Текст книги "Возвышение падших (СИ)"
Автор книги: Marina Saltwater
сообщить о нарушении
Текущая страница: 47 (всего у книги 52 страниц)
– Продолжает, – ответила Миршэ-калфа, нахмурившись, будто тоже не одобряя это. – Но этой ночью шехзаде Баязид вдруг отослал Эмине-хатун обратно в гарем и отправился в покои Филиз Султан, где и остался.
Султанша изумлённо вскинула брови, а после улыбнулась облегчённо и мягко. Она знала, что её сын любит свою жену, и никакие наложницы этого изменить не в силах. Может, всё наладится, и в их семье снова воцарятся мир и покой?
Закончив с завтраком, Дэфне Султан хотела было прогуляться в садах, на чём настаивала Миршэ-калфа, утверждающая, что это необходимо для поддержания хорошего самочувствия, но явился главный евнух Идрис-ага с письмом из столицы.
– Оно для шехзаде Баязида, но его нет в его покоях, а гонец сказал, что это нечто важное и срочное, – отчитался евнух, передавая письмо султанше. – Похоже, в столице что-то произошло.
– Дай Аллах, к добру, – нахмурилась Дэфне Султан, развернув письмо и принявшись читать его. – От повелителя, – взволнованно добавила она, заметив султанскую печать под написанным.
“Баязид,
Ты радуешь меня своими успехами в управлении делами Амасьи. Надеюсь, ты здоров, как и твоя семья. Передавай моё почтение и пожелания здоровья матери. Я слышал, она поправилась. Хвала Аллаху, он сохранил её для тебя и для всех нас.
Меня Всевышний больше не желает хранить для нашей семьи и нашего государства, потому и пишу к тебе. Я слаб, болен, и, по словам лекарей, доживаю свои последние дни, не вставая с ложа и изредка приходя в себя.
Я улучил момент, пребывая в сознании, дабы написать это письмо для тебя, но не удивляйся тому, что не узнаешь мой почерк – я не в силах и пера взять в руки.
Ты – старший из моих сыновей после смерти Сулеймана. Ты взял самые лучшие качества от матери, хотя, пожалуй, в ней нет плохих. Я горжусь тобой, но на османском престоле тебя, увы, не вижу.
Как я сказал, ты похож на мать, оттого мягок, чувствителен, излишне сострадателен и жаждешь справедливости вопреки голосу разума.
Повелитель не может быть мягким, не может быть чувствительным, а излишние сострадание и жажда справедливости приводят к неверным решениям, основанным на чувствах, а не на голосе разума.
Потому мое решение таково: моим наследником объявлен шехзаде Мехмет, как следующий после тебя по старшинству.
Султан Орхан Хан Хазретлери”.
Отложив письмо на столик, Дэфне Султан прикрыла веки и шумно выдохнула. Она знала своего сына и знала, какая буря поднимется в его сердце, когда ему станет известно о решении повелителя.
Но её беспокоило не только это. Султан Орхан, по его словам, при смерти, и это поселило в душе султанши страх, тоску и печаль. Прошло столько лет, а в её сердце всё ещё тлели чувства к нему. Даже промелькнула мысль о том, чтобы отправиться в Топкапы, увидеть его, хоть чем-то помочь и просто побыть рядом с ним.
Но она не могла этого сделать, когда её сын нуждался в ней. Только она сможет образумить его и помочь справиться с гневом и страхом. Султан Орхан прав: шехзаде Баязид чувствителен, раним и скор на проявление чувств. Что уж говорить, это всё он перенял у неё, потому они друг друга так хорошо понимают.
– Как только мой лев вернётся к себе, передай ему, что я жду его для важного разговора, – велела Дэфне Султан, посмотрев на Идриса-агу, который поклонился в знак покорности.
Дворец Гюльрух Султан.
Жизнь Гюльрух Султан шла своим чередом – размеренно и однообразно.
День за днём, неделю за неделей она проводила в своём дворце или же в садах, его окружающих. Самостоятельно занималась воспитанием сына, который, к её сожалению, рос похожим на Касима-пашу как внешне, так и характером. Читала книги, вышивала или спала.
Она и прежде была особой холодной, сдержанной и мрачной. Но её теперешняя жизнь – однообразная, пустая и скучная – душила её. Она ещё больше закрылась в себе от окружающих и от мира, а на её лице давным давно не было улыбки – лишь сухое и мрачное выражение.
