Текст книги "Возвышение падших (СИ)"
Автор книги: Marina Saltwater
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 52 страниц)
– Аллах милостивый… Это что, вино? Если твой отец об этом узнает, нам несдобровать!
– Простите…
Баязид виновато опустил темноволосую голову и, неосознанно смягчившись, Дэфне Султан подошла к сыну и бережно приложила ладонь к его раскрасневшемуся лицу.
– Я понимаю, Баязид. Тебе сейчас трудно… Я догадывалась о том, что Инджи запала в твоё сердце. Её кончина причинила тебе боль, верно?
Темноволосый Шехзаде тяжело взглянул на мать, тем самым подтверждая её слова.
– Все пройдет… – мягко произнесла она, не убирая тёплой руки с его лица. – Боль со временем стихает. Тебе лишь нужно отвлечься, но не с помощью вина! Знай, что я всегда рядом с тобой, сынок, и всегда готова подставить своё плечо для поддержки, чтобы не случилось. Баязид, дороже тебя для меня больше нет никого на свете…
Баязид трепетно улыбнулся матери и, перехватив её руку, почтенно поцеловал ту, а после обнял её за плечи.
– Я знаю, Валиде.
Дэфне Султан, немного отстранившись, пронзительно заглянула в тёмные глаза сына.
– Пообещай мне, что более вина ты пробовать не будешь.
– Обещаю.
Благодарно и тепло улыбнувшись ему, она снова обняла своего сына.
Дворец санджак-бея в Манисе. Покои Гюльхан Султан.
Сидя вместе с дочерью на тахте, Гюльхан Султан мягко и заботливо расчёсывала её длинные рыжие волосы перед сном, когда в опочивальню вошла Джихан-калфа.
– Госпожа, у меня для вас есть новости.
Поджав алые губы, та обернулась на стоящую в стороне Билгелик-хатун.
– Билгелик, уложи Зеррин Султан в мою постель.
Та, покорно взяв сонную девочку за руку, увела её в сторону широкого ложа.
Гюльхан Султан, поднявшись с тахты и поправив упавшую лямку ночного шёлкового одеяния, настороженно подошла к калфе.
– Говори.
– Шехзаде отказался принять в своих покоях Хельгу-хатун. Мне пришлось вернуть и её в гарем.
Гюльхан Султан, на мгновение прикрыв синие глаза, раздражённо выдохнула.
– Это еще не всё… – напряжённо произнесла Джихан-калфа.
– Что ещё?
– Айсан-хатун оказалась не робкого десятка… Не знаю, как ей это удалось, но она предстала перед Шехзаде Сулейманом. Подробности их разговора неизвестны, но Шехзаде приказал переселить Айсан-хатун на этаж фавориток и усерднее следить за порядком в гареме.
– Что..? – ошеломлённо прошептала рыжеволосая госпожа и, вспылив от внутреннего негодования, спешно покинула опочивальню.
Как мог он, обходя её, решать подобные вопросы? Гюльхан Султан так долго ждала этой власти и, получив её, не собирается её с кем-то делить. И, если Сулейман решил, что сможет отобрать у неё эту власть, то пусть подумает ещё раз.
Джихан-калфа, ожидавшая именно такой реакции, шумно выдохнула и поспешила следом за госпожой.
Покои Шехзаде Сулеймана.
Разгневанная Гюльхан Султан, сверкая синими глазами, с шумом ворвалась в покои сына. Сулейман, читающий книгу, непонимающе взглянул на мать, а после поднялся с тахты и отложил книгу.
– Почему вы так врываетесь, Валиде? – напряжённо проговорил он.
– Ты что творишь?! – негодующе процедила та, клокоча от негодования. Она тяжело дышала, не сознавая, как выглядит – взбешённой.
– О чём вы говорите?
– Если я посылаю наложниц в эти покои, то ты обязан их принять!
Шехзаде Сулейман отшатнулся от матери, словно его болезненно ударили. Хотя, это и было ударом. Прежде мать никогда не повышала на него голос. И, видя её в явном гневе, он осознал, что видит её такой впервые. Дикой.
Ожесточившись, он решительно расправил и без того широкие плечи.
– Вы – моя мать. Я ценю вас и уважаю ваше мнение, но порой вы забываетесь. Я и только я решаю, кому бывать в этих покоях. Ваша единственная обязанность – забота о гареме, с которой вы, кажется, не справляетесь.
Гюльхан Султан возмутилась ещё больше, поражённо выдохнув. Не справляется?
– Как ты смеешь подобным образом со мной разговаривать, Сулейман? Не справляюсь? Разве ты даешь мне возможность реализовать себя, отсылая предлагаемых мною наложниц?
– Управление гаремом состоит не только в том, чтобы предлагать наложниц. Жаль, что я, а не вы, понимаю это… А сейчас возвращайтесь в свои покои и успокойтесь.
– Не тебе решать, что мне делать! – исступлённо вскрикнула рыжеволосая госпожа. – Я – твоя мать. Султанша! А насчёт дел гарема… Тебя они не касаются. Лучше бы так заботился о делах провинции, а то я слышала, будто ты пренебрегаешь ими.
– Нам лучше прекратить этот разговор, Валиде, пока я всё ещё держу свой гнев внутри, – явственно сдерживаясь от нелицеприятных слов, процедил Шехзаде Сулейман. На его красивом лице заплясали желваки, выдавая внутреннее напряжение. – Не желаю ссор между нами.
– Тогда не вмешивайся в мои дела. В гареме лишь я раздаю поручения! Айсан-хатун не останется на этаже фавориток. Она ею не является и потому должна жить вместе с остальными рабынями. Твой приказ – нарушение традиций и правил гарема. Даже ты, как Шехзаде, не в праве их нарушать.
– Мои приказы выше ваших, Валиде, – жёстко ответил тот, не собираясь сдаваться под гнётом материнского гнева. Он не желал быть в подчинении у женщин, как отец или дед. – Я так решил! И повлиять на это решение вы не в силах, сколько бы ссор со мной не затевали. Я не позволю женщинам и даже вам, своей матери, помыкать мною. Возвращайтесь в свои покои, Валиде.
Гюльхан Султан, потерпев поражение, в полнейшем негодовании покинула опочивальню, громко ударив двери о стены.
Утро.
Мраморное море, близ острова Бозджаада.
Шли дни и, став ощущать себя “своей” на качающемся в морских водах корабле, спустя долгое и изнурительное плавание, Эдже Султан постепенно превращалась в воинственную Эдже Дориа.
Морская болезнь давно отступила, оставшись в смутном прошлом, и Рейна, не терпя возражений, возобновила изнуряющие тренировки. Эдже, как ей казалось, просыпалась и засыпала в руках с двуручными мечами, изредка меняя их на золочёный лук с туго натянутой тетивой и остроконечные стрелы.
С каждым днём она всё больше отступала от мягкотелой и изнеженной Султанши, превращаясь, подобно Рейне, в воительницу и наследницу рода Дориа. Изменения происходили не только в её теле, наливающимся силой и ловкостью, но и в её душе. Каждый взмах тяжёлых мечей делал её сильнее, каждое замечание Рейны делало её проворнее, каждый недовольный взгляд той делал её упорнее и настойчивее.
Этим утром, выдавшимся на удивление ясным и тёплым, Эдже, как и всегда, тренировалась на качающейся палубе корабля с Деметрием. За ними наблюдали изумрудные глаза Рейны, стоящей у борта и сложившей руки на груди поверх чёрного платья и воинственных, но лёгких доспехов.
– Эдже, жестче! – произнесла Рейна, недовольно хмурясь. – Не бойся навредить ему.
Эдже в ответ тяжело выдохнула, опустив тяжёлые мечи, от которых болезненно ломило руки. Покачав головой, отчего её распущенные тёмные волосы затрепетали на морском ветру, она отошла к борту и встала рядом с тётей.
– Я больше не могу… – тяжело дыша, молвила Эдже. Она чувствовала себя… изнурённой.
И без того твёрдое и волевое лицо Рейны ожесточилось, исказилось в усмешке. Густо подведённые чёрной краской глаза недовольно коснулись племянницы, пронзая её насквозь.
– Не желаю более слышать подобные слова из твоих уст. Дориа никогда не сдаются!
Эдже, понуро опустив голову, задумчиво взглянула на тёмно-синие огромные волны, плещущиеся на солнечном свету и неистово раскачивающие плывущий корабль.
Отчего-то смягчившись, Рейна неожиданно приобняла племянницу за плечи одной рукой, точно также воззрившись в морскую пучину.
Та изумилась, ведь Рейна довольно долгое время не проявляла к ней любви. Точнее, ещё никогда её особо не проявляла. Порой она задавалась вопросом: любила ли её Рейна? Возможно, что да. Но, если она была всего лишь игрушкой в её руках, всего лишь частью какого-то плана?
Деметрий, неподвижно стоя в стороне, задумчиво смотрел на женщин. Посреди суеты, царящей на корабле, он казался мраморной статуей – мёртвой и холодной. Его взгляд был пуст, как и выражение лица.
– В последние несколько дней тебя что-то гнетет, Эдже, – проговорила Рейна, переведя зелёные глаза к той.
– Я просто устала, Рейна… Устала от этого бесконечного плавания. Семья считает, будто я мертва. Заживо похоронили меня… И эти тренировки непосильны мне. Мне никогда не стать такой, как ты.
– Верно, – усмехнулась она. – Ты никогда не станешь мной. Но тебе это и не нужно… Будь собой, Эдже. Этого достаточно.
– Что ждёт меня впереди, Рейна? – вздохнув, прошептала Эдже, и её слова практически полностью поглотил шум плещущихся волн. – Неизвестность похожа на гущу мрака, маячащую предо мной. Она приближается и пугает меня… Мне кажется, будто солнце моей жизни закатилось, а я осталась в темноте. Я не чувствую ничего хорошего. Лишь усталость, мрачность, тоску и отчаяние…
– Чудо всегда ждёт нас где-то рядом с отчаянием. Когда тебе кажется, что солнце больше не светит, а ты застыла в темноте наступившей ночи, вспомни, что даже самая тёмная ночь когда-то закончится и солнце снова взойдет. Звёзды же не могут сиять без темноты. Звёзды твоих мечт, чаяний и надежд видны лишь во мраке. Разгляди их, познай и реши, чего ты хочешь. Не унывай и не сдавайся, Эдже. Иначе эти звёзды так и останутся на далёком небосклоне, когда бы могли упасть в твои ладони, если бы ты постаралась.
Эдже мрачно и задумчиво взглянула на Рейну, глядящую на полоску горизонта, что почти терялась на соединении голубого неба и синего моря.
Дворец санджак-бея в Трабзоне.
Сложив руки на коленях поверх чёрной ткани своего траурного одеяния, Гюльрух Султан возвела чёрные глаза, переполненные мрачностью и тоской, к распахнувшимся дверям в покои.
Ибрагим, выглядя усталым и буквально сломленным, выдохнул, встретившись взглядом со своей младшей сестрой.
– Даже не верится, что мамы больше нет с нами, – проговорила Гюльрух Султан, когда её брат опустился рядом с ней на тахту.
– Значит, на то была воля Всевышнего…
– Что нам теперь делать? – растерянно выдохнула рыжеволосая госпожа.
Неожиданная смерть матери совершенно сбила её с толку. Ранее она и не задумывалась о том, что ей делать. Рядом с Эсмехан Султан всё казалось каким-то… решённым, правильным завершённым. Она умела ненавязчиво и ловко управлять другими людьми, заставляя их делать то, что ей нужно, и чувствовать то, что ей было удобно.
– Теперь забота о тебе лежит на моих плечах, Гюльрух, – отозвался Ибрагим, покровительственно взглянув на неё. – Благо, нашу Валиде мы похоронили сегодня и нас здесь более ничего не держит. Отправимся в столицу и предстанем перед Повелителем. Он и определит нашу дальнейшую судьбу… Меня, скорее всего, определят в какой-нибудь небольшой санджак на границе империи, а тебя выдадут замуж.
– Не хочу я выходить замуж! – капризно возмутилась Гюльрух Султан, сверкнув чёрными глазами.
– Тебе всё равно придется это сделать, – с явными терпением и снисхождением проговорил Ибрагим. – Я бы желал, чтобы ты осталась со мной, сестра, но Султаншам династии нельзя быть незамужними. Таковы традиции, которым даже наша своенравная мать не посмела противиться. Наш отец умер, но она, сколько бы не любила его, вышла замуж за Феридуна-пашу.
Гюльрух Султан тяжело вздохнула и покачала рыжеволосой головой, искренне не желая мириться с такой судьбой.
– Я отправила в Топ Капы письмо для Шах Султан. Она сообщит всем о нашем горе… Мне начинать собираться в путь?
– Да. Через несколько дней мы покинем Трабзон и, как ты и хотела, навестим столицу.
Спустя две недели…
Топ Капы. Покои управляющей.
Тёмно-карие глаза придирчиво оглядели отражение в большом зеркале – высокая, статная и стройная не по годам женщина, облачённая в золотисто-бежевое одеяние, благоухала привычной роскошью и благородством. Коснувшись бледными ладонями высокой золотой короны с жёлтыми топазами, вплетённой в тёмные волосы, Шах Султан поправила её.
– Фериде, – обернувшись к той через плечо, проговорила она. – Как я выгляжу?
– Великолепно, – тепло улыбнулась Фериде-калфа, стоя немного в стороне и любуясь своей госпожой. – Впрочем, как и всегда. Вы затмите всех женщин на празднестве.
Довольно ухмыльнувшись, Шах Султан степенно направилась в сторону дверей покоев.
– Фериде, мои сыновья пусть с няней остаются в детской на время празднества.
– Как прикажете, госпожа.
– Нужно навестить Айше и узнать, всё ли в порядке. Идём.
Покои Айше Султан.
Волнительно и счастливо улыбающаяся Айше Султан с упоением рассматривала себя в зеркале. Изящное платье из алого шёлка, искрящееся вышивкой из золотой нити, наконец, было сшито. Швеи, кружа вокруг госпожи, делали последние штрихи.
Счастье лучилось из тёмно-карих глаз, тела и души Айше, когда она думала о том, что уже завтра будет женой Альказа Бея и покинет эти покои ради покоев, разделённых с ним.
Шах Султан, довольно улыбаясь, неспешно вошла в опочивальню. Айше Султан и швеи, прервавшие свою работу, почтенно поклонились.
– Айше.
– Валиде.
Шах Султан, внимательно рассмотрев церемониальное платье дочери, довольно кивнула темноволосой головой, отчего её корона отбросила мимолётный блик на стены покоев.
– В Ночь Хны ты будешь самой красивой Султаншей…
– И самой счастливой, – улыбаясь, добавила Айше Султан.
Смотря на свою младшую дочь, Шах Султан не верила тому, что видела. Она привыкла к тому, что в глазах Айше жили задумчивость и некоторая меланхоличность. Она побывала в лапах смерти и смогла вырваться из них, в отличие от сестры-близнеца Назлыхан Султан. Тень её смерти всегда нависала над Айше Султан, словно грозовая туча, закрывающая собой лучи солнца. И сейчас, она, наконец, рассеялась. Но, надолго ли?
– Швеи, вы поработали на славу, – произнесла Шах Султан, кивнув им. – Оставьте нас ненадолго.
Женщины, глубоко поклонившись, покорно ушли.
– Что такое, мама? – насторожилась Айше Султан, подождав, когда двери за ними закроются.
Та, отчего-то помрачнев, медленно подошла к дочери и нежно погладила её бледной, но тёплой ладонью по лицу.
– Завтра и ты покидаешь меня. Вступаешь в новую жизнь, где мне уже нет места.
– И я буду тосковать по вам, Валиде, – мягко пролепетала Айше. – Обещаю, что и дня без вас не буду проводить. Мы, как и прежде, будем часто видеться.
– Разумеется. Довольно примерок, иначе ты ничего не успеешь до вечера. Отправляйся в хамам. Я пока навещу другую невесту.
– Хюмашах Султан? Я слышала, будто она, не прекращая, слёзы льет… Зачем же Повелитель так поступает с ней?
– Он дарует ей возможность снова познать счастье и возродиться из траура, – нахмурилась Шах Султан, слыша в голосе дочери сочувствие и непонимание. – Хюмашах держится за свою скорбь и не желает её отпускать, но мы с Орханом решили помочь ей.
– Гюльрух Султан меня навещала, – предусмотрительно сменив тему, проговорила Айше Султан.
– Что ей от тебя понадобилось? – напряжённо поинтересовалась управляющая гарема. – Как только она вместе с братом приехала в Топ Капы из Трабзона, то я узрела в ней какое-то мрачное чувство. Неспроста она предстала перед султаном…
– Вы думаете, что она обозлилась на нас из-за смерти Эсмехан Султан? Но, ведь никто из нас не причастен к этому. Султанша скончалась при тяжёлых родах.
– Кто знает, что творится в голове самой Гюльрух? Она меня слегка настораживает, а её присутствие в Топ Капы может обернуться интригами, которые мне вовсе не нужны. С её матерью Эсмехан Султан мы были близки, но она была опасной и обозлённой женщиной с очень изворотливым и властолюбивым характером. Боюсь, как бы Гюльрух этого не переняла от неё.
– Не думаю, что Гюльрух Султан такова,– отрицательно качнула головой Айше Султан, отчего удостоилась снисходительной улыбки матери, которую умиляло стремление её дочери всех защитить. – Она сломлена смертью матери, грустна и молчалива.
– Ладно, не будем о ней. Кстати, ты знаешь, что сегодня в Топ Капы приезжает Фатьма Султан, её тетя?
– Фатьма Султан? – ошеломлённо переспросила та.
– Я тоже была изумлена, когда на днях получила от неё письмо, в котором она сообщила о своем намерении присутствовать на свадьбах, а, главное, поддержать Гюльрух после смерти Эсмехан Султан, – с явным недовольством в голосе ответила Шах Султан. – Все в Топ Капы слетаются…
Покои в Топ Капы, выделенные Хюмашах Султан на время празднеств.
Хюмашах Султан, опустив русоволосую голову, тоскливо наблюдала за тем, как швеи кружили вокруг неё, заканчивая работу над платьем. Оно, кажущееся воплощением изящества и благородства, было глубокого тёмно-синего цвета, который так любила госпожа, со вставками на груди из витиеватого чёрного кружева.
Швея случайно уколола её иголкой и, вздрогнув, Хюмашах Султан одарила её возмущённым взглядом льдисто-серых глаз.
– Осторожнее, хатун.
– Простите, госпожа.
Её словам вторил скрип распахнувшихся дверей и, надменно улыбаясь, в опочивальню вошла Шах Султан, сверкая в золоте и бежевом одеянии. Хюмашах Султан, увидев её в отражении зеркала, перед которым стояла, недовольно насупилась.
– Синий цвет тебе к лицу… – произнесла Шах Султан, рассматривая свою сестру. – Непривычно видеть тебя вне чёрных одеяний. Ты снова расцвела, Хюмашах.
– Синий – цвет тоски и грусти, – мрачно усмехнулась та. – Я выбрала его, дабы показать всей династии, что я чувствую и на что они обрекают меня.
– Сколько можно, Хюмашах? – закатив тёмно-карие глаза, вздохнула Шах Султан. – Если ты иначе отнесёшься к этому браку, то…
– Не желаю говорить об этом, – твёрдо оборвала её Хюмашах Султан.
– Что же… Готовься. Близится ночь.
Отчего-то ухмыльнувшись, Шах Султан степенно покинула опочивальню. Когда двери за ней закрылись, Хюмашах Султан шумно выдохнула и, раздражённо отмахнувшись от швей, осела на тахту.
– Оставьте меня.
Оставшись наедине с собой, русоволосая женщина нервно потёрла виски, чувствуя, как клокочет внутри неё раздражение и навязчивая меланхолия.
Хюмашах помнила рассказы матери, Михримах Султан, о том, как её силой выдали замуж за Рустема-пашу, её отца. Она говорила, что лила слёзы, умоляла, бунтовала, но всё было безуспешным. Долгие годы она привыкала к своему мужу, а после, когда у них было уже двое детей, наконец, полюбила его.
Помня свою судьбу и свои страдания, Михримах Султан никогда не давила на Хюмашах в вопросе брака и, когда пришло время, та сама избрала себе мужа. Ахмед-паша, когда им доводилось видеться, так тяжело и томно смотрел на неё, что она возгорелась к нему чувствами. И свадьба та только счастье и радость принесла Хюмашах Султан.
Возможно, если она последует примеру своей матери и попытается полюбить навязанного мужа, то, наконец, забудет о скорби и печали?
Едва эта мысль посетила разум госпожи, то она её сразу же отвергла. Как могла она даже думать об этом, когда Ахмед-паша лежал в могиле? Нет. Она совершит то, что задумала. Не покорится судьбе.
Дворец санджак-бея в Эрзуруме.
В прохладных и бледных лучах утреннего солнца, худощавая женщина, облачённая в пыльный серый плащ, медленно приблизилась к воротам небольшого дворца, слегка возвышающегося на маленьком холме. Её лицо было скрыто за объёмным капюшоном, а бледные руки отчего-то вцепились в грубую ткань плаща.
Охранники, стоящие у ворот, настороженно переглянулись, увидев её.
– В чём дело, хатун? – спросил один из них, выступив немного вперёд и предостерегающе положив руку на свой меч.
– Мне нужно увидеть Султанзаде Османа Бея, – слегка хриплым голосом ответила та. Её облик не таил в себе опасности и, охранники, переглянувшись, слегка расслабились.
– Я схожу за Разизом-агой, – произнёс охранник, обращаясь к своему напарнику. – Пусть он решает, что с ней делать.
Спустя некоторое время он вернулся в сопровождении невысокого мужчины в зелёном кафтане. Видимо, глава дворцовой стражи. Он придирчиво осмотрел женщину в сером плаще, которая стояла недвижимо, словно мраморная статуя.
– С какой целью вы желаете получить аудиенцию нашего Османа Бея?
– Мне нужно обсудить с ним личный вопрос. Возможно ли увидеть его?
Разиз-ага, плотно поджав и без того тонкие губы, повёл её во дворец, но, остановившись у широких дверей дворца, приказал охраннику сообщить обо всём Осману Бею.
Они стояли у дверей, не смея входить, до тех пор, пока охранник не вернулся с позволением от своего господина впустить женщину и привести её к нему.
Женщина в сером плаще в молчании следовала за мужчинами, по пути бегло осматриваясь во дворце.
Когда они остановились возле дверей опочивальни Османа Бея, Разиз-ага попросил её снять плащ, дабы убедиться, что она не пронесла с собой оружие. Сбросив плащ, женщина явила золотисто-светлые волосы, собранные в незатейливую причёску, а также голубые глаза, полные глубокой печали и какой-то пустоты.
Войдя в опочивальню, она осторожно огляделась. Её голубые глаза остановились на высоком темноволосом юноше, стоящим напротив дверей в ожидании. Его льдисто-серые глаза настороженно и слегка заинтересованно смотрели на неё.
Женщина, вопреки традиции и даже закону, не поклонилась ему, как члену правящей династии, и Осман Бей недоуменно нахмурился.
– Вы обязаны кланяться члену династии, – произнёс он, заложив руки за спину. – Если желаете о чём-то со мной поговорить, то это не лучшее начало разговора.
Смотря на эту женщину, внешне невозмутимый Осман внутри дрожал от непонимания и растерянности. Эти золотисто-светлые волосы и голубые глаза были словно отражением волос и глаз его жены, Севен Султан. Он не мог отрицать, что находил их поразительно схожими.
– Я вас знаю? Как вас зовут?
– Моё имя – Нурбахар Султан.
Дворец санджак-бея в Манисе.
Прохладный ветер, остывший с приближением осени, трепал длинные рыжие волосы Гюльхан Султан, что царственно восседала в деревянной садовой беседке. Она не любила сады Манисы, так как по сравнению с дворцовым садом Топ Капы всё здесь ей казалось каким-то заброшенным, запущенным и диким.
Неподалёку Билгелик-хатун, держа её за руку и о чём-то рассказывая, гуляла с Зеррин Султан.
Гюльхан Султан слегка ухмыльнулась, увидев, как Джихан-калфа ведёт к ней похорошевшую Айсан-хатун, лицо которой преобразилось, едва увечья покинули его. Длинные чёрные волосы, словно чёрное облако, обрамляли её серо-зелёные глаза, открыто смотрящие прямо на госпожу.
Представ перед сидящей госпожой, обе женщины почтенно поклонились.
– Айсан-хатун, – воскликнула Гюльхан Султан. – Подойди.
Та приблизилась, настороженно смотря на госпожу.
– Ты правильно делаешь, раз боишься меня. Одно моё слово – и ты навсегда покинешь гарем.
– Почему же вы не делаете этого? – смело отозвалась Айсан. – Не выгоняете меня из гарема? Быть может, потому, что Шехзаде Сулейман этого не допускает?
– Сулейман о тебе и не помнит, – ухмыльнулась Гюльхан Султан и её синие глаза опасно блеснули. – Думаешь, пролила перед ним слезы и заслужила благоволение?
– Я не ищу с вами вражды, госпожа…
– Вражды? – перебив заговорившую наложницу, насмешливо переспросила та. – Да кто ты такая, чтобы я стала считать тебя своим врагом? Если ты и живёшь на этаже фавориток, то это не значит, что ты являешься ею. Да если бы и была – предо мной ты никто.
Айсан-хатун, понимая, что Султанша намерена и дальше идти против неё, снисходительно улыбнулась.
– Внимание! – раздался неожиданный возглас охранника. – Шехзаде Сулейман Хазретлери.
Айсан-хатун, затрепетав от волнения, повернулась в сторону приближающегося мужчины и склонилась в поклоне.
Шехзаде Сулейман, войдя в беседку, почтенно улыбнулся матери, несмотря на то, что та оскорблённо отвернулась в сторону. Все две недели она даже словом с сыном не обмолвилась, оскорблённая их ссорой.
Сулейман, нахмурившись, заметил Айсан-хатун, которая, подняв черноволосую голову, чарующе улыбнулась ему.
– Айсан-хатун?
Гюльхан Султан, услышав обращение сына к этой наложнице, резко повернула голову в их сторону, насторожившись. Её изумило то, что он сумел запомнить её имя. Значит, что-то в ней его привлекло.
– Шехзаде, – тем временем отозвалась Айсан, польщённая его вниманием. – Я счастлива снова лицезреть вас.
Сулейман слегка качнул рыжеволосой головой. Айсан-хатун, повернувшись к явно недовольной их общением Гюльхан Султан, поклонилась.
– С вашего позволения я вернусь в гарем, Султанша. Надеюсь, ваши угрозы и оскорбления не настигнут меня, потому как я не ищу ссор с вами.
Шехзаде Сулейман непонимающе нахмурился от слов ушедшей девушки и повернулся к напряжённой матери, пышущей негодованием.
– Угрозы?
Гюльхан Султан не ответила на его слова, надменно отвернувшись.
– Вы не разговариваете со мной уже две недели со дня нашей ссоры. Я пришел, чтобы закончить это, поскольку подумал, что вы, быть может, осознали свою неправоту и импульсивность действий. Но, я вижу, что ошибался. Как вы можете опуститься до уровня рабыни и угрожать наложнице? Пристало ли моей матери и Султанше вести себя подобным образом? Надеюсь лишь на ваше благоразумие, ибо в вашем возрасте его пора приобрести и использовать.
Гюльхан Султан возмущённо вспыхнула от его обидных слов и проводила тяжёлым взглядом спешно уходящего сына. С огорчением она сознавала, что отдаляется от него, теряет контроль над ситуацией, а, потому, утопая в своём негодовании, делает ещё больше ошибок.
Дворец санджак-бея в Эрзуруме.
Осман Бей растерянно и непонимающе нахмурился, рассматривая стоящую перед ним светловолосую женщину.
– Вы мне не верите, не так ли? – горько усмехнулась она.
– Нурбахар Султан была казнена в 1569 году по приказу султана Мехмета. Вы не можете ею являться.
Та тяжело усмехнулась и, вздохнув, будто собираясь с силами, прямо посмотрела на юношу.
– Я поведаю вам свою историю, а после вы решите, правда это или ложь.
– Я вас слушаю, – с готовностью отозвался Осман Бей.
– Когда султан Мехмет отдал приказ о моей казни после того, как я в приступе гнева расправилась с Сейхан Султан, я всю ночь провела в рыданиях, – заговорила женщина, опустив голубые глаза. – Мне в то время служила верная девушка по имени Арвен-хатун. Она пожертвовала всем ради меня, ради своей преданности и любви. Ближе к утру, в которое должна была состояться моя казнь, она явилась в мою опочивальню и предложила обменяться одеждой и представиться друг другом. Я отдала ей свои драгоценности, одеяние госпожи и набросила на её голову вуаль, дабы никто не смог разглядеть ее лица. Она была светловолосой, как и я, и это сыграло нам на руку. Я же одела её платье рабыни и скрыла лицо за платком. Когда утром Фахрие-калфа пришла за мной, дабы отвести на дворцовую площадь, то Арвен-хатун, представившаяся мной, отдала приказ ей освободить меня, как свою служанку Арвен – своеобразный акт последней доброй воли перед смертью. Фахрие-калфа не распознала подмены. Я получила документ об освобождении и была выставлена за ворота Топ Капы, а Арвен-хатун в моих одеждах была казнена.
Осман ошеломлённо и неверяще покачал темноволосой головой, а после, понимая, что это похоже на правду, насупился.
– Если вы говорите правду и в действительности являетесь Нурбахар Султан, то как оказались здесь, в Эрзуруме, и почему долгие шестнадцать лет не давали о себе знать?
– Я боялась, что обман раскроется. Добралась до городского рынка, где отыскала какого-то торговца, вместе с семьей возвращающегося с торговли в столице в Эрзурум. Дала ему несколько монет и он согласился меня подвезти. Оказавшись в Эрзуруме, я отыскала небольшой дом и на последние деньги купила его, представившись вдовой, потерявшей и мужа, и детей в болезнях. Долгие годы существовала лишь на средства с продажи вышивки и шитья на городском рынке. Все эти шестнадцать лет я пряталась, боясь султана Мехмета, не пощадившего меня. Узнай он о том, что я спаслась, он бы послал за мной палачей. Ведь я убила его любимую змею – Сейхан Султан.
– Аллах милостивый… – нервно качнув широкими плечами, выдохнул Осман. – Зачем же вы сейчас предстали предо мной?
Помолчав некоторое время, он понимающе кивнул.
– Севен.
Нурбахар Султан согласно кивнула светловолосой головой. Имя “Севен” отозвалось в её груди гулко, волнительно и трепетно.
– Как только я узнала о том, что Султанзаде Осман вместе с женой Севен Султан прибыл в Эрзурум, то пожелала немедленно встретиться с дочерью. Но боялась… Больше нет страха. Я и так была его жертвой долгие шестнадцать лет. Довольно с меня.
– Охрана! – громогласно позвал Осман и, когда те явились, снова заговорил. – Пусть немедленно придёт Севен Султан.
Нурбахар Султан, ожидая, когда та явится, волнительно дрожала.
Осман, едва двери со скрипом распахнулись, тепло улыбнулся вошедшей в покои Севен Султан со слегка округлившимся животом, которая, настороженно покосившись на незнакомую женщину в бедных одеждах, подошла к нему.
Видя её тонкий стан, золотисто-светлые волосы, голубые глаза и такое нежное и одухотворённое лицо, Нурбахар запылала чем-то пугающе сильным. Севен была такой же, как и она в далёкой юности.
– Севен, ты должна узнать кое-что, – осторожно заговорил Осман. – Я оставлю вас наедине. Поговорите.
Осман Бей, улыбаясь, вышел, и Севен Султан проводила его непонимающим взглядом, а после настороженно повернулась к женщине.
Что-то неясно всколыхнулось в её сердце, будто она узнала её, но не помнила имени. Голубые глаза женщины смотрели на неё с каким-то трепетом и волнением.
– Здравствуй, Севен, – прошептала она, приблизившись к той и несмело коснувшись растерянного лица.
– Мы знакомы?
– Я – Нурбахар Султан.
Услышав всю ошеломляющую историю из уст женщины, Севен Султан сначала неверяще молчала, а после, когда мать, о которой она самозабвенно и тоскливо мечтала всю свою жизнь, нежно прикоснулась к её лицу, то неистово разрыдалась и бросилась в её объятия.
Нурбахар Султан, обнимая свою дочь, дрожала от осознания собственного счастья, которое она успела позабыть за долгие годы страха, бедности и боли.
Вечер.
Топ Капы. Покои управляющей.
Царственная Шах Султан, прохаживаясь в опочивальне в своём золотисто-бежевом одеянии, сверкала в свете горящих свеч золотом украшений. Её тёмно-карие глаза придирчиво осматривали всё вокруг, когда в покои вошли Гевхерхан Султан и Хюррем Султан.
Гевхерхан Султан вежливо улыбалась и была, как всегда, благородно-сдержанной. Её тёмно-фиолетовое одеяние лучилось изыском и определённой строгостью вкуса, потому как было лишено вычурных украшений и было сшито в весьма простом стиле.
Хюррем Султан была на удивление мрачна и будто потеряна. Её изумрудно-зелёное платье, как всегда, лучилось излишней роскошью и вычурностью, украшенное переплетениями золотой и серебряной нити. Темноволосую голову её венчала золотая корона с блестящими изумрудами прямоугольной формы.
Шах Султан, обернувшись к ним через плечо, приветственно улыбнулась и, протянув им руку, позволила дочерям поцеловать её.
