Текст книги "Замогильные записки Пикквикского клуба"

Автор книги: Чарльз Диккенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 66 страниц)

Глава XVII. Объясняющая удовлетворительнымъ образомъ, что ревматизмъ бываетъ иной разъ источникомъ вдохновенія для человѣка съ истиннымъ талантомъ

Организмъ м-ра Пикквика, крѣпкій и сильный, приспособленный вообще къ перенесенію всякихъ трудовъ и напряженій, не могъ, однакожъ, устоять противъ сцѣпленія непредвидѣнныхъ напастей, испытанныхъ имъ въ достопамятную ночь, описанную въ послѣдней главѣ. Холодная ванна на мокрой землѣ и спертый воздухъ въ душномъ чуланѣ произвели разрушительное дѣйствіе на его ноги и желудокъ.

Поутру на другой день м-ръ Пикквикъ почувствовалъ страшный припадокъ ревматизма.

Но, несмотря на физическую немощь, духъ его былъ бодръ, и мысли текли стройнымъ потокомъ въ его свѣтлой головѣ. Онъ былъ веселъ и даже остроуменъ, какъ всегда. Не чувствуя ни малѣйшей досады и никакого огорченія по поводу послѣднихъ приключеній, онъ смѣялся отъ всей души, когда м-ръ Уардль намекалъ шутливымъ тономъ на его ночныя похожденія въ дѣвичьемъ саду.

Этого мало. Въ первые два дня м-ръ Пикквикъ, принужденный лежать въ постели, призвалъ къ себѣ своего слугу, который и былъ при немъ безотлучно. Въ первый день м-ръ Самуэль Уэллеръ забавлялъ ученаго мужа анекдотами и повѣствованіями о различныхъ событіяхъ дѣйствительной жизни, во второй – м-ръ Пикквикъ потребовалъ перо, чернильницу, бумагу и просидѣлъ до глубокой ночи за письменнымъ столомъ. На третій день великій человѣкъ, продолжая засѣдать въ своей спальнѣ, отправилъ записку къ господамъ Трунделю и Уардлю, приглашая ихъ завернуть къ нему вечеркомъ и вмѣстѣ осушить бутылочку-другую вина. Приглашеніе принято было съ большою благодарностью; когда же тесть и зять усѣлись въ комнатѣ ученаго мужа за гостепріимнымъ столомъ, м-ръ Пикквикъ поспѣшилъ вынуть изъ своего портфеля небольшую тетрадку, гдѣ помѣщалось послѣднее произведеніе его плодовитаго пера.

– Это, господа, небольшой разсказъ, записанный мною вчера со словъ моего болтливаго слуги, – сказалъ м-ръ Пикквикъ. – Разумѣется, я придалъ ему литературную форму. Хотите слушать?

– Сдѣлайте милость, – сказалъ м-ръ Трундель.

И м-ръ Пикквикъ, кашлянувъ два раза, принялся читать -

Повѣсть о приходскомъ писарѣ.

"Однажды, – это, впрочемъ, было давно, очень давно, – въ небольшомъ мѣстечкѣ, вдали отъ британской столицы жилъ-былъ маленькій человѣкъ, по имени Натаніэль Пипкинъ, занимавшій должность приходскаго писаря въ этомъ мѣстечкѣ. Хижина его стояла на проѣзжей улицѣ, минутъ на десять ходьбы до маленькой церкви и приходской школы, гдѣ регулярно каждый будничный день, отъ девяти часовъ утра до четырехъ вечера, онъ училъ читать и писать маленькихъ ребятишекъ. Былъ онъ, какъ можете себѣ представить, предобрѣйшее созданіе въ мірѣ, съ кривымъ носомъ и кривыми ногами; немного онъ косилъ лѣвымъ глазомъ и немного прихрамывалъ правой ногой. Образцомъ всѣхъ училищъ считалъ онъ свою собственную благоустроенную школу. Разъ, одинъ только разъ въ своей жизни, Натаніэль Пипкинъ видѣлъ епископа, настоящаго епископа, съ руками въ карманахъ шелковаго платья и съ парикомъ на головѣ. Тогда онъ былъ еще мальчишкой шестнадцати лѣтъ.

"Это было великимъ событіемъ въ жизни Натаніэля Пипкина, и можно было думать, что съ этой поры уже ничто болѣе не возмутитъ чистаго и свѣтлаго потока его земного бытія. Случалось, однакожъ, и совсѣмъ не такъ, какъ можно было думать. Однажды въ прекрасный лѣтній день, около двухъ часовъ послѣ полудня, когда Натаніэль Пипкинъ ломалъ свою голову надъ аспидной доской, придумывая грозную задачу въ назиданіе и наказаніе одному негодному мальчишкѣ, глаза его вдругъ устремились на розовое, цвѣтущее личико Маріи Лоббсъ, единственной дочери старика Лоббса, сѣдельника ремесломъ, жившаго насупротивъ приходской церкви. Это мгновеніе сдѣлалось второю знаменитою эпохой въ жизни Натаніэля Пипкина.

"Случалось, правда, и довольно часто, что глаза м-ра Пипкина останавливались на прелестномъ личикѣ Маріи Лоббсъ въ церкви и другихъ мѣстахъ; но глаза Маріи Лоббсъ никогда не лучезарились такимъ искрометнымъ блескомъ, и розовыя щеки Маріи Лоббсъ никогда не покрывались такимъ ярко-пламеннымъ румянцемъ, какъ въ настоящую минуту. Ничего, стало быть, удивительнаго нѣтъ, если Натаніэль Пипкинъ не могъ на этотъ разъ оторвать своихъ глазъ отъ прелестнаго личика миссъ Лоббсъ; ничего удивительнаго, если миссъ Лоббсъ, встрѣтивъ пристальный взглядъ молодого человѣка, поспѣшила отойти отъ окна, откуда выставлялась ея миніатюрная головка, и нѣтъ ничего удивительнаго, если вслѣдъ затѣмъ Натаніэль Пипкинъ окрысился на негоднаго мальчишку и далъ ему тумака по затылку. Все это совершенно въ порядкѣ вещей, и было бы глупо удивляться всѣмъ этимъ вещамъ.

"Нельзя, однакожъ, никакимъ образомъ нельзя не удивляться, что человѣкъ, подобный м-ру Натаніэлю Пипкину, вспыльчивый человѣкъ, горячій, раздражительный, a главное, голый шаромыжникъ, подобный Натаніэлю Пипкину, осмѣлился съ этой поры питать дерзкую надежду на полученіе руки и сердца единственной дочери гордаго старика Лоббса, богатаго сѣдельника Лоббса, который мотъ бы однимъ взмахомъ своего пера купить пахатной земли для цѣлой деревни. Было извѣстно всему мѣстечку, что y Лоббса денегъ куры не клюютъ; что въ его желѣзномъ сундукѣ хранятся несмѣтныя сокровища изъ золотыхъ и серебряныхъ слитковъ; носилась достовѣрная молва, что въ праздничные дни на обѣдахъ Лоббса подаютъ къ столу серебряныя вилки, ножи, серебряные чайники, сливочники, сахарницы, и каждый зналъ, что всѣ эти сокровища перейдутъ со временемъ въ руки счастливаго супруга миссъ Маріи Лоббсъ. Нельзя, стало быть, не остолбенѣть отъ удивленія, когда м-ръ Натаніэль Пипкинъ осмѣлился обратить въ эту сторону свой безразсудный взоръ.

"Но любовь слѣпа, это всѣмъ извѣстно. Натаніэль Пипкинъ косилъ на лѣвый глазъ – это знало также все мѣстечко. По этимъ двумъ причинамъ, соединеннымъ вмѣстѣ, Натаніэль Пипкинъ, очертя голову, бросился впередъ по ложной дорогѣ.

"Еслибъ старикъ Лоббсъ заподозрилъ какъ-нибудь дерзкій замыселъ Наталіэля, онъ, я думаю, повернулъ бы всю школу, истерзалъ бы въ мелкіе куски начальника этой школы и, нѣтъ сомнѣнія, удивилъ бы все мѣстечко своимъ лютымъ звѣрствомъ; потому что онъ былъ ужасенъ, этотъ старикъ Лоббсъ, когда оскорбляли его гордость или когда кровь приливала къ его головѣ. A какъ онъ клялся, Боже мой, какъ онъ клялся! Когда, бывало, напустится онъ на своего костляваго подмастерью съ тонкими ногами, громкій его голосъ раздается по всей улицѣ, м-ръ Натаніэль Пипкинъ дрожитъ въ приходской школѣ, какъ осиновый листъ, и волосы становятся дыбомъ на головахъ его ребятишекъ.

"Очень хорошо. День проходилъ за днемъ, школа собиралась, распускалась, и когда мальчишки расходились по домамъ, м-ръ Пипкинъ принимался сидѣть y передняго окна и, притворяясь, будто читаетъ книгу, бросалъ по временамъ косвенные взгляды на противоположное окно, надѣясь уловить свѣтлый взоръ Маріи Лоббсъ. И много унылыхъ часовъ м-ръ Пипкинъ провелъ въ сердечномъ сокрушеніи, и долго читалъ онъ и пристально смотрѣлъ, томимый безполезнымъ ожиданіемъ; но, наконецъ, свѣтлые глазки снова появились y противоположнаго окна, и было ясно, что яркіе глаза, такъ же, какъ его усталые глаза, углубились въ чтеніе какой-то книги. Натаніэль Пипкинъ задрожалъ отъ восторга, и фантазія его переполнилась самыми яркими мечтами. Уже было для него неописаннымъ счастьемъ сидѣть на своемъ мѣстѣ по цѣлымъ часамъ и смотрѣть на прелестное личико, склоненное надъ книгой; но когда Марія Лоббсъ, бросая книгу, устремляла свой взоръ въ ту сторону, гдѣ сидѣлъ Натаніэль Пипкинъ, сердце его замирало отъ восторга, и удивленіе его не имѣло никакихъ границъ. Наконецъ, въ одинъ прекрасный день, когда старикъ Лоббсъ ушелъ со двора, Натаніэль Пипкинъ осмѣлился своей рукой послать черезъ улицу воздушный поцѣлуй Маріи Лоббсъ – и что же? Вмѣсто того, чтобъ закрыть окно и задернуть стору, Марія Лоббсъ сама отправила тѣмъ же путемъ воздушный поцѣлуй и улыбнулась, сладко улыбнулась! Послѣ этого, будь, что будетъ, Натаніэль Пипкинъ твердо рѣшился обнаружить при первомъ случаѣ настоящее состояніе своихъ нѣжныхъ чувствъ.

"Не было на свѣтѣ ножки легче и красивѣе ножки Маріи Лоббсъ, когда выступала она воздушной газелью по зеленому лугу, и никогда свѣтъ не производилъ такихъ прелестныхъ ямочекъ, какія красовались по обѣимъ сторонамъ ея розовыхъ щекъ. Дочь стараго сѣдельника, Марія Лоббсъ, была красавица въ полномъ и строжайшемъ смыслѣ слова. Плутовскіе глазки ея могли расплавить самое чугунное сердце, и было столько игривой радости въ ея веселомъ смѣхѣ, что суровый и самый закоснѣлый мизантропъ принужденъ былъ невольно улыбаться, когда слышалъ эти звуки. Даже самъ старикъ Лоббсъ, несмотря на свою природную лютость, не могъ противиться лукавымъ ласкамъ прекрасной дочки, и когда она вмѣстѣ съ Кэтъ, своей двоюродной сестрой (Кэтъ – миніатюрная дѣвушка, чрезвычайно смѣлая и назойливая), начнетъ осаждать старика прихотями, – что, признаться, дѣлали онѣ довольно часто, – старикъ Лоббсъ не могъ имъ отказать ни въ чемъ, еслибъ даже вздумалось имъ попросить значительной частицы несмѣтныхъ сокровищъ, хранившихся въ желѣзной кассѣ.

"Сильно забилось сердце въ груди Натаніэля, когда въ одинъ прекрасный лѣтній вечеръ онъ увидѣлъ шагахъ въ двадцати отъ себя, двухъ прекрасныхъ подругъ на томъ самомъ полѣ, гдѣ часто бродилъ онъ около сумерекъ, размышляя о красотѣ Маріи Лоббсъ. Но, хотя всегда ему казалось, что онъ мигомъ подбѣжитъ къ Маріи Лоббсъ и выскажетъ ей всю свою страсть при первой встрѣчѣ, однакожъ, теперь, застигнутый врасплохъ, онъ почувствовалъ, что кровь прихлынула къ его лицу и ноги его задрожали, затряслись, утративъ свою обычную гибкость. Когда дѣвушки останавливались для того, чтобы сорвать цвѣтокъ или послушать соловья, м-ръ Пипкинъ тоже стоялъ на одномъ мѣстѣ, погруженный въ глубокую думу. Предметомъ его тайной мысли была трудная задача: что долженъ онъ дѣлать, если дѣвушки повернутся назадъ и встрѣтятся съ нимъ лицомъ къ лицу? Испуганный заранѣе вѣроятностью этой встрѣчи, онъ, однакожъ, не терялъ ихъ изъ вида: если шли онѣ скорымъ шагомъ, ускорялъ и онъ свои шаги; медлили онѣ, медлилъ и онъ; когда онѣ останавливались, онъ также стоялъ въ почтительномъ разстояніи отъ нихъ, и такая прогулка, нѣтъ сомнѣнія, могла бы продлиться до глубокой ночи, еслибъ Кэтъ, вдругъ обернувшись назадъ съ лукавымъ видомъ, не пригласила его подойти къ нимъ.

"Въ головѣ и движеніяхъ Кэтъ заключалась для него какая-то непреодолимая сила. Раскраснѣвшись теперь, какъ красный сургучъ, и сопровождаемый громкимъ смѣхомъ лукавой кузины, м-ръ Пипкинъ спѣшилъ повиноваться и, сдѣлавъ нѣсколько шаговъ, сталъ на колѣни на мокрую траву и объявилъ рѣшительнымъ, хотя дрожащимъ тономъ, что онъ согласенъ подняться на ноги не иначе, какъ счастливымъ любовникомъ Маріи Лоббсъ. Веселый смѣхъ Маріи Лоббсъ служилъ на первый разъ единственнымъ отвѣтомъ на пламенную декларацію горемычнаго школяра; кузина захохотала еще громче, и м-ръ Натаніэль Пипкинъ раскраснѣлся до ушей. Приведенная, наконецъ, въ трогательное умиленіе нѣжной мольбою молодого человѣка, Марія Лоббсъ приказала на ухо своей кузинѣ объявить, или, быть можетъ, кузина сочинила сама, что "Марія Лоббсъ чувствуетъ себя истинно счастливою въ присутствіи м-ра Пипкина, ея рука и сердце состоятъ въ полной зависимости отъ родительской воли; но, во всякомъ случаѣ, она отдаетъ полную справедливость достоинствамъ м-ра Пипкина". Все это, какъ и слѣдуетъ, было произнесено важнымъ и торжественнымъ тономъ. М-ръ Пипкинъ поднялся на ноги и удостоился на прощанье получить горячій поцѣлуй. Воротившись домой счастливѣйшимъ человѣкомъ въ мірѣ, онъ мечталъ всю ночь о прелестяхъ Маріи Лоббсъ и о желѣзномъ сундукѣ старика Лоббса.

"На другой день Натаніэль Пипкинъ имѣлъ счастье видѣть, какъ старикъ Лоббсъ отправился изъ своего дома на сѣренькой лошадкѣ. И лишь только онъ уѣхалъ, рѣзвая кузина принялась выдѣлывать изъ окна какіе-то хитрые и загадочные знаки, непостижимые для молодого человѣка. Вслѣдъ затѣмъ перебѣжалъ черезъ дорогу костлявый подмастерье съ тонкими ногами и, переступивъ черезъ порогъ приходской школы, объявилъ, что хозяина его нѣтъ дома и что молодыя хозяйки покорнѣйше просятъ м-ра Пипкина пожаловать къ нимъ на чашку чаю ровно въ шесть часовъ. Какимъ образомъ продолжались уроки въ этотъ день, м-ръ Пипкинъ не зналъ такъ же, какъ и его ученики; все, однакожъ, шло своимъ чередомъ, по заведенному порядку, и когда мальчишки разбѣжались по домамъ, Натаніэль Пипкинъ принялся за свой туалетъ, и это занятіе продолжалось y него вплоть до шести часовъ. Мы не говоримъ, что гардеробъ его былъ слишкомъ многосложенъ; но надлежало пригладить и приладить каждую вещицу, чтобъ выставить ее въ самомъ выгодномъ свѣтѣ, a это, сказать правду, требовало большихъ соображеній и необыкновеннаго искусства.

"Въ маленькой и опрятной гостиной были: Марія Лоббсъ, сестрица ея Кэтъ и три или четыре веселыя подруги съ розовыми щечками и лукавымъ видомъ. Натаніэль Пипкинъ увѣрился собственными глазами, что молва отнюдь не преувеличила сокровищъ Лоббса. Такъ точно: на столѣ изъ краснаго дерева находился огромный подносъ, и на подносѣ стояли: серебряный чайникъ, серебряная сливочница, серебряная сахарница, и даже чайныя ложечки, всѣ до одной, были изъ чистаго серебра. Блюдечки и чашечки, куда разливали чай, были всѣ до одной изъ чистаго китайскаго фарфора.

"Былъ только одинъ непріятный предметъ въ маленькой гостиной: это – молодой кузенъ Маріи Лоббсъ, родной братецъ Кэтъ, котораго Марія Лоббсъ попросту называла Генрихомъ. Казалось, онъ совершенно завладѣлъ вниманіемъ Маріи Лоббсъ, и они все время сидѣли другъ подлѣ друга. Нельзя, конечно, безъ трогательнаго умиленія видѣть родственную привязанность между молодыми людьми; но здѣсь, какъ и вездѣ, должны быть, въ нѣкоторомъ родѣ, свои опредѣленныя, правильныя границы, между тѣмъ какъ Марія Лоббсъ, очевидно, выходила изъ всякихъ границъ, оказывая слишкомъ нѣжное и даже исключительное вниманіе своему кузену.

"Послѣ чая Кэтъ предложила играть въ жмурки. Было очень весело; но по какому-то странному стеченію обстоятельствъ Натаніэль Пипкинъ весь вечеръ проходилъ съ завязанными глазами, и если случалось ему ловить двоюроднаго братца, онъ былъ почти увѣренъ, что найдетъ подлѣ него и двоюродную сестрицу. И хотя навязчивая кузина, такъ же, какъ и другія дѣвицы, безпрестанно кололи его спереди и сзади, тормошили его волосы и били по спинѣ, однакожъ Марія Лоббсъ никогда не подходила къ нему близко. Однажды случилось даже, – въ этомъ Натаніэль Пипкинъ готовъ былъ присягнуть, – случилось, что въ комнатѣ раздался довольно звучный поцѣлуй, и не было ни малѣйшаго сомнѣнія, что это дерзкій братецъ цѣловалъ свою кузину. Все это было странно, очень странно, и Богъ вѣдаетъ, что бы сдѣлалъ Натаніэль Пипкинъ, еслибъ вдругъ мысли его не были обращены на другіе странные предметы.

"Обстоятельствомъ, обратившимъ его мысли на другіе странные предметы, былъ громкій стукъ въ уличную дверь и затѣмъ – печальная увѣренность въ томъ, что стукъ этотъ производился сильною рукою самого старика Лоббса, который, совсѣмъ некстати и совершенно неожиданно, вздумалъ теперь воротиться домой, къ общему горю всѣхъ лицъ, игравшихъ въ жмурки. Старикъ Лоббсъ стучалъ безъ пощады, какъ какой-нибудь гробовщикъ, и бѣсновался безъ всякаго милосердія, какъ голодный тигръ. Лишь только костлявый подмастерье съ тонкими ногами сообщилъ эту горестную вѣсть, рѣзвыя дѣвушки мгновенно бросились въ спальню Маріи Лоббсъ, a двоюродный братецъ и Натаніэль Пипкинъ, за недостаткомъ лучшаго убѣжища, запрятались въ два шкафа, стоявшіе въ парадной гостиной. Затѣмъ Марія Лоббсъ и назойливая Кэтъ, затворивъ шкафы, поспѣшили привести комнату въ ея обыкновенный порядокъ и потомъ уже отворили уличную дверь старику Лоббсу, который между тѣмъ съ минуты на минуту стучалъ все сильнѣе и сильнѣе.

Старикъ Лоббсъ былъ, къ несчастью, очень голоденъ и, слѣдовательно, демонски сердитъ. Натаніэль Пипкинъ слышалъ ясно, какъ онъ ворчалъ и кричалъ на костляваго подмастерью съ тонкими ногами, когда тотъ суетливо бѣгалъ взадъ и впередъ и метался во всѣ стороны, исполняя приказанія грознаго хозяина. Но бѣшенство Лоббса не имѣло, повидимому, никакой опредѣленной цѣли: ему просто надо было выгрузить куда-нибудь и на что-нибудь накопившуюся желчь. Накрыли, наконецъ, на столъ, подали разогрѣтый ужинъ, поставили бутылку вина, и старикъ Лоббсъ мало-по-малу совсѣмъ угомонился. Послѣ ужина онъ поцѣловалъ свою дочку и потребовалъ трубку.

"Нужно теперь замѣтить, что колѣна м-ра Пипкина были устроены природой совершенно правильнымъ образомъ въ приличномъ разстояніи одно отъ другого; но какъ скоро онъ услышалъ, что старый Лоббсъ потребовалъ свою трубку, колѣни его подогнулись, задрожали, затряслись и, что всего хуже, начали колотить одно о другое, какъ будто собираясь уничтожить другъ друга. Въ томъ самомъ шкафу, гдѣ онъ стоялъ, на одномъ изъ желѣзныхъ крючковъ висѣла пѣнковая трубка въ серебряной оправѣ, та самая трубка, которую уже пять лѣтъ сряду, вечеромъ и утромъ, онъ видѣлъ въ широкой пасти старика. Молодыя дѣвушки побѣжали за трубкой внизъ, побѣжали за трубкой наверхъ, отыскивая трубку повсюду и тщательно избѣгая того мѣста, гдѣ, какъ онѣ знали, трубка была на самомъ дѣлѣ. Старикъ Лоббсъ бѣсновался и кричалъ. Наконецъ, онъ самъ принялся искать трубку, и демонъ надоумилъ его прямо подойти къ шкафу. Нечего и говорить, что маленькій человѣкъ, какъ м-ръ Пипкинъ, не могъ никакимъ способомъ придержать дверь изнутри, когда дюжій и широкоплечій старичина, м-ръ Лоббсъ, началъ отворять ее снаружи. Съ одного размаха растворились обѣ половинки двери, и передъ глазами старика очутился лицомъ къ лицу никто другой, какъ самъ м-ръ Пкпкинъ, трепетный и дрожащій съ головы до пятокъ. Великій Боже! Что за дикій огонь сверкнулъ въ глазахъ старика Лоббса, когда онъ выволокъ за шиворотъ бѣднаго Натаніэля и поставилъ его передъ собой!

"– Какого чорта вы тутъ дѣлаете? – закричалъ старикъ Лоббсъ страшнѣйшимъ голосомъ.

"И такъ-какъ Натаніэль Пипкинъ не могъ произнести никакого отвѣта, старикъ Лоббсъ принялся раскачивать его взадъ и впередъ минуты двѣ или три, вѣроятно, для того, чтобъ привести въ порядокъ его мысли.

"– За какимъ чортомъ вы влѣзли сюда? – ревѣлъ старикъ Лоббсъ, – ужъ не вздумали ли вы ухаживать за моею дочкой? – Не къ ней ли вы пришли?

"Вопросъ этого рода могъ быть предложенъ только ради шутки, потому что старикъ Лоббсъ никакъ не воображалъ, что школьный учитель осмѣлится забрать себѣ въ голову такую безразсудную мысль. Поэтому негодованіе его приняло страшный и отчаянный характеръ, когда бѣднякъ пролепеталъ:

"– Виноватъ, м-ръ Лоббсъ, вы угадали. Я точно пришелъ къ вашей прелестной дочкѣ. Я люблю ее, м-ръ Лоббсъ.

"– Какъ?… какъ?… – загорланилъ старикъ Лоббсъ, задыхаясь отъ припадка неистовой злобы, – и вы осмѣливаетесь говорить мнѣ это въ глаза, пустозвонный болванъ? Да я задушу… я… я…

"Какъ знать? Быть можетъ, старикъ Лоббсъ, проникнутый дикой злобой, въ самомъ дѣлѣ привелъ бы въ исполненіе эту страшную угрозу, еслибъ, къ счастью, онъ не былъ остановленъ другимъ загадочнымъ явленіемъ, котораго онъ тоже совершенно не ожидалъ. Двоюродный братецъ, выступая изъ другого шкафа, подошелъ твердымъ шагомъ къ старику и сказалъ:

"– Остановитесь, сэръ. Молодой человѣкъ, руководимый благородными и великодушными чувствами, принялъ на себя чужую вину, въ которой я откровенно готовъ признаться передъ вами. Я люблю вашу дочь, сэръ, и нарочно пришелъ сюда, чтобъ видѣться съ нею.

" Старикъ Лоббсъ, широко открылъ глаза; но едва ли не шире вытаращилъ свои глаза м-ръ Натаніэль Пипкинъ.

"– Такъ это ты?! – воскликнулъ Лоббсь, получившій, наконецъ, способность говорить.

"– Я, – отвѣчалъ молодой человѣкъ.

"– Да вѣдь я же запретилъ тебѣ ходить въ мой домъ, давно запретилъ.

"– Точно такъ, иначе – можете быть увѣрены – никакой бы нужды не было мнѣ приходить тайкомъ къ миссъ Маріи Лоббсъ, которую я обожаю.

"Съ прискорбіемъ должны мы сказать о старикѣ Лоббсѣ, что онъ уже протянулъ свою руку на пораженіе влюбленнаго кузена; но, къ счастью, въ эту минуту явилась на выручку прекрасная Марія Лоббсъ. Заливаясь горькими слезами, она удержала раздраженнаго отца и бросилась къ нему на шею.

"– Не останавливайте его, миссъ Марія, – сказалъ молодой человѣкъ. – Пусть онъ поразитъ меня, если хочетъ: моя рука ни за какія блага въ мірѣ, не подымется на сѣдую голову вашего отца.

"При этомъ кроткомъ упрекѣ старикъ отступилъ на нѣсколько шаговъ, понурилъ голову и нечаянно встрѣтился съ глазами своей дочери. Я уже намекалъ одинъ или два раза, что это были свѣтленькіе глазки, и вліяніе ихъ оказалось весьма сильнымъ даже теперь, когда они наполнились слезами. Избѣгая краснорѣчивой мольбы этихъ глазокъ, старикъ Лоббсъ отворотилъ свою голову; но тутъ же, какъ нарочно, наткнулся своимъ взоромъ на лицо лукавой Кэтъ, которая въ одно и то же время боялась за своего брата и смѣялась надъ бѣднымъ школяромъ, представляя изъ своей фигуры чудное олицетвореніе хитрой сирены, способной опутывать съ одинаковымъ искусствомъ стариковъ и молодыхъ людей. Сдѣлавъ ласковую гримасу, она взяла руку старика и прошептала ему на ухо какую-то загадочную тайну. Какъ бы то ни было, старикъ Лоббсъ улыбнулся и тутъ же пришелъ въ такое трогательное умиленіе, что крупная слеза покатилась по его щекѣ.

"Минутъ черезъ пять дѣвицы вышли изъ спальни своей подруги, перемигиваясь между собой и дѣлая чрезвычайно скромныя ужимки. Мало-по-малу всѣ развеселились, и спокойствіе возстановилось. Старикъ Лоббсъ набилъ, наконецъ, свою пѣнковую трубку и выкурилъ ее съ такимъ душевнымъ наслажденіемъ, какого не испытывалъ лѣтъ двадцать сряду.

"Натаніэль Пинкинъ, какъ мужъ благоразумный и ученый, мигомъ понялъ и сообразилъ, что смертный не устоитъ противъ судьбы. На этомъ основаніи онъ скоро подружился съ отцомъ счастливой красавицы, a тотъ еще скорѣе выучилъ его курить пѣнковую трубку. Много лѣтъ спустя, часто сиживали они вмѣстѣ въ садовой бесѣдкѣ: пили и курили, и говорили дружелюбно. Исцѣленный отъ нѣжной страсти, м-ръ Пипкинъ присутствовалъ въ качествѣ свидѣтеля при бракосочетаніи Маріи Лоббсъ съ ея двоюроднымъ братцемъ, какъ это значится въ метрической книгѣ приходской церкви. Изъ другихъ документовъ почерпнули мы извѣстіе, что въ ту самую ночь, когда праздновалась свадьба, Натаніэль Пипкинъ былъ посаженъ подъ арестъ за буйство, произведенное на улицѣ въ пьяномъ видѣ вмѣстѣ съ тонконогимъ подмастерьемъ старика Лоббса".