Текст книги "Строители"

Автор книги: Лев Лондон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 54 страниц)

– Листок на дверях? – заинтересовался Гнат. – Чем вы его прикрепили? Он же может упасть.

Я покорно сдавался.

Один раз позвонил даже Косов.

Только два человека, самые близкие мне, не звонили: Анатолий и Вика. Почему? И что за странное совпадение? Я мысленно видел Анатолия тогда, на выходе из института, снова слышал его гневные слова, обращенные ко мне: «Вы и Вику уже совсем измучили вашими благостями. Ну, споткнулся человек в жизни. Можно ли быть таким… не простить девушку?.. Я, если хотите знать, люблю ее. Разве такую девушку можно не любить?!»

Вот как – «люблю»! А может быть, я действительно был неправ, уморил Вику своими «благостями»… Что значит «благости», я не знал, но по смыслу это, очевидно, означало: бюрократизм в личных отношениях, сдобренный старыми, обветшалыми истинами о верности.

Один раз она приснилась мне. Стояла опустив глаза. Как тогда, безнадежно падали слова: «Это случилось, Витя. Я не хотела, но случилось».

Да-да, так всюду пишется, так ставят фильмы. Конечно, он прощает ее, потому что передовой. А когда не прощает, то кинорежиссеры возмущаются и показывают, что он – обыватель и только казался передовым. Любили ли когда-нибудь по-настоящему режиссеры, ставящие такие фильмы?

В моем сне Вика плакала, сгорбившись, беззащитно опустив голову. Тогда она не плакала, глаза были впавшие, сухие.

Наконец я не выдержал и позвонил Владику:

– Исполняющий обязанности главного инженера слушает, – четко произнес Владик.

– Говорит бывший главный инженер треста…

– О, Виктор Константинович! – тон Владика стал сердечным. – Как это вы сами позвонили?! Я думал, что так надоел вам…

– Владик, – перебил я его излияния, – Владик, вы все знаете. Вы и ваша подружка ЭВМ… Скажите, что с Анатолием? Куда он исчез?.. Потом, может, будет еще один вопрос.

– Сразу о втором вопросе, Виктор Константинович… – Владик рассмеялся. – Вы, наверное, хотите спросить о Вике. Она еще при вас ушла. Работает в институте… Алло, алло!

– Я вас внимательно слушаю, Владик.

– Изредка звонит мне. Больше ничего приятного для вас не могу сообщить. Спрашивает о всех, кроме…

– Кроме меня.

– Да… Что касается Анатолия, то он продолжает работать в Управлении подготовки строительства. Стал еще злее.

– Спасибо, Владик, я вас понял.

Мы еще поговорили немного. Так, значит, спрашивает обо всех, кроме меня…

Бежали дни. Земля достигла станции «1 апреля».

В этот день, в восемь утра, раздался телефонный звонок. Когда я снял трубку, густой бас с досадой сказал:

– Черт знает что, никак вас не застанешь! Где вы пропадаете?

Я ответил осторожно:

– Слушаю вас.

– Почему вы задерживаете приемку площадки?

– Какой площадки?

– «Какой-какой»! – бас был явно недоволен. – Строительной, для СЭВ.

– Так ведь мне говорили, что она будет освобождена только третьего мая.

– Переселили досрочно. Разве плохо? Когда приедете на приемку?

– Но пока еще нет строителей. А кто говорит?

– Это меня не касается, что нет строителей. А говорит Савушкин. Вы что, меня не помните?.. Приезжайте немедленно.

Кто такой Савушкин, я не помнил, но на площадку нужно было ехать.

– Нефедов! – Савушкин, административный инспектор, сейчас я его узнал, шел мне навстречу, горделиво неся впереди солидный живот. Я не обмолвился, создавалось впечатление, что живот существует отдельно от Савушкина и административный инспектор получил его как бы в награду.

– Вот акт. Вечно с вами, строителями, возиться приходится.

– И вас, Савушкин, не узнать. – Мне захотелось прикоснуться к его животу – нет ли тут обмана. Может быть, он надувной, резиновый?

На худом лице инспектора появилась самодовольная улыбка.

– Да, знаешь… время, брат, – проворковал Савушкин.

Я расписался в акте о приеме площадки.

– Ну а теперь, – в его голосе звучал металл, – примите, товарищ Нефедов, предписание… Почему вы до сих пор не оградили площадку?

– Но ведь и минуты не прошло…

– Это меня не касается: минута или месяц. Приняли, отвечайте. – Савушкин еще больше выпятил живот.

– У меня пока нет рабочих.

– А-я-яй, такой большой начальник… Подписывайте!

Но я знал повадки инспекторов: достаточно было подписать предупреждение, как сразу выписывался штраф.

– Большой начальник? – улыбаясь, переспросил я.

– Конечно, – подтвердил Савушкин, не замечая подвоха.

– Ну тогда, дорогой товарищ, сдайте, пожалуйста, предписание моему секретарю.

– Секретарю?! Где он?

В ответ я пожал плечами.

Савушкин вдруг рассмеялся:

– Бывалый ты стал человек, Нефедов. Помню, как я тебя, прораба, штрафовал по два раза в месяц… Даже одобрение своего начальства получил за перевыполнение плана.

– Да, бывалый…

Так я стал полновластным хозяином этой площадки. Я осмотрелся. Ветер бесцеремонно гулял по улице, стучал дверьми одного домика и сразу, словно опасаясь погони, бросался к другому, третьему, ожесточенно рвал ставни, затихал на минуту, ждал. Но за ним никто не гнался, домики были пусты. Даже старик с бутылкой кефира после долгой торговли (все выбирал ванну побольше) и тот вчера погрузился.

Сейчас уже различные атрибуты людского быта – скамеечки, резьба на окнах, заборы – не вызывали никаких чувств. Люди уехали, и все, что меня окружало, на строительном языке называлось коротким, энергичным словом: «Разборка».

Я вошел в дом, где пребывал административный инспектор. Окна и двери тут были гигантского размера, словно в доме жили не обычные люди, а циклопы. В зале стояла высокая, как памятник, печь, облицованная белым кафелем, будившая почему-то мысли о бренности людского бытия.

Савушкин уже все вывез, было пусто и одиноко, только на подоконнике шириной в добротный стол стоял телефон. Я обрадовался ему.

…На следующий день ровно к девяти (дисциплина и порядок!) я явился на работу, хотя, собственно говоря, не знал, что буду делать в этом пустынном доме на покинутой улице.

Но дом не был пуст. Когда я открыл дверь, то увидел высокую, худую женщину с коротко подстриженными волосами. Она сидела на подоконнике и покуривала, рассматривая журнал.

– Здравствуйте, – удивленно сказал я.

Она отложила журнал и, не вставая, сказала:

– А, Виктор Константинович! Здравствуйте! Ну как вам тут?

– Так… знаете, – ответил я неопределенно. – Чем могу быть полезен?

– Это не нужно, – дружески сказала она. – Со мной нужно просто… Елена Ивановна.

– Но не знаю, чем обязан?

– Опять!

– Да… но… («Черт знает, кто же она такая?!»)

– Понимаю. Вы точно такой, как мне рассказывали. – Она не спеша закурила новую сигарету. – Может быть, вы предпочитаете молодых секретарш?

Так вот оно в чем дело! Кто же ее прислал?

Словно угадывая мои мысли, она не спеша рассказала, что работала секретарем у Костырина, но не сработалась. Возможно, виновата она. Тут ей предложили пойти сюда… Она прервала рассказ и улыбнулась:

– Высокая печь, правда? – Потом, окинув меня проницательным взглядом, в упор спросила: – Так я вам нравлюсь? – И, не ожидая ответа, соскочила с подоконника, протянула длинную руку, холодную, как кафель нетопленной печи. – Я тоже думаю, что мы сработаемся… Ага, привезли!

Подъехала машина.

– Что привезли, Елена Ивановна?

– Я звонила Костырину, он прислал мебель.

Кто такой Костырин, я так и не знал, но мне вдруг показалось, что отделался он сравнительно легко.

Дальше события развивались весьма стремительно. Подошла еще машина… Елена Ивановна сидела на подоконнике и, покуривая сигарету, давала указания, где что ставить.

Через час я сидел за огромным письменным столом; справа через открытую дверь виднелось большое помещение, меблированное для заседаний, а слева, в небольшой комнате, Елена Ивановна отстукивала на машинке бог весть какую бумажку.

Я вышел. Ветер стих… Было все: приказ главка о назначении, строительная площадка, весьма энергичная секретарша; были даже экскаватор и два бульдозера, которые в ожидании начала работ пригнало вчера управление механизации; наконец, была контора, кабинет, телефоны. Но все равно площадка была мертва, не было главного – людей.

Мой вечный спутник – телефон, пока тихенький-тихенький. Сидя за своим столом, я мысленно представил свои задачи. Первая – проект. Конечно, раунд был за проектировщиками, но сдаваться нельзя. Великий закон, который открыл Анатолий, гласил, что экономия труда строителей начинается в проектной мастерской… В мастерской, так-так! А попробуй доказать архитектору Кузяеву, что винтовую лестницу нужно заменить на обычную, попробуй убедить бестелесного Ракова (между прочим, почему возникает это впечатление бестелесности?) сократить объем монолитного бетона, когда конструктор уверен, что монолит нужен для устойчивости здания; попробуй, наконец, добиться чего-нибудь от Кореня, когда он бледнеет от одного упоминания о Василии Васильевиче. (Кто он такой? Наверное, какое-то большое проектное начальство.)

А может, действительно, винтовая лестница, монолитный бетон нужны, может быть, и трепет Кореня оправдан? Что тогда?.. Как легко себя уверить – там, мол, сидят квалифицированные специалисты, что мне с ними копья ломать? Дадут чертежи, они за них отвечают, а ты – строй! Нельзя с самого начала портить отношения…

– Виктор Константинович, что вы делаете? – Елена Ивановна на миг прекращает печатать. – Может быть, вас соединить с кем? Вы не стесняйтесь.

– Я не стесняюсь.

Она снова печатает, потом смеется:

– Мне Костырин хотел всучить старую машинку. Я сказала, что не могу на ней печатать. Дал новую, испугался, наверное, что вернусь. Слышите, звук какой?

– Слышу.

– Понятно. Закрою дверь… Вы думаете?

– Да.

– Иногда и это нужно.

Мне вдруг показалось, что сейчас Елена Ивановна длинными холодными пальцами уложит в моей голове мысли по-своему. Но она только посмотрела на меня, прикрыла дверь… Недаром этот ее Костырин дал мебель, новую машинку… Может быть, и мне, пока не поздно?.. Ладно, посмотрим, как дальше будет.

Значит, как быть с проектной? Не портить отношения? Я взглянул в окно и мысленно представил себе каркас нового здания. Вот на высоте ста метров виснут плотники – делают опалубку монолитной балки… Страшно, наверно. Мне вдруг вспомнилось строительство театра и Никита Воронин, плотник. Перед тем как ставить опалубку, он выпил полстакана водки…

«Как тебе не стыдно, Никита? – Я его вызвал к себе, когда узнал об этом. – Водку – во время работы!»

«Боязно, Виктор Константинович, высота большая», – смущенно ответил он.

«Боязно!» – это сказал крепкий и сильный человек. Смелый! Ибо он, преодолевая свой страх, все же работал на куполе. А высота, знаете вы ее? Как сладостно притягивает, манит тебя вниз земля! Нет, не головокружение надо преодолеть в себе, а именно это желание взмахнуть руками – и туда, к желанной земле.

Воронин поклялся, что этого больше не будет. Но все равно пришлось перевести его на другую стройку.

Нужно побороться в проектной. Подготовиться как следует и… второй раунд. Только подготовиться! Шумом, криком там не возьмешь. А может быть (сейчас я улыбаюсь), перед тем как туда идти, тоже полстакана водки выпить… Что угодно, что угодно, только чтобы Воронину не было страшно, чтобы Ворониным было легко. Это задача первая.

Вторая?.. Начало работ на стройке. Чего сидеть тут одному с секретаршей? Нужно ускорить начало работ. Правильно! Но по важности вторая задача – другая. Как будем строить, какие технологические идеи заложить в строительство? Ведь тут не просто возводить здание. Сюда приедут инженеры других стран. Через год на оперативные совещания будут приходить не только наши субподрядчики, но и представители иностранных фирм. Придут с переводчиками, сядут, закурят сигареты и вежливо-насмешливо будут смотреть, как ты барахтаешься. Ибо ко всем неотработанным вопросам управления добавится еще один: как руководить работой фирм, которые тебе не подчинены, даже если за ними будут только поставки и шефмонтаж.

Иностранных фирм будет около двадцати, а наших не менее тридцати. Итого пятьдесят организаций примут участие в строительстве. А «начальник строительства» – этакая вновь испеченная должность! – должен ими управлять.

Великий баснописец Крылов описал работу, в которой участвуют только три организации: Лебедь, Рак и Щука, взявшиеся совместно воз везти. Что из этого вышло – известно. Воз уже более ста лет стоит на месте.

В XX веке придумали генерального подрядчика. Придумали и свободно вздохнули. Вот сейчас есть кого лупить, когда Лебедь рвется в облака, Рак пятится назад, а Щука тянет в воду… Знать ничего не знаем – воз должен двигаться!

– Виктор Константинович, вы курите? – В дверях стояла Елена Ивановна.

– Нет. (Вот черт! Все мысли перебила!)

– У меня кончились сигареты… Смешно, право, какое у него было лицо, когда я забирала свой столик… «И столик?» – спросил он. Потом покорно сказал: «Берите».

– Кто сказал?

– Да Костырин.

– А-а, понимаю.

– Я пойду за сигаретами. Застучалась тут.

Что, собственно говоря, она печатает? Ну ладно!.. Вернемся к субподрядным организациям… Стал генеральный подрядчик Лебедя уговаривать:

«Пожалуйста, уважаемый Лебедь, тяните не вверх, а прямо».

«Не наш профиль, дорогой товарищ. Мы – только вверх!»

«Щука, милая, пожалуйста, по дороге!» – просит генподрядчик.

«Вот еще что придумал! Нам, Щукам, вода нужна».

Рак тоже из солидарности накинулся на генподрядчика. Тогда тот засучил рукава, сам толкнул воз. И случилось чудо – воз стал двигаться. Когда дорога шла к реке – помогала Щука, на подъеме – Лебедь. В остальных случаях они делали что хотели, а Рак вообще не помогал.

А вот у меня будет не три субподрядных организации, а много больше…

– Виктор Константинович… – Елена Ивановна сделала паузу, потом добавила секретарскую формулу: – Вас к телефону.

– К телефону? – удивился я.

– Да, – удовлетворенно ответила она.

Я снял трубку.

– Извините, одну минутку.

Значит, вторая по важности задача – запроектировать, именно запроектировать технологию работ, третья – решить механизм управления этой стройки. Мне нужно было обязательно додумать. Что-то ускользало… А, ну да! Четвертая – качество!.. Ну а начало строительства? Как отодвигается?.. Качество – это что значит? Культура мелочей? Да, именно – мелочей, куда ни посмотришь…

– Я слушаю.

Мелодичный женский голосок спросил:

– Это Нефедов?

– Да.

– Так вот. Владимир Яковлевич будет завтра на площадке в девять. Он просил, чтобы вы были.

– Можно узнать, кто такой Владимир Яковлевич и кто со мной говорит?

Голосок недоумевал:

– Вы не знаете Владимира Яковлевича?.. Это же начальник СУ-113. Он будет строить СЭВ… А говорит секретарь Владимира Яковлевича, Таня… Владимир Яковлевич просил, чтобы вы подтвердили время.

– Конечно, Таня, раз Владимир Яковлевич назначил…

– Нет, нет, вы не думайте. Просто Владимир Яковлевич очень занят… Просил меня позвонить.

– Хорошо, Таня.

Так, значит, качество – четвертая задача… Четвертая? Вполне возможно, что она станет первой…

– Довольно бесцеремонно передавать через секретаря такие вещи. – Елена Ивановна опустилась в кресло, зажигая спичку (я уже заметил, что сигарета у нее обычно гасла).

– Вы слушали разговор?

– А что? – удивилась Елена Ивановна. – Я всегда слушала разговоры Костырина, чтобы быть в курсе дела.

– Ну а если разговор личного характера? – поинтересовался я.

– Личного? Что вы, Виктор Константинович, на работе все связано, – снисходительно объяснила Елена Ивановна. – Вот, например, вы уехали. Позвонит женщина, ну ваша знакомая, я должна знать, что ей ответить?

