Текст книги "Строители"
Автор книги: Лев Лондон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 54 страниц)
Лидия Владимировна утвердительно кивнула.
– Нет, вы этого не знаете. За ним пятьсот человек. И каждый день, каждый час от его деловитости, энергии зависит благополучие этих людей. Он освоил дело, ему будет приятно и легко работать, если вообще у строителя может быть лёгкая работа… Второй путь – в трест. – Николай Николаевич остановился, ему, очевидно, было трудно говорить.
– Николай Николаевич! – строго сказала врач.
– Ладно уж, – усмехнулся больной. – Второй путь трудный, очень! Меня считали хорошим управляющим, даже сейчас из горкома приезжают советоваться, но скажу вам по правде – я никогда не был инженером. Я приказывал, выжимал план, но быть инженером – это другое.
Николай Николаевич тяжело приподнялся.
– Если он захочет в тресте быть инженером, против него ополчатся многие. Он может сорваться, над ним станут смеяться, а коллектив, из которого он уйдет, будет смеяться первым. Ну, так что, Лидия Владимировна, какой путь мы ему выберем?
– Второй, – серьезно ответила она.
– Второй! – шутливо повторил Николай Николаевич. – А если он сорвется, кто будет отвечать?
– Мы ему поможем, – все так же серьезно ответила она.
Николай Николаевич прошелся по комнате.
– Смотрите, товарищ доктор, хожу! – воскликнул он.
Она осуждающе покачала головой. Николай Николаевич вернулся к окну.
– Анатолий прав, – серьезно сказал он. – Это не просто очередное выдвижение. Главк надеется, что ты решишь важную и трудную задачу… Как вы думаете, Лидия Владимировна?
Она промолчала.
– Не знаете! А я знаю… Трудно тебе, Виктор, будет, – вздохнул мой управляющий.
– Пора, – Лидия Владимировна встала. – Мы утомили Николая Николаевича.
Я тоже поднялся, прощаясь.
– До свидания, Виктор! – Мой управляющий нагнулся ко мне и прошептал на ухо: – А как там, на воле, на стройке, – хорошо?..
…Мы молча прошли к гардеробу. Лидия Владимировна протянула мне бутылочки с коньяком:
– Спрячьте. Может быть, свершится чудо и он поправится. Тогда разопьем их.
Она подождала, пока я сдал халат, протянула руку:
– Желаю вам удачи! – И, задумчиво глядя на меня, добавила: – Не забывайте нас.
Я сидел в своей комнате, обдумывая, как сказать о своем решении Моргунову. Нужно еще попрощаться с коллективом.
Мои мысли прервал телефонный звонок (как я потом установил, вершитель всех действий руководителей треста). Я снял трубку.
– Это вы, Виктор Константинович? – послышался девичий голос. – Что это вы сняли трубку и молчите?
– Я думаю.
– Ха-ха… Разве у начальства есть время думать?
– Я слушаю вас.
– С вами хочет поговорить Леонид Леонидович, – она произнесла эту фразу так же приветливо, но с тем едва уловимым оттенком превосходства, с каким обыкновенно говорят секретари большого начальства.
Я подождал несколько секунд, и в трубке раздался голос нашего нового управляющего трестом.
– Да… Я слушаю.
– Это Виктор Константинович, секретарь передала, что вы хотели со мной поговорить.
– А-а… Да, конечно, хотел. Где вы сейчас?
– Я в строительном управлении.
– Пришел приказ о вашем назначении, прошу вас немедленно приехать в трест.
– Я хотел, Леонид Леонидович, поехать на стройки… попрощаться.
Он рассмеялся и приветливо сказал:
– Как-нибудь в другой раз… Хорошо? Приезжайте, пожалуйста.
Мне не хочется подробно описывать свою встречу с Моргуновым. Скажу только, что во время моего объяснения он не проронил ни слова (это Моргунов-то!). Только когда я закончил, он коротко спросил:
– Может быть, на тебя в главке нажали?
– Н… нет, я сам решил.
– Понятно.
– До свидания, Иван Митрофанович.
Он не ответил.
Я постоял немного и вышел.
Было около двенадцати часов дня. Я спустился в метро. Поезд гостеприимно открыл двери. Нехотя я ступил в вагон.
Начальник поезда громко сказал стандартную фразу: «Осторожно, двери закрываются». Двери, закрылись, и поезд тронулся.
«Осторожно, двери закрываются», – с этой мыслью я ехал в трест.
Глава вторая
Три дня
Я шел опасной тропой – коридором треста. Из отдела труда выскочил Ротонов, человек неуемной энергии, всегда рассказывающий залежалые новости. Он огляделся и, увидев меня очень обрадовался.
– Ты… ты… – запинаясь от избытка новостей, заговорил он. – Ты, Виктор, знаешь?.. слышал?
– Все знаю, – ответил я, стараясь протиснуться в узкую щель между стеной и Ротоновым, но он схватил меня за руку. – Я спешу, – умоляюще сказал я. – Честное слово, позже зайду к вам… Честное слово! – уже безнадежно повторял я, понимая, что уйти мне не удастся.
В глазах Ротонова появился голодный блеск, он любовно погладил меня по плечу.
– Успеешь, Виктор, успеешь! – И потащил меня к окну – своему обычному месту встреч. – Понимаешь, Виктор… Да ты садись на подоконник, садись, – заботливо подсаживал он меня, – так будет тебе удобнее.
– Я спешу… – Я еще сопротивлялся.
Ротонов только улыбнулся. Он пригладил серые волосы, но они снова поднялись двумя большими кустами; придержал меня за плечо.
– Ничего ты не знаешь. Слушай, главный инженер Костромин уходит на пенсию. Ну? – торжествующе оглядел он меня.
– Я уже…
Но он перебил меня:
– А кто будет вместо него? Ага, то-то же!
Минут десять, вдаваясь во все подробности, он характеризовал возможных кандидатов.
– Не перебивай меня, Виктор. Давай спокойно разберем это дело и ты сам поймешь, кто будет главным инженером… Твой; Моргунов? Не тряси, головой, Виктор! Что это у тебя, нервы? Мы ведь только начали говорить… Моргунов не водится. Ты, наверное, думаешь, что главным будет этот хитрец Визер? Ты знаешь, он каждый день ходит в парикмахерскую, чтобы подправить усы… Но что это я, – спохватился Ротонов, – ведь ты спешишь! Так вот, Визер главным не будет. Это точно. Ты не спорь! Главным будет Беленький, вот увидишь. Ужас! По всему тресту будет слышен стук его металлических дубов!
Ангел-избавитель явился ко мне в облике секретаря. Она выскочила из приемной.
– Ха-ха, что это вы, Виктор Константинович? – Она округлила глаза. – Леонид Леонидович… третий раз про вас спрашивает. Отпустите его, Ротонов, сколько раз вам говорил Леонид Леонидович, чтобы вы не вели беседу в коридоре.
Я соскочил с окна:
– Вы все же ошиблись, Ротонов, главным инженером назначили меня.
Ротонов застыл:
– Тебя? Ты шутишь, Виктор… Какой же из тебя главный инженер треста?!
…В кабинете управляющего шло оперативное совещание. Я пробрался на свое постоянное место в конце стола, у стенки, и тихонько сел, ожидая очередного выговора за опоздание. Но я ошибся. Управляющий прервал свою речь.
– Проходите сюда, Виктор Константинович, – сказал он, показывая на кресло у своего стола.
Все с удивлением уставились на меня.
Я привстал и снова сел.
– Я тут посижу, Леонид Леонидович.
– Э, нет, – усмехнулся он, – ваше место сейчас по праву тут, займите его… Я еще не уведомил вас, товарищи, Виктора Константиновича назначили главным инженером треста… Проходите, проходите, Виктор Константинович.
Я начал пробираться по узкому проходу. В большом кабинете стало очень тихо. Шел по проходу все еще под впечатлением возгласа Ротонова. Мне казалось, что вот сейчас за моей спиной хором повторят его слова: «Ты шутишь, Виктор!.. Какой же из тебя главный инженер треста?»
Высокий, представительный Костромин широким жестом указал мне на свое кресло, как бы передавая эстафету:
– Пожалуйста, Виктор Константинович!
Я не могу сейчас припомнить, как это получилось: нашелся ли я или выручил управляющий, но когда я немного пришел в себя, то увидел, что Костромин, улыбаясь, сидит в своем кресле, а я устроился напротив на стуле.
– Причитается, – вдруг громко сказал начальник СУ Беленький, прерывая неловкое молчание. Он улыбнулся, обнажив ряд длинных стальных зубов. – Правда, товарищи? – Беленький многозначительно оглядел всех. – С Виктора причитается.
Со своего места я видел всех присутствующих.
Тут были руководители всех управлений. Начальник СУ-12 Визер, еще сравнительно молодой человек, неизвестно почему располневший на трудной работе строителя, с любопытством смотрел на меня, насмешливая улыбочка чуть ломала тонкую линию черных усиков. Моргунов, мой бывший начальник, отвернувшись, смотрел в окно.
Были главные инженеры строительных управлений, начальники отделов треста: Топорков, Мякишев, Обедина, Васильев, начальник конторы снабжения Зюзин.
С каким-то обостренным чувством я замечал, как каждый воспринимает мое назначение. К концу оперативки они овладеют собой, но сейчас я видел все: удивление и обиду, злорадство, доброжелательность. Почему-то меня не оставляло тягостное чувство беды.
Управляющий закончил разговор, быстро положил трубку.
– Мы тут без вас, Виктор Константинович, – так же приветливо продолжил он, – начали обсуждать вопрос о «нулевых» циклах. Ну-ка, Беленький, повторите.
– А что повторять, Леонид Леонидович, – обиженным тоном начал Беленький. – У меня на двух кораблях…
Все рассмеялись. Беленький продолжал тем же наигранно-обиженным тоном:
– Ну, эти длинные панельные дома. У нас их, Леонид Леонидович, рабочие называют кораблями.
– Ближе к делу, Беленький, ближе к делу, – быстро проговорил управляющий.
– Я могу помолчать, Леонид Леонидович. – Беленький сел, но сразу вскочил. – Фундаментщики, наши субчики, субподрядчики, черт бы их побрал, подвал сделали, а коммуникации – водосток, водопровод, канализацию – начали и бросили, а мне монтажные бригады некуда ставить. – Беленький возмущался, немного красуясь, как бы призывая присутствующих посочувствовать и вместе с тем оценить его смелость. – Вот я и прошу главного инженера, уж не знаю какого, Владислава Ипполитовича или Виктора Константиновича, подписать справку, что коммуникации готовы. Иначе краны для монтажа не дают. – Беленький клацнул стальными зубами, улыбнулся одновременно мне и Костромину (черт его знает, кто будет справку подписывать).
Управляющий что-то быстро чиркнул в блокноте.
– Ну? – Он посмотрел на Костромина.
Костромин готовно привстал:
– Вы же знаете, Леонид Леонидович, я никогда не отказывал, но ведь… – Он развел руками и сел.
– Ах, да! Виктор Константинович, ваше мнение? – быстро спросил управляющий.
Я молчал. В голове мелькало: «Бригады не должны простаивать, ни в коем случае, я не могу с этого начинать. Но дать справку – начать монтаж, а потом разрыть всю площадку для прокладки коммуникаций… Я видел разбитые дороги, застрявшие машины с деталями… Но я не имею права отказать Беленькому… Я должен отказать, сразу отказать, инженер не может согласиться на это…»
Я молчал.
– Понятно, – приветливо глядя на меня, сказал управляющий. – Вы не в курсе дела – наверное, хотите разобраться. Ну что ж…
– У меня то же самое, – вдруг резко сказал Моргунов. – Мне тоже нужна эта липовая справка для корпусов в лесопарковой зоне.
– Ну, а как быть с вашим бывшим управлением? – спросил меня управляющий. – Тут разбираться не нужно.
«Как быть с Моргуновым? Ведь никто в моем бывшем управлении меня не поймет. Ну? Ты должен сейчас заявить, что разрешаешь Моргунову и, конечно, Беленькому. Ты только один раз разрешишь, а потом зажмешь. Ну? Ведь надо быть гибким. Ну?» И вдруг я представил себе Анатолия. Он усмехался: конечно, разреши, тебе ведь это выгодно.
Все ждали моего ответа.
Я молчал.
– Понятно, хватит нам тут безобразничать, – управляющий строго оглядел присутствующих. – Главный инженер не соглашается давать справки. Я сказал все, Беленький.
Но поднялся Моргунов:
– Нет, Леонид Леонидович, не все. Должен заявить от своего управления… – Он помолчал, подбирая слова, потом, сдерживая себя, тяжело и веско заявил: – Раз главному инженеру нет дела до стройуправления, из которого, кстати, он только что ушел, то стройуправлению нет дела до главного инженера. – Он опустился на стул. – Я думаю, это будет справедливо.
Управляющий посмотрел на меня. Я должен был что-то сказать, что-то очень убедительное… Управляющий помедлил и произнес:
– Все. Переходим к следующему вопросу.
…После оперативки я еще долго бродил по улицам, разговаривал с собой и с Анатолием:
«Черт тебя побери! – ругался его. – Вот из-за тебя влип в историю – пошел работать в трест. Но этого мало, пришлось сразу ринуться в бой… Дай я справку, ты бы, конечно, усмехнулся, – испугался, мол!»
Конечно, на оперативке я потерпел поражение. Сразу, с места в карьер, восстановил против себя всех начальников стройуправлений, остался недоволен управляющий… Это в первый-то день!
А ведь можно было поступить иначе.
– Иван Митрофанович, – сказал бы я проникновенно Моргунову, – справку такую нельзя дать, но для вас, для своего бывшего управления, отказать не могу. – Улыбнуться. – Так уж и быть – пойду один разочек на преступление… Ну, а чтобы Беленький не шумел – дам и ему справку. – Серьезно: – Но учтите, товарищи, это в последний раз… – Может быть, тогда помирился бы с Моргуновым…
Это все из-за тебя, Анатолий!.. Глупости это все Анатолий да Анатолий, а ты сам… разве тебе безразлично, Как будет работать трест?
…Где это я сейчас нахожусь? Ого, на площади за полгода уже и кинотеатр построили!
…Нет, не безразлично. Ведь чем выше, поднимается Инженер по служебной лестнице, тем чаще ему следует задумываться над вопросом о своей полезности. Когда ты работаешь прорабом – тут ясно: от тебя все зависит, заболеешь – уже бегают, суетятся – где прораб?
Когда ты главный инженер СУ, ты тоже работаешь на сегодняшний день, но одновременно – на месяц-два вперед. Тебя нет несколько дней, не беда – механизм закручен. Но у тебя в руках все рычаги. Ежедневно тебе приходится решать тысячи самых различных вопросов, ежедневно твою полезность проверяет сама жизнь…
…А вот главный инженер треста?.. Главный инженер треста должен часто проверять свою полезность! Ему не подчинены рабочие, прорабы… Жизнь строительного управления течет мимо него, он должен «направлять» стройки только через руководителей СУ. А если он не направляет, что тогда?.. Если он только со всем соглашается, полезен ли он?
Ведь, монтаж дома без устройства подземных коммуникаций – это грубейшее нарушение технологии… При чем тут Анатолий? Ты просто был обязан не давать справки.
…Недовольны Моргунов, Беленький? Ничего не поделаешь. Сладенького панибратства (Виктор? О, это парень свой! Что хочешь сделает!), не будет… Не будет!
Но не выдать справки – это полдела, ведь бригады действительно простаивают… Нужно добиться, чтобы за несколько дней были готовы эти проклятые коммуникации. Завтра, поехать на площадки, потом к Левшину, настоять.
Так, побитый, усталый, но весьма решительно настроенный, я пришел домой.
На другой день я приехал, на площадку очень рано, к семи. Мой совет: если вы начальство, если вы виноваты, перед прорабом и все же хотите от него чего-то добиться, приезжайте на, стройку раньше его.
Старший прораб Шуров появился только в восемь. Он притворился, что не заметил меня, и быстро пошел вдоль забора в контору. Но мне был знаком этот финт, и я спокойно, стоял у корпуса, зная, что рано или поздно Шурову придется подойти ко мне.
Минут через десять он выглянул из окна.
– Лосев! – заорал он во всю глотку. – Черт побери, никогда его нет на месте!
Кто такой Лосев, я не знал, но был уверен, что «черт побери» имеет прямое отношение ко мне.
Прошло еще несколько минут, и наконец Шуров вышел из прорабской. Двигался он как-то боком, стараясь показать, что он меня не видит.
В нескольких шагах от меня он остановился, пнул ногой какой-то бетонный блок, потом поднял голову.
– Ах, это вы? – спросил он насмешливо.
– Я.
– Что-то уж очень рано приехали. Или совесть спать не дает?
– Да, не дает, – сказал я серьезно. – Кстати, у вас, наверное, совесть совершенно чиста.
Он пропустил замечание мимо ушей.
– Ну, так зачем пожаловали? Или еще чего-нибудь запретить хотите? – Ош посмотрел направо, потом налево. – Так вроде все законсервировано.
Шуров был убежден, что обществу приносят пользу только прорабы и все, кто работает под их началом. Остальная часть человечества, особенно начальство, неизвестно для чего существует. Прораб обязан на каждом шагу это всем разъяснять.
– Рекомендую вам прежде всего, – сказал я медленно, – впредь на работу приезжать пораньше, а не к самому началу.
– Слушаюсь. – Шуров озабоченно поправил черную выцветшую спецовку, вытянулся.
– Я приехал посмотреть, в каком состоянии коммуникации, можно ли их быстро закончить. Я вчера не подписал разрешение на установку крана…
Шуров снова принял вольную позу, ковырнул ногой бетонный камень.
– Так сказать, несмотря на занятость, лично проверить… Ну, вы, конечно, уже оценили, что «нулевщики» закончили подвал и все бросили.
У бытовок появилась маленькая фигурка.
– Лосев! – грозно закричал Шуров. – Лосев! – Фигурка исчезла. – Вот черт!.. Так вы дадите указание, чтобы в два-три дня проложили трубы?
Мы оба хорошо знали, что «нулевщики» мне не подчинены.
– Через два часа сюда придет моя монтажная бригада, – вдруг озлился Шуров. – Что она будет делать?
Он повернулся и быстро пошел, ловко прыгая через траншеи.
Когда я проходил мимо прорабской, Шуров высунул голову из окна и вежливо сказал:
– До свидания… А ее я пришлю к вам.
– Кого? – Я остановился.
– Бригаду монтажников. В тресте ей сидеть все же будет удобнее. – Его лицо, гладкое, без единой морщинки, было спокойно, но в глазах светилась торжествующая усмешка. (О, он хорошо выполнил свою миссию – разделал-таки под орех инженера, который, как всякое начальство, хочет произвести революцию, а совершает пока только ошибки.)
После беседы с Шуровым я побывал на других стройках и приехал в трест расстроенный и усталый. От меня требовали деталей, материалов, снова – липовых справок для установки кранов. Наиболее выразительно высказался Беленький, которого я встретил на одном из объектов:
– Знаешь, Виктор, сейчас дома собираются сами. Завези на площадку детали, поставь кран и уходи. Через три дня будет стоять этаж, а через два месяца – дом… А разные инженерные вопросы выдумали в институтах, надо же оправдать зарплату. – Он положил мне руку на плечо и доброжелательно добавил: – Слушай, Виктор, брось это дело, подписывай справочку. Не ты первый, не ты последний… Так не начинают! Уж поверь мне. Я на таких делах зубы съел… Ну, по рукам?
Я молча прошел в кабинет. Устало уселся в кресло. Кабинет был мне знаком, но только сейчас я заметил, что обстановка лишь казалась солидной: черный стол с такими массивными ножками, что они могли нести по крайней мере этаж дома, был покрыт старым зеленовато-серым сукном; высокий книжный шкаф напоминал готический собор после артиллерийского обстрела – половина его вышечек сбита; несколько глубоких кожаных кресел подозрительно клонились в разные стороны. Костромин всегда просил не садиться в них «во избежание, – как он говорил, мило и покровительственно улыбаясь нам, – несчастного случая». Толстые книги, блестевшие золочеными корешками, такие внушительные издали, оказались справочниками весьма почтенного возраста, имевшими только антикварную ценность.
«Ну, с чего начнем? – спросил я себя. – Кабинет, хоть и старенький, музейный, – есть. Есть права и обязанности главного инженера треста. В моем подчинении, как я вчера узнал, находится около двух с половиной тысяч человек…»
Дверь приоткрылась, показалась секретарша:
– Виктор Константинович! Вас просят в приемную.
Я вышел. В приемной чинно в ряд сидели молодые люди. Я понял, что Шуров выполнил свое обещание, прислал бригаду.
– Заходите, пожалуйста. А кто бригадир?
– Я, Косов. – Со стула поднялся небольшой худенький паренек.
– Заходите. – Я пропустил их вперед. – Садитесь, пожалуйста. Я слушаю вас, Косов.
– Говорить буду я, – спокойно заявил коренастый парень с открытым широким лицом, – моя фамилия Девятаев. – Он придвинул свой стул ближе к столу.
– Почему не бригадир? – поинтересовался я. – Обыкновенно бригадир лучше всех отстаивает интересы бригады.
– Бригадиров мы выбираем по другим качествам, – так же неторопливо и солидно ответил Девятаев.
Монтажники, их было десять, сели посвободнее, очевидно, первый раунд встречи с главным инженером, – на их взгляд, прошел с преимуществом, представителя бригады.
– Пожалуйста, – я улыбнулся. – Можете говорить вы, Девятаев. Но потом все-таки расскажите мне, по каким качествам у вас выбирается бригадир.
– Мы хотели бы знать, почему вы не даете справку на установку крана. Кстати, меня зовут Виктор, так же как и вас. Вы можете называть меня по имени. – Он поставил чемоданчик на пол. – Не беспокойтесь, я буду вас звать по имени и отчеству.
Я рассмеялся. Мне все больше нравился этот полномочный посол.
Позвонив по внутреннему телефону в производственный отдел, я попросил принести план коммуникаций корпуса.
Закурили. Только Косов все так же пристально смотрел в окно, его совсем мальчишеское, худое лицо было, печально.
Вошел начальник производственного отдела Мякишев, худой, со страшными рачьими глазами и беззубым ртом.
– Вот, Виктор Константинович, чертеж. – В зависимости от отношения к собеседнику Мякишев держал карандаш у рта по-разному: горизонтально (начальство, заслуживающее глубокого уважения), наклонно (начальство, заслуживающее уважения) и вертикально. В последнем случае собеседник мог наблюдать изъяны его рта (ну и пусть наблюдает – Мякишеву все равно).
Раньше при разговоре со мной Мякишев держал карандаш наклонно, теперь карандаш стоял вертикально.
– Опять косовская бригада фокусничает. Это же не СУ, Виктор Константинович, а трест, знаете, сколько в приемной собралось народа?
Я развернул чертежи:
– Посмотрите, товарищи. Вот эта красная линия – канализация, синяя – водопровод, это теплотрасса и водосток. Все под будущим краном. Если поставить кран, мы надолго задержим выполнение коммуникаций. Но даже не это главное, без выполнения всех коммуникаций мы не можем проложить хороших дорог. Снова на площадке не будет порядка… Смотрите.
Я взял у Мякишева карандаш, показал, где должны быть дороги. Монтажники внимательно следили за движением карандаша.
– Когда же будут готовы коммуникации? – спросил Девятаев. Он сидел у стола, как главный, чертеж лежал перед ним.
– Срока не могу назвать. Буду добиваться…
Присутствующие помрачнели.
– У меня семья, резко сказал монтажник, сидевший рядом с Косовым. – Вы понимаете, семья! Это все правильно, что вы тут говорили. Но мы на сдельщине. Вы же из своей зарплаты мне не добавите… Или добавите? – Он насмешливо посмотрел на меня.
– У нас нет фронта работы, Виктор Константинович, – солидно заметил Девятаев.
Меня по долгу службы поддержал Мякишев, он нехотя доказывал, что с краном нужно подождать. Но когда его прервали, вдруг обозлился:
– Черт с ними, Виктор Константинович, подпишите им справку. Разве с ними договоришься?
В комнату вошел Беленький.
Он с наигранным негодованием обвел глазами присутствующих, для начала грозно клацнул зубами и громко спросил:
– А вы что тут делаете? Кто вас сюда послал?
Конечно, Беленький знал о поездке бригады в трест. Мне было неловко за него, и я сказал, что пригласил бригаду, чтобы посоветоваться.
– А, ну это другое дело, – важно сказал Беленький и сел на стул.
Но долго сидеть он не мог, тут же вскочил и сообщил, что кран для площадки заказан, он уверен, что Виктор Константинович найдет в себе мужество и выдаст справку.
Я больше не мог сопротивляться: бригада, Беленький, Мякишев, Шуров – все требовали от меня справку, но, уже внутренне сдавшись, я призвал на помощь психологию.
– Сядьте, Дмитрий Федорович, ваше красноречие всем известно. – Я положил руку на плечо Беленького и слегка нажал. Он нехотя сел. – И помолчите пять минут, хорошо? Очень прошу… Я обращаюсь к бригаде. Мне говорили, что бригада Косова – передовая, что она за порядок. Я разъяснил все, пусть решает сама бригада. Как решит, так и будет. Справку так справку. Это твердо, решайте, Девятаев.
Впервые на лице Девятаева я заметил тень неуверенности, но спросил он спокойно:
– Как будем решать, товарищи?
– Справку, – коротко и резко сказал монтажник, сидевший рядом с Косовым.
– Ясно! Один за справку, я тоже, – заявил Девятаев. – Остальные?
– Справку… – негромко повторили еще несколько человек.
Девятаев повернулся ко мне и развел руками.
Дверь открылась, в комнату вошел управляющий, он остановился посередине комнаты.
– Что тут у вас за совещание?.. А вы, Беленький, что тут делаете? Я ведь вам сказал, где нужно быть.
За ним в кабинет прошел Костромин. Сел за письменный стол и с покровительственной улыбкой оглядел присутствующих.
Беленький вскочил:
– Я тут ненадолго, Леонид Леонидович!.. Тут все разговоры о справке. Виктор Константинович понадеялся на свою силу убеждения, передал все на решение бригады… – Беленький усмехнулся. – Ну и получился пшик.
Костромин, поигрывая ручкой, засмеялся.
– Это верно? – спросил меня управляющий.
Я молчал.
Управляющий усмехнулся:
– Наверное, голос бригады есть голос народа.
В этот момент я понял, что надо мной откровенно посмеялись…
Я медленно взял лист бумаги.
– А я считаю, что мы можем подождать неделю, дней десять, – вдруг произнес все время молчавший Косов. – Дело даже не в том, что без коммуникаций нельзя как следует работать. – Он посмотрел на меня, и мне показалось, что в его глазах мелькнула жалость. – Нужно же поддержать нового главного инженера, помочь ему… А иначе кто ему поможет?.. Он для нас старается…
Косов нагнулся через стол, взял листок бумаги, на котором я хотел написать справку, аккуратно сложил, спрятал в карман и тихо, как окончательно решенное, добавил:
– Неделю продержимся, Виктор Константинович. Работа найдется. Через неделю отдадим вам этот листок, тогда напишете.
…Я молча пожимал руку каждому монтажнику. Последним подошел Девятаев. Все так же спокойно спросил:
– Вы просили объяснить, за какие качества выбирается у нас бригадир. Сказать?
– Теперь не нужно.
В восемь тридцать утра на следующий день, пользуясь отсутствием секретаря, я вошел в кабинет Левшина.
– Мне срочно нужна ваша помощь, – я заговорил с непривычной для себя настойчивостью, – на двух площадках за неделю закончить все коммуникации.
– А может быть, вы отпустите на это месяц, как полагается по нормам? – мрачно усмехнулся Левшин.
– Нет… именно за неделю.
– Это что, ваша программа действий?
– Нет, программы еще нет. – Я рассказал ему о вчерашней встрече, о Косове и управляющем.
Левшин несколько секунд смотрел на меня и что-то неясно бормотал, казалось, что он повторял: «зелен… зелен».
Потом встал, приоткрыл дверь и сказал секретарю:
– Лена, тут где-то должен быть Ивлев. Попросите его зайти, только поскорее.
Пока искали Ивлева, Левшин листал бумаги. К каждой из них его помощник приколол небольшой листок с готовой резолюцией. Левшину оставалось только подписать. Но резолюции ему не нравились, и он с мрачным видом писал на этих листочках язвительные слова помощнику: «Разве!! Ах, как он испугается!» или «Думать надо, думать!!!»
Управляющий трестом подземных работ Ивлев, крупный человек в летах, быстро вошел в кабинет.
Увидев, что Левшин на него не смотрит, он подмигнул мне. Конечно, если бы мы были на стройке, он, как всегда, закричал бы: «А, Виктор, молодец. Растем, взрослеем, хорошо. Молодец!»
Обычно он так долго повторял «молодец» и «хорошо», что не оставалось времени для делового разговора. Он ловил своего бригадира и, на ходу получая от него информацию, произносил: «Что говоришь? Плохо работает кран?.. Хорошо, молодцы, ребята, стараетесь… Что, что, сидите без дела, простой?.. Это ты уже загибаешь… Молодцы!.. Строители не дали электроэнергии?.. Хорошо… Дадут, дорогой, дадут…»
Он вылезал из подвала, подставлял лицо солнцу и, казалось, говорил ему: «Молодец… хорошо греешь!»
Левшин поднял голову:
– Владимир Васильевич, чем это ты так доволен?
Пойманный врасплох, Ивлев радостно сказал:
– Да вот, Виктора… Константиновича выдвинули. Прозорливо, далеко смотрит главк. – И, увидев на лице Левшина улыбку, добавил: – Он молодец, будем ему помогать…
– Вот и хорошо. Садись, Владимир Васильевич, садись. Не тянись передо мной. Как раз сейчас ему нужна помощь, на двух площадках требуются коммуникации.
– Сделаем запросто, для Виктора! – От избытка чувств Ивлев приложил руку к сердцу. – Спросите у него. Всегда для его СУ все делали.
– Смотри, вот схемки, за сколько ты делаешь?
– Честное слово, месяца за два. Нет полтора… – Ивлев преданно смотрел в лицо Левшина, стараясь угадать, о каком сроке просит Лёвшин.
Но Левшин знал свое дело:
– Ну что ж, если ты не поможешь выполнить срочное задание главка… передадим Бородулину.
– Бородулину? – воскликнул Ивлев. – Да он никогда не сделает. Как же можно за три дня, когда трубы еще не завезены? Мы экскаватор будем Выпрашивать три дня!
– Трубы уже на площадке, Владимир Васильевич! – смиренно сказал я.
– Вот видишь! Стареем, брат, – насмешливо сказал Левшин.
Упоминания о старости, а значит, об уходе на пенсию, Ивлев не переносил.
– Ну, хорошо, хорошо. Виктор, – обратился Ивлев ко мне, – сделаю тебе за восемь дней.
– Три, – Левшин стукнул рукой по столу.
– Семь, ну шесть, а? – взмолился Ивлев.
– Соедините меня с Бородулиным, – сказал в микрофон Левшин.
– Сделаю. Но смотри! – Ивлев погрозил мне пальцем и сердито собрал на лбу морщины.
Но тут на лице его появилось обычное выражение довольства. Он, Ивлев, как мог, Мужественно отстаивал интересы своего треста. Что поделаешь, ему приказали… Мир снова так хорош.
– Слушай, – вдруг подозрительно спросил Левшин, – а твой инженер Самородок тебя не собьет?
– Если я дал слово…
Зазвонил телефон. Левшин снял трубку.
– Ну и фрукт ты, Виктор, – сказал мне Ивлев, когда мы вышли из кабинета.
– До свидания, Владимир Васильевич, – ласково сказал я. – Очень вам благодарен, очень!
– Ты куда?.. Постой! – Ивлев схватил меня за руку. – Набедокурил и смываешься! Нет, дорогой, пойдем, пойдем. – Он потащил меня к столу и заговорщицки сказал: – Сейчас будем отбиваться от Самородка. Я тебе передам трубку, а ты кричи на него… Леночка, по какому можно звонить?..
Он набрал номер.
– Александр Семенович! – бодро прокричал Ивлев в трубку. – Это я… да… был у Левшина. Срочное задание. За три дня на двух площадках проложить трубы и засыпать. Нет, правда, Левшин… Ну, что ты, Александр Семенович! Я отбивался… У меня свидетель, вот рядом стоит… Виктор Константинович.
Ивлев закрыл ладонью трубку и, подмигнув мне, восхищенно произнес:
– Ух и кричит Самородок! Я тебе сейчас трубку передам, а ты кричи на него…
Я опасливо взял трубку. Даже приблизительно не могу передать, что вопил Самородок. Все громы небесные… Нет, «громы небесные» – чепуха.
Когда он остановился, чтобы перевести дух, я приветливо представился ему по телефону.
– Ах, это ты… ты… – принялся за меня Самородок, – это ты, святоша, вместе с Левшиным облапошил старика!
