Текст книги "Истребитель гулей. Роман о Готреке Гурниссоне (ЛП)"

Автор книги: Дариус Хинкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 59 (всего у книги 61 страниц)

Люциус смягчился, подошел к жене и тихо положил руки ей на плечи.

– Цисси, поверь, так будет лучше для всех, – сказал он.

– По-твоему, с чужой женщиной Дельфи будет лучше, чем с нами?! Да она же избавится от ребенка из страха, который и тебе не позволяет принять Дельфину в наш дом! – горестно воскликнула Нарцисса. – Я себе не прощу, меня и так совесть мучает, что Белла погибла из-за меня. После побега Поттера мы почти не общались, а когда шла битва за Хогвартс, я не могла думать ни о ком, кроме Драко, вот и солгала Темному Лорду, чтобы иметь возможность попасть в замок. Но откуда мне было знать, что все так обернется?

– Дорогая, ты ни в чем не виновата, – ласково проговорил Люциус.

– А если Юфимия изведет Дельфини? Или подбросит к маглам, как сквибку?

– Не посмеет! – уверял муж.

– Да? – с сомнением в голосе спросила Нарцисса. – А кто же ей помешает?

– Она до сих пор этого не сделала, значит, у нее нет таких намерений. Насколько я знаю, нянька подалась на континент вместе со своей подопечной. Вся Британия пребывает в уверенности, что она там и находилась последние два года. Там Юфимия переждет всю эту бурю. Мы не можем знать, какие указания ей дали Темный Лорд и Беллатриса. Но держу пари, что они подстраховались, и нянька выполнит все обещанное, – убеждал Малфой жену. – И потом, – продолжал он, – окажись Дельфи среди маглов, это не принесет ей вреда. Твоя племянница все равно получит приглашение в Хогвартс и вернется в волшебный мир. А положение маглокровки теперь ничуть не хуже, чем любого чистокровного мага. – В глазах Люциуса блеснули горечь и бессильное отчаяние. – Им теперь будут открыты все двери, так что они смогут развернуться на любом поприще.

– Но эта чванливая ханжа, даже если и воспитает Дельфи, все равно никогда не будет любить ее! А я бы заботилась о ней от всей души.

– Это так, дорогая, но любовь для твоей племянницы – слишком большая роскошь в сложившихся обстоятельствах. Самое большее, на что она может рассчитывать – это безопасность и воспитание, достойное представительницы чистокровного рода.

– Я не понимаю тебя, – недоумевала Нарцисса.

– Как ты полагаешь, почему Темный Лорд не поручил свою дочь нам, но в то же время доверился этим Роули? Он не хотел, чтобы в случае его поражения о Дельфини узнали. Это и понятно. Дочь Темного Лорда! Поверженного, к тому же. Да при таком раскладе девочке не дадут нормально жить! Поэтому если ты ее любишь, то должна сохранить тайну. Пусть уж лучше твою племянницу будут звать Роули.

– Но тогда она никогда не узнает, кем были ее родители! – вскрикнула Нарцисса.

– Это даже к лучшему.

Против таких аргументов волшебнице было трудно возражать и ей волей-неволей пришлось согласиться с мужем.

– А если Роули вообще не вернутся в Британию? Как тогда Дельфи попадет в Хогвартс? – спросила она после недолгого молчания.

– Ну что же! Есть и другие волшебные школы: Шармбатон и Думстранг. На Хогвартсе свет клином не сошелся. Не волнуйся так сильно за племянницу. Уверен, ее отец все предусмотрел. В конце концов, это ведь не просто волшебная, а его родная кровь.

Нарцисса лишь вздохнула. Тут в гостиную вошел Драко, напомнив родителям, что уже время ужина, и Люциус был рад завершению этого неприятного для него разговора.

*

Вокзал Кингс-кросс. Девятнадцать лет спустя.

– Привет!

Это вернулся старший сын Гарри, Джеймс. Он уже отделался от чемодана, совы, тележки и теперь явно горел желанием сообщить новость.

– Там Тедди, – запыхавшийся Джеймс показывал через плечо назад, в густые клубы дыма. – Я его только что видел. Знаете, что он делал? Целовался с Мари-Виктуар. Наш Тедди. Тедди Люпин! С нашей двоюродной сестрой!

– Ты им помешал? – спросила Джинни. – Ох, Джеймс, до чего ты похож на Рона.

– Он сказал, что пришел ее проводить. А потом сказал, чтобы я катился отсюда.

– Вот будет здорово, если они поженятся, восторженно прошептала дочь Гарри – Лили. – Тогда Тедди правда будет членом нашей семьи.

– Он и так обедает у нас четыре раза в неделю, – заметил Гарри. – Почему бы нам просто не пригласить его жить у нас, и дело с концом?

– Да! – восторженно откликнулся Джеймс. – Я не против жить с Альбусом в одной комнате, а мою можно отдать Тедди.

========== Глава 140. Вокзал Кингс-кросс ==========

За мной, читатель! Кто сказал тебе, то нет на свете настоящей, вечной,верной любви? Да отрежут лгунуего гнусный язык! За мной, мойчитатель, и только за мной, и япокажу тебе такую любовь.М. Булгаков «Мастер и Маргарита»

Беллатриса очнулась от чувства невыносимой непреходящей боли и не могла даже понять, что стало ее источником и причиной. Было ощущение одновременно как будто от глубоких колотых ран и от обжигающего пламени. Она попробовала открыть глаза, но тут же снова зажмурилась, ибо что-то нестерпимо слепило их. Колдунья с трудом повернулась на бок, поднялась на колени, хотя каждое малейшее движение причиняло муку, и увидела, что сидит на чем-то белом, но эту поверхность нельзя было ощутить рукой. Женщина оглядела себя и ужаснулась. Изящные кисти смуглых рук были все в крови, которая текла из глубоких порезов и капала прямо ей под ноги. На груди и на голове тоже были очень болезненные раны, так что и длинные волосы, и черное платье пропитались алой липкой жидкостью столь сильно, что уже не могли ничего впитать, и красная субстанция просто стекала с них. Беллатриса видела, что это кровь и, несмотря на боль, удивлялась, как можно столько терять и терять ее и при этом не лишиться чувств.

Наконец, она решилась поднять голову, а сделав это, поняла, что так сильно жгло ее тело. Прямо перед собой Белла увидела людей. Много людей. Кого-то ведьма хорошо знала, других лишь смутно припоминала, но тут же осознала, что все они погибли от ее руки. Именно они являлись ей в ночных кошмарах, а теперь сны претворились в жуткую реальность. Это те самые убитые звали ее к себе, стоя на другом берегу реки, и еще когда она была жива, протягивали к ней руки. Сейчас они были совсем рядом, но до Беллатрисы не дотрагивались, потому как на их лицах читалось такое отвращение, какого ей еще не доводилось встречать. Но хуже всего было даже не это. Хуже всего было видеть их глаза. Гневные, полные укоризны, опаляющие пламенем. И никуда нельзя было деться от их осуждающих взглядов, прожигающих насквозь. Губы погибших шевелились, и все голоса сливались в оглушающий хор, в котором звучал один лишь страшный вопрос: «Почему? Почему ты нас убила? Что мы тебе сделали? Это наша кровь на твоих руках. Зачем ты ее пролила?». А Беллатрисе нечего было сказать, потому как эта кровь ничем не отличалась от ее собственной: такая же красная. Это был ад. Никакая сила не могла заставить ее посмотреть на своих жертв, невозможно было видеть их и не сгорать при этом от огромного стыда. Глаза Беллатрисы просто растворялись в слезах при встрече с их жгучими взглядами. Но странно, когда глаза ведьмы начинали блестеть, гнев и ярость жертв немного уменьшились, словно чуть-чуть приугасли. А на тех местах, куда падали ее слезы, на руках, на груди, раны немного успокаивались, кровоточили меньше.

Неизвестно сколько времени все продолжалось, но это сейчас было неважно, так как конца этим мукам все равно не предвиделось. Неожиданно перед Беллатрисой предстал еще один человек. Это был старик с длинной белой бородой и одетый в белую мантию, которая слегка светилась. Взгляд его был хоть и строгий, но не гневный, и ведьме даже показалось, что в нем есть и толика сочувствия. Она сразу узнала покойного директора Хогвартса.

– Вы, профессор? – изумленно прошептала колдунья.

– Да, это я, мисс Беллатриса, – отвечал Альбус Дамблдор таким тоном, как будто обращался к провинившейся ученице. – Давно вы меня так не называли, прямо как нашкодившая школьница, попавшаяся на месте преступления, – слегка усмехнулся директор.

Разговаривать с Дамблдором было все же легче, чем слушать своих жертв, и ведьма тихо спросила:

– Зачем вы пришли? Что вам нужно от меня?

– О, нет, мне от вас ничего не нужно, мисс Беллатриса, – спокойно пожал плечами директор. – Но я должен задать вам один очень важный вопрос.

– Говорите! – взмолилась Белла.

– Сначала вам предстоит кое-что увидеть. Следуйте за мной. – И старец поманил волшебницу за собой.

Оглядевшись, Беллатриса только теперь поняла, где все это время находилась. Не узнать это место было невозможно, ибо любой чародей волшебной Британии побывал здесь как минимум не один десяток раз. Это была платформа 9 и ¾ вокзала Кингс-кросс, с которой всегда отходил алый паровоз Хогвартс-экспресс. Сейчас она была совершенно пустой. Дамблдор привел Беллатрису на другой конец платформы и остановился.

– Посмотрите на это! – велел профессор и указал рукой на стул, из-под которого доносились какие-то странные звуки, похожие на жалобное хныканье.

Беллатриса заглянула под стул, и ее глазам открылось безрадостное зрелище: странное существо, напоминающее младенца, но со старческим лицом и грубой ободранной кожей, беспомощно шевелило уродливыми ручками и ножками, жалобно поскуливая, явно нуждаясь в утешении и не находя его. Дамблдор и невинные люди, загубленные Беллатрисой, смотрели на него с гримасой брезгливого отвращения на лице. Но чародейке оно показалось знакомым и странно родным. Ей одной было жаль это изувеченное и отвратительное создание, которому, как она понимала, приходится намного хуже, чем ей.

– Узнаете? – спросил Дамблдор. Беллатриса только кивнула. Ну, конечно, она узнала. Еще бы ей не узнать, но не глазами, а сердцем узнала. Белла протянула руку, тихонько погладила уродца, и горячие слезы снова потекли из ее темно-карих глаз. Они падали прямо на его маленькое тельце, и существо стало затихать от того, что боль его облегчилась, как будто раны намазали целебным бальзамом. Чахлый младенец словно почуял, что тот, кто сейчас находится рядом с ним может облегчить страдания, и потому ухватился слабыми ручонками за ласкающую его руку, как бы умоляя не покидать.

– Вы ведь поняли, кто перед вами, мисс Беллатриса, не так ли? Что же скажете? – спросил профессор, глядя на нее долгим внимательным взглядом.

– Можно ли что-нибудь сделать? – плача, спросила Белла.

– Нет, – твердо отвечал Дамблдор, продолжая испытующе разглядывать ведьму. – Волдеморт уже ничем не может себе помочь, потому как лишен возможности даже просто выслушать свой приговор. Он все равно сейчас не способен понять, что натворил. Не понимал при жизни, не поймет и после смерти. И до этого момента не было человека, который бы мог помочь ему, даже когда я и Гарри видели его в последний раз. Но теперь есть. Потому я и явился сюда уже во второй раз за последние несколько часов. Есть один человек, который мог бы кое-что сделать для него. Ты! Ты, Белла, можешь попытаться облегчить его участь.

– Неужели я буду так счастлива? – воскликнула чародейка с выражением непередаваемой радости на бледном лице.

– Подожди радоваться, сначала выслушай. За все нужно платить, и я, право, не знаю, стоит ли соглашаться на столь высокую цену за помощь ему. Все просто: ты можешь взять на себя отпущенное Волдеморту наказание. Он окажется на твоем месте, а ты превратишься в такое вот жалкое создание, какое видишь перед собой. Ты все же поняла, что натворила, еще до смерти испытывая спасительное раскаяние, которое Волдеморт заглушил в тебе. Тебе стыдно смотреть в глаза своим жертвам, ты льешь слезы и, кто знает, может быть когда-нибудь они смоют пролитую тобой кровь. Для тебя еще есть слабый проблеск надежды на прощение. Это все, что тебе осталось. Но для него этой надежды нет. Сможешь ли ты ее отдать? Согласишься ли променять свою и без того незавидную долю на еще более страшную участь? И только за то, чтобы дать Волдеморту последний шанс просто осознать свои злодеяния. Шанс, которым он может и не воспользоваться, упустить, как и множество других, раньше данных ему. Подумай, как следует, Белла, ведь потом ты не сможешь это сделать, лишившись даже своего разума.

Но чем больше предостерегал и, казалось, отговаривал Дамблдор, чем сильнее сгущал мрачные краски, тем тверже была воля Беллатрисы, тем более непоколебимым становилось ее решение. О себе она не думала и совершенно позабыла. Только одна мысль захватила сейчас все ее существо: «Я смогу ему помочь, у него будет шанс, он обретет надежду. И разве я не давала обещания никогда не покидать его?» Ответила она сразу же, не сомневаясь ни секунды, тихим, но твердым голосом:

– Я согласна! – И слегка склонила голову в знак того, что принимает условия договора, а потом подняла глаза на своего собеседника.

– Ну, что же, – мягко отвечал профессор, и Белле показалось, что и без того ясные голубые глаза стали еще светлее и ярче. – Пусть будет по-твоему!

Тут Дамблдор взмахнул волшебной палочкой, и сразу же пол под ногами чародейки затрясся, со всех сторон засверкали молнии, раздались раскаты грома, и густые клубы дыма окутали все кругом. Ослепленная, оглушенная и задыхающаяся Беллатриса почувствовала, что проваливается в забытье.

========== Глава 141. Старый знакомый ==========

Из забытья Беллатрису вывели чьи-то ласковые руки, перебирающие ее длинные черные волосы. Тело по-прежнему болело, но она уже начала к этому привыкать. Более того, волшебница даже обрадовалась, ведь осознание боли и понимание ее причин говорили о том, что разума она все же не лишилась. Белла открыла глаза и недоуменно посмотрела на свои руки, ноги и тело, стала оглядываться вокруг. Альбус Дамблдор и убитые по-прежнему были рядом, но теперь вместе с ними стояли еще два человека. Одного из них колдунья видела впервые, но сразу почувствовала исходящие от него спасительное умиротворение и глубокую мудрость. Это был пожилой человек, его лицо и белая длинная одежда светились непередаваемой красоты сиянием. Серые глаза незнакомца смотрели на всех, и на нее в том числе, по-доброму и очень тепло. Другой же человек, появившийся на вокзале в то время, пока волшебница лежала без сознания, был ей, напротив, знаком до боли. То снова был ее возлюбленный милорд. Это он гладил ее по голове, и ему Беллатриса добровольно отдала даже то последнее, что имела, – призрачную зыбкую надежду на прощение. Однако, она почему-то не превратилась в уродца, и это очень удивило ведьму. Волдеморт же выглядел просто ужасно: он словно был пронизан трещинами насквозь, и эти трещины разделяли его на семь частей, составлявших когда-то одно целое, а теперь казались частями страшной невиданной мозайки. Все ее детали были тут, рядом, плотно подогнанные друг к другу, но не слившиеся воедино. Из тех самых мест, где они соприкасались друг с другом, текли кровь и гной. Тогда Беллатрисе стало очевидно, что все это причиняет ее повелителю нестерпимую боль, несравнимую с ее собственной. Из глаз Волдеморта текли слезы, удержать которые было невозможно, да он и не старался. Голова мага, повернутая к незнакомцу в белых сияющих одеждах, низко склонилась под грузом осознаваемой вины.

– Ну, здравствуй, Том! – раздался в тишине печальный голос. Тон, с которым он обращался к собеседнику, содержал в себе такую бездну милосердного сочувствия, что от одного только звучания сказанных им слов становилось светлее и легче на душе.

– Отец Доброделов, вы? – изумился Волдеморт, не в силах при этом от стыда поднять головы.

– Рад, что через столько лет ты все еще не забыл меня. Впрочем, ничего удивительного, ведь у тебя всегда была замечательная память.

– Вы ничуть не изменились… – снова заговорил Темный Лорд.

– Зато тебя теперь не узнать, не правда ли? – отвечал Доброделов. – Что же ты над собой учинил, бедный неразумный мальчик! А ведь я предупреждал, к чему приведут тебя гордыня и нежелание прощать обиды. Именно они и вызвали в тебе столь страшные перемены. Они оказались подобны пороху, способному взорваться от малейшей искры. Любое причиненное тебе зло вызывало в тебе бурю злобы. Тебе казалось, что Провидение обошлось с тобой чересчур сурово, не додало чего-то. Ты желал отмщения, но ослепленный им, даже не смог разглядеть, как в то же время милостива была к тебе судьба. У тебя с самого начала были и здоровье, и острый ум, и недюжинное упорство, а кроме того, невероятная волшебная сила и магические способности, заставляющие бледнеть от зависти и восхищаться половину Хогвартса и почти весь Слизерин. И как же ты распорядился столь щедрыми дарами? Напустил на ни в чем неповинных людей страшное чудовище, убил ту несчастную девочку, подло подставил другого человека, дабы избежать возмездия за свое преступление. Ты не пожелал простить отца, отняв жизнь и у него, и у своих деда с бабкой, занимался гнусными темными искусствами, посвящая их изучению свое время, половины которого с лихвой хватило бы, чтобы самому построить свое счастье. Но вместо строгого наказания, которое ты, по справедливости, заслуживал, Всевышний посылает тебе, разуверившемуся в силе любви и вообще во всех лучших чувствах, сокровище, подругу, чтобы ты убедился в обратном, в том, как глубоко заблуждался. Однако ты не пожелал измениться сам и, более того, погубил бесконечно любившего и полностью доверявшего тебе человека, причинив ему куда больше зла чем тем, кого считал своими врагами. У них ты отбирал жизнь, Беллатрисе же искалечил душу в тот день, когда она по твоей милости совершила первое убийство.

– Так вот, значит, о чем говорила Кассандра Трелони! – печально сказал Волдеморт.

– Да, именно это, ведь духовное убийство куда страшнее телесного. И что же? Творец отнял ее у тебя, сделав чужой женой, отдав человеку, который еще мог бы спасти ее. Но видя твои страдания и скорбь по потерянной любви, Он смилостивился над тобой и нежданно-негаданно вернул ту, которая была тебе предназначена. Казалось, живи и радуйся, забудь о невзгодах, откажись от губительных планов, ведь уже обладаешь всем нужным для счастья. Рядом с тобой родная и преданная душа, есть и состояние, и высокое положение, и даже громкое имя, которое сам себе выбрал, раз уж данное при рождении пришлось не по вкусу. «Мне этого мало!» – говоришь ты. И на темные искусства меняешь сияющие глаза своей подруги, решаешься на ужасное злодеяние – убийство ребенка, который еще ни словом, ни делом, ни помыслом не причинил вреда. И вот Всевышний наказывает тебя, отбирает возлюбленную, носимое ей дитя, волшебную силу и даже тело. Зато дает много времени, чтобы осмыслить свою жизнь, наглядно убедиться, каким жалким оказалось обретенное с помощью черной магии бессмертие. Однако и в таком состоянии ты все же не был лишен самого главного. Твоя подруга и в Азкабане душой оставалась с тобой, день за днем поддерживая силой своего ожидания. Ее любовь, а вовсе не крестражи удержали тебя на краю пропасти, заставляя упорно цепляться за жизнь. Пришел день – и снова счастье сваливается тебе на голову. Снова очередной подарок, о котором ни ты, ни Беллатриса уже и не мечтали. Вопреки всем обстоятельствам у вас рождается дочь. Но ты, несчастный слепец и твердолобый упрямец, все равно ничего не понимаешь и не ценишь! Не слышишь слов вразумления от тех, кто встречается тебе на пути. Подавай ему Британию и весь мир в придачу, да еще и голову Поттера на блюде! А когда ты уже задумал совсем непоправимое – погубить душу женщины, вверившей тебе свою судьбу – вот тогда терпение Всевышнего истощилось, Беллы ты лишился. Но и этого урока оказалось мало. Непомерная гордыня и здесь помешала тебе принять милосердие, дарованное тем, кого ты считал злейшим врагом. Гордыня закрыла двери к раскаянию и не дала воспользоваться последним шансом на спасение. И вот в этом главная разница между тобой и Гарри. У вас похожие судьбы, оба вы сироты, оба терпели невзгоды в детстве, но он был скромен, как его предок Игнотус Певерелл, и смог простить обиды. А тебе гордыня и порожденная ей жажда мести затмили разум. Но, Боже мой, Том, я еще не встречал таких везучих людей как ты. Видишь, осколки твоей раздробленной души, запрятанные по крестражам и, казалось бы, безвозвратно потерянные, погибшие, теперь восстановлены из праха. Вот только собрать их воедино предстоит тебе самому. Ты, как человек, искушенный в магических искусствах, знаешь, что никаким чародейством не сотворить подобного чуда. Только одной силе подвластно такое – спасти даже не жизнь, а душу, хоть свою, хоть чужую. Это не результат удавшегося магического эксперимента, не порождение волшебства, тем более темного, это дар отвергаемой и презираемой тобой любви, чувства, от которого ты всю жизнь бежал как от чумы. Однако, оно все же настигло тебя. Ты считал любовь проклятьем, тогда как на самом деле это оказалось бесценным подарком. Тебе понадобилось много времени, чтобы понять это. Ты годами обманывал других, но в итоге обманул и самого себя.

– Скажите мне только одно, святой отец: почему я все-таки полюбил Беллатрису, хотя такое никак не могло случиться?

– А тебя не смущает спрашивать разъяснений у магла?

– Меня теперь уже ничто не смущает.

– Хороший вопрос, Том. Я и сам хотел дать тебе некоторые пояснения на этот счет. Одна из причин в твоей матери. Ты знаешь, что она опоила отца любовным зельем, и потому считал, что любить тебе не суждено. Действительно, свойства подобного эликсира таковы, что дети, рожденные в подобном союзе, где один из родителей находится под действием амортенции, не могут любить. Ибо нет настоящей любви между этими людьми: не только жертва приворота, но и сам привораживающий на самом деле не испытывает этого чувства. Ведь если любишь по-настоящему, то не станешь принуждать человека быть вместе с тобой против его воли. Но когда твоя мать забеременела, то больше не стала околдовывать отца, хотела, чтобы он полюбил по-настоящему или по крайней мере остался с ней ради ребенка. Но она жестоко ошиблась. Муж не простил ее и оставил одну, в положении, без средств к жизни, беспомощную в чужом для нее мире и без возможности вернуться домой. Он забыл не только долг перед родным ребенком, хоть и зачатом не по его воле, но и о простом милосердии, которое все же мог бы даровать нелюбимой женщине, разведясь с ней по-хорошему и оказав необходимую помощь без всякого ущерба для себя. Однако лишения и нужда, в которой оказалась твоя мать по своей вине и по вине мужа, сгубили ее. Но Том, скажи мне, что она сделала на смертном одре?

– Назвала меня в честь отца и деда, пожелала, чтобы я был похож на папу.

– Вот именно! Вместо того, чтобы озлобиться, проклинать того, кто по своей черствости и равнодушию стал причиной ее смерти и никогда впоследствии не поинтересовался судьбой ни сына, ни его матери, Меропа назвала тебя в его честь, тем самым даруя прощение. Разве этот поступок – не свидетельство настоящей любви в самом лучшем смысле этого слова? Ведь любовь и прощение – это две стороны одной медали и всегда идут рука об руку. К слову сказать, она и своего отца простила, дав новорожденному двойное имя. А ты видел, как тяжело ей жилось в родительском доме. Да, взаимной любви в браке твоих родителей не было, но любовь, всепрощающая любовь, имела место. И что в сравнении с ее силой магия какого-то зелья?! В тот миг, когда мать нарекла тебя Томом Марволо, чары эликсира и все их последствия были разрушены, не оказав на тебя своего действия, а вместе с именем и способность любить тоже была дарована тебе как благодать. И хоть потом ты и стал называть себя по-другому, старался вытравить из себя эту сентиментальность, у тебя ничего не вышло. Да, наследие Кадмуса Певерелла досталось и твоей матери, и тебе. Теперь о крестражах, жутких волховских измышлениях, превращающих человека в закоренелого бездушного негодяя. Вспомни, Том, что произошло в Слизерин-кэстле после того, как ты забрался в комнату Беллатрисы и вернул ей волшебную палочку?

– Зажглись камины и светильники, которые до этого упорно не желали гореть, – отвечал Волдеморт.

– Правильно, а до этого замок пребывал во власти холодного мрака, ведь так? А пламя загорелось тогда, когда в тебе родилась любовь к Беллатрисе, к другому человеку, не к себе. Без этого чувства сердце подобно дому без очажного тепла, нежилому, холодному, мертвому, одним словом. Ты мог бы догадаться, но не смог, не захотел.

– Однако у меня тогда уже был крестраж! – изумился Волдеморт.

– Да, один крестраж, но не шесть. Один такой артефакт создавали и другие темные маги до тебя. Бывали случаи, когда они раскаивались в содеянном и тем самым собирали душу воедино. Это показывает нам, что здесь еще не все потеряно, точка невозврата не пройдена, и возможно возвращение с гиблого пути на правильный. Остальной же душой, которая еще оставалась при тебе, завладела любовь, завладела вопреки твоей воле и желанию. Когда же ты, Том, от всего своего темного сердца сделал Белле предложение, а она согласилась, то две ваши души стали в тот момент одним целым. Вот почему, даже дробя после того свою душу на части, ты все равно не смог избавиться от тех чувств, что испытывал к своей половине. И в том осколке души, который оставался тебе после всех страшных экспериментов, продолжала тлеть эта спасительная искра.

Волдеморт, стоя на коленях, поцеловал край ризы Доброделова, потом взял руку также коленопреклоненной Беллы и с благоговением поднес к губам.

– Том, – помолчав, наконец, заговорил священник. – Тебе нужно искупить свои поступки, а также грехи своей любимой, которые она совершала из-за тебя и во имя твое. Если, конечно, не хочешь, чтобы и дочь расплачивалась за все, что ты натворил. Иначе и она пойдет по твоим стопам. Родольфус останется верен тебе и до конца своих дней будет любить Беллатрису, возвратится из Азкабана и откроет твоей дочери тайну ее рождения. Дельфини, пытаясь с помощью украденного маховика времени изменить прошлые события и вернуть тебя, совершит новые злодеяния – пытки и убийства. Одним словом, история повторится. Ты ведь не хочешь этого, Том?

– Нет! – вскричал Волдеморт. – Только не это. Что я должен сделать, чтобы предотвратить это? И где взять маховик времени?

– В нем нет необходимости, – улыбнулся Доброделов. – Мы творим свое будущее, находясь в настоящем, но это самое настоящее уже не дано изменить, ибо оно – результат прошлого. Зато сегодняшние поступки влияют на то, что произойдет с нами завтра.

– Тогда ответьте, как я должен поступить сейчас?

– Вернись назад, лорд Волдеморт, возьми свою старую тисовую палочку из рук погибшей Беллатрисы и сотвори заклинание «Сальвариус». Тогда тебе и будет указан путь к спасению и прощению.

– Прощению? – горько отозвался Темный Лорд. – Да разве оно для меня возможно?

– Вспомни, как ты сам простил любимую женщину. В самый последний момент ты отказался от задуманного тобой мщения. Любовь заставила дрогнуть твое сердце и вырвала слова прощения за ту боль, что Белла невольно причинила тебе. Потому и у тебя самого все же есть зыбкий шанс заслужить его, Волдеморт. Ее согласие пожертвовать своим спасением даровало тебе последнюю возможность спасти и себя, и ее.

– Почему вы так зовете меня, святой отец? – недоумевал темный маг.

– Ты должен оставить себе это имя, которое сам себе взял. Совсем недавно его боялись даже произнести, но зато, когда отношение к нему изменится, это будет знаком, что ты прощен, – отвечал Доброделов.

Волдеморт тихо подошел к своей спасительнице, встал перед ней на колени, обнял обеими руками за талию, тесно прижался всем телом и уткнулся лицом в складки ее запачканной кровью мантии.

– Ты ведь будешь ждать меня, правда, Белла? – с волнением спросил он. – Как в Азкабане?

– Конечно, повелитель, даже не сомневайтесь в этом. Я обязательно вас дождусь!

– Не называй меня повелителем, Белла. Это я перед тобой в неоплатном долгу. – Говоря эти слова, Волдеморт осыпал ее кровоточащие руки поцелуями.

– Как звала, та и буду звать, милорд, – отвечала Беллатриса, преданно глядя в красные глаза.

– Как пожелаешь, моя Белла! – Волдеморт встал, легко и с благоговением поцеловал ее в лоб.

Доброделов, стоя в стороне, терпеливо ожидал, когда эти двое закончат прощаться. Затем подошел к ним, мягко намекая, что Волдеморту пора.

– Ваша разлука – часть искупления! – тихо проговорил он.

Темный Лорд отпустил руки Беллатрисы, и в ту же секунду пол под ногами волшебницы раззверся, она провалилась в открывшуюся бездну и потонула во мраке. Тени убитых последовали за ней, а края расщелины снова сошлись, как будто и не открывалась в полу вокзала Кингс-кросс пропасть ада.

– Белла… – упавшим голосом проговорил Волдеморт.

– Теперь все зависит от тебя, Том, – напутствовал Дамблдор. – Ваши судьбы в твоих руках! Вернись, Том. Я рад, что в конечном итоге ошибся на твой счет. Что же, хоть мои догадки и предположения часто подтверждались, но я все же человек, а ты знаешь, Том, что Erare humanum est. Впрочем, не так уж много мне было известно фактов о тебе, рассуждать на основании которых – все равно, что ходить по твердой земле. Ну, а путешествие по мглистым болотам чужой памяти в чащобу дичайших догадок – путь зыбкий и не всегда верный.

Дамблдор протянул Волдеморту миниатюрную колдографию с изображением Беллатрисы, улыбающейся, юной, только что закончившей Хогвартс.

– Благодарю, – искренне ответил волшебник. – Прощайте!

– До встречи!

Едва Волдеморт взял в руки портрет, как все вокруг привычно завертелось, закружилось, и портал унес мага с платформы 9 и ¾ вокзала Кингс-кросс.

========== Глава 142. Искупление. Часть 1 ==========

Открыв глаза, Волдеморт увидел, что лежит в каком-то пустом классе совершенно один, и сразу понял причину этого. Ну конечно, его телу не полагалось лежать вместе с теми, кто погиб, защищая Хогвартс. Волшебник встал, вышел в коридор и медленно побрел в Большой зал, низко склонив голову. Оказавшись у входа, он увидел через широко открытые двери, как преподаватели и ученики сидят за возвращенными на места факультетскими столами. Все взахлеб обсуждали последние события. Но стоило чародею зайти в зал, то в нем сразу же воцарилась тишина. Сотни глаз устремились на Волдеморта, и в руке каждого, кто смотрел на него, была направленная на мага волшебная палочка, хотя сотворить заклинание никто все же не решался, заметив, что руки волшебника пусты. Кроме того, каждого из присутствующих охватило сомнение, действительно ли это Темный Лорд, так как лицо колдуна изменилось. Оно хоть и казалось словно обожженным, а глаза при этом налитыми кровью, но в нем уже не было ничего змеиного, напротив, черты представлялись теперь вполне себе человеческими.