Текст книги "Замогильные записки Пикквикского клуба"

Автор книги: Чарльз Диккенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 66 страниц)

"– Ужасно! – повторилъ Томъ Смартъ.

"Старый джентльменъ пріостановился на нѣсколько минутъ, испытывая, вѣроятно, трудную борьбу съ болѣзненными ощущеніями своего сердца. Потомъ онъ сказалъ:

"– Однакожъ, любезный другъ, мы отступаемъ отъ главнаго предмета. Долговязый верзила, должно замѣтить, пройдоха первой руки, каналья безпардонный. Женившись на вдовушкѣ, онъ какъ разъ спуститъ всю эту мебель и убѣжитъ на тотъ край свѣта. Что изъ этого выйдетъ? Покинутая вдова будетъ разорена въ конецъ, и мнѣ придется умирать холодной смертью въ мерзлой лавкѣ какого-нибудь рыночнаго торгаша.

"– Все это правда, почтеннѣйшій, но…

"– Дай мнѣ кончить, дружище. О тебѣ, любезный Томми, съ перваго взгляда я составилъ отличное мнѣніе. Разъ поселившись въ этомъ трактирѣ, ты не оставишь его никогда, если, по крайней мѣрѣ, за буфетомъ его будутъ водка и вино.

"– Покорно благодарю за доброе слово: вы не ошиблись, сэръ, – сказалъ Томъ Смартъ.

"– Стало быть, вдовушка будетъ твоя, и мы позаботимся дать отставку долговязому верзилѣ.

"– Какъ же это сдѣлать?

"– Очень легко: ты объявишь, что онъ женатъ.

"– Чѣмъ я докажу это?

"Старикъ отвинтилъ руку отъ своего плеча, моргнулъ глазами и, указавъ на одинъ изъ дубовыхъ шкафовъ, принялъ опять спокойную позу.

"– Ему не приходитъ и въ голову, – продолжалъ старый джентльменъ, – что въ правомъ карманѣ штановъ, запрятанныхъ въ этотъ шкафъ, онъ забылъ письмецо, гдѣ неутѣшная супруга умоляетъ его возвратиться въ ея объятія, извѣщая притомъ, что его со дня на день ожидаютъ шестеро дѣтей малъ-мала-меньше.

"Послѣ этихъ словъ, произнесенныхъ торжественнымъ тономъ, черты стараго джентльмена начали блѣднѣть, стираться, и фигура его покрылась густою тѣнью. У Тома Смарта зарябило въ глазахъ, подернутыхъ плевой. Старикъ исчезъ, и на мѣстѣ его опять явился чудесный стулъ: камчатный жилетъ превратился въ подушку, красныя туфли оказались чехломъ. Томъ Смартъ повалился на свою постель и скоро погрузился въ глубокій сонъ.

"Раннимъ утромъ, лишь только начало свѣтать, Томъ воспрянулъ отъ своего сна. Нѣсколько минутъ просидѣлъ онъ на своей постели, стараясь припомнить событія прошлой ночи. Вдругъ воспоминанія его оживились съ необыкновенной быстротой. Онъ взглянулъ на стулъ, имѣвшій несомнѣнно фантастическіе признаки; но, при всей живости фантазіи, не могъ отыскать въ немъ ни малѣйшаго сходства съ чертами таинственнаго старца.

"– Какъ поживаешь, старый хрычъ? – сказалъ Томъ Смартъ.

"Дневной свѣтъ пробудилъ всю смѣлость въ его груди, и онъ уже не боялся ничего.

"Стулъ, однакожъ, остался безъ движенія и не проговорилъ ни слова.

"– Хорошо ли ты спалъ, куманекъ? – спросилъ Томъ Смартъ.

"Никакого отвѣта. Ясно, что стулъ не имѣлъ намѣренія вступать въ разговоръ.

"– На какой шкафъ ты указывалъ вчера, старый чортъ, – продолжалъ Томъ Смартъ сердитымъ тономъ. – Проговори, по крайней мѣрѣ, одно слово.

"Стулъ хранилъ упорное молчаніе.

"– Однакожъ, попытка – не пытка, спросъ – не бѣда, – пробормоталъ про себя Томъ Смартъ, – шкафъ открыть не мудрено.

"Онъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ и, увидѣвъ ключъ въ замкѣ, повернулъ его: дверь отворилась. Въ шкафу дѣйствительно были штаны; онъ запустилъ руку въ одинъ изъ кармановъ и, къ величайшему изумленію, вытащилъ то самое письмо, о которомъ говорилъ старый джентльменъ.

"– Странное обстоятельство, – сказалъ Томъ Смартъ, взглянувъ сперва на стулъ, потомъ на дубовый шкафъ, потомъ на письмо, и затѣмъ опять на фантастическій стулъ. – Удивительно странная исторія, – повторилъ онъ опять, озираясь кругомъ. Потерявъ, однакожъ, всякую надежду выяснить себѣ сколько-нибудь это запутанное дѣло, онъ одѣлся на скорую руку и рѣшился, не теряя времени, дѣйствовать по внушенію внутренняго чувства.

"Внутреннее чувство внушало ему прежде всего сломить рога долговязому верзилѣ и занять его мѣсто въ сердцѣ интересной вдовы. Проходя черезъ галлерею и спускаясь внизъ по ступенямъ лѣстницы, Томъ Смартъ бросалъ вокругъ себя испытующіе взоры, питая въ своей душѣ вѣроятную надежду сдѣлаться законнымъ владѣльцемъ драгоцѣнныхъ сокровищъ этого жилища. Долговязый верзила стоялъ уже опять за буфетомъ, распоряжаясь какъ y себя дома. Закинувъ руки за спину, онъ улыбнулся и кивнулъ головой при входѣ Тома Смарта. Улыбнулся онъ, вѣроятно, для того, чтобъ выказать свои бѣлые зубы; но Томъ Смартъ видѣлъ во всей его позѣ выраженіе торжества, происходившаго отъ сознанія собственной силы.

"– Погоди, голубчикъ, я тебя проучу! – подумалъ про себя Томъ Смартъ и потомъ, обращаясь къ хозяйкѣ, проговорилъ: – Пожалуйте ко мнѣ, сударыня, на пару словъ.

"Они вошли въ маленькую гостиную и затворили за собою дверь.

"– Съ добрымъ утромъ, сударыня, – сказалъ Томъ Смартъ.

"– Съ добрымъ утромъ, сэръ, – отвѣчала интересная вдова. – Чего прикажете къ завтраку, сэръ?

"Томъ молчалъ, обдумывая въ эту минуту, какъ бы похитрѣе приступить къ торжественному дѣлу.

"– Есть ветчина первый сортъ, жареная курица и шпигованная утка, – чего прикажете, сэръ?

"Эти слова расшевелили вниманіе Тома Смарта. Онъ окинулъ вдовицу проницательнымъ взоромъ н нашелъ, что она въ самомъ дѣлѣ лакомый кусочекъ, какъ выразился старый джентльменъ, выродившійся изъ фантастическаго стула.

"– Кто этотъ господинъ, сударыня, что стоитъ y васъ за буфетомъ? – спросилъ Томъ Смартъ.

"– Его имя Джинкинсъ, сэръ, если вамъ угодно знать это, – отвѣчала вдова, зардѣвшись легкимъ румянцемъ.

"– Высокій мужчина, – сказалъ Томъ Смартъ.

"– Прекрасная душа, сэръ, и прекрасный джентльменъ.

"– Эге! – воскликнулъ Томъ Смартъ.

"– Потрудитесь объяснить мнѣ, сэръ, чего вамъ угодно? – спросила вдова, приведенная въ нѣкоторое смущеніе поступками своего гостя.

"– Извольте, сударыня, извольте. Не угодно ли вамъ посидѣть со мною нѣсколько минутъ?

"Изумленная вдова, не говоря ни слова, поспѣшила занять порожній стулъ, и Томъ Смартъ сѣлъ подлѣ нея. Не знаю, господа, какъ это случилось, – мой дядя говорилъ, что и самъ Томъ не могъ объяснить этого случая, – только пальчики вдовицы вдругъ очутились въ его рукѣ, и онъ держалъ ихъ въ продолженіе всей этой бесѣды.

"– Вы очень милы, сударыня, – началъ Томъ Смартъ, отличавшійся вообще любезными манерами въ отношеніи къ прекрасному полу, – вы очень милы, сударыня, и я могу доложить, что супругомъ вашимъ долженъ быть превосходнѣйшій человѣкъ во вселенной. Вы этого заслуживаете.

"– Ахъ, Боже мой! – воскликнула вдова, пріятно изумленная.

Краснорѣчивое вступленіе Тома Смарта, не объясненное никакими предварительными обстоятельствами, могло казаться тѣмъ болѣе удивительнымъ, что онъ видѣлъ ее только первый разъ въ своей жизни. Слѣдовательно, можно было повторить еще: – ахъ, Боже мой!

"– Я ненавижу лесть, сударыня, я презираю всякіе комплименты, если они исходятъ не отъ чистаго сердца, – продолжалъ Томъ Смартъ съ замѣтнымъ одушевленіемъ. – Вы заслуживаете превосходнаго супруга, и кто бы ни былъ онъ, вамъ суждено сдѣлать его счастливѣйшимъ созданіемъ въ мірѣ.

"Говоря такимъ образомъ, Томь Смартъ съ наслажденіемъ упивался комфортомъ, окружавшимъ интересную вдову.

"Вдова между тѣмъ, озадаченная неожиданнымъ оборотомъ дѣла, сдѣлала судорожное усиліе приподняться со своего мѣста; но Томъ Смартъ удержалъ ее ласковымъ пожатіемъ руки. Дѣло извѣстное, господа, что вдовицы теряютъ нѣкоторымъ образомъ робость, свойственную прекрасному полу въ его дѣвственной порѣ; такъ, по крайней мѣрѣ, говорилъ мой дядя.

"– Я должна благодарить васъ, сэръ, за ваше доброе мнѣніе, – сказала цвѣтущая вдова, – и если я выйду когда-нибудь замужъ…

"– Если, – перебилъ Томъ Смартъ, лукаво подмигивая своимъ лѣвымъ глазомъ, – если…

"– Очень хорошо, – сказала вдова, – я могу перемѣнить свою рѣчь, если вамъ угодно: выходя теперь замужъ во второй разъ, я надѣюсь, что супругъ мой будетъ именно такой, какого вы желаете для меня.

"– Джинкинсъ?

"– Да.

"– Я знаю Джинкинса и утверждаю, что онъ не заслуживаетъ вашей руки.

"Вдова вспыхнула и вздрогнула, испуганная таинственнымъ видомъ своего собесѣдника.

"– Позвольте увѣрить васъ, сэръ, – сказала она съ нѣкоторой запальчивостью, – что м-ръ Джинкинсъ заслуживаетъ всякаго уваженія честныхъ людей.

"– Гм! – проворчалъ Томъ Смартъ.

"Вдовица разочла, что теперь самая приличная пора прибѣгнуть къ посредству горькихъ рыданій. Вынувъ платокъ изъ кармана, она пожелала узнать прежде всего, зачѣмъ вздумалъ обижать ее Томъ Смартъ, дѣлая за глаза дурной отзывъ о джентльменѣ, пользовавшемся ея безграничнымъ довѣріемъ и уваженіемъ. Вмѣсто того, чтобъ пугать бѣдную женщину, онъ прямо долженъ былъ объясниться съ этимъ джентльменомъ, вывести его на свѣжую воду, и прочая, и прочая.

"– За объясненіемъ дѣло не станетъ, сударыня, – отвѣчалъ Томъ Смартъ, – я сорву маску съ этого лицемѣра, только вы напередъ выслушайте меня.

"– Говорите, – сказала вдова, устремивъ пристальный взглядъ на лицо своего собесѣдника.

"– Вы будете въ величайшемъ изумленіи, – сказалъ Томъ Смартъ, опуская въ карманъ свою руку.

"– Если вамъ угодно объяснить мнѣ, что ему нужны деньги, – отвѣчала вдова, – это не удивитъ меня ни на волосъ. Я знаю это.

"– Нѣтъ, сударыня, это бы еще ничего: въ деньгахъ имѣетъ нужду всякій смертный. Не въ этомъ рѣчь.

"– Въ чемъ же? Говорите, ради Бога.

"– Не торопитесь, сударыня, дѣло объяснится само собою, – возразилъ Томъ Смартъ, медленно вынимая письмо изъ кармана.

"– Вы не будете визжать, сударыня?

"– О нѣтъ, нѣтъ! – воскликнула вдова, – дайте мнѣ эту бумагу.

"– Вы не упадете въ обморокъ?

"– Нѣтъ!

"– Съ вами не сдѣлается истерики?

"– Нѣтъ, нѣтъ!

"– Прекрасно. Сидите же смирно и не выбѣгайте изъ комнаты царапать ему глаза. Предоставьте мнѣ самому трудъ раздѣлаться съ этимъ господиномъ.

"– Очень хорошо, давайте бумагу.

"– Извольте.

"И роковое письмо очутилось въ рукахъ интересной вдовы.

"Господа, покойный дядюшка разсказывалъ, будто Томъ Смартъ говорилъ, что рыданія бѣдной женщины, открывшей ужасную тайну, способны были просверлить насквозь даже каменное сердце. Нѣжныя чувства Тома Смарта были, такъ сказать, парализованы совершеннѣйшимъ образомъ при этой душу раздирающей сценѣ. Вдовица зашаталась во всѣ стороны и неистово принялась ломать свои бѣлыя руки.

"– О, злодѣй! О, извергъ! О, мучитель! – воскликнула она.

"– Точно такъ, сударыня, – подтверждалъ Томъ Смартъ, – но вамъ надобно успокоиться.

"– Не могу я успокоиться, – вопила вдова, – кого теперь полюбить мнѣ, горемычной? Кому вручить свое бѣдное сердце?

"– О, еще время не ушло! полюбите и вручите! – восклицалъ Томъ Смартъ, испуская потоки слезъ при видѣ страданій злополучной вдовы.

"Проникнутый такимъ образомъ глубочайшимъ соболѣзнованіемъ, Томъ Смартъ обвилъ своей рукой станъ интересной вдовы, и она судорожно сжала другую руку Тома Смарта. Черезъ минуту ея слезы замѣнились отрадной улыбкой, и еще черезъ минуту они улыбнулись оба, бросая другъ на друга нѣжные взгляды.

"При всѣхъ усиліяхъ, джентльмены, я не могъ привести въ извѣстность, поцѣловалъ ли Томъ Смартъ интересную вдову при этомъ отрадномъ изліяніи взаимныхъ чувствъ. Дядюшка говорилъ, что не поцѣловалъ, хотя я собственно имѣю основательныя причины сомнѣваться въ его словахъ. Если пошло дѣло на откровенность, я готовъ, если угодно, присягнуть, что поцѣлуи непремѣнно должны были завершить эту трогательную сцену.

"Какъ бы то ни было, черезъ полчаса Томъ Смартъ, съ шумомъ и гвалтомъ, вытолкнулъ изъ дверей взашеи долговязаго верзилу, и не далѣе, какъ черезъ мѣсяцъ, интересная вдова сдѣлалась его женой. Долго еще разъѣзжалъ онъ по окрестнымъ странамъ на своемъ гнѣдомъ рысачкѣ въ желтой телѣжкѣ съ красными колесами; но, наконецъ, покончивъ всѣ дѣла съ торговымъ домомъ, отправился во Францію и завелъ въ Парижѣ славный трактиръ".

– Позвольте спросить васъ, сэръ, что сдѣлалось съ чудодѣйственнымъ стуломъ? – сказалъ любопытный старый джентльменъ.

– Этотъ пунктъ не совсѣмъ приведенъ въ ясность, – отвѣчалъ одноглазый повѣствователь, – замѣтили вообще, что въ день свадьбы онъ кряхтѣлъ и трещалъ неугомонно; но отчего именно, отъ удовольствія или физической немощи, Томъ Смартъ не могъ объяснить. Вѣроятно, отъ немощи.

– И всѣ вѣрили этой исторіи? – спросилъ грязнолицый джентльменъ, набивая свою трубку.

– Всѣ, кромѣ враговъ Тома Смарта. Нѣкоторые изъ нихъ утверждали, будто Томъ выдумалъ всю эту исторію въ досужіе часы; другіе, напротивъ, держались мнѣнія, что онъ былъ пьянъ и въ этомъ видѣ схватилъ по ошибкѣ чужіе штаны, гдѣ лежало нескромное письмо. Все это, разумѣется, вздоръ, и никто не хотѣлъ слушать, что они говорили.

– Томъ Смартъ выдавалъ все это за правду?

– Да, онъ ручался въ справедливости каждаго слова.

– A вашъ дядюшка?

– Онъ говорилъ, что нельзя здѣсь усомниться ни въ единой буквѣ.

– Стало быть, оба въ нѣкоторой степени были замѣчательные мужи, – сказалъ грязнолицый джентльменъ.

– Замѣчательные въ высшей степени, – заключилъ кочующій торговецъ.

Глава XV. Изображающая отчетливо и вѣрно двухъ знатныхъ особъ, устроившихъ въ своемъ чертогѣ общественный завтракъ, гдѣ произошла неожиданная встрѣча, подавшая поводъ къ началу другой главы

Уже совѣсть сильно начинала тревожить м-ра Пикквика за неосторожное забвеніе своихъ друзей въ гостиницѣ «Павлина», и онъ собирался сдѣлать имъ визитъ на третье утро послѣ окончанія городскихъ выборовъ, какъ вдругъ Самуэль Уэллеръ, вѣрный его слуга, явился къ нему съ визитной карточкой въ рукахъ, гдѣ была начертана надпись:

Мистрисъ Львица Гонтеръ.

Итансвилльское Логовище, за городской заставой.

– Ждутъ отвѣта, сэръ, – сказалъ Самъ загадочнымъ тономъ.

– Точно ли ко мнѣ пришла эта особа? – спросилъ м-ръ Пикквикъ. – Нѣтъ ли тутъ какой ошибки, Самуэль?

– Къ вамъ, сэръ, могу васъ увѣрить. Онъ спрашиваетъ васъ и никого больше, какъ говорилъ чортовъ секретарь, явившійся съ докладомъ къ доктору Фаусту, – отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ.

– О_н_ъ? Развѣ это джентльменъ? – сказалъ м-ръ Пикквикъ.

– Совершеннѣйшее подобіе и образъ джентльмена.

– Но это карточка дамы, – возразилъ м-ръ Пикквикъ.

– Я, однакожъ, получилъ ее отъ джентльмена, который теперь дожидается въ гостиной. Онъ говоритъ, что ему необходимо васъ видѣть, иначе онъ готовъ простоять цѣлый день, не двигаясь съ мѣста.

Услышавъ такое непоколебимое рѣшеніе, м-ръ Пикквикъ сошелъ въ гостиную и увидѣлъ степеннаго джентльмена, поспѣшившаго обратиться къ нему съ низкимъ поклономъ.

– М-ръ Пикквикъ, если не ошибаюсь?

– Къ вашимъ услугамъ.

– Позвольте, сэръ, удостоиться лестной для меня чести притронуться къ вашей рукѣ… позвольте пожать вашу руку, – сказалъ степенный джентльменъ.

– Сдѣлайте одолженіе, – сказалъ м-ръ Пикквикъ.

Незнакомецъ схватилъ руку ученаго мужа и продолжалъ скороговоркой:

– Мы наслышались о вашей славѣ, сэръ. Молва объ ученыхъ открытіяхъ, сдѣланныхъ вами въ области антикварской науки, достигла до ушей м-съ Львицы Гонтеръ, моей супруги. Я – м-ръ Левъ Гонтеръ.

Незнакомецъ остановился въ ожиданіи, что это извѣстіе озадачитъ м-ра Пикквика; видя, однакожъ, что ученый мужъ остается совершенно спокойнымъ, продолжалъ:

– Супруга моя, сэръ, м-съ Львица Гонтеръ, ставитъ себѣ за особенную честь знакомиться со всѣми великими людьми, стяжавшими безсмертіе въ безконечной области искусства и науки. Позвольте, сэръ, включить въ обширный реэстръ ея знакомыхъ имя м-ра Пикквика и всѣхъ почтенныхъ сочленовъ основаннаго имъ клуба.

– Мнѣ будетъ очень пріятно удостоиться вниманія такой леди, – отвѣчалъ м-ръ Пикквикъ.

– И вы у_д_о_с_т_о_и_т_е_с_ь, сэръ, что не подлежитъ никакому сомнѣнію, – сказалъ степенный джентльменъ. – Завтра мы даемъ публичный завтракъ, une fête champêtre, и приглашаемъ всѣхъ особъ, прославившихся на поприщѣ искусства и науки. Можно ли надѣяться, сэръ, что вы доставите моей супругѣ, м-съ Львицѣ Гонтеръ, удовольствіе присутствовать въ ея "Логовищѣ" вмѣстѣ съ вашими друзьями?

– Очень радъ, – отвѣчалъ м-ръ Пикквикъ.

– М-съ Львица Гонтеръ часто дѣлаетъ такіе завтраки въ здѣшней сторонѣ,– продолжалъ степенный джентльменъ, – на нихъ торжествуетъ разумъ, ликуетъ сердце, и душа изливается "потоками веселья", какъ недавно изъяснился одинъ поэтъ въ сонетѣ, посвященномъ моей супругѣ.

– Онъ пользуется громкою извѣстностью въ области искусства? – спросилъ м-ръ Пикквикъ.

– Да, сэръ, его давно причисляли къ блистательнымъ поэтамъ нашего времени, – отвѣчалъ степенный джентльменъ. – Всѣ знакомцы м-съ Львицы Гонтеръ – великіе люди, каждый по своей части; y ней и нѣтъ другихъ знакомыхъ: въ этомъ ея честолюбіе и гордость.

– Благородное честолюбіе, высокая гордость! – замѣтилъ м-ръ Пикквикъ.

– М-съ Львица Гонтеръ будетъ гордиться этимъ замѣчаніемъ, когда узнаетъ, что оно излетѣло изъ собственныхъ вашихъ устъ, – сказалъ степенный джентльменъ. – Въ свитѣ вашей, сэръ, находится, если не ошибаюсь, джентльменъ, прославившійся прекрасными стихотвореніями.

– Другъ мой Снодграсъ любитъ поэзію, и я признаю въ немъ поэтическій талантъ, – отвѣчалъ м-ръ Пикквикъ.

– М-съ Львица Гонтеръ имѣетъ тоже превосходный поэтическій талантъ. Она безъ ума отъ поэзіи, сэръ, обожаетъ поэзію, можно даже сказать, вся ея душа и мысли запечатлѣны характеромъ летучаго поэтическаго вдохновенія.

– Она пишетъ что-нибудь?

– Творитъ, сэръ, творитъ, и плодомъ ея послѣдняго творчества была превосходная "Элегія издыхающей лягушкѣ". Изволили читать?

– Нѣтъ.

– Это, однакожъ, изумляетъ меня: послѣднее твореніе м-съ Гонтеръ принято образованною публикою съ единодушнымъ восторгомъ. Оно появилось первоначально въ "Дамскомъ журналѣ" подъ буквой: «Л» съ восмью звѣздочками. Элегія м-съ Гонтеръ начинается такимъ образомъ:

 
Тебя-ль я вижу, о лягушка,
Беззаботная вострушка,
Громогласная квакушка,
Въ гнилой тинѣ,
На трясинѣ!
 

– Прекрасно! – воскликнулъ м-ръ Пикквикъ.

– Безподобно! – воскликнулъ м-ръ Левъ Гонтеръ, – какая простота!

– Удивительная! – сказалъ м-ръ Пикквикъ.

– Слѣдующая строфа еще трогательнѣе, сэръ. Прочесть?

– Сдѣлайте милость

– Она, можно сказать, сама бѣжитъ съ языка и выливается такимъ образомъ:

 
И вотъ ты издыхаешь,
Болото покидаешь,
Друзей всѣхъ оставляешь,
Во пучинѣ,
Во кручинѣ!
 

– Превосходно! – сказалъ м-ръ Пикквикъ.

– Верхъ совершенства! – сказалъ м-ръ Левъ Гонтеръ, – чѣмъ дальше, тѣмъ лучше; но вамъ надобно слышать декламацію самой м-съ Львицы Гонтеръ: это, можно сказать, олицетворенная богиня стихотворнаго искусства. Завтра поутру она будетъ въ костюмѣ читать свою элегію.

– Въ костюмѣ?

– Точно такъ, въ костюмѣ Минервы. Я забылъ предупредить васъ, что нашъ завтракъ долженъ имѣть характеръ маскарада: это, нѣкоторымъ образомъ, будетъ утренній bal masquê.

– Какъ же это? – сказалъ м-ръ Пикквикъ, осматривая свою собственную фигуру, – въ такомъ случаѣ мнѣ едва ли можно…

– Почему-жъ? – воскликнулъ м-ръ Левъ Гонтеръ. – Соломонъ Лука, еврей, на большой улицѣ торгуетъ всякими костюмами, и вы можете выбрать какой угодно по вашему вкусу. Платонъ, Зенонъ, Эпикуръ, Пиѳагоръ – все это были основатели извѣстныхъ клубовъ, и философская мантія пристанетъ къ вамъ какъ нельзя лучше.

– Но я не могу вступить въ соперничество съ этими великими людьми, и, слѣдовательно, костюмъ ихъ будетъ не по мнѣ,– возразилъ м-ръ Пикквикъ.

Степенный джентльменъ погрузился въ размышленіе на нѣсколько секундъ и потомъ сказалъ:

– Впрочемъ, я полагаю, супругѣ моей, м-съ Львицѣ Гонтеръ, будетъ гораздо пріятнѣе, если гости ея увидятъ въ собственномъ образѣ великаго мужа съ вашими талантами. Супруга моя, надѣюсь, сдѣлаетъ нѣкоторое исключеніе въ вашу пользу, я даже увѣренъ въ этомъ.

– Въ такомъ случаѣ,– сказалъ м-ръ Пикквикъ, – мнѣ будетъ очень пріятно присутствовать на вашемъ балѣ.

– Извините, однакожъ, я злоупотребляю вашимъ временемъ, сэръ, – сказалъ степенный джентльменъ, какъ будто пораженный внезапнымъ воспоминаніемъ. – Для такого человѣка, какъ вы, драгоцѣнна каждая минута, и я не смѣю больше безпокоить васъ своимъ присутствіемъ. Стало быть, мнѣ можно сказать м-съ Львицѣ Гонтеръ, что она должна ожидать васъ вмѣстѣ съ почтеннѣйшими членами вашего клуба? Прощайте. Я горжусь, сэръ, что имѣлъ счастье насладиться лицезрѣніемъ знаменитаго мужа… Ни шага сэръ, будьте спокойны… ни полслова.

И, махнувъ рукой, м-ръ Левъ Гонтеръ юркнулъ изъ комнаты, прежде чѣмъ м-ръ Пикквикъ успѣлъ сказать ему прощальное слово.

Черезъ нѣсколько минутъ м-ръ Пикквикъ взялъ шляпу и отправился въ гостиницу «Павлина»; но тамъ былъ уже м-ръ Винкель, и пикквикисты знали всѣ подробности объ утреннемъ балѣ.

– Будетъ и м-съ Поттъ, – возгласилъ м-ръ Винкель, увидѣвъ президента.

– Право? – сказалъ м-ръ Пикквикъ.

– Въ костюмѣ Аполлона, – прибавилъ м-ръ Винкель, – только мужъ ея запрещаетъ ей надѣвать тунику.

– И дѣльно, – замѣтилъ м-ръ Пикквикъ, – къ чему ей туника.

– Ну, да. Поэтому м-съ Поттъ надѣнетъ бѣлое атласное платье съ золотыми блестками.

– Въ такомъ случаѣ, не поймутъ ея роли, – возразилъ м-ръ Снодграсъ.

– Какъ не понять? – отвѣчалъ м-ръ Винкель, – въ рукахъ y нея будетъ лира.

– Это другое дѣло: всякій увидитъ, что она Аполлонъ, – сказалъ м-ръ Снодграсъ.

– A я буду бандитомъ, – перебилъ м-ръ Топманъ.

– Чѣмъ? – воскликнулъ изумленный м-ръ Пикквикъ.

– Бандитомъ, – скромно повторилъ м-ръ Топманъ.

– Послушай, любезный другъ, – сказалъ м-ръ Пикквикъ, бросая суровый взглядъ на своего друга, – ты, если не ошибаюсь, хочешь нарядиться въ зеленую бархатную куртку съ коротенькими фалдами въ два дюйма?

– Точно такъ. Развѣ это васъ удивляетъ? – съ живостью спросилъ м-ръ Топманъ.

– Очень.

– Отчего же?

– Оттого, любезный другъ, что ты слишкомъ старъ для зеленой куртки.

– Старъ!

– И ужъ если пошло дѣло на правду, ты слишкомъ толстъ.

– Толстъ!

– И старъ, и толстъ! – подтвердилъ м-ръ Пикквикъ энергическимъ тономъ.

– Сэръ, – воскликнулъ м-ръ Топманъ, вставая съ мѣста съ покраснѣвшимъ лицомъ, при чемъ глаза его заискрились пламеннымъ негодованіемъ, – вы меня обижаете, сэръ.

– Вы обижаете меня, сэръ, отваживаясь въ моемъ присутствіи напялить на себя зеленую бархатную куртку съ разбойничьимъ хвостомъ, – возразилъ м-ръ Пикквикъ тономъ сильнѣйшаго негодованія.

– Сэръ, – сказалъ м-ръ Топманъ, – вы грубіянъ.

– Сэръ, – сказалъ м-ръ Пикквикъ, – вы грубіянъ.

М-ръ Топманъ сдѣлалъ два шага впередъ и устремилъ на президента гнѣвный взоръ. Пылающій взглядъ м-ра Пикквика, сосредоточенный въ фокусѣ его очковъ, дышалъ гордымъ вызовомъ и угрозой. М-ръ Снодграсъ и м-ръ Винкель, пораженные торжественностью сцены, стояли молча, прикованные къ мѣсту.

– Сэръ, – сказалъ м-ръ Топманъ послѣ короткой паузы, при чемъ голосъ его дрожалъ и волновался, – вы назвали меня старикомъ.

– Назвалъ, – сказалъ м-ръ Пикквикъ.

– И толстякомъ.

– Назвалъ.

– И грубіяномъ.

– И тѣмъ и другимъ. Сэръ, вы толстякъ и старикъ и грубіянъ.

Страшная пауза.

– Сэръ, – продолжалъ м-ръ Топманъ отворачивая обшлага своего фрака и принимая угрожающую позу, – сэръ, привязанность моя къ вашей личности была до сихъ поръ велика… очень велика; но мщеніе мое упадетъ, должно упасть на эту личность.

– Сэръ, продолжайте!

Это былъ единственный отвѣтъ ученаго мужа. Раздраженный обидными и колкими выходками своего товарища и друга, м-ръ Пикквикъ былъ нѣкоторымъ образомъ парализованъ въ своей позѣ, и это служило несомнѣннымъ признакомъ, что онъ приготовился на всякій случай къ мужественной оборонѣ той самой личности, на которую должно было упасть неожиданное мщеніе.

Оглушенный столкновеніемъ двухъ великихъ личностей, м-ръ Снодграсъ, пораженный внезапной нѣмотою, стоялъ сначала безъ движенія и безъ всякой опредѣленной мысли; но вдругъ вдохновенная мысль осѣнила его умъ. Презирая собственную опасность, онъ сталъ между двумя противниками и воскликнулъ громогласно.

– Какъ! Вы ли это, м-ръ Пикквикъ, мужъ разума и совѣта, обратившій на себя взоры образованнаго міра? Вы ли м-ръ Топманъ, другъ нашъ и товарищъ, озаренный величественнымъ свѣтомъ, заимствованнымъ отъ этой безсмертной натуры? Стыдитесь, господа, стыдитесь, стыдитесь!

И прежде, чѣмъ вдохновенный поэтъ кончилъ свою рѣчь, черты м-ра Пикквика прояснились, гнѣвное выраженіе исчезло съ его чела, и почтенное лицо его приняло свое обыкновенное, благосклонное выраженіе. Такъ исчезаютъ слѣды карандаша подъ треніемъ умягчительной резины, и такова сила истиннаго таланта!

– Я погорячился, – сказалъ м-ръ Пикквикъ, – слишкомъ погорячился. Топманъ, вашу руку.

Мрачныя тѣни мгновенно сбѣжали съ лица м-ра Топмана, когда онъ пожалъ руку своего друга.

– Я погорячился, – сказалъ м-ръ Топманъ.

– Нѣтъ, нѣтъ, – прервалъ м-ръ Пикквикъ, – виноватъ во всемъ одинъ я. Помиримся, любезный другъ. Ты надѣнешь зеленую бархатную куртку.

– Нѣтъ, нѣтъ, – возразилъ м-ръ Топманъ.

– Для меня, любезный другъ, сдѣлай милость.

– Извольте, я согласенъ.

Такимъ образомъ было рѣшено, что м-ръ Топманъ, м-ръ Снодграсъ и м-ръ Винкель явятся на балъ въ заимствованныхъ костюмахъ. Руководимый филантропическою полнотою своего чувства, м-ръ Пикквикъ изъявилъ полное согласіе на прихоти своихъ друзей, противорѣчившія его собственнымъ убѣжденіямъ и мыслямъ: разительное доказательство просвѣщенной снисходительности, на какую можетъ быть способенъ только истинно великій человѣкъ.

М-ръ Левъ Гонтеръ нимало не преувеличивалъ дѣла, отзываясь съ похвалою о магазинѣ м-ра Соломона Луки. Гардеробъ его оказался неистощимымъ, хотя, быть можетъ, далеко не представлялъ строгихъ классическихъ свойствъ. Костюмы не отличались новизной и не были вполнѣ приспособлены къ характеру времени и мѣста; но все безъ исключенія блистало мишурой, a въ этомъ и заключается сущность искусственной костюмировки. Конечно, мишура при дневномъ свѣтѣ не можетъ имѣть ослѣпительнаго блеска; но всякому извѣстно, что искусственные костюмы изобрѣтены собственно для ночныхъ похожденій, и если, напротивъ, при яркомъ блескѣ солнца мишура утратитъ свое великолѣпіе и пышность, то, само собою разумѣется, виноваты въ этомъ тѣ особы, которымъ пришла неестественная фантазія давать утренніе балы. Такъ, по крайней мѣрѣ, разсуждалъ и доказывалъ м-ръ Соломонъ Лука, и пикквикисты, убѣжденные его доказательствами, выбрали въ его магазинѣ приличные костюмы, при чемъ каждый дѣйствовалъ по собственному благоусмотрѣнію.

Наняли карету въ гостиницѣ "Сизаго медвѣдя", оттуда также взята была коляска для м-ра и м-съ Поттъ, отправлявшихся на дачу достопочтенной Львицы Гонтеръ. Редакторъ «Синицы», какъ и слѣдуетъ, заранѣе объявилъ объ этомъ балѣ, извѣстивъ итансвилльскихъ гражданъ, что "этотъ утренній праздникъ представитъ сцену разнообразнаго и восхитительнаго очарованія, великолѣпное сіяніе красоты и талантовъ, роскошное обнаруженіе гостепріимства и, особенно, всевозможныя проявленія изящнаго артистическаго вкуса". "Баснословныя угощенія Востока, – продолжалъ редакторъ, – и дикій блескъ султанскихъ пировъ будутъ имѣть характеръ пошлой вакханаліи, если сравнить ихъ съ этимъ цивилизованнымъ торжествомъ, на которое, однакожъ, извѣстные злонамѣренные люди заранѣе изрыгаютъ ядъ своей зависти, нагло и безстыдно издѣваясь надъ приготовленіями добродѣтельной и знатной леди, снискавшей общее уваженіе". Послѣднія строки нѣкоторымъ образомъ служили тонкимъ и деликатнымъ намекомъ на безсовѣстныя выходки «Журавля», который, не бывъ удостоенъ приглашенія на этотъ балъ, написалъ презлую и пренелѣпую сатиру, гдѣ все это дѣло представлялось въ самомъ невыгодномъ свѣтѣ.

Наступило вожделѣнное утро и вмѣстѣ вожделѣнный часъ ѣхать на торжественный завтракъ м-съ Львицы Гонтеръ. Забавно было видѣть, какъ м-ръ Топманъ рисовался или, правильнѣе, корчился въ полномъ костюмѣ испанскаго бандита, въ узенькой бархатной курточкѣ, представлявшей изъ его спины нѣчто въ родѣ дамской булавочной подушки, туго набитой пескомъ. Бархатъ картинно обтягивалъ верхнюю часть его ногъ, между тѣмъ какъ нижнюю ихъ часть пеленали хитросплетенныя повязки – любимый исключительный нарядъ, присвоенный героями большихъ и малыхъ дорогъ. Его открытая и добрая физіономія украшалась длинными безпардонными усами, падавшими съ обѣихъ сторонъ на воротнички его голландской рубашки. Для украшенія его головы предназначалась шляпа, имѣвшая форму сахарной головы и убранная разноцвѣтными лентами разной длины и ширины; но такъ какъ ни одинъ экипажъ въ мірѣ не представлялъ такихъ удобствъ, чтобъ шляпа такого рода, надѣтая на голову, не достигала до его кровли, то м-ръ Топманъ принужденъ былъ во всю дорогу держать ее на колѣняхъ. Столько же забавенъ и даже остроуменъ въ своемъ родѣ былъ поэтическій костюмъ м-ра Снодграса. Онъ выбралъ въ магазинѣ Соломона Луки голубые атласные штаны, длинный черный плащъ, бѣлые шелковые чулки и башмаки такого же цвѣта, и все это вмѣстѣ съ греческою феской, составляло подлинный вседневный костюмъ трубадура съ той поры, какъ появились эти пѣвцы на европейской почвѣ, до окончательнаго исчезновенія ихъ на земномъ шарѣ. Но все это не значило ничего въ сравненіи съ костюмомъ редактора "Итансвилльской Синицы". Какъ журналистъ и представитель общественнаго мнѣнія, онъ выбралъ для себя костюмъ стариннаго русскаго подъячаго и вооружился огромнымъ кнутомъ – символомъ казни для всѣхъ нечестивцевъ. Въ этомъ костюмѣ м-ръ Поттъ, сопровождаемый оглушительнымъ ревомъ уличной топпы, подкатилъ изъ магазина Соломона Луки къ подъѣзду своего дома.

– Браво! – заголосили м-ръ Снодграсъ и м-ръ Топманъ, когда увидѣли на галлереѣ аллегорическаго джентльмена. – Браво!

– Браво! – воскликнулъ м-ръ Пикквикъ, вышедшій на галлерею встрѣтить грознаго подъячаго.

– Ура! Поттъ, ура! – заревѣла чернь, окружавшая домъ журналиста.

И посреди этихъ восклицаній м-ръ Поттъ, бросая на всѣ стороны благосклонную улыбку, обличавшую внутреннее сознаніе превосходства и силы, торжественно возсѣлъ на свою колесницу.

Послѣдовали затѣмъ: м-съ Поттъ, греческій Аполлонъ въ юбкѣ англійской леди и м-ръ Винкель въ свѣтло-красномъ сюртукѣ и красномъ картузѣ – костюмъ, въ которомъ всякій долженъ былъ угадать мѣткаго стрѣлка, поражающаго кроликовъ и тигровъ съ одинаковымъ искусствомъ. Послѣ всѣхъ явился м-ръ Пикквикъ въ антикварскихъ панталонахъ и штиблетахъ, обличавшихъ его археологическую натуру, и затѣмъ обѣ колесницы открыли свое шествіе къ «Логовищу» м-съ Львицы Гонтеръ. На козлахъ колесницы мистера Пикквика возсѣдалъ Самуэль Уэллеръ.

Мужчины, женщины, мальчики и дѣвочки, собравшіеся глазѣть y воротъ «Логовища» на костюмированныхъ гостей, взвизгнули отъ удивленія общимъ хоромъ, когда м-ръ Пикквикъ, поддерживаемый съ одной стороны бандитомъ, съ другой – трубадуромъ, торжественно вышелъ изъ своей коляски; но салютъ праздной толпы превратился въ неистовый оглушительный ревъ, когда м-ръ Топманъ, подходя къ воротамъ, началъ употреблять отчаянныя усилія напялить на свою голову шляпу бандита.

Въ самомъ дѣлѣ, приготовленія къ балу, какъ предсказалъ м-ръ Поттъ, были великолѣпны въ полномъ смыслѣ слова. Онъ устроенъ былъ въ саду на разстояніи сорока квадратныхъ саженъ, и все это пространство было наполнено народомъ. Никогда и нигдѣ, даже въ сказкахъ Тысячи и Одной Ночи, не видѣли такого чуднаго соединенія красоты, изящества, вкуса и талантовъ. Всѣ литературныя знаменитости явились на фантастическій праздникъ м-съ Львицы Гонтеръ. Была тутъ молодая леди въ султанской чалмѣ, писавшая прекрасныя стихотворенія для "Итансвилльской Синицы", и велъ ее подъ руку молодой джентльменъ въ фельдмаршальскомъ мундирѣ, поставлявшій критическія статьи для той же газеты. Геніи, литераторы сталкивались на каждомъ шагу, и уже взглянуть на нихъ считалось завиднымъ счастьемъ для каждаго разсудительнаго человѣка. Были здѣсь даже лондонскіе львы, знаменитые сочинители, написавшіе цѣлыя книги и даже напечатавшіе ихъ. И что всего удивительнѣе, лондонскіе львы ходили, ни дать ни взять, какъ обыкновенные люди, говорили, шутили, смѣялись, сморкались и даже болтали всякій вздоръ, вѣроятно, изъ благосклоннаго вниманія къ толпѣ, которая безъ того не могла бы понять ихъ. Были здѣсь иностранные артисты, каждый въ своемъ національномъ костюмѣ, и вмѣстѣ съ ними англійскіе артисты въ костюмѣ и безъ всякихъ костюмовъ. Была здѣсь, наконецъ, сама м-съ Львица Гонтеръ, величественная Минерва, принимавшая гостей съ чувствомъ гордости и удовольствія, потому что вокругъ нея были знаменитости всѣхъ странъ и народовъ.