– Ответьте, что я уехал.

Елена Ивановна снова зажгла спичку, прикурила. Нарушая все противопожарные правила, не потушив, сунула спичку в коробку.

– Ничего, – успокоила она меня. – Костырин тоже вначале был такой, как вы, потом понял…

Снова раздался телефонный звонок. Опередив меня, Елена Ивановна сняла трубку:

– Милая, как вас зовут?.. Ах, Таня! Так вот, Танечка, передайте своему Владимиру Яковлевичу…

– Не надо, Елена Ивановна! – прервал я ее. – Дайте трубку.

– Пожалуйста, а напрасно, Виктор Константинович. Уж поверьте мне, бесцеремонных людей нужно приводить в порядок сразу. – Она положила на стол трубку. – Костырин тоже…

– Секретарь стройуправления сообщила, что завтра на строительстве будут рабочие.

– Спасибо, Таня.

Итак, начало работ на обычном строительстве – задача самая сложная, а по моему счету здесь задача № 5 решалась сама собой. Какие-то силы, пока неизвестные, действовали помимо меня. Ну что ж, спасибо, неизвестный помощник.

Глава третья
Как начинается стройка

Что и говорить – это было впечатляющее начало. Весьма! Было сделано все, чтобы сразу показать: на стройку пришли люди, которые не любят, а главное – не хотят шутить.

Площадка стонала, гудела, завывала. Тихая, пустынная улица Тополиная, где только вчера сам с собой в прятки играл ветер, скрылась. Огромные столбы пыли, дыма, языки пламени окружали ее. Столбы иногда опадали, и тогда было видно три, четыре, пять больших бульдозеров, которые, как танки, зло воя, ползли на деревянные домики, рушили, подминали под себя все: и заборики, и серые скамеечки, и сами дома с дощечками номеров. Номера сурово молчали, странно белели на кучах сгнивших балок. Экскаваторы металлическими бабами били стены красного кирпичного дома сверху, сбоку, и стены вместе с перекрытиями оседали, падали, превращаясь в обломки – большие, малые, а там, где раствор был послабее, даже в отдельные кирпичи. На высокую кучу взобрался экскаватор, дико лязгая длинной цепью, он забрасывал ковш, поднимал сразу тонну груза и сбрасывал в высокие кургузые самосвалы.

Большие струи воды из труб падали на стены, чтобы прибить пыль, но не справлялись – пыль была всюду, едкая, многовековая, от чердаков, засыпок стен, от самих балок, которые, падая вниз, превращались в труху. Еще два экскаватора, кряхтя и жалуясь на свою тяжелую работу, уже копали котлован. Со всех сторон в струях едкого газа, невидимого за стеной пыли, к ним подъезжали самосвалы и, оседая под тяжестью грунта, рассыпая его, мчались по площадке.

А в центре площадки, в самом фокусе этого воющего пыльно-огненного мира, на пригорке одиноко стоял человек. Правда, вместо треуголки на его голове был белый картуз с длинным козырьком, подзорной трубы в руках тоже не было, а вместо серого мундира на нем была надета ярко-желтая рубашка, поверх которой красовались подтяжки, но все равно было ясно, кто он. То и дело маршалы-прорабы рысью направлялись к нему, получали приказания и мчались их выполнять. Конечно, это мог быть только Владимир Яковлевич Быков – начальник СУ-113.

Ошеломленный, покрытый пылью, я направился к пригорку, все убыстряя шаг, и только большим усилием воли не перешел на рысь.

– Владимир Яковлевич?.. Нефедов, – представился я, протягивая руку.

Он подозрительно скосил на меня большие выпуклые глаза.

– Здрасте, здрасте! – нетерпеливо произнес он и отвернулся к худощавому молодому человеку, очевидно, главному маршалу: – Так что?

Но маршал был поприветливее. Он протянул мне руку и, проникновенно улыбаясь, представился. Звали его Ким (несколько забегая вперед, должен сказать, что по имени его звали все, даже потом в официальных протоколах СЭВ он так именовался – Ким).

– Ну так что? – снова спросил у Кима Владимир Яковлевич. Потом, не ожидая ответа, вдруг быстро повернулся ко мне: – Как?

– Здорово! – чистосердечно ответил я.

