенелопы роды, – так же четко ответил Салазар.

Эти слова слышал весь отряд мага. Но то, что в другую минуту вызвало бы смех, хлопки и поздравления, сейчас только нагнало тревоги на лица воинов. Годрик на мгновение смешался, совершенно растерянно взглянув на друга. Порывисто обернулся на уходящие к битве отряды рыцарей, на короля, едущего в авангарде. Кулаки его сжались, глаза забегали. Но лишь на пару секунд.

– Иди к ней, – решительно кивнул ему Леон. – Мы справимся.

– Что? – нахмурился Годрик.

– Иди! – требовательно вторил Сафир. – Мы прикроем, иди!

– Нет, – отрезал Гриффиндор. – Пока я держу меч, может, я не могу обнять своих детей, но я могу их защитить. (2) – Он обернулся. – Сэл...

– Я сберегу ее, – глухим железным тоном пообещал Слизерин, прямо глядя в глаза друга, с которым не разговаривал две недели. Холодная сталь в его взгляде успокоила взметнувшийся было огонь в карих глазах напротив. – Я клянусь.

Секунду они посреди рева близкого сражения и шагов воинов неотрывно смотрели друг другу в глаза, читая в них обещания и потерянную, казалось, честность. Потом Годрик порывисто выкинул вперед ладонь. Салазар сжал его предплечье.

А через еще мгновение развернулся и как можно быстрее пересек южные ворота.

Гаюса он нашел довольно быстро. Пришлось постучаться в несколько дверей, но очень скоро привлеченный новостями о битве лекарь вышел ему навстречу. Раненых с поля боя доставляли во дворец, так что старик с помощью Слизерина взобрался в седло своей лошади, и они поспешили к замку. На главной дороге к дворцовой площади кипела битва, поэтому пришлось продираться со стороны. Гвалт оглушил их, лязг мечей показался очень близким, а в какой-то момент Гаюса чуть не пронзил меч одного из врагов. Слизерин успел вовремя, незаметно хлопнув смертника ладонью по груди и шепнув заклинание. В разгаре битвы никто не заметил, как этот человек просто взял и свалился с седла, потеряв сознание.

– Полагаю... – тяжело дыша, взглянул на своего спасителя Гаюс, – я должен сказать спасибо.

– Быстрее, – не ответил Салазар, подстегнув лошадь.

Бой закончился в сумерках. Никто из воинов не знал, сколько прошло часов, потому что среди грохота битвы, криков и крови врагов и товарищей, приказов и заунывного скулежа раненых лошадей время не имеет власти, оно теряется и перестает что-то значить. Поэтому когда стих звон мечей, Годрик обернулся к рыцарям, таким же запыхавшимся, грязным и все еще напряженным, как и он. Получил молчаливый кивок Леона и побежал в замок. Ноги и руки гудели от усталости, на лице осела пыль, на щеке царапина, на перчатках кровь – не своя, брата по оружию. Но на оставшемся от боя напряжении он побежал по ступеням наверх, на этаж с покоями придворного лекаря. У двери его встретил Мордред, мальчишка улыбнулся во все тридцать два и хлопнул по плечу. Годрик запоздало вспомнил переживания Мерлина, из-за которых они с ним повздорили после Ишмирской кампании. О судьбе Мордреда. Годрик тогда не поверил, что друид принесет им зло. И что теперь? Юнец был рядом с его женой, спасая ее от верной смерти. Нет, не судьба определяет человека, человек – судьбу. И маг был рад, что доверился Мордреду, а не дракону.

– Спасибо, – сжал он ладонь друга. – Я у тебя в долгу.

За дверью его встретил Сэл. Они ничего не сказали друг другу. Просто посмотрели и все поняли. И будто не было той гнусной истории. Гриффиндор подумал, что что бы там ни было, а перед ним его лучший друг, который сегодня тоже рисковал жизнью, чтобы его жена могла спокойно родить. Сейчас ему было этого достаточно. Так что Салазар просто кивнул ему на дверь спальни Гаюса, и оба друга один за другим зашли внутрь.

Лекарь уже вытирал вымытые руки. Вокруг еще стояли не убранные, но уже тоже чистые тазы. На изножье кровати висели несколько мокрых полотенец. В окна заглядывал любопытный месяц с сиреневого неба.

Услышав шаги, Пенелопа подняла голову и улыбнулась. Она была бледна, но зеленые глаза под множеством рыжих прядей из давно растрепавшейся косы сияли теплым светом. Она полулежала в широкой сорочке под одеялом, уставшая, безмятежно-сонная, лохматая и застенчиво-счастливая.

– Мальчики, – тихо выдохнула она.

Годрик, остановившийся было в дверях, подошел ближе и присел на стул у кровати. Осторожно обнял одной рукой жену за плечи. Коснулся лбом ее лба, сияющими глазами глядя в любимые зеленые.

– Я тобой горжусь, – так же тихо сказала он. Пенелопа ласково потерлась лохматой макушкой о его висок.

А Гриффиндор опустил взгляд на два маленьких чуда, лежавших на коленях матери. Их сморщенные личики были еще красноватыми, а у светлых волос нельзя было пока угадать цвет. Глазки их спали, носики сопели, а ротики изредка причмокивали. И в глазах молодого отца зажглись огни, которые обещали никогда не погаснуть. Он смотрел на эти крохотные создания, чьи головки были меньше его ладони, и не мог найти конец разливавшимся внутри нежности, радости и гордости. Он протянул было руку к детям, но остановился, глядя на их спящие, совсем новенькие лица. И просто накрыл своей ладонью пальцы жены.

1 – Гвен пересказывает сюжет пьесы Теренция “Свекровь’’.

2 – перефразированная цитата из манги “Блич”: “Пока я не возьму меч, я не могу защитить тебя. Пока я держу меч, я не могу обнять тебя.”

====== Глава 79. Мой милый крошка, буду я твой менестрель.* ======

– Так у вас двойня? – первым делом слегка ошеломленно спросил Слизерин, зайдя к друзьям пару-тройку дней спустя.

Это было около полудня, Пенелопа как раз успела покормить ребят и снова натянуть на плечи рукава зеленого платья. Годрик все время сидел рядом ниже травы, тише воды. Он даже дышать боялся, наблюдая за тем, как его сыновья чмокают губами и сладко сопят, кушая молоко. Он в жизни не видел более красивой картины. Никакие платья или драгоценности – ничего не могло сравниться с красотой кормящей матери и ее полусонных крох.

– Ты чего? – хохотнул он в ответ на удивление друга. – У Пен же живот был огромный, раза в два больше, чем при одном ребенке.

– Я откуда знаю, какие должны быть животы у беременных? – смешно вскинулся Салазар.

– А спросить?

– Ну, может, у вас, у крестьян и нормально спрашивать женщину, почему у нее такой огромный живот, но дворяне люди более этичные...

– И напыщенные.

Гость уже открыл рот, чтобы ответить что-то на ехидную ухмылку друга, но тут подала жалобно-обиженный голос Пуффендуй.

– Ты что, хочешь сказать, что я была толстая? – воззрилась она на мужа.

– Ты была очаровательна, дорогая! – улыбнулся Гриффиндор. Выражение лица жены не поменялось, а друг скептически поднял бровь. – В смысле, ты и есть очаровательна, даже сейчас... То есть... Я лучше пойду принесу что-нибудь.

Под насмешливое фырканье Слизерина и такое же хмыканье жены Годрик поспешил во вторую комнату дома, бывшую, как и во всех крестьянских домах и кухней, и трапезной, и гостиной. Там он быстро заварил травяную настойку по рецепту Гаюса и чуть не выпил ее сам, пока нес обратно – так она аппетитно пахла. Только ради этой настойки стоило забеременеть, даже если ты мужчина.

– А вино гостю? – разочарованно протянул Салазар, когда друг прошел мимо него к кровати.

– А ты сюда ради вина пришел? – усмехнулась Пенелопа, принимая от мужа настойку. Гость повел плечами.

– Да нет, пришел проверить, живы ли вы здесь. Мне еще с улицы было слышно, как тут вопят, словно вы детей резали на убой.

– Выбирай выражения, – предупредил Годрик. – И да, эти дети такие громкие, у меня в бою так уши не закладывало! Да еще и с утра пораньше...

– Теперь понимаешь, какого мне было жить с тобой? – весело спросил Сэл.

– Ой, заткнись! – со смехом посоветовал рыцарь.

– Мы просто хотели кушать, – тихо пробормотала Пуффендуй.

Она сидела на кровати, на которую падали лучи полуденного солнца, и пила настойку. Волосы ее все еще были собраны в косу, и вообще она выглядела слегка растрепанной и рассеянной, но безумно домашней. Дети лежали перед ней, замотанные в простынки, из которых уже успели выпростать свои маленькие ручки, и теперь эти ручки явно жили своей жизнью. Гриффиндор в такой же домашней желтой рубахе с закатанными по локти рукавами устроился на полу, положив голову на руку, а вторую протянул к детям. Его ладонь была огромной в сравнении с малышами, так что он их не пугал, а просто касался пальцем их крохотных ладошек. Маленькие пальчики тут же обхватывали его палец так крепко, словно собирались никогда в жизни больше не выпускать, и сердце молодого отца таяло с той же скоростью, с которой его губы растягивались в улыбке, а глаза загорались совсем не магическими огнями.

– Ты можешь подойти, – сказал Годрик Слизерину. – Они не кусаются.

– Они твои сыновья, Гриффиндор, – фыркнул тот. – От них всего можно ожидать.

Но все-таки подошел. Неуверенно, неуклюже, словно на кровати лежали не младенцы, а детеныши змей. Встал с другой стороны кровати, склонив голову и задумчиво рассматривая личики детей. Растерянно нахмурился.

– А почему у них глаза косят? – недоуменно спросил он.

– Так должно быть, – ответила Пенелопа, поправив простынку у одного из детей.

– А чего они такие красные?

– Так должно быть.

– А чего они такие...чешуйчатые?

– Это кожа сходит, так должно быть.

– А почему они так дрыгаются? Они похожи на выживших из ума стариков, которые не могут уследить за своими конечностями…

– Сэл, – со смехом покосилась на него Пуффендуй, отведя от губ кружку, – им несколько дней от роду. Все нормально. Они еще не могут управлять руками и ногами. Они сами удивляются, увидев их. И нас они тоже не различают еще, только свет и темноту. И голос только мой различают.

– А-а-а...и из вот таких люди вырастают потом?

– Ага. Ты тоже таким был, представляешь?

– Кошмар какой, – искренне ужаснулся Салазар, и супруги хором посмеялись. – И каким образом вы собираетесь прятать их магию, если они даже руками и ногами управлять не могут?

– Своей магией, – пожала плечами Пенелопа. – Приглушим звуки, поставим защитные заклинания на окна и двери. Кандида обещала найти все, что сможет.

– Вы же понимаете, что это...

Тут он облокотился на спинку кровати и случайно уронил на пол кружку, которую поставила Пенелопа. Кружка с грохотом проскакала по полу, разлив остатки пахучей настойки. В ту же секунду захныкал один из близнецов. Слизерин натурально испугался, большими глазами глядя, как Пуффендуй тут же берет заплакавшего малыша на руки и старается его успокоить. Годрик мог бы, конечно, почувствовать досаду...но с его неуклюжестью он сам уже не раз умудрился громко навернуть что-то, поэтому он только со смехом наблюдал реакцию друга. Слизерин магией поднял кружку и вытер капли на полу.

– Тш-ш, не плакать, ребята, – посоветовал детям Гриффиндор, отправив магией кружку на кухню. – Будьте мужчинами.

– С “не плакать” тебе придется подождать года четыре, – пробурчала Пенелопа уже в относительной тишине. Захныкавший было малыш довольно быстро успокоился на руках у матери. – И вообще это глупости, плакать могут и имеют право все.

– Да-да, конечно, – состроил важную рожицу рыцарь. Потом понизил голос до громкого заговорщического шепота, погладив по животику второго ребенка. – Не слушайте мать, вырастайте, мальчики, и папа вам расскажет, как нужно жить. – Тут он словил насмешливый взгляд друга и добавил: – Главное, чтобы потом дядя Сэл вас не научил, как нужно пить.

– А я один здесь помню, что детей принято как-то называть? – не стал отвечать на провокацию Салазар. Супруги переглянулись.

– А мы как раз спорили перед твоим приходом, Сэл.

– На что спор был?

– Не в этом смысле, – хмыкнула Пенелопа. – Никак не придумаем имена. Может, ты подскажешь красивые?

– Мои вряд ли вам подойдут, – пожал плечами Салазар. – Они для дворянской среды.

– Так я, – Годрик, успевший подняться, встал у изножья кровати, облокотившись о него руками, – я предлагаю назвать их Филиппом и Говардом.

– А я говорю, что не нужно называть детей в честь кого-то, – пробурчала Пуффендуй. – Зачем ребенку чужая судьба?

– Пен, меня назвали в честь прадедушки, – хмыкнул Сэл, – а он был дурак без любовниц, с одной некрасивой женой, выводком детей и огромным состоянием, умерший в цвете лет. По-твоему, судьба передается с именем?

– Все равно, – упорно возразила девушка. – Зачем ребенку чужое имя? Ему нужно свое.

– Но все имена кем-то были уже использованы, какое бы ты ни выбрала. У тебя просто не получится...

– Сэл, ты знаешь, что я имела ввиду. Суть в том, чтобы выбрать имя по красоте, а не по тому, что их носили какие-то уважаемые люди.

– Но почему? – не вытерпел Гриффиндор. – Пенни, эти имена великие! Король Говард уже почти легендой стал, с его именем люди в походы ходили и побеждали! А принцу Филиппу все рыцари благодарны за битву при Боргельфе. Они были великими воинами, ты же знаешь, что...

– Да, а еще я знаю, что наш король своего коня именно в честь принца Филиппа назвал, – упрямо возразила Пенелопа. – Хочешь, чтобы нашего сына звали, как коня?

– Да причем здесь конь? Хоть фазан, дело ведь в личности!

– Ни за что и никогда. Давай что-нибудь другое, что-нибудь, что не связано с реальными людьми.

– Ательстан? – вклинился Слизерин. – Я в балладе какой-то слышал. Так рыцаря звали.

Супруги переглянулись задумчиво.

– А что еще было в балладах? – спросила Пуффендуй. Сэл напряг память.

– Эдвард, Томас, Раймунд, Эниас...

– Последнее мне нравится, – кивнула девушка.

– А еще? – попросил Гриффиндор.

– Бертран, тоже рыцарь был в этой балладе.

– О! – радостно воскликнул Годрик, на секунду замер, кинув взгляд на детей, но они не испугались громкого возгласа. – Бертран... Берт? Берти?

– Мне нравится, – кивнула Пенелопа. – А еще?

– Юстес?

– Кем он был?

– Да не помню я уже.

Чета Гриффиндоров задумчиво помолчали, разглядывая детей, и согласно кивнули.

– Да, все. Решено. Юстес и Бертран. Спасибо, Сэл, – улыбнулась Пенелопа. Друг важно склонил голову в ответ.

– А как вы их различать-то собираетесь? – поинтересовался он.

– Пока – никак, – хмыкнул Годрик. – Потом они уже как-то будут отличаться, наверное... Будем одежду разную давать. Хотя, уже представляю, сколько всяких проделок я бы учинил на их месте...

– Тогда молись, чтобы у них был характер матери, – хмыкнул Салазар.

Слизерин мог только удивляться. Глядя на существ, которых все называли детьми и почему-то умилялись, он мог думать только о каких-нибудь головастиках лягушек. Сморщенные, красные, безмозглые, как его перепелки, хнычущие от каждого более или менее громкого звука, капризные, воображающие себя, наверное, центром мира и считающие, что все вокруг должно вертеться только вокруг них...чему тут умиляться?! Что прекрасного в этих комках соплей, истерик и помета, которые и не собираются тебе платить за все причиненные неудобства? Пожалуй, лишь в этот момент он мог бы понять свою мать, которая с самого детства хотела его убить. Но это было неправильно...почему-то.

