Текст книги "Строители"

Автор книги: Лев Лондон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 54 страниц)

Быков был с ним резковат. А когда тот вышел, тихо прикрыв за собой дверь, Быков, глядя на меня, сказал:

– Не люблю тихонь. От них всегда жди неприятностей.

Потом приехали сразу два начальника СУ: сантехнического – Боголюбов, лет под сорок, приветливый, с многозначительной понимающей улыбкой, и электромонтажного – Сорокин, плотный, замкнутый, о чем-то все время думающий.

Они все приезжали: управляющий трестом по монтажу лифтов Александр Сергеевич Иванов, слаботочник Рогов, круглолицый и важный (слаботочник – это значит телефон, радио, телевидение, перевод речей, часофикация и еще десятки других устройств, как, например, специальный ограничитель речи выступающих; это значит – тысячи километров проводов, проложенных в трубах, в полу, в стенах, в потолке, которые никак нельзя забыть, но которые, как правило, забывают). Приехали различного рода механизаторы: по кранам на колесах, по кранам на гусеницах, по тяжелым кранам, по легким кранам, по подъемникам, по растворомешалкам, по экскаваторам с автомашинами, по экскаваторам «Беларусь» без автомашин, по электроинструменту; приехали гранитчики – фасадчики, хотя до фасадов еще ох как было далеко! Приехал Сазонов, главный инженер треста подземных работ, который должен выполнить наружную канализацию, Петров, тоже главный инженер треста, который должен выполнить наружный водопровод, прибыли представители организаций, которые будут прокладывать только газопровод, только наружный кабель, только дороги. Причем по дорогам – три организации: одна готовит полотно, другая укладывает бетон и ставит бордюрный камень, третья укладывает асфальт. Прибыл представитель спецуправления, которое делает изоляцию подвала. Сколько я насчитал организаций? Двадцать две. Три, видно, я забыл, потому что ясно помню: в тот день приехали представители двадцати пяти организаций – четверть сотни!

Они, эти строительные и монтажные СУ и МУ, подчинялись различным ведомствам: Главмосстрою, Главинжстрою, Глававтотрансу, нескольким министерствам… Подчинялись многим, кроме начальника строительства.

Специализация – это огромная сила в век технического прогресса. Высокого уровня можно достичь только при помощи ее. Специализация – это слабость, попробуйте скоординировать работу всех этих организаций, если они вам не подчинены.

Хотя каждый из приезжающих первым делом говорил нам, что он спешит, после короткого разговора они оставались в комнате. Очевидно, нм было интересно узнать, что за стройка такая? А иностранные фирмы, когда они начнут работать? В большой комнате тут и там слышался смех, обрывки разговора. По далекой ассоциации, очень далекой, эта разноголосица мне напомнила звуки, когда оркестранты перед игрой настраивают свои инструменты.

Ну а дальше – оркестр – дирижер – симфония.

– Чему вы улыбаетесь, Виктор Константинович? – спросил Ким.

– Да так. – Я думал, как трудно было бы дирижеру управлять таким оркестром! Взмахнет дирижер палочкой, посмотрит на трубы (трубы – это сантехники): «Ну-ка, давайте!»

«Извините, уважаемый товарищ дирижер, – скажет главный из трубачей начальник СУ Боголюбов, – мы можем начать только после барабана, пусть барабанщик сначала ударит (пробьет нам в перекрытиях отверстия)».

«Позвольте, – возмутится дирижер, – кто же это симфонию начинает с барабана?! Немедленно начинайте!»

«Ах, вы приказывать! Так мы совсем играть не будем», – скажут трубачи.

Взмахнет дирижер рукой: скрипки, скрипки, пора вам вступать.

«Ха-ха-ха, – рассмеется Вяткин (он отделочник – «первая скрипка»). – Нам эта штукатурка, то бишь симфония, невыгодна. Давайте сначала, уважаемый, договоримся, как оплачивать будете».

Тут и флейта-слаботочник тихо так пропела: «Вы уж извините, только я, как вам известно, подчиняюсь другому ведомству, то есть дирижеру. Договаривайтесь с ним; пока не договоритесь – вынуждена помолчать».

Что сделает дирижер? Положит свою палочку на пюпитр: «Знаете что, друзья, ищите себе дурака. Я в этих условиях руководить оркестром не могу». И уйдет. Ну а генеральный подрядчик, который тоже должен быть в роли дирижера?

– Опять усмехаетесь, Виктор Константинович? – зашептал Ким.

…Он дирижерскую палочку положить не сможет. Он, генеральный подрядчик, слушают его или нет, – должен руководить оркестром.

В комнату медленно, с чувством собственного достоинства, вошел шофер начальника главка Коля. Когда он проходил, шум за ним утихал, все настороженно смотрели на него. Коля остановился напротив меня.

– Уж я вас ищу, ищу, Виктор Константинович, – сказал шофер укоризненно. Он сделал паузу. В комнате стало совсем тихо. – И Сергей Платонович звонил вам несколько раз… Сергей Платонович просил задержать всех товарищей.

– Хорошо.

– Так вы уж, Виктор Константинович, в следующий раз сообщайте, где находитесь. – Коля покровительственно улыбнулся, внимательно осмотрел всех и чинно прошел к двери.

Все вдруг заспешили (попадаться на глаза высокому начальству не хочется!), послышались просьбы отпустить. Особенно просился Вяткин, ему, как он говорил, нужно было в поликлинику. Он тут задержался, запаздывает.

– Уж ты, Быков, отпусти меня! – просил Вяткин.

– Не могу, начальник главка приказал.

Вяткин жалобно посмотрел на меня. Хотя я понимал, что Вяткин обманывает, хотя знал, что влетит нам от начальника главка, но, не знаю кому назло, я приказал Быкову:

– Пусть идет, отпустите его.

Начальник главка приехал минут через пятнадцать. Он был мрачен, чем-то озабочен.

– Где Вяткин? – сразу спросил он.

Никто не ответил.

– Где Вяткин? – уже резче повторил вопрос начальник главка.

Быков встал.

– Э… э… – начал он, словно за спасательный круг схватившись за подтяжки.

– Что «э-э»? – переспросил начальник главка.

Быков мучительно старался выдавить какие-то слова, но получались только бессмысленные возгласы.

– Виктор Константинович? – обратился ко мне начальник главка.

– Я его отпустил. Он сказал, что ему нужно было в поликлинику.

Сергея Платоновича словно прорвало. Оказывается, Вяткин уже полдня под всякими предлогами удирает от него. Впервые я услышал от него окрик. Наверное, мне нужно было сдержаться, но в этот день я все делал кому-то назло.

– Я просил бы вас не кричать. – Я пристально посмотрел на него. – Был бы смысл, если бы от крика появился Вяткин, но он…

Начальник главка удивленно посмотрел на меня. Потом, очевидно поняв, что я готов пойти до конца, отвернулся.

– Хорошо, – холодно произнес он. – Хорошо… – И, уже обращаясь ко всем, сказал: – Несколько минут, и все будут свободны. Вот что, впервые тут, в Москве, начата международная стройка. Международная! Приедут строители из Польши, Болгарии, Венгрии, Чехословакии, ГДР. Так вот, все чтобы было на самом высоком уровне. И конечно, это вы сами понимаете, оказывать внимание, помощь, гостеприимство. – Он был умен, наш начальник главка, поэтому добавил: – И вежливость. Виктор Константинович, наверное, прав.

Он улыбнулся, но глаза его были холодны. Я понял, что теперь мне нужно быть очень начеку.

– Прошу…

Но мы так и не узнали, о чем собирался просить начальник главка, в комнату вошел Вяткин, тот самый, из-за которого весь сыр-бор разгорелся. Как ни в чем не бывало он сел на свободный стул.

– Вы откуда взялись? – удивился начальник главка. – Вы ведь поехали в поликлинику.

– В поликлинику? – переспросил Вяткин. – И не думал.

Начальник главка вопросительно посмотрел на меня. Я только пожал плечами.

– Я приказал вам, – снова обратился начальник главка к Вяткину, – вчера закончить облицовку памятника… Вы не только не закончили, но с утра прячетесь от меня.

– Облицовка закончена, – спокойно сказал Вяткин.

– Как закончена? Я час назад проезжал, там еще работали.

– Вы мне не верите, Сергей Платонович? Это очень неприятно. Столько лет вместе работаем. – Вяткин изобразил на лице обиду. – У меня справка! – Он вынул из папки листок бумаги.