Подозрительность исчезла с его лица, он улыбнулся по-детски смущенно, в этот момент Быков стал очень привлекателен.

– Правда?! – переспросил он.

– Конечно.

– Мы им покажем, сэвовцам, – заговорщически сказал Ким. Его улыбка буквально заглатывала собеседника.

Я уже собирался ответить что-нибудь этакое молодецкое: «Безусловно, наплачутся с нами» или: «Нам, да чтоб не показать?!» (Позже именно за желание так ответить я ругал себя), но в это время подъехали две черные «Волги». Из первой вышли начальник главка и Померанцев; из второй – Кареев.

Они поздоровались с нами, несколько минут начальник главка смотрел на площадку, на его обычно недовольном лице мелькнула улыбка.

– Ну, Владимир Александрович, вроде начали.

Кареев посмотрел вверх, повернулся ко мне и, улыбаясь, спросил:

– Вы не знаете, Виктор Константинович, где тут солнце?

– Докладывайте, как дела! – строго сказал мне начальник главка.

Я посмотрел на Быкова, прежнее выражение подозрительности и настороженности снова появилось на его лице.

– Я тут ни при чем, Сергей Платонович, тоже ищу, где солнце. Пусть лучше расскажет Владимир Яковлевич, он его спрятал.

– Слушаю! – начальник главка посмотрел на Быкова.

Быков как-то слинял, опустив большие руки, трудно молчал.

Сейчас его белая кепочка с длинным целлулоидным козырьком, желтая в оранжевую полоску рубашка, подтяжки с мудреными блестящими замками казались ненужными, бутафорскими.

Он вдохнул воздух.

– Сегодня… Э-э…

В центр нашего кружка вдруг гибко проскользнул Ким. Мягко и очень проникновенно он начал рассказывать.

Потом я анализировал рассказ Кима. Ничего особенного! Вот работает бульдозер, вот – экскаватор. Это здание ломают, это – оставляют. Пыли тут много, дыма много – зажгли обломки. Вот и все.

Ну что тут интересного? А все, и я в том числе, слушали, будто в первый раз увидели бульдозер, и вроде вообще эту машину нам доставили с другой планеты, а бульдозерист Миша, весь черный от пыли, только белые зубы блестят, не обычный бульдозерист, а особый, тоже сошедший с неба…

Первым опомнился Померанцев (может быть, потому что он стоял подальше и не смотрел в черные блестящие глаза Кима):

– Да что вы тут рассказываете?! Это мы все сами видим. Планы ваши расскажите!

– Планы? – Ким снисходительно улыбнулся. – Это уж не мое, не прорабское дело. Вот!.. – Он хотел показать на Быкова, но перевел палец на меня. – Планы вот Виктор Константинович расскажет.

Быков стоял, все так же опустив вниз длинные руки, ссутулившись. Я заметил, что, пока говорил Ким, он был спокоен, но сейчас снова тень прошла по его лицу.

– Планов пока еще нет, – хрипло сказал он.

– Почему? – строго спросил начальник главка.

– Э-э…

Быкова нужно было выручать.

– Я еще Быкову не передал чертежи, Сергей Платонович, – сказал я.

– Почему?

Чертежи я не получил от секретариата, но почему-то этого не сказал.

– Не успел.

Кареев бросил на меня быстрый взгляд, но промолчал, только усмехнулся.

– Плохо, – сказал мне начальник главка. – Плохо… Померанцев, вызовите на совещание проектировщиков; по механизмам кто там, Козин, кажется? Его вызовите и транспортное начальство. – Он посмотрел на Кареева, нехотя улыбнулся. – Вот Владимир Александрович нам тоже расскажет свои планы. Правда?

– Возражений нет.

Садясь в машину, начальник главка подозвал меня, сухо спросил:

– Выручил начальника СУ, все взял на себя?

– Понимаете, он…

– Говори прямо!

– Да.

– Выручил Кареева, не сказал, что он задержал чертежи?

– Да.

Начальник главка усмехнулся:

– Дипломат он у нас, правда, Померанцев?

– Несколько своеобразный дипломат, Сергей Платонович, – не совсем ясно ответил Померанцев.

Начальник главка посмотрел на площадку:

– Хорошо СУ начало. А ты своим делом занимаешься: думаешь, готовишься?

– Да.

– Это главное. Еще раз говорю: не влезай в мелочи. Готовься. – Он захлопнул двери. – До свидания.

Я подошел к Быкову. Он уже снова приобрел обычный бравый вид, руки за спиной.

– Все хорошо, Владимир Яковлевич. Начальник главка доволен вашим началом.

Глядя на Кима, Быков медленно сказал:

– Очень мне нравятся благородные люди, Ким. А тебе?

Ким улыбался.

Так пришло лето. Здравствуй, здравствуй, милое, долгожданное и все же всегда неожиданное лето! Робкий цвет яблонь, высаженных вдоль тротуаров, желтые цветы одуванчиков, простенькие, по-домашнему близкие, ласковые; обходительное солнце, словно заказчик при первой встрече, со строителями. И хотя одного из атрибутов лета – щебетания птиц – не слышно за грозным неумолимым гулом автомашин, все равно – да здравствует Лето! Кланяйтесь и умиляйтесь ему, ибо Его Величество Лето дарит вам дни радости и полной свободы.

Я останавливаюсь от удивления: как я, даже мысленно, мог сказать, «дни свободы», да еще «полной»? Когда это она была у строителей? Во всяком случае, не с моим начальником главка. Сегодня совещание, которое он приказал созвать.

Всю неделю Быков наращивал темпы. От маленьких деревянных домиков, от большого красного здания бывшей тюрьмы, от Тополиной улицы не осталось ничего. Только обломки да серовато-лиловый пепел покрывали площадку.

Котлован, который два дня назад начали копать, сейчас уже был глубиной в десять метров. То и дело ковши экскаваторов натыкались на какие-то трубы, не помеченные ни на одном чертеже, но из труб била вполне реальная вода. Представители подземной службы Москвы спускались в котлован, удивленно разводили руками и на всякий случай штрафовали начальника участка. А Ким приносил повестки мне, неизменно улыбаясь:

– Вот, Виктор Константинович, – говорил он, – великое дело – разделение труда, правда? Я буду копать, а вы отбиваться от штрафов. Хорошо?

Котлован подошел вплотную к конторе, она повисла прямо на откосе. Грозящая опасность, что контора съедет в котлован, несколько снизила накал военных действий между Еленой Ивановной и Быковым в связи с разделом помещений.

Быков соглашался, чтобы большой зал совещаний оставался нейтральным, он давал согласие только на одну комнату. Елена Ивановна, отстаивая наши интересы, требовала три, не менее.

– Ну что же вы, Виктор Константинович! Вроде это вас не касается, – выговаривала мне Елена Ивановна.

Я улыбался.

– Ну как же мы будем сидеть в одной комнате? Зайдет посетитель и, не спросись, прямо к вам? – продолжала она.

– А я его не приму, Елена Ивановна.

– Как не примете?

– А так, просто. Скажу, чтобы он сначала обратился к вам, вы спросите у меня, я дам согласие, и вы разрешите ему подойти к моему столу.

– Это все в одной комнате?

– Ну и что же, Елена Ивановна.

Моя секретарша только прищурила глаза и тут же позвонила своему бывшему начальнику Костырину. Она заявила, что в создавшихся условиях не может на стройке работать. Костырин приехал немедленно, очень перепуганный, а я, подлив масла в огонь, заявил, что согласен с Еленой Ивановной – нет ей тут соответствующих условий.

Костырин помчался к Быкову. Кажется, они поладили. Костырину пришлось со своего ведомства дать два экскаватора.

Вот тут и появился Ким. Улыбаясь, он сообщил, как что-то очень приятное, что здание дало трещину, самое большее оно простоит три-четыре дня.

Елена Ивановна, Быков и Костырин устроили экстренное совещание. Как это часто бывает в жизни, две сильных враждующих стороны пришли к соглашению за счет третьей, более слабой стороны, то есть меня. Костырин уехал, а моя секретарша (даже трудно произносить это слово в отношении Елены Ивановны) подошла ко мне.

– Что вы пишете? – спросила она.

– Да вот, к сегодняшнему совещанию…

– Вас просит Владимир Яковлевич. – Она впервые так назвала Быкова. До сих пор говорила: «Этот громовержец с подтяжками».

– Вот закончу…

– Очень срочно, Виктор Константинович.

Спорить с Еленой Ивановной – дело гиблое.

Быков сидел за столом в отвоеванной комнате.

– У вас ко мне что-то срочное? – спросил я.

Быков смотрел прямо перед собой, молчал. Повисла неловкая пауза. Мне вдруг пришла в голову шальная мысль, что Быков, столь энергичный и резкий на площадке, сейчас просто смущается, и смущается именно меня. Странно! Но времени до совещания осталось мало.

– Очевидно, Елена Ивановна ошиблась. – Я поднялся.

Когда я был уже у дверей, он кашлянул и, запинаясь, сказал:

– Н-нужно строить новую к-контору.

– Стройте.

– А деньги?

– Я договорюсь с заказчиком.

Быков встал, натянул белую кепочку с целлулоидным козырьком, поправил подтяжки.

– Можно из панелей? – не глядя на меня, хрипло спросил он.

– Из панелей? – Мы оба хорошо знали, что строить конторы капитально не принято. Быков рассчитывал на мой отказ, но именно поэтому я ответил: – Ну что ж, можно.

Он снова начал готовиться к вопросу, но мне этот разговор уже начал надоедать.

– Эскиз оформлю. Напишу вам бумажку. Все?

Быков кивнул головой.

Первым приехал Померанцев. Он зашел в нашу комнату для совещаний и в удивлении остановился:

– Печь-то, печь какая! А, Виктор Константинович? – Померанцев снял пенсне и осторожно обошел печь. – А кафель! Как клали! – Потом он увидел Елену Ивановну, которая сидела у председательского места, Померанцев так же осторожно подошел к ней.

– Не имею чести знать?

– Елена Ивановна.

– А… очень приятно.

– Не понимаю, что «приятно» – я, что ли, или печь? – покуривая сигарету, спросила Елена Ивановна, небрежно рассматривая Померанцева.

Померанцев мелко рассмеялся.

– Все приятно, Елена Ивановна.

Потом, повернувшись ко мне, строго спросил:

– Подготовился?

Померанцев сел за стол и углубился в справку, время от времени поглядывая на Елену Ивановну.

Это было первое совещание на стройке. Обычно, когда слышат слово «совещание» или «заседание», все настораживаются: «Ну, сейчас пойдет говорильня!» Придуман ярлык – «заседательская суетня», который с разгона приклеивается к любой встрече деловых людей. Конечно, бывает, что эти деловые люди не умеют организовать свою встречу, но при чем здесь все совещания? А ярлык – страшная вещь!.. Хотелось бы восстановить доброе имя совещаний, деловых, в меру длинных.

Итак, на первой встрече присутствовали (буду перечислять не по алфавиту, а сверху вниз): начальник главка Сергей Платонович (как всегда чем-то озабоченный, поглядывающий на часы), представитель СЭВ Кареев, проектировщики – главный инженер Корень, два архитектора и конструктор – бестелесный Раков. Потом: управляющий трестом механизации Козин (все время вздыхающий из-за чрезмерной полноты), какое-то транспортное начальство (его все называли Иван Иванович), Быков и улыбающийся Ким (пришел сам, без приглашения), Елена Ивановна, вот и все.

Совещание шло как обычно. Сначала встал Быков и, запинаясь, заявил, что на стройку в смену нужно выделить тридцать самосвалов.

– Тридцать? – переспросил начальник главка.

Быков в нерешительности схватился руками за спасительные подтяжки.

– Да, тридцать, – хрипло подтвердил он.

Транспортное начальство, Иван Иванович, лысый, круглый человек, рассмеялся:

– Это значит – в сутки девяносто машин… Да вы знаете?! – Он гневно поднялся. – Мне что, все стройки Москвы закрыть? Так?

– Вы просите из какого расчета? – спросил Быкова начальник главка.

Быков молчал.

– У меня, извините, мало времени, – начальник главка посмотрел на часы.

– Из расчета – сделать котлован за три месяца, Сергей Платонович, – поднялся Ким.

Начальник главка посмотрел на меня.

– Подтверждаю. – Я положил на стол план разработки котлована и листок с расчетом.

Он придвинул к себе чертеж. Несколько минут рассматривал его, потом показал карандашом: