Текст книги "Замогильные записки Пикквикского клуба"
Автор книги: Чарльз Диккенс
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 43 (всего у книги 66 страниц)
Глава XXXVI. Необыкновенное и совершенно непредвидѣнное бѣдствіе, обрушившееся на голову мистера Винкеля
Располагая пробыть въ городѣ Батѣ никакъ не менѣе двухъ мѣсяцевъ, м-ръ Пикквикъ счелъ необходимымъ переселиться со своими друзьями изъ гостиницы на особую квартиру, которую, послѣ многихъ хлопотъ, удалось имъ наконецъ пріискать за весьма дешевую цѣну въ верхнемъ этажѣ одного дома на Королевской улицѣ. Сюда же, вмѣстѣ съ ними, перемѣстились м-ръ и м-съ Даулеръ, согласившіеся занять двѣ лишнія комнаты, которыхъ Пикквикистамъ некуда было дѣвать.
И лишь только они переселились, м-ръ Пикквикъ началъ употреблять минеральныя воды, систематически и методически, соображаясь со всѣми правилами, предписанными комитетомъ опытныхъ врачей. Онъ выпивалъ четверть пинты передъ завтракомъ и потомъ равномѣрными шагами взбирался на вершину холма; затѣмъ онъ выпивалъ другую четверть пинты послѣ завтрака, и такими же шагами спускался къ подошвѣ холма. Послѣ каждой новой пинты, выпитой при соблюденіи этихъ гигіеническихъ условій, м-ръ Пикквикь объявлялъ выразительнымъ и торжественнымъ тономъ, что онъ чувствуетъ себя гораздо лучше, и это доставляло великое утѣшеніе его друзьямъ, хотя прежде никто изъ нихъ не слыхалъ, чтобы великій человѣкъ разстроилъ свое здоровье.
Батская зала минеральныхъ водъ великолѣпна и обширна. Ее украшаютъ коринфскія колонны, золотыя надписи, музыкальная галлерея, затѣйливые часы и статуя Неша. Передъ огромнымъ буфетомъ стоитъ мраморная ваза, изъ которой выкачиваютъ воду, и передъ вазой – многое множество желтоватыхъ стакановъ, изъ которыхъ благосклонные посѣтители съ удивительнымъ терпѣніемъ и важностью глотаютъ цѣлительную влагу. Весьма недалеко отсюда, въ уединенныхъ комнатахъ, устроены ванны, гдѣ прокаженное человѣчество съ большимъ комфортомъ обмываетъ свои физическіе недуги, услаждая въ то же время свою душу звуками превосходнаго оркестра.
Каждое утро постоянные водопійцы, и въ числѣ ихъ м-ръ Пикквикъ неизбѣжно встрѣчались въ залѣ минеральныхъ водъ, выпивали обычную четверть пинты и гуляли по предписанному правилу. Въ полуденную прогулку лордъ Мутонгедъ, высокородный м-ръ Кроштонъ, вдовствующая леди Снофлуфъ, м-съ полковница Вогсби, всѣ великіе люди и всѣ утренніе водопійцы встрѣчались опять въ общемъ великомъ собраніи. Затѣмъ они выходили или выѣзжали, или выносились въ портшезахъ и потомъ встрѣчались еще разъ. Послѣ того всѣ расходились, развозились или разносились по домамъ. Если вечеромъ былъ спектакль, они встрѣчались въ театрѣ; если балъ – на балѣ; и если не было ни спектакля, ни бала, они встрѣчались утромъ на другой день и такъ далѣе, до безконечности.
Послѣ шумнаго и веселаго дня, проведеннаго такимъ образомъ, м-ръ Пикквикъ сидѣлъ одинъ въ своей комнатѣ, съ перомъ въ рукахъ и бумагой на столѣ. Ученый мужъ записывалъ свои впечатлѣнія въ путевомъ журналѣ. Друзья его были въ своихъ спальняхъ. Когда такимъ образомъ онъ погрузился въ свои размышленія и перо его скрипѣло по бумагѣ, въ дверяхъ послышался легкій стукъ.
– Войдите! – сказалъ м-ръ Пикквикъ.
И въ комнату вошла м-съ Краддокъ, домовая хозяйка.
– Что вамъ угодно? – спросилъ м-ръ Пикквикъ.
– Прошу извинить, сэръ, – сказала м-съ Краддокъ, – дѣлая книксенъ, – я пришла спросить, не понадобится-ли вамъ чего-нибудь?
– Нѣтъ, сударыня, мнѣ ничего не нужно, – сказалъ м-ръ Пикквикъ.
– Служанка моя уже спитъ, сэръ, – сказала м-съ Краддокъ. – М-ръ Даулеръ былъ такъ добръ, что обѣщался самъ отпереть двери для м-съ Даулеръ, когда она воротится изъ гостей. Онъ ожидаетъ ее съ минуты на минуту. Поэтому я думала, сэръ, что если вамъ ничего не нужно, м-ръ Пикквикъ, то я могла бы уже лечь спать въ постель.
– Очень можете, сударыня, – отвѣчалъ м-ръ Пикквикъ.
– Спокойной вамъ ночи, сэръ, – сказала м-съ Краддокъ.
– Спокойной вамъ ночи, сударыня, – сказалъ м-ръ Пикквикъ.
– Покорно васъ благодарю, сэръ.
– Не стоитъ благодарности.
М-съ Краддокъ затворила дверь; м-ръ Пикквикъ взялся опять за свое перо.
Черезъ часъ вступленіе уже было окончено; пересмотрѣвъ послѣднюю страницу и поставивъ въ приличномъ мѣстѣ запятыя, м-ръ Пикквикъ закрылъ свой журналъ, переложивъ послѣднюю написанную страницу пропускной бумагой, вытеръ перо о фалду своего фрака и зажегъ свѣчу, чтобы идти наверхъ въ свою спальню.
Согласно принятому обыкновенію, онъ остановился передъ комнатой м-ра Даулера и постучался въ дверь, чтобы проститься съ нимъ передъ отправленіемъ на сонъ грядущій.
– А! такъ вы идете спать? – сказалъ м-ръ Даулеръ. – Какъ это жаль, что я не могу послѣдовать вашему примѣру! Прескверная ночь. Вѣтеръ сильный?
– Сильный, – сказалъ м-ръ Пикквикъ. – Доброй ночи.
– Доброй ночи.
М-ръ Пикквикъ ушелъ въ свою спальню; м-ръ Даулерь сѣлъ опять передъ каминомъ, исполняя такимъ образомъ данное обѣщаніе – ждать жену.
Ничего не можетъ быть скучнѣе и досаднѣе, какъ дожидаться кого бы то ни было, особенно, если ожидаемая особа ушла или уѣхала въ гости. Вы не можете никакими способами отстранить отъ себя мысль, что на балѣ, въ пріятномъ обществѣ, время летитъ съ удивительною быстротою, между тѣмъ какъ для васъ оно тянется съ убійственной медленностью; и чѣмъ больше вы объ этомъ думаете, тѣмъ больше исчезаетъ ваша надежда на скорое возвращеніе ожидаемой особы. Часы также начинаютъ стучать слишкомъ громко, когда вы сидите и горюете одни передъ каминомъ, и вамъ кажется, – со мной по крайней мѣрѣ это бывало, – будто къ вамъ подъ платье забралось что-то въ родѣ паутины. Сперва начинаетъ что-то щекотать ваше правое колѣно и потомъ точно такое-же ощущеніе вы испытываете въ лѣвомъ. Затѣмъ, вслѣдствіе неизвѣстныхъ причинъ, вы чувствуете какой-то странный зудъ въ обѣихъ рукахъ, и сколько бы вы ни вертѣлись въ своихъ креслахъ, зудъ безпрестанно переходитъ отъ одного члена къ другому, не исключая даже вашего носа, который вы съ нетерпѣніемъ и досадой оттираете съ отчаяннымъ упорствомъ, но безъ малѣйшаго успѣха. Съ глазами тоже некуда вамъ дѣваться, и вы поминутно, безъ всякой надобности, подстригаете свѣтильню нагорѣвшей свѣчи. Всѣ эти и другія безпокойства нервическаго свойства дѣлаютъ ваше положеніе чрезвычайно непріятнымъ.
Именно такъ думалъ м-ръ Даулеръ, когда сидѣлъ одинъ передъ каминомъ и проклиналъ отъ чистаго сердца безсовѣстныхъ людей, задержавшихъ его супругу на балѣ. Ему отнюдь не сдѣлалось легче, когда онъ припомнилъ, что вечеромъ въ тотъ день пришла ему фантазія сказать своей женѣ, что y него разболѣлась голова, и что вслѣдствіе такой уважительной причины онъ остался дома. Нѣсколько разъ, преодолѣваемый дремотой, онъ склонялся головой къ самой рѣшоткѣ камина, такъ что чуть не опалилъ волосъ. Наконецъ, во избѣжаніе такой опасности, м-ръ Даулеръ рѣшился въ передней комнатѣ прилечь на постель и настроить свой умъ на размышленіе о серьезныхъ предметахъ, отстраняющихъ возможность преждевременнаго сна.
– Вотъ ужъ ежели я разосплюсь, меня и пушкой не разбудишь, – сказалъ самъ себѣ м-ръ Даулеръ, бросаясь на постель. – Надобно держать ухо востро. Отсюда все можно слышать. Я встрепенусь при малѣйшемъ стукѣ. Да. Нечего тутъ и думать. Вотъ, напримѣръ, я прекрасно слышу голосъ ночного сторожа. Какъ онъ гудитъ! Все, однакожъ, слабѣе и слабѣе. Должно быть повернулъ за уголъ. А-аххи!
И съ этимъ восклицаніемъ м-ръ Даулеръ погрузился въ глубочайшій сонъ.
Лишь только на часахъ пробило три, на Королевской улицѣ появился портшезъ, и въ портшезѣ – м-съ Даулеръ, которую несли два носильщика, одинъ низенькій и толстый, другой – сухопарый и высокій, бранившій во всю дорогу своего товарища за то, что тотъ не умѣлъ сообщить перпендикулярнаго направленія портшезу. Ярость его увеличилась еще больше, когда на Королевской улицѣ загудѣлъ сильный и пронзительный вѣтеръ, подувшій имъ прямо въ лицо. Наконецъ, они добрались кое-какъ до подъѣзда и съ неизъяснимою радостью опустили портшезъ на землю. Низенькій носильщикъ стукнулъ два раза въ уличную дверь.
Они постояли минуты двѣ. Не было ни отвѣта, ни привѣта.
– Прислуга, должно быть, убралась на боковую, – замѣтилъ низенькій носильщикъ, отогрѣвая свои руки надъ фонаремъ мальчика, который пришелъ вмѣстѣ съ ними.
– Послать бы къ нимъ чорта съ кочергой и передавить ихъ всѣхъ! – замѣтилъ сухопарый товарищъ.
– Постучитесь еще! – вскричала м-съ Даулеръ изъ портшеза. – Стукните еще два-три раза.
Низенькій носильщикъ былъ очень радъ исполнить приказаніе этого рода. Онъ сталъ на верхнюю ступень подъѣзда и принялся выдѣлывать оглушительные двойные стуки молоткомъ, между тѣмъ какъ товарищъ его выступилъ на средину дороги и смотрѣлъ, нѣтъ-ли въ окнахъ огня.
Никто не вышелъ. Мракъ и тишина господствовали въ безпробудномъ домѣ.
– Ахъ, Боже мой! – сказала м-съ Даулеръ. – Что все это значитъ? Потрудитесь ужъ постучать еще.
– Да нѣтъ-ли тутъ колокольчика, сударыня? – спросилъ низенькій толстякъ.
– Колокольчикъ есть, – перебилъ мальчикъ съ фонаремъ, – помнится, я звонилъ намеднись.
– Отъ него осталась только рукоятка, – сказала м-съ Даулеръ. – Проволока оборвалась.
– Не мѣшало бы оборвать головы здѣшнимъ слугамъ, – проревѣлъ сухопарый носильщикъ.
– Вы ужъ сдѣлайте одолженіе, постучитесь еще, – сказала м-съ Даулеръ самымъ вѣжливымъ и ласковымъ тономъ.
Низенькій толстякъ стукнулъ еще, одинъ, два, три раза, сорокъ, пятьдесятъ, но безъ малѣйшаго успѣха. Эту же операцію, еще съ большимъ эффектомъ, повторилъ сухопарый его товарищъ, который принялся колотить молоткомъ и раскачивать дверь, какъ сумасшедшій.
Наконецъ, м-ру Винкелю приснилось, будто сидитъ онъ въ клубѣ, гдѣ Пикквикисты, занятые рѣшеніемъ какого-то труднаго и запутаннаго вопроса, расшумѣлись до такой степени, что президентъ, для возстановленія порядка, принужденъ былъ нѣсколько разъ ударить молоткомъ по столу. Затѣмъ въ смутныхъ и неясныхъ образахъ, представилось ему, будто онъ присутствуетъ на аукціонѣ, гдѣ, за неимѣніемъ покупателей, аукціонеръ постукиваетъ для собственнаго удовольствія. Потомъ, прозрѣвая умственными очами въ міръ дѣйствительныхъ явленій, м-ръ Винкель началъ исподволь сознавать возможность неугомоннаго и совершенно неумѣстнаго стучанья въ уличную дверь. Чтобъ убѣдиться въ этомъ предположеніи, онъ привсталъ на своей постели и принялся вслушиваться съ напряженнымъ вниманіемъ. Такъ прошло минуть десять или двадцать. М-ръ Винкель сосчиталъ два, три, пять, двадцать, тридцать, пятьдесятъ разъ, и напослѣдокъ получилъ несомнѣнное убѣжденіе, что кто-то стучится въ дверь.
– Ра-рап-рапъ-рапъ – рапп-раппъ-ра, ра, ра, ра, ра, рапъ! – продолжалъ неугомонный молотокъ.
М-ръ Винкель вскочилъ съ постели. Что бы такое могло быть причиной этой поздней суматохи? Онъ надѣлъ на скорую руку чулки и туфли, набросилъ на плеча халатъ, зажегъ свѣчу отъ ночника, горѣвшаго въ каминѣ, и поспѣшилъ внизъ по лѣстничнымъ ступенямъ.
– Кто-то идетъ, наконецъ, сударыня, – сказалъ низенькій толстякъ.
– Обухомъ бы его сзади! – пробормоталъ сухопарый носильщикъ.
– Кто тамъ? – вскричалъ м-ръ Винкель, распутывая цѣпь.
– Что тутъ за вопросы, чугунная башка? – отвѣчалъ сухопарый носильщикъ съ большой досадой. Онъ не сомнѣвался, что говоритъ слугѣ. – Отворяйте скорѣе.
– Пошевеливайтесь, любезный, нечего тутъ разговаривать, – прибавилъ одобрительнымъ тономъ низенькій толстякъ.
Полусонный Винкель, машинально повинуясь этой командѣ, пріотворилъ дверь и выглянулъ на улицу. Первымъ предметомъ, поразившимъ его зрѣніе, было яркое пламя отъ фонаря мальчишки. Проникнутый внезапнымъ страхомъ при мысли о пожарѣ, м-ръ Винкель торопливо отскочилъ отъ двери и, держа свѣчу надъ своей головой, безсмысленно смотрѣлъ впередъ, недоумѣвая, что такое было передъ его глазами, портшезъ или пожарная труба. Въ эту минуту сильный порывъ вѣтра задулъ его свѣчу. М-ръ Винкель почувствовалъ непреодолимое желаніе бѣжать назадъ, но увидѣлъ къ величайшему ужасу, что тотъ же вѣтеръ захлопнулъ за нимъ дверь.
– Ну, молодой человѣкъ, что вы надѣлали? – сказалъ сухопарый великанъ.
М-ръ Винкель, завидѣвъ лицо дамы въ окнѣ портшеза, поспѣшно обернулся назадъ, уцѣпился за дверную скобу изо всей своей силы и неистово принялся кричать обоимъ носильщикамъ, чтобъ они унесли портшезъ.
– Уберите его отсюда, уберите, ради Бога! – кричалъ м-ръ Винкель. – Вотъ идутъ сюда изъ другихъ домовъ… спрячьте меня въ портшезъ… спрячьте куда хотите, чортъ васъ побери!
Все это время онъ дрожалъ отъ холода и страха, и каждый разъ, какъ рука его приподнималась къ молотку, вѣтеръ распахивалъ и раздувалъ полы его халата самымъ непріятнымъ образомъ.
– Смотрите, вся Королевская улица наполняется народомъ… дамы идутъ сюда, дамы, дамы! Прикройте меня чѣмъ-нибудь. Загородите меня, – ревѣлъ м-ръ Винкель.
Носильщики хохотали изъ всей мочи, и никто не думалъ выручать изъ затрудненія молодого человѣка. Дамы съ каждой минутой подходили ближе и ближе.
М-ръ Винкель стукнулъ еще разъ съ отчаяннымъ остервенѣніемъ. Дамы уже были отъ него въ нѣсколькихъ шагахъ. Онъ бросилъ затухшую свѣчу, которую все это время держалъ надъ своей головой, и храбро впрыгнулъ въ портшезъ, гдѣ сидѣла м-съ Даулеръ.
Наконецъ, вся эта суматоха достигла до ушей м-съ Краддокъ. Украсивъ свою голову ночнымъ чепчикомъ и надѣвъ капотъ, она побѣжала въ гостиную и взглянула изъ окна въ то самое мгновеніе, когда несчастный Винкель, очертя голову, бросился въ портшезъ. Сообразивъ по своему обстоятельства ужасной сцены, происходившей передъ ея домомъ, м-съ Краддокъ подняла сильнѣйшій и плачевный крикъ, разбудила м-ра Даулера и сказала съ воплемъ и слезами, что жена его собирается бѣжать съ какимъ-то джентльменомъ.
При этой оглушительной вѣсти м-ръ Даулеръ быстро выскочилъ изъ постели какъ разсвирѣпѣлый тигръ, побѣжалъ въ гостиную и выглянулъ изъ окна въ то самое время, когда м-ръ Пикквикъ отворилъ окно въ своей собственной спальнѣ. Первымъ предметомъ, поразившимъ глаза обоихъ джентльменовъ, былъ м-ръ Винкель, сидѣвшій въ портшезѣ съ м-съ Даулеръ.
– Сторожъ! – забасилъ неистово м-ръ Даулеръ. – Остановить его – держать – вязать – запереть его, покамѣстъ я выйду. Я перерѣжу ему горло – окарнаю уши – дайте мнѣ ножъ, м-съ Краддокъ – живѣй!
И, вырвавшись изъ объятій м-ра Пикквика, который между тѣмъ успѣлъ прибѣжать изъ своей спальни, раздраженный супругъ схватилъ столовый ножъ и опрометью бросился на улицу.
Но м-ръ Винкель не дождался его. Услышавъ страшную угрозу изъ устъ неистоваго Даулера, онъ быстро выпрыгнулъ изъ портшеза, разбросалъ на дорогѣ туфли и побѣжалъ изо всей мочи, преслѣдуемый Даулеромъ и сторожемъ. Обогнувъ уголъ Королевской улицы, онъ искусно увернулся отъ своихъ преслѣдователей и побѣжалъ назадъ къ своей квартирѣ. Дверь на этотъ разъ была отворена; м-ръ Винкель захлопнулъ ее передъ носомъ Даулера, добрался до своей спальни, заперъ дверь на замокъ, заслонилъ ее шкафами и началъ укладывать необходимыя вещи, приготовляясь бѣжать съ разсвѣтомъ слѣдующаго утра.
Даулеръ, между тѣмъ, подойдя къ его спальнѣ, приставилъ глазъ къ замочной скважинѣ и грозно повторилъ свое неизмѣнное намѣреніе перерѣзать ему горло на другой день. Затѣмъ онъ удалился въ гостиную, гдѣ еще нѣсколько времени раздавался смутный гулъ разныхъ голосовъ, мужскихъ и женскихъ, и между прочимъ успокоительный голосъ м-ра Пикквика. Наконецъ, смолкло все, и утомившіеся жильцы разошлись по своимъ спальнямъ.
Очень вѣроятно, что нѣкоторымъ изъ читателей вздумается спросить: гдѣ все это время пропадалъ Уэллеръ? Мы обязаны удовлетворить ихъ любопытству въ слѣдующей главѣ.
Глава XXXVII. О томъ, какъ мистеръ Уэллеръ присутствовалъ на одномъ soirêe, куда его пригласили, и о томъ, какъ мистеръ Пикквикъ возложилъ на него весьма важное порученіе деликатнаго свойства
– M-ръ Уэллеръ, – сказала м-съ Краддокъ утромъ этого обильнаго приключеніями дня, – вотъ письмо къ вамъ.
– Полно такъ ли, сударыня? – возразилъ Самуэль. – Мнѣ неоткуда получать писемъ.
– Къ вамъ, м-ръ Уэллеръ, – отвѣчала м-съ Краддокъ.
– Странно, очень странно, – сказалъ Самуэль. – Ни одинъ изъ знакомыхъ мнѣ джентльменовъ, сколько могу припомнить, не упражняется въ писаніи писемъ. Это къ добру не поведетъ.
– Должно быть, случилось что-нибудь необыкновенное, – замѣтила м-съ Краддокъ.
– Должно быть, сударыня, иначе, я знаю, никто изъ моихъ пріятелей не вздумалъ бы утруждать меня письмомъ, – отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ, сомнительно покачивая головою, – Отъ кого бы это! – продолжалъ онъ, разсматривая адресъ. – Старшина не умѣетъ рисовать такимъ манеромъ: онъ учился чистописанію по вывѣскамъ и трактирнымъ счетамъ. Странный почеркъ!
Говоря это, м-ръ Уэллеръ дѣлалъ то, что весьма многіе дѣлаютъ на его мѣстѣ, когда получаютъ письма отъ неизвѣстныхъ лицъ. Онъ смотрѣлъ поперемѣнно на печать, на углы конверта, на его изнанку и лицевую сторону, на сдѣланный адресъ и потомъ опять на печать. Находя, однакожъ, что изъ всего этого ровно ничего не узнаешь, онъ рѣшился, наконецъ, заглянуть во внутренность конверта.
– Золотообрѣзная бумага съ фигурами по краямъ, – замѣтилъ Самуэль, развертывая письмо. – Посмотримъ, что тугъ такое.
И м-ръ Уэллеръ, сдѣлавъ серьезную мину, прочиталъ, съ приличной разстановкой слѣдующее посланіе:
"Отборнѣйшяя компанія батскихъ служителей, свидѣтельствуя свое почтеніе м-ру Уэллеру, покорнѣйше и усерднѣйше проситъ его удостоить своимъ посѣщеніемъ ихъ дружественную суварею, состоящую изъ поваренной бараньей ноги съ приличными прибавленіями и приправами, извѣщая при этомъ, что суварея будетъ сегодня за столомъ въ половинѣ десятаго ночью – акуратъ."
Это было вложено въ другую записку слѣдующаго содержанія:
"М-ръ Джонъ Смокеръ, джентльменъ, имѣвшій удовольствіе встрѣтить м-ра Уэллера въ домѣ ихъ общаго знакомаго, м-ра Бентама, за нѣсколько дней передъ этимъ, проситъ м-ра Уэллера развернуть и прочитать приложенное при этомъ приглашеніе. Если м-ръ Уэллеръ благоизволитъ зайти къ м-ру Джону Смокеру въ девять часовъ, то м-ръ Джонъ Смокеръ будетъ имѣть удовольствіе проводить и представить м-ра Уэллера".
(Подписано) "Джонъ Смокеръ".
Адресъ былъ сдѣланъ такимъ образомъ: "Уэллеру, эсквайру, въ квартирѣ м-ра Пикквика, " и внизу конверта, на лѣвой сторонѣ, собственно для почтальона, были поставлены слова:– «отдать на кухню».
– Что бы это значило? – сказалъ Самуэль. – Никогда я не слыхалъ, что вареную баранину называютъ сувареей. Какъ же послѣ этого называется y нихъ жареная?
Но, не считая нужнымъ углубляться въ этотъ предметъ, Самуэль немедленно явился къ м-ру Пикквику и безъ труда выпросилъ y него позволеніе отлучиться на этотъ вечеръ. Съ этимъ позволеніемъ и съ ключомъ отъ уличной двери м-ръ. Уэллеръ вышелъ изъ двери за нѣсколько минутъ до назначеннаго срока и благополучно прибылъ на Королевинъ скверъ, гдѣ, прислонившись къ фонарному столбу, дожидался его м-ръ Джонъ Смокеръ, курившій сигару изъ янтарнаго черенка.
– Здравствуйте, м-ръ Уэллеръ, – сказалъ Джонъ Смокеръ, граціозно приподнимая одной рукою свою шляпу и снисходительно протягивая другую Самуэлю. – Какъ ваше здоровье, сэръ?
– Я здоровъ, сколько для васъ нужно, – отвѣчалъ Самуэль. – Какъ вы поживаете, любезный другъ?
– Ничего, такъ себѣ, перемогаюсь понемногу, – сказалъ Джонъ Смокеръ.
– Вы слишкомъ занимаетесь, сэръ, – замѣтилъ Самуэль. – Изнуряете себя работой, любезный другъ. Это не годится. Такой джентльменъ, какъ вы, долженъ беречь для всего свѣта свои силы.
– Не въ томъ штука, м-ръ Уэллеръ, – отвѣчалъ Джонъ Смокеръ. – Вино всему причиной. Въ немъ есть корень зла, м-ръ Уэллеръ, и, сказать правду, я веду развратную жизнь.
– Э, вотъ оно какъ вы! – сказалъ Самуэль. – Это нехорошо, любезный другъ.
– Соблазны, м-ръ Уэллеръ, искушенія, сэръ, можете представить, – замѣтилъ м-ръ Джонъ Смокеръ.
– Дѣло понятное, – проговорилъ Самуэль.
– Свѣтская жизнь, пучина удовольствій, все этакъ на широкую ногу, м-ръ Уэллеръ, продолжалъ Джонъ Смокеръ.
– Я думаю, голова идетъ кругомъ, – замѣтилъ Самуэль.
– Да ужъ такъ-то идетъ, что просто чуть не лопаешь, – сказалъ Джонъ Смокеръ съ глубокимъ вздохомъ.– A нельзя, м-ръ Уэллеръ, никакъ нельзя. Если судьба, такъ сказать, поставила васъ на общественную стезю, выдвинула на публичную дорогу, такъ ужъ тутъ на каждомъ шагу окружены вы такими соблазнами, о которыхъ и понятія не имѣетъ несвѣтскій человѣкъ.
– Вотъ этакъ, бывало, точь-въ-точь говаривалъ мой старый дядя, когда началъ таскаться по трактирамъ, – замѣтилъ Самуэль. – Свѣтская жизнь до того закружила ему голову, что онъ даже и умеръ отъ пьянства.
Эта параллель, проведенная между свѣтскимъ джентльменомъ и какимъ-то забулдыгой, умершимъ отъ пьянства, произвела весьма непріятное впечатлѣніе на джентльменскія чувства м-ра Джона Смокера; однакожъ онъ скрылъ свою досаду и продолжалъ обращать ласковое вниманіе на своего собесѣдника, хранившаго невозмутимое спокойствіе на своемъ лицѣ.
– Не пора-ли намъ идти, м-ръ Уэллеръ? – сказалъ м-ръ Смокеръ, взглянувъ на мѣдный хронометръ, вытащенный имъ изъ жилетнаго кармана посредствомъ чернаго снурка, на которомъ болтался мѣдный часовой ключикъ.
– Я думаю, что пора, иначе, пожалуй, они тамъ испортятъ эту суварею, – отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ.
– Пьете-ли вы воды, м-ръ Уэллеръ? – спросилъ Смокеръ, когда они вышли на другую улицу.
– Пилъ однажды, – сказалъ Самуэль.
– Что вы о нихъ думаете, сэръ?
– По моему, нѣтъ въ нихъ никакого прока.
– А! стало-быть вы не любите киллибитный вкусъ, м-ръ Уэллеръ.
– Я не понимаю этихъ вещей, – сказалъ Саму-эль, – знаю только, что отъ нихъ сильно пахнетъ горячимъ желѣзомъ.
– Это и есть киллибитъ, – замѣтилъ м-ръ Джонъ Смокеръ снисходительнымъ тономъ знатока.
– Мудреное словцо, только чортъ-ли въ немъ, любезный другъ, когда не понимаешь его смысла? Вѣдь мы съ вами ничего не смыслимъ по химической части; стало быть, нечего объ этомъ и толковать.
И, къ великому ужасу своего товарища, м-ръ Самуэль Уэллеръ беззаботно принялся насвистывать какую-то пѣсню.
– Прошу извинить, м-ръ Уэллеръ, – сказалъ Джонъ Смокеръ, озадаченный звуками простонародной пѣсни, – не угодно-ли вамъ идти со мной подъ руку?
– Спасибо, любезный, вы очень добры, но я не имѣю никакой нужды въ чужой рукѣ,– отвѣчалъ Самуэль. – Мнѣ гораздо пріятнѣе запрятать свои руки въ карманы, если позволите.
И, сказавъ это, Самуэль засвисталъ еще громче, чѣмъ прежде.
– Сюда пожалуйте, – сказалъ Смокеръ, повернувъ въ глухой переулокъ, – мы скоро придемъ.
– Право?
– Да. Прошу васъ только не безпокоиться, м-ръ Уэллеръ, не робѣть.
– Чего?
– Вы увидите здѣсь прекраснѣйшія ливреи, продолжалъ м-ръ Джонъ Смокеръ, – и, можетъ-быть, съ перваго взгляда, нѣкоторые джентльмены будутъ смотрѣть на васъ свысока.
– Это недурно, – сказалъ Самуэль.
– Конечно, тутъ ничего нѣтъ дурного; но знаете, мало-ли что можетъ случиться, если взять въ разсчетъ, что вы здѣсь чужой человѣкъ. Сначала, можетъ быть, обойдутся съ вами довольно круто.
– Вѣдь они-же не съѣдятъ меня, я полагаю? – спросилъ Самуэль.
– О, нѣтъ, нѣтъ, какъ это можно! – отвѣчалъ скороговоркой м-ръ Джонъ Смокеръ, вытаскивая изъ своего кармана табакерку съ лисьей головой. – Погрызутъ, конечно, малую толику, то есть, скажутъ двѣ-три остроумности на вашъ счетъ; но вы заткните себѣ уши и не обращайте на лихъ никакого вниманія.
– Ну, это еще не бѣда! – сказалъ Сумуэль.
– Конечно не бѣда, – сказалъ Джонъ Смокеръ, зацѣпивъ понюшку табаку. – Я стану защищать васъ.
Говоря такимъ образомъ, они подошли къ небольшой лавкѣ зеленщика, промышлявшаго отдачею въ наемъ для вечерняго увеселенія пустыхъ комнатъ своей квартиры. М-ръ Джонъ Смокеръ отворилъ дверь и вошелъ въ сопровожденіи Самуэля, который, очутившись позади своего проводника, принялся ухмыляться втихомолку и выдѣлывать веселыя гримасы, служившія очевиднымъ доказательствомъ, что онъ находился въ самомъ завидномъ состояніи духа.
Пройдя лавку и оставивъ свои шляпы въ узенькомъ коридорѣ, они отворили дверь небольшой комнаты, и здѣсь мгновенно передъ глазами м-ра Уэллера открылась великолѣпнѣйшая сцена.
Среди комнаты, одинъ подлѣ другого, были поставлены два стола, накрытые тремя или четырьмя разноцвѣтными скатертями и устроенные такимъ образомъ, чтобъ по возможности, сколько позволяли обстоятельства, придать имъ видъ одного правильнаго цѣлаго. На скатертяхъ лежали вилки и ножи для шести или восьми персонъ. Черенки y ножей казались весьма замѣчательными по своему разнообразію: нѣкоторые были зелены, другіе красны, иные желтоваты, и такъ какъ вилки, всѣ безъ исключенія, были черны, то комбинація цвѣтовъ имѣла вообще поразительный эффектъ. Блюда, для соотвѣтствующаго числа гостей, разогрѣвались за рѣшеткой камина, и сами гости стояли, въ разныхъ позахъ, передъ тою же рѣшеткой, отогрѣвая свои члены. Коноводомъ всей этой компаніи былъ, повидимому, дюжій и толстый джентльменъ въ ярко-малиновомъ фракѣ, красныхъ панталонахъ и въ треугольной шляпѣ. Онъ стоялъ, прислонившись спиною къ камину, и по нѣкоторымъ признакамъ оказывалось, что онъ едва только пришелъ, потому что шляпа еще была на его головѣ, и въ рукахъ онъ держалъ длинную палку, которую обыкновенно употребляютъ джентльмены его профессіи когда стоятъ въ коридорѣ или y подъѣзда.
– Смокеръ, дружище, твой палецъ! – сказалъ джентльменъ въ треугольной шляпѣ.
М-ръ Смокеръ задѣлъ своимъ мизинцемъ за большой палецъ правой руки этого джентльмена и сказалъ, что онъ очень радъ видѣть его совершенно здоровымъ.
– Поди ты вотъ толкуй: всѣ наладили, что я совершенно здоровъ, – сказалъ джентльменъ въ треугольной шляпѣ.– A я вѣдь просто съ тоски пропадаю. Попробовалъ бы кто на моемъ мѣстѣ слѣдить каждый день по два часа за этой проклятой старухой, что глотаетъ кислятину въ минералахъ, такъ вѣдь оно, я вамъ скажу, выходитъ такой прескверный документъ, что не радъ я своему третному жалованью. Еще какой-нибудь мѣсяцъ, и я предчувствую, что изсохну какъ спичка.
При этомъ все собраніе расхохоталось, и одинъ джентльменъ въ желтомъ жилетѣ шепнулъ своему сосѣду въ зеленыхъ гультикахъ, что Токкель сегодня въ своей тарелкѣ.
– Кстати, – сказалъ м-ръ Токкель, – ты, Смокеръ, вѣдь еще не того…
Конецъ этой сентенціи былъ досказанъ шопотомъ на ухо м-ру Джону Смокеру.
– Ахъ, да, я и забылъ, – сказалъ м-ръ Джонъ Смокеръ. – Джентльмены, имѣю честь рекомендовать вамъ друга моего, м-ра Уэллера.
– Очень жалѣю, что заслонилъ васъ отъ камина, м-ръ Уэллеръ, – сказалъ м-ръ Токкель съ фамильярнымъ поклономъ, – надѣюсь, что вы не прозябли, Уэллеръ.
– Совсѣмъ нѣтъ, м-ръ Обжигайло, – отвѣчалъ Самуэль. – Подлѣ васъ было бы слишкомъ трудно простудиться. Если бы, примѣромъ сказать, васъ поставили въ трактирномъ заведеніи подлѣ рѣшотки, трактирщику не было бы никакой надобности покупать дрова. Вамъ не трудно нагрѣвать собою всѣ комнаты, м-ръ Обжигайло.
При этой выходкѣ, направленной, очевидно, противъ малиновой ливреи и свѣтло-красныхъ панталонъ, м-ръ Токкель вооружился величественнымъ взглядомъ на нѣсколько секундъ; но тутъ же физіономія его прояснилась, и онъ замѣтилъ съ улыбкой, что почтенный другъ м-ра Смокера остритъ недурно.
– Очень вамъ обязанъ за хорошее мнѣніе, сэръ, – отвѣчалъ Самуэль. – Надѣюсь, мы обойдемся мало-по-малу и станемъ уважать другъ друга.
На этомъ мѣстѣ разговоръ былъ прерванъ прибытіемъ двухъ джентльменовъ, изъ которыхъ одинъ былъ въ плисовой ливреѣ оранжеваго цвѣта, другой въ пурпуровомъ фракѣ и черныхъ шелковыхъ чулкахъ огромнаго размѣра. Когда они расшаркались и раскланялись со всѣми вообще и съ каждымъ порознь, м-ръ Токкель, съ общаго согласія, приказалъ подавать ужинъ.
Повинуясь этому приказанію, зеленщикъ и его жена подали на столъ горячую баранину, приправленную каперсовымъ соусомъ, рѣпой и картофелемъ. М-ръ Токкель сѣлъ на первомъ мѣстѣ въ качествѣ президента и выбралъ себѣ въ помощники джентльмена въ оранжевой ливреѣ, который занялъ свое мѣсто на противоположномъ концѣ стола. Зеленщикъ надѣлъ лайковыя перчатки и остановился за стуломъ президента.
– Гаррисъ! – сказалъ м-ръ Токкель повелительнымъ тономъ.
– Что прикажете, сэръ? – отвѣчалъ зеленщикъ.
– Надѣли-ли вы перчатки?
– Надѣлъ, сэръ.
– Подайте же мой приборъ.
– Слушаю, сэръ.
Зеленщикъ подобострастно исполнилъ приказаніе, но, подавая поварской ножъ м-ру Токкелю, онъ имѣлъ неосторожность зѣвнуть.
– Что вы подъ этимъ разумѣете, Гаррисъ? – сказалъ м-ръ Токкель величественнымъ тономъ.
– Прошу извинить, сэръ, – отвѣчалъ несчастный зеленщикъ, – это я сдѣлалъ безъ всякаго намѣренія, сэръ. Прошлую ночь я совсѣмъ не выспался, сэръ: легъ очень поздно.
– Хотите-ли знать, что я думаю о васъ, Гаррисъ? – сказалъ м-ръ Токкель съ величественною важностью. – Вы мужланъ, Гаррисъ.
– Надѣюсь, джентльмены, вы не будете обходиться со мной слишкомъ строго, – сказалъ Гаррись, дѣлая низкій поклонъ. – Я очень вамъ обязанъ, джентльмены, за ваше покровительство и за вашу милостивую рекомендацію, джентльмены; но согласитесь, джентльмены, что я дѣлаю, кажется, все для вашего удовольствія.
– Далеко не все, сэръ, – сказалъ м-ръ Токкель.
– Мы считаемъ васъ бездѣльникомъ, Гаррисъ, – замѣтилъ джентльменъ въ оранжевой ливреѣ.
– Вы мошенникъ, Гаррисъ, – прибавилъ джентльменъ въ зеленыхъ панталонахъ.
– Плутъ, превеликій плутъ, – дополнилъ джентльменъ въ пурпуровомъ фракѣ.
Бѣдный зеленщикъ раскланивался во всѣ стороны и безъ всякихъ возраженій выслушивалъ всѣ эти комплименты. Когда каждый выразилъ свое мнѣніе о зеленщикѣ, м-ръ Токкель принялся рѣзать баранью ногу и раздѣлять порціи по числу гостей.
Лишь только началось это вечернее занятіе, дверь съ шумомъ отворилась, и въ комнату влетѣлъ еще джентльменъ въ свѣтло-синемъ фракѣ, украшенномъ свинцовыми пуговицами по обѣимъ сторонамъ.
– Вотъ ужъ это непростительное нарушеніе правилъ, – сказалъ м-ръ Токкель. – Поздно, сэръ, слишкомъ поздно!
– Прошу извинить, никакъ не могъ раньше, – сказалъ свѣтло-синій джентльменъ.
Между тѣмъ, послѣ вареной баранины подали на столъ стаканы, и каждый джентльменъ заказывалъ для себя любимый напитокъ, пока еще не заперли трактира. Свѣтло-синій и оранжевый джентльмены, отличавшіеся, повидимому, особенно изящнымъ вкусомъ, приказали принести мадеры и вишневки; другіе – джина и смородиновки. М-ръ Уэллеръ, съ своей стороны, заказалъ огромную порцію холоднаго пунша изъ рома съ мушкатными орѣхами: это обстоятельство значительно возвысило его въ глазахъ почетныхъ гостей.
Начались торжественные тосты, и первый былъ предложенъ за здравіе красавицъ, при чемъ свѣтло-синій джентльменъ счелъ своей обязанностью поблагодарить компанію, какъ будто тостъ относился къ нему лично. Послѣ второго тоста, выпитаго въ честь почтеннаго президента, вышелъ изъ-за стола одинъ степенный джентльменъ въ черномъ длиннополомъ сюртукѣ и плисовомъ жилетѣ. Онъ объявилъ, что намѣренъ говорить рѣчь, и, когда президентъ возстановилъ порядокъ, рѣчь началась такимъ образомъ: