Текст книги "Замогильные записки Пикквикского клуба"

Автор книги: Чарльз Диккенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 66 страниц)

Глава XIX. Веселое начало и печальный конецъ

Не думая и не гадая объ ужасныхъ приготовленіяхъ, которыя дѣлалъ безпокойный человѣкъ на первое сентября, беззаботныя птички весело встрѣтили этотъ день и привѣтствовали общимъ хоромъ тихое утро, озаренное яркими лучами солнца. Молодыя куропатки извивались и порхали между колосьями сжатой нивы, предаваясь всѣмъ утѣхамъ, свойственнымъ юнымъ лѣтамъ, между тѣмъ какъ старые друзья ихъ, бросая философскій взглядъ на проказы юныхъ птенцовъ, спокойно сидѣли на своихъ мѣстахъ, согрѣвая свою кровь подъ вліяніемъ живительныхъ лучей. Спокойные настоящимъ, невинные птенцы отнюдь не предчувствовали ужасной судьбы, уже тяготѣйшей надъ ихъ головами. Счастливое невѣдѣніе! Не часто ли и мы… мы, которые… но это вздоръ: обратимся къ дѣлу.

На простомъ языкѣ это значитъ, что наступило превосходное рѣдкое утро, такъ что никто не могъ подумать, что уже совсѣмъ пролетѣло англійское лѣто. Заборы, поля, деревья, долины представляли очарованному глазу разнообразные переливы глубокой, роскошной зелени: ни одинъ листокъ не пожелтѣлъ, не упалъ на мягкую землю, и не было нигдѣ ни малѣйшихъ признаковъ осеннихъ опустошеній. Солнце горѣло ярко на безоблачномъ небѣ; воздухъ наполнялся пѣніемъ птицъ и жужжаніемъ насѣкомыхъ; сады, луга и огороды еще пестрѣли миріадами цвѣтовъ, омытыхъ теперь серебристою росою. Вездѣ и на всемъ глубокіе слѣды прекраснаго лѣта, полнаго роскошной жизни.

Таково было утро, когда открытая коляска подкатила къ воротамъ огороженнаго поля, гдѣ стояли высокій дюжій лѣсничій и оборванный мальчишка въ кожаныхъ штанахъ. Въ коляскѣ сидѣли пикквикисты, – за исключеніемъ м-ра Снодграса, который предпочелъ остаться дома, – м-ръ Уардль и м-ръ Трундель. Самуэль Уэллеръ вмѣстѣ съ кучеромъ засѣдалъ на козлахъ.

Лѣсничій и мальчишка, сопровождаемые парою лягавыхъ, держали на своихъ плечахъ кожаные мѣшки огромнаго размѣра.

– Неужели, – шепнулъ м-ръ Винкель на ухо старику Уардлю, – неужели они думаютъ, что мы наполнимъ до верха эти огромные мѣшки? Гдѣ взять столько дичиі

– Вотъ забавный вопросъ! – воскликнулъ старикъ Уардль. – Дичи пропасть въ этихъ мѣстахъ, была бы охота стрѣлять. Вы наполните одинъ мѣшокъ, a я другой, и если не хватитъ мѣста, можно, пожалуй, помѣстить цѣлую дюжину въ карманѣ нашихъ охотничьихъ сюртуковъ.

М-ръ Винкель, выходя изъ коляски, не счелъ нужнымъ представить особыхъ замѣчаній на этотъ отвѣтъ; но онъ думалъ про себя: – "Если эти ребята будутъ ждать на открытомъ воздухѣ, пока я наполню одинъ изъ этихъ мѣшковъ, имъ придется, безъ всякаго сомнѣнія, нажить такую лихорадку, отъ которой не вылѣчитъ ихъ ни одинъ докторъ въ мірѣ.

– Цссъ, «Юнона», цссъ, "Старая-Дѣвчонка"; лежать, «Дафна», лежать, – говорилъ м-ръ Уардль, лаская лягавыхъ собакъ. – Сэръ Джоффри еще въ Шотландіи, Мартынъ?

Высокій лѣсничій далъ утвердительный отвѣтъ и взглянулъ съ нѣкоторымъ недоумѣніемъ на м-ра Винкеля, державшаго свое ружье такимъ образомъ, какъ будто оно само собою должно было выстрѣлить изъ его кармана. М-ръ Топманъ между тѣмъ съ видимымъ опасеніемъ смотрѣлъ на курокъ, какъ будто не совсѣмъ понимая, къ чему служитъ эта вещица.

– Мои пріятели, Мартынъ, еще не совсѣмъ навострились въ занятіяхъ этого рода, – сказалъ м-ръ Уардль, замѣтивъ недоумѣніе лѣсничаго. – Вѣкъ живи, вѣкъ учись, – говоритъ пословица: немножко практики и – они сдѣлаются чудесными стрѣлками. Впрочемъ, пріятель мой Винкель уже имѣетъ нѣкоторый навыкъ.

М-ръ Винкель улыбнулся при этомъ комплиментѣ и скромно потупилъ глаза, причемъ его ружье приняло такое мистическое положеніе, что, будь оно заряжено, – м-ръ Винкель непремѣнно палъ бы мертвый на зеленую траву.

– Вы, однакожъ, не извольте держать этакъ свое ружьецо, если будетъ въ немъ зарядъ, – сказалъ высокій лѣсничій довольно грубымъ тономъ, – не то, сэръ, долго ли до грѣха: вы какъ разъ подстрѣлите кого-нибудь изъ насъ.

Покорный этому наставленій, м-ръ Винкель, перемѣняя позу, дотронулся весьма неловко до головы м-ра Уэллера.

– Эге! – сказалъ Самуэль, подымая свалившуюся шляпу и потирая свой високъ, – если этакъ все пойдетъ y васъ, м-ръ Винкель, вы съ одного выстрѣла наполните пустой мѣшокъ, да еще останется малая толика для кармановъ.

Здѣсь мальчишка въ кожаныхъ штанахъ залился неумолкаемымъ смѣхомъ, стараясь между тѣмъ смотрѣть на какой-то посторонній предметъ, пробудившій будто бы его нескромную веселость. М-ръ Винкель величественно нахмурилъ брови.

– Куда велѣли вы, Мартынъ, принести нашу закуску? – спросилъ м-ръ Уардль.

– Я сказалъ, сэръ, мальчишкѣ, чтобы онъ притащилъ корзинку на Красный холмъ ровно въ двѣнадцать часовъ.

– Что это за Красный холмъ? Другое помѣстье сэра Джоффри?

– Нѣтъ, сэръ, тамошнее поле принадлежитъ капитану Больдвигу. Мѣсто очень спокойное: никто намъ не помѣшаетъ.

– Очень хорошо, – сказалъ старикъ Уардль. – Теперь, господа, чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. Стало быть, вы, Пикквикъ, пріѣдете къ намъ въ двѣнадцать часовъ?

Однакожъ, м-ру Пикквику хотѣлось бы присутствовать на самомъ мѣстѣ охоты, тѣмъ болѣе, что онъ чрезвычайно безпокоился насчетъ жизни и костей своихъ любезныхъ сочленовъ. Къ тому же было весьма непріятно возвратиться назадъ въ такое прекрасное утро, обѣщавшее множество наслажденій на открытомъ полѣ. Поэтому отвѣтъ ученаго мужа былъ произнесенъ весьма нерѣшительнымъ и даже печальнымъ тономъ:

– Какъ же это, господа? Я вѣдь думалъ…

– Развѣ онъ не стрѣляетъ, сэръ? – спросилъ длинный лѣсничій.

– Нѣтъ. Къ тому же онъ хромаетъ на одну ногу, – отвѣчалъ м-ръ Уардль.

– Мнѣ бы, однакожъ, очень хотѣлось быть съ вами вмѣстѣ, господа, – замѣтилъ м-ръ Пикквикъ.

Продолжительная пауза.

– Не распорядиться ли вотъ какъ, господа, – сказалъ мальчишка въ кожаныхъ штанахъ, – y насъ, по другую сторону забора, есть небольшая телѣжка, гдѣ было бы очень удобно сидѣть этому джентльмену. Его слуга можетъ везти за нами эту телѣжку.

– Славно сказано, – подхватилъ м-ръ Уэллеръ, пламенно желавшій и самъ присутствовать на мѣстѣ охоты. – Мальчуганъ, я вижу, уменъ какъ бѣсенокъ. Я пойду за телѣжкой.

Но здѣсь возникло непредвидѣнное затрудненіе. Длинный лѣсничій рѣшительно протестовалъ противъ введенія на сцену человѣка съ телѣжкой, доказывая весьма основательно, что это будетъ непростительнымъ нарушеніемъ всѣхъ правилъ охоты.

Нашлись, однакожъ, средства побѣдоносно отклонить возраженія этого рода. Длинный лѣсничій облегчилъ свою душу, во-первыхъ, тѣмъ, что далъ сильный подзатыльникъ находчивому юношѣ, подавшему первую мысль насчетъ ненавистной телѣжки, a во-вторыхъ – ему обѣщали двойную порцію водки съ прибавленіемъ двухъ шиллинговъ на похмѣлье. Послѣ всѣхъ этихъ переговоровъ общество двинулось съ мѣста. Лѣсничій и м-ръ Уардль пошли впередъ; м-ръ Пикквикъ въ маленькой телѣжкѣ замыкалъ собой арьергардъ. Телѣжку везъ, разумѣется, м-ръ Самуэль Уэллеръ.

– Остановитесь, Самъ! – вскричалъ м-ръ Пикквикъ, доѣхавшій благополучно до половины перваго поля.

– Что такое? – спросилъ Уардль.

– Я не двинусь съ мѣста, – сказалъ м-ръ Пикквикъ рѣшительнымъ тономъ, – не двинусь съ мѣста, если Винкель будетъ этакъ нести свое ружье.

– Какъ же я долженъ нести? – спросилъ несчастный Винкель.

– Оборотите его дуломъ къ землѣ,– сказалъ м-ръ Пикквикъ.

– Но это будетъ не по охотничьи, – возразилъ м-ръ Бинкель.

– Ничего не хочу знать, – отвѣчалъ взволнованный м-ръ Пикквикъ, – y меня вовсе нѣтъ охоты отправиться на тотъ свѣтъ изъ за соблюденія вашихъ охотничьихъ приличій.

– Готовъ биться объ закладъ, что первый выстрѣлъ этого джентльмена обрушится на нашу голову, – проворчалъ долговязый лѣсничій.

– Ну, что за вздоръ… право! – говорилъ бѣдный Винкель, оборачивая свое ружье дуломъ въ землю.

– Нечего теперь бояться за свои кости, – замѣтилъ м-ръ Уэллеръ.

И телѣжка опять двинулась впередъ.

– Остановитесь! – сказалъ м-ръ Пикквикъ, проѣхавъ не болѣе десяти шаговъ.

– Что еще? – спросилъ Уардль.

– Топмана ружье грозитъ бѣдой, – сказалъ м-ръ Пикквикъ, – я это вижу.

– Какой бѣдой! – воскликнулъ м-ръ Топманъ

– Вы можете застрѣлить кого-нибудь изъ насъ. Послушайте, господа, мнѣ очень совѣстно; но я принужденъ замѣтить опять, что не двинусь съ мѣста, если Топманъ не согласится держать свое ружье такъ же, какъ Винкель.

– Я готовъ, сэръ, подать вамъ такой же совѣтъ, – сказалъ лѣсничій, – или вы можете всадить пулю въ свой собственный жилетъ.

М-ръ Топманъ, съ обязательной поспѣшностью, повернулъ свое ружье, и успокоенное общество снова двинулось впередъ.

Вдругъ собаки остановились, какъ вкопанныя, и вмѣстѣ съ ними остановился лѣсничій.

– Что съ ними сдѣлалось? – шепнулъ м-ръ Винкель. – Какъ странно онѣ стоятъ!

– Молчите, – сказалъ Уардль, – развѣ вы не видите, что онѣ указываютъ?

– Указываютъ! – повторилъ м-ръ Винкель и тутъ же принялся озираться вокругъ, ожидая увидѣть гдѣ-нибудь прекрасный ландшафтъ, на который по его соображеніямъ, должны были указывать чуткія собаки. – Ничего не вижу, право. На что-жъ онѣ указываютъ?

Послышался рѣзкій внезапный шумъ, заставившій м-ра Винкеля отскочить назадъ, какъ будто онъ боялся застрѣлить себя. – Бацъ – бацъ! Дымъ выпорхнулъ изъ двухъ ружей и разсѣялся въ воздушномъ пространствѣ.

– Гдѣ онѣ? – закричалъ м-ръ Винкель, суетливо осматриваясь во всѣ стороны и перебѣгая отъ одного мѣста къ другому. – Гдѣ онѣ? Скажите, куда мнѣ палить. Гдѣ онѣ, пострѣлъ ихъ побери, гдѣ онѣ?

– Гдѣ онѣ! – сказалъ Уардль, поднимая двухъ птицъ, положенныхъ собаками y его ногъ. – Какъ гдѣ? Вотъ онѣ.

– Нѣтъ, нѣтъ, я говорю про другихъ! – кричалъ отуманенный м-ръ Винкель.

– Ну, тѣхъ уже не догнать намъ съ вами, – холодно сказалъ Уардль, заряжая опять свое ружье.

– Минутъ черезъ пять, я полагаю, налетитъ другая стая, – сказалъ длинный лѣсничій, – если этотъ господинъ теперь же начнетъ спускать курокъ, ружье авось выстрѣлитъ y него въ самую пору.

– Ха! ха! ха! – залился м-ръ Уэллеръ.

– Самуэль, – сказалъ м-ръ Пикквикъ, бросая сострадательный взглядъ на несчастнаго сочлена, приведеннаго въ крайнее смущеніе нескромными выходками.

– Что прикажете, сэръ?

– Перестаньте хохотать.

– Слушаю, сэръ.

И м-ръ Уэллеръ, поджавъ животъ, принялся выдѣлывать позади телѣжки самыя уморительныя гримасы къ величайшему наслажденію мальчишки въ кожаныхъ штанахъ, который безъ церемоніи принялся хохотать во все горло, за что и получилъ толчокъ отъ долговязаго лѣсничаго, воспользовавшагося этимъ случаемъ, чтобы скрыть свою собственную неудержимую веселость.

– Браво, любезный другъ! – воскликнулъ старикъ Уардль, обращаясь къ м-ру Топману, – вы-таки выстрѣлили на всякій случай.

– О, да, – отвѣчалъ м-ръ Топманъ, проникнутый сознаніемъ собственнаго достоинства, – я выстрѣлилъ!

– И очень хорошо. Въ другой разъ, авось, попадете во что-нибудь, если пристальнѣе будете смотрѣть. Не мудрено вѣдь?

– Совсѣмъ не мудрено, – сказалъ м-ръ Топманъ, – только я чуть не отскочилъ назадъ, когда прикладомъ ударило меня въ плечо. Я вовсе не думалъ, чтобы могли такъ брыкаться эти огнестрѣльныя штучки.

– Ничего, любезный другъ, скоро привыкнете, – сказалъ улыбаясь старый джентльменъ. – Ну, теперь въ походъ. Что телѣжка?

– Готова, сэръ.

– Пошевеливайтесь.

– Держитесь крѣпче, сэръ, – сказалъ Самуэль, принимаясь за свое дѣло.

– Держусь, – отвѣчалъ м-ръ Пикквикъ.

И общество скорыми шагами пошло впередъ. Разъ только должны были они остановиться y плетня при переправѣ на другое поле. Съ помощью своихъ учениковъ м-ръ Пикквикъ благополучно перелѣзъ черезъ плетень, и еще благополучнѣе м-ръ Уэллеръ перебросилъ походную телѣжку.

– Теперь, м-ръ Винкель, – сказалъ старикъ Уардль, – совѣтую вамъ идти подлѣ меня. Смотрите, не опоздайте въ другой разъ.

– Нѣтъ, ужъ теперь не опоздаю, – сказалъ м-ръ Винкель. – Что? Не указываютъ ли онѣ?

– Покамѣстъ еще нѣтъ. Идите тише.

Все было тихо и спокойно, если бы м-ръ Винкель производя какую-то запутанную эволюцію со своимъ ружьемъ, не выстрѣлилъ совсѣмъ нечаянно въ одну изъ критическихъ минутъ черезъ голову мальчишки, въ то самое мѣсто, гдѣ могъ бы быть мозгъ длиннаго лѣсничаго, если бы онъ подвернулся вмѣсто вертляваго мальчика.

– Какой чортъ надоумилъ васъ на эту штуку? – сказалъ старикъ Уардль, когда птицы, безъ малѣйшаго вреда, разлетѣлись по воздушному пространству.

– Въ жизнь не видалъ я такого гадкаго ружья, – отвѣчалъ бѣдный Винкель, съ недоумѣніемъ и досадой разсматривая курокъ, какъ будто въ устройствѣ его заключалась какая-нибудь важная ошибка. – Оно стрѣляетъ само собою, провалъ его возьми!

– Само собою! – повторилъ Уардль сердитымъ тономъ. – Этакъ, пожалуй, оно само собою убьетъ кого-нибудь изъ вашихъ рукъ.

– Этого, авось, намъ недолго дожидаться, – замѣтилъ долговязый лѣсничій пророческимъ тономъ.

– Что вы хотите сказать этимъ? – сердито спросилъ м-ръ Винкель.

– Ничего, сэръ, будьте спокойны, – отвѣчалъ лѣсничій, – я человѣкъ одинокій, a мать этого мальчика исходатайствуетъ пенсію отъ сэра Джоффри, если сынъ ея будетъ убитъ на его землѣ. – Заряжайте свое ружье, сэръ, заряжайте.

– Отнимите y него ружье! – закричалъ м-ръ Пикквикъ изъ своей телѣжки, пораженный ужасомъ при этихъ мрачныхъ предсказаніяхъ лѣсничаго. – Эй, кто-нибудь! Отнимите y него ружье!

Никто, однакожъ, не хотѣлъ повиноваться грозному приказанію ученаго мужа. М-ръ Винкель бросилъ на него возмущенный взглядъ и спокойно зарядилъ ружье. Общество опять пошло впередъ.

Основываясь на запискахъ м-ра Пикквика, мы обязаны здѣсь довести до свѣдѣнія читателей, что м-ръ Топманъ вообще обнаружилъ въ настоящемъ случаѣ гораздо болѣе проницательности и благоразумія, чѣмъ м-ръ Винкель, что, впрочемъ, отнюдь не можетъ относиться къ униженію достоинствъ этого послѣдняго джентльмена. М-ръ Винкель изслѣдовалъ полевое искусство со всѣхъ сторонъ и справедливо заслужилъ въ этомъ отношеніи громкую извѣстность; но м-ръ Пикквикъ основательно замѣчаетъ, что теорія и практика – двѣ вещи совершенно разныя и нерѣдко даже противорѣчащія одна другой. Дознано съ незапамятныхъ временъ продолжительнымъ рядомъ вѣковъ, что многіе отличные философы, яркія свѣтила мудрости на ея теоретическомъ горизонтѣ, оказывались совершенно неспособными для практической жизни.

Процессъ м-ра Топмана, подобно многимъ возвышеннымъ открытіямъ, былъ самъ въ себѣ чрезвычайно простъ и ясенъ. Съ быстротою и проницательностью геніальнаго человѣка, онъ вдругъ понялъ и сообразилъ, что надобно въ настоящемъ случаѣ держаться двухъ существенныхъ пунктовъ: должно, во-первыхъ, палить такимъ образомъ, чтобы не сдѣлать вреда своимъ собственнымъ костямъ, и во-вторыхъ, палить такъ, чтобы не было никакой опасности для присутствующихъ. При соблюденіи этихъ двухъ условій, остаётся только – зажмурить глаза какъ можно крѣпче и выпалить на воздухъ.

Случилось однажды, что м-ръ Топманъ, послѣ успѣшнаго выполненія всѣхъ этихъ условій, открылъ глаза и увидѣлъ въ воздухѣ застрѣленную куропатку, падавшую на землю. При этомъ онъ уже хотѣлъ принести обычное поздравленіе м-ру Уардлю, какъ вдругъ этотъ джентльменъ, подбѣжавъ къ нему, съ жаромъ схватилъ его руку.

– Это вы, Топманъ, подстрѣлили? – вскричалъ м-ръ Уардль.

– Нѣтъ, – сказалъ м-ръ Топманъ, – нѣтъ!

– Не запирайтесь, Топманъ, вы… вы… я видѣлъ собственными глазами, я наблюдалъ, какъ вы мѣтили, и могу васъ увѣрить, лучшій охотникъ въ мірѣ не обнаружитъ высшаго искусства. A я, скажите пожалуйста, воображалъ, что вы совершенный новичокъ въ этомъ дѣлѣ. Нѣтъ, Топманъ, теперь меня не проведете.

Напрасно м-ръ Топманъ протестовалъ съ улыбкой самоотверженія, что онъ не бралъ ружья въ руки до этой поры: эта самая улыбка служила, нѣкоторымъ образомъ, обличеніемъ въ притворствѣ. Съ этой минуты слава м-ра Топмана утвердилась на прочномъ основаніи однажды навсегда.

Намъ извѣстно изъ достовѣрныхъ источниковъ, что многія блестящія славы въ этомъ подлунномъ мірѣ пріобрѣтаются съ такою же легкостью, съ какою м-ръ Топманъ, зажмуривъ глаза, подстрѣлилъ легкомысленную куропатку. Это въ скобкахъ.

Между тѣмъ м-ръ Винкель надувался, пыхтѣлъ и кряхтѣлъ, не отличившись во все время ни однимъ знаменитымъ подвигомъ, достойнымъ внесенія въ памятную книгу. Заряды его иной разъ летѣли къ облакамъ безъ всякой опредѣленной цѣли, и въ другой – направлялись по низменнымъ пространствамъ, подвергая опасности жизнь двухъ лягавыхъ собакъ. Какъ фантастическая стрѣльба, подчиненная порывамъ поэтическаго вдохновенія, экзерсиція м-ра Винкеля была, конечно, интересна и въ высшей степени разнообразна, но во всякомъ случаѣ не имѣла никакой важности, какъ занятіе, обращенное на предметъ житейскій. Пуля, говорятъ, виноватаго находитъ всегда, и это едва ли не аксіома въ стратегическомъ искусствѣ. Принимая въ соображеніе это обстоятельство, мы невольно придемъ къ заключенію, что куропатки, въ которыхъ мѣтилъ м-ръ Винкель, ни въ чемъ не провинились передъ его особой.

– Ну что, – сказалъ м-ръ Уардль, подходя къ миніатюрной телѣжкѣ и отирая потъ со своего веселаго чела, – жаркій день, а?

– Да, да, – сказалъ м-ръ Пикквикъ, – солнце прожигаетъ насквозь даже меня. Не понимаю, какъ вы переносите этотъ зной.

– Жарко, нечего сказать. Теперь, я думаю, ужъ слишкомъ двѣнадцать. – Видите вы этотъ зеленый холмъ?

– Вижу.

– Тамъ мы станемъ закусывать, и вонъ ужъ, кажется, мальчишка притащилъ корзину. Аккуратенъ, пострѣлъ, какъ часовая стрѣлка.

– Славный парень, – сказалъ м-ръ Пикквикъ съ радостнымъ лицомъ. – Я подарю ему шиллингъ. Ну, Самуэль, пошевеливайтесь.

– Держитесь крѣпче, – отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ, обрадованный перспективой угощенія. – Прочь съ дороги, кожаный чертенокъ. "Если ты цѣнишь во что-нибудь мою драгоцѣнную жизнь, не опрокидывай меня, болванъ", какъ говорилъ своему кучеру одинъ джентльменъ, когда везли его въ Тайбернъ {Tyburn – мѣсто верстахъ въ двадцати отъ Лондона, гдѣ прежде совершались казни. Прим. пер.}.

И, ускоривъ свой бѣгъ до лошадиной рыси, м-ръ Уэллеръ мигомъ привезъ своего господина на зеленый холмъ, гдѣ стояла красивая корзинка, которую онъ и началъ развязывать съ величайшей поспѣшностью.

– Пирогъ съ телятиной, – сказалъ м-ръ Уэллеръ, разсуждая самъ съ собой, при разгруженіи корзинки. – Хорошая вещь – этотъ пирогъ съ телятиной, если леди, которая готовила его, знаетъ, что это не кошка; a я увѣренъ, что знаетъ. Оно и то сказать, теленокъ почти все то же, что котенокъ, и сами пирожники иной разъ не видятъ тутъ ни малѣйшей разницы.

– Вы это почему знаете? – спросилъ м-ръ Пикквикъ.

– Еще бы! Я вѣдь, сэръ, прошелъ, что называется, сквозь огонь и воду на своемъ вѣку! – отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ, притронувшись къ полямъ своей шляпы. – Однажды, сэръ, имѣлъ я честь квартировать въ томъ же домѣ, гдѣ жилъ пирожникъ со своимъ подмастерьемъ. Былъ онъ, что называется, забубенный малый и мастачилъ пироги изъ всякой дряни. Разъ какъ-то прихожу я къ нему въ пекарню, когда ужъ мы съ нимъ стояли на короткой ногѣ, прихожу да и говорю: – "Здравствуйте, м-ръ Бруксъ". – Здравствуйте, м-ръ Уэллеръ, – говоритъ онъ. – "Какъ много y васъ кошекъ, м-ръ Бруксъ!" – говорю я. – Да, таки нешто, есть малая толика, – говоритъ онъ, – разводимъ съ успѣхомъ. – "Должно быть, вы очень любите кошекъ?" – говорю я. – Нѣтъ, – говоритъ онъ, подмигивая мнѣ,– другіе джентльмены ихъ любятъ. Теперь, впрочемъ, мы приберегаемъ ихъ къ зимѣ. – "Къ зимѣ! "– говорю я. – Да, – говоритъ онъ, – къ зимѣ, м-ръ Уэллеръ: осенью мясо не въ ходу. – "Какъ? – говорю я, – что вы подъ этимъ разумѣете, м-ръ Бруксъ? " – Разумѣю? – говоритъ онъ, – мясники, видите ли, большіе скалдырники: я не имѣю съ ними никакого дѣла. Посмотрите, м-ръ Уэллеръ, – говоритъ онъ, крѣпко пожимая мою руку, – вы человѣкъ добрый, м-ръ Уэллеръ: сора изъ избы не вынесете, a вѣдь, сказать вамъ по секрету, всѣ эти пирожки начинены кошачьими кишками. Эти благородные звѣрьки замѣняютъ y меня телятину, баранину, зайчину иной разъ, смотря по обстоятельствамъ. Бифстексъ, котлеты, жареныя почки, соусы съ трюфелями: все это приготовляется y меня изъ кошачьяго мяса, м-ръ Уэллеръ. Джентльмены кушаютъ, облизываются да похваливаютъ, a я себѣ и въ усъ не дую!

– Должно быть, онъ большой пройдоха, этотъ Бруксъ! – сказалъ м-ръ Пикквикъ, подернутый легкою дрожью.

– Да, сэръ, большой мошенникъ! – отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ, продолжая опоражнивать корзинку. – Пирожки y него – что въ ротъ, то спасибо: деликатесъ! Копченый языкъ… ну, и это не дурно, если только не женскій языкъ. Хлѣбъ, ветчина, холодная говядина въ кускахъ – очень хороша.– A что въ этихъ кувшинахъ, мальчуганъ?

– Въ одномъ пиво, – отвѣчалъ черномазый мальчишка, снимая съ своихъ плечъ два большихъ кувшина, перевязанныхъ ремнемъ, – въ другомъ – холодный пуншъ.

– Вотъ этого только и недоставало на тощій желудокъ, – сказалъ м-ръ Уэллеръ, обозрѣвая съ видимымъ удовольствіемъ лакомыя блюда, разставленныя въ правильной перспективѣ на зеленой травѣ. – Ну, джентльмены, милости просимъ за работу.

Въ другомъ приглашеніи не оказалось нужды. Проголодавшіеся джентльмены, вооруженные вилками и ножами, окружили разгруженную корзинку, между тѣмъ какъ м-ръ Уэллеръ, долговязый лѣсничій и двое мальчишекъ, усѣлись на травѣ въ недалекомъ разстояніи. Старый развѣсистый дубъ представлялъ очаровательный пріютъ для этой группы, тогда какъ передъ глазами ея на огромное пространство разстилались зеленые луга, украшенные по мѣстамъ разрастающимся лѣсомъ.

– Какъ здѣсь хорошо, Боже мой, какъ здѣсь хорошо! – воскликнулъ м-ръ Пикквикъ, высвободившійся наконецъ изъ-подъ жгучаго вліянія солнечныхъ лучей, запечатлѣвшихъ яркіе признаки загара на его выразительномъ лицѣ.

– Да, любезный другъ, здѣсь очень недурно, – сказалъ старикъ Уардль. – Не угодно ли стаканъ пунша?

– Съ величайшимъ удовольствіемъ.

И это удовольствіе яркими чертами изобразилось на щекахъ ученаго мужа, когда онъ опорожнилъ свой стаканъ.

– Хорошо, – сказалъ м-ръ Пикквикъ, облизывая губы, – очень хорошо. Не мѣшаетъ еще стаканчикъ. Прохладно, очень прохладно… Ну, господа, – продолжалъ м-ръ Пикквикъ, нагибая кувшинъ съ холоднымъ пуншемъ, – я намѣренъ теперь предложить тостъ за здоровье нашихъ друзей на Дингли-Делль. Да здравствуютъ красавицы Дингли-Делль!

Тостъ былъ принятъ съ громкими рукоплесканіями.

– Знаете ли, что я выдумалъ, господа, – сказалъ м-ръ Винкель, посылая въ ротъ кусокъ ветчины. – Я привѣшу къ столбу застрѣленную куропатку и буду въ нее стрѣлять, отступивъ сперва только на два шага и потомъ постепенно увеличивая пространство. Это будетъ превосходная практика, и впередъ, вы увидите, что я не сдѣлаю ни одного промаха.

– На своемъ вѣку, сэръ, – перебилъ м-ръ Уэллеръ, – я зналъ одного джентльмена, который именно, какъ изволите говорить, началъ стрѣлять въ двухъ шагахъ; только послѣ перваго выстрѣла птица его совсѣмъ пропала, такъ что не доискались отъ нея ни одного пера.

– Самуэль, – сказалъ м-ръ Пикквикъ.

– Что прикажете?

– Вы сдѣлаете хорошо, если оставите свои анекдоты до другого времени.

– Слушаю, сэръ.

Здѣсь м-ръ Уэллеръ принялся моргать обоими глазами съ такимъ уморительно-остроумнымъ искусствомъ, что мальчишки, поджавъ животы, должны были приникнуть къ землѣ своими головами. Самъ степенный лѣсничій не могъ никакимъ образомъ скрыть отъ взоровъ публики своихъ веселыхъ улыбокъ.

– Да, господа, превосходный пуншъ, – сказалъ м-ръ Пикквикъ, искоса поглядывая на кувшинъ, наполненный живительною влагой. – Всего лучше то, что онъ холоденъ: въ жаркій день его можно употреблять вмѣсто лимона. – Топманъ, любезный другъ, хочешь стаканчикъ?

– Съ величайшимъ удовольствіемъ.

И, выпивъ этотъ стаканъ вмѣстѣ съ любезнымъ другомъ, м-ръ Пикквикъ налилъ еще другой, единственно для того, чтобы испробовать, не было ли въ пуншѣ лимонной кислоты, которой вообще онъ терпѣть не мотъ въ микстурахъ этого рода. Оказалось, къ счастью, что лимонной кислоты совсѣмъ не было; поэтому м-ръ Пикквикъ выпилъ еще стаканчикъ за здоровье отсутствующаго поэта. Затѣмъ немедленно предложилъ онъ тостъ во славу неизвѣстнаго изобрѣтателя пунша.

Постоянная смѣна пуншевыхъ стакановъ произвела могущественное дѣйствіе на организмъ ученаго мужа. Скоро лицо его залучезарилось солнечною улыбкой, смѣхъ заигралъ на его устахъ, и добродушная веселость заискрилась въ его глазахъ. Уступая постепенно вліянію живительной влаги, м-ръ Пикквикъ выразилъ сильнѣйшее желаніе припомнить какую-то пѣсню, слышанную имъ въ дѣтствѣ: пѣсня вертѣлась на умѣ, но на языкъ никакимъ образомъ не шла; поэтому, для оживленія младенческихъ воспоминаній, м-ръ Пикквикъ выпилъ еще стаканчикъ, уже совершенно затмившій его память. Позабывъ слова пѣсни, онъ разучился, повидимому, произносить всякія слова, и языкъ его лепеталъ какіе-то безсвязные звуки. Поднявшись, наконецъ, на ноги, для произнесенія передъ собраніемъ великолѣпной рѣчи, м-ръ Пикквикъ повалился въ свою телѣжку и немедленно погрузился въ глубокій сонъ.

Опустѣлыя блюда были вновь уложены въ корзину, ружья заряжены опять, и компанія приготовилась къ возобновленію охоты. М-ръ Пикквикъ сопѣлъ, кряхтѣлъ и храпѣлъ во всю носовую завертку. Послѣ безполезныхъ попытокъ вывести его изъ этого оцѣпенѣнія, приступлено было къ разсужденію: долженъ ли м-ръ Уэллеръ катить назадъ своего господина, или ужъ не лучше ли оставить его на этомъ мѣстѣ вплоть до окончанія охоты. Послѣднее мнѣніе взяло перевѣсъ надъ первымъ. Дальнѣйшая экспедиція, на которую убѣдительно напрашивался и м-ръ Уэллеръ, должна была продолжаться не больше одного часа. Рѣшено: оставить м-ра Пикквика въ телѣжкѣ и завернуть за нимъ при возвращеніи домой.

Такъ и сдѣлали. Джентльмены и собаки отправились въ дальнѣйшій путь; м-ръ Пикквикъ остался одинъ подъ развѣсистымъ дубомъ.

Не могло быть никакихъ сомнѣній въ томъ, что м-ръ Пикквикъ будетъ храпѣть здоровымъ храпомъ до возвращенія друзей или, за отсутствіемъ друзей, вплоть до заката солнечныхъ лучей, и не могло быть никакихъ подозрѣній въ томъ, что никто не возмутитъ здѣсь спокойствія его души и тѣла. Послѣдній разсчетъ не оправдался: судьба не оставила въ покоѣ ученаго мужа.

Кептенъ Больдвигъ былъ небольшой гордый человѣчекъ, въ накрахмаленномъ галстукѣ и синемъ сюртукѣ. Обозрѣвая свои владѣнія, кептенъ Больдвкгъ опирался правою рукою на толстую камышевую палку съ мѣднымъ наконечникомъ, и позади кептена Больдвига, на почтительномъ разстояніи, шли садовникъ и его помощникъ, ребята смирные и кроткіе, которымъ кептенъ Больдвигъ отдавалъ свои повелѣнія съ величавою важностью и всегда торжественнымъ тономъ, потому что сестра жены кептена Больдвига была замужемъ за маркизомъ и домъ кептена Больдвига назывался виллой, и владѣнія его были обширны, роскошны, славны.

Всхрапнулъ м-ръ Пикквикъ не больше тридцати минутъ, какъ на мѣсто его отдыха, выступая сановито и плавно, появился кептенъ Больдвигъ, сопровождаемый двумя садовниками, которые шли сзади на почтительномъ разстояніи. Подойдя къ развѣсистому дубу, кептенъ Больдвигъ пріостановился, пріосанился и бросилъ на окрестность величественный взглядъ, воображая, повидимому, что весь этотъ ландшафтъ долженъ взыграть отъ восторга, какъ только удостоитъ его своимъ вниманіемъ кептенъ Больдвигъ. Ударивъ палкой по землѣ, кептенъ Больдвигъ повернулся назадъ и позвалъ къ себѣ главнаго садовника такимъ образомъ:

– Гонтъ!

– Чего изволите? – отвѣчалъ садовникъ.

– Выравнять и выгладить это мѣсто къ завтрашнему утру, – слышите, Гонтъ?

– Слушаю, сэръ.

– Примите мѣры, чтобы все здѣсь было въ хорошемъ порядкѣ,– слышите, Гонтъ?

– Слушаю, сэръ.

– Смотрѣть хорошенько за браконьерами, караулить дичь, разгонять бродягъ. Слышите, Гонтъ, слышите?

– Буду помнить, сэръ.

– Прошу извинить, сэръ, – сказалъ другой садовникъ, выступая впередъ и отвѣшивая низкій поклонъ.

– Что вамъ нужно, Вилькинсъ? – сказалъ кептенъ Больдвигъ.

– Прошу извинить, сэръ, но, мнѣ кажется, сегодня здѣсь были браконьеры.

– А?! – замѣтилъ кептенъ Больдвигъ, хмуря свои брови.

– Да, сэръ, были и, кажется, они обѣдали здѣсь, если не ошибаюсь.

– Будь они прокляты! – вскричалъ кептенъ Больдвигъ, когда понурый взоръ его встрѣтилъ кости и крошки, разсѣянныя на травѣ. – Вы правы: они жрали здѣсь. Если бы увидѣть ихъ! – продолжалъ кептенъ, вонзая въ землю мѣдный наконечникъ. – О, если бы я встрѣтилъ здѣсь этихъ бродягъ! – заревѣлъ кептенъ Больдвитъ яростнымъ тономъ.

– Прошу извинить, сэръ, – сказалъ Вилькинсъ, – но…

– Что еще? – проревѣлъ кептенъ Больдвигъ.

И, слѣдуя взоромъ по указанію робкаго садовника, онъ завидѣлъ несчастную телѣжку, гдѣ возлежалъ знаменитый основатель Пикквикскаго клуба.

– Экая бестія! – вскричалъ кептенъ Больдвигъ, разглаживая кости м-ра Пикквика камышевою тростью. – Какъ васъ зовутъ?

– Холодный пуншъ, – пробормоталъ м-ръ Пикквикъ, безсознательно поворачиваясь на другой бокъ.

– Какъ? – вскричалъ кептенъ Больдвигь.

Никакого отвѣта.

– Какъ онъ назвалъ себя?

– Пуншъ, кажется, – отвѣчалъ Вилькинсъ.

– Какова наглость! – сказалъ кептенъ Больдвигъ. Каково гнусное безстыдство! И онъ притворяется, будто дрыхнетъ! Этотъ наглый плебей просто пьянъ! Прочь его, Вилькинсъ, прочь его, отсюда!

– Куда-жъ мнѣ его дѣвать, сэръ? – робко спросилъ Вилькинсъ.

– Къ чорту на кулички! – отвѣчалъ кептенъ Больдвкгъ.

– Слушаю, сэръ, – сказалъ Вилькинсъ.

– Остановитесь! – проревѣлъ кептенъ Больдвигъ.

Вилькинсъ остановился.

– Отвезти его на скотный дворъ и подождать пока проспится. Увидимъ, какой онъ пуншъ. Онъ не застращаетъ меня… да, не застращаетъ! Тащите его!

И м-ръ Пикквикъ, повинуясь настоятельному приказанію, покатился къ жилищу джентльменскихъ скотовъ. Кептенъ Больдвигъ, раздутый негодованіемъ, продолжалъ свою прогулку.

Невыразимо изумились пикквикисты и спутники ихъ, когда, послѣ возвращенія съ охоты, должны были увидѣть, что м-ръ Пикквикъ исчезъ, не оставивъ по себѣ никакихъ слѣдовъ, – исчезъ, унеся съ собою походную телѣжку. Случай необыкновенный, обстоятельство непостижимое, тайна неразгаданная! Какъ? Хромой старичекъ, погруженный въ глубочайшій сонъ, не только убрался съ собственными ногами, но даже угораздился, забавы ради, утащить съ собою походную телѣжку! Чудо неслыханное, невиданное! Напрасно осиротѣлые джентльмены, всѣ вообще и каждый порознь, шарили по всѣмъ угламъ и закоулкамъ; аукали, кричали, свистѣли, смѣялись, звали, хохотали: напрасный трудъ! Сгинулъ м-ръ Пикквикъ, и нигдѣ не оказывалось слѣдовъ миніатюрной телѣжки. Послѣ всѣхъ этихъ безполезныхъ поисковъ, продолжавшихся нѣсколько часовъ, надлежало придти къ печальному заключенію, что обратное путешествіе домой должно быть совершено безъ ученаго мужа.

М-ръ Пикквикъ между тѣмъ благополучно прикатился на скотный дворъ и продолжалъ храпѣть въ своей телѣжкѣ, къ невыразимой потѣхѣ и наслажденію не только всѣхъ деревенскихъ мальчишекъ, но и трехъ четвертей народонаселенія, обступившаго сарай въ ожиданіи пробужденія забавнаго арестанта. Легко вообразить, во сколько тысячъ разъ увеличился бѣшеный восторгъ этой толпы, когда, наконецъ, м-ръ Пикквикъ, открывъ глаза, машинально произнесъ: