Текст книги "Замогильные записки Пикквикского клуба"

Автор книги: Чарльз Диккенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 66 страниц)

Во все время отбиранія голосовъ городъ находился въ сильно возбужденномъ состояніи. Все, что дышало итансвилльскимъ воздухомъ, старалось вести себя въ самомъ либеральномъ и просвѣщенномъ смыслѣ. Подлежащіе акцизу продукты, продавались по замѣчательно дешевой цѣнѣ во всѣхъ публичныхъ мѣстахъ. Для удобства вотирующихъ прохлаждающіе и горячительные напитки были выставлены на самыхъ улицахъ; но, несмотря на такую предусмотрительную мѣру, многіе изобрѣтатели, почувствовавъ отъ утомленія круженіе головы, повалились на тротуарѣ и не могли заявить свое мнѣніе, котораго изъ кандидатовъ они предпочитаютъ. М-ръ Перкеръ въ этотъ день выказалъ во всемъ блескѣ свои удивительныя способности. Для успѣха своего довѣрителя онъ пустилъ въ ходъ всевозможныя средства. Въ числѣ избирателей, стоявшихъ на сторонѣ м-ра Фицкина, было нѣсколько рѣшительныхъ патріотовъ, которыхъ, казалось, нельзя привлечь никакой приманкой. Но м-ръ Перкеръ сумѣлъ залучить къ себѣ этихъ разсудительныхъ почтенныхъ джентльменовъ и, послѣ часовой съ ними бесѣды, убѣдилъ ихъ въ талантливости своего кліента, и они подали голосъ за м-ра Сломки. Злые языки утверждали, что м-ръ Сломки обязанъ своимъ избраніемъ единственно ловкости своего пронырливаго агента, a никакъ не своей популярности; но, конечно, это говорилось изъ зависти.

Глава XIV. Веселая компанія въ «Павлинѣ» и повѣсть кочующаго торговца

Мы очень рады, что имѣемъ теперь полную возможность вынырнуть изъ бурнаго омута политическаго бытія на правильный свѣтъ обыкновенной домашней жизни. Мужъ совѣта и разума, м-ръ Пикквикъ, въ тѣсномъ и строгомъ смыслѣ слова, отнюдь не мотъ быть ни синимъ, ни желтымъ человѣкомъ среди итансвилльскихъ гражданъ; однакожъ, зараженный въ значительной степени энтузіазмомъ редактора «Синицы», онъ посвящалъ почти все свое время философическому изслѣдованію шумныхъ преній, описанныхъ нами въ предыдущей главѣ этихъ «Записокъ». И въ то время, какъ онъ былъ погруженъ въ эти пренія, м-ръ Винкель посвящалъ всѣ свои досуги пріятнѣйшимъ прогулкамъ и загороднымъ выѣздамъ съ м-съ Поттъ, пользовавшейся всякимъ удобнымъ случаемъ для развлеченія отъ однообразной и скучной жизни, на которую она постоянно жаловалась въ присутствіи своего супруга.

Треси Топманъ и м-ръ Снодграсъ, разлученные со своими друзьями, вели совершенно противоположный образъ жизни. Не принимая почти ни малѣйшаго участія въ общественныхъ дѣлахъ, они должны были изворачиваться собственными средствами въ гостиницѣ «Павлинъ», предоставлявшей къ ихъ услугамъ китайскій бильярдъ въ первомъ этажѣ и отлично устроенныя кегли на заднемъ дворѣ. Въ глубокія тайны этихъ увеселительныхъ упражненій посвятилъ ихъ мало-по-малу м-ръ Самуэль Уэллеръ, знакомый въ совершенствѣ со всѣми эволюціями трактирной гимнастики. Такимъ образомъ время проходило для нихъ довольно быстро, и они совсѣмъ не знали скуки, несмотря на постоянное отсутствіе глубокомысленнаго мужа, погруженнаго въ политическія соображенія въ домѣ редактора "Синицы".

Въ особенности вечеромъ «Павлинъ» развертывался во всей своей славѣ и представлялъ такія наслажденія, при которыхъ друзья наши постоянно отказывались отъ обязательныхъ приглашеній многоученаго м-ра Потта. Вечеромъ "коммерческая зала" этой гостиницы вмѣщала въ себѣ разнообразные характеры и нравы, представлявшіе м-ру Топману огромное поприще для наблюденій, м-ру Снодграсу обширнѣйшее поле для поэтическихъ наслажденій вдохновительнаго свойства.

Коммерческая зала въ гостиницѣ «Павлинъ» отличалась въ своемъ устройствѣ необыкновенной простотой. Это была чрезвычайно просторная комната, съ огромнымъ дубовымъ столомъ посерединѣ и маленькими дубовыми столами по угламъ; дюжины три разнокалиберныхъ стульевъ и старый турецкій коверъ на полу довершали ея мебель, имѣвшую, вѣроятно, изящный видъ въ былыя времена. Стѣны были украшены двумя географическими картами съ подробнымъ изображеніемъ столбовыхъ и проселочныхъ дорогъ; въ углу, направо отъ дверей, висѣли на деревянныхъ крючкахъ шинели, сюртуки, шляпы и дорожныя шапки. На каминной полкѣ красовалась деревянная чернильница съ двумя изсохшими перьями, облаткой и закоптѣлымъ кускомъ сургуча, и тутъ же, для симметріи, расположены были смертные останки форели на разогнутомъ листѣ счетной книги. Атмосфера благоухала табачнымъ дымомъ, сообщавшимъ довольно тусклый свѣтъ всей комнатѣ и особенно краснымъ занавѣсамъ, предназначавшимся для украшенія оконъ. На буфетѣ картинно рисовались въ общей группѣ двѣ-три соусницы, пара кучерскихъ сѣделъ, два-три кнута, столько же дорожныхъ шалей, подносъ съ вилками и ножами и одна горчичница.

Вечеромъ, послѣ окончанія выборовъ, м-ръ Топманъ и м-ръ Снодграсъ засѣдали въ этой залѣ за дубовымъ столомъ вмѣстѣ съ другими временными жильцами «Павлина», собравшимися отдохнуть отъ своихъ дневныхъ занятій. Все курило и пило.

– Господа, – сказалъ здоровенный и плотный мужчина лѣтъ сорока съ однимъ только чрезвычайно яркимъ чернымъ глазомъ, изъ подъ котораго моргало плутовское выраженіе остроумія и шутки, – господа, всѣ мы народъ добрый, честный и умный. Предлагаю выпить по бокалу за общее здоровье, a самъ пью, съ вашего позволенія, за здоровье Мери. Такъ ли, моя голубка, а?

– Отвяжитесь отъ меня съ вашимъ здоровьемъ, – сказала трактирная дѣвушка съ притворно сердитымъ видомъ.

– Не уходите, Мери, – продолжалъ одноокій джентльменъ, удерживая ее за передникъ.

– Отстаньте, говорю вамъ, – сказала служанка, ударивъ его по рукѣ,– туда же вздумалъ волочиться, прыткій кавалеръ: зналъ бы сверчокъ свой шестокъ.

– Ну, такъ и быть, уходите, сердитая дѣвушка, – сказалъ одноокій джентльменъ, посматривая вслѣдъ за уходившей служанкой. – Я скоро выйду, Мери, держите ухо востро.

Здѣсь онъ принялся моргать на всю честную компанію, къ восторженному наслажденію своего сосѣда, пожилого джентльмена съ грязнымъ лицомъ и глиняной трубкой.

– Подумаешь, право, какъ странны эти женщины, – сказалъ грязнолицый сосѣдъ послѣ короткой паузы.

– Что правда, то правда, – подтвердилъ краснощекій джентльменъ, выпуская облако дыма.

Послѣдовала затѣмъ продолжительная пауза.

– Есть на этомъ свѣтѣ вещицы постраннѣе женщинъ, – сказалъ одноглазый джентльменъ, медленно набивая свою пѣнковую трубку,

– Женаты ли вы? – спросилъ грязнолицый сосѣдъ.

– Не могу сказать, что женатъ.

– Я такъ и думалъ.

Здѣсь грязнолицый джентльменъ принялся выдѣлывать веселыя гримасы, къ неимовѣрной радости другого джентльмена съ вкрадчивымъ голосомъ и сладенькой физіономіей, который считалъ своимъ непремѣннымъ долгомъ соглашаться со всѣми вообще и съ каждымъ порознь.

– Я утверждаю, господа, – сказалъ восторженный м-ръ Снодграсъ, – что женщины составляютъ великую подпору и утѣшеніе нашей жизни.

– Совершенная правда, – замѣтилъ вкрадчивый джентльменъ.

– Оно, можетъ быть, и такъ, – прибавилъ грязнолицый сосѣдъ, – да только въ такомъ случаѣ, когда женщины бываютъ въ хорошемъ расположеніи духа. Это ограниченіе необходимо имѣть въ виду.

– Совершенная истина, – замѣтилъ опять вкрадчивый джентльменъ, сдѣлавъ чрезвычайно сладкую гримасу.

– Я, однакожъ, отвергаю это ограниченіе, милостивые государи, – сказалъ м-ръ Снодграсъ, думавшій всегда о м-съ Эмиліи Уардль, когда рѣчь заходила о достоинствахъ прекраснаго пола, – и притомъ, господа, я отвергаю его съ чувствомъ искренняго презрѣнія. Покажите мнѣ мужчину, который бы взводилъ что-нибудь на женщинъ, какъ женщинъ, и я смѣло объявляю, что такой мужчина – не мужчина.

И м-ръ Снодграсъ, выбросивъ сигару, сильно ударилъ кулакомъ по дубовому столу.

– Звучный аргументъ, – замѣтилъ вкрадчивый джентльменъ.

– Звучный, но не убѣдительный, потому что въ основаніи его скрывается софизмъ, – возразилъ грязнолицый джентльменъ.

– Ваше здоровье, сэръ, – вскричалъ кочующій торговецъ съ одинокимъ глазомъ, бросая одобрительный взглядъ на м-ра Снодграса.

М-ръ Снодграсъ поклонился.

– Хорошіе аргументы, какъ вашъ, мнѣ всегда пріятно слышать, – продолжалъ кочующій торговецъ, – вы, можно сказать, прекрасно доказали свою мысль; но этотъ маленькій аргументъ относительно женщинъ напоминаетъ мнѣ одну довольно странную исторію, которую разсказывалъ мнѣ мой старый дядя. По этому поводу я готовъ повторить еще разъ, что есть на бѣломъ свѣтѣ вещицы постраннѣе женщинъ. Исторія удивительная, господа.

– Разскажите ее намъ,"– сказалъ краснолицый джентльменъ съ сигарой во рту.

– Угодно вамъ слушать?

– Очень.

– И мнѣ тоже, – сказалъ м-ръ Топманъ, вставляя въ общій разговоръ и свое слово. Онъ пользовался всякимъ удобнымъ случаемъ увеличить запасъ своихъ наблюденій.

– Въ такомъ случаѣ извольте, господа, я очень радъ, – сказалъ кочующій торговецъ, затягиваясь съ особеннымъ наслажденіемъ изъ своей пенковой трубки. – Исторія будетъ разсказана… нѣтъ, господа, я отдумалъ. Къ чему и зачѣмъ! Я знаю, вы не повѣрите мнѣ,– заключилъ одноокій джентльменъ, моргая самымъ плутовскимъ образомъ на всю курящую компанію.

– Повѣримъ, если вы ручаетесь за ея справедливость, – замѣтилъ м-ръ Топманъ.

– Конечно, ручаюсь, и на этомъ условіи разсказываю. Дѣло вотъ въ чемъ, господа: слыхали ли вы о знаменитомъ домѣ подъ фирмой: "Бильсонъ и Слюмъ?" Вѣроятно, не слыхали, потому что его ужъ давнымъ давно нѣтъ на бѣломъ свѣтѣ. Происшествіе, о которомъ разсказывалъ мой дядя, случилось лѣтъ восемьдесятъ назадъ съ однимъ путешественникомъ изъ этого дома. Это, въ нѣкоторомъ смыслѣ, будетъ

«Повѣсть кочующаго торговца»,

и старый дядюшка разсказывалъ ее такимъ образомъ:

"Однажды зимою, около пяти часовъ вечера, лишь только начало смеркаться, на Марльборогскихъ лугахъ, по дорогѣ въ Бристоль, можно было видѣть путешественника, погонявшаго свою усталую лошадь… то есть оно, собственно говоря, его непремѣнно бы увидѣли, еслибъ какой-нибудь зрячій человѣкъ проходилъ или проѣзжалъ по этому тракту; но погода была такъ дурна, вечеръ до того холоденъ и сыръ, что не было на всемъ этомъ пространствѣ ни одной живой души, и путешественникъ тащился одинъ, какъ можете себѣ представить, въ самомъ мрачномъ расположеніи духа. Будь здѣсь какой-нибудь купецъ тогдашнихъ временъ, приказчикъ, разносчикъ или сидѣлецъ, онъ при одномъ взглядѣ на желтую телѣжку съ красными колесами и на гнѣдого рысачка съ коротенькимъ хвостомъ мигомъ смекнулъ бы, что этотъ путешественникъ былъ никто другой, какъ самъ Томъ Смартъ, изъ торговаго дома "Бильсонъ и Слюмъ"; но такъ какъ этого взгляда некому было бросить, то и оказывалось, что Томъ Смартъ и гнѣдой рысачокъ совершали путешествіе въ глубокой тайнѣ. Вы понимаете, что отъ этого никому не могло быть ни лучше, ни хуже.

"Немного на свѣтѣ мѣстъ скучнѣе и печальнѣе Марльборогскихъ луговъ, когда на нихъ дуетъ сильный вѣтеръ. Если вдобавокъ присоединить къ этому пасмурный зимній вечеръ, грязную и скользкую дорогу, безпрестанное паденіе крупныхъ капель дождя, и если, господа, ради опыта, вы мысленно подвергнете свои кости вліянію враждебныхъ стихій природы, то нечего и говорить, вы вполнѣ поймете справедливость этого замѣчанія относительно Марльборогскихъ луговъ.

"Пронзительный вѣтеръ завывалъ и прямо дулъ черезъ дорогу, сообщая дождевымъ потокамъ косвенное направленіе, на подобіе тѣхъ перекрестныхъ линій, какими въ школахъ украшаются ученическія тетрадки. На минуту онъ смолкалъ, какъ будто истощенный въ своихъ бѣшеныхъ порывахъ, и вдругъ опять и опять – Ггу-Г-г-гу! – и вѣтеръ снова принялся ревѣть и свистать по широкому раздолью, по долинамъ, по холмамъ, по равнинамъ, по ущельямъ, собираясь со свѣжими силами и какъ будто издѣваясь надъ слабостью бѣднаго путешественника, промокшаго до костей и проникнутаго судорожною дрожью.

"Гнѣдой рысачокъ, взмыленный и вспѣненный, поминутно фыркалъ, прядалъ ушами и забрасывалъ свою голову назадъ, выражая, очевидно, неудовольствіе противъ буйства земныхъ стихій; это, однакожъ, не мѣшало ему трусить довольно вѣрными и рѣшительными шагами до тѣхъ поръ, пока новый порывъ вѣтра, неистовый и дикій, не заставлялъ его пріостановиться на нѣсколько секундъ и глубже водрузить свои ноги въ грязную лужу, вѣроятно, для того, чтобъ предупредить опасность носиться на крыльяхъ вѣтра по воздушному пространству. Разсчетъ рысака обнаруживалъ въ немъ необыкновенную смѣтливость умной лошадки: онъ былъ такъ воздушенъ, желтая телѣжка такъ легка, и Томъ Смартъ настолько безкровенъ, что безъ этой предварительной мѣры ураганъ неизбѣжно долженъ былъ бы умчать ихъ на облакахъ за предѣлы видимаго міра, и тогда… но тогда, вы понимаете, повѣсть эта не имѣла бы никакого значенія и смысла.

"– Ну, ну, чортъ меня побери, молодецкая потѣха! – воскликнулъ Томъ Смартъ, имѣвшій весьма нелѣпую привычку вдаваться въ бѣшеныя клятвы. – Дуй, подувай, раздувай, – и провалиться бы мнѣ сквозь землю!

Вѣроятно, вы спросите меня, зачѣмъ Томъ Смартъ выразилъ такое нескромное желаніе провалиться сквозь землю и подвергнуться свирѣпому дѣйствію воздушной стихіи: этого я не знаю и, слѣдовательно, не могу вамъ сказать. Я передаю вамъ изъ іоты въ іоту слова моего стараго дяди, или самого Тома Смарта, – что рѣшительно одно и то же.

"– Дуй, подувай, раздувай! – воскликнулъ Томъ Смартъ къ очевидному удовольствію своей лошадки, которая на этотъ разъ заржала и встряхнула ушами.

"– Развеселись, Сого! – воскликнулъ Томъ, погладивъ рысачка концомъ своей плети. – Въ такую ночь не разъѣдемся мы съ тобой; только бы завидѣть какой-нибудь домишко – и баста: ты въ конюшню, я на боковую. Пошевеливайся, Сого! Чѣмъ скорѣй, тѣмъ лучше.

"Не могу вамъ доложить, понялъ ли гнѣдой рысачекъ сущность увѣщаній своего хозяина, или онъ собственнымъ умомъ дошелъ до такого заключенія что стоять среди дороги не было ни малѣйшей выгоды ни для него, ни для желтой телѣжки, – только онъ вдругъ бросился бѣжать со всѣхъ ногъ, и Томъ Смартъ уже не могъ остановить его до той поры, когда онъ по движенію собственной воли своротилъ направо съ большой дороги и остановился передъ воротами придорожнаго трактира, за четверть мили до конца Марльборогскихъ луговъ.

"Томъ Смартъ бросилъ возжи, выскочилъ изъ телѣжки и окинулъ быстрымъ взглядомъ верхнюю часть придорожнаго трактира. Это было довольно странное зданіе изъ брусьевъ, обложенное тесомъ, съ высокими и узкими окнами, пробитыми на большую дорогу, низенькая дверь съ темнымъ портикомъ вела въ домъ посредствомъ пары крутыхъ ступеней, которыя могли замѣнить полдюжины мелкихъ ступенекъ новѣйшаго современнаго фасона. Яркій и веселый огонекъ проглядывалъ изъ за рѣшетчатыхъ ставень одного окна, между тѣмъ какъ въ другомъ противоположномъ окнѣ, сначала темномъ, вдругъ засверкало игривое пламя, отражаясь краснымъ заревомъ на опущенной сторѣ. Это могло служить вѣрнымъ доказательствомъ, что въ этомъ домѣ былъ каминъ, только-что затопленный. Замѣтивъ эти признаки комфортабельности взглядомъ опытнаго путешественника, Томъ Смартъ направилъ быстрые шаги къ дверямъ, поручивъ напередъ свою лошадку заботливости конюха, явившагося теперь предложить свои услуги.

"Минутъ черезъ пять Томъ Смартъ сидѣлъ уже въ той самой комнатѣ, гдѣ горѣло яркое пламя, и притомъ сидѣлъ передъ каминомъ, съ наслажденіемъ прислушиваясь къ потрескиванью перегоравшихъ углей. Одно уже это обстоятельство способно было распространить живительную отраду въ сердцѣ всякаго разсудительнаго джентльмена, хотя бы онъ промерзъ насквозь до сокровеннѣйшаго мозга въ своихъ костяхъ; но домашній комфортъ на этотъ разъ обнаружился въ обширнѣйшихъ размѣрахъ. Смазливая дѣвушка въ коротенькомъ платьицѣ, изъ-подъ котораго картинно рисовались чудныя ножки, накрывала на столъ бѣлоснѣжную скатерть, и въ ту пору, какъ Томъ Смартъ сидѣлъ передъ рѣшеткой, спиною къ дверямъ, передъ его глазами въ большомъ зеркалѣ надъ каминной полкой отражалась очаровательная перспектива зеленыхъ бутылокъ съ золотыми ярлычками, разнокалиберныхъ банокъ съ вареньемъ и пикулями, перспектива ветчины, сыра и жареной дичи, распространявшей самый соблазнительный запахъ. Все это могло служить удивительнымъ утѣшеніемъ для усталаго путешественника; однакожъ, и это было не все. За буфетомъ, передъ круглымъ столикомъ, уставленнымъ чайными чашками, сидѣла цвѣтущая вдовушка лѣтъ сорока съ небольшимъ, очевидно, хозяйка этого дома и главная надзирательница надъ всѣмъ, что могло служить къ созданію въ немъ покойной жизни. Былъ только одинъ предметъ, омрачавшій прелестную картину: за чаемъ подлѣ вдовушки сидѣлъ высокій, долговязый мужчина въ сѣромъ сюртукѣ и свѣтлыхъ пуговицахъ, съ черными бакенбардами и густыми курчавыми волосами. Это ужъ было не очень хорошо, вы понимаете почему: Томъ Смартъ мигомъ догадался, что долговязый кавалеръ уговоритъ вдову покончить разъ навсегда съ унылыми годами одиночества и провести вмѣстѣ съ нимъ остатокъ жизни, исполненной всевозможной благодати.

"Надобно вамъ доложить, что Томъ Смартъ былъ по своей природѣ, смиренъ и кротокъ, какъ овца, и зависть отнюдь не была въ его натурѣ; случилось однакожъ, неизвѣстно какими судьбами, что долговязый мужчина въ сѣромъ сюртукѣ съ свѣтлыми пуговицами расшевелилъ въ его сердцѣ весь запасъ желчи и вызвалъ въ немъ величайшее негодованіе, особенно въ ту пору, когда на зеркальномъ стеклѣ обрисовались несомнѣнные признаки того, что долговязый пользуется благосклонностью цвѣтущей вдовы. Томъ былъ вообще большой любитель горячаго пунша, – я могу даже сказать – Томъ влюбленъ былъ въ горячій пуншъ съ коньякомъ, водкой или ромомъ, смотря по обстоятельствамъ; поэтому ничего нѣтъ удивительнаго, если онъ, накормивъ свою лошадку и скушавъ самъ три тарелки разнаго печенья и варенья, изготовленнаго хозяйкой, приказалъ себѣ, эксперимента ради, подать стаканъ горячаго пунша. Экспериментъ оказался вполнѣ удачнымъ даже сверхъ всякаго ожиданія, по той именно причинѣ, что изъ всѣхъ предметовъ кухмистерскаго искусства цвѣтущая вдова наиболѣе усовершенствовала себя въ приготовленіи горячительныхъ напитковъ. Опорожнивъ влагу едва не съ быстротою молніи, Томъ Смартъ заказалъ другой стаканъ, и это отнюдь не удивитъ васъ, господа, если вы потрудитесь сообразить, что горячій пуншъ, пріятный и сладкій при всѣхъ рѣшительно обстоятельствахъ жизни, долженъ былъ показаться очаровательнымъ Тому Смарту, сидѣвшему въ теплой комнатѣ передъ пылающимъ каминомъ, тогда какъ вѣтеръ неистово бушевалъ и бѣсновался вокругъ всего дома. Томъ Смартъ, видите ли, праздновалъ, такъ сказать, свою побѣду надъ буйною стихіей, и по этой-то причинѣ заказалъ себѣ другой стаканъ горячаго пунша, за которымъ слѣдовалъ третій, четвертый и такъ далѣе. Сколько выпилъ онъ всего, я не знаю; но чѣмъ больше онъ пилъ, тѣмъ больше косился на долговязаго гостя, и тѣмъ сильнѣе кипѣла желчь въ его груди.

"– Безстыдный нахалъ, провалъ его возьми! – думалъ про себя Томъ Смартъ, – какого ему чорта торчать за этимъ буфетомъ? Препасквильная рожа! Неужели y этой вдовы нѣтъ никакого вкуса насчетъ выбора достойныхъ кавалеровъ?… Скверный анекдотъ!

"Здѣсь быстрый взоръ Тома Смарта отпрянулъ отъ камина на круглый столъ, и, подозвавъ хозяйку, онъ поспѣшно заказалъ себѣ новый стаканъ пунша.

"Должно замѣтить, господа, что Томъ Смартъ чувствовалъ всегда особенное расположеніе къ трактирной жизни. Уже давно воображеніе его лелѣяло мечту – завести свой собственный трактиръ, стоять за буфетомъ въ широкомъ сюртукѣ и широкихъ штанахъ безъ штрипокъ, запустивъ обѣ руки въ глубокіе карманы. Не разъ ему случалось занимать первыя мѣста на веселыхъ пирахъ и съ наслажденіемъ думать, что эти пиры могли бы продлиться до безконечности, еслибъ самъ онъ былъ содержателемъ общаго стола. Одаренный отъ природы ораторскимъ талантомъ, онъ могъ бы произносить великолѣпныя рѣчи въ присутствіи дорогихъ гостей, воспламеняя ихъ жажду къ заздравнымъ тостамъ. Всѣ эти мысли, съ быстротою молніи, просверлили голову Тома Смарта, когда онъ допивалъ шестой уже стаканъ, засѣдая передъ пылающимъ каминомъ. Мудрено-ли, что онъ чувствовалъ справедливое негодованіе при взглядѣ на долговязаго верзилу, готоваго сдѣлаться обладателемъ прекраснаго трактира, тогда какъ онъ, Томъ Смартъ, принужденъ будетъ въ его пользу отказаться отъ своего истиннаго призванія.

"За послѣдними двумя стаканами Томъ Смартъ обдумывалъ планъ завязать ссору и вступить въ открытую борьбу со своимъ непріязненнымъ соперникомъ; но, не выдумавъ ни синь пороха, рѣшилъ отправиться въ постель, считая себя злополучнѣйшимъ созданіемъ въ мірѣ.

"Томъ Смартъ шелъ впередъ по широкой старинной лѣстницѣ вслѣдъ за хорошенькой черноглазой дѣвушкой, провожавшей его со свѣчою въ рукахъ. Нѣсколько шаговъ сдѣлали они счастливо, безъ всякихъ приключеній; но потомъ свѣча вдругъ загасла отъ сильныхъ порывовъ вѣтра, пробравшагося черезъ щели въ галлерею, и они остались среди лѣстницы одни, окруженные ночнымъ мракомъ. Могло, впрочемъ, статься, что свѣчу задулъ не вѣтеръ, a самъ Томъ, для того, чтобъ имѣть удобный случай поцѣловать и обнять свою проводницу: такъ, по крайней мѣрѣ, разглашали его враги, и такъ именно поступилъ бы я самъ на его мѣстѣ. Скоро, однакожъ, принесена была другая свѣча, и путешественникъ, продолжая пробираться черезъ лабиринтъ переходовъ, благополучно достигъ комнаты, назначенной ему для ночлега. Дѣвушка пожелала ему спокойной ночи и оставила его одного.

"Комната имѣла огромные размѣры. На постели, стоявшей посрединѣ, могли бы, въ случаѣ нужды, помѣститься дюжины двѣ ребятишекъ изъ мужского пансіона; въ двухъ гардеробныхъ шкафахъ, приставленныхъ къ стѣнѣ, мотъ бы, безъ малѣйшаго труда, уложиться походный скарбъ цѣлой дюжины полковъ; но всего болѣе поразило вниманіе Тома Смарта странное, уродливое кресло, или, правильнѣе, безобразный стулъ съ высокой спинкой, испещренной фантастической рѣзьбой, съ цвѣточной камчатной подушкой и круглыми шишками на концѣ ногъ, тщательно перевязанныхъ краснымъ сукномъ, какъ будто они страдали подагрой. Насчетъ всѣхъ другихъ креселъ Томъ Смартъ былъ собственно того мнѣнія, что это – старинныя кресла и больше ничего; но этотъ спеціальный предметъ, нисколько не похожій на своихъ товарищей, отличался такими затѣйливыми и фантастическими формами, что онъ, повидимому, никакъ не могъ оторвать отъ нихъ своихъ глазъ. Около получаса просидѣлъ онъ на одномъ и томъ же мѣстѣ, обращенный спиною къ камину и погруженный въ таинственное созерцаніе, принимавшее постепенно самый восторженный характеръ.

"– Чортъ бы его побралъ! – проговорилъ, наконецъ, Томъ Смартъ, начиная раздѣваться и продолжая глядѣть на старинный стулъ, поставленный y изголовья его постели. – Въ жизни не видалъ я такихъ уродовъ и не увижу никогда. Этакой анафема!

"Онъ покачалъ головой съ видомъ глубокой мудрости и опять взглянулъ на кресло. Запутываясь больше и больше въ своихъ мысляхъ, онъ летъ въ постель, прикрылся простыней и погрузился въ сонъ.

"Минутъ черезъ двадцать онъ вскочилъ на своей постели, пробужденный тревожными и шумными видѣніями долговязыхъ гостей и пуншевыхъ стакановъ. Первый предметъ, обрисовавшійся въ его воспламененномъ воображеніи, былъ опять фантастическій стулъ.

,– Мошенникъ! – проворчалъ Томъ Смаргь, подернутый судорожною дрожью. – Я не стану смотрѣть на него!

"Онъ повалился на подушки, прищурилъ глаза и старался увѣрить себя, что спитъ крѣпкимъ сномъ. Напрасный трудъ! Передъ умственными взорами его заплясали, закривлялись уродливые стулья, прыгая по спинкамъ другъ друга и выдѣлывая самыя безстыдныя гримасы.

"– Этакая притча! – проговорилъ Томъ Смартъ, высовывая свою голову изъ подъ теплой простыни. – Ужъ лучше же стану я смотрѣть на одинъ дѣйствительный стулъ, чѣмъ на неистовыя полчища подобныхъ ему призраковъ.

"И онъ точно принялся смотрѣть, усердно, пристально, неподвижно; но вдругъ передъ его глазами начали совершаться чудодѣйственныя перемѣны. Рѣзьба спинки вытянулась, выпрямилась и постепенно приняла фигуру безобразнаго старика съ морщинистымъ лицомъ. Камчатная подушка превратилась въ жилетъ стариннаго фасона; круглыя шишки приняли форму человѣческихъ ногь, обутыхъ въ красныя туфли, и весь стулъ сформировался въ джентльмена прошлаго столѣтія, поджавшаго подъ мышку свои руки. Томъ Смартъ сидѣлъ, протиралъ глаза и старался удалить отъ себя фантастическую грезу. Тщетныя усилія! На мѣстѣ фантастическаго стула былъ точно безобразный джентльменъ и, что всего удивительнѣе, безобразный джентльменъ дико и нахально заморгалъ глазами на Тома Смарта.

"Томъ Смартъ, надобно замѣтить, былъ забубенная каналья первой руки, и притомъ въ его желудкѣ еще варились и кипѣли стаканы пунша. Сначала онъ струхнулъ немного, но потомъ запылалъ, такъ сказать, величайшимъ негодованіемъ противъ старика, моргавшаго на него съ такимъ отчаяннымъ безстыдствомъ. Наконецъ, онъ не вытерпѣлъ и сказалъ сердитымъ тономъ:

"– Зачѣмъ ты пялишь на меня свои безстыдныя бѣльма?

"– Тебѣ на что? – проговорилъ безобразный старикашка, вытянутый фертомъ. – Смотрю и дѣлаю, что хочу, a ты можешь себѣ бѣсноваться, сколько угодно, Томъ Смартъ.

"И онъ страшно оскалилъ зубы, какъ орангутангъ, согбенный преклонностью лѣтъ.

"– Какъ ты знаешь мое имя, старый хрычъ? – спросилъ Томъ Смартъ, приведенный въ нѣкоторое смущеніе. Онъ старался, однакожъ, показать, что совсѣмъ не труситъ.

"– Вотъ ужъ это и не дѣло, Томъ Смартъ, – отвѣчалъ старикъ обиженнымъ тономъ, – благородное красное дерево Испаніи заслуживаетъ нѣкотораго уваженія съ твоей стороны; a ты, между тѣмъ, вздумалъ обращаться со мной такъ, какъ будто я былъ хрупкій орѣховый стулъ новѣйшаго фасона. Стыдно тебѣ, братъ Томъ!

"И, говоря это, старый джентльменъ принялъ такой гордый видъ, что Томъ струсилъ не на шутку.

"– Извините, сэръ, я не имѣлъ никакого намѣренія обижать васъ, – проговорилъ Томъ Смартъ смиреннымъ и даже нѣсколько униженнымъ тономъ.

"– Ну, ничего, когда-нибудь сочтемся, – сказалъ старикъ. – Оно, можетъ быть, и правда, что ты не думалъ обижать меня. Томъ…

"– Что вамъ угодно?

"– Я знаю тебя, Томъ, отлично знаю. Ты вѣдь, любезный, мошенникъ.

"– Помилуйте…

"– Ничего, ничего, это я такъ примолвилъ ради начинающейся дружбы, a главная штука вотъ въ чемъ: ты бѣденъ, Томъ, очень бѣденъ.

"– Ваша правда, – сказалъ Томъ Смартъ, – но какъ вы это знаете?

"– Объ этомъ рѣчь впереди, любезный другъ, но сквернѣйшій анекдотъ состоитъ собственно въ томъ, что ты горькій пьяница, Томми.

"Томъ Смартъ приготовился дать клятву, что онъ терпѣть не можетъ крѣпкихъ напитковъ; но въ эту минуту взоры его встрѣтились съ пронзительными глазами старика, читавшаго, казалось, въ глубинѣ его души самыя тайныя мысли. Онъ покраснѣлъ, прикусилъ языкъ и замолчалъ.

"– A вѣдь признайся, любезный, y тебя разгорѣлись глазки на вдову: лакомый кусочекъ, нечего сказать, а?

"Здѣсь старый хрычъ закатилъ свои глаза, припрыгнулъ на своихъ коротенькихъ ногахъ и принялъ такую сладострастную позу, что Томъ Смартъ невольно удивился легкомысленности его поведенія – въ такія преклонныя лѣта!

"– Я вѣдь опекунъ этой вдовушки, Томъ Смартъ!

"– Право?

"– Я тебѣ говорю: я зналъ ея мать и бабушку. Бабушка была влюблена въ меня и подарила мнѣ вотъ этотъ жилетъ.

"– Неужто?

"– И эти башмаки, – продолжалъ старикъ, приподнявъ одну изъ своихъ ногъ, – но это пусть будетъ между нами, Томми; фамильныхъ секретовъ распространять не должно: это мое правило.

"Говоря это, старый плутъ принялъ такой безсовѣстный и наглый видъ, что Томъ Смартъ почувствовалъ непреодолимое желаніе взгромоздиться на его спину: такъ, по крайней мѣрѣ, разсказывалъ онъ самъ черезъ нѣсколько лѣтъ послѣ этой чудодѣйственной исторіи.

"– Былъ я встарину молодецъ, Томъ Смартъ, и женщины любили меня страстно, – продолжалъ безстыдный старикашка; – сотни красавицъ засиживались, бывало, на моихъ колѣняхъ, и я, что называется, катался, какъ сыръ въ маслѣ. Что ты на это скажешь, любезный, а?

"Продолжая, между тѣмъ, исчислять подвиги своей юности, старикъ заскрипѣлъ и зашатался до того, что языкъ его утратилъ способность произвольнаго движенія.

"– За дѣло тебѣ, старый песъ, – подумалъ Томъ Смартъ, не сказавъ, однакожъ, ничего въ этомъ родѣ.

"– О-охъ! не тѣ времена и не тѣ нравы! – простоналъ старикъ, принимая спокойную позу. – Плохъ я сталъ, Томъ Смартъ, и потерялъ всѣ свои балясины. Еще недавно мнѣ сдѣлали операцію – прикрѣпили новую дощечку къ моей спинѣ. Трудная операція, Томми.

"– Очень можетъ быть.

"– Конечно, можетъ; но не въ этомъ штука: мнѣ хочется женить тебя, Томъ Смартъ.

"– Меня?

"– Да.

"– На комъ?

"– На вдовѣ.

"– Помилуйте! какъ это можно! Клянусь вашими почтенными сѣдинами (на головѣ y старика торчало нѣсколько сѣдыхъ клочковъ), вдова на меня и смотрѣть не хочетъ: ея сердце занято.

" И Томъ Смартъ испустилъ невольный вздохъ.

"– Почему ты это знаешь? – спросилъ старикъ твердымъ тономъ.

"– Какъ этого не знать? Долговязый верзила съ черными бакенбардами увивался за ней на моихъ глазахъ.

"– Вздоръ, любезный, будь спокоенъ: вдовушка не выйдетъ за него.

"– Нѣтъ, сэръ, позвольте усомниться въ вашей проницательности: еслибъ вы такъ же, какъ я, видѣли ихъ за буфетомъ, мысли ваши получили бы другое направленіе.

"– Какъ будто я этого не знаю! – проговорилъ старикъ съ рѣшительнымъ видомъ.

"– Чего? – спросилъ Томъ Смартъ.

"– Любовныя шашни, шопотъ, поцѣлуй за дверью – экая важность! Все вздоръ, Томми!

"Здѣсь старый хрычъ принялъ опять безстыдный и нахальный видъ, вызвавшій въ Томѣ Смартѣ величайшее негодованіе. Дѣло извѣстное, господа: весьма непріятно видѣть и слышать старика, который, такъ сказать, вмѣшивается совсѣмъ не въ свое дѣло.

"– Все это я знаю, Томми, – продолжалъ старый джентльменъ. – Въ свое время я вдоволь наглядѣлся на проказы этого сорта между молодыми людьми и увѣрился многочисленными опытами, что поцѣлуй самъ по себѣ не доказываетъ ничего.

"– Вы, конечно, видѣли много странныхъ вещей, – сказалъ Томъ, бросая на старика вопросительный взглядъ.

"– Видѣлъ, да, могу похвалиться. Я пережилъ всѣхъ членовъ своей семьи, любезный другъ, и теперь остался одинъ, какъ бобыль.

"И онъ испустилъ глубокій вздохъ.

"– Велика была ваша семья? – спросилъ Томъ Смартъ.

"– Двѣнадцать братьевъ, Томми, народъ все свѣжій, живой, молодецъ къ молодцу, не то что нынѣшніе дряхлые калѣки, что трещатъ и ломаются отъ перваго удара. Были y насъ выполированныя ручки, и встарину величали насъ креслами, всѣхъ до одного.

"– Кудажъ дѣвались ваши братцы, почтеннѣйшій?

"Старикъ приставилъ локти къ своимъ глазамъ и, проливая горькія слезы, отвѣчалъ:

"– Отжили свой вѣкъ, любезный, отжили. Мы несли трудную службу, Томми, и комплекція ихъ была слабѣе моей. Они почувствовали ревматизмъ въ ногахъ и рукахъ; сострадательные люди разнесли ихъ по кухнямъ и другимъ госпиталямъ. Одинъ братъ лишился даже чувствъ отъ продолжительной службы и дурного обхожденія: его принуждены были сжечь въ печи вмѣстѣ съ презрѣнной сосной. Ужасно, другъ Томми.