Текст книги "Замогильные записки Пикквикского клуба"

Автор книги: Чарльз Диккенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 66 страниц)

М-ръ Груммеръ выступалъ торжественнымъ шагомъ, м-ръ Доббли выплывалъ величаво и гордо, колымага, колыхаясь въ воздухѣ, продолжала подвигаться впередъ, охраняемая муниципальной стражей; Самуэль Уэллеръ продолжалъ надрывать свою грудь и горло, обнаруживая всѣ признаки буйнаго разгула, какъ вдругъ его взоръ внезапно упалъ на господъ Винкеля и Снодграса.

– Что здѣсь за потѣха, господа? – вскричалъ м-ръ Уэллеръ. – Какихъ это чучелъ запрятали въ этотъ курятникъ?

Оба джентльмена отвѣчали въ одинъ голосъ, но слова ихъ потерялись въ общей суматохѣ.

– Кого это несутъ, господа? – проревѣлъ опять Самуэль Уэллеръ.

Еще разъ произнесенъ былъ единогласный отвѣтъ, и хотя слова ихъ потерялись въ воздушномъ пространствѣ, но м-ръ Уэллеръ угадалъ по движенію губъ, что пикквикисты произнесли магическое имя своего вождя.

Этого было довольно. Въ одно мгновеніе ока, м-ръ Уэллеръ пробился черезъ толпу, остановилъ носильщиковъ и схватилъ за рукавъ м-ра Груммера.

– Пару словъ, старичина, – сказалъ м-ръ Уэллеръ, – кого вздумали вы посадить въ этотъ курятникъ?

– Прочь, прочь! – забасилъ м-ръ Груммеръ, остановленный на всемъ ходу въ такую минуту, когда его слава достигла, повидимому, самыхъ высшихъ предѣловъ.

– Прогоните этого сорванца, – сказалъ м-ръ Доббли, обращаясь къ толпѣ.

– Я вамъ очень благодаренъ, старики, – отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ, – и увѣренъ, что вы желаете мнѣ всякаго добра; но я не отвяжусь отъ васъ ни за какія блага, если вы не отдадите мнѣ отчета: кого, зачѣмъ и за что угораздились вы посадить въ этотъ кузовъ? – Здравствуйте, сэръ.

Привѣтствіе относилось къ м-ру Пикквику, который, просунувъ голову изъ своей сидѣйки, любовался, повидимому, удальствомъ своего слуги. М-ръ Груммеръ, между тѣмъ, проникнутый величайшимъ негодованіемъ, неистово принялся размахивать своимъ жезломъ передъ самымъ носомъ Самуэля.

Въ эту же самую минуту м-ръ Винкель, не говоря дурного слова, заушилъ какого-то зѣваку, стоявшаго подлѣ него. Дѣло приняло было весьма жаркій оборотъ, и нѣтъ никакого сомнѣнія, что могла бы произойти свалка даже между гражданами Ипсвича, какъ вдругъ м-ръ Снодграсъ, сохранявшій во все это время невозмутимое спокойствіе духа, добровольно отдалъ себя подъ арестъ. Его примѣру немедленно послѣдовалъ и м-ръ Винкель, начинавшій понимать опрометчивость своихъ поступковъ. Самуэль Уэллеръ, показавшій еще нѣсколько побѣдоносныхъ опытовъ своего мужества и силы, долженъ былъ уступить большинству своихъ непріятелей и отдаться въ плѣнъ. Такимъ образомъ, къ общему удовольствію, прибавилось еще три новыхъ арестанта, и процессія двинулась опять въ стройномъ порядкѣ.

Въ продолженіе этой суматохи, негодованіе м-ра Пикквика возросло до самыхъ крайнихъ предѣловъ. Прикрытый толстой кожей сверху и сбоку, онъ могъ только видѣть энергическія движенія своего слуги и еще не зналъ, какой опасности подвергались его друзья. Наконецъ, при содѣйствіи м-ра Топмана, онъ сбросилъ кожу, и, вытянувшись во весь ростъ, обозрѣлъ изумленными глазами весь ходъ дѣла съ его несчастными послѣдствіями для своихъ учениковъ. Огонь благороднаго гнѣва въ его груди разгорѣлся въ яркое пламя. Опираясь одной рукою на плечо м-ра Топмана и дѣлая другою выразительные жесты, ученый мужъ принялся импровизировать великолѣпную рѣчь, обращаясь къ гражданамъ Ипсвича, съ такою легкомысленностью извращавшимъ истинный смыслъ великобританскаго права.

При звукахъ этой великолѣпной рѣчи процессія, сопровождаемая новыми плѣнниками, приблизилась, наконецъ, къ жилищу городского мэра.

Глава XXV. Торжество невинности и удивительное безпристрастіе м-ра Нупкинса, со включеніемъ другихъ весьма важныхъ обстоятельствъ

Во всю дорогу м-ръ Самуэль Уэллеръ неистово бѣсновался. М-ръ Снодграсъ и м-ръ Винкель съ мрачнымъ молчаніемъ прислушивались къ дивному краснорѣчію своего неустрашимаго вождя, не умолкавшаго ни на одну минуту. Но гнѣвъ м-ра Уэллера мгновенно смѣнился живѣйшимъ любопытствомъ, когда процессія повернула къ тому самому двору, гдѣ онъ встрѣтился съ забулдыгой Троттеромъ. Еще минута, и любопытство уступило мѣсто чувству сильнѣйшаго изумленія, когда м-ръ Груммеръ, остановивъ процессію, подошелъ къ той самой калиткѣ, откуда наканунѣ выюркнулъ Іовъ Троттеръ. На звонъ колокольчика выбѣжала хорошенькая дѣвушка лѣтъ семнадцати, съ румяными и пухлыми щечками. Бросивъ быстрый взглядъ на изумительную наружность плѣнниковъ и на колымагу, откуда продолжалъ ораторствовать м-ръ Пикквикъ, она испустила пронзительный крикъ, всплеснула руками и побѣжала назадъ. М-ръ Моззель, явившійся на мѣсто сцены, отворилъ калитку, чтобы впустить арестантовъ съ ихъ стражей и тутъ же захлопнулъ ее подъ носомъ толпы. Три или четыре счастливыхъ джентльмена, отыскавъ значительную трещину въ заборѣ, откуда, впрочемъ, ничего нельзя было видѣть, продолжали глазѣть въ нее съ такимъ же упорнымъ постоянствомъ, съ какимъ праздные зѣваки оттачиваютъ свои носы объ уличныя стекла полицейскаго врача, подвергающаго въ задней комнатѣ хирургическому осмотру кости какого-нибудь пьяницы, раздавленнаго на улицѣ колесами проѣзжавшаго экипажа.

Передъ крыльцомъ, y самаго основанія лѣстницы, ведущей во внутренность дома, колымага, наконецъ, остановилась, и м-ръ Пикквикъ, сопровождаемый своими вѣрными друзьями, введенъ былъ въ корридоръ, откуда, послѣ предварительнаго доклада, ихъ представили передъ очи городского мэра.

Сцена была торжественная въ полномъ смыслѣ слова. Подлѣ большого книжнаго шкафа, въ большомъ креслѣ, за большимъ столомъ засѣдалъ м-ръ Нупкинсъ, представлявшій изъ своей особы величавую фигуру огромнаго размѣра. Столъ былъ украшенъ огромными кипами бумагъ, изъ-за которыхъ, на противоположномъ концѣ, выставлялись голова и плечи м-ра Джинкса, употреблявшаго дѣятельныя усилія сообщить своему лицу дѣловой и озабоченный видъ самаго отчаяннаго свойства.

Вслѣдъ за входомъ арестованныхъ пикквикистовъ, м-ръ Моззель заперъ дверь и въ почтительной позѣ сталъ за кресломъ своего начальника, ожидая дальнѣйшихъ приказаній. М-ръ Нупкинсъ, съ поразительной торжественностью, бросилъ инквизиторскій взглядъ на лица арестантовъ.

– Ну, Груммеръ, что это за человѣкъ, – сказалъ м-ръ Нупкинсъ, указывая на м-ра Пикквика, который, какъ ораторъ и представитель своихъ друзей, стоялъ со шляпою въ рукѣ, отвѣшивая учтивые поклоны.

– Это Пикквикъ, буянъ, сэръ, – сказалъ Груммеръ.

– Вонъ оно какъ, куда метнулъ, старый головачъ… погоди малую толику, – сказалъ м-ръ Уэллеръ, выступая смѣлымъ шагомъ въ передній рядъ. – Прошу извинить, сэръ, но этотъ старый господинъ въ богатырскихъ ботфортахъ не зашибетъ себѣ ни одного шиллинга на хлѣбъ, если будетъ состоять церемоніймейстеромъ при вашей чести. Позвольте ужъ лучше мнѣ рапортовать, – продолжалъ м-ръ Уэллеръ, отстраняя лѣвою рукою Груммера и обращаясь къ судьѣ съ фамильярною учтивостью. – Это, сэръ, м-ръ Самуэль Пикквикъ, ученый основатель, президентъ и членъ столичнаго клуба; a это м-ръ Топманъ; за нимъ, прошу замѣтить, м-ръ Снодграсъ; a за нимъ, по другую сторону, м-ръ Винкель. Все это, сэръ, джентльмены первой руки, и мнѣ будетъ очень пріятно, если вы удостоитесь знакомства съ ними. Поэтому, сэръ, совѣтую вамъ прежде всего сослать на вѣтряную мельницу этого вѣтренаго старичишку, a тамъ ужъ все, авось, пойдетъ y насъ какъ по маслу. Дѣла прежде всего, a послѣ удовольствія, какъ говорилъ король Ричардъ III, запирая другого короля въ Тоуэръ.

– Заключивъ эту сентенцію, м-ръ Уэллеръ началъ растирать тулью шляпы рукавомъ своей куртки и самодовольно бросилъ благосклонный кивокъ на м-ра Джинкса, который, повидимому, слушалъ его съ несказаннымъ удовольствіемъ.

– Что это за человѣкъ? – спросилъ судья.

– Онъ мой камердинеръ, – съ гордостью сказалъ м-ръ Пикквикъ.

– Онъ вашъ камердинеръ, говорите вы, то есть состоитъ при васъ въ качествѣ слуги: такъ ли? – спросилъ судья.

М-ръ Пикквикъ отвѣчалъ утвердительно.

– Итакъ, принять къ свѣдѣнію, – продолжалъ м-ръ Нупкинсъ, – Камердинеръ Пикквика. Запишите, м-ръ Джинксъ.

Письмоводитель записалъ.

– Какъ ваша фамилія? – грянулъ м-ръ Нупкинсъ.

– Уэллеръ, – отвѣчалъ Самуэль.

– Итакъ, однимъ именемъ больше въ спискахъ ньюгетской тюрьмы, – сказалъ м-ръ Нупкинсъ.

Это была шутка и, слѣдовательно, господа Груммеръ, Джинксъ, Доббли, Мозель и всѣ остальные члены судейской канцеляріи сочли своимъ непремѣннымъ долгомъ захохотать изъ угожденія господину мэру. Смѣхъ ихъ продолжался пять минутъ.

– Запишите его имя, м-ръ Джинксъ, – сказалъ судья.

– Два «Л»; не забудьте, пріятель, – шепнулъ Самуэль.

Здѣсь одинъ изъ полисменовъ, составлявшихъ стражу, имѣлъ несчастіе захохотать и за то немедленно получилъ строгій выговоръ отъ городского мэра. Несчастный забылъ, какъ опасно смѣяться тамъ, гдѣ этого не требуетъ благопристойность.

– Гдѣ вы живете? – сказалъ судья.

– Вездѣ и нигдѣ,– отвѣчалъ Самъ.

– М-ръ Джинксъ, запишите.

Письмоводитель медлилъ и машинально бросилъ вопрошающій взглядъ на грознаго судью. М-ръ Нупкинсъ понялъ, что отвѣтъ слуги требовалъ нѣкоторыхъ поясненій.

– Гдѣ вы живете? – повторилъ опять м-ръ Нупкинсъ.

– Тамъ, гдѣ хорошо, a больше всего, гдѣ приведется, сэръ, – отвѣчалъ Самуэль.

– Запишите, Джинксъ, – сказалъ судья, начинавшій выходить изъ себя.

– Поставьте всякое слово въ строку, – сказалъ м-ръ Уэллеръ.

– Оказывается, стало быть, что онъ бродяга, м-ръ Джинксъ, – сказалъ судья. – Слѣдуетъ изъ его показанія, что онъ бродяга: такъ ли, м-ръ Джинксъ?

– Точно такъ, – отвѣчалъ письмоводитель.

– И какъ бродягу, я прикажу засадить его въ тюрьму, – сказалъ м-ръ Нупкинсъ.

– Теперь, м-ръ Джинксъ, отберите показанія отъ Груммера и составьте протоколъ.

– Слушаю, сэръ.

Приступили къ отобранію показанія; но такъ какъ м-ръ Груммеръ выражался языкомъ довольно медленнымъ и вялымъ, a между тѣмъ обѣдъ судьи былъ почти готовъ, то м-ръ Нупкинсъ предложилъ ему наугадъ потребное количество юридическихъ вопросовъ, на которые м-ръ Груммеръ, тоже наугадъ, сообщилъ потребное количество утвердительныхъ отвѣтовъ юридическаго свойства. Такимъ образомъ дѣло, къ общему удовольствію, покатилось какъ по маслу. Передъ составленіемъ протокола, судья и м-ръ Джинксъ удалились къ окну и начали шопотомъ производить таинственное совѣщаніе между собой.

Послѣ этой консультаціи, продолжавшейся минутъ десять, м-ръ Джинксъ занялъ свое мѣсто за большимъ столомъ. М-ръ Нупкинсъ между тѣмъ, усаживаясь въ кресло, кашлянулъ два раза, и уже приготовился говорить рѣчь въ назиданіе пикквикистовъ, какъ вдругъ м-ръ Пикквикъ перебилъ:

– Прошу извинить, сэръ; но прежде, чѣмъ мы будемъ имѣть удовольствіе выслушать ваши мнѣнія, основанныя вами на отобранныхъ показаніяхъ, я бы желалъ воспользоваться правомъ подсудимаго говорить въ свою защиту. Надѣюсь, сэръ, вы не можете лишить меня этого права.

– Придержите свой языкъ, сэръ, – сказалъ судья гнѣвнымъ тономъ.

– Я бы очень радъ вамъ повиноваться, но… – сказалъ м-ръ Пикквикъ.

– Извольте молчать, сэръ, – повторилъ судья, – или я принужденъ буду позвать констебля.

– Вы можете дѣлать, что вамъ угодно, – возразилъ м-ръ Пикквикъ, – и я не сомнѣваюсь, что констебли исполнятъ ваши приказанія съ точностью; но я принимаю на себя смѣлость говорить и стану говорить въ свою защиту.

– Пикквикъ и палата ума – одно и то же! – воскликнулъ м-ръ Уэллеръ.

– Замолчите, Самъ.

– Слушаю.

М-ръ Нупкинсъ, пораженный, очевидно, необычайною смѣлостью ученаго мужа, собирался, повидимому, вновь прогремѣть свой грозный отвѣтъ; но въ эту минуту м-ръ Джинксъ дернулъ его за рукавъ и шепнулъ ему на ухо нѣсколько словъ. Судья проговорилъ вполголоса какой-то отвѣтъ, и затѣмъ перешептыванье возобновилось опять. Джинксъ дѣлалъ, повидимому, возраженія.

Наконецъ, судья, проглотившій, вѣроятно, весьма непріятную пилюлю отъ своего письмоводителя, – обратился къ м-ру Пикквику и, подавляя внутреннюю досаду, проговорилъ:

– Что вы хотите сказать?

– Во-первыхъ, – началъ м-ръ Пикквикъ; посылая черезъ очки такой проницательный взглядъ, который привелъ въ трепетъ даже самого судью, – во-первыхъ, я желаю знать, зачѣмъ и для чего я и мой другъ приведены сюда?

– Можно ему сказать это? – шепнулъ м-ръ Нупкинсъ своему письмоводителю.

– Можно и должно, – шепнулъ Джинксъ.

Судья откашлянулся, вытеръ носъ и, принявъ торжественную осанку, началъ такимъ образомъ:

– Дошло до моего свѣдѣнія, что вы, Пикквикъ, вопреки существующимъ законамъ, замышляете «учинить» дуэль, и что въ этомъ преступномъ дѣлѣ помогаетъ вамъ другой человѣкъ, по имени Топманъ. Слѣдственно… ну, м-ръ Джинксъ?

– Такъ, сэръ, продолжайте.

– Слѣдственно я, какъ судья, обязываю васъ… такъ, что ли, м-ръ Джинксъ?

– Такъ, сэръ.

– Обязываю васъ… къ чему-же, м-ръ Джинксъ.

– Отыскать и представить поручителей, сэръ.

– Да, да. Слѣдственно – хотѣлъ я сказать, какъ перебилъ меня мой письмоводитель – слѣдственно я обязываю васъ отыскать и представить поручителей.

– Надежныхъ поручителей, – подсказалъ м-ръ Джинксъ.

– И я требую надежныхъ поручителей, – сказалъ судья.

– Изъ гражданъ этого города, – шепнулъ Джинксъ

– Они должны быть гражданами этого города, – сказалъ судья.

– У каждаго долженъ быть свой домъ и капиталъ въ пятьдесятъ фунтовъ, – подсказалъ Джинксъ.

– И эти два поручителя, сударь мой, должны быть домохозяевами съ капиталомъ не менѣе пятидесяти фунтовъ, – проговорилъ судья съ великимъ достоинствомъ, поправляя свой галстухъ.

Легко представить изумленіе и крайнее негодованіе ученаго мужа, вовсе не приготовленнаго къ такой развязкѣ.

– Что все это значитъ, сэръ? – воскликнулъ м-ръ Пикквикъ. – во-первыхъ, мы совсѣмъ чужіе въ этомъ городѣ; во-вторыхъ я не знаю здѣсь ни одного домовладѣльца, въ*третьихъ, я никогда не думалъ о дуэли.

– Еще что? – спросилъ судья.

– Больше ничего, сэръ. Кажется, и этого довольно?

– Но я долженъ предварительно развѣдать и учинить справку… такъ, что ли, Джинксъ?

– Такъ, сэръ.

– Отвѣчайте положительно и ясно: имѣете ли вы еще что-нибудь сказать въ свое оправданіе?

Нѣтъ сомнѣнія, м-ръ Пикквикъ сказалъ бы очень много въ оправданіе себя и своихъ друзей и, конечно, удивилъ бы всю залу своимъ импровизированнымъ витійствомъ, если бы въ эту самую минуту м-ръ Уэллеръ не вступилъ съ нимъ въ таинственное совѣщаніе, поглотившее все вниманіе и силу разсудительности ученаго мужа, такъ что онъ долженъ былъ пропустить мимо ушей вопросъ судьи. М-ръ Нупкинсъ не любилъ распространяться дважды о какомъ бы то ни было предметѣ. Приготовивъ себя предварительнымъ кашлемъ, онъ бросилъ на собраніе торжествующій взоръ и, среди полнаго молчанія констеблей, приступилъ къ произнесенію приговора.

Слуга Уэллеръ, уличенный въ буйныхъ поступкахъ, приговоренъ къ штрафу въ три фунта стерлинговъ. Граждане Винкель и Снодграсъ, уличенные въ такомъ-же буйствѣ, штрафуются двумя фунтами. Сверхъ того, джентльмены и слуга обязуются дать подписку, что впредь они будутъ вести себя какъ прилично честнымъ великобританскимъ подданнымъ и не будутъ питать личной вражды къ констеблю Груммеру. Поручительство относительно Пикквика и Топмана должно состояться во всей силѣ.

Лишь только мэръ кончилъ свою рѣчь, м-ръ Пикквикъ, выступая впередъ съ улыбкой, заигравшей опять на его добродушномъ лицѣ, сказалъ:

– Прошу извинить, господинъ судья. Не можете ли вы удѣлить мнѣ нѣсколько минутъ для переговоровъ о дѣлѣ чрезвычайно важномъ, и которое собственно касается васъ самихъ?

– Что-о-о?

М-ръ Пикквикъ повторилъ свой вопросъ.

– Чрезвычайно экстраординарный случай! – воскликнулъ судья. – Частная аудіенція!

– Да, сэръ, я прошу y васъ частной аудіенціи, – сказалъ твердо м-ръ Пикквикъ, – только я желаю, чтобы на ней присутствовалъ и мой слуга, такъ какъ извѣстія, о которыхъ вы услышите, первоначально исходятъ отъ него.

Судья взглянулъ на м-ра Джинкса, м-ръ Джинксъ взглянулъ на судью, констебли переглянулись другъ съ другомъ съ величайшимъ изумленіемъ. Вдругъ м-ръ Нупкинсъ поблѣднѣлъ. Не думаетъ ли этотъ Уэллеръ, въ припадкѣ раскаянія и угрызенія совѣсти, сообщить какую-нибудь важную, быть можетъ, убійственную тайну, имѣющую отношеніе къ его особѣ? Не скрывается ли здѣсь преступное посягательство на его личную безопасность? Страшная мысль! М-ръ Нупкинсъ поблѣднѣлъ, какъ смерть.

Взглянувъ еще разъ на ученаго мужа, м-ръ Нупкинсъ подозвалъ своего письмоводителя.

– Что вы думаете объ этой просьбѣ, м-ръ Джинксъ? – пробормоталъ судья.

М-ръ Джинксъ, не понимавшій хорошенько сущности этого казуснаго дѣла, – улыбнулся двусмысленной улыбкой и, завинтивъ углы своего рта, принялся медленно раскачивать свою голову съ боку на бокъ.

– М-ръ Джинксъ, вы оселъ, сэръ, – сказалъ судья.

При этомъ комплиментѣ, м-ръ Джинксъ улыбнулся еще разъ и постепенно отретировался въ свой собственный уголъ.

Оставленный на произволъ собственныхъ соображеній, м-ръ Нуикинсъ погрузился въ глубокую думу на нѣсколько минутъ, и потомъ, вставая съ мѣста, пошелъ въ боковую комнату, куда, по сдѣланному знаку, послѣдовалъ и м-ръ Пикквикъ съ своимъ слугой. Чтобы предупредить всякое злонамѣренное покушеніе на свою личность, м-ръ Нупкинсъ указалъ подсудимымъ на отдаленный конецъ маленькой комнаты, a самъ, на всякій случай, сталъ подлѣ пріотворенной двери, откуда, при возникающей опасности, можно было позвать констеблей. Принявъ такимъ образомъ всѣ эти необходимыя мѣры, внушенныя благоразуміемъ и опытностью, м-ръ Нупкинсъ выразилъ готовность выслушать извѣстіе, въ чемъ бы оно ни заключалось.

– Вы позвольте мнѣ, сэръ, разомъ и прямо приступить къ дѣлу, которое нѣкоторымъ образомъ касается вашей чести и вашего кредита въ матеріальномъ смыслѣ,– началъ м-ръ Пикквикъ. – Я имѣю весьма сильныя и основательныя причины думать, что вы, сэръ, имѣли неосторожность дать пріютъ въ своемъ домѣ величайшему обманщику.

– Двумъ, – прервалъ Самуэль Уэллеръ, – тонконогой вѣшалкѣ и сѣрой ливреѣ съ заплаканными буркалами.

– Самуэль, – сказалъ м-ръ Пикквикъ, – когда я собираюсь разсуждать съ этимъ джентльменомъ, вы постарайтесь контролировать ваши чувства.

– Виноватъ, сэръ, да только кровь бурлитъ y меня кипяткомъ и безъ всякаго контроля, какъ скоро рѣчь зайдетъ объ этихъ забіякахъ.

– Однимъ словомъ, сэръ, – продолжалъ м-ръ Пикквикъ, – позвольте спросить васъ: правъ ли мой слуга, обнаружившій подозрѣніе, что въ домъ вашъ весьма часто дѣлаетъ визиты нѣкто, выдающій себя за капитана Фицъ-Маршала? Потому что, видите ли, – продолжалъ м-ръ Пикквикъ, замѣтивъ, что судья началъ приходить въ сильнѣйшее негодованіе, – если правъ мой камердинеръ, то я объявляю, что этотъ Фицъ-Маршалъ есть не что иное, какъ…

– Погодите, сэръ, погодите, – сказалъ м-ръ Нупкинсъ, затворяя дверь. – Такъ вы знаете этого человѣка?

– Очень хорошо знаю и объявляю вамъ, сэръ, что это безнравственный негодяй, плутъ, все что хотите. Онъ легко втирается въ довѣренность честныхъ людей и отплачиваетъ имъ такимъ вѣроломствомъ, такими низостями, что… что… – М-ръ Пикквикъ задыхался отъ негодованія.

– Боже мой! – воскликнулъ м-ръ Нупкинсъ, раскраснѣвшись какъ жареный гусь, мгновенно перемѣнивъ судейскую строгость на ласковое обращеніе порядочнаго джентльмена. – Сдѣлайте одолженіе, м-ръ…

– Пикквикъ, – подсказалъ Самуэль.

– Сдѣлайте одолженіе, м-ръ Пикквикъ… Боже мой!.. прошу покорнѣйше присѣсть. Кто бы могъ подумать? Капитанъ Фицъ-Маршалъ!

– Не называйте его ни капитаномъ, ни Фицъ-Маршаломъ, – перебилъ Самуэль, – потому что, я вамъ скажу, онъ ни тотъ, ни другой. Онъ кочующій актеръ; зовутъ его Джинглемъ, и если вамъ нуженъ волкъ въ овечьей шкурѣ, такъ это широко-мордый слуга его, Троттеръ, мошенникъ изъ мошенниковъ первѣйшаго сорта.

– Все это совершенно справедливо, сэръ, – сказалъ м-ръ Пикквикъ, отвѣчая на вопрошающій взоръ изумленнаго судьи, – я затѣмъ и пріѣхалъ сюда, чтобъ обличить этого негодяя.

И м-ръ Пикквикъ вылилъ цѣликомъ въ разгоряченное ухо городского мэра сокращенную повѣсть о похожденіяхъ м-ра Джингля. Упомянувъ въ сжатыхъ и сильныхъ выраженіяхъ о первой встрѣчѣ съ кочующимъ актеромъ, ученый мужъ разсказалъ, какъ онъ похитилъ миссъ Уардль, какъ весело онъ отказался отъ этой дѣвы за денежное вознагражденіе, какъ онъ заманилъ его самого въ дѣвичій пансіонъ, и какъ, наконецъ, онъ, м-ръ Пикквикъ, считалъ своимъ непремѣннымъ долгомъ сорвать маску съ этого обманщика.

При этомъ повѣствованіи, вся горячая кровь въ тѣлѣ м-ра Нупкинса прихлынула къ самымъ верхушкамъ его ушей. Онъ въ первый разъ имѣлъ удовольствіе познакомиться съ капитаномъ на конскихъ скачкахъ, откуда и пригласилъ его въ свой домъ. Фицъ-Маршалъ знакомъ былъ почти со всею аристократіею британской столицы, объѣхалъ чуть ли не весь свѣтъ, зналъ все, видѣлъ все, былъ самъ аристократомъ съ головы до ногъ: какая драгоцѣнная находка для семейства провинціальнаго мэра! Мистрисъ Нупкинсъ и миссъ Нупкинсъ были въ восторгѣ отъ капитана Фицъ-Маршала. Онѣ показывали его всюду – на семейныхъ вечерахъ, на городскихъ балахъ, на общественныхъ гуляньяхъ – гордились мнѣніями Фицъ-Маршала, прославляли его аристократическія манеры, жужжали безъ умолка о тѣсной дружбѣ съ капитаномъ Фицъ-Маршаломъ, и весь городъ завидовалъ счастливцамъ, завербовавшимъ въ свой кругъ лондонскаго льва. Искренніе пріятели и пріятельницы ихъ, м-съ Поркенгемъ и дѣвицы Поркенгемъ, и м-ръ Сидни Поркенгемъ, готовы были съ ума сойти отъ ревности и отчаянія.

И послѣ всего этого вдругъ услышать, что м-ръ Фицъ-Маршалъ есть ни больше, ни меньше какъ актеръ, кочующій актеръ, проныра, пройдоха и чуть ли не мошенникъ, готовый отважиться на всякую низость! Силы небесныя! Что скажутъ Поркенгемы! Какъ станетъ торжествовать м-ръ Сидни Поркенгемъ, когда услышитъ, что ему, вдругъ, ни съ того, ни съ сего, предпочли такого грязнаго соперника! Какими глазами самъ онъ, почтенный мэръ города Ипсвича, будетъ смотрѣть на старика Поркенгема, когда встрѣтится съ нимъ на скачкахъ или на выборахъ въ Палату? A если – отъ чего Боже сохрани! – вѣсть эта залетитъ въ чужіе края – что… что тогда!?

– Однакожъ, все это покамѣстъ голословное показаніе, – сказалъ м-ръ Нупкинсъ, послѣ продолжительной паузы, – М-ръ Фицъ-Маршалъ человѣкъ политическій, смѣю сказать, и y него множество враговъ: чѣмъ вы можете подтвердить и доказать истину такихъ ужасныхъ обвиненій?

– Поставьте меня съ нимъ на очную ставку, и больше я ничего не требую, – сказалъ м-ръ Пикквикъ, – сведите съ нимъ меня и моихъ друзей: вы увидите, что больше не нужно будетъ никакихъ доказательствъ.

– Это, кажется, легко устроить, – сказалъ м-ръ Нупкинсъ, – онъ придетъ сюда вечеромъ, и тогда все это можно будетъ обдѣлать безъ огласки… вы понимаете, что я принимаю въ уваженіе вѣтренность и, конечно, раскаяніе молодого человѣка. Впрочемъ, не мѣшаетъ напередъ посовѣтоваться съ моей женой: умъ хорошъ, два лучше. Во всякомъ случаѣ, м-ръ Пикквикъ, мы должны сперва покончить ваше дѣло, чтобы, понимаете, не было никакихъ задержекъ. Не угодно ли вамъ пожаловать въ эту комнату?

И они опять вошли въ судейскую.

– Груммеръ, – сказалъ судья страшнѣйшимъ голосомъ.

– Чего изволите, сэръ? – отвѣчалъ Груммеръ, улыбаясь весьма некстати.

– Чему-жъ вы смѣетесь, сэръ? – строго сказалъ судья. – Смотрите! вы забываете свои обязанности, сэръ, и ведете себя, какъ безсмысленный мальчишка. Точно ли справедливы всѣ тѣ показанія, которыя вы дали, сэръ? Берегитесь, Груммеръ!

– Сэръ, – пробормоталъ несчастный Груммеръ, – я… я…

– Что? Вы путаетесь, сэръ? М-ръ Джинксъ, – замѣчаете вы, какъ онъ путается?

– Замѣчаю, сэръ.

– Повторите свое показаніе, Груммеръ; только предваряю васъ, держите ухо востро. М-ръ Джинксъ, потрудитесь записывать его слова.

Несчастный Груммеръ, окончательно сбитый съ толку инквизиторскимъ взглядомъ судьи и насмѣшливой улыбкой Джинкса, запутался минуты въ двѣ или три въ такомъ лабиринтѣ противорѣчій, что м-ръ Нупкинсъ объявилъ ему наотрѣзъ и разъ навсегда, что онъ не вѣритъ ему ни въ одномъ словѣ. Такимъ образомъ штрафъ былъ отмѣненъ, и поручительство за пикквикистовъ оказалось совершенно неумѣстнымъ. М-рь Груммеръ, какъ и слѣдуетъ, получилъ строжайшій выговоръ, и пикквикисты, всѣ до одного, признаны невинными въ самомъ высшемъ юридическомъ смыслѣ. Разительный примѣръ непостоянства человѣческаго счастья.

М-съ Нупкинсъ была величественная дама въ голубомъ газовомъ тюрбанѣ и свѣтло-сѣромъ парикѣ. Миссъ Нупкинсъ получила въ наслѣдство отъ своей маменьки всю ея гордость, за исключеніеиъ тюрбана, и всѣ ея капризы, кромѣ парика. Какъ скоро между матушкой и дочкой возникали жаркіе споры относительно разныхъ неудобствъ домашней жизни, вся тяжесть ихъ размолвки обыкновенно падала на плечи господина мэра. На этомъ основаніи, когда м-ръ Нупкинсъ отыскалъ свою супругу и сообщилъ ей интересныя подробности, представленныя президентомъ Пикквикскаго клуба, м-съ Нупкинсъ вдругъ припомнила, что она всегда ожидала какого-нибудь пассажа въ этомъ родѣ, что она никогда не сомнѣвалась въ злонамѣренности Фицъ-Маршала, что ее никто не хотѣлъ слушать, что она не понимаетъ, чѣмъ ее считаетъ м-ръ Нупкинсъ, и такъ далѣе, до безконечности, все въ одномъ и томъ же родѣ.

– Подумать только, что изъ меня сдѣлали такую дуру! – возопила прелестная миссъ Нупкинсъ, выжимая по слезинкѣ изъ каждаго глаза.

– Ты можешь благодарить за это своего папеньку, моя милая, – сказала м-съ Нупкинсъ. – Сколько разъ я просила, уговаривала, умоляла этого человѣка разспросить о фамильныхъ связяхъ капитана Фицъ-Маршала! Сколько разъ я заставляла его принять какія-нибудь рѣшительныя мѣры! О, Боже мой, да вѣдь этому никто и не повѣритъ – никто!

– Однакожъ, послушай, моя милая, – началъ м-ръ Нупкинсъ.

– Не говори мнѣ ничего, – сказала м-съ Нупкипсъ.

– Но вѣдь ты сама, душечка, признавалась открыто, что готова съ ума сойти отъ любезностей капитана Фицъ-Маршала. Ты безпрестанно приглашала его къ себѣ, мой другъ, и пользовалась всякимъ случаемъ, чтобы выставить на видъ капитана Фицъ-Маршала.

– Слышишь, Генріетта? – сказала м-съ Нупкинсъ, обращаясь къ своей дочкѣ съ видомъ оскорбленной добродѣтели. – Чему тутъ удивляться? Ему не въ первый разъ сваливать съ больной головы на здоровую. Я всегда это говорила.

И м-съ Нупкинсъ зарыдала горько и громко.

– Ахъ, папенька! – возгласила миссъ Нупкинсъ. И слезы дочери смѣшались съ рыданіями матери.

– Мало ему, что теперь, по его милости, мы дѣлаемся посмѣшищемъ всего свѣта! – восклицала м-съ Нупкинсъ. – Онъ меня же обвиняетъ, безсовѣстный!

– Какъ намъ теперь показываться въ обществахъ? – сказала миссъ Нупкинсъ.

– Какими глазами будемъ мы смотрѣть на Поркенгемовъ? – сказала м-съ Нупкинсъ.

– И на Григгсовъ, – добавила миссъ Нупкинсъ.

– И на Сломминтаукенсовъ, – дополнила м-съ Нупкинсъ. – Что-жъ въ этомъ толку, мой ангелъ? Отецъ твой знать ничего не хочетъ: для него хоть трава не рости.

Обѣ дамы зарыдали опять громко, сильно, дружно.

Слезы м-съ Нупкинсъ изливались обильнымъ и быстрымъ потокомъ и, повидимому, совсѣмъ затопили ея мыслительныя способности. Мало-по-малу, однакожъ, несчастная леди пришла въ себя и, получивъ способность размышлять, представила на разсмотрѣніе своему супругу проектъ относительно приглашенія на обѣдъ м-ра Пикквика съ его друзьями: они останутся до вечера, и, слѣдовательно, столкнутся съ капитаномъ Фицъ-Маршаломь. Послѣ продолжительныхъ совѣщаній, на семейномъ совѣтѣ состоялось рѣшеніе такого рода: убѣдившись въ справедливости показаній м-ра Пикквика, прогнать немедленно капитана со двора, стараясь, однакожъ, не дѣлать никакого шума, и потомъ извѣстить Поркенгемовъ, что м-ръ Фицъ-Маршаль, пользуясь огромнымъ вліяніемъ при дворѣ своей аристократической родни, получилъ мѣсто генералъ-губернатора на Сьерѣ-Леонѣ, на мысѣ Доброй Надежды, или на какомъ-нибудь изъ тѣхъ спасительныхъ для здоровья острововъ, откуда европейцы, очарованные, конечно, туземнымъ климатомъ, почти никогда не возвращаются назадъ въ свою отчизну.

Сильно возрадовалось сердце почтеннаго мэра, когда, наконецъ, его дочь и супруга осушили свои слезы: онъ не противорѣчилъ ни въ чемъ и безмолвно согласился на всѣ пункты. М-ръ Пикквикъ и его друзья, изгладивъ всѣ слѣды своего страннаго приключенія, оставшіеся на ихъ лицахъ и костюмѣ, были представлены дамамъ и получили приглашеніе обѣдать. M-ръ Самуэль Уэллеръ, удостоившійся весьма лестныхъ отзывовъ проницательнаго судьи, былъ порученъ радушной заботливости м-ра Моззеля, который и отправился съ нимъ въ нижніе апартаменты.

– Какъ ваше здоровье, сэръ? – сказалъ м-ръ Моззель, провожая м-ра Уэллера на кухню.

– Здравствую, какъ видите, покорно васъ благодарю, – отвѣчалъ Самуэль, – никакихъ особыхъ перемѣнъ не произошло во мнѣ съ тѣхъ поръ, какъ я имѣлъ честь видѣть васъ за стуломъ вашего командира.

– Прошу извинить, сэръ, что я въ ту пору не обратилъ на васъ вниманія, – сказалъ м-ръ Моззель, – мы еще не были отрекомендованы другъ другу. Господинъ мой, кажется, васъ очень полюбилъ, м-ръ Уэллеръ.

– Не мудрено. Онъ славный малый.

– Вы находите?

– Это всякій видитъ. Какой онъ весельчакъ!

– И мастеръ говорить, я вамъ скажу, – добавилъ м-ръ Моззель, – слова y него, что называется, бьютъ ключомъ изъ горла.

– Фонтаномъ бьютъ и брызгами летятъ на воздухъ, такъ что не поймаешь въ нихъ ни одной мысли, – замѣтилъ м-ръ Уэллеръ.

– Въ этомъ-то и штука – говорить такъ, чтобы никто ничего не понималъ, – дополнилъ м-ръ Моззель. – Послѣдняя ступень, м-ръ Уэллеръ, не оступитесь. Не угодно ли помыть руки, прежде чѣмъ я представлю васъ нашимъ леди? Вотъ здѣсь за дверью рукомойникъ и чистое полотенце къ вашимъ услугамъ.

– Всполоснуться не мѣшаетъ, – отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ, натирая желтымъ мыломъ свое лицо.– A y васъ много леди?

– На кухнѣ только двѣ,– сказалъ м-ръ Моззель, – горничная и кухарка. Для черной работы мы держимъ судомойку да мальчишку: они обѣдаютъ въ прачешной.

– Такъ вы ихъ не допускаете къ своему столу?

– Нѣтъ, сэръ. Сначала, правда, какъ они пришли, мы попытались пообѣдать съ ними раза два или три, да только не было никакой возможности сидѣть вмѣстѣ съ ними. У судомойки престрашныя манеры и никакого воспитанія, a мальчишка сопитъ, какъ надорванная лошадь.

– Скажите, какой неучъ!

– Что прикажете дѣлать. У насъ въ провинціи много невоспитанныхъ людей, м-ръ Уэллеръ, и это по временамъ бываетъ очень непріятно. Сюда пожалуйте, сэръ, сюда.

И м-ръ Уэллеръ вошелъ въ кухню.

– Мэри, – сказалъ м-ръ Моззель, обращаясь къ хорошенькой дѣвушкѣ, носившей это имя, – вотъ вамъ м-ръ Уэллеръ, джентльменъ изъ Лондона и другъ нашего дома. Господинъ поручилъ намъ угостить м-ра Уэллера и всячески стараться, чтобы ему было весело въ нашей компаніи.

– Господинъ вашъ знатокъ своего дѣла и отлично понимаетъ, гдѣ раки зимуютъ, – сказалъ м-ръ Уэллеръ, бросая удивленный взглядъ на миссъ Мери, – на мѣстѣ хозяина этого дома, я въ жизнь не узналъ бы скуки подлѣ такой красотки.