В любом случае, вход в дом друзей ему теперь был заказан. И не потому, что ему были там не рады, наоборот, Годрик постоянно звал его в гости, а Пенелопа махала ему из окна, стоило выйти на улицу. Просто там его теперь ждали не веселые перебранки с другом и вкусные пироги от его жены, а постоянное присутствие этих маленьких монстриков, при которых нельзя было нормально посмеяться и поговорить, нужно было следить за каждым своим жестом, чтобы ненароком не задеть или уронить что-то и не спровоцировать детей поднять крик. Хотя друзья и говорили, что “обычные дети кричат гораздо громче и чаще, а эти довольно спокойные”, Сэл даже боялся представить, какой ор стоит в домах “обычных детей”. Да и разговаривать лишь об этих слюнявых существах тоже не было никакого желания. Ему хватало того, что залетавший к нему домой Годрик всегда здоровался какой-нибудь фразой из разряда “они что-то сделали впервые”.

– Сэл, они чихнули! Они так смешно это делают!

– ...Ты понимаешь, он мне улыбнулся! Улыбнулся!

– ...Мне кажется, у них будут мои глаза! Гаюс сказал, у многих новорожденных глаза голубые, а у моих темные, значит будут карие!

Поэтому теперь Салазар все чаще сбегал на охоту. Однажды это привело к интересной и странной встрече. Он забрался на очень далекую огромную поляну, куда никто из здешних охотников не ходил, потому что она была на слишком крутом склоне. Но в его распоряжении была магия, так что взобраться туда было нетрудно. Зато вид оттуда открылся великолепный. Сэл залюбовался красотой местных лесов и склонявшегося к ним звездного неба. Если что-то в мире его все еще впечатляло – это природа. Ее спокойное, властное и честное величие вызывало трепет и преклонение. Вот что на самом деле было великим – а не люди с их верованиями.

И тут он услышал голоса. В принципе, он не удивился – он знал, что именно эту поляну выбирал Мерлин для встреч с драконом, но забирался сюда не по этой причине. Однако почему бы и не послушать разговор великого дракона с его повелителем, раз уж его в свое время не позвали на такую встречу. Годрик тогда сказал, что Мерлин очень торопился успеть до рассвета, поэтому идти за Сэлом не было времени. Еще он сказал, что спросил у дракона о судьбе друга, но тот ответил обычными для себя загадками.

– ...Она точно в порядке? – настойчиво спрашивал Мерлин у Килгарры, когда Слизерин устроился за деревом в темноте чащи. Дракон раздраженно вздохнул.

– Настолько, насколько может быть, – ответил он, словно уже не в первый раз. Эмриса это не удовлетворило.

– Напомни мне еще раз, почему я не могу просто позвать Айтузу и приказать ей жить здесь.

– Потому что, – словно уставший учитель глупому ребенку стал объяснять Килгарра, – Айтуза любит Моргану.

– Артур тоже любит Моргану, но ей что-то от этого ни жарко, ни холодно.

– Моргана любит Айтузу. Нравится тебе это или нет, Мерлин, между ними есть связь. Я ощутил чувства Айтузы, она привязана к ведьме, как ни к кому другому. Да, юный чародей, Моргана была с ней, когда ей было больно. Не ты. А теперь ты смеешь удивляться, что она не хочет покидать ведьму?

– Но драконы свободные существа! – гневно ответил маг. – Я отпустил Айтузу жить в небесах, туда же, где жил ты. Но ты ее не сберег. Не только меня с ней не было, но и тебя. Какое у тебя оправдание?

– Мерлин! – дракон прорычал это, слегка приподняв крылья. Видимо, он выходил из себя. – То, что я сказал, было не в упрек тебе. Ты все сделал правильно. Драконы сами выбирают свой путь. И Айтуза выбрала свой. Никто в этом не виноват. Ни ты – ни я. Никто не смеет отбирать выбор у дракона. Остается лишь принять то, что между Морганой и белым драконом существует связь, и она нужна им обеим. Призови ты Айтузу жить сюда, она была бы несчастна.

Мерлин помолчал. Вздохнул.

– Я просто жалею, что не был рядом... – произнес он наконец, но дракон вдруг прервал его своим древним вкрадчивым голосом.

– Не спеши изливать душу, юный чародей. Мы не одни.

И он посмотрел в чащу – прямо на Слизерина. Мерлин резко обернулся, словно готовый к схватке. Салазар, слегка виновато улыбаясь, вышел из чащи на поляну, отряхнув куртку. Эмрис сузил глаза, переменившись в лице.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он.

Сэл пожал плечами.

– Не шпионю за вами – это точно. У меня есть более интересные дела, – ответил он, кивнув на колчан за спиной. – На вас наткнулся случайно.

– Салазар Слизерин, – произнес дракон, и маг вскинул глаза, разглядывая огромную голову на фоне звезд. – Отец гордости и честолюбия.

– Что?.. – не понял Сэл.

– Килгарра, – требовательно обратился к дракону Мерлин, – давай без твоих обычных загадок. Лишь то, что можно сказать наверняка прямо сейчас.

Возможно, в этом предупреждении был какой-то скрытый смысл. По крайней мере, прозвучало оно именно так. Но Слизерин не воспринял это на свой счет и спокойно взглянул вверх.

Он уважал великого дракона. Он даже представить не мог, какого было быть последним из своего рода. Ну, теперь уже нет, учитывая белую дракониху. Они были больше, чем животные, они были мудрейшими созданиями на земле. А кроме того – созданиями, рожденными из магии, наполненными ей, состоящими из нее. Они рассекали время и жили, наверное, сразу в нескольких мирах. Они были выше всего на свете благодаря прожитым векам и волшебству, клубящемуся под их кожистыми крыльями.

Иногда Слизерину бы хотелось быть драконом... Возможно, тогда его не волновали бы одиночество и несправедливость. Он бы просто бороздил звездные небеса, ночевал, где хотел, не заморачиваясь над понятием дома, которого у него бы в помине не было. Смотрел бы на мелких людишек с высоты времен, не запоминал их имена и плевал на их земные законы, живя только по собственным правилам. И не было бы ничего важнее спокойного сна и тепла какой-нибудь грациозной драконихи рядом, потому что этим существам хватило ума не придумывать брак. Они жили для себя, для своего удовольствия, веря лишь в свои крылья, а не в какие-то там идеалы. Они умели жить с настоящей свободой...

– Это спорный вопрос, – усмехнулся Килгарра, – что можно сказать наверняка, что нельзя. А что ты хочешь услышать, маг?

– Я еще ничего не спрашивал, – ответил Слизерин, склонив набок голову. В глазах дракона, кажется, промелькнуло одобрение...если человек когда-нибудь способен был понять глаза дракона. – Но я выслушаю все, что ты пожелаешь мне сказать.

– Я не скажу тебе всего, что хочу сказать, – парировал Килгарра. – Это многое нарушит. Но было бы гораздо проще, если бы ты вообще не приходил в эти земли...

– Почему? – удивился Салазар.

– Потому что на тебе сходятся многие судьбы... И они решились бы гораздо лучше, не будь тебя здесь. С другой стороны... Ты же здесь лишь потому, что тут твой друг, Гриффиндор, верно?

Маг неожиданно даже для себя помолчал.

– Раньше – да... Так было до этой зимы. Но теперь... Дракон, ты сказал, что мне лучше было бы не приходить в Камелот, но скажи – у меня здесь есть судьба?

– Есть, – кивнул Килгарра. – И, может быть, хорошо, что ты всегда рядом с Гриффиндором. Пока вы рядом – ваши судьбы будут великими. Но...все равно лучше бы тебе не приходить сюда. Раз уж ты здесь, прими совет – ни в коем случае не приводи сюда своих потомков. Им здесь грозит страшная гибель.

