Текст книги "Тринадцать полнолуний"
Автор книги: Эра Рок
Жанры:
Эзотерика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 65 страниц)
Демьян улыбнулся его словам.
– Ну что вы, коллега, ваши пояснения вполне доступны для понимания нашему подопечному. Не обращайте внимания на его нынешнюю простоту и не затейливость. Неужели вы забыли, что его образованием занимались великие учёные мужи? Поэтому, вне сомнения, он всё понял. Компьютерная система его головного мозга сможет сложить составляющие в единую систему. Пройдёт время и знания вернуться к нему в том объёме, который он уже изучил. – Простите меня, вы говорите такие вещи, что я, действительно, ничего не могу понять, – подал голос Гарнидупс.
– Да-да, конечно, мы и правда торопим события с доктором. Всё из-за того, что хотим побольше рассказать, а, получается, задаём тебе ещё больше загадок. Начнём с самого начала. Тот сон, который привёл тебя сюда, истинная правда. Ты был рождён здесь, в голубом мире, это начало начал. А этот почтенный муж, уважаемый всеми человек, помог тебе появиться на свет. Именно он был тем врачом, который принял роды у твоей матери, а потом наблюдал за тобой до твоей кончины, – сказал Демьян и посмотрел на Юлиана.
Тот поклонился, приложив руку к своей груди.
– Я потрясён! Господи, как всё странно и необычно? А может, это всё сон? – Гарнидупс смотрел то на Юлиана, то на Демьяна.
– Нет, юноша, всё именно так и есть, наберитесь терпения и слушайте, – Юлиан поднёс палец к губам.
– Простите меня, что не могу понять то, о чём вы говорите. Эти вещи очевидны для вас, но для меня это тёмный лес. Прошу вас, давайте по-подробнее. Я понял только то, что сейчас нахожусь в том времени, которое не существует для обычных людей, так?
– Правильно, молодой человек. А теперь, задействуйте весь свой думающий потенциал. Я вам помогу. Готовы?
Юлиан подошёл к Гарнидупсу, взял медальон в свои руки, рассмотрел. Обошёл вокруг и, не снимая с шеи, приложил к затылку юноши. По телу Гарнидупса пробежала приятная дрожь. Потом Юлиан вернул медальон опять на грудь и теперь приложил ко лбу. Гарнидупс ощутил во всём теле мягкую волну прилива крови. Чувства были настолько приятными, такая лёгкость и невесомость, ему показалось, что он раздвоился. Одна его часть осталась стоять, а другая взлетела к потолку и стала наблюдать за происходящим сверху. Он слышал всё чётко и ясно до звона в ушах. Он услышал тонкий, звенящий звук, исходящий от светильников. «Я припоминаю, что уже видел такое. Как же, как же они называются? Боже мой, вспомнил! Люстра и электрический ток. А ещё я вспомнил, большие дома в несколько этажей и железные кареты без лошадей. Их называют машинами» От неожиданности чувств ему показалось, сейчас упадёт. Кадры воспоминаний менялись перед его взором с такой быстротой, осознать всё сразу было просто невозможно. Демьян подошёл его телесной оболочке внизу, взял в руки талисман и приложил его к левому виску парня. Гарнидупс почувствовал холод. Неприятное чувство, сходное с чувством страха, животного ужаса зародилось где-то в отдалённом уголке его существа. Оно стало нарастать с пугающей быстротой. Гарнидупс испугался, что этот кошмар захлестнёт и раздавит его. Собравшись с силами, он начал сопротивляться. Демьян наблюдал за его реакцией. Видимо, внутренняя борьба отразилась на лице парня. Демьян удовлетворённо улыбнулся, убрал медальон, дал Гарнидупсу перевести дыхание, и приложил медальон к правому виску.
Вернулось прежнее ощущения полёта и лёгкости. Ровное восприятие происходящего заняли своё главенствующее место. Гарнидупс открыл глаза, хотя чётко помнил, что от начала и до конца манипуляций с медальоном он не закрывал их.
– Как самочувствие, молодой человек? – голос Юлиана вернул его действительности.
– Чудесно, восхитительно! Но так много всего, вряд ли я что-то запомнил. Мелькали города, знакомые лица людей, именно, знакомых. Мне показалось, что с этими людьми прошли годы моей жизни, и не одной, а несколько. Они были в разных телах, но энергетические токи, исходящие от их душ были одни и те же. Я чувствовал. Но как же это возможно?
– О, мой друг, впереди у вас ещё много открытий и странностей, – Юлиан похлопал его по плечу, – а теперь, попробуйте суммировать всё то, что слышали.
Голос Гарнидупса зазвучал ровно и спокойно, он чётко выговаривал слова.
– Сейчас я нахожусь в голубом мире. Этот мир самый первый. Частица энергии зарождается в нём, чтобы получить первоначальный энергозаряд для прохождения цветных миров. Это десять цветных параллелий и две основные. Они развиваются и живут по своим законам. Есть правый и левый параллельный мир. В левый входят цвета: голубой, розовый, зелёный, синий, красный, малиновый, бордовый, оранжевый. Всего восемь цветов, знак бесконечности. В правый входят так же голубой, розовый, зелёный, синий, красный, фиолетовый, золотой, оранжевый и тоже восемь. И в правом и в левом всё начинается с голубого, нежный цвет воздуха и покоя. Человек, приходя в этот мир, сам выбирает свой путь, левый или правый и оценивает правильность выбора только в конце, когда переходит в оранжевый мир. Это цвет восходящего солнца. В нём сходятся оба мира, обе дороги. Здесь происходит уничтожение последних чёрных энергий, которые мешают пройти в последние два мира. Духовная связь с творцом всего сущего возрастает, мы можем слышать и понимать его в жёлтом и серебряном уровнях. Жёлтый цвет это цвет солнца, созидающего, согревающего всё живущее, очищения души от скверны. А серебряный – цвет чистоты души. Десять уровней можно проходить бесконечно, если это выражение здесь уместно. А жёлтый и серебряный проходишь единожды. Как школьный экзамен, если ты сдаёшь его в оранжевом мире, значит, ты будешь допущен в жёлтый. Вы сказали, что я был перенесён сюда из серебряного мира для того, чтобы в ускоренном темпе вспомнить все свои предыдущие рождения, прохождения миров. Но все они цветные и я не помню, что бы видел чёрный и белый миры. Значит, они существуют в нас изначально? Ах да, я помню то, что произошло со мной, мне дали два шара. Один был чёрным, другой серебристо-белый. Правильно, если то считать моим рождением, значит, они в нас.
Гарнидупс произнёс всё это на одном дыхании. Боялся сбиться, ведь ещё никогда ему не было так легко и спокойно. Кажется, всё встало на свои места, выстроенная схема была понятна. Только один смысл ускользнул от него, почему в обоих мирах есть пять одинаковых и только три отличаются друг от друга. «Надо попросить, что бы объяснили мне это» подумал Гарнидупс. А вслух произнёс:
– Мне кажется, я это уже знаю, но не здесь, а здесь, – Гарнидупс показал на свой затылок, – теперь надо только вспомнить и обдумать всё. Но для этого надо ещё напрячся так, чтобы вытащить эти знания вот сюда.
Гарнидупс хлопнул себя по лбу рукой.
– Не беспокойся, это и есть шестое чувство знания, приходящее, на первый взгляд, из ниоткуда, – сказал Демьян.
– Но почему я не мог всё это вспомнить раньше? Сколько не напрягался, лишь немногое мне удалось. Маленькие разрозненные отрывки воспоминаний донесли до меня лишь то, что свободно могу говорить и читать почти на всех языках. У меня есть научные познания не только в известных науках, но и в тех, что ещё никому не доступны. Всё это живёт во мне, только будто прячется. Я провёл в деревне много лет и до сего времени не покидал её пределов. А в дороге я не мог выучить столько, сколько знаю сейчас. Пусть не в сознании, а где-то там, в глубине. Но чувствую, что если будет необходимость, я смогу достать эти знания из кладовых подсознания. Ну, вот опять, я говорю так, как будто обучался у великих мужей от науки! А как же Альэра? Кто она? Ведь нас нашли двоих, вместе, значит, она играет какую-то роль во всём этом?
Гарнидупс увидел, что оба мужчин уже сидят в креслах и внимательно его слушают. Юлиан посмотрел на Демьяна, тот кивнул ему.
– Альэра – прелестное создание, но не из того мира, откуда ты. По каким-то, только им известным причинам, – Юлиан показал пальцем вверх, – её отправили вместе с тобой именно на этом этапе. Но о причинах даже нам неизвестно. Честно признаться, всегда удивлялся ИХ непредсказуемости. Хотя, дорогой Шалтир, возможно, как противовес? Она всегда была женщиной, а ты всегда мужчиной. Ваши две энергии, во всех рождениях, обретали те телесные оболочки, которые им положены. Только в конце пути, они могут слиться в единую энергоструктуру, чтобы влиться в огромный океан энергии Вселенной. Но никогда это слияние не происходит в двенадцати мирах. – Вы прошли с Альэрой вместе ни одно рождение. Так или иначе, вы сталкивались в своих жизнях в первых пяти уровнях. Потом ваши дороги разошлись окончательно. Но не будем забегать так далеко вперёд. Сейчас вы вместе, а там видно будет, кому это было нужно больше, тебе или ей. Перед девушкой стоит нелёгкая задача многое узнать и обдумать за короткий срок. Хотя… возможно это всё не даст никаких результатов. Не главное, с чем человек пришёл, главное, с чем он уходит, – сказал Демьян.
– Вы уже второй раз говорите о каких-то надеждах и предназначениях. О чём идёт речь, ни как не пойму. Какая миссия возложена на нас? Что придётся нам исполнить и в каком мире?
– Об этом мы поговорим потом, когда ты будешь готов. Чтобы оправдать надежды, вы должны сделать ещё немало, ибо миссия весьма серьёзна. Нести свет понимания может лишь тот, кто сам всё понял и постиг, – Демьян дал понять, что к этой теме, пока, возврата не будет.
– Я всё понял. Скажите, кто вы, почему вы мне всё это рассказываете. Вас доктор, я помню, как будто, всегда знал. Но где и когда пересекались наши пути? Увы, никак не могу ухватить эту нить. А вас помню очень хорошо, но сейчас назвать вас дедушкой, не поворачивается язык. Доктор назвал ваше имя Шардон. Странно, но мне оно знакомо.
– Можешь так и называть меня теперь. Да, Демьяном я был только семьдесят семь лет. Так нужно было. Это всего лишь маленький отрезок бесконечности. Я тоже, как доктор, выполнял свою работу, которая заключалась в наблюдении за тобой и твоей жизнью. Я выступаю в качестве твоего учителя и проводника. Но я не мог влиять на твой выбор пути, я мог только подсказывать тебе варианты ответов, а решения ты должен был принимать сам. Я это ты, только гораздо старше, но не в прямом смысле. Я тоже когда-то прошёл такой же путь. Дошёл до определённых высот, и теперь выполняю то, что мне доверили. Ты скоро всё поймёшь и о себе и о нас с доктором. Правда, коллега? Мне кажется, мы уже много теории преподали нашему подопечному, пора перейти к практическим занятиям. Вы согласны со мной?
– Да, мой друг, пора. Практика, мой самый любимый период в учении. Я отдаю вам должное, как теоретику, но практика моя стезя. От меня и моих занятий с вами, молодой человек, тоже была одна польза. Мой скромный дар, талант и силу я положил на алтарь науки, что не мало важно в нашем общем деле.
Лишь опытным путём, а не иначе,
мы подтвердим решение задачи.
Совет на будущее, добрые друзья,
без практики ни там, ни здесь нельзя.
Великолепно! Сегодня, как никогда, Шардон, мне удаются рифмы. Видимо, радость от встречи с нашим мальчиком, открыла во мне плотину поэтического вдохновения. Ура, виват провидению! Радость прямо распирает меня. Пора, друзья мои, пора!
Юлиан захлопал в ладоши, вскочил с кресла, обнял Гарнидупса, обеими руками пожал его руки. Потом присел к столу, открыл большую книгу в старинном теснённом переплёте, нашёл нужную страницу, прочитал какую-то длинную фразу на непонятном языке. Взял одну из склянок со стола, подошёл к стене, свободной от полок, плеснул жидкость из сосуда на стену и она стала матово-светящейся. Гарнидупс, не скрывая удивления, во все глаза смотрел на происходящее. Так хорошо и спокойно было ему в обществе этих двух мужчин. Доброжелательность, понимание и отеческая забота к нему не имели границ.
– Смотри, сейчас на этом экране пройдёт перед глазами вся твоя жизнь. В этом просмотре будет интересно то, что ты не будешь наблюдателем со стороны. Будет полное ощущение проживания всего заново. Эмоции, физические и душевные переживания возродятся как тогда, когда всё происходило. Мы покажем тебе самые яркие моменты, которые послужили важными факторами твоего, нынешнего, пребывания здесь, – доктор опять был серьёзен и сосредоточен.
Матово-светящийся, большой прямоугольник зарябил, появилась картина. Маленький мальчик лет девяти, в испуге, бежал по лестнице. Гарнидупс почувствовал, что его физическое тело осталось сидеть в кресле, но от него отделилась какая-то часть, прошла к стене и растворилась в этой картине. Толчок, дрожь и Гарнидупс ощутил себя в теле этого мальчика. Испуг и волнение того ребёнка сковали и его существо. Теперь он уже ни был взрослым Гарнидупсом, а был этим мальчиком. По лестнице, навстречу ребёнку, поднималась служанка. Расставив руки, чтобы ребёнок не упал, она подхватила его и произнесла с французским акцентом.
– Что случилось? Что случилось, мсье Генри? На вас лица нет! Что вас привело в такое состояние? – мальчик вырывался из её рук, тряся головой, – отвечайте, в противном случае, мне придётся доложить о вашем поведении герцогу и герцогине.
– Там, там, – заикаясь, шептал мальчик.
– Да что там? – служанка поставила его на ступеньку, встряхнула за плечи.
В это время в холл входит доктор в сопровождении лакея. Мальчик увидел его, вырвался из рук служанки, и бросился к доктору.
– Дядя Юлиан, миленький, как я рад, что вы пришли!
Ребёнок запрыгнул Юлиану на руки, обхватил его за шею своими тонкими ручонками, прижался. Доктор опешил от такого поведения. Держа на руках мальчика, он переводил взгляд с лакея на служанку и обратно. Этот ребёнок всегда был шумным, непоседливым, но такого всплеска эмоций даже доктор никогда не видел.
– Что случилось, молодой человек? – Юлиан попытался оторвать от себя Генри, но тот только сильнее прижался к нему.
– Я должен вам рассказать такое, такое. Дядя Юлиан, мне так страшно! – зашептал ему на ухо мальчик.
– Ну что вы, мой друг, вам абсолютно нечего опасаться в доме вашего отца. Рядом с вами любящие люди. Прошу вас, возьмите себя в руки, столь непристойное поведение подрывает мою репутацию как домашнего врача. Присядем, и вы спокойно мне расскажите о том, что привело вас в такое состояние.
Доктор кивнул служанке, дав понять, чтобы она оставила их наедине. Она вышла, закрыв за собой двери. Юлиан с мальчиком на руках, подошёл к дивану, присел. Подождал минуту, дав ребёнку прийти в себя, рассжал его руки и посадил рядом с собой.
– Я готов вас выслушать, – взял руку мальчика доктор.
Генри закрыл глаза, вздохнул и посмотрел на Юлиана. В его глазах, полных слёз и неподдельного ужаса, теплилась надежда, что его выслушают и поймут.
– Это очень странно и страшно, дядя Юлиан. Моя душа вся трепещет. Вот что произошло со мной. Я сидел в своей комнате и перебирал игрушки, вы же знаете какая большая у меня коллекция. Я сидел спиной к двери и почувствовал, на меня кто-то смотрит. Когда повернулся, то увидел в дверях молодого человека. На нём был длинный, почти до пола, чёрный плащ с перелиной. Он был очень бледен, как мел, глаза тёмно-коричневые, почти чёрные и волосы были тоже чёрные, собранные в хвост, как у нашего конюха – турка. Мне стало так страшно, так страшно, дядя Юлиан, – мальчик закрыл лицо руками и заплакал.
– Ну, вот опять, – доктор достал из кармана платок, – мой друг, возьмите платок и вытрите слёзы, мужчинам не подобает рыдать, как дивицам. Ведь вы же мужчина, и право слово, я не вижу причин для такого беспокойства. Может, это был друг отца и зашёл познакомиться с молодым герцогом?
– Нет-нет, дядюшка, я никогда не видел его раньше. Мне стало так холодно, казалось, это от него веет такой стынью. Я хотел встать и закричать, но не смог как будто меня к полу прибили. А это человек присел на корточки возле меня, стал гладить по голове и говорил такие страшные вещи. О господи, дядя Юлиан, неужели всё это правда, что он мне сказал? – мальчик задрожал всем телом и посмотрел на доктора.
– Что же я могу вам ответить, если вы ни как не можете довести свой рассказ до конца, постоянно прерывая его рыданиями?. Голос доктора стал строгим и жёстким. Но эта строгость не относилась к ребёнку. Юлиан уже понял, что ребёнок не напрасно ведёт себя подобным образом. Внутреннее чутьё подсказывало ему, этот визит незнакомца неспроста. «Пожалуй, я знаю, кто это? Вот, неужели началось?» подумал про себя доктор, но вслух ничего не сказал. Прижал мальчика к себе, заглянул в глаза, улыбнулся:
– Простите мою резкость, юноша. Зато, вы успокоились и готовы рассказывать дальше. Правда?
– Да-да, готов. Обещаю, больше не буду плакать. Так вот. Этот человек сказал мне, что скоро я останусь один, буду сиротой, мама и папа меня не любят и уйдут навсегда, а он останется со мной, потому что он мой ангел-хранитель. Но дядя Юлиан, он совсем не похож на ангела. Ведь ангелы красивые, в белых одеждах, с золотистыми волосами. И у них красивые белые крылья, ведь, правда, скажите, правда? Я видел их на картинках у мамы в альбоме.
– Да, конечно, мой мальчик, конечно, – улыбнулся доктор и пожал ребёнку руку, его глаза хитро прищурились.
Мальчик не заметил хитрого прищура Юлиана и продолжал:
– Он сказал, что меня зовет Гарнидупс. Такое странное имя, ещё он так долго тянул букву «у», как будто волк воет. У меня всё внутри задрожало, представляете? А потом он сказал, что останется со мной, вместо родителей, будет меня любить и расскажет много тайн. Я буду знать всё-всё-всё, и никто не сможет меня победить. Я стану самым сильным. А потом, он улыбнулся и встал. Я только моргнул, а его уже не было, пошевелиться не мог. Но потом, как встряхнул меня кто-то, и я вниз побежал, а тут, на моё счастье, вы пришли. Никому, кроме вас, я не мог рассказать это. Только вы меня понимаете. А папа с мамой опять скажут, что я сочиняю и придумываю небылицы. Помните, как они всегда смеются над тем, что я вижу. Кто это был, дядя Юлиан?
– Ну что ж, мой друг, пойдёмте посмотрим на вашего таинственного гостя, – доктор встал и протянул руку мальчику, – давайте найдём его и спросим, что означают его слова.
– Нет, я не пойду, я боюсь. Вы идите, а я вас тут подожду, – ребёнок подвинулся к спинке дивана, давая понять, что никакая сила не сдвинет его с места.
– Вы удивляете меня, сударь, всегда такой смелый и отчаянный, сегодня вы проявляете несвойственную вам трусость. Ну что ж, пойду один, – доктор решительно направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Действительно, этот ребёнок частенько удивлял его историями довольно интересного содержания, которые он видел иногда во сне, а порой, как на яву. Эти, можно сказать, видения, приходили к нему, когда он играл или занимался с мсье Треви, который преподавал ему науки. Мать, души не чаявшая в сыне, слушала его сначала с удовольствием, радуясь тому, что мальчик сочиняет поистине волшебные истории. Но строгий и суровый отец всячески препятствовал и пресекал подобное, порой даже наказывая своего отпрыска за буйство фантазий. Будучи военным в отставке, он видел сына не кем иным, как продолжателем семейной династии офицеров, в боях и походах завоевавших награды и звания. Он называл рассказы сына пустой болтовнёй избалованного мальчишки и часто ссорился с женой по этому поводу. Кричал на сына, наказывал его тем, что отправлял в детскую и запрещал выходить оттуда, пока «несносный мальчишка не выкинет из своей безмозглой головы эти глупости и попросит прощения за своё поведение». Мать, пряча слёзы, уходила к себе, потом, украдкой пробиралась в комнату сына, прижимая к себе, жалела своего малыша. Просила, пойти, помирится с отцом, попросить прощения и пообещать, никогда впредь, не сердить его рассказами о том, чего не существует в природе. Сын, упрямо твердил, что всё это правда и он действительно видит такое, чего не видят другие. Но, видя слёзы отчаянья матери, иногда, смирялся и шёл на поклон к отцу.
Юлиан знал всё это, но никогда не вмешивался в семейные раздоры, успокаивал женщину как врач, что, мол, это возрастное, со временем пройдёт. НО сейчас, поднимаясь по лестнице, он твёрдо знал, нынешний рассказ имеет под собой твёрдую почву. Он был готов к разговору с незнакомцем, хотя знал, что никого не найдёт ни в детской, ни во всём доме. Как можно найти то, что находится за гранью человеческого восприятия. Хотя надо отдать должное доктору, он весьма преуспел в науках, которые объясняют необъяснимое. Он называл себя алхимиком, который может из камня сделать золото, а из воды – эликсир для омоложения. «Мир, сотворённый господом, гораздо сложней пустых философий. Мы многое не знаем наверняка». Но как сказал Гиппократ: «человек, врачующий людей, незнающий астрологии – убийца» – было его любимым высказыванием.
Никто из высшего городского сословия не помнил, как и откуда приехал доктор, но несколько удивительных случаев излечения от болезней, в которых он принимал участие, снискали ему славу прекрасного лекаря. Благодаря этому, он был допущен в приличное общество. К его советам и рекомендациям прислушивались все, решив что талант врачевателя у него от бога. В пристройке своего дома он устроил оранжерею всевозможных растений. Как и откуда он их привозил, никто не знал. Но настойки, приготовленные из этих трав, излечивали почти от всех болезней. А там, где традиционное травничество было бессильно, он готовил порошки и микстуры из только ему известных составляющих. Результаты своих опытов он скрупулёзно записывал в толстые тетради, которых собралось уже немало. На его увлечения никто не обращал внимание. Регулярно приходя с инспекцией к своим пациентам, доктор сыпал латынью вперемешку с мало известными терминами, был словоохотлив и непринуждён. Характеризовался как человек весьма добропорядочный, забавный и несколько странноватый. Пересудов о нём почти не было, за исключением одного обстоятельства: свет был крайне удивлён, что этот, вполне приличный человек, одинок. Это загадочное обстоятельство не давало покоя дамам любого возраста. Юных он привлекал своей отеческой заботой и солидным состоянием, а тех, что постарше, умением в комплиментах и хранении врачебных тайн. Ведь не секрет, во все времена, человеческие страсти и пороки могут приносить немало неудобств. Доктор ни когда не вмешивался в личные отношения между людьми. Только изредка, ненавязчиво пытался вразумить и предостеречь от ошибок своих пациентов. «Истина вещей конкретна, а не абстрактна. Когда род людской перестаёт видеть границу между добром и злом, господь вмешивается в процесс эволюции и каждая цивилизация теряет накопленные знания. Человечеству приходиться начинать всё заново» сокрушался Баровский.
На просьбы никому не рассказывать о тайных визитах, он говорил о врачебной этике и тайне, обещал молчать и всегда сдерживал данное слово. Как ни старались женская половина света привлечь к себе его внимание или выведать причины холостяцкой жизни такого замечательного человека, всё безрезультатно. Он отшучивался, недвусмысленно давая понять, что женщины, как спутницы жизни, его не интересуют. Наука – его избранница и жена, и только ей он верен. Побившись ещё немного об эту стену равнодушия к себе, дамы оставили доктора в покое.
По поводу хранения врачебных тайн доктор отличался не единожды. Но самый удивительный случай произошёл девять лет назад и поверг в смятение даже его, привыкшего к необычным происшествиям и превращениям. Как-то ночью, засидевшегося за опытами, отвлёк от работы робкий, но настойчивый стук в большое, витражное окно. Это была пристройка к дому, стены и потолок которой были сделаны из толстого стекла. Доктор называл это филиалом оранжереи, которая находилась во дворе. Здесь им выращивались диковинные, заморские, как он сам их называл, растения, не приспособленные к климату. Всё было устроено таким образом, что солнце, вставая на востоке и до самого заката, освещало и грело этот сад, помогая синтезу. А ночью, миллиарды звёзд, просвечиваясь через стеклянный потолок, несли сюда свой таинственный свет. Доктор называл это строение странным словом «портал для приобретения чистой энергии космического пространства». Так вот, в окно постучали, оторвав нашего учёного от очередного эксперимента. Не удивившись такому позднему визиту, только досадуя, он поднялся из-за стола, бормоча что-то. Вглядываясь в ночную мглу, приоткрыл окно и увидел молодую служанку князей Юшкевич. – Чем обязан столь позднему визиту, сударыня? – надо сказать, что доктор был учтив с представителями всех слоёв общества, за что приобрёл уважение и любовь простого люда.
– Меня прислала моя госпожа. Ей очень плохо, и она просила вас не медлить с приходом, это вопрос жизни и смерти, она умирает. Скорее доктор, прошу вас, – со слезами на глазах умоляла его девушка.
– Ну-ну, не плачьте милая, уверяю вас, мы успеем вовремя.
Доктор быстро собрал в саквояж всё необходимое и через окно выбрался на улицу, ничуть не стесняясь и не заботясь о том, как выглядит в такой ситуации. Быстрой и лёгкой походкой двинулся за служанкой, указывающей путь. Вышли на дорогу, где их ждала карета, запряжённая четырьмя, великолепными рысаками. На вопрос о причине столь внезапного, не терпящего до утра, вызова, девушка покачала головой, дав понять о своей неосведомлённости. В княжеской усадьбе везде горел свет. Доктора встретили два лакея и три служанки. Время было далеко заполночь, но суета в доме говорила о том, что случилось действительно, что-то из ряда вон. Его проводили в покои княгини Инессы. Зайдя в комнату, он не увидел хозяйку, и только её повелительный голос из тёмного неосвещённого угла, поведал о том, что она здесь.
– Оставьте нас наедине с доктором, – приказала она слугам.
– Что случилось, мадам? – доктор вглядывался туда, откуда говорила княгиня.
Хозяйка вышла из своего убежища, и он ужаснулся. Вместо молодой Игнессы, двадцати семи лет от роду, на него смотрела старая, безобразная женщина. Первая их встреча состоялась на балу, устроенном ими в честь получения князем Юшкевичем королевской награды, за удачно проведённые переговоры во Франции. Князь был принят при дворе за острый ум и находчивость, блистал успехами на дипломатическом поприще.
– Да, господин Баровский, это я. Жуткая картина, не правда ли? – дрожащим голосом сказала она.
– Боже правый, но что же это? – Юлиан не скрывал своего неприятного удивления.
Это была великолепная пара. Княгиня с князем, оба высокие, подтянутые, красивые. Их отличала высокомерность в общении со всеми. Последнее время княгиня как-то изменилась, стала более мягкой и доброжелательной. Поговаривали, что она беременна. Только материнство так кардинально меняет характер. Она ещё больше похорошела, её глаза озарились каким-то внутренним, тёплым светом. А тут такие превращения. На доктора смотрела, выжитая как лимон, истрёпанная долгой жизнью, древняя старуха. Абсолютно седые волосы, неопрятными космами, торчали в разные стороны. Сморщенное лицо в сетке глубоких и мелких морщин, было похоже на печёное яблоко. Когда-то небесно-голубые, а теперь выцветшие глаза казались ещё более бесцветными в окружении тёмных кругов. Вместо пухлых, коралловых губ, теперь была тонкая полоска синюшного цвета. Только голос, прекрасный голос, великолепно певший о любви ещё неделю назад на приёме, говорил о том, что это она, княгиня Игнесса.
– Я легла сегодня раньше обычного, почувствовала себя нездоровой. Уснула сразу, и мне приснился странный сон. Большая комната. Два молодых человека страшно дерутся, катаясь по полу. Пожилая дама, по всему видно, из богатого сословия, сложив руки на груди, молиться о спасении, видимо, одного из юношей. Перевес сил был то на одной, то на другой стороне. Оба парня вскочили с пола. Я смогла разглядеть их. Они были одного роста, оба высокие, статные, красивые, каждый по-своему. Один из них был крепкого телосложения, с тёмно-каштановыми волосами. В его больших карих, с золотисто-огненными прожилками, глазах было столько ненависти к своему сопернику и отчаяния, видимо, оттого, что силы были равны. Он сжимал кулаки своих крепких, мускулистых рук, и тяжело дышал. Его смуглый обнажённый торс, в разорванных белых одеждах, был в ссадинах и кровоподтёках. Другой был полной противоположностью первому, одет в чёрный балахон. Чёрные, блестящие, словно намазанные бриолином, волосы были собраны сзади в причёску, как конский хвост. Он был страшно бледен, кожа как пергамент, через которую просвечивались вены. В отличие от своего мускулистого противника, этот был худощав, но жилист. Его глубоко посаженые, с азиатским разрезом, чёрные глаза светились не меньшей злобой. Но мне показалось, что эта схватка доставляла ему наслаждение. Если тот, первый, был зол и решителен, то этот, улыбаясь уголками своих тонких губ, был издевательски спокоен, но тоже настроен решительно. Изящные руки с тонкими пальцами, дрожали то ли от нервозности, то ли от напряжения. Он тоже пострадал неменьше чем первый, так же в синяках. Они стояли, сверля друг друга глазами, недолго. Потом снова слились в смертельной схватке. Обнялись, обхватив друг друга. Тот, который был крепкого телосложения, не разжимая рук, упираясь ногами в пол, тянул худощавого к горящему камину. А худощавый, видимо собрав все оставшиеся силы, противостоял этому натиску, как змея пытался выскользнуть из железных рук своего противника. Но то ли его силы были на исходе, то ли крепыш напрягся до предела, но в какую-то долю секунды, крепыш смог оторвать худого от пола. И так, не разжимая объятий, они упали в пламя камина. Огонь ярко вспыхнул, затрещал, принимая жертву. Оба парня вспыхнули и мгновенно пропали. Через секунду пламя разделилось надвое, в одной половине я увидела расплывчатое лицо парня в белом, на котором отразилась радость и в тоже время печаль. Во втором языке пламени было видно лицо второго, который был в чёрном. Он хохотал. Я услышала чей-то крик. Оказывается, в комнате, кроме почтенной дамы, была ещё юная девушка. По всей вероятности, она тоже видела лица парней в огне, протянула к ним руки и упала без чувств. От такого кошмара я проснулась, долго лежала без сна. Но тут почувствовала чьё-то присутствие в своей спальне. Лунный свет из окна освещал половину комнаты. И представляете, в этом луче я увидела того же юношу, как во сне, того, худощавого Я даже почти не испугалась, потому что ощущение было такое, что сон продолжается. Он подошёл к моей кровати, нагнулся, посмотрел мне в глаза, улыбнулся какой-то странной улыбкой и сказал следущее:
– Пришло время. Сегодня, через три часа после полуночи, вы родите ребёнка. Роды будёт не трудные, ибо младенец недоношен, шести месяцев от зачатия. Принять его должен господин Баровский, и никто другой. Только он, с его талантом, сможет вдохнуть жизнь в дитя. Чтобы вы серьёзно отнеслись к моему предостережению, я заберу вашу молодость, и верну её только в том случае, если вы выполните все, как я велю. Он отошёл от моей кровати назад, к окну и пропал в лунном свете, словно растворился в нём. Я закрыла глаза, полежала немного, может, даже задремала. А может, и не просыпалась? Но жажда заставила меня встать с кровати. Я взяла свечу и пошла к столику, где стоит графин с водой. Налила стакан, и когда начала пить, посмотрела в зеркало. О, ужас, вы видите, что предстало перед моим взором. Теперь я точно уверена в том, это был не сон, а страшная действительность. Единственное, что приводит меня в трепет – ребёнку в утробе, действительно, шесть месяцев. Сейчас без четверти три, вы здесь и я спокойна. Значит, всё так и будет. Но почему, ведь ещё рано рожать? Каие изменения произошли в привычномцикле? А может, это приходил ангел, чтобы спасти моего малыша? Ведь мы так его ждём. И это моё ужасное превращение специально для того, чтобы я ни в коем случае, не пренебрегла им? Как вы думаете, господин Боровский?