Текст книги "Истребитель гулей. Роман о Готреке Гурниссоне (ЛП)"

Автор книги: Дариус Хинкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 61 страниц)

– Жулик! – визжала от злости Линда. – Из тебя только цирковой фокусник выйдет! И имя твое второе этому занятию как раз под стать.

– А из тебя получится отличный клоун! Зрителей рассмешишь как никто! – процедил в ответ Том.

Тут в класс вошла Мерри, пушистая трехшерстная кошка, жившая в приюте. Она была любимицей большинства воспитанников и взрослых по причине своей красоты и кроткого нрава. Грациозная мастерица мурлыкать песни мягкими неслышными шагами подошла к Линде, стала тереться о ее ноги, и девочка не могла удержаться от желания взять кошку на руки и погладить. Том же со злобой смотрел на Линду, и его вдруг охватило жгучее желание, чтобы кошка расцарапала эту завистливую гадину, вцепилась в обманчиво ангельское лицо. Вся картина представилась ему с необычайной четкостью, и вдруг из желанной фантазии мгновенно претворилась в неприятную для Линды реальность. Мерри вдруг сначала сердито зашипела, заурчала, а потом и вовсе извернулась в руках держащей ее девочки, и пушистые лапы с полностью выпущенными на волю когтями вцепились в лицо. Линда закричала от боли и страха, закрывая руками глаза. В этот момент на визги воспитанницы в класс быстро вбежала медсестра Марта и бросилась к девочке. С трудом оттащив кошку от Линды, женщина схватила животное за шкирку, шугнула и отбросила в угол. Однако приступ необъяснимой ярости у пушистой красотки закончился так же внезапно, как и начался. Теперь она лишь жалобно мяукала, словно прося прощения.

– Что это на нее нашло? – недоумевала Марта, с беспокойством и неудовольствием рассматривая глубокие царапины на миловидном личике ученицы, некоторые из которых были совсем рядом с глазами.

– Это все Реддл, миссис Крайн! Он натравил Мерри на меня.

Том хоть и был удивлен странному исполнению своего желания, но никак не показал этого.

– Что за бред ты несешь, Браун! Разве я дрессировщик, который может натравить на тебя кошку? И где ты слышала, чтобы я давал какую-нибудь команду хоть словом, хоть жестом? Ты от страха, должно быть, совсем разум потеряла!

– Ты так пристально смотрел на Мерри, и глаза у тебя словно огнем горели! – плача, кричала Линда. Том отметил про себя, что девочка помалкивает о том, как стала свидетельницей необыкновенного перемещения книг без участия рук, и другие дети последовали ее примеру. В самом деле, рассказывать о подобном было бы глупо, потому как вряд ли бы взрослые поверили в такой рассказ, да еще как-нибудь могли наказать за подобные небылицы. Линда же для себя объясняла столь странное поведение неизменно ласкового животного какой-нибудь необыкновенной способностью Тома, сродни умению, не прикасаясь к предметам, перемещать их.

– Все, хватит, Реддл, Браун! – раздраженно заговорила медсестра. Она и в самом деле была недовольна, ведь кошкин каприз прибавил ей хлопот. А кроме того, Линда с расцарапанным лицом казалась ей потерпевшей.

– Пошли к директору, Реддл! – сквозь зубы процедила она. Тому ничего не оставалось, как последовать за ней. Марта и воспитанник быстро подошли к дверям кабинета, и не успел мальчик что-то сказать, как уже предстал перед миссис Коул.

Директриса была женщиной незлой, напротив, она очень сочувствовала оставшимся без родителей и вообще без родных детям, которые оказались на попечении ее приюта. Миссис Коул добросовестно выполняла свою работу и делала все от нее зависящее, чтобы воспитанникам жилось если не хорошо, то хотя бы сносно. И в то же время она понимала, что ее занятие напоминает старания данаид, наполняющих водой пустую бочку. Потому миссис Коул последнее время стала частенько прикладываться к бутылке, особенно пристрастившись к джинну. Прилагая постоянные усилия к тому, чтобы дети были сыты, одеты-обуты, здоровы и в тепле, директриса считала, что за свои старания вправе рассчитывать на благодарность. Потому и воспитанники, на ее взгляд, должны были быть послушными, ценить заботу, которую о них так великодушно проявляли, не мешать работе и не требовать больше, чем им способны были дать. Кроме того, уже не первый год занимая должность директора, женщина привыкла к власти, а еще полагала, что ее искренняя забота о детях и желания им блага дают ей полное право командовать хоть работниками, хоть воспитанниками.

Сейчас миссис Коул была занята просматриванием денежных поступлений в приют и расходных счетов заведения, пытаясь свести дебет с кредитом. Цифры ее не очень-то радовали, и директриса находилась по вполне понятным причинам не в лучшем настроении. Она устало посмотрела на Марту и Тома.

– В чем дело? – недовольно спросила директор.

– Миссис Коул, – отвечала медсестра. – Мерри расцарапала Линде Браун все лицо, но девочка утверждает, что это именно Реддл натравил на нее кошку. До сих пор не могу поверить, ведь эта пушистая красавица всегда была такая ласковая. Ума не приложу, как этому негоднику удалось сотворить такое!

– Я тут ни при чем, миссис Коул! – воскликнул Том, пытаясь оправдаться. – Может Мерри больна, вот и взбесилась? Я ведь не давал ей никаких команд, к которым прибегают дрессировщики.

– Сама, значит, взбесилась, – раздался строгий голос директрисы, которая подозрительно смотрела на Тома. – И цветочный горшок Билли Стаббсу сам на голову упал? А тебе не кажется странным, что когда с кем-нибудь случается что-то плохое, ты всегда рядом и как бы не при чем? – испытующе спросила миссис Коул.

– Это всего лишь совпадения! – Том старался говорить твердым голосом, и чтобы он звучал как можно более убедительно.

– А вот я так не думаю, Том. Хотя, признаюсь честно, предъявить тебе и вправду нечего. Однако наказать тебя все же следует. – Миссис Коул на мгновение задумалась. – Думаю, пара десятков розг тебе не повредит, Реддл.

Услышав о розгах, и без того бледный Том от негодования побледнел еще больше. Нет, не физическая боль и даже не несправедливость порки возмущали его. Просто мальчику казалось унизительным, когда тебя заставляют оголить спину, а порой и зад, безропотно терпеть боль, а потом еще несколько дней сносить насмешки других детей.

– Вы несправедливы, миссис Коул. – Том старался говорить спокойнее.

– Он еще и со старшими спорит! – вышла из себя директор. – Нет, ну вы только посмотрите на этого неблагодарного негодника! Ты совсем не ценишь той заботы, которую о тебе проявляют. Мы все здесь из кожи лезем, чтобы вам, сиротам, жилось получше, так еще и вынуждены тратить свое время на то, чтобы отчитывать это отродье! А между прочим, наказание назначается ради твоей же пользы. Ты сам спасибо скажешь, когда вырастешь и поймешь, что недостатки детей нужно искоренять.

– Это верно, Реддл! – вторила директрисе медсестра. – Если бы не мы, то тебя сейчас и на свете не было бы.

Мальчик, конечно, понимал, что эти женщины и впрямь спасли ему жизнь. Но этого ему было мало. Потому и благодарности к ним он не чувствовал. Жизнь в приюте тяготила его больше, чем любого другого ребенка, и вовсе не лишения были тому причиной. Том непонятно почему чувствовал себя совершенно чужим среди этих людей, подкидышем не только в прямом, но и в переносном смысле. Дети не раз называли его белой вороной, и мальчик понимал, что они в какой-то мере правы. С тех пор как он обнаружил в себе некоторые способности, которых нет у других, ребенок и сам стал считать себя особенным. Вот только мнение, кто тут ничтожество, а кто нет, у него было совсем противоположным. Том начал презирать тех, кто его окружал, включая взрослых, хоть и не показывал этого. Напротив, по мере того, как наблюдательный мальчик взрослел, он не мог не заметить, как вежливые слова, сказанные правильным тоном, могут способствовать достижению целей и располагать к тебе людей. Именно это и было одним из козырей Билли Стаббса, и именно так ему удалось получить от миссис Коул в подарок ко дню рождения маленького пушистого белого кролика, которого подростку давно хотелось иметь.

– Простите, миссис Коул! – Том сразу сбавил тон, интонации в голосе изменились на мягкие и безукоризненно вежливые. – Я просто хотел попросить наказать меня не столь строго, ведь я же не сделал ничего дурного, и не пристало человеку отвечать за поступки животного. Миссис Коул уже успокоилась, так же быстро как и вспылила.

– Хорошо, Том, – снисходительно сказала она. – Ты умный мальчик, и я вижу, можешь, когда захочешь, вести себя прилично. Что же, согласна на этот раз заменить розги на арест в комнате без права выходить из нее кроме как на завтрак, обед и ужин до тех пор, пока я не сочту, что с тебя довольно.

Том внутренне торжествовал. Он и не думал, что какие-то две совершенно неискренние фразы могут дать такой эффект, и что с их помощью легко одурачить даже взрослого. Что до наказания, назначенного директрисой, то мальчика оно ни капли не огорчало. Напротив, сидение в комнате с книгами, в которых ему никто не стал отказывать, воспринималось им как благо.

– Благодарю вас, миссис Коул! – учтиво отвечал Том, понимая, что добился своего.

Заключение в комнате, продолжительностью целую неделю, пронеслось для Тома совершенно незаметно. Слишком много мыслей, порожденных очередными небывалыми открытиями, роилось в его голове. Мальчик слишком хорошо понимал, что кошка не просто так расцарапала лицо Линды, ведь это он сам нарисовал в мыслях такую необычайно четкую картину и при этом страстно желал, чтобы она воплотилась в реальность. У него получилось заставить животное сделать то, что он хотел, причем без всякой дрессировки. Это оказалась еще одна необычная способность кроме умения передвигать вещи, не прикасаясь к ним. Кроме того, Том сумел заставить Линду сознаться в своем поступке, хотя она явно не собиралась этого делать. Осознание своей исключительности наполняло Тома эйфорией. Когда спустя семь дней мальчику было позволено выходить из своей каморки, то он с удовлетворением отметил до сих пор не зажившие царапины на лице Линды Браун, и то, как они несколько портят ее красоту. А мысль, что это причиняет девочке боль, доставляла Тому удовольствие. Игрушка йо-йо, принадлежащая Линде, тоже в этот день стала победным трофеем мальчишки.

С этих пор уже не только Том сторонился других детей, но и сами ребята начали чураться его. Все втихомолку перешептывались о том, что произошло между ним и Линдой. И хотя никто, кроме поцарапанной девочки, даже бывшие при всем этом дети не утверждали, что именно Том натравил кошку на Линду, но подсознательно все чувствовали: причина в Реддле. Дети теперь ощущали какую-то странную опасность, исходящую от мальчика, и тот факт, что опасность эту нельзя было описать и объяснить, дать ей конкретное название, и настораживал больше всего. А Том теперь уже перестал бояться хоть оскорблений, хоть побоев. Если какому-то воспитаннику и взбредало на ум задевать этого высокомерного одиночку, то он непременно за это расплачивался, угождая в какую-нибудь неприятность: то на другой день после конфликта обидчика кусали невесть откуда взявшиеся пчелы, то ребенок неожиданно спотыкался на лестнице и ломал руку. И всегда Том был как бы ни при чем, даже не присутствовал при всех этих событиях, находясь совсем в другом месте. Потому и обвинять его было не в чем, во всяком случае, такие обвинения были бы странными и нелепыми. Однако странная связь всегда была налицо: сначала кто-то обижал или злил Тома, а спустя недолгое время с этим человеком случалось что-то плохое. Это и было главной причиной, почему Реддлу решили выделить маленькую одноместную каморку, что называется, от греха подальше.

========== Глава 3. Два питомца ==========

Замечательный июньский день, один из самых долгих в году, медленно, но все же неуклонно приближался к своему завершению. Было не жарко и не холодно, ясно и сухо. Легкий освежающий ветерок лениво гнал по чистому голубому небосводу редкие облачка причудливых форм. Солнце приятно согревало, однако не обжигало. Одним словом, погода стояла самая что ни на есть комфортная, и это обстоятельство очень радовало как жителей Лондона, так и его предместий.

Особенно довольны были обитатели приюта миссис Коул, потому что сегодня их вывезли на загородную прогулку на весь день, дав каждому воспитаннику с собой небольшой сухой паек. Том сидел под раскидистым старым дубом в небольшой роще, прислонившись спиной к толстому стволу. В тени дерева было тихо и даже уютно, а лучи солнца, просачивающиеся сквозь листву, становились словно бы зеленоватыми. А главное, из дерева получилось хорошее укромное местечко, где можно было спокойно почитать. Остальные воспитанники с удовольствием играли в мяч на лужайке неподалеку под присмотром взрослых, и порой Тома раздражали их веселые крики.

Солнце уже садилось, когда мальчик с сожалением закрыл книгу, потому что становилось все труднее разбирать написанное. «Пора возвращаться к остальным», – подумал он и нехотя поплелся из рощицы, засунув изрядно почитанный том под мышку. Сейчас это был сборник сказок Р. Киплинга, и Том перечитывал некоторые из них, особенно «Рикки-Тикки-Тави». Совсем недавно преподаватель литературы велел всему классу написать сочинение по ней, выразив свое отношение к произведению и его героям. Одноклассники Тома все как один, но на разные лады выражали одну мысль: гадкие ядовитые кобры Наг, Нагайна и их невылупившиеся из яиц змееныши получили по заслугам, одоленные доблестным мангустом Рикки-Тикки-Тави, который совершил свой неподражаемый подвиг ради людей-друзей. И только один Том считал по-другому. А в чем, собственно говоря, было виновато это змеиное семейство, поедая птиц? Ведь любому понятно, что они хищники, а потому созданы для того, чтобы охотиться и этим жить. И то, что раззявы-родители не уследили за своим дорогим птенчиком и позволили ему вывалиться из гнезда, так это их проблемы! Для змеи в этой ситуации было бы грешно не полакомиться вкусным обедом, так кстати поданным к ее столу. И почему столь бесцеремонная расправа мангуста над еще не увидевшими свет змеенышами не вызывает таких же сожалений, как поедание птенцов? Нагайна собралась мстить людям за мужа и детей? Молодец! Браво! Том не сомневался, что и он поступил бы точно так же. А мангустик Рикки-Тикки виделся ему таким же хищником, как и змеи, в которых зверек усмотрел для себя лакомое блюдо. Все это мальчик и написал в своей работе, добавив в заключении, что, дескать, не змеи опасны, а люди, которые иной раз бывают похуже этих пресмыкающихся. Ни одна змея не нападает ради забавы, а делает это либо для защиты, либо для добывания пропитания. Зато человек способен запросто травить свою жертву, просто так, от скуки, и получать от этого удовольствие. Как ни странно, но преподаватель отметил работу Тома высшим баллом вместе с сочинением Линды Браун, страстно разносившей в клочья ужасных чешуйчатых монстров. Учитель, мистер Смит, который всячески старался научить воспитанников самостоятельно мыслить, решил зачитать обе работы перед всем классом, назвав позицию Тома весьма оригинальной, хоть и не совпадающей с мнением автора и большинства читателей. Однако заключительными фразами Реддл настроил против себя весь класс и особенно Билли Стаббса, когда он узнал об этом от младших прихвостней. Этот крепыш хоть и не слыл большим умником, но и полным тупицей тоже не был, и потому сразу понял прозрачный намек. Однако, памятуя о своей последней попытке побить Тома, а также о других странных неприятных случаях, Билли решил не мстить открыто, а напакостить тайком, так, чтобы маленький дохляк ничего не понял.

– Что же, дорогие змейки, не повезло вам! – сказал Том, уже покидая рощу и обращаясь словно к самому себе. – Похоже, мне одному удалось вас понять!

И тут неожиданно мальчик услышал, что кто-то с ним заговорил.

– Повелитель, в чем же нам так не повезло, позволь спросить? Мы здесь на житье не жалуемся.

В первую секунду Том считал, что ему просто померещилось, потом подумалось, уж не слуховая ли галлюцинация это от перегрева на солнце. Однако в густой тени ветвистого дерева такое вряд ли возможно. Невысокая трава рядом с мальчиком зашевелилась, и из нее выполз черный уж толщиной с палец или чуть больше.

– Приветствую вас, повелитель! – прошипела змея, наполовину приподнимая чешуйчатое туловище над землей.

– Ты умеешь говорить?! – изумился Том. – Не думал, что змеи могут такое.

– Нет-нет, повелитель! Я не понимаю человеческую речь, это ты владеешь нашим языком, змеиным языком, древнейшим языком, парселтангом. Змееустов в мире очень мало, но они встречались нам еще тысячу лет назад. И любого из них мы слушаемся, повинуемся беспрекословно и почитаем за хозяина или повелителя.

– Чудеса, да и только! – довольно прошипел Том в ответ, а уж тем временем уже забрался к нему на плечи и повис на шее. Тело змеи было холоднее человеческого, но мальчик этого не чувствовал, ведь и сам он был не намного теплее. Том вдруг ощутил симпатию к этому существу, которое выражало ему столь сильное уважение. Он вдруг подумал, что было бы неплохо завести такого питомца. «А почему нет? – рассуждал мальчик. – Ведь есть же у Билли Стаббса белый кролик, которого ему подарили на последний день рождения работники приюта». И Том завидовал подростку, хотя сам подарок его и не впечатлил. К ушастому пушистому комочку Реддл был равнодушен, как, впрочем, и к другим животным, которых обычно заводили городские жители: к кошкам, собакам, хомякам. Зато такая вот хладнокровная рептилия вызывала восторг: быстрая, гибкая, умная. Жаль только, что пока что маловатая, но она же подрастет. Зато можно преспокойно спрятать ее в маленьком приютском дворике, где было немного травы, несколько деревьев и кустарников. А еще лучше в небольшом, но густом заросшем скверике на соседней улице всего через дорогу. И тут, и там вполне найдутся мыши и – Том усмехнулся – птички ей на корм.

– Слушай, – воодушевленно сказал Реддл. – А ты бы согласилась поехать со мной? – спросил он, поглаживая чешуйчатое туловище и плоскую головку.

– Почту за честь, повелитель! Я молода и еще не обзавелась змеенышами.

– Ты не возражаешь, если я дам тебе имя Нагайна?

– Оно мне нравится, повелитель.

– Что же, тогда идем! Только спрячься получше.

Понятливый уж сполз с шеи, спрятался под рубашкой и обернулся вокруг тела Тома.

И тут до него неожиданно донеслись голоса.

– Вон он, я нашел его, миссис Коул! – кричал Деннис Бишоп.

– Ну на этот раз несносный мальчишка у меня получит сполна.

– Я уже иду, миссис Коул! Не сердитесь на меня! – стараясь говорить как можно вежливее и придать голосу искренность, отвечал Том. Он заметил, что уже совсем стемнело, однако открытие очередной небывалой способности заставило ребенка напрочь позабыть о времени.

– Ну и наглец! – со злой иронией отвечала директриса. – Его уже час зовут, ищут, а он и ухом не ведет! Особого приглашения дожидался? А теперь вот стоит и как ни в чем не бывало извиняется, паршивец!

– Дохляк дохляком! – угодливо добавил Бишоп. – А все никак не околеет, хотя очередь уж давно подошла!

– Видишь ли, – шелковым холодным голосом отозвался Том, а в невозмутимом тоне мальчишки и директриса, и воспитанник ясно ощутили скрытую угрозу. – Ты немного старше меня, а старших полагается вперед без очереди пропускать.

– Хватит пререкаться! – рассерженно вскрикнула миссис Коул. – Марш немедленно к остальным.

Весь следующий день Том был наказан и сидел в своей каморке без еды. А вечером директриса все же решила всыпать ему пару десятков розг на глазах у всего приюта. Порку обычно поручали мисс Круэл, полной тетке с грубыми чертами лица, весьма красноречиво говорившими о сварливом нраве. Она состояла в заведении посудомойкой, и положение у нее было ниже, чем у учителей. Лет двадцать назад она некоторое время занимала должность преподавателя истории, но в какой-то момент ее сочли профессионально непригодной, ибо подхода к ученикам она не нашла и не смогла ничему толком обучить их. Взамен ей предложили работу посудомойки. Виня во всем воспитанников, озлобившаяся неудачница не упускала случая выместить на них свою досаду открыто или исподтишка. И розгой эта злыдня всегда хлестала от души, прекрасно зная, как ударить, чтобы было побольнее. Во время всего процесса ее маленькие колючие глаза горели недобрым огнем, свидетельствовавшим об удовольствии от производимого действа. Мисс Круэл выбрала самую новую розгу из тех, что у нее имелись, такую, которая еще почти не была в употреблении, однако все же объезженная и почувствовавшая вкус рассеченной кожи, и словно бы просившаяся в руку. Сперва женщина велела вытянуть вперед руки, закатав повыше рукава. Хлестнув по ним несколько раз, мисс Круэл велела ему лечь спиной вверх и снять рубашку. Том видел горящие гнусным возбуждением глаза, и вдруг почувствовал, как внутри него закипает холодными парами ответная лютая злоба. С величайшим наслаждением он представил, как ненавистная розга ломается пополам. Так и случилось. Орудие наказания действительно разломилось на две части после первого же удара, и в руках у мисс Круэл осталась лишь рукоятка. Посудомойка невольно вскрикнула, недоуменно и разочарованно от того, что по крайней мере в ближайшие минуты причинить мальчишке боль точно не сможет. Том же бросил на мисс Круэл торжествующий взгляд и спокойно присоединился к своему классу. Большинство воспитанников в угоду Билли Стаббсу злорадно заулюлюкали, радуясь тому, что хоть Реддл и не получил всех полагавшихся ему ударов, однако унижения отведал сполна. Те из детей, кто были непосредственными свидетелями происходящих вокруг Тома странных вещей, смотрели на него с завистью, но молчали. Сам же Реддл вел себя на удивление спокойно. Мальчик и сам удивлялся, почему порка, да еще при всех, на этот раз волнует его не столь сильно, как должна бы. Видимо, все дело было в Нагайне, и Том даже полагал, что стоило испытать все это ради обретения такой питомицы. Между ним и змеей, которая обитала теперь в маленьком скверике, сразу же установилось полное взаимопонимание, которого у Реддла не было ни с одним человеком. В свободное от уроков время ребенок частенько тайком ускользал в тихий скверик и там шептался со своей странной подругой, рассказывая ей, что произошло с ним за день. Иногда змея сама приползала к Тому в приютский дворик, если он был пуст. Мальчик старался раздобыть для Нагайны, которая стала для него чем-то вроде домашнего животного, какое-нибудь угощение. Это могли быть остатки от обеда или даже мыши, попадавшие в мышеловки. За всеми ними Реддл теперь тщательно следил, и если представлялась возможность, забирал грызуна.

Так продолжалось пару недель. Но в один день, когда Нагайна приползла к Тому и собралась было подкрепиться, откуда ни возьмись по воздуху пролетел метко брошенный камень и угодил змее прямо в голову, убив ее на месте. Реддл поднял взгляд и увидел ненавистного Стаббса, который довольными глазами смотрел на результат своей проделки. У Билли в метании камней была недюжинная сноровка, и свою меткость он регулярно отрабатывал на неугодивших ему детях, а потом с циничным смехом заставлял их заучивать и повторять взрослым сочиненные им небылицы о том, откуда взялись синяки и кровоподтеки.

– Ненавижу тебя, ублюдок! – прошипел Том на змеином языке.

– Что ты там шепелявишь, тварь? – злобно и угрожающе прогнусил Билли. – Я ведь не змея!

– К счастью для змей! – презрительно и насмешливо фыркнул в ответ Том. От одного взгляда на погибшую питомицу ему хотелось плакать, отчаянно рыдать, но Реддл изо всех сил сдерживал слезы, готовые политься из глаз. Нельзя, ни в коем случае нельзя было показывать слабость своему врагу, иначе он только сильнее будет торжествовать и при первом удобном случае нападет снова. Так и родилась у него еще одна привычка: не плакать над своим горем, а дерзко смеяться над ним. А кроме того, Том понимал, что Стаббс – не единственный виновник его несчастья.

– Ты ответишь за это, Билли! – с перекошенным от ярости лицом, но при этом тихо и угрожающе, пообещал Том.

– Да я сейчас за такие слова на тебе живого места не оставлю, гнида! Должок за цветочный горшок отдашь! – рассвирепел Стаббс.

– Попробуй! – шелковым голосом отвечал Реддл, чувствуя, как внутри него клокочет и рвется наружу уже знакомая сила. Мальчик давно заметил, что в эти самые моменты, когда кто-то злил его, любая нафантазированная с обидчиком неприятность становилась реальностью. И Том с упоением представил, как сучок дерева, под которым стояли эти двое, ломается и ударяет Стаббса. В ту же секунду довольно толстая ветка ни с того ни с сего хрустнула, и ее толстый конец ударил Билли по лопаткам настолько сильно, что крепкий подросток не устоял на ногах и упал на землю. Реддл бросился к нему и, заглянув в глаза, с удовлетворением отметил в них смятение и панический страх перед чем-то неведомым, даже мистическим.

Том продолжал смотреть на Стаббса пристальным взглядом немигающих глаз, как змея, которая гипнотизирует свою жертву.

– Ты ведь не сам выследил меня, верно? – четко выговаривая каждое слово и слегка растягивая гласные, проговорил Реддл. – Кто рассказал тебе про Нагайну? – продолжал допытываться он. – Говори правду! – властным голосом сказал Том, словно отдавая приказ.

– Я велел Деннису Бишопу следить за тобой, – точно против воли отвечал Билли. – Делать мне больше нечего, кроме как лично шпионить за такой падалью, как ты! – вдруг огрызнулся он. Все это время враги, естественно, говорили на повышенных тонах, и ссора рано или поздно привлекла бы внимание взрослых. Однако крик боли, изданный Стаббсом от удара веткой, сыграл роль сигнала тревоги, на который немедленно пришли взрослые: сама директор и медсестра.

– Что ты опять натворил, Реддл? – явно выражала неудовольствие миссис Коул, с тревогой и недоумением глядя на Билли и сломанную ветку.

– Он ударил меня этой веткой! – крикнул Стаббс.

– Да неужели? – иронизировал Том. – Миссис Коул, я не притрагивался к этому сучку, – спокойно заявлял мальчик, глядя прямо в глаза своей собеседнице. Ведь сказанная им фраза была правдой, которая, однако, словно ширма, скрывала всю суть. – Взгляните также на высоту, – продолжал убеждать Том. – Метра три, не меньше. Разве я мог до него дотянуться? Ветка сама как-то обломилась. Билли, конечно, не повезло, но я тут ни при чем.

– Ага, – подозрительно и с раздражением сказала директор. – И цветочный горшок у него сам на голову упал, и ветка сама обломилась! А ты, как всегда, ни при чем, да?

– Да, миссис Коул! – уверено и невозмутимо лгал мальчишка, зная, что директрисе и в самом деле нечего ему предъявить. Он также отметил, что и Билли молчит о том, что наблюдал за Томом и видел, как он разговаривал со змеей. Сообщать подобный бред и прослыть при этом ненормальным Стаббс не собирался. Миссис Коул же снова разразилась гневной, но бесполезной тирадой.

– Противный негодник! Ну прямо-таки несносный ребенок! И за что нам такое наказание – терпеть тебя под этой крышей? С одним тобой больше хлопот, чем со всеми остальными, вместе взятыми!

Миссис Коул подумала было, уж не велеть ли высечь его, но вспомнив как бы случайно сломанную розгу, отказалась от этой затеи.

– Быстро марш в свою комнату и сиди там, не высовываясь! И я запрещаю тебе выходить из нее даже в столовую. До конца дня будешь без еды.

На другой день весь приют, – и взрослые, и дети, – пребывал в растерянном шоке от невиданного, неприятного и очень странного события. Рано поутру, когда миссис Коул и работницы, которые должны были заступить на дежурство, вошли в маленький дворик, то глазам их предстало пугающее зрелище. С лесов, установленных несколько дней назад по фасаду здания для того, чтобы покрасить стену, свисала длинная веревка с петлей на конце. И в этой петле был повешен за шею кролик Билли Стаббса, который первым делом, конечно же, обвинил во всем Реддла. И этим словам охотно бы поверили, если бы не одно обстоятельство. Ни один человек не забрался бы на леса без лестницы, которую маляры всегда убирали сразу же после окончания рабочего дня. Том утверждал, что кролик, скорее всего, сам залез туда и, запутавшись в веревках, упал. Но вместе с этим было неясно, как животное попало на эти леса.

– Чертовщина какая-то! – восклицали не один и не два человека в благотворительном заведении. И эта самая чертовщина снова была косвенным образом связана с именем Реддла, хоть прямо его обвинить было нельзя. Миссис Коул, разумеется, помнила о вчерашней стычке мальчишек, но этого было недостаточно. И директрисе пришлось оставить в покое нелюбимого ею Тома. А он просто воспользовался необычными способностями, которых нет у других. Когда Реддлу разрешили выйти из его комнаты, то мальчик проследил за Стаббсом в то время, как он выносил кролика на улицу, чтобы зверек побегал по травке. Улучив момент, когда Билли ненадолго отвлекся, Том заманил кролика в ловушку – небольшую, выкопанную им ямку. Стаббс упорно искал любимца, но не мог найти. Когда стемнело, он решил продолжить поиски на другой день. А Том тем временем повелительно и не мигая взглянул на кролика. Затем он вытянул вперед руки, вкладывая в это движение всю волю, какую имел. И животное странным образом подчинилось ему, хотя Том никогда никого не дрессировал. Следуя за направлением руки ребенка, кролик лез все выше и выше, пока не добрался до веревок. На конце одной из них Реддл сделал петлю, не прикасаясь к ней руками, и приказал кролику лезть в нее, а потом сбросил веревку. Перед тем как решиться на такой жестокий поступок, мальчик некоторое время колебался, особенно когда кролик был на расстоянии вытянутой руки. Вид такого безобидного комочка вызвал в его сердце мимолетный приступ жалости, и оно на мгновение сжалось от ужаса всей затеи. В голове промелькнула было мысль, что несправедливо одному расплачиваться за вину другого, а бедный кролик ни в чем не провинился перед ним. Однако ему тут же вспомнилась Нагайна, которая, между прочим, тоже никому ничем не навредила, и тем не менее мертва. Теперь в душе Тома пылала вовсе нехарактерная для ребенка ярость и жажда мести, и потому страдания животного, дергавшегося в предсмертных конвульсиях, доставляли ему удовольствие, от которого кровь стучала в висках.

========== Глава 4. Немного солнца в холодной воде ==========

Колокольный звон после торжественной мессы по случаю Рождества уже отзвенел во всех городских церквях и соборах. Закончились и занятия с отцом Доброделовым в воскресной школе, куда воспитанники приюта миссис Коул ходили каждую неделю. Сейчас они, как обычно, возвращались в заведение, которое первые годы жизни служило им подобием дома. Было относительно тепло, однако дул неприятный сырой ветер, а подтаивающий снег превращался под ногами в холодную чавкающую кашу. Медсестра Марта, которая в этот раз сопровождала сирот в церковь и обратно, недовольно вздохнула, не без оснований чувствуя, что после этого похода работы у нее сильно прибавится. Она шла довольно быстрым шагом, но торопить детей ей не пришлось: те и сами спешили скорее попасть в приют, в относительный комфорт. У некоторых детей промокли ноги, потому как обувь воспитанников нельзя было назвать добротной, и она не могла выдержать вызовов непогоды. Пальто же хоть и назывались зимними, но плохо защищали от холода и ветра. Из всех детей, кто шел попарно в длинной шеренге, только один человек не мерз, ибо на душе у него сейчас было очень тепло. Это был Том Марволо Реддл.