Текст книги "Замогильные записки Пикквикского клуба"

Автор книги: Чарльз Диккенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 66 страниц)

М-ръ Пикквикъ пріостановился и строго взглянулъ на м-ра Винкеля, который обомлѣлъ подъ испытующимъ взглядомъ президента. Черезъ нѣсколько секундъ великій мужъ отвелъ отъ него свои глаза и прибавилъ.

– Можемъ ли мы поручить нашего раненаго друга заботливости вашихъ леди?

– Совершенно можете, – пробормоталъ скороговоркой м-ръ Топманъ.

– Разумѣется, – подтвердилъ м-ръ Снодграсъ.

Поразмыслили и рѣшили, что м-ръ Топманъ останется дома подъ благодатнымъ надзоромъ женскаго комитета, a всѣ остальные джентльмены, подъ предводительствомъ м-ра Уардля, отправятся въ городъ Моггльтонъ, куда поголовно выступитъ весь Дингли-Делль, чтобъ принять участіе въ національной игрѣ, занимавшей теперь умы всѣхъ горожанъ и поселянъ.

Они пошли веселою и стройною толпой, и черезъ нѣсколько часовъ м-ръ Пикквикъ, почти самъ не зная какъ, очутился въ главной улицѣ Моггльтона.

Всѣмъ, a можетъ быть не всѣмъ, извѣстно, статься можетъ даже, что и никому неизвѣстно, что Моггльтонъ – весьма древній и почтенный городъ, имѣющій всѣ признаки настоящаго корпоративнаго города: въ немъ есть мэръ, буржуа и фримэны, онъ владѣетъ съ незапамятныхъ временъ неоспоримымъ правомъ представлять изъ своей среды одного депутата въ англійскій парламентъ, гдѣ, тоже съ незапамятныхъ временъ, насчитываютъ въ дѣловомъ архивѣ три тысячи триста тридцать три документа относительно города Моггльтона. Этотъ старинный городъ отличается своею приверженностію къ религіи и консерватизмомъ въ торговой политикѣ. Однѣхъ просьбъ относительно уничтоженія торговли въ праздничные дни поступило отъ него въ парламентъ пятьсотъ тридцать семь, и вслѣдъ затѣмъ таковое же число прошеній послѣдовало относительно поощренія торговли неграми и введенія колоніальной системы въ Англіи; шестьдесятъ восемь въ пользу удержанія и распространенія привилегій церкви. Триста семьдесятъ проектовъ относительно дистиллированія можжевеловой желудочной водки тоже въ свое время были представлены благосклонному вниманію лордовъ, вмѣстѣ съ покорнѣйшимъ прошеніемъ касательно выдачи столѣтней привилегіи новоучредившемуся обществу воздержанія отъ крѣпкихъ напитковъ.

Проникнутый глубокимъ уваженіемъ къ знаменитому городу, м-ръ Пикквикъ стоялъ на главной его улицѣ и смотрѣлъ съ видомъ ученой любознательности на окружающіе предметы. Передъ нимъ во всей красотѣ разстилалась торговая площадь, и въ центрѣ ея – огромный трактиръ съ блестящей вывѣской весьма замысловатаго вида: то былъ на мраморной колоннѣ сизо-бирюзовый левъ съ высунутымъ языкомъ и тремя низенькими ножками, поднятыми на воздухъ, между тѣмъ какъ четвертая лапа неистово опиралась на колонну. Тутъ были также пожарный дворъ и страховая отъ огня контора, хлѣбные амбары, водочный заводъ, булочная, полпивная и башмачная лавка, принимавшая также на себя обязанность доставлять честнымъ гражданамъ потребное количество шляпъ, фуражекъ, колпаковъ, зонтиковъ, чепчиковъ и учебныхъ книгъ по всѣмъ отраслямъ наукъ. Былъ тутъ красный кирпичный домикъ съ небольшимъ вымощеннымъ дворомъ, принадлежавшій, какъ всѣмъ было извѣстно, городскому адвокату, и былъ тутъ, сверхъ того, другой красный кирпичный домикъ съ венеціанскими ставнями и огромной вывѣской надъ воротами, гдѣ явственно обозначалось золотыми буквами жилище городского врача. Двѣ-три дюжины мальчишекъ бѣжали черезъ площадь на поле криккетистовъ, и два-три лавочника стояли y своихъ дверей, увлекаемые очевиднымъ желаніемъ быть свидѣтелями національной игры. Все это замѣтилъ м-ръ Пикквикъ отчетливо и ясно, и уже въ душѣ его заранѣе обрисовался планъ краснорѣчивѣйшей страницы путевыхъ впечатлѣній. Разсчитывая написать ее при первомъ удобномъ случаѣ, онъ поспѣшилъ присоединиться къ своимъ друзьямъ, которые уже поворотили изъ главной улицы и созерцали на краю города широкое поле битвы.

Уиккеты были уже совсѣмъ готовы, и не въ дальнемъ разстояніи отъ нихъ красовались двѣ палатки обширнаго размѣра, снабженныя всѣми принадлежностями для отдыха и прохлады состязающихся криккетистовъ. Но игра еще не начиналась. Два или три героя изъ Дингли-Делль и столько же городскихъ богатырей забавлялись на чистомъ воздухѣ, съ величественнымъ видомъ перекидывая съ руки на руку массивные шары. Другіе криккетисты въ соломенныхъ шляпахъ, фланелевыхъ курткахъ и бѣлыхъ штанахъ, бродили около палатокъ, куда и м-ръ Уардль повелъ своихъ гостей.

Полдюжины привѣтствій, громкихъ и радушныхъ, встрѣтили прибытіе пожилого джентльмена. Всѣ фланелевыя куртки выступили впередъ, когда онъ началъ рекомендовать своихъ гостей, джентльменовъ изъ Лондона, желавшихъ съ нетерпѣніемъ видѣть собственными глазами національное игрище, которое, нѣтъ сомнѣнія, доставитъ имъ одно изъ величайшихъ наслажденій.

– Вамъ, я полагаю, будетъ гораздо удобнѣе въ палаткѣ,– сказалъ одинъ весьма статный джентльменъ, съ туловищемъ, нѣсколько похожимъ на резиновый шаръ, набитый гусинымъ пухомъ.

– Въ палаткѣ, сэръ, вы найдете все, что провинція можетъ придумать для столичныхъ гостей, – подтвердилъ другой джентльменъ весьма величавой и мужественной наружности.

– Вы очень добры, сэръ, – сказалъ м-ръ Пикквикъ.

– Сюда пожалуйте, – добавилъ джентльменъ съ шарообразнымъ туловищемъ. – Отсюда вы можете увидѣть всѣ эволюціи нашихъ молодцовъ.

Президентъ и м-ръ Уардль вошли въ палатку.

– Безподобная игра… эффектъ сильнѣйшій… упражненіе для физики… мастерство!

Эти и нѣкоторыя другія слова стенографическаго свойства поразили прежде всего благородный слухъ м-ра Пикквика при входѣ его въ гостепріимную палатку. Первый предметъ, представившійся его глазамъ, былъ – зелено-фрачный пріятель рочестерскаго дилижанса, расточавшій свое краснорѣчіе передъ избраннымъ кружкомъ, въ клубѣ криккетистовъ. Его костюмъ былъ приведенъ въ немного болѣе исправное состояніе, и, вмѣсто башмаковъ, на немъ были сапоги; но это былъ точно онъ, испанскій путешественникъ, обожаемый другъ донны Христины.

Незнакомецъ мигомъ угадалъ своихъ друзей. Выступивъ впередъ, онъ схватилъ за руку м-ра Пикквика и съ обычной торопливостью началъ усаживать его на стулъ, продолжая говорить безъ умолку во все это время, какъ будто всѣ городскія распоряженія состояли подъ его особеннымъ покровительствомъ и непосредственнымъ надзоромъ.

– Сюда… сюда… отмѣнная потѣха… бочки пива… коньякъ первѣйшаго сорта… бифстексъ… ростбифъ… копченые языки… телѣга съ чеснокомъ… горчица дребезжитъ… превосходный день… пулярки… радъ васъ видѣть… будьте какъ дома… безъ церемоній… отличная штука!

М-ръ Пикквикъ усѣлся на указанное мѣсто; Винкель и Снодграсъ также безмолвно повиновались распоряженіямъ своего таинственнаго друга. М-ръ Уардль смотрѣлъ, удивлялся и – ничего не понималъ.

– Позвольте, м-ръ Уардль, представить вамъ моего друга, – сказалъ м-ръ Пикквикъ.

– Вашего друга! Здравствуйте, сэръ. Очень пріятно познакомиться съ другомъ моего друга.

Незнакомецъ быстро сдѣлалъ антраша и началъ пожимать руку м-ра Уардля съ такою пламенною горячностью, какъ будто они были закадычными друзьями лѣтъ двадцать сряду. Отступивъ потомъ шага два назадъ и окинувъ собраніе орлинымъ взглядомъ, онъ еще разъ схватилъ руку м-ра Уардля и, повидимому, обнаружилъ даже очевидное намѣреніе влѣпить поцѣлуй въ его розовую щеку.

– Какъ вы здѣсь очутились, любезный другъ? – спросилъ м-ръ Пикквикъ съ благосклонной улыбкой.

– Такъ себѣ,– отвѣчалъ стенографическій другъ, – прикатилъ… городская гостиница… пропасть молодежи… фланелевыя куртки, бѣлые штаны… горячія почки съ перцомъ… сандвичи съ анчоусами… отмѣнные ребята… весельчаки… Превосходно!

М-ръ Пикквикъ, уже имѣвшій довольно обширныя свѣдѣнія въ стенографической системѣ незнакомца, быстро понялъ и сообразилъ изъ его лаконическихъ рѣчей, что онъ, неизвѣстно какими судьбами, вошелъ въ сношенія съ членами Криккетскаго клуба, сталъ съ ними на короткую ногу и получилъ отъ нихъ приглашеніе на общій праздникъ. Такимъ образомъ любопытство ученаго мужа было вполнѣ удовлетворено; онъ надѣлъ очки и приготовился смотрѣть на криккетъ.

Игра была начата героями Моггльтона. Интересъ сдѣлался общимъ, когда м-ръ Домкинсъ и м-ръ Поддеръ, знаменитѣйшіе члены славнаго клуба, отправились, съ дубинами въ рукахъ, къ своимъ уиккетамъ. М-ръ Лоффи слава и краса криккетистовъ Динглиделль, долженъ былъ бросать могучею рукой свой шаръ противъ богатыря Домкинса, a м-ръ Строггльсъ былъ выбранъ для исправленія такой же пріятной обязанности въ отношеніи къ непобѣдимому Поддеру. Другіе игроки были поставлены въ различныхъ частяхъ поля для наблюденій за общимъ ходомъ, и каждый изъ нихъ, какъ и слѣдовало ожидать, поспѣшилъ стать въ наклонную позицію, опершись рукою, на колѣно, какъ будто собираясь подставить свою спину для перваго прыжка мальчишки, который долженъ открыть игру въ чехарду. Дознано долговременными опытами, что искусные игроки иначе и не могутъ дѣлать наблюденій. Этотъ способъ созерцанія м-ръ Пикквикъ, въ своихъ ученыхъ запискахъ, весьма справедливо называетъ "наблюденіемъ a posteriori".

Позади уиккетовъ остановились посредствующіе судьи; маркеры приготовились считать и отмѣчать переходы. Наступила торжественная тишина. М-ръ Лоффи отступилъ на нѣсколько шаговъ за уиккетъ Поддера и приставилъ шаръ на нѣсколько секундъ къ своему правому глазу. Довѣрчиво и гордо м-ръ Домкинсъ приготовился встрѣтить враждебный шарѣ, и глаза его быстро слѣдили за всѣми движеніями Лоффи.

– Игра идетъ! – раздался громовый голосъ баулера.

И шаръ, пущенный могучею рукою м-ра Лоффи, быстро полетѣлъ къ центру противоположнаго уиккета. Изворотливый Домкинсъ былъ насторожѣ; шаръ, встрѣченный его дубиной, перескочилъ черезъ головы наблюдающихъ игроковъ, успѣвшихъ между тѣмъ нагнуться до самыхъ колѣнъ.

– Разъ – два – три. Лови – бросай – отражай – бѣги – стой – разъ – нѣтъ – да – бросай – два – стой!

Весь этотъ гвалтъ поднялся за ловкимъ ударомъ, и въ заключеніе перваго акта, городскіе криккетисты отмѣтили два перебѣга. Поддеръ тоже съ своей стороны стяжалъ лавры въ честь и славу Моггльтона. Онъ искусно каждый разъ отражалъ отъ своего уиккета шары, и они разлетались по широкому полю. Наблюдающіе игроки, перебѣгавшіе съ одного конца на другой, истощились до послѣднихъ силъ; баулеры смѣнялись безпрестанно и бросали шары, не щадя своихъ рукъ и плечъ; но Домкинсъ и Поддеръ остались непобѣдимыми. Около часа ихъ дубины были въ постоянной работѣ, уиккеты спаслись отъ нападеній, и публика сопровождала громкими рукоплесканіями необыкновенную ловкость своихъ героевъ. Когда, наконецъ, Домкинсъ былъ пойманъ, и Поддеръ выбитъ изъ своего мѣста, городскіе криккетисты уже считали пятьдесятъ четыре перебѣга, между тѣмъ какъ герои Динглиделль остались ни при чемъ. Перевѣсъ на сторонѣ горожанъ былъ слишкомъ великъ, и не было никакихъ средствъ поверстаться съ ними. Напрасно пылкій Лоффи и нетерпѣливый Строггльсъ употребляли всѣ возможныя усилія, чтобъ возстановить нѣкоторое равновѣсіе въ этомъ спорѣ: все было безполезно, и пальма первенства неоспоримо и рѣшительно осталась за городомъ Моггльтономъ.

Незнакомецъ между тѣмъ кушалъ, пилъ и говорилъ безпрестанно. При каждомъ ловкомъ ударѣ онъ выражалъ свое одобреніе и удовольствіе снисходительнымъ и покровительственнымъ тономъ; при каждомъ промахѣ дѣлалъ гримасы и грозные жесты, сопровождаемые восклицаніями: "ахъ, глупо… оселъ… ротозѣй… фи… срамъ! " Такіе рѣшительные отзывы не преминули утвердить за нимъ славу совершеннѣйшаго знатока и безошибочнаго судьи всѣхъ эволюцій благородной игры въ криккетъ.

– Игра на славу… экзерсиціи первѣйшаго сорта… были удары мастерскіе, – говорилъ незнакомецъ, когда обѣ партіи сгрупировались въ палаткѣ, послѣ окончанія игры.

– A вы, сэръ, играли когда-нибудь? – спросилъ Уардль, котораго начинали забавлять энергичныя выходки загадочнаго джентльмена.

– Игралъ ли? Фи!.. двѣсти тысячъ разъ… не здѣсь только… въ Вестъ-Индіи.

– Какъ? Вы были и въ Вестъ-Индіи?

– Былъ… по всѣмъ краямъ… во всѣхъ частяхъ свѣта… Въ Австраліи три года.

– Но въ Вестъ-Индіи должно быть очень жарко, – замѣтилъ м-ръ Пикквикъ, – тамошній климатъ неудобенъ для криккетистовъ.

– Все палитъ – печетъ – жжетъ – томитъ – нестерпимо! Разъ большое пари… одинъ уиккетъ… пріятель мой, полковникъ… сэръ Томасъ Блазо… бросать шары… я отбивать… Началось рано утромъ. Шести туземцамъ поручено дѣлать переходы… утомились… повалились безъ чувствъ… всѣ до одного… Блазо все кидалъ… держали его два туземца… усталъ, выбился изъ силъ… я отражалъ… ни одного промаха… Блазо упалъ. Его смѣнилъ Кванко Самба… солнце запекло… шаръ въ пузыряхъ… пятьсотъ семьдесятъ перебѣговъ… Усталъ и я… немного… Кванко не уступалъ… побѣдить или умереть… наконецъ я промахнулся… покончили… искупался, освѣжился… ничего… пошелъ обѣдать.

– Что-жъ сталось съ этимъ джентльменомъ… какъ бишь его? – спросилъ Уардль.

– Блазо?

– Нѣтъ, съ другимъ.

– Кванко Самба?

– Да.

– Погибъ на повалъ… никогда не могъ оправиться… Бѣдный Кванко… умеръ… Печальный элементъ.

Здѣсь незнакомецъ приставилъ къ своимъ устамъ пивную кружку, вѣроятно для того, чтобъ скрыть отъ взоровъ публики взволнованныя чувства, вызванныя свѣжимъ воспоминаніемъ трагическаго событія: затѣмъ онъ пріостановился, перевелъ духъ и съ безпокойствомъ началъ озираться вокругъ, когда главнѣйшіе криккетисты изъ Дингли-Делль подошли къ м-ру Пикквику и сказали:

– Мы намѣрены, сэръ, покончить нынѣшній день скромнымъ обѣдомъ въ трактирѣ "Голубого Льва", смѣемъ надѣяться, что вы и ваши друзья не откажетесь почтить своимъ присутствіемъ…

– Само собою разумѣется, – прервалъ м-ръ Уардль, – къ числу нашихъ друзей принадлежитъ также м-ръ…

И онъ съ вопросительнымъ видомъ взглянулъ на незнакомца, который не замедлилъ дать полный и удовлетворительный отвѣтъ:

– Джингль, сэръ, Алфредъ Джингль, эсквайръ – безпомѣстный и бездомный эсквайръ, сэръ.

– Съ удовольствіемъ, – сказалъ м-ръ Пикквикъ;– мнѣ будетъ очень пріятно.

– И мнѣ,– сказалъ м-ръ Алфредъ Джингль, подавая одну руку м-ру Пикквику, другую – м-ру Уардлю, и говоря потомъ втихомолку на ухо перваго джентльмена: – обѣдъ превосходный… заглядывалъ сегодня въ кухню… куры, дичь, пироги – деликатесъ! Молодые люди хорошаго тона… народъ веселый, разбитной – отлично!

Такъ какъ предварительныя распоряженія были приведены заранѣе къ вожделѣнному концу, то вся компанія, раздѣленная на маленькія группы, поворотила изъ палатокъ на главную улицу Моггльтона, и черезъ четверть часа господа криккетисты съ своими гостями уже засѣдали въ большой залѣ "Голубого Льва" подъ предсѣдательствомъ м-ра Домкинса, и товарища его, вице-президента Лоффи.

Дружно поднялся за огромнымъ столомъ говоръ веселыхъ гостей, дружно застучали ножи, вилки и тарелки, хлопотливо забѣгали взадъ и впередъ расторопные офиціанты, и быстро стали исчезать, одно за другимъ, лакомыя блюда. М-ръ Джингль кушалъ, пилъ, говорилъ, веселился и шумѣлъ одинъ за четверыхъ. Когда всѣ и каждый насытились вдоволь, скатерть была снята и на столѣ явились въ симметрическомъ порядкѣ бутылки, рюмки и бокалы. Офиціанты удалились въ буфетъ и кухню разсуждать, вмѣстѣ съ поваромъ объ остаткахъ торжественнаго обѣда.

Наступили минуты сердечныхъ изліяній и общаго восторга. Среди одушевленнаго говора безмолвствовалъ только одинъ маленькій джентльменъ съ длиннымъ носомъ и сверкающими глазами. Скрестивъ руки на груди, онъ путешествовалъ по залѣ медленными и ровными шагами, оглядываясь по временамъ вокругъ себя и откашливаясь съ какою-то необыкновенною энергіей выразительнаго свойства. Наконецъ, когда бесѣда приняла на минуту болѣе ровный и спокойный характеръ, маленькій джентльменъ провозгласилъ громко и торжественно:

– Господинъ вице-президентъ!

Среди наступившей тишины взоры всѣхъ и каждаго обратились на вице-президента. М-ръ Лоффи выступилъ впередъ и произнесъ торжественный отвѣтъ:

– Сэръ!

– Я желаю сказать вамъ нѣсколько словъ, сэръ: пусть почтенные джентльмены благоволятъ наполнить свои бокалы.

М-ръ Джингль сдѣлалъ выразительный жестъ и произнесъ энергическимъ тономъ:

– Слушайте, слушайте!

Когда бокалы наполнились искрометной влагой, вице-президентъ, принимая глубокомысленный видъ, сказалъ:

– М-ръ Степль.

– Сэръ, – началъ миніатюрный джентльменъ, выступивъ на середину залы, – я желалъ бы обратить свою рѣчь собственно къ вамъ, a не къ нашему достойному президенту, потому что, такъ сказать, нашъ достойный президентъ находится въ нѣкоторой степени… можно даже сказать, въ весьма значительной степени… между тѣмъ какъ предметъ, о которомъ хочу я говорить, или лучше… правильнѣе то есть… или… или…

– Разсуждать, – подсказалъ м-ръ Джингль.

– Такъ точно разсуждать, – продолжалъ миніатюрный джентльменъ. – Благодарю за такое поясненіе мысли моего почтеннаго друга, если онъ позволитъ мнѣ называть его такимъ именемъ (Слушайте, слушайте! – М-ръ Джингль суетится больше всѣхъ). Итакъ, сэръ, объявляю, что я имѣю честь быть криккетистомъ изъ Дингли, то есть изъ Дингли-Делль (громкія рукоплесканія). Само собою разумѣется, что я отнюдь не могу обнаруживать притязаній на высокую честь принадлежать къ почтенному сословію моггльтонскихъ гражданъ, и вы позволите мнѣ замѣтить откровенно, сэръ, что я не ищу, не домогаюсь и даже нисколько не желаю этой чести (Слушайте, слушайте!). Уже давно продолжается похвальное соревнованіе на полѣ національнаго игрища между Моггльтономъ и Дингли-Деллемъ, – это извѣстно всему свѣту, сэръ, и, конечно, никто не станетъ оспаривать, что европейскій континентъ имѣетъ высокое мнѣніе о криккетистахъ… Могучъ и славенъ городъ Моггльтонъ, и всюду гремитъ молва о великихъ подвигахъ его гражданъ; но тѣмъ не менѣе я – дингли-деллеръ и горжусь этимъ наименованіемъ вотъ по какой причинѣ (Слушайте, слушайте!). Пусть городъ Моггльтонъ гордится всѣми своими отличіями, – на это, конечно, онъ имѣетъ полное право: достоинства его многочисленны, даже, можно сказать, безчисленны. Однакожъ, сэръ, если всѣ мы твердо помнимъ, что Моггльтонъ произвелъ на свѣтъ знаменитыхъ героевъ, Домкинса и Поддера, то, конечно, никто изъ насъ не забудетъ и не можетъ забыть, что Дингли-Делль, въ свою очередь, можетъ достойно превозноситься тѣмъ, что ему одолжены своимъ бытіемъ не менѣе знаменитые мужи: Лоффи и Строггльсъ (Дружныя и громкія рукоплесканія). Унижаю ли я черезъ это честь и славу моггльтонскихъ гражданъ? Нѣтъ, тысячу разъ нѣтъ. Совсѣмъ напротивъ: я даже завидую при этомъ случаѣ роскошному изліянію ихъ національныхъ чувствъ. Всѣ вы, милостивые государи, вѣроятно хорошо знаете достопамятный отвѣтъ, раздавшійся нѣкогда изъ бочки, гдѣ имѣлъ мѣстопребываніе свое великій философъ древней Греціи, стяжавшій достойно заслуженную славу въ классическомъ мірѣ: "если бы я не былъ Діогеномъ," сказалъ онъ, "то я желалъ бы быть Александромъ". – Воображаю себѣ, что господа, здѣсь предстоящіе, могутъ въ свою очередь сказать: "не будь я Домкинсъ, я бы желалъ быть Лоффи", или: "не будь я Поддеръ, я желалъ бы быть Строггльсомъ" (Общій восторгъ). Къ вамъ обращаюсь, господа, почтенные граждане Моггльтона: одинъ ли криккетъ упрочиваетъ за вами громкую извѣстность? Развѣ вы никогда не слышали о Домкинсѣ и его высокихъ подвигахъ, имѣющихъ непосредственное отношеніе къ вашей національной славѣ? Развѣ вы не привыкли съ именемъ Поддера соединять понятіе о необыкновенной рѣшительности и твердости характера въ защитѣ собственности? Кому еще такъ недавно пришла въ голову счастливая мысль относительно увеличенія нашихъ привилегій? Кто такъ краснорѣчиво ратовалъ въ пользу нашей церкви? Домкинсъ. Итакъ, милостивые государи, приглашаю васъ привѣтствовать съ общимъ одушевленіемъ почтенныя имена нашихъ національныхъ героевъ: да здравствуютъ многая лѣта Домкинсъ и Поддеръ!»

Отъ громкихъ рукоплесканій задрожали окна, когда миніатюрный джентльменъ кончилъ свою рѣчь. Весь остатокъ вечера прошелъ чрезвычайно весело и дружелюбно. Тосты слѣдовали за тостами, и одна рѣчь смѣнялась другою: краснорѣчіе господъ криккетистовъ обнаружилось во всей своей силѣ и славѣ. М-ръ Лоффи и м-ръ Строггльсъ, м-ръ Пикквикъ и м-ръ Джингль были каждый въ свою очередь предметомъ единодушныхъ прославленій и каждый, въ свое время, долженъ былъ въ отборныхъ выраженіяхъ благодарить почтенную компанію за предложенные тосты.

Какъ соревнователи національной славы, мы весьма охотно согласились бы представить нашимъ читателямъ полный отчетъ обо всѣхъ подробностяхъ знаменитаго празднества, достойнаго занять одно изъ первыхъ мѣстъ въ лѣтописяхъ великобританскихъ торжествъ; но, къ несчастію, матеріалы наши довольно скудны, и мы должны отказаться отъ удовольствія украсить свои страницы великолѣпными образчиками британскаго витійства. М-ръ Снодграсъ, съ обычной добросовѣстностью, представилъ значительную массу примѣчаній, которыя, нѣтъ сомнѣнія, были бы чрезвычайно полезны для нашей цѣли, если бы, съ одной стороны, пламенное краснорѣчіе, съ другой – живительное дѣйствіе вина не сдѣлали почеркъ этого джентльмена до такой степени неразборчивымъ, что рукопись его въ этомъ мѣстѣ оказалась почти совершенно неудобною для ученаго употребленія. Мы едва могли разобрать въ ней имена краснорѣчивыхъ ораторовъ и весьма немного словъ изъ пѣсни, пропѣтой м-ромъ Джинглемъ. Попадаются здѣсь выраженія въ родѣ слѣдующихъ: "изломанныя кости… пощечина… бутылка… подзатыльникъ… забубенный"; но изъ всего этого намъ, при всемъ желаніи, никакъ не удалось составить живописной картины, достойной вниманія нашихъ благосклонныхъ читателей.

Возвращаясь теперь къ раненому м-ру Топману, мы считаемъ своей обязанностью прибавить только, что за нѣсколько минутъ до полуночи въ трактирѣ "Голубого Льва" раздавалась умилительная мелодія прекрасной и страстной національной пѣсни, которая начинается такимъ образомъ:

 
Пропируемъ до утра,
Пропируемъ до утра,
Пропируемъ до утра,
Гей, гой! до утра!