– Покажите!

– Эх! – Вяткин передал справку.

Начальник главка внимательно ее прочитал.

– Это действительно подпись Торопыгина?

– Сергей Платонович! Мошенником никогда не был, – Вяткин вскочил.

– Мошенник и есть, да еще какой! – проворчал Быков.

Начальник главка посмотрел на часы, быстро поднялся:

– Все, товарищи. Еще раз напоминаю: стройка международная.

Все тоже встали, кроме Вяткина.

– У меня вопрос, Сергей Платонович, – медленно сказал он.

– Вопрос? Я уже опаздываю. Пойдемте, поговорим в машине. Я вас подвезу.

Но Вяткин не вставал.

– У меня своя машина, Сергей Платонович. Я хотел бы, чтобы вопрос и ответ услышали все.

Начальник главка улыбнулся:

– Ну что с вами поделаешь. Давайте вопрос, вы ведь не отстанете.

– У меня есть, с кого брать пример, – спокойно ответил Вяткин.

Все засмеялись, с любопытством вслушиваясь в их словесную дуэль. Вяткин, передав справку об окончании работ, видно, чувствовал себя сейчас уверенно.

– Я хотел бы знать, какая принята технология на строительстве данного домика, – это первое; хотел бы знать конкретно, как будут участвовать иностранные фирмы, – это второе.

– Вам разве Быков и Виктор Константинович не рассказали?

– Рассказали.

– Ну и что?

– Быков говорит одно, Нефедов – другое. Быков говорит, что будем строить, как все здания, Нефедов еще думает. Быков говорит, что иностранных рабочих будет мало, только шефмонтаж, Нефедов и тут думает… Вообще, Сергей Платонович, не пора ли кончить уже раздумывать?

– Виктор Константинович, – спросил начальник главка, – у вас разве еще не решена технология?

– Технология решена, Сергей Платонович! – Вперед вышел директор института. – Проект уже на стройке у товарища Быкова. Все вроде ясно.

– А участие иностранных фирм? Ведь вы приняли решение? – снова спросил меня начальник главка.

– Было принято решение – шефмонтаж, – хрипло сказал Быков. – Только шефмонтаж… Н-не знаю, чего еще крутить?!

Начальник главка посмотрел на меня, холодно сказал:

– Начинают работать субподрядчики. Сейчас колебания, сомнения – уже вредны. – Он бросил взгляд на часы. – Померанцев!

– Слушаю, Сергей Платонович.

– Передайте Сарапину, чтобы разобрался и доложил мне… Вяткин, я могу ехать?

– Да, Сергей Платонович.

Начальник главка вышел, за ним остальные… Я остался сидеть.

В комнату неслышно вошел Роликов, за ним – Морев.

– Здравствуйте, Виктор Константинович!

– Здравствуйте. – Я посмотрел на часы.

– Сейчас уже десять минут шестого, рабочее время закончилось, – поспешил сказать Роликов.

– Да, садитесь.

– Бригада, наши хлопцы, слово выполнили, Виктор Константинович, закончили фундаменты в срок.

– Знаю.

Роликов несмело спросил:

– Как будем строить дом? Принимается наше предложение?

– Хотелось бы просто так, не по службе. – Морев опустил на пол чемоданчик.

– Скажите, и мне можно не по службе обратиться? – спросил я.

– Конечно, – Роликов тихонько улыбнулся сжатыми губами.

– Так вот, у меня такой неслужебный вопрос: долго вы мне будете досаждать? Ведь вы знаете, что Быков против, что главк запретил мне вмешиваться в технологию вашего СУ.

– Это все, что вы можете нам ответить? – спросил Морев.

– Да!

Они поднялись и ушли.

Я остался сидеть. Строительный день угасал. Мимо окон сначала промчался автокран (домой они всегда мчатся), прошли рабочие из бригады Роликова, веселые, помахивая чемоданчиками, прошли Быков с Кимом (Ким что-то оживленно рассказывал, а Быков невозмутимо смотрел перед собой), сменились сторожа. Я сидел… Многое бы я сейчас дал, чтобы знать, куда вчера поехали Вика и ее спутник.

Наконец я поднялся и медленно прошел в свою комнату. На столе у меня лежала записка – узкие буквы с наклоном, это писала Елена Ивановна.

«В.К.! Вам несколько раз звонила какая-то женщина. Кажется, она уезжает сегодня или что-то в этом роде.

Е.И.»

Звонил телефон, долго, настойчиво.

– Да, слушаю, – я снял трубку.

– Анатолий говорит… Вика уехала, она звонила вам, но… – Анатолий кашлял. – Она просила вам передать… – снова кашель.

Наверное, я должен был переспросить, что она передала. Спросить, куда поехала. Но я молчал, странная апатия охватила меня.

– Спасибо. – На этом мы закончили разговор.

Телефон звонил еще много раз, но я уже не снимал трубку.

Когда Вика пришла ко мне в первый раз? В первый раз… Да, конечно, это было во время моего прорабства.

– Романов, – сказал тогда начальник участка, озабоченный и, как потом я понял, несколько рассеянный средних лет человек, – вот твой новый прораб.

Бригада сидела «на перекуре».

– Третий уже на этом доме, Иван Васильевич, не многовато? Да все равно, – Романов поднялся, протянул мне руку.

– Нефедов, – представился я, – Виктор… Константинович.

– Ты вот что, Романов, нажми с кирпичной. К концу месяца нужно закончить… – Начальник участка что-то еще хотел сказать, но снизу уже звали его к телефону. Он ушел.

– Я хотел бы… – начал я заранее заготовленную речь, но Романов, как будто меня не было, тихо сказал:

– Ну, конец перекура. – Он первый поднялся, за ним пошли остальные.

Я остался стоять один на перекрытии.

Как обычно развиваются в таких случаях события? Есть несколько вариантов. Первый: я проверяю работу, нахожу, что кирпичная кладка идет плохо, указываю это бригаде; все соглашаются, и я завоевываю авторитет… Я проверил – кладка шла хорошо. Второй вариант – на стройке перебой с завозом материалов. Я организую все как следует, бригада это видит, благодарит за помощь… Но на стройку материалы поступали точно по графику. Может быть, механизмы? И кран работал отлично. Я попросту не был нужен на стройке, меня не замечали.

Так прошло несколько дней. Часто звонил начальник участка, требовал ускорить кладку.

– Ну что такое – восемь тысяч? – выговаривал он мне. – Это всего по четыреста штук на человека. Это он специально так делает! Вы его потрусите!

Я шел наверх «трусить» Романова. Внизу я много ему мог сказать, но, когда поднимался на четвертый этаж, где шла кладка, я молчал. Я никак не мог преодолеть психологический барьер, который отделял меня, только две недели назад каменщика, от прораба. Только что я был рядовым рабочим, был подчинен всем: звеньевому, бригадиру, мастеру и дальше всем по восходящей лестнице. «Витя, ты становись на этот простенок!», «Э нет, Виктор, на тот!», «Шестой ряд кирпича сними – плохо», «Вот сейчас хорошо!»

Это подчинение не было мне в тягость, вроде даже чувствовал я себя устойчивее в жизни. И вот прошло всего две недели, я защитил диплом. Напечатали на машинке несколько строк приказа, привели на стройку, сказали: «Командуй». А как это – «командовать», я не знал.

Даже кладовщица Маша и та спрашивала Романова, на какие часы заказывать раствор, – со мной никто не говорил.

Только один раз Романов и его помощник Василий (Васька, как его все звали), лохматый, дурашливый парень, обратил на меня внимание. Это случилось в прорабской во время обеденного перерыва. Мой рацион был тогда весьма ограничен – получки еще не полагалось, остатки стипендии на исходе – молоко и хлеб.

– Молочко пьют, – сказал, усмехаясь, Васька.

– Вегетарианец? – спросил Романов.

– Да, знаете…

Получку кассир выплачивал в прорабской. Бригада хорошо заработала, настроение у всех было повышенное, никто не уходил. Кассир начал прощаться.

– Извините, – сказал я. – Мне вы зарплату не привезли?

– Там что-то со штатным расписанием не в порядке. Бухгалтер сказал, что выплатит вам через неделю.

– Через неделю! – ужаснулся я.

– Ничего, – небрежно пряча получку в карман, сказал Васька, – папочка на молочко даст.

Но у Романова глаз был острее. Уже на улице он догнал меня:

– Может быть, возьмете? – Он протянул мне несколько красных бумажек. – Отдадите через неделю.

Сколько я одалживал у моего бывшего бригадира Миши, тут я не мог.

– Ну как знаете… Только напрасно.

Я должен был встретиться с Викой, отметить первую получку! Я остался дома, в своей новой пустой квартире. Но Вика пришла сама. Вытаскивая кульки и бутылку из сумки, она, смеясь, приговаривала:

– Я ведь первая к тебе позвонила в новую квартиру. Правда, Витя!.. Думал от меня удрать… Твое вино, посмотри, Витя, твое любимое.

Я сказал тогда Вике, что никогда этого не забуду. Что бы ни случилось, не забуду… Но я не сдержал слова.

Васька все упражнялся в остроумии на мой счет. Романов помалкивал. Как-то тихо мне сказал:

– Для вас было бы лучше перейти на другую стройку. Не получается тут.

Наверное, он был прав, но странное упрямство овладело мной. Я даже сделал Ваське замечание: «Шов у вас тут толстый, переложите…»

– Ты смотри, – удивился Васька. – Они (он всегда говорил обо мне во множественном числе) и в кладке разбираются. Может быть, покажете? – он протянул мне мастерок.

– Снимите два ряда, – повторил я.

Васька от изумления даже рот раскрыл.

– И не подумаю, – вдруг озлился он.

– Сними! – коротко приказал Романов.

Начальник участка все звонил, требовал больше кладки. Наконец меня вызвал начальник СУ, здоровяк и крикун.

– Слушай, парень, – закричал он, вытирая лицо не очень свежим полотенцем. – Ты когда-нибудь будешь давать кладку?! – Он не выслушал меня, минут десять кричал. Потом затих и с любопытством спросил: – Ты чего молчишь? Выдержка, да? Другой прораб на твоем месте уже бы чернильницу схватил. А? Вот бы мне так. Иди, и чтобы завтра позвонил, что четвертый этаж закончил.

– …Плохо, Витя, да? – сочувственно спросила Вика. – Знаешь, есть предложение.

Я даже не переспросил ее, выхода не было, нужно уходить.

– Почему бы тебе не показать Романову, Ваське, что ты сам каменщик, и, как говорили, отличный?

– Нет.

– Почему? Что, «голубая кровь» прораба не разрешает?

Пройдет три года, я вспомню это выражение – о «голубой крови» монтажника, я буду говорить Анатолию, а тогда я раздумывал.

…Утром я коротко сказал Романову, что встану на кладку. Он промолчал. Я не спешил, подал краном кирпич, расставил ящики с раствором, распределил работу. Это была знаменитая «четверка» моего бывшего бригадира Миши. Первой шла подсобница и раскладывала для меня кирпич на внутренней стороне стены, вторая подсобница расстилала раствор на наружной стороне. Потом должен идти я – брать кирпич с внутренней стороны и укладывать наружную версту. Таким же порядком я укладывал внутреннюю версту, третья подсобница должна была делать забутовку. Суть этого способа кладки заключалась в том, чтобы разгрузить каменщика от вспомогательных работ – создать как бы маленький конвейер кладки.

– Ну, с богом, девчата, – вдруг вспомнил я себя каменщиком, веселым и доброжелательным.

Подсобницы тоже повеселели… Как их звали? Нет, не помню… Да, первую, ту, что раскладывала кирпич, звали Нина, как трестовскую секретаршу.

– С богом, Виктор Константинович, не отстанете? Смотрите! – Она пошла вперед, быстро беря со штабелей кирпич.

– Раствор, Таня! (Да, вторую звали Таня.)

Таня быстро зачерпнула ковшом раствор и потянула на стене длинную ленту шириной двадцать пять сантиметров. Она озорно посмотрела на меня… Да, такая ладная, тоненькая девушка (она брала только по полковша), где она теперь?

«Ну, теперь пошел… Наружную стенку не спеша – облицовка… Ложок… Ложок… Пока одной рукой, второй подрезай – ни капли вниз… Ложок… Ложок…»

У угла меня уже ждали Нина и Таня.

– Сейчас внутреннюю сторону будете класть? – спросила Нина.

– Да.

Она начала быстро раскладывать кирпич по наружной стороне.

Я подозвал третью подсобницу, звали ее по имени-отчеству… Как ее звали?.. Нет, не помню.

– Пожалуйста, за мной забутовку, – попросил я. «Теперь внутренняя сторона… Пошел… быстрее!.. Еще быстрее!.. Теперь двумя руками… Ложок – ложок… Ложок – ложок… Быстрее, еще быстрее; ложок – ложок… Романов смотрит… быстрее… Ложок – ложок… Тут подрезать, много раствора кладешь… Ложок – ложок».

…Вика встречает нас у ворот стройки.

– Знакомьтесь, Романов, это Вика!

Он осторожно пожал ее руку.

– Невеста?

Вика искоса быстро взглянула на меня:

– Да, невеста.

Романов скупо улыбнулся:

– У каменщиков всегда хорошие жены.

…Мир держался не на атлантах, не на китах, как думали в древности люди, и не на бесконечном движении, как думают люди сейчас; огромный, сверкающий, заманчивый, он держался на хрупких плечах Вики.

Я не спал. Напротив в доме всю ночь светилось окно. Кто-то еще в этом померкнувшем мире бодрствовал.

Глава восьмая
Мое решение окончательное

Ночь к концу. Светает… Двор с безмолвными деревьями, пустыми дорожками и пустыми площадками… Еще несколько минут, и солнце прямой наводкой зажигает напротив окна… Лучи его касаются деревьев, и они словно оживают, колышется каждый листок… Листок, листок!.. Нужно решать… Скажи, почему ты тогда, у Анатолия на даче, так безжалостно жег корабли? Для чего это было делать? Ведь Вика просила разъяснить ей. Она сказала, что для нее это очень важно. Может быть, в тот момент всё решалось. Для чего?

Странно, сначала просыпается не дом, а двор… Из-за поворота дорожки – бегущий человек в трусах. Вот он ближе… Дед – седая борода… Нет, не дед – совсем молодое загорелое тело… Какого черта ему нужна эта борода седая, торчащая вперед лопаткой?! Ага, девица тоже бежит… Красный элегантный костюм, смотрит перед собой только прямо. Но вот не удержалась – взгляд на окно… Как же, как же, такой красивый костюм!.. Да и кроме костюма… Так какое решение?.. Сейчас уже поздно. Она уехала, наверное, с тем, ее спутником.

Вот и животный мир – белая собачка, кажется одно ухо коричневое. Да, белая собачка с коричневым ухом. Очень мила!.. Почему такое грустное лицо у женщины – хозяйки собачки?.. Собачка мчится за «дедом» и девушкой в красном костюме. Наверное, считает, что они бегут специально для нее… Ну а они?.. Игнорируют – собачка портит их стиль. В самом деле, бородка лопаткой, элегантный костюм – и собачка. Согласен, не подходит… На дорожках уже появились люди. Белая собачка – за ними. Глупенькая, ей кажется, что люди не спешат на работу, а играют с ней… Женщина поднимает собачку, целует… Почему у женщины такое печальное лицо?.. Решение? Остаться тут я не могу. Трудно будет… Эти проклятые воспоминания. Кажется, остается одно – уехать. Так, что ли?!

Сверху бьют молотки – это встала моя соседка. Снова бьют молотки – у нее деревянные подошвы туфель… «Поднимите руки вверх!» – за стеной радио… Фу, как кричит!.. Звуки, словно стена рушится, – мусоропровод… Понимаю – отъезд сейчас воспримется на стройке как побег… Но нет выхода… Не выдержу.

Быстро – душ! Душ-ш… Зарядка? Не будет… Завтрак? Не будет… Можно идти? Будильник? Бедняга! – чуть не забыл его завести. Завод, завод звонка – пусть позвонит еще немного Жанне… Все? Все… Дом уже проснулся полностью.

Лифт? Долго ждать… Третий этаж… второй – свет еще горит… первый…

Утро.

Так вот решение – уехать. Другого выхода нет. Только уехать, а не сбежать… Добиться, чтобы предложения Роликова и Кима были приняты.

Начальник отдела руководящих кадров, молодой человек, одетый в добротный синий костюм, не спеша прочел мое заявление, даже повернул листок (нет ли чего на обороте?), вежливо спросил, окончательно ли это мое решение.

– Да.