Несчастливый брак, сын, похожий на ненавистного мужа, безделье и скука – всё это злило и мучило её.
Несколько раз она порывалась в Топкапы, но там было не до неё. Повелитель при смерти, Эсен Султан, потеряв ребёнка, закрылась в своих покоях с детьми, о Карахан Султан ни слуха, ни духа.
Вынужденная томиться в своём дворце, Гюльрух Султан и сегодня, проснувшись, сначала позавтракала, после немного погуляла с сыном, а теперь, расположившись на террасе, залитой солнечными лучами, пыталась читать.
Лениво перелистнув очередную страницу, она вдруг услышала приближающийся топот конских копыт, и, заинтересованно посмотрев поверх мраморных перил на дорогу, ведущую ко дворцу, заметила трёх всадников.
Касим-паша возвращался с государственной службы в сопровождении охраны. Узнав его, Гюльрух Султан нахмурилась и поджала губы.
Муж с ней не виделся, не разговаривал и вообще не обращал на неё внимания. Разумеется, её это устраивало, ведь она его терпеть не могла, но порою отчего-то ей становилось обидно и даже тоскливо. Она была одна и ей было не с кем поговорить, исключая глуповатых служанок.
И сейчас, устав от одиночества и заскучав от чтения, она покинула террасу и спустилась в главный холл, успев как раз к тому моменту, когда в него вошёл усталый, хмурый и задумчивый Касим-паша.
Сделав вид, будто наткнулась на него случайно, Гюльрух Султан надменно прошествовала мимо, и опустившись на тахту, хмуро на него посмотрела.
Касим-паша, помрачнев, поклонился. После, сохраняя молчание, подошёл и сел рядом, отчего султанша изумлённо вскинула брови. Неужели, он наконец-то заметил её? Не прошёл мимо, будто она была невидимой или прозрачной?
– Поразительно, – процедила Гюльрух Султан.
Непонимающе нахмурившись, Касим-паша искоса посмотрел на жену, которая холодно ухмылялась. Как же он не любил эту холодную ухмылку и эти колкие чёрные глаза.
Возможно, будь Гюльрух Султан другой – мягче, чувственнее и добрее – он смог бы её полюбить. Но она была бессердечной, мрачной и язвительной, что, вскупе с её внешностью – холодная и сдержанная красота, огненно-рыжие волосы, чёрные глаза и мраморно-белая кожа – делало её какой-то отталкивающей, пугающей, недосягаемой.
– Что вас поразило? – сухо, даже устало спросил Касим-паша.
– Неужели вы заметили меня? И даже не побрезговали сесть рядом со мной.
Поморщившись от яда в её голосе, мужчина отвернулся, но не ушёл.
– Я не брезгую вами. И, поверьте, вас трудно не заметить.
– Неужели? – её ухмылка стала ещё холодней. – Мне казалось, для вас не составляет труда не замечать меня и не разговаривать со мной едва ли не на всём протяжении нашей совместной жизни.
– Разве вы не этого хотели? – теперь же усмехнулся Касим-паша. – Теперь, когда я делаю то, о чём вы просили – стараюсь не встречаться с вами, дабы не делать вас ещё более несчастной, и не докучать – вы недовольны?
Гюльрух Султан промолчала, а её лицо стало ещё более надменным.
Некоторое время они молчали, отвернувшись друг от друга и испуская волны раздражения и напряжения, но Гюльрух Султан не сдержалась от любопытства. Ей хотелось занять себя хоть чем-то – даже сплетнями.
– Что происходит в Топкапы? Повелитель ещё не поправился? И как на всё это реагирует Эсен?
– Он умирает, и ни о какой поправке и речи быть не может, – отрезал Касим-паша. – А о делах в гареме мне неизвестно.
– Так уж и неизвестно? – насмешливо переспросила султанша. – Карахан вам ни о чём не рассказывает?
Касим-паша тут же напрягся, отчего Гюльрух Султан удовлетворённо хмыкнула.
Посмотрев на неё, он придирчиво оглядел её лицо, будто пытаясь понять, как много ей известно.
– Карахан Султан? Какое она имеет ко мне отношение, позвольте узнать?
– О, не стоит разыгрывать непонимание и возмущение, – поднявшись с тахты, наигранно рассмеялась султанша. – Я знаю о ваших встречах в Мраморном павильоне. Не только у вас есть слуги, готовые за несколько монет выполнить любое поручение, в том числе проследить за кем-то или подслушать чью-то беседу.
– Не лезьте в это, – процедил Касим-паша, также поднявшись с тахты и грозно посмотрев на жену, которая только снова наигранно рассмеялась, хотя сама кипела от раздражения. – Занимайтесь воспитанием сына, так как политические дела вам не по зубам. Здесь нужен ум, а не высокомерие и язвительные фразы.
– Считаете её умной? Мне противно наблюдать за тем, как третий по силе и власти человек в государственном совете преклоняется перед гаремной рабыней.
– Карахан Султан поумнее вас уж точно. А сейчас прошу меня извинить, мне нужно работать.
Касим-паша, развернувшись, ушёл, чувствуя затылком тяжёлый и гневный взгляд.
Топкапы. Гарем.
– Да объясни ты толком, откуда взялась, – раздражённо процедила Зейнар-калфа, стоя в ташлыке.
Напротив неё стояла юная красивая девушка с длинными золотисто-русыми волосами и голубыми глазами. Она ей кого-то напоминала, но Зейнар-калфа не могла понять, кого именно.
Что-то было знакомое в этой приторной красоте, в выражении глаз и в жестах.
– Говорю же, я из Манисы. Была служанкой Айсан Султан. Со смертью шехзаде Сулеймана его гарем был распущен, после умерла и Айсан Султан. Мне некуда было идти и негде работать. Я решила попытать счастья в Топкапы.
Зейнар-калфа насмешливо оглядела девушку, а после покачала головой.
– Ты рабыня, значит, тебя должны были продать. Как ты могла самостоятельно уехать из Манисы и добраться сюда?
– Джихан-калфа, которая была хазнедар в гареме шехзаде Сулеймана, отпустила меня после похорон Айсан Султан, моей госпожи, – уверенно ответила девушка. – Она и посоветовала податься в Топкапы.
– И что мне с тобой делать? – устало вздохнула Зейнар-калфа. – Калфой назначить не могу. Даже не мечтай.
– Я ей займусь, – неожиданно раздался мужской голос за их спинами, и, обернувшись, женщины увидели Зафера-агу. – Несколько дней назад Карахан Султан лишилась служанки, велела мне найти для неё новую. Пойдем, покажу тебя султанше, может, возьмет в услужение. Ежели нет, то что-нибудь ещё подыщем, не так ли, Зейнар-калфа? Нуждающимся в крове и в работе в Топкапы всегда место найдётся…
Зейнар-калфа, подозрительно сощурившись, всё же позволительно кивнула. Проводив взглядом ушедших Зафера-агу и девушку, она вернулась к исполнению своих обязанностей.
– Карахан Султан заждалась тебя, – тихо говорил Зафер-ага, сопровождая Элмаз-хатун по коридорам дворца. – В Манисе всё нормально?
– Если не учитывать того, что шехзаде Сулеймана и всю его семью поубивали, то да, всё нормально, – ответила она, по пути любопытно осматриваясь. – А здесь красиво… Неужели Ариадна здесь живёт? Неудивительно. Она всегда умела добиваться самого лучшего.
– Называй её Карахан Султан и никак иначе. Она уже не рабыня, а султанша и мать шехзаде.
Элмаз-хатун передёрнула плечами, будто не желая его слушать и, когда они подошли к дверям покоев Карахан Султан, улыбнулась. Ей поскорее хотелось увидеть старшую сестру, с которой она не виделась годами.
Войдя в покои в сопровождении Зафера-аги, Элмаз-хатун восхищённо и растерянно замерла на пороге. Покои были довольно-таки просторными, светлыми и красивыми. Золотистый и голубой цвета перемежались на стенах и на тканях, настенные резные шкафчики, декоративные вазы, и, главное, Ариадна, подобная самой богине красоты Афродите, о которой им в детстве рассказывали учителя по мифологии.
Она величественно восседала на тахте, облачённая в платье из зелёного шёлка изысканного и лёгкого кроя. В её длинных золотисто-русых волосах возвышалась золотая диадема с изумрудами, которые сверкали и блестели в солнечных лучах, попадающих в покои через окно.
Подняв ярко-зелёные глаза, она просияла, радостно улыбнулась, поднялась с тахты и поспешила навстречу. Сёстры обнялись и долго не отпускали друг друга, а Зафер-ага, стоя в стороне, был изумлён и несколько обескуражен. Прежде ему не доводилось видеть Карахан Султан в столь истинной радости.
– Ариадна, ты словно королева, – слегка отстранившись и принявшись восхищённо разглядывать сестру, воскликнула Элмаз-хатун. – Когда мы встречались в последний раз, ты была…
– Всего лишь фавориткой, – закончила за неё Карахан Султан, жестом пригласив её на тахту. Они сели, взяв друг друга за руки и продолжая радостно улыбаться. – А теперь я – султанша.
– Я всё сделала, как ты говорила, – посерьёзнев, произнесла Элмаз-хатун. – Конечно, я пережила это труднее и болезненнее, чем предполагала. Мне было жаль их…
Карахан Султан, тоже перестав улыбаться, понимающе кивнула.
– Я поступила безжалостно и жестоко, но по-другому здесь ничего не добиться. К тому же, тебе известно, что ради благополучия своего и своей семьи я готова на всё.
– Теперь я могу остаться с тобой? – несколько наивно и с надеждой спросила Элмаз-хатун.
– Конечно, Ирея, – благосклонно улыбнулась ей султанша. – Теперь мы будем вместе. Но для начала тебе нужно запомнить несколько правил.
– Правил?
– Первое – никто не должен знать, что мы сёстры. Второе – ты будешь во всём меня слушаться. Третье – Эсен Султан, Зейнар-калфа, Бирсен-хатун – не доверяй им и старайся избегать их. Четвертое – будь внимательной и осторожной. Это место подобно змеиному логову – одно неверное слово или действие – и окажешься на дне Босфора в мешке со змеями или же обнаружишь яд в своей тарелке. Я много сделала для того, чтобы спасти тебя от интриг Хюррем Султан. И не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
Элмаз-хатун, внимательно всё выслушав, послушно кивнула. После не удержалась и обняла сестру за плечи. Карахан Султан позволила ей это, но вскоре отстранилась и серьёзно добавила:
– И последнее правило – ты должна будешь заботиться о моём сыне, как о своём собственном. Мне здесь нему доверять, кроме тебя. Глаз с него не спускай, когда меня рядом нет. Он всё, что у меня есть. Что есть у нас.
– Конечно. Кстати, а где он? Как его зовут?
– Махмуд. Он ещё на занятиях. Уверена, вы поладите, так как очень похожи.
– Ариадна?
– Да? – участливо спросила Карахан Султан, хотя несколько запоздало. Она отвыкла от своего настоящего имени.
– А что с Персеей?
– Она ещё на задании. В Амасье. Вскоре она должна будет сделать то, ради чего и отправилась туда. И вернётся. Тогда мы, наконец, будем вместе. И больше никогда не расстанемся. Будем властвовать в гареме, в Топкапы, во всей Османской империи.
Красивые слова очаровывали мечтательную Ирею, а Ариадне об этом было известно очень хорошо, чем она и пользовалась. Разумеется, она больше не хотела использовать младшую сестру в интригах, а делала это потому, что хотела привязать её к себе, тем самым защитить и обезопасить.
– Ты станешь Валиде Султан, а мы? – полюбопытствовала Элмаз-хатун, хотя в её голосе слышалась лёгкая ирония. Она понимала, что Ариадна хотя и любит их с Персеей, но никогда не позволит им в чём-то её превзойти.
– Вы? – растерялась Карахан Султан, но быстро взяла себя в руки. – Вы будете рядом со мной. Мы будем вместе, как и мечтали после того, как стали рабынями. Вы станете жёнами визирей, которых сами выберете в мужья, будете купаться в почёте, богатстве и роскоши одежд, драгоценностей и дворцов.
– Вместе, – эхом повторила Элмаз-хатун, и сёстры улыбнулись друг другу тепло и мягко.
Дворец санджак-бея в Амасье. Покои Дэфне Султан.
В полдень стало жарко и душно. Летнее яркое солнце безжалостно опаляло своими лучами Амасью, её леса и дворец санджак-бея, возвышающийся на небольшом холме.
В покоях было ещё жарче, потому Дэфне Султан, вяло сидя на тахте, была не в силах ни читать, ни вышивать, ни заниматься хоть чем-нибудь. Джайлан-хатун энергично обмахивала её веером, но султанша всё равно изнывала от жара и духоты.
Рядом с ней сидела Эсма Султан, которая, по обыкновению, проводила свободное время подле бабушки. Ей, казалось, были безразличны и жар, и духота. Она углубилась в чтение книги, взятой с полки в покоях бабушки.
– Эсма, что ты так увлечённо читаешь? – взглянув на неё с вымученной улыбкой на лице, спросила Дэфне Султан.
Девушка вздрогнула, а после, смущённо порозовев, показала ей обложку читаемой книги.
– О, милая, – нежно и в то же время снисходительно отозвалась Дэфне Султан, прочитав название. Оказалось, очередная книга о любви. – Ты влюблена в любовь.
– Разве это плохо, бабушка? – непонимающе нахмурилась Эсма Султан.
– Нет. Отчего же? Но ты должна понимать, что любовь – не всегда чувство светлое. Не идеализируй её.
– Почему?
Вздохнув, Дэфне Султан на некоторое время задумалась, а после, приобняв внучку рукой за плечи, печально улыбнулась. Эсма Султан подумала, что бабушке самой когда-то довелось разочароваться в любви, и она понимает в этом больше неё.
– Любовь – многогранное чувство. У неё есть множество значений. Во-первых, это простое слово, которое обозначает эмоции, испытываемые людьми друг к другу, к каким либо вещам или занятиям. Например, я люблю тебя, а ты любишь читать книги о любви. Кто-то любит созерцать рассвет, а кто-то вышивать. Это проявление светлой стороны любви, когда человек счастлив оттого, что любит. Но порой любовь бывает безответной, когда один человек любит человека, не любящего его в ответ. Это причиняет боль и делает человека несчастным. Или же объект любви может умереть, если это человек или нечто живое, или твоя любимая книга может потеряться. Ты же расстроишься из-за этого?
Эсма Султан утвердительно кивнула, вдумчиво и внимательно слушая бабушку.
– Вот видишь… – произнесла Дэфне Султан, не прерываясь, когда двери в покои отворились, и вошла Филиз Султан, улыбаясь и будто светясь изнутри. – Будь осторожна. И лучше читай книги, которые тебе дают учителя. Займись самообразованием, это в данный момент важнее, а время любви придёт. Не было человека, который бы не познал её.
– О чём это вы говорите? – спросила Филиз Султан, поклонившись, а после сев рядом с ними. Эсма Султан оказалась между матерью и бабушкой.
– Неважно, – махнула рукой Дэфне Султан, заметив, что внучка смутилась при появлении матери. Они хотя и были близки, но Филиз Султан была для дочери больше воспитателем, чем другом, и часто её осуждала за легкомыслие и мечтательность. – Эсма, иди в свои покои. Нам с твоей матерью нужно поговорить.
Филиз Султан напряглась, наблюдая за тем, как дочь целует сначала руку бабушки, затем её руку, а после, поклонившись, уходит.
– Что-то случилось? – спросила она, как только двери за ушедшей Эсмой Султан закрылись.
– Джайлан, ты тоже иди, – велела Дэфне Султан, кивнув служанке, которая перестала обмахивать её веером и, поклонившись, ушла. – Невыносимо жарко в это лето, ты не находишь, Филиз?
– Верно. Это лето выдалось жарким… Но вряд ли вы выпроводили всех, дабы поговорить о погоде, не так ли, султанша?
Дэфне Султан вздохнула, несколько помрачнев и нахмурившись.
– Плохие вести из столицы. Повелитель при смерти, а наследником назначен шехзаде Мехмет.
– Что?.. – ошеломилась Филиз Султан, широко распахнув серые глаза. – Как же так? Мы были уверены, что наследником назначат Баязида!
– Судьба сыграла с нами злую шутку, – пожала плечами Дэфне Султан. – Никогда нельзя быть в чём-то уверенным.
– И что же теперь делать? Если Баязид узнает об этом, то…
– То поднимется буря, и кто знает, к чему она приведёт, – закончила за невестку султанша и покачала светловолосой головой. – Я слышала, вы помирились? Если да, то ты снова сможешь влиять на Баязида. После того, как он всё узнает, поговори с ним, попытайся успокоить, как жена. А я, как мать, помогу тебе.
Филиз Султан успела только послушно кивнуть темноволосой головой, так как двери в покои снова распахнулись, и вошёл шехзаде Баязид.
Тепло посмотрев на Филиз Султан, он подошёл к сидящей на тахте матери и, поклонившись, поцеловал её руку.
– Валиде. Вы хотели со мной о чём-то поговорить?
Дэфне Султан и Филиз Султан напряжённо переглянулись, что не укрылось от шехзаде.
– Что-то случилось?
– Филиз, оставь нас.
Поднявшись с тахты, Филиз Султан поклонилась сначала султанше, после шехзаде и, бросив на него сочувственно-заботливый взгляд, ушла.
– Плохие вести, – догадался шехзаде Баязид, сев рядом с матерью и заглянув в её серые глаза, полные тех же сочувствия, заботы и беспокойства. – Что же, рассказывайте. Надеюсь, никто больше не умер?
– К этому всё идёт, – ответила Дэфне Султан, взяв его за руку. Светлая кожа её руки контрастировала со смуглой кожей его руки. – Тебе пришло письмо от повелителя. Идрис-ага принёс его мне, так как ты был в гареме.
– Он болен?
– Лучше прочти письмо, сынок. Всё поймёшь.
Дэфне Султан взяла со столика, стоящего возле тахты, письмо и передала его сыну.
Шехзаде Баязид принялся настороженно читать, и султанша, напряжённо наблюдающая за ним, видела, как меняется выражение его лица. Он побледнел, но на щеках проступили красные пятна, как всегда, когда он нервничал или злился.
Отбросив письмо на столик, шехзаде Баязид резко поднялся с тахты и, повернувшись к матери спиной, прикрыл веки, пытаясь совладать с бурей чувств и мыслей, охватившей его.
– Сынок, – вздохнула Дэфне Султан, тоже поднявшись и подойдя к нему сзади. Положив руки на его широкие плечи, она приобняла его сзади и почувствовала, как сын напрягся, но всё же позволил ей это. – Я знаю, как тебе трудно это принять и понять, но не забывай об осторожности, об ответственности и о безопасности. Не принимай поспешных решений, основанных на негативных чувствах. Как правило, такие решения ошибочны и приводят к неблагоприятным последствиям. К тому же, все твои решения так или иначе отразятся на нас, твоей семье.
– По-вашему, я должен смириться?! – гневно вскрикнул шехзаде Баязид, и выпутавшись из материнских рук, принялся расхаживать по покоям. – Повелитель отверг меня, лишил будущего! Поставил меня на ступень ниже семилетнего ребёнка. Я достоин трона меньше, чем мальчик, который меньше по возрасту моего собственного сына?
– Баязид, – прошептала его мать, и голос её дрожал от сдерживаемых слёз. – Ты должен смириться. Такова воля повелителя, а ты сам всегда говорил, что его воля – закон. Прошу тебя…
– Нет, это я прошу вас, – твёрдо перебил её шехзаде Баязид, остановившись и тяжело посмотрев на неё тёмно-карими глазами, в которых султанша с содроганием увидела султана Орхана – упрямого и решительного. – Не вмешивайтесь. Я уже не ребенок, в отличие от выбранного повелителем наследника Османской империи и нашей династии, и сам могу принимать решения.
– Хорошо, – мягко согласилась Дэфне Султан, снова подходя к сыну, но уже не прикасаясь к нему. – И какое же решение ты примешь? Каким бы оно не было, оно отразится на всех нас, не только на тебе. Не забывай этого.
Раздражённо вздохнув, шехзаде Баязид прикрыл лицо ладонями и, выдохнув в них, судорожно соображал, что же ему предпринять.
– Я отправлюсь в столицу и потребую объяснений.
Дэфне Султан вздрогнула от его слов испуганно и беспокойно, хотя на самом деле предполагала, что он решится на это.
– У кого ты потребуешь объяснений? Повелитель без сознания, и редко приходит в себя. Он умирает!
– Сориентируюсь по прибытии, – отрезал мужчина, но, взглянув на мать, смягчился. Она плакала, смотря на него своими серыми глазами, полными боли, страха, беспокойства и материнской любви. Подойдя, он взял её руку и поцеловал её. – Ну что вы, валиде? Я буду осторожен. Ничего со мной не случится. Если вы боитесь, что Эсен Султан или кто-нибудь ещё, кто не хочет видеть меня на османском престоле, попытается мне навредить, я возьму с собой небольшое войско. Даже не войско, а десяток-другой верных мне воинов.
– Не вздумай! – вскрикнула Дэфне Султан, вырвав свою руку. – Это воспримут, как бунт, и, упаси Аллах, повелитель об этом узнает. Вспомни, что было с другим шехзаде Баязидом, в честь которого я назвала тебя. Он совершил ту же ошибку, и был казнён собственным отцом. Он не думал о том, что его решение отразится на его семье, пошёл на поводу у чувств. И что стало с нами? Его пятерых сыновей, включая моего сына, казнили вместе с ним, а я с его дочерьми годами страдала и влачила жалкое существование, пока покойная Валиде Султан не смиловалась над нами. Этого ты хочешь для нас? Для меня? Для Филиз и детей?
– Успокойтесь, – мягко произнёс шехзаде Баязид, когда мать, закончив свою речь, полную отчаяния и возмущения, несвойственных ей, разрыдалась и порывисто обняла его. Смутившись от этого, мужчина неловко похлопал мать по плечам, а после отстранился. – Валиде, ещё ничего не случилось… Ну же, вам нельзя так волноваться.
– Как я могу не волноваться, когда мой сын ступает на тот же путь, что убил другого моего сына? – сквозь слёзы ответила султанша, всё же отпустив сына и постаравшись взять себя в руки. – Я не переживу, если и тебя постигнет та же участь… Прошу тебя, не уезжай! Лучше подумай обо всём как следует, взвесь все “за” и “против”, не руби с плеча.
– Я обещаю подумать, а вы пообещайте успокоиться.
Вздохнув, Дэфне Султан стёрла слёзы с щёк и вымученно улыбнулась, дабы уверить сына в том, что она успокоилась.
– Обещаю.
– Тогда я оставлю вас. Мне ещё нужно встретиться с лалой по делам провинции.
Проводив ушедшего сына беспокойным взглядом, Дэфне Султан устало провела рукой по своему лицу, чувствуя, как от сильных переживаний просыпается ноющая боль в ключице и в лёгких. Не хватало ей снова стать жертвой болезни в такое время…
Стамбул. Мраморный павильон.
– Откуда она, по-вашему, узнала о наших встречах?
– Сказала, что у неё есть слуги, которые за несколько монет и проследят за кем-нибудь, и подслушают чью-нибудь беседу, – мрачно ответил Касим-паша, видя, как ярко-зелёные глаза султанши наполняются напряжением. – Но, уверяю вас, Гюльрух Султан не представляет для вас опасности.
– Из-за того, что мы сотрудничаем, она может начать переносить ненависть к вам на меня, а значит, посчитает и меня своим недругом. Это может стать поводом податься к Эсен Султан, а если та узнает, что у нас с вами есть какие-то дела, то поймёт, что я не такая уж глупая и тихая фаворитка. И возникнут сложности.
– Поверьте, Гюльрух Султан не может считать вас большим недругом, чем Эсен Султан. У них давняя история общей неприязни, и, поверьте, они никогда не станут сотрудничать. Вам не о чем беспокоиться.
Карахан Султан, кивнув, огляделась в тёмной комнате, где они, как всегда, встретились для обсуждения насущных дел.
– Что с шехзаде Баязидом? Вы отправили то письмо, которое должно спровоцировать его на ошибки?
– Отправила. Будь начеку. Он явится в столицу, так начнём действовать. У нас нет права на ошибку.
– А если не явится? – нахмурился Касим-паша. – Если Дэфне Султан всё же удастся обуздать его? Она обладает большим влиянием на сына, да и далеко не глупа.
Карахан Султан ухмыльнулась, показывая, что не беспокоится по этому поводу.
– Значит, пригодится моя сестрица. Для этого она и оказалась в Амасье. Персея отчитывается, что шехзаде Баязид успел к ней привязаться. Полагаю, она сможет помочь нам спровоцировать его.
– Вы, как всегда, всё предусмотрели, – одобрительно улыбнулся Касим-паша. – Если что, я к вашим услугам. Мне пора.
– Ступай, – позволительно кивнула султанша. – И постарайся усмирить свою жену. Не стоит ей путаться у нас под ногами.
– Как вам угодно.
Касим-паша, поклонившись, вышел из тёмной комнаты, а Карахан Султан, повернувшись к окну, вздохнула и залюбовалась закатом. Красное солнце садилось за линию горизонта, окрашивая небо во все оттенки красного. Красноватое свечение через окно коснулось и красивого лица султанши, делая его несколько зловещим.
========== Глава 44. На краю ==========
Дворец санджак-бея в Амасье. Гарем.
– Только посмотрите! – раздался восхищённый возглас одной из наложниц, что сгрудились вокруг Эмине-хатун.
Наклонившись, она достала из открытого сундука золотое ожерелье с мутноватыми камнями бирюзы, имеющими оттенок чистого и ясного неба.
Довольно улыбаясь, Эмине-хатун приложила его к своей шее, и послышались восхищённые и завистливые вздохи наложниц, которые с любопытством и нетерпением заглядывали в сундук.
Миршэ-калфа, стоявшая в отдалении, хмуро созерцала происходящее в гареме. Шехзаде Баязид этим утром отправил своей фаворитке сундук с дарами, как проявление своей благосклонности к ней. Эмине-хатун сочла, что открыть его нужно именно в гареме, и теперь с гордостью и довольством медленно и неспеша показывала всему гарему каждый из полученных даров.
Четверо наложниц, сгрудившихся вокруг неё, были её подругами. Остальные, оставшиеся сидеть на своих местах, злобно перешёптывались и с неприязнью и чёрной завистью поглядывали на Эмине-хатун, которая, казалось, этого не замечала.
– Миршэ-калфа, – войдя в гарем, произнёс Идрис-ага и поклонился. – Гонец из столицы прибыл с письмом. Сказал, что Карахан Султан отправила его своей сестре. Известно, кто она? Уж не одна ли из наших девушек?
– Известно, – сухо ответила та, забрав письмо и подозрительно осмотрев его, но не развернув. – Эмине-хатун, для тебя письмо от Карахан Султан.
Эмине-хатун, в этот момент вместе с подругами восхищённо рассматривавшая золотисто-бежевую ткань, вытащенную из сундука, вздрогнула. Лицо её побледнело, а улыбка медленно сползла с него. Ярко-зелёные глаза коснулись письма в руках Миршэ-калфы, и золотисто-бежевая ткань выпала из её рук на каменный пол, мягко зашуршав.
– Ты не рада? – сдержанно изумилась Миршэ-калфа, и толика подозрения поселилась в её взгляде.
– Конечно, рада, – поспешила ответить фаворитка, и, обойдя подруг, подошла и дрожащей рукой забрала письмо. – Распорядитесь, чтобы сундук отнесли в мою комнату, но позже. И пусть к нему никто не прикасается, – добавила она, взглянув на Идриса-агу.
Развернувшись, Эмине-хатун спешно поднялась по лестнице на этаж фавориток и, войдя в свою комнату, закрыла дверь на замок.
В тишине, воцарившейся в гареме, звук закрывшегося замка звучал особенно отчётливо.
– Странно… – нахмурившись, протянула Миршэ-калфа, а после, оглядевшись в гареме, в каком-то неясном жесте взмахнула рукой. – Ну, что застыли? Обед скоро. Помогайте накрывать столы. Или хотите остаться голодными?
Тем временем в своей комнате Эмине-хатун медленно села на свою кровать и, натужно сглотнув, посмотрела на письмо в своей руке. Раньше она радовалась письмам от сестры, но в последнее время они её огорчали и пугали.
Ариадна твердила о том, что в определённое время ей понадобится помощь, заключающаяся в том, чтобы в чём-либо повлиять на шехзаде Баязида.
Эмине-хатун почему-то казалось, что это связано с какими-то интригами или, что ещё хуже, тем самым планом сестры, о котором та непрестанно твердила во всех своих письмах.
Развернув письмо, Эмине-хатун пробежалась взглядом по нескольким строчкам, написанным рукой Ариадны.
“Персея,
