Текст книги "Возвышение падших (СИ)"
Автор книги: Marina Saltwater
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 52 страниц)
– Валиде?
Гюльхан вздрогнула от звука его голоса и стихла, но головы от подушки не оторвала и осталась неподвижно лежать, словно вместо выплеснутого отчаяния пришла душевная пустота.
– Аллах не оставит вас. Вы поправитесь… Не печальтесь об утраченном. Я и Зеррин все еще рядом с вами. Думайте о том, что мы у вас есть и очень вами дорожим.
Тяжело вздохнув, рыжеволосый Шехзаде наклонился к лежащей на кровати бледной руке матери и почтенно поцеловал ее.
– Госпоже нужен покой, – осторожно проговорила лекарша.
Понимающе кивнув, Сулейман направился к дверям и, выходя, бросил на страдающую мать беспокойный, сочувственный взгляд.
Спустя некоторое время…
Покои управляющей.
Заботливо склонившись над лежащим на руках маленьким Абдулбаки, темноволосая Шах Султан непрестанно улыбалась.
Дети привносили в ее жизнь светлую радость, которая, словно луч солнца, пробивающийся сквозь сгустившиеся тучи, освещала ее дни.
Фериде-калфа, вошедшая в роскошную опочивальню, почтенно склонилась перед сидящей на тахте госпожой и не сдержала умиленной улыбки, взглянув на маленького Султанзаде.
– Госпожа моя. Есть новости.
Та неохотно перевела взор темно-карих глаз к своей калфе.
– Говори.
– Мне удалось узнать о том, что вчера Повелитель расторг помолвку Севен Султан с Касимом-пашой.
– Что..? – изумленно переспросила Султанша и, подозвав к себе служанку, бывшей няней младших детей, отдала ей Абдулбаки, а после поднялась с тахты и подошла к калфе. – Зачем это понадобилось?
– Оказывается, Султанзаде Османа, сына Хюмашах Султан, и Севен Султан вот уже два года связывают романтические чувства. Они об этом поведали Повелителю и тот немедленно расторг помолвку Султанши. К тому же, господин вызвал к себе после Хюмашах Султан. Говорят, она так гневалась, так кричала, что стены сотрясались… Заявилась после в гарем и направилась прямиком в покои Севен Султан. Насколько мне известно, Хюмашах Султан очень злилась на своего сына и госпожу.
– Аллах милостивый… – ошеломленно выдохнула Шах, а после задумчиво ухмыльнулась. – Вот уж не думала, что такое возможно. Севен всегда казалась мне такой чистой и непорочной, что и мысли о том, будто она за спиной династии тайно встречается с кем-то, а уж тем более с Османом, не могло возникнуть в моем разуме.
– Верно, госпожа, – согласилась Фериде-калфа. – И я была удивлена. Но это еще не все новости…
– Что еще?
– Повелитель объявил Хюмашах Султан о том, что ее никях с Феридуном-беем состоится в скорейший срок.
Шах Султан улыбнулась шире и довольно кивнула темноволосой головой, отчего ее высокая драгоценная корона сверкнула в солнечном свете.
– Навестим-ка нашего Повелителя. Нужно кое-что уладить, раз все так удачно складывается…
Гарем.
Проходя мимо распахнутых дверей гарема, царственная Шах Султан увидела, как темноволосая и худощавая Артемисия, стоя в окружении нескольких наложниц в золотисто-бежевом нежном одеянии, о чем-то с ними разговаривала.
– Фериде, пусть Артемисия подойдет ко мне.
Калфа, покорно склонив голову, пошла к фаворитке и вскоре Артемисия, обернувшись к ожидающей ее госпоже, приблизилась к ней и почтенно поклонилась.
Наложницы, которых она покинула, завистливо переглянулись между собой.
– Тебе удалось удержать Орхана этой ночью в султанских покоях, как я и просила, – довольно отозвалась Шах, оглядывая молчаливую девушку, которая смотрела ей прямо в глаза. – В который раз ты удивляешь меня своей сообразительностью и преданностью, Артемисия.
– Для меня нет большей радости, Султанша, чем угодить вам, – ровным голосом ответила та и на ее красивом лице промелькнула тень улыбки.
Шах Султан в некоторой задумчивости оглядела девушку, стоящую перед ней.
Она не без довольства сознавала, что не ошиблась, избрав из всех наложниц гарема именно ее, Артемисию. Красивая и умная, молчаливая и преданная. Казалось бы, в ней не было недостатков. Но в глубине серо-голубых глаз, подернутых пеленой загадочности и задумчивости, сквозило что-то, отчего даже сама Шах порой отводила взор. Какой-то внутренний стержень, полагающийся на мрачности, позволял Артемисии подчиняться, но оставаться непокоренной и улыбаться, но при этом оставаться неизменно мрачной.
– Я слышала, Гюльхан Султан до сих пор в лазарете и находится под властью страданий из-за потери ребенка. Так ли это?
– Ты об этом не думай, – ухмыльнулась Шах Султан и в глубине ее темно-карих глаз мелькнуло недовольство. – О своей судьбе переживай.
Кивнув в знак окончания разговора, царственная госпожа направилась в сторону коридора, ведущего в султанские покои, и скрылась в нем, провожаемая задумчивым взглядом Артемисии.
Султанские покои.
Черноволосый Орхан в некоторой мрачной задумчивости привычно восседал за письменным столом, заваленным документами и освещаемым несколькими мелькающими свечами, когда в опочивальню степенно вошла Шах Султан, облаченная в роскошное зеленое платье благородного оттенка.
– Повелитель, – поклонилась она, а после подошла к письменному столу, из-за которого султан бросил на нее мимолетный взгляд и кивнул. – Я бы хотела с вами поговорить.
– Прежде выслушай меня, – отозвался Орхан и, отложив читаемый до этого документ в сторону, откинулся на спинку своего стула. – Как ты объяснишь то, что происходит в моем гареме, который я доверил тебе? Как может моя фаворитка быть жертвой покушения?
Напрягшись, темноволосая Султанша осторожно улыбнулась.
– Откуда мне было знать, что отчаявшаяся Гюльхан способна на такое? Но можешь не волноваться, брат. Артемисия отныне под моей защитой. Я не позволю, чтобы в гареме подобное повторилось. Но я хотела поговорить о другом…
– О чем же?
– Я слышала, будто ты расторг помолвку Севен и Касима-паши, а также о том, что ее с Султанзаде Османом связывают чувства. Так ли это?
Тяжело вздохнув, черноволосый султан поднялся из-за стола и приблизился к сестре, которая в молчании ожидала его ответа, хотя прекрасна знала его.
– Я не желаю силой выдавать Севен замуж, если ее сердце принадлежит другому мужчине. Она и без того настрадалась… Поэтому этим утром по моему велению между Севен и Османом был заключен никях. В этих покоях и в моем присутствии.
Подобного поворота событий Шах не ожидала и ошеломленно уставилась на брата, пытаясь осознать то, что услышала.
– Никях..? Аллах всемогущий. Зачем это понадобилось?
– Через неделю Осман должен отправиться в провинцию, которую я ему назначил и Севен, узнав об этом, в слезах молила меня даровать ей счастье и соединить их перед Всевышним, дабы она смогла отправиться вместе с ним, а не разлучаться на долгие годы. Перед ее слезами я не смог устоять… В конце концов, я – падишах всего мира и подобные решения могу принимать, не согласовывая их ни с кем. Поэтому твоих возражений я слушать не желаю.
– Я и не собиралась возражать. Твоя воля – закон. Я рада за Севен. Да пошлет Аллах ей счастье и покой, – осторожно проговорила Султанша, чувствуя, что нужно отступить, дабы сохранить доверие в их отношениях, так ей необходимое для достижения собственных целей. – Что же насчет помолвки Хюмашах? Ты принял решение?
– Да. В конце лета между ней и Феридуном-беем будет заключен никях, несмотря на ее недовольство.
Шах Султан сдержала самодовольную ухмылку, коснувшуюся ее лица.
– Не думаешь ли ты, Орхан, что стоит подумать и о судьбе Эдже? Как только приехала эта сеньора, так она и во дворце перестала бывать. Одному Аллаху известно, чему эта… распутная женщина учит ее в своем доме. Эдже пора думать о собственной семье. Так она остепенится, усмирит злость и пламя страданий в своей мятежной душе.
– И кто же, по-твоему, достоин стать ее мужем? – согласно кивнув, задумчиво спросил Орхан.
– Касим-паша. Из-за помолвки с Севен ты наградил его должностью третьего визиря совета дивана, а также обещал титул дамата династии. Не стоит свои обещания нарушать. Пусть он станет если не мужем Севен, то мужем Эдже.
– Я подумаю, – уклончиво ответил султан. – Что-то еще?
– Да. Тебе стоит кое о чем узнать…
Насторожившись, султан в ожидании смотрел на подбирающую слова сестру.
– Гюльхан не просто покусилась на жизнь Артемисии. Видимо, новость о том, что ты снова принимаешь в своих покоях Артемисию столь сильно разозлила Гюльхан, что она отчаянно испила яду. Слава Аллаху, она жива, но ребенка из-за своей глупости потеряла. Видимо, она хотела тем самым привлечь к себе твое внимание или же желала умереть на зло тебе… Гюльхан в лазарете и, по словам лекарши, пребывает в каком-то безумии.
Орхан хмуро отвел взгляд и не заметил, как сестра самодовольно ухмыльнулась тому, как ловко ей удается им манипулировать и воплощать свои идеи по маской его решений.
Гарем.
Возвращающуюся с улыбкой на лице Шах Султан остановила настороженная Фахрие-калфа.
Наложницы, заметив госпожу, стали переглядываться между собой и между ними прокатилась волна перешептываний, от которых Шах нахмурилась в непонимании подобного отношения к ней.
– Госпожа, вы просили узнать меня о том, почему наложницы стали подобным образом вести себя по отношению к вам…
– Я помню, Фахрие-калфа. И что же ты узнала?
– Наложницы считают, что вы серьезно больны, а также верят, будто вы, позабыв о гареме, тратите огромные средства перед своей близкой кончиной.
Возмущение вспыхнуло в темных глазах Султанши и надменность отчетливо проступила на ее красивом лице.
– Кто посмел распространять обо мне такие слухи?
– Нельхан-хатун. Она служит… Гюльхан Султан.
Понимающе усмехнувшись, Шах, жестко взглянув на перешептывающихся наложниц, царственно вошла в гарем.
Обитательницы вынужденно вскочили со своих мест и выстроились в ряд перед вошедшей госпожой, обжигающей их озлобленным взором.
– Мне стало известно о том, что в гареме ходят слухи о моей неизлечимой болезни и о том, будто я трачу средства на себя, а о гареме позабыла, – громогласно воскликнула Шах, медленно проходя по гарему. – Так вот… Гюльхан Султан, видимо, решила подобным образом пошатнуть мой авторитет в гареме, раз распустила такие слухи с помощью своей служанки Нельхан-хатун. Не она ли вам обо всем этом поведала?
Русоволосая Нельхан-хатун, испуганно вздрогнув от слов госпожи, поймала на себе настороженные взгляды одалисок, которым именно она и рассказала о болезни Шах Султан.
– Знайте, что я здорова и власть моя в гареме будет длиться долгие годы, не сомневайтесь. Если я узнаю, что столь нелицеприятные слухи витают в гареме снова, то не поскуплюсь на наказание. А сейчас… Фахрие-калфа!
Седовласая женщина подошла к Султанше и поклонилась.
– Слушаю.
– Нельхан-хатун посадить в темницу на неделю. Пусть одумается и выбросит из головы мысли о мятеже.
– Нет, госпожа! – испуганно вскрикнула девушка, схваченная на глазах у всех охраной. – Пожалуйста!
Ухмыльнувшись прямо ей в лицо, Шах гордо вздернула подбородок и, окинув испуганных наложниц надменным взором, покинула гарем, шелестя подолом своего роскошного изумрудно-зеленого платья.
Дворцовый лазарет.
Хмурый и настороженный, черноволосый Орхан неспешно вошел в небольшое помещение и огляделся.
Бледная рыжеволосая Гюльхан недвижимо лежала в постели, отрешенно смотря в одну точку.
Лекарша Зейнаб-хатун, увидев султана, испуганно поклонилась и отступила в сторону.
– Каково состояние Гюльхан Султан? – мрачно осведомился Орхан, не отрывая тяжелого взора от жены, которая, услышав звук его голоса, встревоженно оторвала голову от подушки и растерянно на него посмотрела.
– Госпожа, к сожалению, потеряла ребенка, но поправляется. Яда уже нет в ее организме.
– Оставь нас, – сухо бросил султан.
Зейнаб-хатун покорно покинула лазарет, в дверях беспокойно обернувшись на мрачного господина.
Насупившись, Гюльхан села в постели и опустила голову, будто была не в силах выдерживать осуждающий и тяжелый взор султана.
– Как ты до такого опустилась? – непонимающе проговорил Орхан, разглядывая женщину и пытаясь отыскать в ней ту, что когда-то давно любил. – Что стало с тобой, раз ты пьешь смертельный яд, ожидая ребенка, и покушаешься на чужие жизни?
Вспыхнув от его слов, рыжеволосая госпожа, наконец, подняла синие и затуманенные от боли глаза.
– Что вы говорите..? Я не пила яда! И не убивала никого…
– Довольно лжи и лицемерия! – гневался черноволосый султан, прожигая жену глазами, полными осуждения и негодования. – Мне опротивели твои извечные капризы и низкие поступки.
Вздрогнув, словно от болезненного удара, Гюльхан качнула головой в каком-то неверии и разочаровании.
– Я едва не погибла, Орхан. Потеряла нашего ребенка… А ты такие слова говоришь мне прямо в лицо, не щадя?
– Больше слушать ничего не желаю, – выдохнул он, хмурый и мрачный. – И видеть тебя не могу. Как только поправишься, то немедленно покинешь Топ Капы и вместе с Сулейманом отправишься в санджак, что я ему определю.
Развернувшись, Орхан размашистыми шагами покинул лазарет, а Гюльхан, растерянно проводившая его взглядом, бессильно упала на подушку и в тысячный раз разразилась плачем.
Султанские покои.
Светловолосая Дэфне Султан, облаченная в нежно-голубое изысканное платье закрытого кроя с высоким воротником, задумчиво стояла у письменного стола, ожидая, когда султан вернется в свою опочивальню.
Вскоре двери со скрипом распахнулись и вошел мрачный и явно чем-то огорченный Орхан, который, заметив Дэфне, шумно выдохнул то ли от раздражения, то от облегчения.
Обернувшись к нему лицом с приветственной улыбкой, на нем застывшей, женщина почтенно поклонилась и поспешила подойти ближе.
– Орхан. Прости, что без твоего разрешения вошла…
– Ничего, – сухо кивнул тот, устало опускаясь на тахту и жестом приглашая жену сесть рядом с ним. – Что такое?
– Понимаю, что мне не стоит в это вмешиваться, – осторожно начала она, опустившись на тахту подле Орхана и воздев к нему свои пронзительные серые глаза. – Но Баязид мне покоя не дает, да и мне, признаться, тяжело находиться в гареме Топ Капы. Здесь все чуждо, непривычно. Людей больше беспокоит власть, чем что-либо другое. Эта атмосфера убивает меня и душит…
– Если пожелаешь на время уехать и отдохнуть, то я не против, – заботливо отозвался Орхан, рассматривая явно волнующуюся в его присутствии Дэфне, чего он раньше за ней не замечал.
– Это не совсем то, о чем я вас хотела попросить… Не угодно ли тебе назначить нашего Баязида санджак-беем в подходящую провинцию? Я бы отправилась следом за ним, оставила позади и Топ Капы и… все, что здесь произошло.
– Признаюсь, что я и сам давно думал об этом. Ты права, Дэфне. Впрочем, как всегда… Мои сыновья уже выросли и им пора набираться опыта и начинать самостоятельную жизнь. Баязид давно рвался в санджак, я знаю.
– И каково же будет твое решение?
Вздохнув, Орхан решительно кивнул головой самому себе, будто одобряя принятое решение.
– Я в ближайшее время назначу своих Шехзаде в подходящие провинции и вы с Гюльхан отправитесь их сопровождать.
– Благодарю вас, господин, – прошелестела Дэфне, скрывая свою боль из-за того, что он так легко соглашается расстаться с ней и с подобным безразличием отпускает от себя.
Покои Эдже.
Размышляя над судьбоносным предложением Рейны, темноволосая госпожа задумчиво восседала на тахте и без особого интереса листала скучную книгу, когда в опочивальню вошла ее служанка – Гезде-хатун.
Подняв на нее взгляд изумрудно-зеленых глаз, Эдже вопросительно вскинула изящные брови.
– Для вас послание, госпожа. Передал какой-то ага гарема.
Вспыхнув от догадки, Султанша помедлила с тем, чтобы брать послание в руки, но все же решившись, она аккуратно его развернула.
«Госпожа,
С каждым днем я больше возгораюсь всеобъемлющим пламенем любви к вам.
С каждой ночью страдания все сильнее сжимают меня в своих смертельных объятиях.
Ваш прекрасный светлый лик – спасение для меня, а глаза – исцеление».
Узнав уже известный ей почерк Сулеймана, госпожа, почувствовав какое-то неясное сплетение чувств из смятения, негодования, смущения и растерянности, разорвала послание и отбросила обрывки на низкий столик.
Движению ее руки вторил скрип распахнувшихся дверей, в которые вошла седовласая Фахрие-калфа, которой Эдже приветственно улыбнулась.
– Эдже, Повелитель приказал тебе явиться в его покои.
– Зачем?
– Раз приказал, то иди, – нахмурилась женщина, наблюдая за тем, как девушка неохотно поднялась с тахты. – И помни о том, что я тебе говорила. Будь вежлива и учтива. Не стоит злить господина…
Тяжело вздохнув, Эдже кивнула темноволосой головой и направилась в сторону султанских покоев.
Султанские покои.
Орхан, заложив руки за спину, в ожидании прихода вызванной сестры, задумчиво перебирал собственные невесёлые мысли, бередящие рассудок.
Темноволосая Эдже, явно напряженная и настороженная, степенно вошла в покои и поклонилась ему.
– Вы хотели меня видеть?
– Да, Эдже. Подойди.
Опустив зеленые глаза, Султанша приблизилась к Повелителю и в ожидании его слов нахмурилась.
– Тебе ведь известно о том, что помолвка Севен Султан с Касимом-пашой была расторгнута, а она сама была сегодня утром выдана замуж за Османа?
– Замуж? – ошеломленно переспросила Эдже, резко подняв глаза к лицу Орхана, смотрящего на нее сверху вниз. – За Османа?
– Касим-паша – прекрасный политический деятель и приятный мужчина, – не ответив на ее вопросы и будто не заметив ее потрясение, продолжил Орхан. – Он был назначен мной третьим визирем в честь помолвки и я великодушно пообещал ему титул дамата династии. Как падишах, я должен сдерживать свои обещания. Да и тебе пора остепениться, завести семью…
Вздрогнув от его слов, Эдже неосознанно отшатнулась назад.
– Я решил, что между тобой и Касимом-пашой будет целесообразным совершить обряд никяха, – твердым и не терпящим возражений тоном провозгласил Орхан.
Метания Эдже между семьей, Топ Капы и Рейной с ее идеей мирового господства мгновенно окончились твердым и даже отчаянным решением.
Рейна как в воду глядела, упомянув, что султан бездумно и по собственным капризам решает судьбы людей, выдает женщин замуж за престарелых пашей и рушит все их существование.
Побег – единственный выход. И она сбежит навстречу бушующим волнам моря, качающейся палубе корабля, мечам и крови. Пусть так, лишь бы обрести свободу и быть хозяйкой собственной судьбы, а не рабыней интриг и политики.
========== Глава 8. Покидающие прошлое ==========
Спустя несколько дней…
Стамбул. Дом Рейны Дориа.
Отблески схлёстывающихся мечей, рожденные ярким светом летнего полуденного солнца, мешали запыхавшейся Эдже, от которых она щурилась.
Рейна, как-то зловеще усмехаясь, безжалостно нападала, виртуозно разя двумя короткими мечами с рукоятями из черной стали, украшенными кроваво-красными рубинами и черными гематитами.
Высокий и широкоплечий Деметрий, стоя немного поодаль в заросшем саду, где проходила очередная тренировка, внимательно следил за боем.
– Стремительней, Эдже! – гаркнула Рейна, когда девушка не успела отразить очередной молниеносный удар и, уронив тяжелый меч, рухнула на землю, покрытую цветущей ярко-зеленой травой. – Меньше думай. У тебя на лице какое-то странное сосредоточенное выражение. Отдайся бою. Тело должно само знать, что и как делать.
– Тебе легко говорить… – устало сидя на траве, буркнула Эдже.
Ее темно-каштановые волосы в солнечном свете отбрасывали серебристые отблески, похожие на отблеск стали от лежащего рядом с ней короткого полутораручного меча, который Рейна подарила ей несколько дней назад, когда она сообщила о своей готовности бежать с ней.
Самодовольно ухмыльнувшись, Рейна, отдав свои мечи Деметрию, зачем-то хлопнула его компанейски по плечу.
– Деметрий, ты – опытный воин и командир моих рыцарей. Как считаешь, Эдже имеет успех в овладении мечом?
Эдже неосознанно напряглась, ожидая его вердикта. Поднявшись с земли, она отряхнула свое все еще непривычное одеяние, состоящее из темных тканевых штанов, заправленных в высокие кожаные сапоги, длинной красной туники и кожаного жилета поверх нее.
– Эдже Султан показывает большие успехи, сеньора. За несколько дней подобного результата очень сложно добиться.
– Видишь? – гордо воскликнула ухмыляющаяся Рейна, обернувшись к племяннице, которая в точности повторила ее ухмылку. – Ты рождена, чтобы воевать! Как и я.
– Мне пора возвращаться в Топ Капы, – проведя рукой по взмокшим волосам, выдохнула Эдже с явным раздражением. – Не терпится уже навсегда покинуть его… Эти подготовки к моей свадьбе с Касимом-пашой выводят меня из себя.
– Нет, ты не вернешься, Эдже, – горячо воскликнула Рейна, остановив племянницу, что направилась было к дому, дабы переодеться. – Больше не нужно ждать. Сегодня ночью мы покидаем Стамбул. Только тебе, думаю, не понравится, каким способом.
Топ Капы. Покои управляющей.
Три темноволосые сестры, сидя на больших атласных подушках вокруг низкого столика, молча пили терпкий и дымящийся кофе из маленьких чашек, поглядывая на царственную мать, что восседала на тахте и задумчиво крутила в руках уже пустую чашку.
Старшая Гевхерхан Султан привычно лучится улыбкой и миролюбием. Средняя Хюррем, как всегда, надменно-степенна. Младшая Айше, тоскливо опустив глаза к своей чашке, молчит.
Мирное течение их необременительного разговора прервал раздавшийся в покоях стук, а после и скрип отворившихся дверей.
Сложив руки перед собой, худощавая Артемисия, облаченная в нежно-сиреневое атласное одеяние с жемчужными вставками на верхней его части, почтенно поклонилась перед Султаншами.
– Шах Султан. Султанши.
Шах Султан была единственной, кто тепло улыбнулся ей. Гевхерхан и Хюррем, помрачнев, недовольно переглянулись между собой, а Айше, кажется, даже не заметила прихода наложницы, погруженная в свои тоскливые раздумья.
– Проходи. Садись рядом со мной, Артемисия.
Мягко улыбнувшись Султанше, Артемисия обошла сидящих юных Султанш и опустилась на тахту рядом с управляющей гаремом.
Хюррем, возгоревшись ревностью, пронзала ее недовольным взглядом.
Пока Шах Султан и Артемисия переговаривались между собой, Гевхерхан задумчиво рассматривала их, пытаясь понять причину зародившейся связи между женщинами. Что было такого в Артемисии, чего их мать не нашла в своих дочерях, что буквально поклонялись ей и боготворили ее?
Покои Гюльхан.
С болезненной бледностью на красивом лице Гюльхан немного вяло сидела на тахте и с раздражением в синих глазах наблюдала за тем, как слуги суетятся в ее покоях и собирают вещи.
Рядом с ней, прижавшись к материнскому плечу, плачет рыжеволосая Зеррин Султан.
– Мама, почему мы уезжаем? – непонимающе воскликнула девочка, подняв темно-карие глаза к той. – Я хочу остаться с папой…
– Успокойся, Зеррин, – ответила Гюльхан, погладив дочь по голове. – Сулейман отправляется в провинцию, чтобы править ей. Мы должны его сопровождать. Вот увидишь, тебе понравятся леса Манисы, новый дворец. Он будет принадлежать лишь нам…
– А папа поедет с нами?
– Нет, – сухо ответила Султанша, помрачнев от упоминания в разговоре Орхана. – Он останется здесь. Мы ведь ему не нужны, Зеррин. Он предпочитает своей семье каких-то рабынь.
Фахрие-калфа, следившая за сборами в опочивальне госпожи, смерила ее хмурым взглядом из-за недовольства тем, что она очерняла султана в глазах дочери из-за своих обид.
Покои Дэфне.
Соединившись в тоскливых прощальных объятиях, Селин и Дэфне после отстранились друг от друга.
Мимо них сновали слуги, спешно собирающие вещи госпожи, которая вот-вот должна была отправиться в путь.
Поцеловав расстроенную из-за отъезда Султанши десятилетнюю Фатьму, Дэфне тепло погладила ее по длинными темным волосам.
– Я буду тосковать по вас.
– И мы, Дэфне. Не думала, что Повелитель так скоро после воцарения отправит вас с Баязидом в санджак.
– Это я попросила его об этом, Селин, – тоскливо призналась светловолосая Дэфне, пожав плечами в ответ на изумленный взгляд той. – Сил нет больше здесь находиться… Да и Баязид рвется к самостоятельной жизни.
Зейнар-калфа, вошедшая в опочивальню, поклонилась Султаншам, привлекая тем самым к себе внимание.
– Дэфне Султан, Повелитель пожелал вас видеть в своих покоях.
Султанские покои.
Мягко улыбающаяся Дэфне, что вошла в опочивальню султана, мгновенно помрачнела, увидев стоящую перед троном рыжеволосую Гюльхан, которая одарила ее тяжелым взглядом.
Черноволосый Орхан степенно восседал на троне и, когда Дэфне вошла в покои, с легкой улыбкой на смуглом лице повернулся к ней.
Рыжеволосый статный Сулейман, так похожий на свою мать надменностью во взгляде сини-голубых глаз и самоуверенностью в широко расправленных плечах, стоял рядом Гюльхан.
Темноволосый Баязид, увидев мать, почтенно улыбнулся ей, и в его темных глазах лучилось теплое чувство, от которого Дэфне не смогла сдержать ответной улыбки.
– Повелитель, – поклонилась светловолосая госпожа.
– Вы отправляетесь в путь, мои Шехзаде, – заговорил Орхан, не без гордости смотря на неуловимо для него выросших сыновей. – Шехзаде Сулейману назначаю в управление Манису, а Шехзаде Баязиду – Амасью. Да будет это решение благим.
Легкое разочарование и расстройство отразилось на лице Баязида, который склонился, как все, перед волей султана.
Чутко чувствующая сына Дэфне расстроенно поджала губы, но смолчала.
Поднявшись со своего трона, Орхан расправил полы своего темно-синего кафтана и, улыбнувшись, подошел к Сулейману, которого обнял, похлопав по спине.
– Не поддавайся гордыне, сынок. Будь справедливым и честным с собой и окружающими.
– Да, Повелитель, – улыбнулся Сулейман, сделав вид, что не обратил внимание на колкий укор в словах отца о его гордыне и бесчестности.
Баязид с куда большим порывом обнял отца и мягко улыбнулся, когда тот обхватил ладонями его темноволосую голову, заглядывая в глаза.
– Ты, Баязид, будь решительней и жестче. Правитель иногда должен быть жестоким, дабы сохранять весы правосудия уравновешенными.
Поклонившись султану, юные Шехзаде покинули опочивальню.
Выйдя в коридор, рыжеволосый Сулейман остановился и обернулся к младшему брату, подождав его.
– Амасья – неплохой санджак. Не расстраивайся.
– Для меня любой санджак – милость, а любое решение Повелителя – наилучшее, – сдержанно ответил Баязид, вежливо улыбаясь и скрывая за этой маской свое расстройство и разочарование.
– Разумеется, – ухмыльнулся Сулейман и в его синих глазах блеснули искры насмешливости. – Для тебя даже Амасья – верх ожиданий, а для меня Маниса – заслуженная награда.
– Помни слова отца, Сулейман. Он пытается наставить тебя на истинный путь, который тебе так необходим, если ты хочешь сохранить за собой «заслуженную» Манису.
Кивнув темноволосой головой, Баязид покинул коридор, провожаемый негодующим взглядом хмурого Сулеймана.
В султанской опочивальне тем временем Орхан подошел к мрачной Гюльхан Султан, что прожигала его каким-то обвиняющим взглядом синих глаз.
– Желаю тебе благоразумия и, прежде всего, здоровья, Гюльхан. В добрый путь. Следи за Сулейманом и не дай ему стать жертвой собственных пороков.
– С вашего позволения, – не ответив на его пожелания, проговорила женщина, кланяясь.
Когда она выходила в распахнувшиеся перед ней двери, в ее длинных рыжих волосах блеснул огненный всполох, рожденный лучами солнечного света, что проливались в покои сквозь открытые двери на террасу.
Проводив ее долгим взглядом, Орхан с теплой улыбкой на лице повернулся к Дэфне, которая взволнованно встретила его взгляд.
– Моя Султанша, – подойдя к ней, султан чинно поцеловал госпожу в лоб. – Я бы хотел, чтобы ты осталась подле меня. Твоих мудрых советов и успокаивающего присутствия мне будет не хватать. Но наш Баязид нуждается в тебе в Амасье, не так ли?
– Верно, – тепло улыбнулась та, рассматривая лицо мужа и пытаясь запомнить перед долгой разлукой каждую его черту. – И мне будет не хватать тебя, Орхан. Надеюсь, ты зла на меня не держишь?
– О каком зле ты говоришь? – изумился тот, взяв ее за руку и оставив почтенный поцелуй на тыльной стороне ладони, отчего Дэфне вспыхнула волнением и изумлением. – Разве ты способна вызвать его? Мы еще свидимся, дай Аллах. Береги себя и Баязида. Вы мне очень дороги.
Не сдержав внутреннего порыва, Дэфне со слезами на глазах, обняла султана и тот, прикрыв глаза, тепло обнял ее в ответ.
– Не забывай нас, Орхан. Даже далеко отсюда мы с Баязидом очень любим и ценим тебя…
– Я знаю.
Улыбнувшись трепетно, но с тоской и грустью в серых глазах, Султанша отстранилась и, поклонившись, покинула опочивальню под задумчивым взглядом Орхана, который тяжело вздохнул, едва двери за ней закрылись.
Ворота Топ Капы.
Подходя к своей карете, плачущая из-за тоски от расставания с Орханом и отъезда из Топ Капы Дэфне столкнулась с надменной Гюльхан, которая подходила ко второй карете вместе с дочерью Зеррин Султан, что держала ее за руку.
– Я вижу, ваше прощание вышло трепетным, – ухмыльнулась Гюльхан, рассмотрев заплаканное лицо Дэфне.
– Я очень ценю нашего Повелителя, а потому расстроена из-за своего переезда в Амасью.
– А, может, ты расстроена из-за того, что он без особого сожаления ссылает тебя, так как увлекся молодой и юной Артемисией? Хотя, ты давно была отвергнута им, не так ли? Больше десяти лет ты одна… Понимаю, почему ты постоянно такая тихая и тоскливая.
Покачав светловолосой головой, Дэфне не ответила и, бросив теплый взгляд на Зеррин Султан, скрылась в своей карете.
Гюльхан, с лица которой исчезла самоуверенная ухмылка, с затаенной тоской в синих глазах обернулась к Топ Капы.
– Если будет суждено, Зеррин, спустя года мы вернемся сюда, дабы навсегда остаться.
Наблюдая со своей террасы за тем, как две кареты исчезают за деревьями, темноволосая Шах с легкой полуулыбкой на устах покачала головой.
Артемисия, стоя рядом с ней, оперлась рукой о перила и задумчиво провожала удаляющиеся кареты взглядом серо-голубых глаз.
– Подобная участь ждет тех, кто не в силах удержать в руках власть и, главное, любовь султана, – воскликнула Султанша, взглянув на наложницу. – Но, пока ты со мной, тебе уготована другая судьба.
Топ Капы. Гарем.
Покинувшие покои матери, три сестры проходят мимо гарема в молчании.
Гевхерхан спросила о чем-то у Айше, но та лишь растерянно пожала узкими плечами.
– Что с тобой такое? – нахмурилась Хюррем, остановившись и обернувшись к младшей сестре. – В последнее время ты сама не своя. Постоянно грустишь и тоскуешь…
– Я… плохо спала, – ответила Айше и, развернувшись, направилась в свою опочивальню.
Гевхерхан и Хюррем в непонимании переглянулись.
– Тебе что-нибудь известно? – поинтересовалась Гевхерхан, когда они двинулись дальше по коридору, покидая Топ Капы.
– Не волнуйся ты о ней. Это – возрастное. Вспомни себя в шестнадцать лет, Гевхерхан.
Не почувствовав облегчения от слов сестры, Гевхерхан поджала губы, переживая об Айше.
