Текст книги "Возвышение падших (СИ)"
Автор книги: Marina Saltwater
сообщить о нарушении
Текущая страница: 44 (всего у книги 52 страниц)
Ирея устала лгать и скрываться, но Ариадна попросила, и она не смогла отказать. К тому же, Ариадна обещала богатство и своё покровительство, а, значит, она перестанет быть рабыней, будет носить такие же красивые платья и драгоценности, как сестра, и воссоединится с семьёй. Ариадна обещала, что, когда всё закончится, она заберёт к себе и Персею из Амасьи, и её, Ирею, из Манисы. Они снова будут вместе. Будут вместе властвовать над Топ Капы и Османской империей из резиденции монаршей семьи.
– Она запугала тебя, не так ли? – спросила Элмаз-хатун, вернувшись мыслями к рыдающей наложнице. – Велела отнести отравленное вино в покои шехзаде Сулеймана?
– Да.
Резко отпустив наложницу, Элмаз-хатун поднялась на ноги и отряхнулась. Рыдающая Оливия-хатун непонимающе на неё посмотрела.
– Вставай. Ты хочешь, чтобы это чувство вины ушло? Чтобы ты не чувствовала, будто виновна в убийстве? Оно ведь убивает тебя, не так ли? Тебе страшно и больно.
– Хочу.
– Тогда тебе придётся обо всём рассказать Айсан Султан, – неожиданно мягко заговорила Элмаз-хатун. – Я помогу тебе. Если ты скажешь, что тебя заставили под страхом смерти отнести отравленное вино к шехзаде, тебя помилуют, а истинные виновники – та женщина, что тебя запугала и заставила, и сама Эсен Султан – понесут заслуженное наказание.
– Зачем… зачем тебе это всё? – тоже поднявшись на ноги, спросила Оливия-хатун.
– Я служу Айсан Султан и хочу, чтобы она знала, кто действительно убил её мужа и отца её детей. Она так… так убивается. Извиняется перед Эсен Султан, не зная, в чём та повинна. Я хочу, чтобы восторжествовала справедливость. Так ты поможешь мне?
– Да.
Генуя. Дворец Альберго.
С воцарением новой королевы воцарились новые порядки. Рейна Дориа долгие годы ждала того момента, когда станет королевой. Когда эта тяжёлая золотая корона с чёрными опалами, красными рубинами и жёлтыми цитринами окажется на её голове. Когда она сможет восседать в огромном тронном зале на таком же огромном золотом троне. И этот момент настал.
Потому-то с особым рвением и спешкой она начала проводить всевозможные реформы, пересмотрение законов и прочие изменения. Люди, занимавшие должности при королеве Бриенне Гримальди, без исключения были с них сняты и в большинстве своём казнены, либо сосланы. Освободившиеся места заняли все те, кто был с Рейной Дориа в трудные годы.
Командующим всей сухопутной армии был назначен командир Деметрий, ставший лордом-командующим.
Командующим всем генуэзским флотом был назначен командир Грегорайос.
В королевский совет вошли остальные её командиры. Даже командир Артаферн, отличившийся особыми умом и воинской доблестью, был назначен главой королевской гвардии, охраняющей непосредственно королеву.
Не было среди вознаграждённых только одного человека, который, по сути, больше остальных заслуживал этого вознаграждения.
Она покончила со всем, что было до встречи с Рейной Дориа. Покончила с прошлым. Оборвала связь с родиной, с домом, с семьёй, сделав себя мёртвой. Бежала вместе с ней по морю в дальнюю и незнакомую Грецию, преодолевая морскую болезнь и тяжёлые тренировки.
Годами служила, годами тренировалась и из кожи вон лезла, чтобы заслужить одобрение. Рисковала здоровьем и даже жизнью в битвах, пока сама Рейна Дориа отсиживалась в безопасности в лагере. И ничего не получила взамен.
Эдже была оскорблена до глубины души. Она-то надеялась, что когда её тётя наконец-то добьётся желаемого, то всё будет замечательно. Она поверила в это, как самозабвенно верила в это Рейна Дориа. Эдже заразилась этой мыслью, что стоит только завоевать корону, то всё будет замечательно.
Всё, чего она удостоилась, это титула принцессы. Но что от него толку сейчас, когда Рейна Дориа стала королевой, всё её слуги вознаграждены должностями и золотом, а она осталась забытой и единственной, кто не был поощрён? Когда навязанный муж с каждым разом всё больше раздражает и вызывает всё сильнее разгорающуюся злобу, ночью ложась с ней в одну кровать и напоминая о желании королевы иметь наследников? Когда она не может быть с любимым человеком, поскольку королева намеренно мешает этому и всячески способствует тому, чтобы их встреч при дворе вовсе не было?
День за днём, ночь за ночью. Они шли, а Эдже всё больше закрывалась в себе. В ней копились все отрицательные чувства, которые только существуют. Все те пороки, о которых предупреждает христианская религия, в которую её заставила посвятиться Рейна.
Гнев. Она злилась на всё, что её окружало. На королеву, потому как та доставляла ей боль своими действиями и разочаровывала. На мужа, которого она не любила и который постоянно мучил её желанием угодить королеве и даровать той наследников. На Артаферна, который, казалось бы, и сам больше не желал их встреч. Она не виделась с ним неделями. И порою ей казалось, что он избегал её, ведь если бы захотел увидеться, то пришёл бы или хотя бы отправил весточку. И, в конце концов, на саму себя. За свои чувства, за свои переживания и за свои мысли.
Печаль. Тяжёлой печатью она легла на её сердце. Эдже не хотелось ни радоваться, ни грустить. Ей ничего не хотелось. Порою она всю ночь и весь день лежала в кровати, смотря куда-то в пустоту и уходя в себя. Культивируя свой гнев и свою печаль. Взращивая их и лелея.
Причин этой печали было много. Она не оправдала надежд ни своих, ни, похоже, надежд остальных.
Рейна всё ждёт от неё чего-то выдающегося, и, видимо, потому оставляет без внимания.
Деметрий ждёт того, что она, наконец, родит детей, которых, похоже, у неё никогда не будет. Об этом твердят лекари, но королева и Деметрий не верят, потому как попросту боятся. Если Эдже, как и Рейна, не сможет иметь детей, то род Дориа пресечётся. И кто тогда будет править после них? Для чего тогда все эти годы войны и эта завоёванная кровью, огнём и смертью корона?
Больше всего её печалила невозможность быть с Артаферном. Невозможность даже видеться с ним. Но даже когда им всё-таки удавалось случайно встретиться раз в несколько недель, он… оставался беспристрастным. Посмотрит на неё так быстро и мимолётно, что Эдже даже не успевает увидеть цвет его глаз и их выражение, а после уходит.
Гордыня. Эдже казалось, что её несправедливо обделили. Что она несправедливо мучается от этих душевных стенаний и переживаний. Разве она не заслуживает вознаграждения, славы и почёта? Она сломала себя ради чужой идеи, но терпя боль и усталость от бесконечных тренировок, взяв в руки оружие и став убивать, сделала из себя совершенного нового человека. Эдже Дориа. Её имя навевает страх на воинов. Она снискала славу и уважение среди мужчин-воинов, несмотря на то, что является всего лишь двадцатилетней девчонкой. Она родилась османской султаншей. Дочерью султана. И стала европейской принцессой. Единственной наследницей и преемницей рода Дориа. Разве, учитывая всё это, она не достойна самого лучшего?
Всё это накапливалось в ней, росло и крепло, отравляя её душу, сердце и разум изнутри. И сегодня, в это утро, когда она явилась в покои королевы, это достигло какой-то черты, апогея.
Вальяжно расположившись в одном из двух кресел, Рейна Дориа в роскошном красном платье, украшенном сверкающими рубинами, и короне королевы пила красное вино из золотого кубка. Увидев вошедшую в покои племянницу, она лениво усмехнулась и махнула рукой на второе кресло, велев, а не предложив, сесть в него.
– Эдже, – произнесла королева, оглядев её изумрудно-зелёными глазами. – Что с тобой? Когда ты в последний раз принимала ванну или хотя бы ела? Вид ужасный.
Эдже не ответила, оставшись невозмутимой и отстранённой. Она знала, как выглядела. Два дня она не принимала ванну и не переодевалась, оставаясь в чёрном платье с длинными рукавами, похожем на одежду христианской монахини своей простотой и суровостью. Её длинные тёмно-каштановые волосы спутались, кожа сделалась бледной и словно прозрачной от недостатка солнечного света. И ещё она сильно похудела, так как толком ничего не ела. Она была так худа, что лицо казалось черепом, туго обтянутым кожей, а тело тонким и хрупким. Ни былых мышц, ни загара, когда-то имевшего место быть в жаркой Греции на палубе корабля.
– Твои слуги доложили, что с тобой что-то не так, – продолжала Рейна Дориа, сделав ещё один глоток красного вина из золотого кубка. – Не ешь, не разговариваешь, днями и ночами без дела лежишь в кровати. Да и с Деметрием, я слышала, проблемы. Он говорит, что ты постоянно срываешься на него, обвиняешь во всём подряд, да и, самое главное, без энтузиазма относишься к вашим попыткам иметь детей, а это необходимо.
Тяжело вздохнув, Эдже медленно покачала головой и, наклонившись, забрала золотой кубок с красным вином из руки тёти и залпом осушила его.
Изумлённо-возмущённо вскинув брови, королева как-то странно ухмыльнулась, а после поднялась с кресла и медленно прошлась по своим огромным богатым покоям.
– У тебя проблемы. Я это вижу. Но не забывай, что ты – принцесса. Ты должна быть примером благопристойности, чести и красоты. Замечу, что в настоящее время ничего из этого у тебя нет.
– Зачем ты позвала меня? – слегка охмелев от выпитого вина, устало спросила Эдже.
Остановившись, Рейна Дориа повернулась лицом к сидящей в кресле племяннице и с омерзением покачала темноволосой головой, отчего корона, лежащая на ней, неистово засверкала.
– Кто ты? – процедила она, и изумрудно-зелёные глаза наполнились огнём негодования. – Что ты сделала с той Эдже, которой я гордилась и которую опасалась? Что тебя сломало, раз ты превратилась в… это?
– Ты.
Вздрогнув от этого слова, Рейна Дориа неожиданно рассмеялась. Эдже, наблюдая за ней, оставалась невозмутимой как прежде.
– Всё это выходит за рамки дозволенного, – успокоившись, тихо произнесла королева будто самой себе. – Ты должна придти в себя. И если я так на тебя влияю, то где-нибудь вдалеке отсюда и от меня.
– Что? – ошеломлённо переспросила Эдже, и, поднявшись из кресла, медленно подошла к тёте, смотрящей на неё с неожиданным беспокойством.
– Завтра же поутру отправишься в Дориа-Памфили. Это вилла на берегу моря, которая принадлежала моему отцу, а теперь мне. Кстати, там родилась я и твоя мать Ингрид. Отдохнёшь от всего, наберёшься сил и вернёшься ко двору в своё время.
– Ты… ссылаешь меня? – горько усмехнулась Эдже, а после, почувствовав волну гнева и негодования, тяжело задышала. – Если бы не я, ты бы никогда не завоевала эту корону, что теперь носишь на своей голове! Если бы не я, ты бы продолжила скитаться по чужим странам! Если бы…
– Без тебя я бы добилась всего этого, – спокойно возразила Рейна Дориа. – Неужели ты думаешь, что я забрала тебя из Османской империи потому, что нуждалась в твоей помощи? Мне нужна была наследница, так как своих детей я не могу иметь. Нужен был кто-то, кому бы я могла передать свои знания и в будущем нити правления. И ты стала этим человеком.
– То есть будь у тебя дети, ты бы даже и не вспомнила обо мне? Я просто… вынужденная замена?
Рейна Дориа не ответила, продолжая просто смотреть на свою племянницу. Это означало “да”. Неужели она не была нужна? Всё это только игра судьбы. Случайность. Если бы Рейна Дориа имела детей, то Эдже Султан продолжила бы своё существование на родине, в Топ Капы и среди своей семьи.
Ничего этого не было бы. Ни сломанной личности, но долгих лет тренировок, плавания по морю, битв и уроков дипломатии, военной и морских наук. Она бы вышла замуж за того самого Касима-пашу, с которым её обручил султан Орхан. Жила бы с ним в своём дворце, не зная ни этих страхов, ни этих переживаний, ни этих мыслей. Наслаждаясь своим существованием, своей беззаботной жизнью султанши династии, рождённой для того, чтобы купаться в богатстве и поклонении рабов.
– Мне всё равно, – соврала Эдже дрожащим голосом. – Кто я для тебя и для всего этого мира. Всё равно. Только не ссылай меня. Прошу…
– Тебе же плохо здесь, – непонимающе нахмурилась королева. – Так почему ты не хочешь уезжать?
– Не забирай у меня то последнее, что осталось, – вымученно ответила принцесса. – Рейна, я…
– А что у тебя осталось?
Вздрогнув от этого вопроса, Эдже после неверяще покачала темноволосой головой. Рейна знала, что она чувствует. Почему страдает. Знала, потому что самостоятельно этого добивалась. Она отобрала у нее всё. Сначала когда-то дарованную должность, после Артаферна, сделав её женой Деметрия, а после каким-то образом повлияв на него, что он забыл обо всём, что было, и даже не хотел вспоминать. Теперь ссылала куда-то на побережье моря.
– Зачем ты это делаешь?
Рейна закатила глаза, будто этот вопрос казался ей глупым или раздражающим.
– Я забочусь о тебе.
– Ты уничтожаешь меня, – процедила Эдже с неожиданной ледяной ненавистью. – Я знаю, зачем. Ты меня боишься, не так ли? Уже долгие годы этот страх владеет тобой. Что я стану лучше тебя. Что я затмлю тебя, твои славу и власть. И знаешь что, Рейна? Так и будет. Рано или поздно ты умрёшь, и я стану королевой. Лучшей королевой, чем ты. Потому что я не такая как ты. Ты боролась за эту корону потому, что жаждала власти, а я боролась за неё только для тебя. Потому что любила тебя. Хотела дать то, о чём ты мечтала. Ради этой твоей мечты я отказалась от своего прошлого, от дома и от семьи. Сломала себя. Я знаю, что такое самопожертвование ради другого человека. Знаю, что такое испытания и что такое работа над собой. А ты – нет. Ты знаешь лишь жажду власти.
Развернувшись, Эдже спешно покинула опочивальню, не желая, чтобы Рейна, изумлённая её гневной речью, увидела её слёзы.
Дворец санджак-бея в Манисе. Покои Эсен Султан.
Пока Озлем-хатун спешно собирала её вещи в сундуки, Эсен Султан стояла перед зеркалом во весь рост и медленно застёгивала золотые пуговицы своего бежевого дорожного одеяния. Встретившись взглядом со своим отражением в зеркале, она нахмурилась, увидев в глубине серо-голубых глаз печаль, чувство вины и… отторжение. Она была неприятна самой себе.
Та женщина, отражающаяся в зеркале, была кем-то другим, но не ею. Она никогда бы не выглядела так, будто способна на убийства ради власти или даже ради жизни.
Но женщина, отражающаяся в зеркале, выглядела именно так. Что-то было в её взгляде, в её манере держать себя и в её движениях, что говорило об этом. О том, что она уже ни перед чем не остановится. Что она уже перешла черту, после которой нет ни благородства, ни чести, ни правды. Только власть и смерть, неразрывно связанные между собой.
Неожиданно распахнулись двери, и, обернувшись через плечо, Эсен Султан нахмурилась, увидев Айсан Султан. В чёрных траурных одеждах, с распущенными длинными чёрными волосами и серо-зелёными глазами, полными какого-то тёмного злого чувства, она выглядела… пугающе.
– Как вы и просили, я собираюсь в путь, – произнесла Эсен Султан, мысленно пытаясь понять, что случилось.
– В таком случае не торопитесь, – отозвалась Айсан Султан, пронзая её тяжёлым взглядом. – Думаю, нам стоит кое-что выяснить перед тем, как вы уедете.
Насторожившись, Эсен Султан перевела взгляд серо-голубых глаз на вошедших в покои женщин – Дильшах-калфу и двух неизвестных ей девушек. Но, видимо, Озлем-хатун их знала, потому как медленно отошла от сундука, в который до этого складывала вещи, и испуганно посмотрела на свою госпожу.
– Что происходит? – звенящим от напряжения голосом спросила Эсен Султан.
– Я думала, что это мне объясните вы, – процедила Айсан Султан. – Не узнаете её? – с наигранным изумлением спросила она, указав на испуганную девушку. – Оливия-хатун. Она не вынесла чувства вины за то преступление, которое вы заставили её совершить, пришла ко мне и во всём созналась. Её нашла моя служанка, когда наложница рыдала в прачечной.
Оставаясь подчёркнуто невозмутимой, Эсен Султан медленно повернулась к своей служанке и едва ли не испепелила её взглядом, отчего Озлем-хатун виновато поджала губы.
– Нужно было избавиться от неё, но, похоже, ваша служанка до этого не додумалась, – продолжала Айсан Султан. – Не стоит так доверять глупым служанкам. Тем более подобные вещи. Уверена, повелитель, узнав о том, что вы сделали, казнит вас. За одно только покушение на шехзаде он отдал приказ о казни Гюльхан Султан. За убийство шехзаде он не пощадит даже свою горячо любимую законную жену.
– Ты мне угрожаешь? – холодно спросила Эсен Султан.
– Понимайте как хотите.
Воцарилась гнетущая тишина. Две султанши, стоя друг против друга, прожигали друг друга тяжёлыми взглядами, ведя немой поединок. В конце концов Айсан Султан отвела взгляд, повернувшись к Оливии-хатун, которая дрожала то ли от страха, то ли от рыданий.
– Я отправлюсь в столицу, дабы предоставить повелителю обвинения против вас и доказательства со слов Дильшах-калфы, моей служанки, Оливии-хатун и вашей служанки, которая будет вынуждена всё подтвердить, если хочет жить, а я уверена, что хочет.
Эсен Султан горько усмехнулась, покачав темноволосой головой. Золотая диадема с жемчугом в её волосах засверкала, оставляя пляшущие блики на стенах покоев.
– Думаешь, что всё предусмотрела? – она лгала, пытаясь спасти себя. Она была вынуждена лгать. Правда – смерть, ложь – надежда на выживание. Простой и лёгкий выбор. – Со смертью шехзаде Сулеймана, то есть наследника повелителя, должны умереть и его сыновья. Династия от умершего шехзаде должна прерваться. Думаете почему после того, как казнят шехзаде, казнят и его сыновей? Таковы правила и таковы традиции. Поедете в столицу? Что же, тогда на дворцовой площади Топ Капы и казнят шехзаде Орхана.
– Не слушайте её, султанша, – встряла Дильшах-калфа. – Шехзаде Орхана не казнят, потому как шехзаде Сулейман был не казнён, а убит.
– Что ты можешь знать об этом? – насмешливо спросила Эсен Султан, посмотрев на неё. – Я знаю эти законы, потому как изучала их, пытаясь найти лазейку для того, чтобы спасти своего сына. Я помогала их пересматривать повелителю. Знаю, что он изменил, а что предпочёл оставить нетронутым. И шехзаде Орхан будет казнён. Конечно, если кто-то, кого повелитель слушает и кому доверяет, не отговорит его.
Айсан Султан уже не пылала былыми самодовольством и уверенностью. Она наполнилась страхом и беспокойством, сочившимися из её серо-зелёных глаз, и колебалась.
– И вы сможете уговорить повелителя преступить закон?
– Да.
Снова воцарилась гнетущая тишина. Айсан Султан напряжённо размышляла, а остальные женщины ждали её ответа.
– Вы лжёте, – наконец произнесла султанша. – Шехзаде Орхана не казнят и уж ваша-то помощь мне точно не нужна.
– Как жаль, – вздохнула Эсен Султан, а после медленно подошла к Айсан Султан. – Я понимаю. Тебя, а также твои чувства и желания. Пойми, я поступила так вынужденно. Хотя… Я не жду от тебя понимания. И прощения. Долгие годы я боролась с собой и боролась с правилами. Правилами выживания в этой семье, в этой династии и в этом государстве. И, наконец, поняла, что это бесполезно. Эти правила не сломать и не изменить. Они сломали меня. Сломали тебя. Сломают всех нас, кто когда-либо хотел их изменить или просто преступить через них.
– Этим вы оправдываете себя? – с презрением спросила Айсан Султан. – Что вас заставили пойти на убийства? Если лжёте окружающим, то хотя бы не лгите самой себе. Вы сделали это ради власти.
– Я сделала это ради семьи, – возразила Эсен Султан. – И я готова на всё. Вы не уедете из Манисы, не прибудете в столицу и не предстанете перед повелителем. Я не позволю разрушить мою жизнь, жизнь моего мужа и моих детей. И опять же делаю это ради них, потому как без меня дети обречены, а повелитель сломается от своих чувств и мыслей, от которых только я могу его оградить.
– И как же вы меня остановите? – с вызовом бросила Айсан Султан, но нашла ответ в тяжёлом взгляде серо-голубых глаз султанши, в котором читались угроза и… готовность снова пойти на нечто страшное. – Что, и меня отравите?
– Если понадобится. Я сказала, что готова на всё.
Айсан Султан неверяще покачала черноволосой головой, а после медленно обернулась на слуг, замерших в напряжении при разговоре султанш.
– Вы понимаете, что вашим угрозам есть трое свидетелей, которые на моей стороне? Если повелитель узнает и об этом, вам уже точно не спастись.
– Но он не узнает, – холодно ответила Эсен Султан. – Так чего же мне бояться?
– Если я и мои дети умрём, то не от ваших кровавых рук! – исступлённо вскрикнула Айсан Султан. – Им не дотянуться до нас. Клянусь.
Резко развернувшись, она покинула опочивальню, и её слуги, даже не поклонившись, последовали за ней. Только последняя из выходивших женщин, служанка Элмаз-хатун, как-то странно посмотрела на Эсен Султан, будто была… благодарна?
Когда двери закрылись, Озлем-хатун испуганно выдохнула и, подбежав к султанше, упала перед ней на колени.
– Простите, султанша. Я подвела вас.
Тяжело и устало вздохнув, Эсен Султан жестом велела ей подняться, а сама опустилась на тахту и пальцами потёрла виски, снова запульсировавшие болью от её переживаний и нервов.
– Что же нам теперь делать? Если Айсан Султан отправится в столицу, то… это конец, – осторожно воскликнула Озлем-хатун, сев рядом с султаншей.
– Я уже не знаю, что делать. Может, ничего и не придётся. Айсан Султан поклялась, что я не смогу её убить, но в живых ей оставаться нельзя, так как она обо всём расскажет повелителю, а это означает именно то, что ты сказала – конец. Подождём вечера, а после что-нибудь придумаем. Всевышний подскажет правильное решение. Я надеюсь…
– А что же её дети?
– Я их не трону, разумеется. Они невинны и неопасны. Если что, заберу их с собой в столицу и воспитаю как Михримах Султан. Если уж я виновна в смерти их родителей, то попытаюсь хоть как-то отплатить этот невосполнимый долг.
Вечер.
Генуя. Дворец Альберго.
Проплакав весь оставшийся день, Эдже лежала на кровати и смотрела в сторону окна, которое выходило на море. Синее, глубокое и бескрайнее. Как ей хотелось бы снова взойти на качающуюся палубу корабля, уплыть туда, в неизвестность, от всех проблем и переживаний. Оставить всё позади. Начать сначала.
Но от проблем и переживаний нельзя убежать. На смену прошлым проблемам придут новые, а переживания никуда не исчезнут. Они так и останутся в душе, в сердце и в разуме. Значит, с ними нужно бороться. Но как, если она попросту не может противиться им? Тем более, не может противиться воле своей королевы.
После того разговора с ней, в котором Эдже с ужасом осознала, что была лишь вынужденной заменой и ради этого пережила столько всего, она ещё больше злилась, ещё больше поддалась печали и гордыне. Втроём гнев, печаль и гордыня непрестанно твердили, что во всём виновата Рейна.
Рейна обманом и хитростью завладела ею и заставила поверить в её идею о необходимости завоевания Генуи. Рейна сломала её, сделав из султанши совершенного другого человека. Рейна сначала даровала ей всё, дав почувствовать вкус власти, вкус побед над врагами и вкус любви, а после всё забрала. Рейна намеренно причиняла ей боль, завидуя и страшась, злясь и не имея возможности избавиться, так как иных наследников у неё быть не может.
Во всей этой боли, в невозможности быть с Артаферном, в этом причиняющим страдания браке с Деметрием, в лишениях и утратах виновна Рейна.
С этой мыслью Эдже поздним вечером поднялась с кровати, покинула свои покои и, миновав множество коридоров и лестниц, подошла к королевским покоям. Королевские гвардейцы, охраняющие двери, подтянулись и напряглись.
– Королева у себя?
– Да, но уже поздно, – ответил один из гвардейцев. – Было велено никого не пускать.
– Сообщите обо мне. Она примет.
Так и случилось. Получив приглашение, Эдже медленно вошла в опочивальню и огляделась. Рейна Дориа уже в ночном одеянии из чёрного шёлка стояла перед большим зеркалом в золочёной оправе и расчёсывала гребнем свои длинные тёмно-каштановые волосы.
Без золотой короны королевы, вне своих роскошных дорогих одежд и без кубка с красным вином она казалась… обычной. А ещё уставшей.
– Полагаю, ты пришла принести свои извинения, – надменно произнесла королева, хотя в целом вела себя так, будто не замечала вошедшей в покои племянницы.
– Нет.
Громко хмыкнув, Рейна отложила гребень и, обернувшись, оглядела племянницу, медленно к ней подходящую. Она была расслаблена и не ожидала чего-то плохого от человека, который, по своему же признанию, любил её.
Рейна знала, что Эдже с ней потому, что любит её, а не потому, что жаждет власти. Знала об этой слабости и долгие годы умело на неё давила. Но сейчас эта слабость начала её раздражать. Она хотела бы, чтобы её наследница была похожа на неё. Чтобы из-за власти готова была рвать глотки, разжигать войны и, смотря в глаза своему врагу, убивать его и при этом от души смеяться.
– Тогда зачем? Снова выслушивать твои глупости я не намерена. Я устала.
– Хорошо, – процедила Эдже, почти вплотную подойдя к тёте, которая от этого нисколько не смутилась. – Потому что я пришла обеспечить тебе желанный покой, который ты найдёшь в смерти.
Рейна успела только изумлённо вскинуть брови, как вдруг ощутила ледяное и в то же время обжигающее болью прикосновение чего-то острого к своему животу. А после снова, и снова. Покачнувшись, она медленно перевела взгляд изумрудно-зелёных глаз к своему животу и обнаружила, что на чёрном шёлке растекается мокрое пятно.
Держа в трясущейся руке окровавленный кинжал, Эдже чувствовала как рыдания рвутся из её груди, а глаза изливаются слезами, из-за которых она почти ничего не видит.
В это время Рейна схватилась руками за свои раны и медленно осела на колени, но… смеялась? Да, смеялась хрипло и булькающе, так как из её рта сочилась струйка густой алой крови.
– Знаешь, сегодня, когда я весь день провела в рыданиях в попытке принять то, кем я была для тебя, я кое-что вспомнила, – поборов рыдания и утерев слёзы с лица, произнесла Эдже. – Ночь, когда ты учила меня тем жутким заклинаниям из своего фолианта. Мы гадали. Ты помнишь, что ты увидела?
От этих слов Рейна перестала смеяться, но улыбка не сошла с её лица. Улыбка болезненная и истерическая, а ещё насмешливая.
– Кровь и… смерть, – хрипло ответила она, а после закашлялась, отползла к стене и прислонилась к ней спиной. На полу остался кровавый след, на который она равнодушно посмотрела. – Видела, что… меня предаст человек, которому я… верила. И… тебя.
– Верно, – отозвалась принцесса, сев на корточки напротив своей тёти. – Меня в золотой короне королевы, окроплённой кровью, и с кровавыми слезами, а в глазах моих, по твоим словам, горела злоба.
– Исполнилось, не так ли? – прохрипела королева, убрав одну из рук от ран и задумчиво посмотрев на неё, до запястья измазанную её же кровью. – Как печален мой конец… Я и не знала, что… умирать… так странно. Я чувствую боль и чувствую страх. Прежде я не боялась боли. Я вообще ничего…. не боялась. А теперь… мне страшно.
– Тебе больно и страшно, – мрачно повторила Эдже, а после покачала головой, будто ей было жаль. Но ей действительно было жаль. И ей было весьма больно и до дрожи страшно. Но она чувствовала, что так должно быть. Что она воздала этой женщине, сломавшей её жизнь и её саму, по заслугам. За всё, что она когда-либо сделала. – И мне. Я жила этими чувствами годами, но оставалась рядом с тобой. Ждала одобрения. Хоть какой-то благодарности, а что я получила взамен?
– Всё это неважно, – с явным трудом произнесла Рейна, и, прикоснувшись к своим ранам, недовольно поджала губы. – У меня… осталось мало времени… Ты должна… знать…
– Я убила тебя, а ты… прощаешься со мной? – недоуменно спросила Эдже, а после ей неожиданно захотелось всё изменить. Пусть бы она жила дальше со всеми этими гневом, печалью и гордыней, но эта женщина бы осталась жива. Из-за них она забыла, что она и создала её, эту Эдже Дориа. Рейна Дориа сделала её сильнее, умнее и жёстче. Она её взрастила, пусть и не для себя, а для власти.
– Послушай меня! – гневно прохрипела Рейна, а после зажмурилась то ли от боли, то ли борясь с подступающей смертью. – Мы… точнее, я и… твоя мать… лишь наполовину Дориа. Ты поймёшь… Серпиенто… Наша мать не…
Последние слова она едва слышно прошептала, в последний раз судорожно выдохнула и обмякла. Огонь в изумрудно-зелёных глазах погас. Навсегда. И Рейна Дориа исчезла.
Дворец санджак-бея в Манисе. Покои Айсан Султан.
Войдя в покои, погружённые во мрак наступающей ночи и освещаемые лишь несколькими зажжёнными свечами, Эсен Султан тут же напряжённо замерла у порога. Несколько минут назад Айсан Султан отправила свою служанку к ней с тем, чтобы та пригласила султаншу в её покои.
Идя сюда, Эсен Султан думала, что им предстоит серьёзный разговор, в котором они найдут общее решение, не уничтожающее ни одну из них. Но она ошиблась. На расписном ковре лежали два небольших тела, неподвижных и излишне бледных. Рыжеволосый мальчик с остекленевшими синими глазами лежал так, будто попросту заснул, закинув руку себе за голову. А девочка с чёрными волосами, раскинувшимися вокруг её маленькой головы, лежала в неестественной ломанной позе.
Рядом с ними, содрогаясь в рыданиях с болезненным безумством, плещущимся в серо-зелёных глазах, сидела Айсан Султан, и в её дрожащей руке блестел стеклянный пузырёк, практически опустошённый. На его дне искрилась янтарно-жёлтая жидкость. Всего несколько капель, оставшихся для неё.
– Султанша, – хрипло произнесла она, когда Эсен Султан медленно подошла к ней и мёртвым детям, которых обнимала одной рукой. – Это вы сделали с нами. Спасаясь от ваших кровавых рук, погибли мои дети и погибла я. И шехзаде Сулейман, и Гюльхан Султан. Вы убили всю нашу семью ради своей семьи. Или ради власти, не так ли?
Не сумев произнести хоть слова, Эсен Султан ошеломлённо смотрела на мёртвых детей, лежащих на полу, а после на то, как Айсан Султан поднесла к губам стеклянный пузырёк с ядом. На то, как эти несколько янтарно-жёлтых капель скатились по стеклянной стенке в её рот и утонули в нём.
Тяжело дыша, Эсен Султан смотрела на неё, а Айсан Султан смотрела на неё в ответ. И взгляд этих серо-зелёных глаз она никогда не сможет забыть.
Не сможет забыть того, как тело этой черноволосой женщины начало сотрясаться в предсмертной агонии.
Не сможет забыть того, как она судорожно скребла ногтями своё горло, сгорающее от боли и полное крови, в приступе предсмертной паники.
Не сможет забыть того, как безвольно обмякло тело Айсан Султан и упало поверх тел её детей.
В опочивальне воцарилась неожиданная гнетущая тишина, и, тяжело дыша от ужаса и ошеломления, Эсен Султан медленно попятилась в сторону дверей, но запуталась в полах своего дорожного бежевого одеяния, упала на ковёр и не нашла в себе сил подняться.
