355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Чарльз Диккенс » Замогильные записки Пикквикского клуба » Текст книги (страница 58)
Замогильные записки Пикквикского клуба
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 22:42

Текст книги "Замогильные записки Пикквикского клуба"


Автор книги: Чарльз Диккенс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 66 страниц)

– Я подумаю объ этомъ на досугѣ,– отвѣчалъ старичокъ. – На этотъ разъ мнѣ нечего сказать. Я человѣкъ дѣловой, м-ръ Пикквикъ, и не привыкъ сгоряча пускаться на какія бы то ни было аферы. Въ настоящемъ случаѣ я никакъ не могу одобрить этого дѣла: обстановка его мнѣ рѣшительно не нравится. Тысяча фунтовъ – небольшая сумма, м-ръ Пикквикъ.

– Что правда, то правда, вовсе небольшая, бездѣльная сумма, – перебилъ Бенъ Аліенъ, проснувшійся въ эту минуту и припомнившій весьма кстати, что самъ онъ прокутилъ с_в_о_ю тысячу фунтовъ наслѣдства безъ малѣйшаго затрудненія. – Вы умный человѣкъ, сэръ. Вѣдь, онъ смышленый малый: какъ ты думаешь, Бобъ?

– Очень радъ, что вы, сэръ, признаете мое мнѣніе справедливымъ, – сказалъ м-ръ Винкель старшій, бросая презрительный взглядъ на Бена Аллена, продолжавшаго глубокомысленно качать головой. – Дѣло вотъ въ чемъ, м-ръ Пикквикъ; я позволилъ своему сыну совершить подъ вашимъ руководствомъ нѣсколько путешествій съ тою цѣлью, чтобы онъ приглядѣлся къ людямъ и отвыкъ отъ своихъ пенсіонныхъ привычекъ; но я никогда не уполномочивалъ его на женитьбу безъ моего согласія. Онъ знаетъ это очень хорошо. Стало быть, если мнѣ вздумается лишить его своего отеческаго покровительства, Натаніэль не будетъ имѣть никакого права изумляться или сѣтовать на меня. Впрочемъ, я буду писать къ нему, м-ръ Пикквикъ. Прощайте, спокойной вамъ ночи, сэръ. Маргарита, проводите этихъ господъ.

Все это время Бобъ Сойеръ неугомонно толкалъ м-ра Бена Аллена, поощряя его сказать что-нибудь съ своей стороны въ защиту праваго дѣла. На этомъ основаніи Бенъ Алленъ, безъ всякихъ предварительныхъ соображеній, вдругъ разразился краткою, но сильно патетическою рѣчью:

– Сэръ! – воскликнулъ м-ръ Бенъ Алленъ, раскрывъ свои мутные глаза на стараго джентльмена и размахивая вверхъ и внизъ своею правою рукою, – сэръ, стыдитесь самихъ себя… стыдитесь этихъ стѣнъ, сэръ!

– Какъ братъ жены моего сына, вы, конечно, превосходный судья въ этомъ дѣлѣ,– отвѣчалъ м-ръ Винкель старшій. – Довольно объ этомъ. Прошу васъ не возражать, м-ръ Пикквикъ. Прощайте, господа.

Съ этими словами старичокъ взялъ свѣчу и, отворивъ дверь, учтиво попросилъ гостей освободить его отъ дальнѣйшихъ переговоровъ.

– Вы станете жалѣть объ этомъ, – сказалъ м-ръ Пикквикъ, съ трудомъ удерживая порывы своего негодованія.

– Это мы увидимъ, – отвѣчалъ спокойно м-ръ Винкель старшій. – Еще разъ, господа, желаю вамъ спокойной ночи.

М-ръ Пикквикъ пошелъ на улицу сердитой стопой, въ сопровожденіи м-ра Боба Сойера, совершенно оглушеннаго непреклонно строгимъ рѣшеніемъ стараго джентльмена. За ними покатилась шляпа Бена Аллена, и черезъ минуту самъ Бенъ Алленъ появился на лѣстничной ступени y подъѣзда. Всѣ три джентльмена хранили глубокое молчаніе во всю дорогу и, не поужинавъ, разошлись въ гостиницѣ по своимъ спальнямъ. Углубляясь на досугѣ въ сущность и вѣроятныя послѣдствія своего визита, м-ръ Пикквикъ скоро пришелъ къ заключенію, что ему никакъ не слѣдовало отваживаться на эту поѣздку, не собравъ напередъ отчетливыхъ свѣдѣній о характерѣ м-ра Винкеля старшаго, который оказался въ такой ужасной степени дѣловымъ человѣкомъ.

Глава L. Мистеръ Пикквикъ встрѣчаетъ одного изъ своихъ старыхъ знакомыхъ, и этому счастливому обстоятельству читатель обязанъ поразительно интересными подробностями относительно двухъ великихъ людей, могущественныхъ и славныхъ въ литературномъ мірѣ

М-ръ Пикквикъ проснулся, по обыкновенію, въ восемь часовъ. Наступившее утро всего менѣе могло разсѣять въ душѣ великаго человѣка непріятныя впечатлѣнія, произведенныя неожиданными послѣдствіями вчерашняго визита. Небо было пасмурно и мрачно, воздухъ затхлъ и сыръ, улицы мокры и грязны. Дымъ лѣниво выходилъ изъ трубъ, какъ будто y него не хватило храбрости подняться къ облакамъ; дождь капалъ медленно и вяло, какъ будто не смѣя превратиться въ ливень. Боевой пѣтухъ на трактирномъ дворѣ, лишенный всѣхъ признаковъ своего обычнаго одушевленія, печально покачивался на одной ножкѣ въ уединенномъ углу; оселъ, понуривъ голову, расхаживалъ въ созерцательномъ расположеніи духа, какъ будто въ глупой головѣ его мелькала мысль о самоубійствѣ. На улицѣ, кромѣ зонтиковъ, не было видно никакого предмета, и ничего не слышалось, кромѣ паденія дождевыхъ капель.

Завтракъ былъ очень скученъ, и разговоръ между нашими путешественниками вовсе не клеился. Даже м-ръ Бобъ Сойеръ живо чувствовалъ на себѣ одуряющее вліяніе погоды. Онъ былъ теперь, по его собственному выраженію, "сбитъ съ панталыка". М-ръ Пикквикъ и Бенъ Алленъ были тоже не въ своей тарелкѣ.

Въ тоскливомъ ожиданіи лучшей погоды, путешественники перечитали послѣдній нумеръ лондонской вечерней газеты отъ первой строки до послѣдней, перетоптали коверъ въ своей комнатѣ отъ перваго до послѣдняго рисунка, повысмотрѣли всѣ картины на стѣнахъ и перепробовали, безъ малѣйшаго успѣха, всѣ предметы для разговора. Наконецъ, м-ръ Пикквикъ, дождавшись полудня и не видя никакой перемѣны къ лучшему, позвонилъ и отдалъ приказаніе закладывать лошадей.

Заложили и поѣхали. Дождь полилъ сильнѣе, слякоть по дорогѣ увеличивалась съ каждою минутой, и огромные куски грязи летѣли безпрепятственно въ открытыя окна экипажа, такъ что пассажирамъ во внутренности кареты было почти столько же неловко, какъ и тѣмъ, которые по-прежнему помѣстились на запяткахъ. При всемъ томъ, въ самомъ движеніи и живомъ сознаніи чувства дѣятельности заключалось уже безконечное превосходство передъ скучнымъ и томительнымъ бездѣйствіемъ въ скучной комнатѣ, откуда, безъ всякой цѣли и намѣренія, приходилось смотрѣть на скучную улицу и дождевыя капли. Оживленные путешественники не могли понять, зачѣмъ и отчего они такъ долго отсрочивали свою поѣздку.

Когда они остановились въ Ковентри на первой станціи, паръ отъ лошадей поднялся такими густыми облаками, что затмилъ совершенно станціоннаго смотрителя, и путешественники слышали только его громкій голосъ, выходившій изъ тумана. Онъ говорилъ, что человѣколюбивое общество {Лондонское человѣколюбивое общество, Human Society, основано съ единственною цѣлью спасать утопающихъ. Прим. перев.}, при первой раздачѣ премій, должно непремѣнно наградить его первою золотою медалью вслѣдствіе того, что y него достало храбрости снять шляпу съ ямщика, иначе этотъ парень неизбѣжно долженъ былъ бы утонуть, такъ какъ вода съ полей его шляпы лилась обильнымъ потокомъ на рукава его, грудь и шею.

– Прекрасная погода! – сказалъ Бобъ Сойеръ, поднимая воротникъ своего пальто и закрываясь шалью.

– Чудодѣйственная, сэръ, – подтвердилъ Самуэль Уэллеръ.– A знаете что, сэръ?

– Что?

– Случалось-ли вамъ когда-нибудь видѣть больного ямщика?

– Не припомню. A что?

– Въ ту пору, напримѣръ, когда вы были студентомъ, въ клинику вашу никогда не приносили больного ямщика?

– Нѣтъ, никогда.

– Я такъ и думалъ. A случалось-ли вамъ видѣть на какомъ-нибудь кладбищѣ надгробный памятникъ ямщику?

– Нѣтъ, не случалось.

– A мертваго ямщика видѣли вы когда-нибудь?

– Никогда.

– Ну, такъ никогда и не увидите, – отвѣчалъ Самуэль торжественнымъ тономъ. – Есть еще другой предметъ, котораго никогда не видалъ ни одинъ человѣкъ: это, сэръ, мертвый оселъ. Никто не видалъ мертваго осла, за исключеніемъ развѣ одного джентльмена въ черныхъ шелковыхъ гультикахъ, знакомаго съ одной молодой женщиной, y которой былъ козелъ. Но тотъ оселъ пріѣхалъ сюда изъ Франціи, и очень могло статься, что былъ онъ не изъ настоящей породы.

Въ этихъ и подобныхъ разговорахъ проходило время, пока, наконецъ, экипажъ остановился въ Дончорчѣ. Здѣсь путешественники перекусили, перемѣнили лошадей и отправились на слѣдующую станцію въ Девентри, откуда черезъ нѣсколько часовъ благополучно прибыли въ Таучестеръ. Дождь, усиливаясь постепенно, не прекращался ни на одну минуту.

– Это, однакожъ, изъ рукъ вонъ, господа! – замѣтилъ Бобъ Сойеръ, заглядывая въ окно кареты, когда экипажъ остановился въ Таучестерѣ, y подъѣзда гостиницы "Сарациновой головы". – Не мѣшало бы положить этому конецъ.

– Ахъ, Боже мой! – воскликнулъ м-ръ Пикквикъ, открывая глаза послѣ продолжительной дремоты. – Вы, кажется, ужасно вымокли.

– Не то чтобы ужасно, a такъ себѣ,– отвѣчалъ Бобъ, – дождь, кажется, не думаетъ церемониться съ нами.

Дождь струился крупными каплями съ его шеи, рукавовъ, локтей, колѣнъ, и весь костюмъ м-ра Боба, пропитанный водою, представлялъ подобіе блестящей клеенки.

– Да, какъ видите, я промокъ порядкомъ, хотя, можетъ быть, не до костей, – сказалъ Бобъ, стряхивая съ себя дождевыя капли на подобіе ньюфаундленской собаки, только что вынырнувшей изъ воды.

– Дальше, я думаю, намъ нельзя ѣхать въ такую позднюю пору, – сказалъ Бенъ.

– Это ужъ само собою разумѣется, – подтвердилъ Самуэль Уэллеръ, присоединяя свои наблюденія къ общему совѣщанію, – лошади измучатся по-пустякамъ, и толку не будетъ никакого. Въ этой гостиницѣ, сэръ, превосходныя постели, – продолжалъ Самуэль, обращаясь къ своему господину, – все чисто, опрятно и уютно, какъ нельзя больше. Въ полчаса, не больше, здѣсь могутъ приготовить маленькій обѣдъ первѣйшаго сорта: пару цыплятъ, куропатокъ, телячьи котлеты, французскіе бобы, пироги съ дичью, жареный картофель на закуску. Мой совѣтъ, сэръ: переночевать здѣсь, если вы сколько-нибудь дорожите жизнью и здоровьемъ.

Здѣсь кстати подоспѣлъ содержатель "Сарациновой головы" и вполнѣ подтвердилъ показанія м-ра Уэллера относительно комфортабельности своего заведенія, способнаго выдержать соперничество съ первыми гостиницами столицы. Къ этому онъ прибавилъ нѣсколько печальныхъ догадокъ относительно пресквернаго состоянія дорогъ и рѣшительной невозможности добыть лошадей на слѣдующей станціи.

– Къ тому же, господа, вы должны взять въ разсчетъ, что этотъ неугомонный дождь зарядилъ, по всей вѣроятности, на всю ночь, тогда какъ завтра, безъ сомнѣнія, будетъ прекрасная погода, – заключилъ убѣдительнымъ тономъ содержатель "Сарациновой головы"

– Ну, хорошо, – сказалъ м-ръ Пикквикъ, – мы переночуемъ. Только мнѣ надобно послать въ Лондонъ письмо такъ, чтобы завтра поутру оно могло быть доставлено по принадлежности, иначе, во что бы ни стало, мы должны ѣхать впередъ.

Содержатель улыбнулся. Ничего, разумѣется, не могло быть легче, какъ завернуть письмо въ листъ сѣрой бумаги и отправить его или по почтѣ, или съ кондукторомъ вечерняго дилижанса, который проѣдетъ изъ Бирмингэма.

– И если, сэръ, вы хотите, чтобы оно было доставлено какъ можно скорѣе, вамъ стоитъ только надписать на конвертѣ: "вручить немедленно". Или, всего лучше, извольте надписать, чтобы подателю за немедленное доставленіе вручили полкроны. Это ужъ будетъ вѣрно, какъ нельзя больше.

– Очень хорошо, – сказалъ м-ръ Пикквикъ, – въ такомъ случаѣ мы останемся здѣсь.

– Эй, Джонъ! – закричалъ содержатель одному изъ своихъ слугъ. – Свѣчей въ солнечный нумеръ {Въ нѣкоторыхъ англійскихъ гостиницахъ и трактирахъ каждый нумеръ имѣетъ свое особое названіе. Прим. перев.}. Развести огонь въ каминѣ. Джентльмены перезябли. – Сюда пожалуйте, господа. Не безпокойтесь насчетъ вашего ямщика, сэръ: я пришлю его, когда вамъ угодно будетъ позвонить. – Ну, Джонъ, пошевеливайтесь.

Принесли свѣчи, развели огонь, накрыли на столъ, занавѣсы опустили, зеркала заблистали, каминъ запылалъ, и черезъ десять минутъ всѣ предметы въ отведенномъ нумерѣ приняли такой благообразный, праздничный видъ, какъ будто путешественниковъ ожидали здѣсь давнымъ-давно и заранѣе дѣлали всевозможныя приготовленія для ихъ комфорта. Честь и слава содержателямъ англійскихъ гостиницъ!

М-ръ Пикквикъ сѣлъ за круглый столъ и наскоро набросалъ нѣсколько словъ м-ру Винкелю, извѣщая, что, вслѣдствіе дурной погоды, онъ остался переночевать на полдорогѣ въ Лондонъ и откладываетъ всѣ дальнѣйшія объясненія до личнаго свиданія. Это письмецо, завернутое въ пакетъ, онъ поручилъ Самуэлю Уэллеру отнести въ буфетъ.

Самуэль, какъ и слѣдуетъ, отдалъ его молодой леди за буфетомъ, погрѣлся y камина и уже хотѣлъ воротиться въ солнечный нумеръ за господскими сапогами, какъ вдругъ, заглянувъ случайно въ полу-отворенную дверь, увидѣлъ рыжеватаго джентльмена почтенныхъ лѣтъ, обложеннаго огромною кипою газетъ, лежавшихъ передъ нимъ на столѣ. Рыжеватый джентльменъ читалъ какую-то статью съ напряженнымъ вниманіемъ, читалъ и улыбался, улыбался и вздергивалъ по временамъ свой носъ, при чемъ всѣ черты его лица принимали величественное выраженіе гордости и рѣшительнаго презрѣнія.

– Эге! – воскликнулъ Самуэль. – Этотъ господинъ мнѣ что-то слишкомъ знакомъ: я отлично помню и этотъ носъ, и эту лысину, и этотъ знаменитый лорнетъ. Если онъ не итансвилльскій забіяка, такъ я, что называется, самъ пропащій человѣкъ.

Самуэль кашлянулъ два или три раза, чтобы обратить на себя вниманіе читающаго джентльмена. При этихъ звукахъ джентльменъ съ безпокойствомъ поднялъ голову и лорнетъ и представилъ глазамъ посторонняго наблюдателя выразительно-задумчивыя черты м-ра Потта, издателя и редактора "Итансвилльской синицы".

– Прошу извинить, сэръ, – сказалъ Самуэль, приближаясь къ нему съ низкимъ поклономъ, – мой господинъ остановился въ этой гостиницѣ, м-ръ Поттъ.

– Тсс, тсс! – прошипѣлъ м-ръ Поттъ, приглашая Самуэля войти въ комнату и затворяя дверь съ видомъ таинственнаго ужаса и страха.

– Что такое, сэръ? – спросилъ Самуэль, озираясь вокругъ себя.

– Тутъ не должно ни подъ какимъ видомъ произносить моего имени, – отвѣчалъ м-ръ Поттъ. – Я храню глубочайшее инкогнито.

– Зачѣмъ это, сэръ?

– Это мѣстечко – главный притонъ всѣхъ этихъ Желтыхъ негодяевъ. Бѣшеная чернь разорветъ меня въ куски, если узнаетъ, что я здѣсь.

– Неужели!

– Безъ малѣйшаго сомнѣнія: одно только инкогнито можетъ упрочить мою безопасность. – Ну, теперь скажите, молодой человѣкъ, гдѣ вашъ господинъ?

– Здѣсь, сэръ: въ солнечномъ нумерѣ. Онъ и два пріятеля остановились здѣсь переночевать проѣздомъ въ Лондонъ.

– Не съ нимъ-ли и м-ръ Винкель? – спросилъ м-ръ Поттъ, слегка нахмуривъ брови.

– Нѣтъ, сэръ. М-ръ Винкель живетъ теперь въ своей семьѣ,– отвѣчалъ Самуэль. – Онъ женился, сэръ.

– Женился! – воскликнулъ Поттъ въ порывѣ величайшаго одушевленія. Затѣмъ онъ пріостановился, бросилъ мрачную улыбку и прибавилъ вполголоса такимъ тономъ, въ которомъ ясно выражалось удовольствіе затаенной мести. – Подѣломъ ему, подѣломъ ему, подѣломъ!

Насытивъ такимъ образомъ свою злобу надъ низверженнымъ врагомъ, м-ръ Поттъ пожелалъ узнать, кто были теперешніе друзья м-ра Пикквика, Синіе или Желтые? Самуэль безъ запинки отвѣчалъ утвердительно и положительно, что оба они были Синіе съ ногъ до головы, хотя, натурально, никогда онъ и не думалъ справляться о политическихъ мнѣніяхъ господъ Сойера и Аллена. Услышавъ такой успокоительный отвѣтъ, м-ръ Поттъ немедленно отправился въ солнечный нумеръ, гдѣ и былъ съ восторгомъ принятъ м-ромъ Пикквикомъ и его друзьями. Послѣ первыхъ привѣтствій, рекомендацій и разспросовъ, журналистъ охотно согласился раздѣлить съ путешественниками ихъ обѣдъ, заказанный въ огромнѣйшемъ размѣрѣ.

– A какъ идутъ дѣла въ Итансвиллѣ? – спросилъ м-ръ Пикквикъ, когда Поттъ сѣлъ y камина и путешественники, сбросивъ мокрые сапоги, надѣли туфли. – «Журавль» все еще продолжаетъ свое существованіе?

– Да, сэръ, эта газета, къ стыду человѣчества, все еще влачитъ до времени свое жалкое и унизительное существованіе, справедливо презираемая даже тѣми, которые знаютъ о ея позорномъ бытіи, – отвѣчалъ м-ръ Поттъ, очевидно, обрадованный тѣмъ, что вошелъ, наконецъ, въ свою обычную колею. – Да, сэръ, «Журавль» хрипитъ еще, и не только хрипитъ, но даже дерзновенно поднимаетъ свою гнусную голову, забывая всякій стыдъ и совѣсть; но съ нѣкотораго времени, можно сказать, онъ завязъ по уши въ своей собственной грязи и захлебывается мутной и ядовитой влагой, которую самъ же изрыгаетъ изъ своей гнусной пасти.

Разразившись этими сентенціями, журналистъ остановился перевести духъ и бросилъ величественный взглядъ на Боба Сойера.

– Вы еще молодой человѣкъ, сэръ, – замѣтилъ м-ръ Поттъ.

М-ръ Бобъ Сойеръ поклонился.

– И вы тоже, – продолжалъ Поттъ, обращаясь къ м-ру Бену Аллену.

Бенъ не противорѣчилъ.

– При всемъ томъ, господа, вы уже напоены и пропитаны этими синими принципами, что, конечно, дѣлаетъ честь и уму вашему, и сердцу. Я, съ своей стороны, поклялся поддерживать эти принципы для благосостоянія трехъ соединенныхъ королевствъ, и свѣтъ знаетъ, умѣю-ли я держать свою клятву.

– Я, признаться, не совсѣмъ понимаю эти вещи, – отвѣчалъ Бобъ Сойеръ:– я…

– Не Желтый, конечно, м-ръ Пикквикъ, – прервалъ Поттъ, безпокойно повернувшись въ креслахъ. – Пріятель вашъ не изъ Желтыхъ, сэръ?

– Нѣтъ, нѣтъ, – отвѣчалъ Бобъ, – я слишкомъ пестръ въ настоящую минуту и, можетъ быть, соединяю въ себѣ самую разнообразную коллекцію цвѣтовъ.

– То есть, сэръ, вы еще находитесь въ переходномъ состояніи, – подхватилъ м-ръ Поттъ торжественнымъ тономъ. – Колебаніе вашего духа можетъ, смотря по обстоятельствамъ, принести вамъ пользу или вредъ. Поэтому, сэръ, я бы желалъ прочесть вамъ рядъ послѣднихъ моихъ статей, появившихся въ "Итансвилльской синицѣ". Нѣтъ никакого сомнѣнія, что послѣ этого чтенія колебаніе ваше пройдетъ и мнѣнія ваши, однажды навсегда, получатъ твердый и опредѣленный характеръ.

– Я посинѣю, вѣроятно, и, можетъ быть, даже побагровѣю, прежде чѣмъ вы успѣете прочесть эти статьи, – отвѣчалъ Бобъ.

М-ръ Поттъ искоса взглянулъ на Боба Сойера и потомъ, обращаясь къ м-ру Пикквику, сказалъ:

– Вы, конечно, видѣли литературныя статьи, которыя въ послѣдніе три мѣсяца помѣщались въ "Итансвилльской синицѣ". Онѣ, смѣю сказать, обратили на себя всеобщее вниманіе и произвели во всѣхъ единодушный восторгъ.

– Я долженъ сказать вамъ откровенно, – отвѣчалъ м-ръ Пикквикъ; приведенный въ нѣкоторое затрудненіе этимъ вопросомъ:– въ послѣднее время были y меня занятія, не имѣвшія никакого отношенія къ литературѣ, и я никакъ не удосужился прочесть вашихъ статей.

– Напрасно, сэръ, напрасно, – сказалъ м-ръ Поттъ, дѣлая очень строгую мину. – Это очень жаль.

– Я прочту ихъ, – сказалъ м-ръ Пикквикъ.

– Прочитайте непремѣнно. Онѣ появлялись подъ однимъ общимъ заглавіемъ "О китайской метафизикѣ", сэръ.

– А! – замѣтилъ м-ръ Пикквикъ. – И все это, натурально, произведеніе вашего пера, сэръ?

– Нѣтъ, произведеніе моего сотрудника въ отдѣлѣ критики, сэръ, – отвѣчалъ Поттъ съ большимъ достоинствомъ.

– Предметъ, должно быть, очень трудный, – сказалъ м-ръ Пикквикъ.

– Чрезвычайно трудный и удивительно интересный, – отвѣчалъ Поттъ съ глубокомысліемъ истиннаго философа. – Сотрудникъ мой, по моему указанію, воспользовался всѣми источниками, какіе только могъ найти въ Британской Энциклопедіи.

– Это однакожъ странно, – замѣтилъ м-ръ Пикквикъ. – Я не зналъ до сихъ поръ, что въ Британской Энциклопедіи помѣщены какіе-нибудь матеріалы относительно китайской метафизики.

– Ничего нѣтъ страннаго, – отвѣчалъ Поттъ, положивъ одну руку на колѣно м-ра Пикквика и бросая вокругъ себя многозначительную улыбку. – Разумѣется, вы не найдете тамъ отдѣльнаго трактата о метафизическихъ воззрѣніяхъ китайцевъ, за то сыщете статью о метафизикѣ подъ буквой М. и статью о Китаѣ подъ буквой К. Все это надобно сравнить, сличить, взвѣсить, сообразить и переварить въ горнилѣ чистаго, абсолютнаго размышленія, и все это, дѣйствительно, подъ моимъ непосредственнымъ наблюденіемъ и руководствомъ, сдѣлалъ мой неутомимый сотрудникъ. Дѣло мастера боится, м-ръ Пикквикъ.

И при этихъ ученыхъ соображеніяхъ физіономія м-ра Потта приняла такое всеобъемлющее выраженіе необыкновенной мудрости, что м-ръ Пикквикъ не осмѣливался возобновить разговора въ продолженіе нѣсколькихъ минутъ, и уже не прежде, какъ черты журналиста разгладились до степени обыкновеннаго джентльмена, онъ возобновилъ бесѣду такимъ образомъ:

– Позволительно-ли спросить, какой великій предметъ завлекъ васъ въ эту сторону, столько отдаленную отъ постояннаго поприща вашихъ дѣйствій?

– Этотъ великій предметъ, сэръ, – благо моего отечества, – отвѣчалъ м-ръ Поттъ съ кроткою улыбкой, – то самое благо, которое обыкновенно вдохновляетъ и одушевляетъ меня при всѣхъ этихъ гигантскихъ трудахъ.

– Вѣроятно, вы имѣете какое-нибудь важное порученіе отъ вашего общества? – спросилъ м-ръ Пикквикъ.

– Да, сэръ, вы угадали, – отвѣчалъ Поттъ и, наклоняясь къ уху м-ра Пикквика, прибавилъ таинственнымъ шопотомъ, – Желтые завтра вечеромъ даютъ балъ въ Бирмингемѣ.

– Неужели!

– Да, сэръ, балъ и ужинъ!

– Возможно-ли это?

– Очень возможно, если я вамъ говорю.

Но, несмотря на необычайное изумленіе при этой оглушительной вѣсти, м-ръ Пикквикъ, почти незнакомый съ мѣстною политикою, не могъ составить ни малѣйшаго понятія о важности желтыхъ замысловъ и желтыхъ плановъ, имѣвшихъ отношеніе къ этому политическому балу. Замѣтивъ это обстоятельство, м-ръ Поттъ вынулъ изъ кармана послѣдній нумеръ "Итансвилльской синицы" и для общаго назиданія громогласно прочиталъ слѣдующій параграфъ.

«Послѣднее пронырство желтой сволочи».

"Одинъ изъ нашихъ соотечественниковъ, олицетворяющій въ себѣ гнусную и пресмыкающуюся гадину, отрыгнулъ недавно змѣиный ядъ безсильнаго бѣшенства и злобы противъ знаменитаго и славнаго представителя нашего въ парламентѣ, достопочтеннаго м-ра Сломки, – того самаго Сломки, о которомъ мы предсказали въ свое время, – и кто не видитъ, что предсказаніе наше оправдалось и сбылось блистательнѣйшимъ образомъ, – что онъ сдѣлается украшеніемъ и честью своей націи, ея защитникомъ и могущественной опорой во всѣхъ начинаніяхъ, клонящихся къ общественному благу. И что же? Этотъ змѣевидный соотечественникъ, говоримъ мы, позволилъ себѣ издѣваться по поводу издержекъ, употребленныхъ на покупку великолѣпной угольницы изъ чистаго серебра, которую благодарные сограждане вознамѣрились поднести своему достойнѣйшему сочлену. Отринувъ всякій стыдъ и совѣсть, этотъ безымянный извергъ, готовый кощунствовать надъ всякими благороднѣйшими движеніями сердца, вздумалъ съ безпримѣрною дерзостью увѣрять, будто достопочтенный м-ръ Сломки самъ, черезъ одного изъ пріятелей своего домоуправителя, подписалъ на три четверти всей суммы, какой долженъ былъ стоить этотъ вышеозначенный подарокъ. Жалкая тварь! Неужели, спрашиваемъ мы, не видитъ этотъ пресмыкающійся гадъ, что, предположивъ даже дѣйствительность этого факта, достопочтенный м-ръ Сломки выставляется еще въ болѣе выгодномъ и блистательнѣйшемъ свѣтѣ, если только это возможно? Думаетъ-ли онъ, что этотъ великодушный поступокъ въ состояніи отвратить отъ него умы и сердца благородныхъ согражданъ, если только они не хуже какихъ-нибудь свиней, или, другими словами, не столь низки и презрѣнны, какъ этотъ гнусный извергъ?… Но это еще не все: желтая сволочь, продолжая свои интриги, думаетъ на этихъ дняхъ прибѣгнуть къ самому отчаянному пронырству, какое только когда-либо рождалось въ узколобыхъ головахъ. Утверждаемъ смѣло и рѣшительно, что въ настоящую минуту совершаются скрытымъ и тайнымъ образомъ приготовленія къ желтому балу, и этотъ балъ данъ будетъ въ желтомъ городѣ, въ самомъ центрѣ, или, правильнѣе, въ самомъ гнѣздѣ желтаго народонаселенія, которое на этотъ случай избираетъ желтаго церемоніймейстера, приглашаетъ четырехъ ультражелтыхъ членовъ изъ парламента и заготовляетъ для входа только желтые билеты! Но… ожидаетъ-ли этого безстыдный соотечественникъ? Пусть онъ томится и крушитъ себя въ безсильной злобѣ, когда перо наше начертываетъ эти слова: «Мы будемъ тамъ!»

– Будемъ и дадимъ себя знать, – сказалъ Потть, складывая газету и вытираясь платкомъ. – Вотъ, сэръ, цѣль моего путешествія. Понимаете?

– Понимаю, – сказалъ м-ръ Пикквикъ.

Въ эту минуту содержатель и трактирный слуга принесли въ комнату обѣдъ: журналистъ съ безпокойствомъ приставилъ палецъ къ своимъ губамъ, въ ознаменованіе, что жизнь его находится теперь въ рукахъ м-ра Пикквика, зависитъ отъ его скромности. Бенжаменъ и Бобъ Сойеръ, дремавшіе въ продолженіе чтенія краснорѣчиваго отрывка изъ "Итансвилльской синицы", мгновенно встрепенулись при одномъ словѣ "обѣдъ" и поспѣшили сѣсть за столъ съ веселымъ духомъ и превосходнѣйшимъ аппетитомъ.

За столомъ послѣ обѣда, когда разговоръ спустился мало-по-малу на обыкновенные житейскіе предметы, журналистъ извѣстилъ м-ра Пикквика, что супруга его, вслѣдствіе злокачественности итансвилльскаго воздуха, путешествуетъ въ настоящее время по разнымъ минеральнымъ заведеніямъ съ цѣлью поправленія здоровья и возстановленія прежней веселости духа. Это, собственно говоря, служило поэтическимъ прикрытіемъ дѣйствительнаго факта, состоявшаго въ томъ, что м-съ Поттъ, не разъ угрожавшая разводомъ своему супругу, привела наконецъ, при содѣйствіи своего брата, лейтенанта, въ исполненіе свою угрозу, заключивъ напередъ юридическую сдѣлку, по которой м-ръ Поттъ обязался ежегодно выдавать ей половину дохода, доставляемаго подписчиками "Итансвилльской синицы".

Между тѣмъ какъ журналистъ разсуждалъ объ этихъ и многихъ другихъ интересныхъ предметахъ, безпрестанно приводя цитаты изъ собственныхъ своихъ литературныхъ произведеній, какой-то суровый незнакомецъ, высунувшись изъ окна дилижанса, остановившагося y подъѣзда "Сарациновой головы" для передачи писемъ и пакетовъ, заботливо освѣдомлялся, можетъ-ли онъ, съ нѣкоторымъ комфортомъ, провести ночь въ этой гостиницѣ.

– Безъ всякаго сомнѣнія, сэръ, – отвѣчалъ содержатель.

– Есть y васъ хорошая постель?

– Да, сэръ.

– И ужинъ?

– Все будетъ къ вашимъ услугамъ, сэръ.

– Очень хорошо, – сказалъ суровый незнакомецъ. – Кучеръ, я здѣсь выйду. Кондукторъ, достаньте мой чемоданъ.

Пожелавъ другимъ пассажирамъ счастливаго пути, незнакомецъ вышелъ изъ кареты. Это былъ низенькій, приземистый джентльменъ съ густыми черными волосами, поднимавшимися щетиной на его головѣ. Видъ его былъ повелителенъ и грозенъ, обращеніе надменно и надуто, глаза его выражали какую-то неугомонную юркость и внутреннее безпокойство, и всѣ его манеры обличали чувство величайшей увѣренности въ самомъ себѣ и сознаніе неизмѣримаго превосходства передъ всѣми другими людьми.

Этому господину отвели ту самую комнату, которая первоначально назначена была м-ру Потту. Вниманіе трактирнаго служителя поражено было необыкновеннымъ и страннымъ сходствомъ между этими двумя джентльменами. Лишь только принесены были свѣчи и поставлены на столъ, незнакомецъ тотчасъ же вынулъ газету и принялся читать ее съ выраженіемъ того же самаго негодующаго презрѣнія, какое за часъ передъ этимъ отражалось на величественныхъ чертахъ м-ра Потта. Существенная разница между ними, по замѣчанію служителя, состояла только въ томъ, что презрѣніе Потта вызвано было газетой, носившей заглавіе "Итансвилльскаго журавля", тогда какъ настоящій джентльменъ озлобился на "Итансвилльскую синицу".

– Послать содержателя гостиницы, – сказалъ незнакомецъ.

– Слушаю, сэръ, – отвѣчалъ слуга.

Содержатель явился черезъ нѣсколько минутъ.

– Вы здѣсь хозяинъ? – спросилъ джентльменъ.

– Я, сэръ.

– Знаете вы меня?

– Нѣтъ, сэръ.

– Фамилія моя – Слоркъ, – сказалъ джентльменъ.

Содержатель слегка кивнулъ головою.

– Слоркъ, сэръ, – повторилъ джентльменъ надменнымъ тономъ. – Теперь, надѣюсь, вы знаете меня?

Содержатель почесалъ затылокъ, взглянулъ на потолокъ, на незнакомца и улыбнулся весьма слабо.

– Знаете-ли вы меня теперь, сэръ? – повторилъ незнакомецъ сердитымъ тономъ.

Содержатель сдѣлалъ надъ собою великое усиліе и, наконецъ, продолжая чесать затылокъ, проговорилъ сквозь зубы:

– Нѣтъ, сэръ, не имѣю этой чести.

– Великій Боже! – вскрикнулъ незнакомецъ, ударивъ по столу сжатымъ кулакомъ. – И вотъ вамъ популярность!

Хозяинъ невольно попятился къ дверямъ; но м-ръ Слоркъ удержалъ его и, бросивъ на него свирѣпый взглядъ, продолжалъ такимъ образомъ:

– Вотъ она вамъ, вотъ, вотъ благодарность толпы за цѣлые годы неутомимыхъ трудовъ, пожертвованій, лишеній, благороднѣйшихъ стремленій! Останавливаясь на полдорогѣ, выхожу изъ кареты, мокрый и усталый, и – ни одного восклицанія, ни одного восторженнаго крика изъ этой низкой и презрѣнной толпы? Колокола безмолвствуютъ, и самое произнесеніе моего имени ни въ комъ не возбуждаетъ радостнаго чувства! Стоитъ изъ за чего тонуть всю свою жизнь въ этомъ океанѣ чернильныхъ партій и вражды! – заключилъ взволнованный м-ръ Слоркъ, расхаживая взадъ и впередъ.

– Не угодно-ли водочки, сэръ?

– Бутылку рому и воды! – сказалъ м-ръ Слоркъ, окидывая горделивымъ взглядомъ содержателя гостиницы. – Разведенъ-ли y васъ огонь гдѣ-нибудь?

– Я прикажу развести его здѣсь, сэръ, – отвѣчалъ содержатель.

– Въ этомъ каминѣ? Это будетъ слишкомь долго: комната не нагрѣется до полуночи, – возразилъ м-ръ Слоркъ. – Есть y васъ кто-нибудь въ кухнѣ?

На кухнѣ не было ни души. Огонь горѣлъ тамъ великолѣпно. Гости всѣ разошлись, и дверь уже была заперта на ночь.

– Въ такомъ случаѣ, я буду пить свой пуншъ на кухнѣ y камина, – сказалъ м-ръ Слоркъ.

Путешественникъ взялъ шляпу и газету и торжественно послѣдовалъ за хозяиномъ въ этотъ скромный нумеръ. Здѣсь онъ помѣстился y камина на мягкой софѣ, развернулъ газету и принялся читать и прихлебывать пуншъ съ выраженіемъ величественнаго презрѣнія и досады.

Но ужъ, вѣроятно, по распоряженіямъ судьбы, какой то демонъ раздора пробѣжалъ въ эту самую минуту по всѣмъ апартаментамъ "Сарациновой головы" и, позавидовавъ обоюдному спокойствію господъ журналистовъ, рѣшился стравить ихъ, какъ борзыхъ собакъ, для собственнаго наслажденія и потѣхи. Подъ вліяніемъ этого злого духа въ головѣ м-ра Боба Сойера сформировалась весьма странная мысль, которую онъ и выразилъ въ слѣдующей формѣ.

– A вѣдь огонь-то y насъ потухъ, господа. Что мы станемъ дѣлать? Послѣ дождя тутъ и холодно, и сыро, не правда ли?

– И холодно, и сыро, – подтвердилъ м-ръ Пикквикъ, подернутый судорожною дрожью.

– Не дурно было бы теперь раскурить сигару на кухнѣ y камина: что вы на это скажете? – спросилъ Бобъ Сойеръ, подстрекаемый, конечно, тѣмъ же демономъ раздора.

– Да, это было бы очень и очень недурно, – отвѣчалъ м-ръ Пикквикъ. – Что вы намъ скажете на это, м-ръ Поттъ?

– Тутъ нечего и распространяться, господа: пойдемте въ кухню. Огонь тамъ превосходный, – сказалъ м-ръ Потъ.

И на этомъ основаніи всѣ четверо путешественниковъ, каждый со своимъ стаканомъ въ рукѣ, отправились на кухню въ сопровожденіи м-ра Уэллера, который взялся показывать дорогу въ этотъ апартаментъ.

Незнакомецъ продолжалъ читать. Вдругъ онъ поднялъ глаза и остолбенѣлъ. М-ръ Поттъ взглянулъ и обомлѣлъ.

– Что съ вами? – прошепталъ м-ръ Пикквикъ.

– Эта пресмыкающаяся гадина! – воскликнулъ м-ръ Поттъ.

– Какая гадина? – сказалъ м-ръ Пикквикь, съ безпокойствомъ озираясь кругомъ, изъ опасенія наступить на чернаго таракана или на паука.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю