Текст книги "Строители"

Автор книги: Лев Лондон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 54 страниц)

Я уже считал дни до весны, когда начнется стройка. Мне казалось, что с приходом весны все решится само собой. Но дни плелись медленно, тут уж ничего нельзя поделать. Ускорить время я не мог.

Каждое утро снег старательно укрывал город. Что ни говорите, природа большая чистёха. Весной, осенью и даже летом она моет город дождями, ну и зимой, вот как сейчас, каждый день – свежий белейший покров.

Я просыпаюсь рано. Еще темно, вставать не хочется. Лежу и думаю: который час?

Будильник стоит в коридоре, я мог бы ему довериться, но характер у него сложный и непостоянный. Почему-то он часто просыпает и, как с улыбкой рассказывают жильцы из соседней квартиры, звонит не утром, а регулярно в шесть часов вечера – в их обеденное время. Соседи уже привыкли и по звонку моего будильника садятся за стол.

Рассматривая это как измену, я предложил им купить у меня будильник, в крайнем случае я был готов отдать его даром, но соседка Жанна, весьма симпатичная молодая женщина со строгими глазами, ответила, что существующее положение ее вполне устраивает. «Лучше, – добавила она многозначительно, – когда изменяют другим, а не тебе».

Только позже я сделал открытие: окна соседнего дома – вот источник точнейшей информации о времени.

Сейчас мне предстояла весьма неприятная операция: встать, зажечь свет и посмотреть на часы… Было шесть пятнадцать. Будильник невинно молчал, хотя стрелку звонка вчера я установил на шесть. Вздыхая, я принялся за хозяйственные дела.

В девять я должен быть на строительстве театра (черт бы его побрал! Никак не вылезем, сложная там механизация сцепы), а в десять ноль-ноль – в секретариате СЭВ.

Да-да, впервые в жизни сегодня я должен соприкоснуться с официальными визитами, представительством и прочими атрибутами международных организаций, то есть с дипломатией, о которой только в книгах читал и которая всегда казалась мне непостижимой. Как это можно договариваться, думалось мне, когда интересы сторон разные, все равно как у монтажников и отделочников. Но над нами, строителями, есть главк, который всегда разрешает споры.

Вот сейчас на строительстве театра я скажу главному инженеру завода Баранову:

«Вы не выполнили график поставки вала для сцены. Срываете ввод театра в эксплуатацию»… Так и скажу: «Срываете!» (В это время я уже жарил на сковороде яичницу.)

Ну а что ответит Баранов? (Забыл! Вот черт, всегда забываю посолить.) Баранов, мощный мужчина с невозмутимым лицом, тоже не лыком шит.

«Вал ему подай, – иронически скажет он. – А чертежи когда вы передали? Опоздали на месяц! Помалкивал бы, а еще и шумит!»

«Чертежи дает заказчик», – отпарирую я. (Кажется, сковородку уже можно снимать с огня. Всегда подгорает!)

«Я пошел, – поднимается Баранов. – Знать не знаю никаких заказчиков! Чертежи вы, генподрядчик, передали? Так вот, крутить нечего. Вы и отвечаете!»

М-да, разговорчик пойдет прямой и ясный… Интересно, а как бы в этом случае говорили два дипломата? (Я уже за столом, начал завтракать.) Наверное, первый сказал бы:

«Уважаемый главный инженер завода, тут по графику поставка вала задержана на месяц. Этого не может быть. Наверное, в графике ошибка?»

«В графике все правильно, уважаемый генподрядчик, – ответил бы второй дипломат. – Очевидно, плохо работает почта, чертежи она доставила с опозданием на месяц…»

Так, что ли, они будут говорить? Посмотрим, сегодня многое прояснится.

К восьми уже светает. В воздухе почти осязаемо повисает сероватая смесь из остатков ночи, первых лучей солнца, спрятанного за Ленинскими горами, и еще что-то неясного, может быть, не совсем ушедших сновидений.

Мой будильник скромно молчит, показывает восемь часов. Но когда я выхожу из квартиры, хлопая дверью, он поднимает отчаянный трезвой, то ли от стука, то ли от тоски, что остается один, а может быть, предупреждает меня о предстоящих неприятностях.

Из соседней квартиры выглядывает на лестницу соседка Жанна. Она не спешит запахнуть халатик. Я вижу высокую, молодую грудь, едва прикрытую кружевом рубашки. Но глаза ее, как всегда, строгие.

– С чего это он такой шум поднял? Вроде обедать рановато.

– Доброе утро, Жанна, – смиренно говорю я. (Что еще я могу ответить?)

– С чего это вы с утра так нарядились? – насмешливо спрашивает она. Серые глаза ее холодно и испытующе рассматривают меня.

– Встреча у меня… на дипломатическом уровне. – Я вызываю лифт, но Жанна не уходит. А за дверью, как капризный ребенок, надрывается мой будильник.

– Ах, встреча! А я-то думала, что он, бедненький, один-одинешенек…

– Жанна, – доносится голос ее мужа, – что, уже пора обедать? Боже мой, этот будильник так кричит, Жанна! – Он тоже появляется в дверях. – И ты с этим извергом разговариваешь?.. Доброе утро, Виктор Константинович!

У мужа Жанны, здоровяка и спортсмена, под глазами синие тени.

– Доброе утро! – соболезнующе отвечаю я.

Подходит лифт, я что-то бормочу, с облегчением ныряю в его тихую кабину. Когда выхожу во двор, с опаской оглядываюсь на окна. В одном из них лицо Жанны. Я быстро отворачиваюсь.

Черт его знает, может быть, отдать будильник Аркадию? Или, еще лучше, сменить квартиру?

Сегодня – этот день я хорошо запомню – вновь явилось солнце. Конечно, оно бывало и зимой, хилое эрзац-солнце, вроде большой люминесцентной лампы… Сегодня оно показалось в виде огненных отблесков на шпиле университета, а потом, когда я шел по проспекту Вернадского, оно все время справа разглядывало меня:

«Ну как у тебя дела с твоими стройками, будильником и холодновато-внимательной соседкой?» – по-приятельски спрашивало солнце.

Солнце ослепило меня, особенно ярким был пучок лучей, идущий вниз, словно привязь, на которой оно держалось. И дальше оно смотрело на меня сквозь темные стволы деревьев парка, через окна галереи эскалатора и даже в метро: «Как ты живешь?»

У начальника главка был свой метод ведения оперативных совещаний. В свое время, в первых опубликованных записках, я назвал его «могильным», от слова «могила». Там, в записках, я восклицал: «Откуда это на наши совещания проник сей могильный стиль?!»

Тогда на очередной оперативке начальник главка, кисло улыбнувшись, заметил: «У нас появились свои писатели, это весьма приятно… Я готов все время улыбаться. Понимаю, это лучше. Но вот у нашего уважаемого писателя Виктора Константиновича дела-то весьма мрачные. Как быть?»

Я промолчал.

И все же с тех пор, видя меня на совещании, начальник главка изредка улыбался. Вел он оперативки коротко, не давал развернуться жарким баталиям.

Вот и сейчас, выслушав меня и Баранова, который, как я предполагал, построил свою защиту на задержке чертежей, начальник главка прервал нас и коротко сказал:

– Всё! Запишите в протокол: вал должен быть установлен через пять дней. Ответственные – Баранов и Нефедов.

– Но… – Баранов еще сопротивлялся, – пусть хотя бы меня запишут вторым.

– Никаких «но», все! А вы, Виктор Константинович, не забыли, куда нам сейчас ехать?

– Нет, конечно.

– Ответ подготовили?

– Думал, но… – начал я.

– Опять «но»! Пожалуйста, в следующих ваших записках можете привести мои слова: «Нет более скверного слова, чем «но». Нет, вы запишите, а то забудете.

– Записал.

– Хорошо, тогда поехали.

По дороге Померанцев пробовал допросить меня. При этом у шофера Коли уши порозовели от напряжения и, кажется, даже чуть сдвинулись назад, чтобы не пропустить ответ.

Но я молчал. Начальник главка Сергей Платонович не поддержал Померанцева.

Машина остановилась на Петровке, около желтого здания с колоннами.

Если бы водитель привез меня одного, он, наверное, насмешливо произнес бы: «Пожалуйста!» (что, как я уже объяснял ранее, означало: «Ну, держись, получишь вздрючку»). Но сейчас он промолчал, только с любопытством покосился на меня.

В вестибюле, за маленьким столиком, сидел пожилой человек в черном костюме. Он поздоровался, проверил по бумажке наши фамилии. Померанцева в списке не было, дежурный куда-то позвонил, потом тихо сказал:

– Пожалуйста, на второй этаж. – Хотя я уверен, что Померанцев напросился поехать с нами и в списке его не могло быть, дежурный добавил: – Извините, пожалуйста, товарищ Померанцев!

– Наконец-то! – сказал, здороваясь с нами, сотрудник секретариата Кареев. – А я уж думал, что вас, как в прошлый раз, куда-то вызвали. – На лице его, даже в углах рта, застыла ироническая улыбка.

– Вызывали, Владимир Александрович, вызывали, но вот все бросили – и к вам.

Оказывается, когда это нужно, мой начальник главка мог любезно улыбаться. Их улыбки на миг скрестились, как шпаги фехтовальщиков, мне даже показалось, что в воздухе раздался тонкий металлический звук.

– Знакомьтесь, это Померанцев, – начал представлять нас начальник главка.

– О, личность товарища Померанцева мне знакома. Как попадаешь в орбиту главка, только слышишь: «Обратитесь к Померанцеву»… У вас без товарища Померанцева не обойдешься.

Померанцев, скрывая довольную улыбку, неловко поклонился. Сняв пенсне, он начал тщательно протирать его платком. Пенсне и задумчивый взгляд придавали Померанцеву ученый вид.

– А вот, – начальник главка отступил в сторону и показал на меня, – начальник строительства. Привез его вам, чтобы вы не беспокоились: как это, уже эскизы здания готовы, а строителей еще нет?!

Кареев улыбнулся:

– Смеетесь вы над нами, бедными нестроителями. Рабочих чертежей пока нет. Но подготовка к строительству, наверное, уже может начаться. Как вы думаете, товарищ Померанцев?

Померанцев вежливо и многозначительно кивнул.

Потом Кареев посмотрел на меня:

– Очень рад, Виктор Константинович, что стройку поручили вам. Я много слышал о вас… До сих пор в основном контакты в СЭВ шли по линии руководителей, деловых людей, ученых. Это, может быть, впервые на стройке рядом будут работать рабочие стран СЭВ. Кроме конечного результата очень важно, чтобы на стройке было чему друг у друга поучиться… Очень рад. – Его чуть поджатые губы распрямились, он мягко улыбнулся.

Но я был настороже. «Вот-вот, – подумалось мне, – с таких вот широких улыбок и начинают дипломаты. Держи, пожалуйста, ухо востро. Очень тебя прошу… Что я должен ответить?»

– Я тоже очень рад. Что касается совместной работы, то, если позволите, позже.

Начальник главка пристально посмотрел на меня.

Мы сели за длинный стол. Словно по сигналу открылась дверь, молодая официантка внесла чашечки с кофе, сахар, бутылки с водой. Все это она расставила на столе, добавив еще сигареты.

Эта процедура несколько отвлекла мои мысли от предстоящего разговора. Ну а если бы утреннюю оперативку мы тоже начали с кофе. Как бы тогда она проходила?.. Наверное, начальник главка сказал бы так:

«Всё! Запишите в протокол: вал через пять дней… и никаких «но» – пейте кофе!»

М-да… Наверное, на наших совещаниях поэтому и не подают кофе.

– И коньяк подадут, как ты думаешь? – прошептал мне на ухо Померанцев. При этом в его задумчивых глазах вспыхнули огоньки.

Но коньяк не приносили. Померанцев вздохнул, придвинул к себе чашку, осторожно опустил два кусочка сахара и меланхолически задвигал ложечкой.

Начальник главка молчал. Чтобы разбить паузу, Померанцев, сняв пенсне, кисло произнес:

– Для нас весьма приятно иметь такого авторитетного заказчика. Главк имеет дело с тысячью организаций, но… весьма приятно. – Померанцев посмотрел в чашку, надел пенсне и мелким круглым почерком написал мне записку: «Ноги моей больше здесь не будет!»

Кареев вежливо наклонил голову:

– К сожалению, я не могу ответить тем же. Генеральный подрядчик у нас один. Но мы тоже рады ему… Так какое решение вы приняли, Сергей Платонович?

Начальник главка, видно, ждал этого вопроса, ответил он сразу:

– Я привез вам начальника строительства. Ему работать. Он сейчас и доложит нам свое решение.

Я молчал.

– Ну что ж это вы?! – недовольно произнес начальник главка. – Кажется, время для раздумья было.

Померанцев толкнул меня локтем. Для того чтобы при этом соблюсти приличия, он проделал сложные эволюции с чашечкой, двигая ее от себя под углом.

– Он сейчас ответит, – разъяснил Померанцев Карееву. – Молодой человек впервые попал в такую обстановку, конфузится… Ну, Виктор Константинович!

Но и это не помогало, я просто не знал, что сказать. Да, у меня на раздумье было несколько месяцев. Я честно думал над ответом каждый день…

– Может быть, еще раз объяснить ситуацию? – пришел мне на помощь Кареев.

– Да-да, – благодарно откликнулся я. Секретариат СЭВ давал мне отсрочку еще на несколько минут.

Кареев отпил из стакана воды, самую малость. Сейчас он говорил, уже глядя только на меня. Дело было предельно ясное. Здание будет принадлежать СЭВ, он финансирует строительство. Страны – члены СЭВ поставят для своего здания материалы и оборудование. Так, например, Чехословакия согласилась поставить скоростные лифты и фаянсовые изделия. Венгрия будет изготовлять подвесные потолки и слаботочные устройства. Болгария пришлет дерево, камень, перегородки. Первыми включатся в работу поляки, они привезут алюминиевые витражи, а ГДР даст синтетические ковры, светильники, гранит. Нужно решить: приглашать ли минимум рабочих стран СЭВ только для шефмонтажа или на стройку направить много иностранных рабочих… Много или мало? Вот в чем вопрос.

Начальник главка понемногу вскипал, ему, очевидно, было неудобно, что я сразу не даю ответа.

Раздался телефонный звонок. Собственно говоря, звонка не было, зеленый круглый аппарат на столе тихо что-то прожурчал. Кареев снял трубку:

– Вас, Сергей Платонович.

Напрасно многие люди утверждают, что в жизни не бывает счастливых совпадений, что они, эти совпадения, только выдумка романистов. Я убедился в обратном… Вот, кажется, тебя, прораба, совсем прижал начальник. Ты не выполнил распоряжения, и сейчас все громы небесные собрались над твоей головой. Но только-только раздаются первые раскаты, подходит нормировщица Нина (будь она благословенна до конца жизни!), мило раскланивается и говорит, что приехал строительный контролер, просит немедленно быть. И хотя начальника буквально распирает от гнева, он разрешает тебе идти – расправу переносит на вечер, А до вечера знаете сколько случится!..

Вот, кажется, управляющий трестом тебя, начальника стройуправления, сейчас изничтожит. Ты начал новый дом завода «А». Дом у тебя в плане, но управляющий по каким-то соображениям высокой строительной политики хотел, чтобы ты строил объект на заводе «К». Ты уже получил все, что тебе полагается, всякие там: «Самоуправство!», «Мальчишка!», «С треском сниму с работы!» и другое. Едешь на завод «А», чтобы снять рабочих. Входишь в конторку прораба – телефонный звонок (не журчание, а – трезвон, от которого мурашки по спине пробегают), говорит управляющий. Приветливо так, посмеиваясь. Оказывается, звонили из главка, похвалили управляющего за дальновидность: «Ладно тебе, Виктор, оставляй рабочих на «А», в отношении «К» подумаем…» Я мог бы привести еще десятки примеров, но вы, наверное, уже сами вспомнили счастливые совпадения, которые случались и с вами.

Начальник главка положил трубку и развел руками:

– В Совет Министров вызывают. Эх! – Он деланно вздохнул, поднялся. – Оставляю его вам, – показал на меня. – Он сейчас ответит на все вопросы. – И, словно предугадывая вопрос Кареева, добавил: – Как скажет, так и будет.

Померанцев тоже встал, несколько раз поклонился. Свою записку он предусмотрительно забрал у меня и порвал.

– Останешься! – коротко приказал начальник главка. – Вечером доложишь.

– Так мне же… – начал Померанцев. Начальник главка вышел. Померанцев вздохнул, сел и придвинул к себе чашку.

Кареев смотрел на меня. Не знаю почему, но с уходом начальника главка я почувствовал себя свободнее.

– Давай скорее, Виктор Константинович! Тянешь, не знаю почему. Дело ведь ясное. – Померанцев снова под углом отодвинул чашку, толкнул меня.

– Скажите, Владимир Александрович, должен ли я соблюдать дипломатию или могу говорить прямо? – Мне казалось, что начал я весьма тонко.

Кареев усмехнулся:

– Наша дипломатия и состоит в том, чтобы говорить прямо. Я вас слушаю. В чем у вас сложности?

– Их много. Прежде всего – техника безопасности. Если с иностранным рабочим, ну, предположим, с венгром или поляком, несчастный случай произойдет… Ну, порежет на работе себе палец, что это – дипломатический конфликт будет?

Кареев рассмеялся.

– Вообще нужно, чтобы пальцы были целы, но порез пальца не повлечет за собой дипломатического конфликта.

– Второе, – продолжал я. – Как мы будем рассчитываться с фирмами?

– Через секретариат.

– И третье, самое главное: каким образом управлять стройкой, где будут работать десятки иностранных фирм разных стран? Как найти общий язык, общий стиль работы, чтобы дело шло?

– Это действительно трудно, – сказал Кареев. – Это нужно суметь сделать.

Но я уже решил, я готов ответить и был уверен, что даю правильный ответ:

– Наверное, Владимир Александрович, все нужно проверить сначала. Во всяком случае, на этой стройке, в этих условиях иностранных рабочих – минимум, только для шефмонтажа, – вот мой ответ.

Я поднялся, встал и Померанцев.

– Хорошо. – Теперь Кареев говорил сухо. – Мы сделаем так, как просят строители.

Когда мы вышли на улицу, Померанцев сказал:

– Ты прав, Виктор, неприятностей с ними не оберешься. Ну, бывай! – он протянул руку.

С чувством хорошо выполненной задачи, правильно принятого решения я бодро зашагал по улице.

Я был не прав. Это была ошибка в самом начале строительства. Мне о ней никогда не напоминали. Но я не хочу скрывать ее.

Глава вторая
Пять весьма трудных задач

Домой я возвращался уже вечером. Днем меня вызвал секретарь райкома.

– Я понимаю, что вам сейчас не до нашего района, меня информировали о вашей задаче. Но все же хотел просить заехать в СУ нашего районного треста. Плохо там. – Секретарь райкома озабоченно, придвинул к себе листок. Никак дело не идет на реконструкции детской больницы. Начальник все на трудности ссылается… Поедете?

– Конечно.

– Вот и хорошо, – лицо секретаря прояснилось. – А к концу дня расскажете. Хорошо?

– Хорошо.

Начальник стройуправления, еще сравнительно молодой человек, сразу мне понравился. Он не засуетился, когда узнал, что я приехал проверить его работу, а спокойно, с чувством собственного достоинства ответил:

– Детская больница? Трудности у нас там.

– Трудности?

– Да. Не дают металла на балки, двутавр номер двадцать семь.

«Трудности!» Как возникло это слово?! Наверное, когда-то, в годы первых пятилеток, оно имело смысл. Прошло время. Сейчас у нас выпускают все, что нужно для строек. Казалось бы, это слово можно сдать в архив. Им бы сейчас умиляться: вон как оно было. Ан нет!.. Исчезли укосины-консоли, при помощи которых вручную поднимали грузы. Башенные краны сейчас несут на этажи грузы весом в тридцать тонн. Вместо тысяч мелких деталей на стройку привозят панели домов, сними с машины, поставь на перекрытие – и готова стена целой комнаты; исчезли деревянные сараюшки, где на стройках приготовляли раствор и бетон. Вот он пришел, бетоновоз, привез фабричный бетон, успевай только укладывать… А слово «трудности» не исчезло, осталось.

Забыть его пора! Но вот сижу я у молодого инженера, воспитанника вуза, где каждый предмет учит, что трудностей нет, есть только неорганизованность, а он, инженер, спокойно и с достоинством произносит это слово.

– Вы вовремя заявили металл? В Москве все есть, нужно только в срок дать заявку.

– Да, конечно. – Он берет заранее приготовленную папку с закладкой. – Вот смотрите, в июле прошлого года. – И, переходя сам в наступление, вежливо спрашивает: – Кажется, времени было достаточно, чтобы выполнить заявку?

Неужели все же «трудности» остались?

– А приняли заявку?

Начальник удивляется:

– Мое дело дать заявку.

– А все же?

Начальник вызывает Машу, командующую всеми заявками. Маша, полная молодая женщина, весьма агрессивна:

– Я же вам в июле прошлого года докладывала, Олег Иванович, что требовали обоснования.

– Припоминаю. Я, кажется, послал вас к главному инженеру.

– Послали. Главный сидел на Огарева, он сказал, что у него нет времени. Я пришла снова к вам… Можно сказать, что вы мне тогда ответили?

– Перед представителем райкома у нас секретов нет…

– Вы сказали: «Обойдется, Маша, это детская больница. Когда нужно будет, балки дадут»… Вы еще добавили, Сказать?

Начальник кивнул головой.

– Вы еще добавили: «Дадут как миленькие, – мстительно чеканила Маша. – Никуда не денутся!»

– Возможно, так и сказал, – спокойно и равнодушно произнес начальник. – А все-таки с металлом – трудности.

Кажется, по природе я не злой человек, но, докладывая после секретарю райкома, я требовал по меньшей мере четвертования начальника СУ.

Для себя я сделал тогда вывод: на строительстве нового здания главное – подготовка. Конечно, можно иронизировать над начальством, вроде: водитель его не так себя ведет, а секретарша излишне строга, да и сам начальник резковат, но то, что меня освободили от текущей работы и дали возможность просто подумать, говорило о дальновидности руководителей главка.

Из окна своей квартиры я видел сад. Свет фонарей падал на голые яблони со странно изогнутыми черными ветвями. На земле – лужи воды, а вдоль дорожек – черные холмики, которые никак нельзя было принять за снег. Но утром, выйдя во двор, я изумился: все чисто, бело, деревья стояли праздничные, на каждой ветке, веточке аккуратно лежал искрящийся пушистый снег, как ни в чем не бывало падали снежинки.

Зима, словно дотошный заказчик, снова и снова возвращалась… Кажется, все оговорено, корпус сдается через две недели, подписали протокол. Заказчик ушел радостный, пожимая руки, извиняясь за дотошность («служба у него такая!»), клялся, что больше не будет надоедать. А через день он тут как тут.

«Ну чего вам, Петр Петрович? – досадливо спрашивает прораб. – Только от работы отрываете».

А заказчик воркует, ему бы еще сделать…

«Так в смете уже ничего нет, Петр Петрович».

Что-то еще говорит заказчик – зима, сыплет белый снежок обещаний. Что? Может быть, снова лыжные прогулки в молчаливо спрашивающем лесу? Но смета зимы действительно исчерпана, и когда я выхожу из метро – на мостовых, тротуаре по-весеннему течет талая вода, снега нет… А был ли он вообще?!

Первый визит в проектную мастерскую напоминает начало спортивной встречи незнакомых команд, когда противники уходят в оборону, изучая друг друга, хотя знают, что рано или поздно развернется открытая, бескомпромиссная борьба.

Чтобы в этом не было сомнений, в проектной мастерской висел многозначительный плакат:

ПРОЕКТИРОВАТЬ НЕ ТАК,

КАК ХОТЯТ ЗАКАЗЧИКИ И СТРОИТЕЛИ,

А ТАК, КАК НУЖНО!

Только что архитектор Лазарев (имени-отчества я пока не знаю), доброжелательный и, кажется, молодой, рассказал об архитектурном решении здания. Честно говоря, я слушал не очень внимательно, обычно строителя интересуют конструкции. Мне запомнилось только, что здание стоит вдоль проспекта, что складывается оно из нескольких зон – по буквам алфавита: А, Б, В, Г, Д и Е… Нет, кажется, «Е» не было. И что высотная часть «В» имеет тридцать этажей.

Слушал я еще потому невнимательно, что знал – с первого раза все равно мало что запомнишь, главное – познакомиться с проектировщиками. Лазарев ясен. Конечно, с ним будет легко. Интересно, сколько ему лет? По-спортивному подтянут, одет несколько небрежно, как обычно одеваются до тридцати. Но почему на его лице так много мелких морщинок? «Сорок», – решил я… Он мягко улыбнулся мне, заметив, что я его рассматриваю.

Напротив меня сидел второй архитектор – Кузяев. Когда Лазарев говорил о зоне «Д», он все время с опаской посматривал на Кузяева. Но тот холодно молчал.

Один раз Лазарев спросил его:

– Так, Николай Александрович?

Последовал быстрый и резкий ответ:

– Ты ведь знаешь, зачем спрашиваешь?

– Все же эта зона твоя, – заметил, улыбаясь, Лазарев.

– Ну и что?.. Все равно, кто бы ни рассказывал, строители будут против… Очень сложно, правда? – вдруг спросил он.

Вопрос застал меня врасплох, в это время я следил за конструктором Раковым. На листке бумаги он ручкой рисовал какую-то деталь. Линии, цифры ложились на бумагу неровно, но как-то очень аппетитно. Подумалось, что по таким эскизам его помощникам приятно работать.

– Так как? – повторил свой вопрос Кузяев.

Я собрался с мыслями:

– Да, штука сложная.

– «Штука»? – ядовито переспросил Кузяев.

– Подвесной потолок сложный, – поправился я.

– Вы, значит, против?

Кузяев был тоже ясен. С ним будет нелегко, но потолок дело дальнее.

– А несущие конструкции? – спросил я, уклоняясь от ответа.

Конструктор не спеша дорисовал эскиз, отложил его в сторону, через очки посмотрел на меня. Несмотря на то что он был довольно полным, он почему-то показался мне бестелесным. Он смотрел на меня очень внимательно. Во взгляде было уважение, с каким, обычно проектировщики относятся к строителям, тоже инженерам, но выбравшим себе почему-то тяжелую, полную тревог работу на стройке.

«Трудновато, да? – спрашивал его взгляд. – Как ты выдерживаешь крики водителей грузовых машин, вечную пыль и шум на стройке, нехватку всего? Наверное, и пресмыкаешься перед девчушкой в банке, когда перерасход зарплаты. А техника безопасности? Как ты можешь заснуть спокойно, ведь на монтаже работает ночная смена и, может быть, именно когда ты потушишь свет и закроешь глаза, произойдет несчастный случай? Скажи – как и, главное, для чего ты выдерживаешь все это?»

Но в глубине его глаз за уважительностью и доброжелательностью я улавливаю оттенок пренебрежения: «Послушай, друг, ты же, наверное, все уже забыл, чему тебя учили. Сейчас ты будешь спорить. Мне придется внимательно выслушивать, хотя ты уже как инженер человек конченый. Ты ведь самую простенькую раму не рассчитаешь… А может быть, именно потому ты и работаешь на стройке?»

– Вас, наверное, интересует высотная часть? – вежливо спросил конструктор.

– Да, в основном.

– Колонны нижних пятнадцати этажей из металла, верхние из сборного железобетона. Перекрытия из сборных железобетонных плит.

– А как создается жесткость всего здания?

В глазах конструктора появились насмешливые искорки. «Так ты, оказывается, еще что-то помнишь?» – читалось в его глазах. Он придвинул к себе листок бумаги и не спеша нарисовал план здания, в середине – лифтовые шахты. Стены шахт он жирно обвел.

– Это монолитное ядро здания. Оно работает, как консоль высотой в тридцать этажей… По сборным перекрытиям укладывается монолит, получаются жесткие пластинки… Это понятно?

– Да… Но сколько тут монолитного бетона?

– Тысяч двадцать кубов, – спокойно ответил Раков.

– Двадцать тысяч?! – ужаснулся я.

– Может быть, и больше. Тут еще монолитная винтовая лестница. – Раков показал на план.

– Винтовая?! Это ее выполнять на стройке?! А для чего? Почему не как обычно – прямой лестничный марш?

Раков пожал плечами.

– Это спрашивайте у архитекторов. – Он посчитал свою миссию законченной, взял чистый листок бумаги, провел линию, очевидно для очередного эскиза.

– Винтовая лестница создает красивый интерьер, – мрачно ответил Кузяев. – Сто лет тому назад такие лестницы делали. Непонятно, почему вы сейчас их боитесь?

В комнату быстро вошел невысокий человек средних лет. На лице его застыло выражение любезности и вместе с тем настороженной боевитой готовности.

– Корень, – сказал он, протягивая руку.

Я недоуменно поздоровался.

– Ну что у вас тут?

И так как я продолжал вопросительно на него смотреть, он добавил:

– Главный инженер мастерской.

– Много монолита, потом сложные конструкции… вот, винтовая лестница, – я показал на план.

– Учтем ваши замечания, дорогой Виктор Константинович, учтем… Мы ведь существуем для того, чтобы удовлетворять строителей…

– А я до сих пор считал, что мы существуем, чтобы выпускать хорошие проекты, – перебил его Кузяев. – Даже если строители захотят, чтобы они были плохими.

– Эх, Николай Александрович, Николай Александрович! Всегда вы в бой!.. Выполнять-то им, строителям. – Корень укоризненно посмотрел на архитектора. – Снимем винтовую лестницу, – решительно сказал Корень. – Не волнуйтесь.

– Спасибо! – Я искренне был ему благодарен.

– И о монолите подумаем, действительно, в наш век сборных конструкций… – продолжал Корень, совсем умилив меня.

– Уберете лестницу?! – мрачно усмехнулся Кузяев. – Ее предложил Василий Васильевич.

Лицо Кореня, до сих пор излучавшее любезность и доброжелательность, изменилось, стало строгим.

– Это где? – спросил он Кузяева.

– Какая разница?.. Вот тут.

Корень взял план:

– Да, придется лестницу делать. Мне Василий Васильевич тоже говорил. И вообще, – он холодно посмотрел на меня, – вам, строителям, придется думать, прежде чем приступать к этому зданию. Это ведь не просто кирпичи класть… А монолит тут тоже, наверное, нужен? – спросил он Ракова.

Раков нехотя оторвался от эскиза.

– Что? – не очень почтительно переспросил он.

– Ну да. – Корень не стал повторять своего вопроса. – Вот и тут вам, строителям, придется думать… Так что очень приятно было познакомиться. – Его лицо снова стало любезным. – Очень приятно.

Я поднялся. Первый раунд я, кажется, проиграл по всем статьям.

– Вы куда сейчас? – Раков тоже встал. – Я вас подвезу.

Ехал Раков быстро. В машине впечатление о его бестелесности прошло. Мы молчали. Когда я прощался, он мягко задержал мою руку и дружелюбно сказал:

– Вы не очень огорчайтесь. Тут уж ничего не поделаешь: здание должно быть удобным и красивым. Кроме того, – он усмехнулся, – оно еще должно стоять. Правда? Наверное, Корень дал вам правильный совет, тут нужно думать. А точнее, производство работ проектировать так же, как мы проектируем конструкции… Всего вам хорошего.

Прежняя работа цеплялась за меня. Когда я приходил домой, телефон не умолкал. Звонил Владик, он временно замещал главного инженера треста, вернее, сидел за его столом. Владика в основном заботило, как ответить на многочисленные бумажки, и я зачастую, чтобы поскорее отделаться от него, диктовал текст ответов по телефону.

Звонил Беленький, оказывается, этот «подонок-заказчик» всунул-таки ему строительство еще одной гостиницы. Беленький был возмущен, очень шумел. Но за всеми этими разговорами проглядывало любопытство: как у меня на новом месте? Кроме того, Беленький, как всегда, напоминал, что он существует и его не следует забывать.

Звонила Нина – Неонелина, она поступила в строительный институт, но продолжала работать секретарем треста. Обычно она что-нибудь спрашивала, изредка соединяла с управляющим.

Звонил Гнат, он закончил техникум, устраивал по этому поводу пиршество. Каждый вечер напоминал, что я должен у него быть двенадцатого.

– Гнат, миленький, – как-то взмолился я. – Я хорошо помню эту дату, у меня всюду записано. Честное слово, даже листок приколот на дверях. Милый, не напоминайте мне больше.