– Очень жалко, я доложу начальнику главка. – Он сказал это вроде заинтересованно, но тут зазвонил телефон, он сразу забыл обо мне, несколько минут обсуждал с кем-то вопрос о вечере, тепло посмеиваясь, потом положил трубку.

– Так о чем мы?.. Ах да, ваше заявление… Жалко все же терять дипломированного инженера. Клюют нас за это.

От этого «терять дипломированного инженера» на меня повеяло космическим холодом. Почему-то, по ассоциации, вспомнился оратор, который недавно с трибуны убеждал нас соблюдать технику безопасности: «От несчастных случаев мы теряем на производстве много человеко-дней», – говорил он… Не покалеченного человека ему было жалко, а тех восьми часов, которые мог бы проработать этот человек, если б он не был покалечен. Дикой мне всегда кажется эта арифметика, когда больного человека множат на дни болезни и получают «потерянные человеко-дни».

– Клюют? – переспросил я кадровика.

– Очень! – Он оживился. – Слушайте… если вы хотите уехать, вам ведь все равно куда?

Я кивнул головой.

– Знаете, пошлем вас через главк, переводом.

– Тогда не будут «клевать»?

– Нет-нет, у нас разнарядка есть – дать людей в другие министерства, – хорошо?

– Валяйте, – грубовато ответил я, чтобы как-то показать ему свое неуважение. – Значит, через две недели?

Его глаза остро блеснули, но он заставил себя засмеяться:

– «Валяйте» – какое оригинальное слово!.. Да, перевод через две недели.

– Елена Ивановна, пожалуйста, запишите.

– Я так запомню, Виктор Константинович. Вы знаете, Костырин тоже просил записывать, потом я его отучила.

– Но меня вы еще не успели отучить, может быть, поэтому мы вместе работаем… (Резковато, не надо обижать, пошути!). Сейчас, Елена Ивановна, вы, можно сказать, секретарь международного плана.

– Международного? Ну да… Хорошо, записываю.

– Вызовите ко мне Роликова и Морева… Вы их знаете? Хорошо. На семнадцать тридцать. Позвоните в Институт по проектированию организации работ, вот телефон, соедините меня с директором Рыбаковым, записали? На восемнадцать вызовите сюда Кима.

– И Быкова?

– Нет, Быкова не нужно.

– Он будет обижаться, Виктор Константинович.

– Елена Ивановна, секретари международного плана никогда не делают замечаний шефам, даже косвенных (вздыхает, бедная!).

– Трудно соответствовать этому самому «международному плану».

– Да, нелегко. Записали?.. Позвоните начальнику СУ-25 Вяткину…

– Это такой маленький, все говорит?..

– Попросите его сюда подъехать. Записали? Позвоните в секретариат СЭВ, узнайте, как можно переговорить по телефону с Миловой – инженер из Софии.

– Это такая хорошенькая?..

– Соедините меня с ней. Записали? Завтра приезжают венгры, приготовьтесь, пожалуйста, к двенадцати.

– Снова нарзан? У нас еще нераскупоренные бутылки от поляков и болгар остались, никто нарзан не пьет. Люди вон откуда едут, Виктор Константинович, а мы их водой поим. Это что, тоже «международный план»?

– Приготовьтесь, вот деньги.

– Да что вы, Виктор Константинович, все свои деньги даете? У Костырина для приемов специальные средства были.

– У нас пока нет… Кофе, коньяк, бутерброды.

– Может, потрусить Костырина? Скажу, что поспорила с вами, он испугается.

– Не нужно «трусить» его, берите, пожалуйста, деньги и все организуйте… Записывайте…

– Вы что, Виктор Константинович, тут дел не на день, а на пять.

– Сейчас придется нам с вами быстрее поворачиваться, Елена Ивановна. Две недели!

– Почему две недели?

– Записывайте дальше, Елена Ивановна…

Так начался первый день из двух недель, которые отделяли меня от отъезда.

Жарко. Как только выходишь из помещения, солнце набрасывается, словно все время ждало именно тебя. Такое чувство, будто ты в фокусе гигантского зеркала. Вчера Быков расставил по всей площадке автоматы газированной воды – «газировки», как их тут дружески назвали.

Газировки сразу завоевали себе сердца и желудки всех строителей. Они добросовестно выдавали воду, холодную и, к удивлению всех, газированную. Около них очереди.

Я креплюсь. Еще давным-давно я усвоил правило не пить в жару, но тут не выдерживаю. Газировка промыла стакан, выдала порцию воды и зашипела – спросила: «Хо-ро-шш-о?»

«Прекрасная вода», – ответил я. Газировка покраснела. Это я увидел ясно, хотя она и так была окрашена в малиновый цвет. И вспомнился вдруг старый питьевой бачок, который царствовал когда-то на наших стройках.

Он был очень чванлив, этот бачок. Ведь на всех оперативках тогда разбирался вопрос, как обеспечены бригады бачками. Он пыжился, раздувал оцинкованные бока, требовал, чтобы его носили на руках, и казался себе незаменимым. Но работу выполнял плохо, вода в нем была невкусная, теплая, а внутри бачок был ржав, и ржавой была кружка на железной цепочке. Кого он мне напоминает, упрямый, самодовольный бачок?!

Я поднимаюсь на перекрытие. Тут работает бригада Роликова, впервые я увидел ее всю, шестьдесят человек. Действительно, ребята как на подбор… А которые тут по совместительству, трубачи? Кто тренер лыжного спорта?

Я здороваюсь. Отвечают вежливо, но сдержанно. Да, это не прежняя работа. Там бы меня уже окружили и задали десятки вопросов. Идет распалубка перекрытия подвала, то и дело через проемы в плите подаются доски, кружала, разные обрезки. Сейчас уже не поймешь, откуда они.

– Здравствуйте, – я подхожу к Мореву.

– Здравствуйте. – Он поднимает руку, и кран тащит вверх кучу досок, перевязанных тросом.

– Вам сообщили, что я приглашаю вас и Роликова после работы?

– Мы не будем. – Морев не смотрит на меня, складывает доски. Я знаю, как это делается, когда хочешь показать начальству, что оно тебе безразлично, – продолжать работать, как будто начальника нет. Все правильно. Тут не придерешься и вместе с тем чувствуешь крайнюю степень невнимания.

– Николай, – говорит Морев своему напарнику, – сначала ложи эти доски, подлиннее.

– Почему вы не придете?

– Николай, на минутку перекури там, – говорит Морев.

– Нет, не нужно, пусть Николай слушает наш разговор. – Я говорю спокойно.

Морев впервые смотрит на меня.

– Как хотите… Мы не придем, потому что вы не умеете разговаривать… Отойди все же, Николай!

– Я же сказал: ему уходить не следует.

Николай, молодой парень в голубом берете, невозмутимо ровняет доски. А может быть, он как раз и есть тренер по лыжному спорту?

Морев снимает каску. Это у него такая привычка – в затруднительных положениях вертеть каску в руках.

– То есть говорить вы умеете, – продолжает он. – Мы к вам с открытой душой, а вы… Ну да ладно, – он снова надевает каску, – словом, мы не будем.

– Согласен, разговаривал плохо. Так сложился тот день, сегодня мы еще раз обсудим ваше предложение.

Морев молчит.

– Николай, – говорю я напарнику Морева, – вы еще от меня задания не получали?

– Нет.

– Так вот, приведете ко мне Морева и Роликова, сами придите.

– Есть. – Он улыбается.

Я ухожу, издали спрашиваю:

– А вы, Николай, не тренер по лыжному спорту?

– Нет. Вон он тренер. – Николай показывает на худенького паренька в красной майке.

– Жалко.

Грохотал, визжал, шумел строительный день, перекатывался через мели, минуту плыл по спокойной воде и тут же попадал в водоворот; шел спокойно, вдруг, казалось на ровном месте, спотыкался раз, другой, а потом мчался во всю прыть, чтобы догнать упущенное.

Эх, строительные инженеры, посмотрите, как ровно шагает день на заводе. Не пора ли вам наконец по примеру заводчан… Да, был и я у конвейера, где собирают «Москвичи». Вот скелет машины движется на уровне пола, потом полуодетая машина вдруг взбирается к потолку, а под ней все с той же скоростью движется площадка, на которой стоят четыре хлопца – снизу крепят гайками мотор. И пока машина проходит длину цеха, мотор установлен, еще немного, и автомобиль собран, а за ним, в том же ритме, движется другой.