Текст книги "Огни Камелота (СИ)"

Автор книги: Olivia Loredan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 69 страниц)

На шестой день мужчины отчаялись. Артур уже почти был готов согласиться на простую атаку, как вдруг на прогулке по полям им встретилась женщина.

Красотой она напоминала троллей. Лохматые волосы паклей свисали над перекошенным лицом, покрытым морщинами, бородавками и прыщами. На спине высился горб, ноги шли криво, сморщенные руки дрожали, а из-за желтых зубов шла вонь. В общем, знакомство вышло приятным.

– Здравствуй, король, – прошамкала она.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался Артур.

– Я знаю, какая беда постигла вас, – произнесла вдруг женщина. – Я знаю, какая вам грозит участь. Я могу вам помочь.

Мужчины переглянулись.

– Откуда ты знаешь? – нахмурился король.

– Я все знаю, – улыбнулась женщина и подняла голову так, чтобы им был виден золотой блеск магии в ее глазах.

– Ты колдунья! – прошипел Артур. – Что ты делаешь на моих землях?

– Хочу тебе помочь, – просто ответила женщина.

– Помочь? Чем колдунья может мне помочь? Зачем тебе мне помогать?

– Тише, – в голосе незнакомки зазвучала вековая печаль. – Ты ничего обо мне не знаешь, но уже судишь. Разве так поступают короли?

– Ты владеешь магией. Я знаю достаточно.

– И все же ты не знаешь ответа на вопрос, который спасет тебе жизнь. Значит, ты знаешь недостаточно.

– Артур, – негромко позвал Мерлин. Друг раздраженно повернулся к нему. – Выслушай ее. Казнить ты ее успеешь, но вдруг она правда знает ответ?

– Конечно, знает! Может, она вообще заодно с этим демоном.

Эмрис едва удержался, чтобы не фыркнуть.

– Даже если так, ты уже в их ловушке. Подумай, как из нее выбраться.

– Мерлин, я не буду просить помощи у колдуньи.

– А лучше умереть?

– Возможно.

– Хорошо-о, задам вопрос по-другому. Что хуже: просить помощи у колдуньи или обречь на смерть Гвен и ползамка с ней вместе?

Король угрюмо воззрился на него. Мерлин сверлил его взглядом в ответ. Наконец первый сдался.

– Хорошо, – нехотя сказал он. – Что ты хочешь мне сказать?

– Я знаю, чего больше всего желают женщины, – мерзко улыбнулась ведьма. – Но за свою помощь я хочу ответную услугу.

– Я не казню тебя, если ты сразу после нашего разговора исчезнешь с моих глаз, – вздохнул Артур. Колдунья, кажется, рассердилась.

– Нужна мне твоя милость! Неблагодарный щенок!

– Полегче, – негромко остановил ее Гвейн. – Ты говоришь с королем.

Женщина сверкнула глазами.

– Да? Посмотрим. Я потребую плату за его спасение. И если он откажется, он умрет. А перед смертью все равны – и короли, и нищие.

– И какова плата? – не отреагировав, спросил рыцарь.

– Ты мне нравишься, – вдруг заявила колдунья. – Пожалуй, ты заплатишь цену за жизнь своего короля.

– Я?..

– Да. Вот и посмотрим, стоит ли он жертв во имя него. Вот моя плата: за то, что я скажу ответ на вопрос, ты – дашь слово жениться на мне.

Король и рыцарь обронили челюсти.

– В смысле? – тупо переспросил Гвейн.

– В прямом. Клянись, что когда вы переживете завтрашний день и я явлюсь во дворец, ты объявишь меня своей женой и разделишь со мной брачное ложе. Тогда и только тогда твой король будет спасен и останется жить.

– Чушь какая, – гневно фыркнул Артур. – Как ты смеешь так разговаривать с рыцарем Камелота, как ты смеешь разыгрывать такой обман? Убиралась бы лучше поскорее со своей магией вон, чем...

– Я согласен, – вдруг объявил Гвейн.

Король в шоке повернулся к нему, думая, что ослышался.

– Что?!

– Я согласен на сделку, – повторил рыцарь мрачно и решительно. На его лице застыла каменная жесткая маска, глаза превратились в две острые льдины, а пальцы крепче сжали уздечку коня.

– Гвейн, нет, – угрожающе начал Артур. Друг резко повернулся к нему, пронзая страшным взглядом.

– Это мой выбор, сир, и я выбираю вашу жизнь.

– Очнись! Ты продаешь себя ведьме, которая нас обманет и ничего не даст!

– Может быть. А может быть, она даст нам ключ к спасению.

– А если даст? Ты всю жизнь проведешь...с ней?

– Да. Я помню, что в Камелоте запрещена магия, поэтому мы уедем, но я буду знать, что вы живы.

– Хорошо. Если ты хочешь так, тогда давай так. Сэр Гвейн, я ПРИКАЗЫВАЮ вам остановиться и не делать этого. Мы найдем другой способ.

– Какой?! – взорвался Гвейн. – Мы все перерыли! И плевать мне на твои приказы, ты должен жить! Не надо за меня решать мою личную жизнь. Я хочу жениться на этой ведьме – и я женюсь, даже если ты пошлешь против меня всю армию Камелота. Надеюсь, ты помнишь, что я твой лучший мечник.

С этими словами он повернулся к ведьме.

– Я клянусь во всем, чего ты от меня потребовала. Говори ответ на вопрос.

Колдунья еще раз улыбнулась.

– Женщины больше всего хотят распоряжаться своей жизнью сами.

В ту же секунду, как она договорила, лошади почему-то заржали и взвились на дыбы. Мужчинам стоило огромного труда успокоить скакунов, но когда им это удалось – уродливой женщины и след простыл.

Гвейн вернулся домой быстрее них и куда-то пропал. Артур с порога потребовал его найти, но никто не знал, где лучший рыцарь Камелота. Взбешенный король ушел на поле, чтобы выбить дух из тренировочных чучел, где и провел всю ночь. Мерлин издалека наблюдал за ним, думая, что все зашло слишком далеко. Он никак не ожидал такой жертвы от Гвейна. Нет, он не сомневался в его благородстве и самоотверженности, но не до такой степени. А если вспомнить, как начинались их отношения? Гвейн терпеть не мог знать и считал Артура избалованным, лицемерным фанфароном. А теперь он продавал себя за жизнь этого “фанфарона”. Мерлин не ожидал, что эта история примет такой оборот.

На следующее утро Гвейн просто пришел вовремя, появившись из ниоткуда. Артур с ним не разговаривал. Все трое молчали весь путь до темной чащи. Там все повторилось: тьма, громадная фигура, угрозы. Артур принялся перечислять все ответы, которые им удалось придумать, старательно не называя последний, видимо, надеясь избежать исполнения мерзкой сделки. Но все ответы были неправильными, Гвейн злился, наблюдая за сценой, и наконец король, сжав зубы, сказал фразу той ведьмы.

Неизвестный маг взревел так, что деревья закачались.

– Эта Рагнелл! – завопил он. – Она знает меня! Она так надеется исцелить себя! Но у нее ничего не получится, потому что вы, людишки, не знаете, что такое милосердие и равенство! Она...а-а-а!

Что-то его схватило и вытянуло с поляны. Мрак, окутавший чащу, вздрогнул и каплями стек на землю, возвращая день. Скоро от странного приключения остался мрак только в душах.

– Он...умер, что ли? – спросил Артур.

– Видимо, да, – ответил Гвейн, и больше они не сказали ни слова.

Мерлин мучился тоской, пока ехал за ними в Камелот. Кусал губы и весь издергался.

У ворот их встретила та же ведьма, чьим именем оказалось леди Рагнелл. Гвейн все с тем же мрачным и каменным выражением лица посадил ее перед собой в седло, и они вместе въехали в город. Во дворце он действительно при всех объявил ее своей женой и потребовал от короля пира. Артур не смог ничего ему сказать, и пир был дан. Тоскливое и страшное зрелище, все таращились на невесту и молча ели, если не пропадал аппетит. Мерлин весь пир смотрел на Гвейна, который слегка злоупотреблял вином, но больше ничем не выдавал эмоций, и Эмрис радовался, что сегодня ночью все закончится.

Поэтому он вздохнул с облегчением, когда почти в полночь радостный Гвейн прилетел в королевские покои, где, конечно, никто не спал. Его лицо сияло, он дышал, как загнанная лошадь, но свободно и непрестанно смеясь.

– Все...это было...этого не было! Ничего...она... – никак не мог он объяснить. Мерлин, стараясь не улыбаться, подал ему кубок с вином. – Она была правда заколдованная! На нее наложили заклятье, и снять мог только “чистый сердцем человек”. – Он гордо огляделся. – Все слышали, да?

– Так что случилось? – недоверчиво спросил Артур.

– Мы пришли в спальню...

– Без этих подробностей.

– Молчите, сир, здесь самое интересное. Так вот, мы пришли в спальню, и я, как высокоморальный муж, ее поцеловал. И тут знаете, что? Она стала красавицей! Обернулась самой красивой женщиной на свете, – тут он спохватился и отвесил поклон Гвен. – Уступая лишь вам, конечно, моя королева. И она мне рассказала о своем проклятье. Сказала, что теперь у нее такая судьба: либо она будет красавицей днем, чтоб меня не позорить, но уродкой ночью, что не слишком приятно; либо она будет уродкой днем, но красавицей ночью. Сказала, чтоб я выбирал теперь, раз я ее расколдовал.

– И что ты ответил? – спросил Мерлин, уже зная ответ.

– Я сказал ей, что это ее судьба: либо днем терпеть насмешки и оскорбления, либо ночью неприязнь от меня. Сказал, что это ее выбор и только она вправе его сделать.

Надо ли говорить, как горд был Мерлин за друга в этот момент?

– И она сказала, что этим своим решением я ее расколдовал полностью! Она теперь всегда будет красавицей. Сказала, что освобождает меня от обязательств, потому что теперь она может жить свободно. Вне Камелота, конечно. Там, где разрешена магия. Хотя, от такой красотки теперь бы я не отказался, – усмехнулся он напоследок. (1)

Гвен, не стесняясь, бурно обняла его.

Артур ничего не сказал.

Но на следующее утро Гвейн обнаружил в своей комнате огромное количество бочек с лучшим вином и пивом, какие только поставлялись в Камелот.

А Мерлин, когда уложил всех спать, взял своего коня и поехал в лес. Там, на условленной поляне он нашел красивую белокурую девушку в обществе сэра Теодора. Спешившись, он протянул ей флакон, который дал ему Гаюс.

Выпив жидкость, девушка обернулась Кандидой Когтевран.

– Ну что, эффект произведен? – весело спросила она, поправляя на себе платье и надевая плащ.

– Слишком сильный, на мой взгляд, – ответил Мерлин.

– Главное, что действенный. Они ничего не заподозрили?

– Да кто бы в здравом уме заподозрил в той старухе тебя?

– А меня в том маге из темной чащи? – спросил Теодор, подержав секунду волосы королеве, чтоб ей было удобнее надеть плащ. – Похоже было, что это я колдую?

– Все было отлично, – заверил их Мерлин. – Как вы так угадывали? Я имею в виду, один поднимает руку, а другая из кустов колдует...

– Я не в кустах сидела, – с достоинством возразила Кандида. – Я пряталась за деревом.

– Хорошо, но... Зачем ты развернула эту историю с женитьбой? Мы же другое собирались сделать.

– Они меня разозлили. И я решила, что того урока им будет недостаточно.

– Это было жестоко.

– Разве? – вскинула брови королева и положила ладони на бока. – Внешность – не порок. Любить нужно не за нее. Леди Рагнелл не сделала им ничего плохого, так что Гвейн мог не переживать за свой брак по этому поводу. Для них обоих это было жестокой жертвой лишь потому, что оба боялись магии колдуньи. А это именно то суеверие, ради которого затевался весь этот спектакль.

– Согласен, но как же брак по любви? Разве не жертва – навсегда отказаться от возможности жениться на любимой женщине?

– Это жертва, которую сплошь приносят короли и королевы. Династический брак не предполагает любви, мы растем, зная, что у нас нет на нее права. Так что не вижу ничего такого страшного в том, чтобы рыцарь почувствовал, какого это.

– Учитывая, что ни ты, ни Артур не принесли в конце концов этой жертвы, – хмыкнул Мерлин.

– Ну так и я освободила бедного рыцаря, – пожала плечами Когтевран. А потом вздохнула. – Все сражаются по-своему, Мерлин. До людей должно дойти, что магия не зло. И если для этого нужны жесткие меры – да будет так.

“Жертва – не жертва, – думал Мерлин, возвращаясь в цитадель, – но, бьюсь об заклад, Артур этого никогда не забудет.”

– Давай, Сэл, это же просто.

– Гриффиндор, я не буду играть в тупую игру, которую ты и твой приятель-король придумали от нечего делать.

– Не увиливай от темы. Давай. Три вещи, мысли о которых постоянно лезут в голову перед сном.

– Бренность нашего мира, отсутствие хорошего вина в тавернах и ожидание, когда же мой закадычный друг наконец повзрослеет?

Годрик легко рассмеялся, наклонился с седла, сорвал пригоршню ягод и сунул в рот.

Слизерин криво улыбнулся, пристраивая к своему седлу очередную тушку кролика.

Густые кроны августовского леса тихо нашептывали им что-то. Ветер почти не мешал охотникам, а солнце с боем продиралось сквозь сочную зелень на тропу. Это лето, в противовес прошлому, выдалось достаточно сухим и теплым. И солнечным. Будто и в самом деле кто-то решил, что у Камелота сейчас золотой век.

– Хорош смеяться, ты и так своим чавканьем всех зверей распугал на три леса вокруг.

Рыцарь удивленно посмотрел на свою ладонь, испачканную соком ягод, а потом на друга.

– Я не чавкал.

– Нет, чавкал.

– Это три вещи, которых я не делаю. Не чавкаю, не храплю и не спорю на деньги.

Салазар снова запрыгнул в седло, и они тронули лошадей. Под копытами твердым маленьким эхом звучала лесная земля.

– Это неинтересно. Давай тогда уж три вещи, которые ты перестал делать.

Годрик задумался. Пригнулся, пропуская особенно нагло разросшуюся ветку.

– Э-э...такого нет.

– Что я говорил? Ты никак не повзрослеешь.

– Да я...

Салазар вскинул ладонь, мгновенно останавливая друга и прислушиваясь. Еле уловимое шуршание слышалось где-то справа. Маг тронул поводья, осторожно направляя коня так, чтобы увидеть на соседней поляне лису, рывшуюся в земле и вынюхивавшую что-то. Годрик первым вскинул арбалет, так что Сэл отклонился в седле, чтобы не мешать ему. Расстояние было небольшое, и им очень повезло, что лиса их не заметила пока, полностью поглощенная, видимо, добычей мыши.

И Годрик промазал.

Стрела вонзилась в землю в шаге от лисицы, заставив ее мгновенно исчезнуть с поляны, а рыцаря – с досадой и смущением взлохматить волосы.

Слизерин, сдерживая смех, прищурился.

– Серьезно, Гриффиндор? – спросил он невозмутимо.

– Мне солнце в глаза светило... – попробовал оправдаться друг, что вызвало у Салазара смешливое фырканье.

– Солнце вообще с моей стороны. Скажи мне, вот как это называется? Ты рыцарь уже полтора года, а ни черта не стал лучше стрелять!

Годрик возмущенно и гордо поднял подбородок.

– Хочешь узнать, насколько я стал лучше в фехтовании?

– Я видел тебя на последнем турнире, – лениво-насмешливо ответил Слизерин, поворачивая и трогая дальше своего коня. – Ты даже до финала не дошел. Опять.

– В следующий раз точно дойду, – убежденно и ревниво заявил рыцарь. Потом снова вскинул голову. – И в этот раз, заметь, я вышел уже за три дуэли до этого, а не за пять или четыре!

– Да, потому что тебе попадались слабые противники.

– ТЫ-то что знаешь о слабых и сильных мечниках?!

– Не обязательно уметь, чтобы наблюдать и видеть.

– Ладно! – всплеснул руками Гриффиндор. – Я не сильно продвинулся. Но это лучше, чем то, что ты начинаешь терять форму с этими твоими куропатками.

– Я?? – изумился Сэл настолько, что не стал поправлять название птиц.

Гордо и демонстративно фыркнул. Резко развернулся, вскинув арбалет. Пару секунд целился в сторону поляны, от которой они успели немного отъехать. Стрела воткнулась точно рядом с промазавшей стрелой Годрика, заставив ее упасть.

– Выпендрежник, – буркнул Гриффиндор, выезжая вперед, и друг широко ухмыльнулся, призывая магией обе стрелы обратно.

Когда их лошади поравнялись, Годрик резко сменил тему, вспомнив о чем-то и явно радуясь, что можно отвести внимание со своего промаха. Они ехали рядом, почти не глядя друг на друга, вдвоем на весь лес. Разговор лился сам собой, переполненный шутками и потасовками, оборванными на нужном моменте спорами и подначиваниями. Они были знакомы уже кучу лет, но им все еще было, что сказать друг другу. Их было всего двое, но казалось, что этого достаточно, чтобы чувствовать себя живыми.

– Мы с Пен вчера смотрели одну комедиантскую сценку. И вот, может, ты объяснишь, потому что я не понимаю, почему там все считали одного героя козлом. В общем, история такая…

1 – слегка переделанная мною легенда Артуровского цикла “Сэр Гавейн и леди Рагнелл”. Там все было точно так же, только к темному колдуну Артур попал один, и времени ему был дан год. Ну и, конечно, все это не было постановкой) Там Гавейн прожил с леди Рагнелл в счастливом браке семь лет, прежде чем она ушла жить в леса.

====== Глава 67. О том, как начинался конец. ======

Естественно, когда на первой неделе сентября выяснилось, что Пенелопа беременна, именно Годрик первым оповестил мир об этой новости.

Сначала он без стука ворвался к Салазару, и даже тот расценил уровень взлохмаченности и возбужденности друга как новый рекорд.

– Слизерин! Это официально лучший день в моей жизни!

Он схватил мага в медвежьи объятья и, хохоча, закружил по кухне. Сэл решил, что пытаться сопротивляться этому урагану – себе дороже, так что он просто зажмурился и дождался, когда тот его отпустит. Одернул полы рубахи, с кривой усмешкой наблюдая за рыцарем. Тот продолжал носиться по дому, лохматя волосы и выкрикивая восклицанья, а его безудержная магия невольно заставляла все предметы вокруг взлетать в воздух. Котелки и тарелки танцевали вокруг его головы, немыслимым образом не врезаясь, а тряпки и половичок закружились в маленький ураган, который в свою очередь стал кружиться по комнате. Магический огонек то вспыхивал в карих глазах, то гас, перебегал из одного глаза в другой, так что в сочетании с широченной улыбкой мог бы дать повод подумать, что перед вами сумасшедший. Но Слизерин знал, что это просто Годрик Гриффиндор, который не умел радоваться так, чтобы об этом не знал весь остальной мир.

Поднырнув под пролетавший котелок, Салазар достал из шкафчика вино, налил его в кубок и, поймав за плечо друга, молча дал ему выпить. Это не слишком остановило бурную радость, но хотя бы урегулировало ее.

– Я буду отцом! Сэл, ты понимаешь это? Ты понимаешь это, чертяка?! Я буду отцом! – лилось без остановки. – Я! Не кто-то другой – я! Именно я, я в своей жизни буду отцом! Ты понимаешь, через шесть месяцев я возьму на руки это чудо, и в нем будет течь моя кровь!

– Да, а еще магия, – обломал весь рай Слизерин. – А это не слишком хорошая идея – держать в Камелоте ребенка, который еще до того, как научиться ходить, сможет двигать предметы силой мысли.

Но в том состоянии, в котором он был сейчас, до Годрика было не достучаться.

– Хватит ворчать, это же будет просто прекрасно! У него будут мои глаза и черты Пенелопы! Или наоборот, ее глаза и мои черты. Рыжие волосы. Или каштановые? Они будут много спать, как Пен, или вскакивать с зарей, как я? Как они будут улыбаться?

И Салазар с улыбкой уселся на скамейку, зная, что утро потеряно. Его ждут долгие излияния радости, пока друг не выдохнется или – что скорее – не решит, что пора перенести эту радость в другой дом.

После этого Гриффиндор залетел в замок. Он опоздал на тренировку и, когда Леон принялся с него спрашивать причину, с ходу выпалил свою новость. Среди рыцарей раздался дружный одобрительный гул, на его плечи посыпались хлопки, зазвучал смех, а те из товарищей, у которых были дети, принялись делиться опытом и шутками, начиная с Сафира, который с улыбкой сказал:

– Ну все, твоя жизнь обречена, Гриффиндор. Не жди больше спокойных будней.

Рыцари надавали ему столько советов, что у мага голова пошла кругом еще больше. Но все же не настолько, чтобы он не заметил, что Артура нет на поле. Леон ответил, что минут двадцать назад его позвал в Зал Советов лорд Норман. Годрик не расстроился, помчался в дебри замка и уже скоро стоял у нужных дверей, едва вспомнив, что надо постучаться.

Войдя, он заметил о чем-то беседовавших над картами короля с королевой. Они были одни, так что он решил, что это будет прилично.

– Ваше Величество, – выпалил рыцарь, с трудом останавливаясь и вытягивая руки вдоль тела, – я сегодня не был на тренировке, дело в том, что... Моя жена ждет ребенка, – он не удержался и все же расплылся в улыбке. – В связи с этим, я хотел бы просить вас дать мне право на лояльное расписание патрулей. Сэр Леон уже негодовал по поводу моих перестановок, но сейчас они необходимы... Вы же понимаете, у нас будет ребенок, вы представляете, как это прекрасно?

Венценосная чета переглянулась, обменявшись каким-то странным выражением лица. Заметив это, Годрик только тогда вспомнил о том, что беременность не обязательно предполагает счастливое рождение, и по-настоящему испугался. А еще устыдился своей нетактичности, настолько, что готов был откусить свой бескостный язык. Он порывисто склонил голову.

– Простите, я не это имел ввиду, я...

– Все в порядке, Годрик, – мягко улыбнулась ему королева. – Мы очень рады за вас. Полагаю, Пенелопа поэтому сегодня опаздывает?

– Да, она у Гаюса. Должно быть, скоро придет, – все еще красный от стыда, Гриффиндор вдруг случайно кинул взгляд на карту и вспомнил, что сказал Леон. – Новые нападения?

– Почти, – ответил Артур. – В Ишмире загорелись огни. Кто-то там поселился.

– Разбойники? – предположил рыцарь.

– Может быть. А может быть, Один решил устроить там ставку, чтобы стянуть туда своих войнов и развернуть атаку. А может, снова завоеватели из-за моря – за Ишмиром ведь только Ифтир, а он голая земля. Там может скрываться кто угодно. Вплоть до Морганы и ее приспешников.

Гриффиндор сглотнул, почувствовав новую волну стыда и сожаления. Он не отправится в этот поход, потому что его жена беременна. Вот что означало это будущее: если у тебя есть дети, то ты не имеешь права рисковать своей жизнью. Но это значило, что он оставит своих товарищей и своего короля подвергаться опасности. Теперь он не может запросто бросаться в бой, ни о чем не думая. Теперь он обязан возвращаться домой, чего бы это ни стоило. Конечно, это не касалось войн и серьезных вещей. Но в простые опасные приключения теперь будут лезть те его товарищи, у которых нет беременных жен. Кажется, именно так заканчивается бездумная молодость.

– Да, ты в эту вылазку, конечно, не поедешь, – прочитал его мысли Артур. – Не беспокойся, это могут оказаться действительно просто разбойники, Гвейн и другие с этим разберутся. А у тебя теперь более важная забота.

– Но если вдруг что-то случится...

– Поверь мне, Гриффиндор, если твоя жена беременна, нет ничего важнее, чем быть рядом с ней, пока можешь, – Годрик еще раз сглотнул, ощутив всю тяжесть этих слов. Но король завершил их картинно невозмутимым тоном, чтобы убрать из воздуха напряжение: – Не волнуйся, если будет война, я прикажу тебе сражаться в первых рядах.

– И я буду там, – горячо пообещал рыцарь, склоняя голову в поклоне и уходя.

Гвен недолго пришлось ждать свою служанку после прихода Годрика. Она прогуливалась по саду, разглядывая цветы, которые в первую неделю сентября еще не понимали, что пришла осень. Иногда она задумчиво обнимала руками живот и глубоко вдыхала ароматный воздух сада.

Прошел уже год со смерти ее сына. Не так давно Гаюс ей вежливо намекнул, что ее тело полностью восстановилось и выздоровело, чтобы спокойно выносить и родить нового малыша. Но Гвиневра так и не сказала об этом Артуру. Может быть, он и сам узнавал об этом у лекаря. Она не знала, ведь они не разговаривали об этом. Они вообще практически не разговаривали о своем сыне. Гвен знала, что они по-разному воспринимают боль. Ей посчастливилось встретить Пенелопу, которой она и могла рассказать свою, когда слишком сильно вставал в горле комок. Это немного помогало. А вот Артур не собирался разговаривать об этом ни с кем. Она знала, что даже с Мерлином эту тему он не поднимал. А еще она знала, что это не значило, что ему все равно. Потому что когда она порой просыпалась посреди ночи от того, что ей снова снилось, как ее ребенок умирает у нее на руках, она тут же чувствовала стальные объятья мужа. Молчаливые, но такие нужные. В его глазах она видела отражение собственной боли, пусть ему и не было нужно облекать ее в слова.

Но Гвен не сказала ему о том, что снова может забеременеть. Дело было не в том, что она не хотела. Просто она боялась. Боялась того, что все повторится. Что она полюбит нового малыша, а потом он умрет. Что она снова не справится, не убережет, не защитит. Как она могла сметь давать жизнь еще одному ребенку, когда уже убила первого? Как она могла иметь право на новую попытку стать матерью?

А теперь...теперь ее верной подруги больше не будет рядом. Беременность означала то, что Пен больше не сможет работать ее служанкой, и ей придется искать другую. Но Гвиневра знала, что больше не встретит такую, что бы стала ей настолько же близким другом.

Пенелопа появилась в саду, и королева сразу заметила головокружительную разницу между той девочкой, которую она знала, и той женщиной, которая сейчас готовилась стать матерью. “И я тоже так изменилась, когда узнала, что беременна?” – отстраненно подумалось Гвен. Пуффендуй была похожа на только что выпеченный хлеб. Пышный, теплый и дико ароматный. Она цвела, как цветы вокруг них, ее радость стекала из улыбающихся глаз в пальцы, что мяли зеленую юбку.

– Родная, – мягко произнесла Гвиневра и шагнула к подруге, чтобы бережно ее обнять. Тут она действительно почувствовала радость за нее. Она правда была рада, несмотря ни на что. – Ты не представляешь, как я буду скучать.

– Представляю, – ответила девушка, отстраняясь и быстрым движением вытирая глаза. – Миледи, вы заняли в моей жизни больше места, чем я надеялась. Я всегда буду благодарна вам за то, что вы приютили нас с сестрой во дворце и дали работу.

– Пустяки, – отмахнулась Гвен, тоже шмыгнув носом. – Только, пожалуйста...приходи. Ты же знаешь, где я могу быть. Приходи по утрам в библиотеку. В конце концов, если что, здесь и Гаюс ближе...

– Обещаю, – горячо кивнула Пуффендуй.

Взгляд королевы невольно опустился на живот подруги. Конечно, еще ничего не было видно. Но она глаз не могла оторвать от зеленой ткани, под которой росла жизнь. Пенелопа сжала ладонь женщины.

– Миледи, – позвала она. – Вы ведь уже можете...прошел год.

– Да, – почти беззвучно ответила Гвен. Потом вскинула на подругу глаза, в которых позволила отразиться испугу. – Пенни, я очень боюсь. Ты...не представляешь, как хрупко то, что ты носишь под сердцем. Мне кажется, если я снова забеременею, я буду шарахаться от каждой ступеньки и кочки, я буду обходить стороной каждую расческу, которую уроню на пол. Я вообще из комнаты не стану выходить... Но даже так... Это не гарантия. Пен, если все повторится, я просто не выдержу.

– Глупости, – мягко улыбнулась Пуффендуй. – Вы не должны себя винить, я уже много раз вам это говорила. Я точно знаю, что моя мама потеряла двух детей, прежде чем родить нас. Так бывает. Это тяжело, но вы должны пробовать снова.

– Я знаю, – кивнула Гвиневра. – Я даже обязана. Это часть моего долга, я королева, и у моего короля должны быть наследники. И если я не рожу их, род Пендрагонов прервется, и Моргана будет законной правительницей Камелота. Это настолько важно, а Артур даже не заикается об этом.

– Подозреваю, что он не собирается влиять на это, – усмехнулась Пенелопа. – А еще подозреваю, что он не сочтет проблемой, если у вас больше не будет детей. В конце концов, он ведь женился на служанке, почему бы ему не усыновить ребенка?

– Потому что это неправильно! – возмутилась Гвен. – На трон должен сесть его ребенок.

– Ну вот, вы сами сказали, – улыбнулась Пен. – А это значит..?

Королева вздохнула.

– Это значит, что я могу и буду рожать детей. И что все будет хорошо.

Подруга еще шире улыбнулась. Гвен еще раз обняла ее, ткнувшись подбородком в ее плечо.

– Мне будет жутко не хватать твоей мудрости. Не уходи так быстро. Давай погуляем...

Подруги не знали, сколько они прогуляли между цветущих кустов, разговаривая о материнстве и мужьях, но в какой-то момент появился слуга, который сообщил, что в Приемном Зале столпились просители, а король занят с рыцарями и советниками. Королева отправилась выполнять свои обязанности, а Пенелопа поднялась на второй этаж, где располагались комнаты большинства слуг. Пройдя мимо комнаты, в которой раньше они жили с сестрой, и комнаты, в которой Алиса теперь жила вместе с несколькими подругами-кухарочками, Пуффендуй зашла на саму кухню. Кивнув поварихам, она быстро нашла сестру, которая в это время активно сплетничала в кругу подружек. Темой была на сей раз Моргана и ее тайные любовные связи. Кстати, лидировал в этих связях почему-то Гвейн.

Заметив старшую Пуффендуй, девочки захихикали и оставили сестер наедине.

– Кажется, я уже говорила, что мне не нравятся эти твои сплетницы, – поджала губы волшебница. Алиса жалобно посмотрела на нее снизу-вверх.

– Ну мы просто...да чем еще заниматься в этом замке?

– Саморазвитием?

– Среди котлов и горшков? Не смеши меня. Если не о людях, то придется разговаривать об овощах, а от этого точно не поумнеешь.

– Зато не оскорбишь никого. Вы же реальных людей обсуждаете, а не героев баллад.

– Ну и что? Они же об этом не узнают!

– Алиса.

Девочка с досадой опустила голову, пробурчав что-то себе под нос. Пенелопа вздохнула и села рядом с ней на скамейку. Пару минут сестры молчали.

– А я беременна, – как невзначай сообщила Пен. Алиса скосила на нее недоверчивый взгляд.

Через мгновение она уже бурно обнимала старшую, читала лекции об осторожном поведении, будто знала о беременности больше сестры, на ходу придумывала имена для племянницы, почему-то твердо решив, что это будет девочка, и удивленно морщила нос, представляя Годрика отцом, а сестру – матерью.

– Невероятно... – пораженно говорила она. – Это...так странно, что я не могу поверить. Это же нереально! Скоро твой живот раздуется до размеров тыквы, и ты захочешь есть рыбу с каким-нибудь ягодным джемом, и ты будешь капризней своего мужа...

Пенелопа шутливо поморщилась:

– Если я когда-нибудь потребую рыбу с ягодным джемом – просто убейте меня.

Спустя неделю после того, как Гвейн с шестью десятками рыцарей отправился в Ишмир, в замок пришла девушка в поисках работы. Джордж отправил ее прямиком к королеве, зная, что ей требовалась служанка. Гвен в это время была в библиотеке, разбирая документы, составленные о деревнях, в которых все больше и больше крестьянских детей получали знания из новых школ.

На самом деле там все было хорошо, и она занималась этим, просто чтобы отвлечься от мыслей, которые превращались в самый настоящий зуд. Неделю у нее в голове крутился разговор с Пенелопой о том, что она должна снова попробовать забеременеть. Страх и вина сжимали сердце, но желание будоражило ум и заставляло дергаться, сидя на стуле в абсолютной тишине и покое. Она больше ни о чем не могла думать. Она хотела ребенка. Она, не переставая, мысленно просила прощения у своего сына, но не могла избавиться от окрыляющего желания, от мечты, захватившей ее без остатка.

Именно такой ее застала новая служанка.

– Ваше Величество, – робко поздоровалась хрупкая, достаточно красивая юная девушка, приседая в реверансе. Выпрямившись, она не посмела поднять глаза. – Мне сказали, что я могу просить у вас работу.