Вот тут Салазар и правда удивился.

– Потомков?.. Но у меня же нет детей.

– Значит, – вкрадчиво произнес дракон, – им повезло.

Он кивнул Мерлину, расправил исполинские крылья и устремился в величавое, как он сам, ночное небо.

Уже через несколько дней Годрику снова пришлось выходить в патрули. Почти всегда его ставили в дневные, поэтому при свете дня Пенелопа оставалась наедине со своими детьми. Хотя “наедине” – это грубо сказано, потому что к ней постоянно наведывались сердобольные соседки, без которых она бы ни за что не справилась с двумя младенцами. Они подсказывали ей все, что знали сами: как научить детей правильно брать молоко, как правильно пеленать, как брать на руки, как мыть и все остальные мелочи, из которых теперь состоял ее день. А когда не было соседок, была ее магия, которая была словно создана для ухода за детьми. В любом случае, она не представляла, как другие матери двойни справлялись без волшебства.

С первых же минут, как только она увидела их, она подумала, что ее сыновья – это чистое совершенство. Ничего не могло быть лучше, чем видеть, как успокаивается ее ребенок, услышав ее голос и ощутив тепло ее груди. Мир словно поменял точку опоры. С другой стороны...она чувствовала, что ее точка опоры всегда была здесь. Она ждала ее в Камелоте вместе с Годриком, чтобы подарить ей ту жизнь, о которой она могла только мечтать. Возможно, у нее не было груды платьев и драгоценностей, а в ее доме было лишь две комнаты да хлев – но она была богаче всех королей на свете в те мгновения, когда ее мальчики смотрели на нее и улыбались своими беззубыми ротиками.

Алиса увидела близнецов еще в комнате Гаюса, сразу после их рождения. И сначала отреагировала почти как Салазар – она спросила, где у них голова, а где попа. Потом подсела к старшей сестре сбоку и стала внимательно разглядывать своих племянников. А в какой-то момент вдруг очень серьезно и тихо сказала:

– Пен, а знаешь, что... А они ведь очень похожи на папу.

Пенелопа взглянула тогда на сыновей и вдруг заметила это сходство, которого до сих пор не видела.

– Точно... – пробормотала она.

– А чем они похожи? – участливо спросил тогда Годрик, сидевший с другого ее боку.

– Точно не скажешь, отдельные черты больше наши с тобой, но почему-то когда я смотрю на них в целом, то...вижу папу.

Она ощутила страшную тоску от того, что ее мать и отец никогда не узнают, что у них родились внуки. Никогда не обнимут их, не поиграют. Она никогда не объявит им, что родила близнецов, и не увидит гордости и радости на их лицах. Не увидит, как отец делает рогатки для ее сыновей. И все то, что она сейчас узнавала от соседок, должна была бы рассказывать ей мама.

Но у этой тоски не было конца, поэтому Пенелопа старалась об этом не думать. Алиса прибегала к ней каждый раз, когда удавалось, и сестра была рада хотя бы тому, что младшая проводила свободное время не за сплетнями с подружками.

Довольно скоро приехала Матильда и провела в Камелоте полторы недели, надавав кучи советов, раскритиковав все, что можно было раскритиковать, а потом с улыбкой поцеловала невестку в лоб и сердечно поздравила. Пуффендуй не раздражалась этой навязчивости и беспардонности, она просто радовалась, что у ее сыновей есть бабушка, которая привезла с собой из Мерсии тысячу и один гостинец, принявшись учить своих детей, как и чем кормить новорожденных. Соседки Пен всегда при этом вспоминали, как они сами справлялись со своими детьми, но ни у Годрика, ни у его матери не было желания говорить о чем-то таком, и Пенелопе было грустно от этого. Хотя бы потому, что она была бы не прочь узнать, каким был ее муж в детстве, но даже если бы она спросила, она бы получила обычные “не помню” и “наверное”. Уезжая, Матильда пообещала приезжать теперь каждый месяц и еще раз прочитала сыну лекцию о том, что “пора перестать махать мечом и заняться делом”.