Текст книги "Возвышение падших (СИ)"
Автор книги: Marina Saltwater
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 52 страниц)
– Мы, Султанши, почти всегда не вольны в выборе супруга, Инджи… Но не только это меня тяготит.
– Что же еще может быть?
– Мое сердце принадлежит другому, а его – мне, но нам не суждено быть вместе. Никогда.
– Нет ничего невозможного, Султанша, – осторожно возразила Инджи, покачав черноволосой головой. – Расскажите о своей любви Повелителю и он, я уверена, позволит вам связать свои жизни. Почему же вы молчите?
– Потому что наша любовь – порочна, – тяжело вздохнула Севен. – Я и Султанзаде Осман, сын Хюмашах Султан, принадлежим династии и являемся близкими родственниками.
Инджи содрогнулась от этих слов и нахмурилась, понимая, что Султанша мыслит весьма рационально.
– Можно найти какой-то выход из этой ситуации, Султанша…
– Я в это не верю… Пусть будет то, что будет. Нам с Османом все равно никогда не быть вместе… Я это покорно принимаю.
Стамбул. Топ Капы. Султанские покои.
Восседая на широком троне, черноволосый Орхан, порядком уставший за несколько дней правления от бесконечных аудиенций, сдержанно улыбнулся кланяющемуся ему Касиму-паше.
Высокого роста, подтянутый и относительно молодой, а также весьма приятной наружности Касим-паша казался Орхану достойным кандидатом на руку его сестры Севен.
– Повелитель. Как только я получил письмо от Ферхата-паши о том, что вы желаете меня видеть в столице, то я немедленно покинул Египет и отправился в путь. Надеюсь, я не заставил вас долго ждать.
– Касим-паша, добро пожаловать. Ты превосходно справился со своей должностью наместника Египта, поэтому я пожелал, чтобы такой умелый и деятельный государственный муж был рядом со мной, в столице. Отныне ты назначаешься третьим визирем Совета Дивана.
Вспыхнув от довольства, Касим-паша, как полагается, опустился на колени перед троном и почтенно прикоснулся губами к подолу кафтана султана, который одобрительно похлопал его ладонью по спине.
– Поднимись.
Черноволосый, статный мужчина распрямился, благодарно смотря на господина.
– Но в столицу я вызвал тебя не только для того, чтобы даровать новую должность, но и облагодетельствовать тебя высочайшей честью. Желаю, чтобы между тобой и Севен Султан, моей сестрой, был заключен брак.
Растерявшись на мгновение, Касим-паша нахмурился.
– Ты несколько лет назад, как мне известно, лишился супруги из-за ее болезни, а также относительно молод и достоин моей сестры, Касим-паша. Волей падишаха объявляю о вашей помолвке.
– Почту за честь, Повелитель, – благоговейно проговорил тот, кланяясь.
– Ступай.
Поклонившись, Касим-паша покинул султанскую опочивальню, чувствовавший, будто взлетел в небеса от радости, но в коридоре едва не столкнулся с высоким и широкоплечим Султанзаде Османом, ожидавшим аудиенции с султаном, дабы узнать о своем назначении, которое тот обещал ему даровать, так похожим на своего отца Ахмеда-пашу, с которым Касим несколько лет назад имел честь познакомиться.
– Султанзаде, – поклонился паша. – Рад видеть вас.
– Касим-паша, – приветственно кивнул Осман. – Вы будто светитесь от радости. Позвольте узнать причину?
– Повелитель вызвал меня из Египта и облагодетельствовал. Отныне я – третий визирь Совета Дивана и будущий дамат династии. Клянусь Аллахом, удача, наконец, повернулась ко мне.
Насторожившись, Осман нахмурился и осторожно сглотнул.
– Повелитель решил женить вас на Эдже Султан?
– Нет, Султанзаде, – отрицательно качнул головой тот и Осману показалось, будто мир с грохотом рухнул. – Помолвка заключена между мной и Севен Султан. С вашего позволения.
Растерянно смотря, как паша удаляется по коридору, темноволосый Султанзаде вспыхнул такой жгучей ревностью и негодованием, что, не дождавшись, когда Локман выйдет из покоев и пригласит его в опочивальню султана, резко развернулся в беспомощном смятении и покинул коридор.
Спустя некоторое время…
Гарем.
Рыжеволосая Гюльхан, как никогда, сияющая радостной и довольной улыбкой, спешно шагает по золотому пути, сверкая в роскоши лазурного одеяния, украшенного золотой нитью, и драгоценностях.
Локман-ага, завидев ее, почтенно поклонился и известил султана о визите госпожи, которую вскоре пригласил войти в опочивальню.
Непрестанно улыбаясь, Гюльхан вошла в покои и поклонилась перед сидящем на тахте Орханом, который смотрел на нее в ожидании.
Рядом с ним сидела сдержанная Дэфне в серебристо-сером платье и серебряной скромной короне, которая, встретившись взглядом с Гюльхан, помрачнела.
– Повелитель.
– Что такое, Гюльхан?
– Неужели вы не рады меня видеть? – осторожно воскликнула Султанша, видя на лице мужчины отстраненность и сухость.
– Я просто утомился…
– Тогда я поспешу вас обрадовать и избавить от этой томительной усталости, – нетерпеливо ворковала Гюльхан, смотря при этом с некой триумфальностью на светловолосую госпожу. – У меня для вас радостная весть.
Дэфне, поджав губы, почувствовала себя лишней и, спешно поднявшись с тахты, поклонилась султану.
– С вашего позволения.
– Ступай, – позволительно кивнул головой Орхан, а после настороженно обернулся к Гюльхан. – О чем ты?
– Я ожидаю ребенка.
Эти слова, словно гром среди ясного неба, неистово прогремели в ушах Дэфне, которая, выходя в распахнувшиеся перед ней двери, качнулась на подкосившихся ногах.
Оставшись в коридоре, ошеломленная и сломленная Султанша, тяжело дыша, прислонилась в бессилие к стене и глухие рыдания вырвались из ее груди.
Локман-ага, уставший наблюдать эту картину, подошел к госпоже, а после, не решившись к ней притронуться, повернулся к служанкам, стоящим в отдалении.
– Что вы встали, девушки?! Помогите госпоже дойти до ее покоев.
Спохватившись, девушки подбежали к сотрясающейся в рыданиях Дэфне и, безвольную от сжигающих душу страданий, мягко увели из коридора.
Сглотнув, Локман-ага, смотря им в след, заслышал шаги, раздающиеся за спиной и, обернувшись, к своему удивлению увидел перед собой высокого и широкоплечего молодого мужчину со жгучим и красивым лицом, обрамленным чернильно-черными волосами.
– Альказ Бей.
– Локман-ага, оповести Повелителя обо мне, – раздался его низкий, густой голос.
– У султана Гюльхан Султан. Подожди немного.
Кивнув, Альказ вздохнул и в ожидании встал у дверей.
– Как дела в Топ Капы?
Локман-ага не успел ответить, так как из покоев вышла Гюльхан Султан и оба мужчины склонились в поклоне.
– Султанша.
– Альказ Бей? – изумилась та, рассмотрев его. – Добро пожаловать.
– Благодарю, госпожа.
Довольная, рыжеволосая Султанша степенно двинулась по коридору и вскоре Локман вышел из султанской опочивальни с позволением войти.
Представ перед султаном, Альказ почтенно поклонился, сложив руки перед собой.
– Альказ Бей, – довольно протянул Орхан. – Рад видеть тебя. Наконец, ты вернулся из Коньи. Как с имуществом моих братьев дело обстоит?
– Именно им я и занимался, Повелитель, – отозвался Альказ. – Все до единой монеты уже передано в государственную казну.
– Прекрасно, – кивнул черноволосый султан. – Ты сослужил мне хорошую службу, Альказ. Такого умелого воина и находчивого стратега я не могу отправить обратно охранять границы на востоке, поэтому повелеваю тебе оставаться в столице и ждать дальнейших указаний.
– Как вам будет угодно, – поклонился тот. – Позвольте удалиться? Я устал с долгой дороги…
– Разумеется.
Выйдя в коридор, Альказ Бей, заметив в дверях неловко мечущуюся в каком-то нервозном волнении темноволосую девушку, в которой он, судя по дорогому одеянию и диадеме на голове, узнал Султаншу.
– Султанша, – поклонился он, опустив, как полагается, черные глаза в пол.
Айше, вздрогнув от его грубого и глубокого голоса, подняла свои темно-карие глаза на молодого мужчину и внезапно замерла.
Сердце, до этого волнительно трепещущее в груди из-за предстоящего разговора с Повелителем, который она решила более не откладывать, сбилось с ритма и неистово понеслось в скач, окрашивая щеки девушки в нежный розовый румянец.
Локман-ага, увидевший это, понимающе ухмыльнулся, так как давно знал Альказа, как и знал о его влиянии на женщин.
Альказ, будто не заметив этого, развернулся и размашистыми шагами двинулся по коридору, провожаемый растерянным и взволнованным взором юной Султанши.
– Айше? – неожиданно раздался за ее спиной материнский голос, от которого Айше вернулась в реальность. – Что ты здесь делаешь?
Раскрасневшаяся и взволнованная, Султанша обернулась к матери и та непонимающе нахмурилась, разглядывая дочь.
– Аллах милостивый, что с тобой?
– Ничего, Валиде… С вашего позволения.
Спешно девушка обошла мать и едва не бегом покинула коридор, отчего Локман-ага подавил улыбку, вызванную умилением и некоторой долей понимания.
Проводив непонимающим взором убежавшую дочь, Шах, прочистив горло, попросила хранителя покоев известить султана о ее визите и вскоре вошла в опочивальню.
Уставший Орхан корпел над каким-то документом, оставляя на нем печать султана.
– Орхан, – улыбнулась Хюма Шах, подходя ближе.
– Проходи, сестра.
– Помнится, ты говорил, что устал… – ненавязчиво начала она, приступив сразу к тому, ради чего пришла.
– К чему ты об этом говоришь?
– Если ты не против, я бы хотела отправить к тебе этой ночью наложницу. Из тех, что я закупила вчера специально для тебя.
Орхан некоторое время задумчиво молчал, а после позволительно кивнул, подумав, что ему не помешает, наконец, расслабиться, а беременная Гюльхан ему в этом уже помочь не может.
– Пусть приходит.
Гарем.
Довольная, Хюма Шах степенно проходила мимо распахнутых дверей гарема в сторону своих покоев, как ее окликнула рыжеволосая Гюльхан, вышедшая из гарема, едва завидев ее.
– Султанша, – вынужденно поклонилась она, не стирая с лица злорадной и самодовольной улыбки.
– Гюльхан.
– Вы уже слышали радостную весть?
– О чем ты говоришь?
– Я ожидаю ребенка, госпожа.
Вздрогнув от неожиданной и малоприятной новости, Шах, поджав губы, сдерживается от волны негодования и холодно улыбается женщине.
– Дай Аллах, Гюльхан, родишь здорового ребенка. Ты ведь уже далеко не молода…
– Но Повелитель ценит меня не только как женщину, – помрачнев, съязвила та, сверкнув синими глазами.
– Всем известно, что именно твое тело он и ценит, которое уже опостылело ему, – жестко процедила Шах, прожигая темно-карими глазами самодовольную наложницу. – Уверена, скоро династия пополнится множеством детей, ведь я обновляю гарем брата. Новые и красивые наложницы томятся в ожидании его внимания и, будь уверена, я готова помочь им в исполнении их мечт.
Ухмыльнувшись, темноволосая Султанша степенно удалилась, а Гюльхан, проводив ее испепеляющим взором, насторожилась словам о гареме и наложницах.
Вечер.
В небольшой комнате гарема худощавую Артемисию служанки старательно готовят к хальвету.
Длинные темные волосы, едва успевшие просохнуть после похода в хамам, были собраны на затылке в витиеватую, но незамысловатую прическу, а сама девушка блистала в ярко-фиолетовом платье с кружевной отделкой на груди.
Когда двери распахнулись и в комнату вошла ухмыляющаяся Шах Султан, наложницы застегнули на тонкой шее Артемисии серебряную цепочку с небольшим медальоном.
– Султанша, – поклонилась наложница, спокойно встретив тяжелый взор госпожи.
– Красавица, – критично осмотрев девушку, довольно изрекла та. – Ты ведь понимаешь, что всему этому обязана мне, Артемисия?
– Да, госпожа.
– Прекрасно. Будь всегда такой же спокойной и благодарной. Тогда жизнь в гареме для тебя обернется раем, ведь те, кто мне не угоден, здесь горят в адском пламени страданий.
– Не волнуйтесь, госпожа. Ад мне не страшен, так как в его пламени я давно сгорела.
Нахмурившись от ее слов, которые можно было воспринять как дерзкий, но умело отстраненный ответ на предостережения, больше походящие на угрозы, Хюма Шах задумалась над тем, что хатун прячет в себе довольно своенравный характер, который настораживал госпожу с самого их знакомства.
Ночь.
В нерушимой тишине Орхан в задумчивости рассматривал темноволосую девушку, лежащую рядом с ним на ложе, нагота которой была прикрыта тонкой простыней.
Ее затуманенные серо-голубые глаза меланхолично рассматривали искрящиеся мерцающими звездами ночное небо, которое было видно через распахнутые на террасу двери из-за неимоверной летней жары.
Утонченная красота девушки в скупе с ее загадочностью и даже каким-то веющим от нее странным мистицизмом поразила его.
Он давно не знал других женщин, кроме Гюльхан, на которую в последнее время уже и смотреть не мог без раздражения.
Его подобное устройство его жизни устраивало, потому как он был отягощен мыслями о государстве, о чувстве вины, вызванном убийством братьев.
Сейчас же ему казалось это глупым, ведь подобные создания томились в гареме, ожидая его внимания.
Хотя какого-то томления, какое заключено в глазах наложниц его гарема, когда он проходил мимо него, в серо-голубых глазах Артемисии не было, как не было и льстивого, наигранного обольщения.
Вздохнув, он медленно провел по ее впалой щеке с заостренными скулами ладонью, отчего девушка вздрогнула и, будто очнувшись от какого-то дурмана, растерянно взглянула на мужчину.
– Ты столь юна, но в глазах твоих мудрость и тоска, – тихо проговорил Орхан, нахмурившись от высказанного вслух собственного наблюдения.
– У каждой рабыни, что живет в вашем гареме, своя печальная история, – пронзительным шепотом ответила Артемисия, улыбнувшись уголками губ Орхану, до сих гладящему ее по щеке, что немного пугало ее тем, что доставляло приятные ощущения, незнакомые ей. – Каждая попала сюда не по своей воле, будучи плененной и силой проданной сюда, дабы усладить вас, Повелитель. Но для меня рабство и гарем не есть самое ужасное в жизни. Наоборот, для меня это спасение.
– Спасение? – непонимающе нахмурился черноволосый султан, приподнявшись на локте и заглянув в глубокие глаза девушки, будто пытаясь что-то разглядеть на их далеком дне.
– Однажды, если вы, конечно, позволите, я поведаю вам историю своей жизни. В эту ночь я не готова вспоминать все это…
– Что же с тобой случилось? – беспокойно и заинтересованно воскликнул Орхан, томясь от тайн, что она хранила в себе, и от ее загадочности.
Вздохнув, Артемисия, наклонившись к нему, кратко целует его в губы, отчего Орхан немного оторопел, привыкший, что Гюльхан никогда его сама не целует, а Дэфне стеснялась это делать, что уж говорить о простых наложницах, которые и глаз на него поднять не смели.
– Это уже не важно, господин. Главное, вы сейчас со мной и все остальное не имеет значения.
Проведя ладонью по его черным волосам, Артемисия увлекла очарованного султана на шелковые подушки.
Орхан в эту ночь чувствовал, что в его обратившемся в грубый камень сердце что-то зашевелилось, заинтересованное загадочностью девушки и ее непривычной юностью, давая трещины на непроницаемой когда-то поверхности.
Комментарий к Глава 5. Забытые чувства
Дополнительные материалы, способные сделать чтение фанфика более интересным, а представление образов и интересных ситуаций более лёгким – https://vk.com/protivostoyanieandvalidehurrem
========== Глава 6. Любовь и кровь ==========
Спустя некоторое время…
Гарем.
Облаченные в пыльные дорожные плащи, Инджи и Севен, усталые после утомительного пути, вошли в гарем, контрастирующие между собой светлыми и черными волосами.
Зейнар-калфа, встретив их, почтенно склонилась, сложив руки перед собой.
– Султанша. С возвращением.
– Благодарю, калфа, – мягко прошелестела Севен. – Шах Султан в своих покоях?
– Да, – покосившись на неизвестную ей Инджи, ответила калфа.
Взяв смущенную и тоскливую Инджи за руку, светловолосая Султанша потянула ее за собой в сторону покоев управительницы.
Покои управительницы.
Темноволосая Шах Султан, облаченная в темно-красное, кровавого оттенка, платье, покровительственно взглянула на сидящую у низкого столика на атласной подушке Артемисию, как всегда, сдержанно улыбающуюся, будто таящую за этим выражением лица что-то сокровенное.
– Я знала, что сделала правильный выбор.
Нисколько не изменившись в лице, темноволосая Артемисия сдержанно кивнула.
– Тебе удалось понравиться нашему Повелителю. Это очень важно, Артемисия.
– Я понимаю.
Вздохнув, Шах задумчиво рассмотрела задумчивую и сдержанную девушку.
– Кстати, я уже отдала приказ Зейнар-калфе переселить тебя на этаж фавориток. Будешь отныне жить в отдельной комнате. Помни, что все это – моя заслуга.
– Я помню, госпожа, – шире улыбнулась Артемисия и Шах изумилась тому, как преобразилось ее до этого мрачное лицо. – Спасибо за вашу доброту.
Фериде-калфа, стоящая в стороне и молча наблюдающая за женщинами, настороженно глядела на Артемисию, которая, в отличие от ее госпожи, очарованной девушкой, вызывала в ней какую-то напряженность и подозрительность.
Двери в покои со скрипом распахнулись и вошли Севен с черноволосой Инджи под руку.
Шах изумленно вскинула брови, увидев перед собой сестру и приветливо улыбнулась.
– Севен? Добро пожаловать! Ты быстро вернулась из Амасьи…
Севен, мимолетно посмотрев на незнакомую юную девушку, сидящую у ног Султанши, смущенно улыбнулась.
– Спасибо, Султанша. Рада видеть вас.
Хюма Шах перевела неприкрыто заинтересованный и оценивающий взгляд к серьезной и грустной черноволосой девушке, стоящей рядом с сестрой.
– Кто это рядом с тобой?
– Это – Инджи Султан, – представила ее Севен, улыбнувшись. – Вдова моего брата – Шехзаде Селима.
Шах мгновенно напряглась, но умело не показала этого и лишь приветственно улыбнулась.
Двери снова распахнулись и в опочивальню вошел статный Орхан, который, увидев перед собой стольких женщин, нахмурился.
Взглянув на Севен, которая, как и все, склонилась в поклоне, черноволосый султан улыбнулся.
– Ты уже вернулась?
– Да, Повелитель, – пролепетала Султанша, смутившись его прямого взора. – Я, как и обещала, не стала задерживать подготовки к свадьбе.
Орхан, сдержанно кивнув, чинно поцеловал еще больше смутившуюся Севен в лоб, при этом бросая выразительный, заинтересованный взгляд на Артемисию, которая ему чуть улыбнулась, ответив тем же долгим взором.
Хюма Шах, заметившая это, подавила довольную ухмылку.
После Орхан, наконец, взглянул на незнакомую ему черноволосую девушку, которая отчего-то прожигала его пронзительными голубыми глазами, причем откровенно неприязненно, а после непонимающе повернулся к Шах, которая поспешила объясниться.
– Повелитель. Это – Инджи-хатун. Наложница Селима, которую Севен забрала с собой из Амасьи.
Поняв причину столь неприкрытого отчуждения в глазах девушки, Орхан наполнился ядовитым чувством вины и какой-то тяжестью, заполнившей его грудь.
– Повелитель, простите, что смею обременять вас своими просьбами, но…– мягко залепетала Севен, решив улучить момент. – Позволите ли вы Инджи Султан остаться здесь, в Топ Капы? Каждый миг ее жизни в Амасье наполнен страданиями…
Султан, тяжело вздохнув, позволительно кивнул, понимая, что делает это под гнетом нестерпимого чувства вины.
– Пусть остается.
Шах одарила брата недовольным взором темно-карих глаз, который этого даже не заметил и, кивнув ей, покинул покои, напоследок снова мимолетно оглядев Артемисию.
– Султанша, соизволите ли вы выделить покои для Инджи?
Обернувшись к светловолосой сестре, Шах вынужденно и обманчиво расплылась в улыбке.
– Пусть выберет те, что ей понравятся. Покажи ей гарем, Севен. Ступайте.
Поклонившись, девушки покинули опочивальню и, проследив за этим, Шах с явным недовольством в глазах опустилась обратно на тахту.
– Только ее здесь не хватало…
Ухмыльнувшись, Артемисия опустилась обратно на подушку и по-хозяйски взяла с тарелки, стоящей на столике, яблоко.
Дом Рейны Дориа.
В темном и мрачно-готическом холле, освещаемом лишь горящим полыхающим пламенем камином и зажженными свечами, так как шторы были плотно прикрыты от палящего летнего солнца, Рейна вальяжно восседает на небольшом диване, откинувшись на спинку и держа в руках полный кроваво-красным вином кубок, а напротив нее сидит в кресле Эдже, наблюдая за тетей непрестанно.
Эдже, тяжело вздохнув, оторвала, наконец, от нее взор и лениво огляделась в холле, дивясь его непривычной красотой.
– Красивый дом… Был бы у меня такой же, принадлежащий лишь мне.
Усмехнувшись, темноволосая Рейна сделала большой глоток вина из кубка и взглянула на племянницу насмешливо.
– Если хочешь, я подарю тебе дом в тысячу раз лучше этого.
– Правда? – довольно переспросила Эдже, переполнившись радостью. – Но он слишком большой для тебя, живущей одной, Рейна, – добавила Султанша после небольшой паузы и улыбка ее поубавилась.
Рейна неминуемо помрачнела, рассматривая что-то за спиной Эдже с задумчивостью.
– Это правда… Порой мне бывает одиноко, но я научилась справляться с этим чувством.
– А где твой муж-адмирал? – осторожно воскликнула Эдже, боясь навлечь на себя уже знакомое ей негодование Рейны.
– Этот плут уже на том свете, – ухмыльнулась сеньора, отставляя кубок на столик, стоящий у дивана.
– Плут?
– Тот еще, поверь… Джанандреа был моим двоюродным братом. Мой покойный отец, Андреа Дориа, в свое время буквально правящий Генуей, желал передать место в управляющем совете и руководство над флотом республики, огромной политической силой в Генуе, своему сыну и моему старшему брату – Джованни. Но он скончался в 1560 году от лихорадки, – хрипло повествовала Рейна, возгоревшись гневом на последних словах. – Я знаю, что его отравили! И даже знаю, кто… Мой будущий муж – Джанандреа Дориа.
– Но зачем? – помрачнев, непонимающе проговорила Эдже, заинтересовавшись рассказом.
– Джанандреа не был рожден в прямой линии рода Дориа, как мой брат или я, поэтому прав на место в управляющем совете не имел, как и шанса получить огромное имущество всего нашего рода. Его отцом был племянник моего отца – бастард, рожденный от какой-то шлюхи, которыми так увлекался уже его отец, приходившийся младшим братом Андреа Дориа. Неблагородное происхождение его отца наложило отпечаток и на самого Джанандреа, который всю жизнь пытался всем доказать, что он – достоин фамилии Дориа и что он ни чем не хуже, чем другие представители этого рода. Он постоянно вертелся вокруг моего отца, пытаясь заполучить его доверие и благосклонность, что ему удалось. Но он понимал, что пока жив Джованни, ему ничего не достанется, как бы он ни был любим дядей, поэтому отравил его. Джованни скончался в страшных муках, сгорая в высокой температуре. Лекари ничем не могли помочь, говоря, что это лихорадка. Мне тогда было тринадцать лет и я, разумеется, ничего не заподозрила, потому как была слишком мала. Отца подкосила смерть Джованни и он в этом же году скончался, потому как был уже в довольно преклонном возрасте, завещав оказавшемуся тут как тут Джанандреа командование флотом, все имущество рода, фамильный замок и даже меня! Но с условием, что в совете править буду лишь я.
– Тебя? – растерянно переспросила Султанша почти шепотом, погруженная в рассказываемую историю и пытающая представить Рейну молодой и не такой жесткой.
– Джанандреа желал укрепить свое положение браком со мной – чистокровной и единственной представительницей прямой линии Дориа, что также обещало титулы законнорожденных его детям, а не клеймо отпрысков сына бастарда, – с какой-то тяжестью улыбнулась или оскалилась Рейна.
– Но ведь ты могла не согласиться на этот брак!
– Нет, не могла, – обреченно выдохнула сеньора. – Перед смертью отец молил меня исполнить его завещание и я пообещала, а свои слова я привыкла сдерживать.
– Ты не любила мужа?
Рейна какое-то время молчала, будто пытаясь найти ответ на этот вопрос, а после качнула темноволосой головой.
– Этот брак мне казался вопиющей порочностью, так как Джанандреа приходился мне двоюродным племянником, но я ошибалась… В Генуе случались браки между даже родными братьями и сестрами. Именно Джанандреа изменил мое мировоззрение относительно порока. Я осознала, что порок дарует не только нечто плохое, но и удовольствие… Поначалу я к нему долго привыкала, как к мужу, а не родственнику. Потом слегка привязалась, но меня отталкивали его слабость к вину и к другим женщинам, с которыми он мне открыто изменял, потому как женился на мне по расчету, а также его развязность и пошлость. С годами мы привыкли друг к другу, но, признаться, я никогда его не любила. Джанандреа, разочарованный тем, что у нас не было детей, во всем винил меня, так как шлюхи рожали от него детей-бастардов, а я не могла даровать ему чистокровного наследника, которого он так желал.
– У тебя нет детей?
– Нет, – тоскливо ухмыльнулась Рейна, опустив голову и Эдже отметила про себя, что впервые видит ее такой. – И не будет, Эдже. По женской линии в роду Дориа практически все женщины были бесплодны. Это связано с каким-то заболеванием, но мать верила, будто женщин Дориа прокляли из-за их красоты и власти над мужчинами какие-то завистницы около века назад. Моей матери повезло, проклятие обошло ее, как и Ингрид, твою мать. Но меня оно навсегда лишило детей…
Эдже сочувственно и грустно взглянула на сеньору, почувствовав, как почему-то защемило в груди.
– У Махмуда и Мурада тоже не было детей… Это из-за проклятья?
– Не знаю… Вполне возможно.
– А почему Джанандреа умер?
– Я его отравила, – жестко бросила женщина, будто сознаваясь не в убийстве.
Темноволосая Султанша вздрогнула от этих слов и, нахмурившись, некоторое время молчала, но все же любопытство взяло верх над страхом.
– Зачем..?
– В последние годы отношения между нами окончательно разрушились. Он, понявший, что детей у меня не будет, решил объявить наследником всего нашего рода своего старшего бастарда. Я, разумеется, была против, но он и слушать ничего не желал. Грозился лишить меня места в управляющем совете, лишив поддержки флота, даровавшего мне силу. После связался с этой Бриенной Гримальди, которая, очаровав его и затащив на ложе, переманила на свою сторону с помощью Джанандреа все силы флота. Я должна была с этим покончить, Эдже…
– Бриенна Гримальди? Та женщина, которая развязала в Генуе войну?
– Да.
Эдже содрогнулась от ненависти, всколыхнувшейся в изумрудных глазах Рейны, когда они упомянули в разговоре Бриенну.
– Ты уже четыре года вдовствуешь… – задумчиво прошептала она после, решив сменить тему. – Наверно, это трудно?
– Вовсе нет, – развязно ответила сеньора, чему-то улыбнувшись.
В готический холл едва слышно вошел высокий и широкоплечий мужчина в черно-красном плаще. Деметрий.
Заметив его, Эдже, которая всегда его почему-то опасалась, напряглась.
Рейна, проследив за ее взглядом, поджала губы.
– Деметрий?
– Сеньора. Мне нужно поговорить с вами.
– Эдже, иди в комнату, которую я тебе выделила. Я скоро приду к тебе.
Вздохнув в недовольстве, Султанша поднялась с кресла и вышла в коридор, но, опять же, любопытство овладело ей и она, прикрыв двери, остановилась возле них, а после, глядя в оставшуюся щелку, прислушалась.
– Что случилось? – раздался обеспокоенный голос Рейны, которая поднялась с дивана и подошла к рыцарю.
– Пришла весть из Генуи. Бриенна узнала о том, что ты прячешься в Османской империи и послала за тобой своих прихвостней. Нужно уходить. Этот дом – не самое благонадежное укрытие.
– Она не успокоится, пока не лишит меня жизни, – раздраженно процедила женщина.
– Еще бы… – ухмыльнулся Деметрий, покачав головой. – Рейна, ты прирезала ее единственного десятилетнего сына у нее на глазах!
Эдже содрогнулась от подобного, не веря тому, что слышит. Десятилетнего мальчика?
– Иначе бы я не спаслась. Мне пришлось действовать жестоко!
– Ты всегда так оправдываешь себя… Пора признаться, что в тебе властвует животная жестокость и жажда крови.
– Я никогда этого не отрицала! – возгораясь в гневе, воскликнула Рейна.
– Ты сама себя лишила последней поддержки в Генуе, показав себя в битве в Эгейском море с Бриенной с крайне темной стороны, – с оттенком разочарования отозвался Деметрий. – Отныне тебя все считают свирепой убийцей! Скольких людей ты лишила жизни, подорвав корабль с черной смертью? (нефтью) Этот взрыв уничтожил и твоих людей. Твои десять кораблей! Это – большая часть твоего флота.
– Хватит, Деметрий! – жестко смотря на рыцаря, гаркнула женщина. – Считают свирепой убийцей, говоришь? Пусть знают, что я такая и есть! Я – легенда в Генуе. Мне никого не жаль и я ничего не страшусь. На море мне нет равных! В бою – ни одного достойного противника.
– Да и, несмотря на все это, ты с позором бежала из Генуи и теперь скрываешься от Бриенны, – иронично подметил рыцарь, за что звонкая пощечина стала ему наградой.
– Как ты смеешь так со мной разговаривать? – спесиво воскликнула Рейна, прожигая его жестким взором. – Если я сплю с тобой, то это не значит, что ты стал равен мне! Ты все тот же бедный и никому не нужный бастард какой-то шлюхи, которого я пожалела и взяла к себе на службу.
Деметрий, распрямившись, сдержанно и холодно промолчал.
Рейна же, вздохнув, порывисто обхватила его лицо руками, заглянув в глаза, отчего Эдже смутилась, понимая, что подглядывать ей не стоит подобные интимные моменты.
– Прости… Ты же знаешь, что я не стану молчать в ответ на твои обвинения.
Деметрий снова молчит.
Рейна, подойдя ближе, целует его в губы и Эдже, ошеломленная от услышанного и увиденного, что раскрыло для нее Рейну с темной стороны, уходит в комнату, отведенную для нее в доме, растерянно осмысливая все это.
Дворец Хюррем.
Наблюдая в отражении широкого зеркала за тем, как служанка воздевает на ее темноволосую голову небольшую драгоценную диадему, Хюррем с раздражением заметила, как двери в покои отворились и явился широкоплечий и бородатый Ферхат-паша в темно-сером кафтане.
Сдержав недовольный вздох, Хюррем обернулась на служанку и та, поймав ее многозначительный взор, покинула покои.
– Султанша.
– Паша.
– Простите за то, что побеспокоил вас в ваших покоях.
– Вы что-то хотели? – холодно-вежливо воскликнула Хюррем, сложив перед собой руки.
Под ее пристальным взором Ферхат-паша достал из-за пазухи небольшую резную шкатулку и, улыбнувшись, протянул ее Султанше.
Хюррем закатывает глаза, безразлично принимая ее и открывая без капли интереса в темно-карих глазах.
На дне лежит объемное кольцо из серебра и топазов.
– Пусть эта вещица порадует вас, Султанша.
– Благодарю, – сухо произносит та, безразлично откладывая шкатулку в сторону, на столик.
Проследив за этим, Ферхат-паша мрачнеет и, поджав губы, поднимает свои темные глаза к госпоже.
– Вам не понравилось?
– Паша, ну сколько можно дарить мне драгоценности? – устало выдохнула Хюррем, не понимая, почему он-то этого не понимает. – Неужели вы думаете, что с помощью этого сможете снискать мое расположение?
– Раз это не то, что поможет мне в этом, тогда подскажите. Что я должен сделать, чтобы вы, наконец, хотя бы улыбнулись мне?
