Текст книги "Тринадцать полнолуний"

Автор книги: Эра Рок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 65 страниц)

– Скажите, а зачем сохранять тело так долго, если при рождении получаешь новое?

– Всё дело в памяти рождений, забывается практически всё, что ты понял и пережил. Шатун и такие, как он, опасаются за свою память. Ну, посудите сами, легенды передаются из поколения в поколение, о Шатуне помнят до сих пор, что он говорил, как он выглядел. Господь не делает исключений, но исключения могут сделать те, кто ему служит. Шатун вымолил такое исключения для себя, но если он получит при следующем рождении новое тело, как он докажет людям, что он – это он? А он хочет доказать безграничные возможности духа человеческого и то, что нет конца просвящению. Он страстно желает этого, поэтому и оставил указание о своём теле. Будда учил «освобождайся от своих желаний, отдавай то, что есть у тебя, бери то, что тебе дают и будешь вознаграждён», но это подходить для простой жизни, хотя, может быть, он имел в виду и память прошлых рождений. Это его толкование, Шатун решил пойти дальше и предметно показать людям, что в совершенствовании духа, способного вернуться и ничего не забыть, должно быть заключено главное желание и стремление. Вы очень благодарный слушатель, Генри. Я чувствую ваше искреннее внимание, это хорошо. Дело в том, что меня не покидает мысль о значимости нашей встречи. Моё чутьё никогда меня не подводило. Скорее всего, наше знакомство предопределено небесами, самим владыкой. Однажды у меня было видение, я находился в Африке, на самой высокой горе Келиманджаро и возле меня был молодой человек. Когда я вас увидел, то сразу узнал, в моём видении были именно вы. Это было будущее, в небе железные птицы, в океане железные огромные корабли. Для чего и как мы попадём с вами туда, я не знаю, но уверен, это скоро произойдёт.

– Но это невероятно, как же это возможно? – удивился Генри, нескрывая недоумения.

– Вы ещё не знаете, какие в нас заложены возможности, в положенное время вы сможете их почувствовать и пережить, – улыбнулся Шалтир, – придёт время знаний.

– Но если вы что-то предчувствуете, то хотя бы намекните мне, – тихо попросил Генри.

– Вам уготована довольно тяжёлая судьба. Многое вы уже пережили, но впереди важнейший эпизод, от которого многое будет зависеть. Вам предстоит противостоять очень сильному и тактически грамотному противнику. Так было предопределено. Ваша неосведомлённость о своих силах и возможностях может привести к трагическому финалу и чтобы избежать этого, вам придётся много работать над собой.

– Мне уже говорили, что я – воин света и добра, белай маг, кажется, так это называется?

– Определение Белый маг для общественного мнения. Но каждый истинный, посвящённый белый маг параллельно и чёрный, ибо со злом надо бороться его же оружием. Каждый белый маг должен знать и уметь пользоваться чёрной магией и научится принимать то обличие, когда в стане врагов он будет неузнаваем. «Нужно заключить врага в объятия, чтобы глубже вонзить в него нож». Во избежание вызвать у человечества негативные реакции, об этом таинстве перевоплощения говорят только с посвящёнными и только посвящённым оно доступно. Но это, не побоюсь сказать, искусство не приходит само, его надо изучать очень серьёзно, ибо малейшая оплошность может привести к бесславной гибели. «Нельзя думать, что враг глуп и слеп, а ты хитёр и всевидящ, цени ум врага твоего, как свой собственный, только тогда сможешь услышать фанфары своей победы». Поэтому каждый ваш шаг должен быть просчитан не единожды. Вам дали прекрасных преподавателей, которые достигли огромных духовных высот и поэтому перешли на другой уровень развития. Они познали гармонию, гармонию с собой, с природой, со своим внутренним «я» и без искажения слышат голос Вселенной. Благодаря их урокам вы будете познавать истину и нести её роду человеческому, который погряз в пороке и грехе. Люди одной рукой осеняют себя крестным знамением, а другой творят зло, думая, что, читая каждый день маленькие молитвы, можно избежать наказания за деяния свои. Вот так живёт сейчас большая половина человечества. Но дано ему десять заповедей, десять формул, по которым надо жить, воспитывая самого себя и свой дух, лишь тогда можно избежать расставленных ловушек дьявола и сберечь себя для новой жизни. И в этом мы должны помочь людям, негнушаясь никаким оружием во спасение душ рабов божьих. Не думайте, что «замарав руки» вы, Генри, испачкаете свою душу, что для обычных людей – тяжкий грех, для нас – рутинная работа. Вселенная даёт нам не то, что мы хотим, а то, что нам надо. Помните это и хорошо делайте своё дело, ибо закон жизни гласит: «Не главное с чем человек пришёл, главное, с чем он уходит». Я чувствую, наша встреча не является обычным стечением обстоятельств, небесам было угодно познакомить нас для какой-то определённой цели. Поживём-увидим, что уготовано судьбой девятому и первому Радужным адептам. Возвращайтесь к себе и да прибудет с нами воля и сила господня.

Шалтир встал, учтиво поклонился Генри, приложив правую руку к своей груди. Вернувшись в консульство, Генри почувствовал, как опустело оно без женского присутствия. В коридорах было тихо и безлюдно. Ему навстречу попался помошник полковника и Генри попросил доложить Юрсковскому, что он вернулся из города и, чувствуя усталость, отдохнёт в своей комнате перед тем, как доложит о результатах своей встречи с индийским проповедником.

В своей комнате он, нераздеваясь, лёг на нерасправленную кровать. Прикрыв глаза, прокрутил в памяти весь разговор с Шалтиром. «Поразительно, в отдалённом от цивилизации месте встретить столь умного и рассудительного человека. Ну вот, я сам противоречу услышенному. Этот народ живёт по своим законам. Действительно, как мы можем осуждать их многовековую историю, уклад жизни. Мы и правда захватчики и поработители, я понимаю их негодование и прихожу к выводу, что абсолютно аполитичен. Но что же мне делать? Защищать консульство – мой долг офицера и я обязан исполнять его. Но чем больше мне выдаётся информации, тем больше я чувствую, что долг становиться для меня тяжестью. Вернувшись домой, подам в отставку и буду искать другую стезю. Но прав ли я? Как понять, где я больше нужен? Я сильно соскучился по своему учителю, пожалуй, Юлиан может дать мне совет» думал Генри. Он сосредоточился, прочитал молитвенный код и вышел в астрал.

Сначала он решил посмотреть на свою любимую. «Как она, о чём думает? Всё ли в порядке в пути?» и оказался на палубе корабля. Море было абсолютно спокойно, полный штиль. Солнце, скрывшись на половину на горизонте, словно растворило свою вторую половину в море, позолотив водную гладь. Корабль, будто огромное морское животное, уверенно плыло по бескрайнему простору. В одиноко стоящей на палубе хрупкой женской фигурке Генри без труда узнал свою возлюбленную. Запахнув на груди накидку, девушка смотрела в ту сторону, откуда отправилась в путь. Она улыбалась своим тайным мыслям, но в глазах была грусть. Глубокая грусть идущая от самого сердца, словно тонкая, воздушная вуаль, лёгкой тенью лежала на её милом личике. «Любимая, родная моя, как же я уже соскучился. Вот бы обнять тебя, прижать к сердцу, прильнуть к твоим устам» подумал Генри, почувствовав неистовое желание прикоснуться к Виоле. Он протянул руку и коснулся плеча девушки. Виола вздрогнула и повернулась в его сторону. Генри невольно отпрянул назад, было впечатление, что она видит его.

– О, господи, наверно я уже схожу с ума. Генри, любовь моя, так тяжела разлука с тобой. Моя душа так бы и полететь к тебе. А может, твоя прилетела ко мне? Даже показалось, что ты рядом. Любимый мой, счастье моё, я стану сильной, чтобы пережить разлуку, – вздохнула Виола, – любовь придаст мне силы и отваги. Но как невыносимо тяжело не видеть тебя! Нет-нет, я не буду плакать. Но боже, боже мой, слёзы сами подступают к глазам, как хочу почувствовать твои объятья.

Виола закрыла лицо руками. Генри шагнул к ней и нежно обнял её и почувствовал, как она вздрогнула, как участилось её сердцебиение.

– Ну, вот опять, неужели это возможно или правда, рассудок покидает меня? Я так явно почувствовала твоё тело! Неужели, чтобы быть счастливой, нужно побыть несчастной? Видимо, да, иначе можно не заметить счастье, всё познаётся и цениться в сравнении. Разлука – лучший учитель, она поможет мне развить в себе сострадание к мучениям ближнего. О, господи, дай мне сил и терпения, надо идти спать, успокоить нервы. Прошу, хотя бы приснись мне, – тихо говорила Виола, словно боялась, что её кто-нибудь услышит.

Генри знал, что её слова предназначались только ему, она хотела выразить в них всю свою любовь и печаль. Генри посмотрел в глаза Виоле. Конечно, она не видела его, но её взгляд был устремлён прямо в его глаза. Просто мистика! Невероятное ощущение полного духовного контакта! Вот что значит великое чувство – ЛЮБОВЬ. Генри был счастлив. Виола поёжилась от вечерней прохлады, повернулась и пошла по палубе к лестнице, ведушей вниз.

– До встречи любимая, – прошептал Генри.

Виола остановилась, повернулась в его сторону, тряхнула головой, будто сбрасывая наваждение и ступила на первую ступеньку лестницы.

Генри чувствовал всем сердцем, ничего не случится с ней в дороге и она благополучно доберётся домой. Его душа ликовала, замирая в нежном трепете счастья. Прикрыв глаза, он оказался рядом с Юлианом, который стоял на берегу уже другого, холодного моря.

– Генри, друг мой, посмотрите, какая восхитительная красота и могущество!

 
Чудесное господнее творение,
Величие, могущество, томление,
Масштабы, неподвласные уму,
Что тянут мою душу в глубину.
 

Скоро передо мной откроются врата вечность и безграничного покоя созерцания прекрасного. Блаженство, вечное блаженство парения души во Вселенной. Прекрасно, я счастлив!

Юлиан улыбался, не поворачиваясь к Генри.

– Юлиан, вы пугаете меня, словно, прощаетесь. Что за настроение? – Генри ещё не мог перестроиться со своего восторженного состояния и был в недоумении.

– Да полно вам, Генри, разве вы ещё не осознали тот факт, что нет ничего прекраснее, чувствовать себя свободным от всего? Но о чём это я, вы молоды, счастливы, влюблены, перед вами океан возможностей и долгая жизнь. Это мне уже можно думать о том, что там, за горизонтом бытия. Но не убоюсь я неизвестности, ибо она и что в ней мне известно. Не волнуйтесь, мой мальчик, это случится нескоро. Ещё долгих двадцать семь лет я буду коптить этот голубой небосвод и в назначенный день уйду, растворюсь в этой бескрайней красоте.

– Вы знаете этот день? – Генри был удивлён и почувствовал неловкость за своё недоверие к знаниям учителя и одновременно уважение к его спокойствию.

– Конечно знаю, через 27 лет, 9 мая, когда солнце уже скроется за горизонтом а луна ещё не взойдёт на небосклон, в то самое любимое мною время суток, когда, устав от суеты дня, природа начинает готовиться к отдыху.

 
Уж отпылал закат,
природа в предвкушеньи
а я безмерно рад
и чувствую спасенье.
 

– Вы поразительно спокойны, неужели вам не страшно? Ведь как бы там нибыло, лишиться всего этого, восходов-закатов, природы, всех чувств и ощущений, присущих жизни? Мне кажется, это очень печально.

– Мой юный друг, я прекрасно понимаю вас. Когда-то, очень давно, мне кажется уже лет сто назад, я был таким же романтиком, как вы. Мне тоже было присуще восторгаться прелестями жизни. Я был горяч и непримирим, во мне бушевали страсти и силы. Я жил по девизу древнего учёного: «Дайте мне точку опоры и я переверну мир». Что он имел ввиду, осталось загадкой до сих пор. Но прошло много лет и я понял ошибку в этом изречении. Нам нельзя просить дать готовую точку, это попахивает иждивеньчеством. Мы должны найти её сами, сделать расчёт своим умом и только тогда мы достигнем совершенства, ибо переворачивать надо тот мир, который находится внутри нас. Не хочу показатся нескромным, но я нашёл эту точку и достиг многого, чего и вам искренне желаю. Мне осталось завершить несколько дел за оставшееся время и я буду свободен. Мой срок продиктован старостью и закономерным финалом.

– А мой срок вам известен? – тихо спросил Генри.

– Да, мой мальчик, но говорить тебе об этом я не имею права, – виновато улыбаясь, ответил Юлиан и одной рукой обнял своего ученика.

– Но почему? Может людям надо знать свой последний день, чтобы успеть понять и сделать больше?

– Они так не думают, – Юлиан поднял глаза в небо, – и я с ними полностью согласен. Человеку не стоит говорить, когда придёт этот день, чтобы он мог всю земную жизнь стремиться к совершенству. Ну, посудите сами, если весь путь расписан и предопределён, где же право выбора, от которого многое зависит? Получается, будут созданы тепличные условия, хотя первоочередной замысел был основан на условиях естественного отбора по делам нашим. Мы живём в мире, в котором каждый неверный шаг приближает нашу кончину. Поэтому, не творите сегодня подлости и зла, в надежде, что завтра сможете всё исправить, вдруг этого завтра не будет? Сколько вариантов судьбы даёт нам сделанный выбор и только ты решаешь, как тебе жить. В собственных неудачах глупо сетовать на кару господню. Твоя вина не в том, что не смог противостоять искушению, а в том, что позволил убедить себя. Каждый рождается на свет с определённой миссией, но не каждому хватает терпения, веры и настойчивости завершить её. Ваш последний день с точностью ещё не определён, поэтому, программировать даже такого просветлённого человека, как ты, не дело для мага. Всё может поменяться, ты и я очень похожи, но у нас разные цели и задачи и поэтому, что точно и конкретно для меня, для тебя может быть определено по-другому и перевернуться в то знание, которого ты будешь заслуживать на данный момент твоей жизни. В тебе много скрытого резерва, в разные промежутки времени твои мысли и поступки могут быть разными.

– Это хорошо или плохо?

– В нас всего понемногу, а какая сторона станет больше или меньше нужно будет доказывать всю жизнь, пока мы будем олицетворением добра. Но оставим наши рассуждения, говорите, что привело вас сегодня? Что творится в вашей душе, какие вопросы волнуют ваше сознание? Я тоже скучал без вас.

Генри показалось, что доктор прослезился. А может, правда, показалось, ведь они были в астральных телах, а там ни слёз, ни других эмоций, свойственных биологическим телам нет.

– Я хотел рассказать о Радужном Адепте, с которым встретился и беседовал в Индии.

– Его зовут Шалтир, прекрасный и очень грамотный человек, – закивал головой Юлиан.

– Откуда вы знаете? – искренне удивился Генри и смутился, чему тут удивляться.

– Я не только знаю о нём, но и видел его. Не удивляйтесь, я же астрал, да и вообще, говорю без ложной скромности, человек, вполне осведомлённый во многих сферах и не только земных, – Юлиан хитро прищурился и выпятил грудь, потом посерьёзнел и добавил, – и по этой причине у меня есть напутствие для вас. Вот посмотрите, я хочу доказать это на таком примере.

В руках Юлиана, неизвестно откуда, появилось ювелирное изделие из золотой цепочки и странной подвески.

– Генри, случаи из твоей жизни, как звенья, составящие в будущемзаконченную цепочку из логических выводов. Эти выводы помогут тебе прийти к самосовершенствованию. Но цепь должна быть закольцована, ей необходим замок, держать вот этот символ общего мирового союза всех религий. Вы говорили с Шалтиром о множестве вероисповеданий, об их молодости и древности. Так вот, Радужный Адепт, где бы вы не жили, в каком бы времени, с каким народом, вы должны быть абсолютно лояльны.

– Да, конечно, мне пришлось по сердцу всё то, что я услышал. Я много думал о своей, пусть и короткой ещё, жизни. Я незнаю, как мне поступить, этот случай возле консульства застал меня врасплох.

– Да-да, я видел вас. Сколько в ваших глазах было мудрости, решительности, я даже заоплодировал своему ученику, – перебил его Юлиан.

– Да какая там мудрость, я был в полной растерянности, – запальчиво ответил Генри, уже не высказывая удивления от осведомлённости доктора, – представьте, в каком положении я оказался. Две чаши весов моей души пришли в невероятное расстройство. Я офицер и у меня есть долг защищать тех, кто рядом со мной. Но на той стороне были такие же люди, смерть которых легла бы тяжким бременем на мои плечи. Вы представляете моё состояние?

– Прекрасно понимаю вас, мой мальчик, более того, я даже знаю, о чём вы размышляли. Ход ваших мыслей мне очень понравился, я был доволен, – Юлиан, ободряюще сжал руку Генри, – и чтоже вы решили?

– Я в смятении! Как узнать, где моё место, где я больше нужен? Господи, как всё сложно! Скажите, скажите, что мне делать? Я хочу подать в отставку и уйти с военной службы, ибо эта работа подразумевает нести смерть. Но куда идти потом? Как жить? – ученик с надеждой смотрел на учителя.

Юлиан повернулся и пошёл по берегу. Генри ничего не оставалось делать, как последовать за ним. Молчание учителя приводило его в недоумение. «Ну что же он ничего не говорит? Ведь сейчас как никогда нужен его совет? Странно, мы не перемещаемся, а просто идём, как в обычной жизни?» подумал Генри, смотря, как Юлиан, сложив руки за спиной, медленно бредёт по песчаному берегу. «Но нет, мы не оставляем следов?!» мелькнуло в голове.

– Вы не последовательны, друг мой, в вашей голове сумбур, – повернулся к нему Юлиан, – смотрите, сколько очарования.

Генри оглянулся туда, куда показывал доктор. Они были совершенно в другом месте. Это был тоже берег, но уже абсолютно другой. Шелковисто-мягкая, даже на взгляд, трава крутого склона, почти отвестно спускавшегося к небольшому озерцу. Лёгкая рябь на тихой водной глади озера, лежащем ровным блюдцем в ложбине среди высоких гор. Вековые деревья с пышными кронами, тишина и безветрие. – Так бы и бродил по этим местам и наслаждался покоем и тишиной. Ах, милый мой Генри, если бы вы только знали, сколько подобных красивых мест есть на этой планете! Наслаждайтесь, наслаждайтесь, мой друг, отриньте от себя гнетущие мысли и пользуйтесь своим умением.

– Я слишком поглощён ими и не могу так сразу перестроиться, поймите меня.

– Искать, в чём смысл бытия довольно трудно без привычки, мне знакомы ваши переживания. Действительно сделать выбор нелегко. Но тут советчиков быть не может только по той причине, что вот вам и право выбора. Сосредоточтесь на своей цели и не дайте отчаянию и гневу помешать вам добиться её. Ничто не поисходит без причины, видим мы её или нет. Ваша душа должна выйти на ту дорогу, которой она достойна. В жизни очень много придётся думать и решать, а для чего же вам даны разум и внутреннее чутьё? Я могу обучать вас только основам магии и способности к перемещениям, это я могу вам обещать в рамках выделенных мне полномочий, но не больше того. Всё остальное решать вам и только вам. Просите, молите их о подсказках и вам дадут откровения во снах и видениях.

– Я понял, простите, если был чрезмерно настойчив. Мне кажется, я принял решение, только как проверить его правильность? – задумался Генри.

– В одночасье нельзя понять истинный смысл, это проверяется годами. Вот и сейчас, я взял на себя смелость мысленно, только для себя просчитать вашу жизнь, и вот результат моей самонадеянной самовлюблённости и тщеславия. Ваша встреча с Шалтиром в моём понимании была нонсенсом. Однако, она состоялась по воле небес. Превосходный пример непредсказуемости Высочайших. Их замысел был мне непонятен сначала, но потом я долго анализировал и пришёл к выводу, вы ходите в их любимчиках, хотя это понятие в отношениях с ними для меня полная неожиданность. Я даже признаться, безобидно, слегка приревновал их к вам, но вовремя опомнился. На моём долгом веку я тоже пользовался их подсказками, чего уж тут скрывать, но столь откровенных меня лишили. Я не ропщу, а искренне радуюсь за своего ученика, – Юлиан обнял Генри и похлопал его по плечу, – я по-отечески, по-стариковски люблю вас, вашу чистую и честную душу и всячески буду помогать вам, пока не истечёт мой земной срок, можете на меня положиться. Давайте сходим ещё куданибудь, ведь торопиться нам некуда, да и время у нас неограниченно.

Генри едва успел оглянуться, как ландшафт кардинально переменился. Они находились на абсолютно голой местности, где не было ни одного деревца. Безмолвная пустыня простиралась на тысячи миль во все стороны.

– Где мы? Что это за место? Похоже на первобытное состояние природы, – предположил Генри.

– Что вы, мой друг, первобытная природа была очаровательна, насыщена красками и множественными разновидностями жизни. Предупреждая ваш ответ скажу, это и не страшное будущее, которое будут описывать писатели через много-много сотен лет. Рискну забежать намного вперёд, пройдёт довольно большой срок относительно человеческой жизни и здесь будет построен небольшой населённый пункт, который очень тесно будет связан с вами.

– Ничего не понимаю, что это значит? Как это может быть?

– Наверно я всё-таки тороплю события, вот вечно я так, – сокрушённо покачал головой Юлиан, – забудьте мою старческую болтовню, нельзя мне пренебрегать условием мироздания «всё в своё время». Мы же говорили совершенно о другом и встретились здесь сегодня для того, чтобы найти ответы на ваши вопросы. Вы знаете, мой друг, я похож нынче на человека, который с удовольствием выслушивает чужие проблемы, чтобы не решать свои собственные.

– Вы это серьёзно, маэстро?

– Генри, почему «маэстро»? Вы никогда меня так не называли столь интересным словом.

– Да и вы, доктор, ещё никогда не оттягивали разговор, показывая и рассказывая всё, что угодно. Я чувствую всей душой и разумом, вы должны сказать мне сегодня что-то очень важное, но то ли подбираете слова, то ли ждёте благоприятной минуты. Не томите и не ищите мягкости выражений, говорите прямо. Моя встреча с Шалтиром – это и есть завершаюшее звено в цепи моей жизни, а потом за мной придёт Акзольда? Но неужели пришло время, я не чувствую, да и сделать ещё ничего не успел. Где миссия, в чём смысл моего рождения? Разве я уже должен уходить? – Генри стало не по себе.

– Да что вы! Вы всё не так поняли, друг мой! Если бы вы знали, как нелёгок и извилист будет ваш путь, но цель, определённая для вас, будет достигнута. Вы, Радужный Адепт, видите плоды вашей жизни ещё при жизни. Вам дано право быть свидетелем, как восторжествует добро, т. е. справедливость. Свершиться правосудие, даже если низвергнуться небеса, – пафосно провозгласил Юлиан, – но делать нечего, надо говорить, всю жизнь я зищищал тебя от правды, а теперь лучшая защита для тебя и есть сама правда.

– Звучит заманчиво, – тихо сказал Генри и, немного помолчав, добавил, – Я в ожидании дальнейших объяснений, простите, перебиваю, никак не могу справиться с дрожью в груди.

– Я понимаю вас, юноша, когда-то, очень давно я тоже испытал это чувство предвкушения. Но это лишь эмоции, а только ими нам руководствоваться нельзя. Мы должны ежедневно, ежечасно вырабатыватьв себе навык шестого чувства предвиденья и глубокой веры в замысел провидения. «Ной построил свой ковчег ещё до того как пошёл дождь, а Колумб отправился в путь, не зная, будет ли ветер, тем более, попутный». Нужно слушать свою душу, ведь через неё с нами говорит бог, и тренировать способность преугадать будущее. Господь даёт нам столько испытаний, сколько мы в силах выдержать, ибо предупреждён-вооружён. А сегодня ко мне подходит вот такой эпитет «говори, что думаешь, думай, что говоришь» – Юлиан лукаво улыбнулся, но в его газах Генри видел искреннюю печаль.

Доктор смотрел на своего ученика и едва сдерживал подступавшие слёзы, на душе было тоскливо и муторно. Как он любил этого мальчика, теперь уже зрелого мужчину! «Ну, как же сказать ему о том, что уготовано?! О боги, ну неужели вы не могли кому-то другому поручить эту миссию?! Вы безжалостны к моим чувствам и сединам! Как мой язык может повернуться рассказать ему о том, что в этой битве у него слишком мало шансов остаться в живых в тот момент, когда он испытал земное счастье любить и быть любимым! А бедная девушка?! Овдоветь раньше времени?! Как вы жестоки, оставить сиротой ещё неродившегося, но уже существующего, младенца, который не сможет испытать любви и нежности отца!»

– Мне очень трудно избавиться от своей словесной медлительности, – сказал вслух Юлиан, виновато улыбаясь.

Генри улыбнулся ему в ответ, потом рассмеялся искренне, весело и заразительно. Доктор, не понимая причин столь бурного веселья, смотрел на своего хохочущего ученика, пока сам, сначала, тихо, потом всё громче и громче тоже начал смеяться. Так и стояли они друг против друга, хохоча до слёз.

– Трудно избавиться от вредных привычек, если ты, дорогой маэстро, не избавишься от них, они избавятся от тебя, – произнёс, улыбаясь, Генри, – не ищите слов, я всё понял. Я, как никогда, уверен в себе и своих силах. Я твёрдо верю, что одержу победу, теперь, я просто не имею права проиграть. Мой сын должен жить в светлом будущем, где будет царить доброта и справедливость. Милый мой, добрый учитель, благодаря вам я многому научился и теперь ничего и никого не боюсь.

Генри понял, что прочитал мысли доктора, непонимая, откуда взялся этот талант, но был рад и счастлив этому, видя, как мучается учитель.

– Опять «маэстро», а мне нравиться, – пробормотал Юлиан, – я благодарен вам и верю в своего мальчика, да прибудет с тобой господь.

Оба перестали смеяться и смотрели в глаза друг другу, понимая, что теперь между ними никогда не будет тайн, они научились читать мысли друг друга. Лучшей награды нельзя было и представить. Несговариваясь, они приблизились друг к другу, обнялись и, отступив на шаг, растаяли в воздухе.

Генри открыл глаза, солнечный свет залил всю комнату. Первый раз Генри проспал! Он потянулся, улыбаясь и радуясь жизни, как любой любящий и любимый мужчина, который скоро станет отцом. «Виола, ненаглядная моя, любимая, нежная! Ты ещё ничего не знаешь! Я обожаю тебя!» стучало в висках. Быстро приведя себя в порядок, он отправился в кабинет полковника для доклада.

Постучав в дверь, он услышал голос полковника:

– Войдите, – Юрсковский поднялся из-за стола и подошёл к Генри, – как прошла ваша встреча с этим странным индийцем? Я беспокоился, всё-таки ситуация вокруг нашего пребывания здесь весьма и весьма напряжённая.

– Господин полковник, смею вас уверить, беспокоиться больше не о чем. Этот здравомыслящий человек довольно объективно смог объяснить своим соотечественникам о пользе нашего прибывания на их земле. Единственное условие, поставленное этим человеком, состоит в том, чтобы и с нашей стороны не было никаких насильственных мер против его народа. Истроически сложившаяся ситуация совершенно не зависит от нашего мнения, но в его поведении чувствуется осведомлённость о взаимовыгодных отношениях наших стран в далёком будущем. Я не спрашивал об источниках его информирования в силу определённых причин, он убедительно дал мне понять, ему известно что-то такое, чего незнает никто, – Генри выпалил свою речь на одном дыхании, одновременно сказав многое и ничего.

– Ваши объяснения довольно туманны, но я полагаюсь на ваше человеческое чутьё и военное образование. Я рад, что нам теперь можно не опасаться за наших подчинённых. Не смею вас больше задерживать, – полковник кивнул Генри.

– Я хочу просить вас разрешать мне изредка встречаться с этим человеком, его зовут Шалтир. Это весьма одиозная личность, его суждения мне очень интересны. Филосовские учения их культуры нашли отклик в моей душе. Оно основано на обучении человека очень лояльному отношению ко всему происходящему.

– Раз вам по сердцу эта философия, я не смею вам припятствовать, в любое, свободное от основных обязаностей время, вы можете ходить, куда вам угодно, я верю вам. Вы ещё хотите что-то сказать?

– Да, мне есть, что сказать. Ваше согласие на наш брак с Виолой безмерно радует меня. Но ещё долгие восемь месяцев мы будем с ней в разлуке. Хотя я спокоен за свои и её чувства, но судьба может распорядиться нами как угодно. Поэтому сегодня, в этом кабинете я хочу составить документы следующего содержания. Я единственный наследник своих родителей, которые, к моему сожалению, уже нашли приют под кровом господним. – Да-да, я знаю, – покачал головой полковник, – я знал вашего отца, прекрасный был человек, честный, справедливый, порядочный.

– Так вот, я хочу составить завещание, моё имение, состояние и офицерское жалование в случае моей смерти я оставляю Виоле и соответственно её детям. Всё необходимо составить правильно и грамотно, как того требует закон.

Полковник поднял на Генри глаза, несколько минут замешательства со стороны Юрсковского были непонятны Генри.

– Я совершенно обескуражен вашим заявлением. Что вас толкнуло на такие тревожные мысли о смерти?

Полковник потянулся к трубке, что говорило о душевном смятении. Он курил в исключительных случаях, по-видимому, этот был именно таким.

– Видите ли, господин полковник, нам не дано заглянуть за завесу будущего, может произойти всё, что угодно, поэтому я хочу предопределить условности всякого рода, непопирая честного имени вашей дочери. Мораль нашего общества консервативна и с предубеждением относится к искренним чувствам, неподкреплённым определёнными условностями. Мы составим документ таким образом, чтобы никто не смел усомниться в добропорядочности моей любимой Виолы. Моё решение твёрдое и безповоротное. Надеюсь, возражать вы не будете, – Генри смотрел в глаза полковника, пытаясь прочесть его мысли.

Полковник долго молчал, потом тихо сказал:

– Ну, что ж, если вы так решили, ваше право. Не скрою, я удивлён и безмерно рад тому, что моей дочери встретился такой порядочный и честный человек. Через два часа я подготовлю всё необходимое.

Полковник подошёл и обнял Генри, пряча глаза, в которых мелькнули слёзы радости и одновременно скрытой печали, исходящей от сердца, в котором родилось какое-то странное, тревожное предчувствие.

Генри вышел из кабинета, а полковник ещё долго стоял и смотрел на дверь. «Что толкнуло его на такой шаг? В том, что они любят друг друга, я не сомневаюсь, но мне кажется, его решение продиктовано какими-то собственными соображениями. Какое-то смутное предчувствие надвигающейся беды не даёт мне покоя, чем оно вызвано совершеннейшая загадка. Кому как не им, молодым, здоровым, крепким, радоваться долгой жизни, рожать детей, учить их добру, вере в силу господню? О господи, господи, помоги им» думал Юрсковский. К вечеру документы были составлены и письма отправились с курьером на родину. Прошло несколько дней. Однажды утром, сменившись с дежурства, Генри собрался прилечь и выспаться. Едва его голова коснулась подушки, он почувствовал необычайное волнение. Ища причины, он перебрал все события последних дней и не нашёл ничего, требующего повышенного внимания. Почему-то, в памяти всплыло лицо Шалтира и, не мешкая ни секунды, Генри быстро собрался и вышел из консульства в город.