Текст книги "Огни Камелота (СИ)"

Автор книги: Olivia Loredan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 69 страниц)

– Моя история?

– Да, при знакомстве обычно оба рассказывают друг другу о себе.

Слизерин коротко засмеялся и снова выпил.

– Боюсь, девочка, моя история не для твоих ушек.

Пенелопа знала, что покраснела, и сжала кулаки на юбке под столом.

– Я только что сказала, что знакома с потерями и голодом. Что ты можешь сказать мне нового?

– Да не в этом дело, бог ты мой, – улыбнулся хозяин дома, откидываясь на стену. – Просто я не рассказываю о себе. Увы, тебе придется довольствоваться тем, что увидишь сама. – Тут в дверь постучались паролем, и мужчина скривился. – И тем, что разболтает мой эмоциональный друг.

Девушка испуганно обернулась: в дом зашел рыцарь. Увидев их за столом, он вопросительно поднял бровь. Слизерин отсалютовал ему кубком.

– А мы тут, Гриффиндор, знаешь, что делаем? Мы...знако-омимся. Чувствуешь, как Эмрис обнаглел, да?

– А он здесь ни при чем, она же сама в город причапала, – отозвался Годрик. Пенелопа почувствовала себя мышкой в комнате с двумя котами. – Мне Мерлин тоже сказал, чтоб я с тобой “познакомился”. Ну, – он присел на скамью, как на коня, и уставился на гостью, как на книгу. – Что я должен о тебе знать, Пуффендуй? Под судом была? Беременела хоть от одного дворянчика?

Пенелопа сама не поняла, как оказалась на ногах и в нескольких шагах от стола.

– Я все рассказала твоему другу. Если захочешь что-то узнать, спроси у него. А у меня нет никакого желания продолжать разговор.

Она вышла из дома спокойно и медленно, но едва его стены скрылись за поворотом, она побежала. Забыв, что надо следить за дорогой, забыв, что потеряется, забыв, что после встречи ей нужно было на базар. Щеки ее пылали от стыда, слезы обиды жгли глаза. Причем обиды и на двоих мужчин, и на саму себя. Ну почему ей так трудно повысить голос, подобрать остроумную фразу и влепить в лицо напыщенному собеседнику? Почему мысли вылетали из головы, стоило только человеку заговорить с ней резко или насмешливо? Почему ей так страшно противостоять задирам, почему так не хотелось ссориться? Почему же родилась она такая, не способная на войну...

Элейна не могла не признать, что была благодарна Баярду за его вспыльчивость и его придворным за их хитрость и алчность. Кучка самонадеянных идиотов сами придумали, как стать отличной декорацией для ее мести. Ей даже не пришлось никого подставлять, все сами сыграли свои партии без ее подсказок. Заносчивость Гвиневры, которая решила, что сможет поиграть в героя-освободителя, лишила ее ребенка. Благодаря этому ее муж, выбитый из колеи, не удовлетворил гордыню Баярда. Оскорбленного короля Мерсии взяли в оборот его предприимчивые советники и генералы, цели которых были далеки от благополучия королевства. Естественно, Артур отказался от их условий, а знающие, что они делают, послы пообещали войну. Все сложилось просто великолепно!

Да, Элейна придумала новый план. Лучше предыдущего. Зачем, собственно, ей нужно было убивать Гвиневру, если она хотела ей отомстить? Из-за этой королевы Ланселот умер, всеми презираемый. Кажется, всеми, кроме короля... Элейна не могла понять этого глупца, который продолжал уважать человека, с которым однажды ему изменила любимая женщина. Но, в конце концов, ей не было до него дела. Важно было лишь то, что он был мужем ее ненавистного врага.

Элейна провела слишком много времени, убиваясь по смерти любимого. Почему же Гвиневра выбрала не Ланселота, а Артура? Деньги? Власть? Статус? О-о, нет, всего этого было не достать во времена Утера. Что же тогда? Гвиневра посчитала, что Артур храбрее? Что ж, пора это исправить. Благо, древние книги могли ответить почти на любой вопрос, если его правильно поставить.

Ее вопрос был таков: какой силы боль испытает королева, чей муж позорно бежит с поля боя и будет убит своими же людьми за эту трусость?

====== Глава 29. Прощай. Вернись. ======

Фактически, когда Артур объявлял о выступлении в поход, Мерлин всегда четко знал, что нужно делать. Он должен был собрать свои пожитки, не забыв о лекарской сумке – подарке Гаюса, попрощаться с самим стариком, затем собрать вещи короля, вымыть его самого, переодеть в дорогу, вычистить лошадей, оружие и экипировку, уместить в сумки еду, а в промежутке еще не пропустить время приема пищи, будь то обед, завтрак или ужин. Но на деле четкой последовательности действий не получалось. И виноваты были в этом все по очереди.

Артур задерживал его вечной руганью на тему опозданий, скудной еды на подносе и прочего. Гаюс в очередной раз прочитывал ему лекцию об осторожности и внимательности, что было бы еще ничего, если бы он не начинал по сотому разу пересказывать свойства всех лекарств, что были в сумке. Сам Мерлин забывал то одно, то второе, то третье, почему-то каждый раз делая все в разном порядке, еще где-нибудь по дороге запнувшись и что-нибудь разбив. И заканчивалось все это безобразие всегда одним и тем же: фразой “Ты идиот” в исполнении короля.

Может, дело было в том, что Мерлин не любил походы?

Его обескураживало спокойное и даже веселое настроение рыцарей, которые шутили по поводу новой кампании или делали ставки на первый бой. Его злило, что они все снова подвергают свои жизни опасности, начиная с того, чьей защитой являлась его судьба. Его расстраивало искривленное беспокойством лицо старого лекаря, которого приходилось покидать. Его пугала мысль никогда больше сюда не вернуться.

Нет, конечно, он не боялся отдать жизнь за Камелот, за Артура или за Гаюса. Он столько раз уже это делал, что сомневаться в себе не приходилось. Просто, несмотря ни на что, он не мог относиться к этому с тем же смирением, что и рыцари. Он знал, что это было неправильно. Вся эта опасность, война, смерти – все это неправильно. Люди должны жить, а не убивать друг друга. И уж точно они не должны относиться к этому со смирением.

– Ты все запомнил? – еще раз уточнил лекарь.

– Оно уже выжглось у меня на той стороне черепа, Гаюс, – проворчал маг, взваливая на плечо сумку. Старик кивнул сам себе, окидывая худощавую фигуру тревожным взглядом. – Со мной все будет хорошо.

– Я знаю.

Они обнялись. Каждый раз, когда они обнимались, Мерлин заново ощущал, как дорог ему этот человек. Слабые сморщенные руки ложились на его плечи, седые волосы лезли в глаза, а старый взгляд был полон той любви, которой магу так не хватало всю жизнь. Любви отца. Любви старшего мужчины, который был бы наставником, учителем, защитником. Который любил бы иначе, чем мать: иронично и сдержанно, но так же бесконечно. Балинор не успел остаться в его жизни, поэтому все, что ему осталось – это старик, чья тоска тянула его домой каждый раз, стоило уехать из города.

– Я зайду к тебе, проверю, не забыл ли ты что-то, – произнес наконец Гаюс и, поймав усмешку ученика, ушел в его комнатку.

Мерлин только покачал головой, но тут в дверь постучались, и он обернулся. На пороге мялась Пенелопа, сжимая в руках какую-то ткань.

– Я... – неловко начала она, подняв на него робкий взгляд, – прости, я просто хотела попрощаться.

– Все хорошо, это ты извини, что я забыл к тебе зайти, – мотнул головой маг. – Столько дел, я забегался.

Девушка кивнула, потом неуверенно шагнула к нему. Затем подошла ближе и развернула ткань в руках. Это оказалась куртка.

– Сейчас ночи опять холодные... – пробормотала она. – А твоя куртка уже изношенная... Когда ты последний раз ее менял?

Мерлин ошарашенно посмотрел на свою куртку, потом на куртку в руках девушки. Нехорошее подозрение появилось внутри, и он нахмурился.

– Спасибо, Пен, но я не могу взять такой роскошный подарок.

Пенелопа взглянула на то, что держала в руках, и закусила губу.

– Да она не слишком вычурная, я пыталась сделать такую же, как у тебя...

– Сделать? – переспросил Мерлин в еще большем удивлении. – Ты сама шила?

Девушка смущенно улыбнулась.

– Да. Я очень люблю шить. Мама говорила, что меня лучше к этому не подпускать, потому что я сошью и перешью все, что можно и что нельзя. Когда я вижу ткань, в голове сразу столько идей, в общем... – она смешалась, оборвав свою речь, и снова протянула куртку. – Пожалуйста, возьми.

Мерлин все еще в сомнении переводил взгляд с подарка на дарительницу.

– Дамы рыцарям шарфы да платки, а крестьянка крестьянину куртку? – поднял он бровь.

Девушка пожала плечами.

– Они заботятся о красоте, а мы о здоровье.

Маг усмехнулся.

– Пен, ты же понимаешь, почему я не могу взять?

Пенелопа будто испугалась и тут же замахала рукой, оправдываясь:

– Ах, нет, все хорошо, не беспокойся. Это просто подарок друга. Друзья же дарят друг другу подарки? Особенно если один из них отправляется рисковать своей жизнью...

– Я же просто слуга, я сражаться не буду...

– Ты не просто слуга, и мы оба это знаем.

– И именно потому, что мы знаем это, мы знаем и то, что мне там не грозит опасность. На поле боя не будет магии.

– Мы не можем быть уверены, – серьезно возразила Пенелопа. – К тому же, магия не всегда может помочь. Поэтому она и существует рядом с мечом. Важны не только маги, но и люди без нее. Так же как и опасны обе стороны. Только так мир и может жить.

Мерлин не знал, что ответить на эти мудрые слова, но как всегда из таких ситуаций его вытащил ор, прокатившийся по этажу:

– МЕЕЕЕЕРЛИИИИИН!

– Тебя зовут, – проказливо улыбнулась девушка, всучила ему куртку и, прежде, чем он успел бы придумать повод вернуть ей подарок, юркнула вон из покоев.

– Извините, я немножко опоздала... – запричитала Пенелопа, влетая в женскую комнатку королевских покоев. – Я сейчас. Просто нужно было кое с кем попрощаться.

– С кем? – улыбнулась Гвиневра, вставая с кресла и предоставляя служанке возможность ее одеть.

– С Мерлином, – почему-то покраснела та, открывая шкаф.

– Вы подружились, я смотрю, – протянула, насторожившись, королева.

Пенелопа заулыбалась, достала из шкафа фиолетовое платье и, аккуратно вытащив его, быстро, думая, что ее не видят, восхищенно провела по нему ладонью. Потом спохватилась и подошла к хозяйке, снимая с нее утреннее платье.

– Да, он очень милый, вы не замечали? Он такой добрый, что, мне кажется, никому не желает зла.

– Да, Мерлин очень хороший, – Гвен специально помолчала, – друг.

Служанка вздрогнула и вскинула голову. Подруги увидели выражения лиц друг друга в зеркале. Гвен вздохнула.

– Пенни, я не хочу тебя пугать и, ни в коем случае, останавливать... – она закусила губу, подбирая слова. – Я не против, ты пойми меня правильно. Просто ты кое-чего не знаешь.

– Чего? – посерьезнев, спросила Пенелопа, нагибаясь, чтобы вытащить скользнувшее на пол платье из-под ног королевы.

Гвен снова помолчала. Говорить или не говорить? Лучше, наверное, сказать. Если Мерлину девушка тоже приглянулась, он сам опровергнет любые ее сомнения. Но если нет, то его отчужденность может обидеть бедняжку. Да и не подозревающая ни о чем Пен тоже может нечаянно задеть то, что может еще болеть. Да, лучше сказать.

– Не пугайся. Просто у Мерлина...была девушка.

Служанка уронила платье. Пару минут молчала, складывая его снова.

– Вы сказали “была”?

– Да, – кивнула Гвиневра. – Она умерла. Извини, это все, что я знаю, мне самой муж рассказал. Я не знаю, кто она была и от чего умерла, знаю только, что это было несколько лет назад. Поэтому...я ничего не хочу тебе советовать, просто...когда я была служанкой, мы с Мерлином очень дружили. И сейчас, слава небу, остались друзьями. Он очень хороший, и мне бы не хотелось, чтобы ему снова сделали больно, понимаешь?

Погрустневшая Пенелопа серьезно кивнула, ее взгляд потяжелел.

– Да, конечно, понимаю. Теперь я понимаю, почему он был такой...отчужденный. – Она горьковато усмехнулась. – А я-то пеняла на мужскую недальновидность.

Гвен тоже грустно усмехнулась, и процесс одевания завершился молча. Затем в главной комнате покоев раздались знакомые звуки: быстрые широкие шаги и бряцание кольчуги. Пенелопа понятливо сделала книксен и молча удалилась. А королева вышла из комнатки к своему королю, который стоял у окна с кубком вина в руке. Ее появление почему-то всегда вызывало у него улыбку, но сейчас, когда он взглянул на нее через плечо, уголки губ лишь чуть приподнялись. Безусловно, в последнее время их подкосила потеря сына, но было что-то еще.

– Вино перед боем, милорд? – ехидно улыбнулась за него Гвиневра, подходя ближе.

– Бой будет точно не сегодня, миледи, – ответил Артур, снова посмотрев в окно и отпив вина. – Сегодня будет только долгая дорога и мрачные мысли.

Гвен подошла сзади и обняла со спины, обвив руками талию и прижавшись щекой к кольчуге на плече.

– Что тебя так задевает?

Артур невесело усмехнулся, опустив одну руку на ее ладони.

– Мы отправились в Богорд, чтобы обеспечить двум королевствам мир, а в итоге получили войну с Мерсией.

– Философские вопросы. Ясно, вина тебе больше сегодня нельзя, – пошутила Гвиневра и наконец увидела у него слабую улыбку.

– Просто...мы хотели мира. Я хотел мира. А теперь мне снова нужно послать своих людей на смерть.

– На битву, – возразила женщина. – Люди всегда за что-то воевали. Так почему бы не воевать за правду?

Артур помолчал, глядя в неспокойное, затянутое серыми облаками небо над Камелотом. Потом осторожно повернулся лицом к жене и обнял ее талию, поставив кубок на стол. Голубые глаза вновь воскресли, пусть даже всего лишь нежностью к любимой женщине.

– И чем я тебя заслужил? Ума не приложу, – улыбаясь, сказал он.

– Просто я непритязательная, – состроив смешное лицо, ответила Гвен, а после его смешка серьезно вздохнула. – Знаешь, я никогда не любила отпускать тебя на какие-то опасности. Но каждый раз какие-то чудесные силы возвращали мне тебя. А что если однажды...однажды ты все-таки не вернешься?

– Не думай об этом.

– Не могу. Иногда ведь все случается так... – она прерывисто вдохнула, почувствовав укол в груди, – случайно, ты не успеваешь ничего сделать и сказать. Мы каждый раз прощаемся, не веря по-настоящему, что это последний раз. Мы даже не говорим тех слов, которые хотели бы сказать, если бы знали, что это последний раз.

Улыбка Артура вдруг стала какой-то проказливой и ехидной. Он пробежался наигранно-задумчивым взглядом по комнате.

– А что бы ты хотела сказать мне, если бы это была наша последняя встреча?

Гвиневра как-то по-детски нахмурилась, растерявшись.

– Ну...разное...

– Давай так, – предложил король. – Ты права, когда-нибудь этот момент настанет. Учитывая мой образ жизни, скорее всего, я умру раньше тебя, хотя и есть шанс, что мы состаримся, и я еще успею добровольно отказаться от престола в пользу одного из наших сыновей. Но если случится так, что я умру, и тебя не будет рядом, то тот, кого я успею увидеть перед смертью, передаст тебе кольцо с королевской печатью, как знак верховной власти. Так вот, – он взял ее руки, поднес к губам и поцеловал. Потом поймал ее взгляд. – Когда тебе передадут эту печать, вспомни то, что я скажу тебе сейчас.

Он с таинственным видом наклонился, чтобы упереться лбом в ее лоб, и понизил голос до шепота, когда размеренно произнес, как страшную тайну:

– Не повышай Мерлину жалованье.

Гвиневра моргнула.

– Правда? – поддерживая игру, серьезным шепотом спросила она.

– Правда. А то он совсем зазнается.

И они оба прыснули.

– Я серьезно! – сквозь смех Гвен шлепнула мужа ладонью по груди.

– Я люблю тебя! Вот все, что тебе нужно знать и помнить! И всегда буду любить, даже если окоченею где-нибудь за тридевять земель, – весело воскликнул Артур, притягивая ее к себе и целуя. На минуту королева забыла обо всем на свете: о войсках, выстраивавшихся у цитадели, чтобы выступить на границы, о том, что времени оставалось мало до разлуки. Но когда они отстранились, вид любимых глаз напомнил ей, что однажды она не сможет их увидеть.

– А я...а ты... – она мотнула головой, чтобы отдышаться и подобрать слова. – Если посмеешь умирать где-нибудь, где я тебя не достану, помни, пожалуйста, что ты оставляешь на мне целое королевство. И что на том свете я с тебя за это еще спрошу.

– Договорились, – широко улыбаясь, согласился мужчина.

Тут открылись двери и вошел Леон, деликатно не обращая внимания на их объятья.

– Сир, войска построены. Мы можем отправляться.

– Спасибо, Леон, сейчас буду, – кивнул Артур, и рыцарь, склонив голову, удалился. Король же взял лежащие на столе ножны с мечом и последний раз обернулся к жене.

– Я тоже тебя люблю, – горячо произнесла Гвиневра.

А потом смотрела, как он исчезает за дверями.

Слизерин молча смотрел, как Годрик одевается. Он знал, что друг мог сделать это и в замке, вместе с остальными, но сделал это здесь. Гриффиндор тоже молчал, что свидетельствовало о многом: ему было страшно, но отступать он не собирался. Однако в глаза другу посмотреть все же не решался, стоя к нему спиной и застегивая красную стеганку.

– Гриффиндор, скажи мне только одно, – нарушил общее молчание Салазар. – Ты не жалеешь?

Рыцарь застегнул последнюю пуговицу и одернул полы.

– Нет.

– Я не об этом походе сейчас, – нетерпеливо продолжил Сэл. В его голос против воли пробралась тревога. – Я обо всей этой игре в рыцаря Круглого Стола. Ты ведь можешь больше не вернуться.

Годрик помолчал, сжав плечи. Потом вздохнул.

– Я знаю.

Слизерин ждал еще слов от своего говорливого друга, но их не было. Он возмущенно и настойчиво развел руками.

– Это все? Нет, ты не понял, – он встал с кровати, на которой до того сидел, схватил друга за плечи и рывком развернул к себе. – Ты представил себе всю картину? Ты будешь лежать там, на поле, с перебитым хребтом или проломленной головой. Кровь будет стекать в траву, а ты уже будешь мертв. Даже твоего тела сюда не привезут, потому что мертвых будет слишком много. Твоей матери придет письмо о твоей смерти, и она будет рыдать в подушку всю оставшуюся жизнь. Тебя больше не увижу я. Что тебе это даст?

– Мне? – внезапно разозлился Гриффиндор, сбросив его руки со своих плеч. – Что это даст мне? С какой стати это должно что-то мне дать? Как будто вся эта война, как будто все, что здесь творится – обо мне. – Он фыркнул, взяв со своей кровати кольчугу. – Да у тебя всегда так. Все должно вертеться вокруг тебя, все должно быть удобно лишь тебе. А есть вещи, которые важнее нас с тобой, эгоист ты недоделанный, понимаешь?

– И что же это за вещи? – ошарашенный этим отпором, Слизерин не сразу пришел в себя. – Люди, которые сожгут тебя на костре, лишь только узнают, кто ты?

– Да! Да, именно они! – Годрик на секунду исчез в волне железа, а потом оно рухнуло ему на грудь. – Потому что знаешь что, Слизерин? В этом мире все не так просто. Ты можешь сидеть и ненавидеть всех вокруг, потому что все вокруг ненавидят тебя. А можешь взять и изменить что-нибудь.

Салазар, лишившись слов, наблюдал за тем, как рыцарь поправляет кольчугу, закрепляет ремень, а потом портупею с ножнами. И никак не мог понять, как в этом человеке могло умещаться столько веры...ни во что! Наивный, глупый, доверчивый, гордый...и все же в сто раз благороднее его, который заперся в своей спокойной жизни с перепелками и девицами из трактира. Неужели то, ради чего его друг готов был жертвовать всем, действительно настолько важно? Нет, даже не так: неужели оно хоть чего-то стоило?

Он помотал головой. Не получалось у него верить в эту блажь. Даже если он ведет себя не лучшим образом...все эти рыцарские походы тоже все равно ничего не дадут. Кроме того, что, скорее всего, однажды, ему придет письмо с известием о смерти друга. Брата. Единственного важного в его жизни человека.

Но все же...

– Хэй, – Салазар положил руку на плечо Годрика, останавливая его. Поймал непривычно-строгий взгляд карих глаз. Пожевал губы, собирая силы для непривычных слов. – Извини. Просто...вернись живым.

Гриффиндор смотрел на него необычно тяжело и испытывающе. Видимо, он его не на шутку разозлил. А потом выражение родного лица будто остыло, и друг знакомо улыбнулся, подавая руку в черной перчатке.

– Постараюсь. Но не обещаю.

Слизерин крепко сжал его ладонь. На язык просилось столько слов, которых он не мог сказать. Или уже говорил, да они не подействовали. Трусливые, эгоистичные слова. “Не уходи, не рискуй, болван, всем, что имеешь. Всем, что имею я. Живи, пожалуйста. Где угодно, делай, что угодно, только живи...”

– Бывай, – Годрик хлопнул его по плечу и скрылся за дверью в хмуром Камелоте, где даже из окон этого дома виднелись выстраивавшиеся ряды смертников в кольчугах.

====== Глава 30. На войне как на войне.* ======

Годрик уверенно шагал по лагерю. Бесчисленные шатры усеяли берега речушки Бруньял, разделяющей земли Камелота и Мерсии. Это была даже не река, а ручей, в своей горделивой самонадеянности тянувшийся слишком далеко на юг. Несколько метров в ширину и метр в глубину – вот и все величие. А впрочем, почему должна быть великой вещь, которая разделяет народы?

Между шатрами то и дело виднелись кольчуга и доспехи: рыцари сидели у костров, точили оружие, кормили лошадей, тренировались или в тысячный раз обсуждали битву при Боргельфе. Повсюду царили запахи жареного мяса и слабенького вина, повсюду слышались простые и порой грубые шутки, лязг и бряцание стали, звучный мужской смех и приказной тон командиров. Гриффиндор уже привык к этой картине в Богорде, но не переставал ей наслаждаться. Несмотря на то, что все эти люди собрались сейчас здесь ради того, чтобы умереть или, во всяком случае, пролить кровь, все равно было в этой атмосфере что-то понятное и хорошее. Может, дело было в пресловутом братстве, которым были все эти люди? В армии Мерсии такого не было. В рыцари Камелота шли только те, кто хотел служить правде, миру и дружбе. Здесь не было места жестокости и несправедливости. Это было то, что требовал от них Круглый Стол, даже когда они находились далеко от цитадели с ее роскошными покоями. Здесь, в глуши, на сырой земле, в продуваемых всеми ветрами шатрах они все еще оставались этим самым братством.

Пожалуй, только это и вселяло надежду на успех, ведь их положение в этой кампании было отнюдь не удачным. Мало того, что Мерсия подгадала именно тот момент, когда Камелот не мог рассчитывать на помощь своих союзников, которые сами оправлялись от войн или были ими охвачены, так еще и армия Мерсии каким-то образом сумела подойти к границам Камелота и занять сложную позицию, которую не могла узнать ни одна посланная разведка.

Еще на подходе к королевскому шатру Годрик услышал голоса и усмехнулся, сразу поняв, что попал в самую бурю.

– Мерлин, ты издеваешься?

– Я тут причем? Я их никуда не выносил из шатра. Их могли только украсть злые силы!

– На кой черт “злым силам” мои ножны?!

Персиваль и Сафир, стоявшие у входа в шатер, усмехнулись в ответ на взгляд подошедшего товарища, и Годрик не нашел ничего зазорного в том, чтобы остановиться, сложив на груди руки, и продолжить слушать развернувшуюся внутри сцену.

– Ну знаете ли, это уже слишком, – раздался голос Мерлина. – Я эти ножны специально ходил заказывал, все ваши уточнения и уточнения для уточнений запоминал и слово в слово передавал мастеру, каждый день бегал узнать, не готовы ли они еще, потому что вам, видите ли, не терпелось. Я же их чистил кучу раз, я их относил на починку. А теперь вы мне говорите, что их не могли украсть, чтобы полюбоваться? Я не знаю, может, вы этими ножнами так размахивали, что кому-то стало очень завидно, и он захотел такие же...

– Заткнись! – прервал болтовню Артур. – Сейчас вообще не время для шуток. Или ты мне сейчас же найдешь мои ножны, или я тебя прикажу утопить в той реке.

– И как вы тогда найдете свои ножны?

– Вызову с того света твой труп! Мне плевать! Мне нужны мои ножны!

– Да не могу я их найти, говорю же! Ты их снял вчера вечером, я их почистил и положил вот сюда. Сегодня ты их не надевал, а мы пошли есть, потому что тебе приспичило позавтракать с народом.

– Когда мы вернулись, ты их видел?

– Я не помню.

– А зачем ты их оставил на таком видном месте, если мы уходили из шатра?

– Да...да я...почему ты не ругаешь рыцарей? Они же должны охранять твой шатер, а не я!

– Рыцари должны охранять меня, а не мой шатер, болван. А мои вещи – это твоя обязанность.

– Что-то многовато у меня обязанностей в последнее время.

– А кто просил тебя тащиться со мной к костру? Мог бы спокойно остаться в шатре и завтракать здесь!

– ...А так можно было, да?

– А-а-а-а!

Годрик выбрал именно этот момент для появления, чтобы предотвратить убийство всеми любимого королевского слуги. Он откашлялся, положив одну руку на меч, а другую на пояс. Оба друга повернулись к нему, пылая от не остывшего спора. Хотя только не знающий их дружбы человек мог бы сказать, что они сейчас обижаются друг на друга. Просто это были Артур и Мерлин.

– Милорд, – с улыбкой обратился Годрик, – командиры собрались в шатре для Совета. Карты и договоры уже принесены туда. Ждем только вас.

– Отлично, – объявил король, пока его слуга, очевидно, в двадцатый раз рылся в каких-то вещах. Через время Мерлин выпрямился и развел руками.

– Я не могу их найти.

– Отлично, – повторил Артур. А через несколько секунд гаркнул: – Что, ты думаешь, ты делаешь?

Мерлин, который уже собирался куда-то деть Экскалибур, недоуменно замер.

– Ну, если нет ножен, как ты понесешь меч?

Положив ладонь на плечо слуги, король расплылся в фальшивой улыбке.

– Сегодня, Мерлин, ножнами будешь ты.

Маг понимал сказанное ровно секунду, а потом возмущенно всплеснул руками, чуть не зарезав своих собеседников.

– Неужели так обязательно быть на Совете с мечом? Вы же их все равно складываете на столе во время обсуждения.

– Мы их складываем в знак мира, – язвительно пояснил Артур. – А если у меня не будет меча, что я положу на стол?

Мерлин уставился на него с не менее язвительным выражением лица.

– Как будто твоим же рыцарям нужно подтверждение, что ты не пришел их тут всех убить.

– Это традиция, Мерлин! И я не собираюсь ее нарушать из-за того, что мой слуга жуткий растяпа, – король взял со стола перчатки и, кивнув Годрику, направился к выходу из шатра. – Давай, не отставай. И не убейся мечом, мне ты мертвый не нужен до тех пор, пока не найдешь ножны.

– Но я не должен был идти на Совет, я хотел отдохну...

– Шевелись!

Гриффиндору показалось, что Мерлин сейчас затопает ногами по земле, яростно воя в небо. Но тот только раздраженно фыркнул, перехватил удобнее меч и удрученно потащился вслед за другом из шатра. Рыцарь, посмеиваясь, последовал за ними.

Элейна сильно перепугалась, когда план не сработал. Она ведь собиралась пробраться в шатер короля и заколдовать его меч. За эти почти четыре месяца она многому научилась, и теперь ей было по силам такое заклинание. Благодаря ее колдовству меч внушал бы своему хозяину страх, заставлял бы его бояться все больше и больше, причем абсолютно всего. И тогда всеми любимый и прославленный храбрец Артур Пендрагон оказался бы трусом в первом же бою. Он бы рыдал от страха и бежал, оставив своих верных рыцарей. А те, увидев своего кумира таким жалким, дали бы врагам пристрелить его на месте, а потом приехали бы домой и рассказали обо всем овдовевшей королеве. О, как бы страдала тогда Гвиневра, узнав, что ее любимый мертв, и что его память опозорена. Элейна знала эту боль, ведь она ее испытала!

Все шло сначала хорошо, она пробралась, скрытая заклинанием, к лагерю, убила первого попавшегося рыцаря с более или менее худощавой фигурой и облачилась в его доспехи. Стащив труп в реку, она успешно достигла нужного ей шатра, у которого на некоторое время не было охраны. Ей невероятно везло до сих пор. Но тут вышла осечка, которая чуть было все не погубила: она не смогла заколдовать меч.

Это был какой-то странный клинок. Вся магия, которую она насылала на него, просто разбивалась о зеркальную сталь. Она проверила его на магические способности, но меч был просто мечом. Только неподвластным любой (или, по крайней мере, ее) магии. Она провозилась с ним так долго, что чуть не попалась возвращавшимся обитателям шатра. И только в последний момент ей пришла в голову мысль использовать ножны, что сделало план еще лучше. Но времени не оставалось, а заклинание отнимало не минуту и не две, поэтому пришлось сбежать, прихватив ножны с собой. Ничего. Наблюдая с помощью магических средств за жизнью семейки Пендрагонов, Элейна постоянно слышала о неуклюжести и нерасторопности слуги короля. Ничего не заподозрят.

С ножнами проблем не возникло, это были просто ножны. Зато заколдованные, они принесут ей куда больше пользы, чем заколдованный меч! Ножны постоянно бьют по бедру своего хозяина, а меч вытаскивают только в битве. Таким образом, Пендрагон сойдет с ума от страха еще до битвы и покроет себя куда бОльшим позором. Теперь оставалась самая мелочь: вернуть ножны в шатер и посмотреть, что будет.

Сэр Мелиот озадаченно покачал головой, глядя на огромную карту, разостланную на переносном столе.

– Это опасно. Нет, это почти безумие.

– Если у вас есть другое предложение, сэр Мелиот, я с благодарностью выслушаю, – спокойно ответил Артур, но рыцарь молчал.

– Мы все еще не знаем позиций противника, – вставил Леон. – Мы слепы без этих данных. Мерсийцы не оставили нам другого выхода. Лично я поддерживаю эту идею.

– Сир, сколько человек вы хотите отправить в эту вылазку? – серьезно спросил сэр Дарас, которому было уже около сорока лет.

– Не больше двадцати.

– Опасно, – щелкнул языком рыцарь.

– Чем больше людей, тем опаснее.

– Это да, но если отряд напорется на открытую стычку? Тогда преимущество станет слабостью.

Король обвел взглядом собравшихся в шатре рыцарей и указал на определенное место на карте.

– Именно поэтому мы возьмем лучших из лучших. Нужны те, кто смогут действовать быстро, тихо и незаметно. А еще те, кто бывали здесь в патрулях. Мы пройдем теми дорогами, которые труднее всего проходимы.

– Мы? – нахмурился Годрик. – Вы сами пойдете в отряде?

Артур кивнул.

– А вот это точно безумие, – объявил сэр Дарас. – Если отряд напорется на мерсийцев, враги сразу получат вас.

– И что это им даст? – возразил король. – Убивать меня им резона нет. Баярд, а точнее, его послы могут потребовать только пересмотра договоров, а это то, чего я хочу.

Бывалый рыцарь нахмурился.

– Переговоры сорвались в столице, Ваше Величество, а вы хотите, чтобы они удались здесь? На поле боя?

– Да, и я использую любую возможность встретиться и переговорить.

– Вы делаете слишком большую ставку, милорд. Если вы проиграете, мы потеряем короля.

– Зато если я выиграю, никакой войны вообще не будет.

В шатре воцарилось короткое молчание. Рыцари обдумывали каждый ход предполагаемой операции. Годрик рассматривал карту, уже точно зная, что пойдет в авангарде отряда. Еще он точно знал, что рядом будут Персиваль, Гвейн и Элиан, и единственный, кого с ними не будет – это Леон, который останется отвечать за развернувшуюся на этом берегу армию.