Текст книги "Замогильные записки Пикквикского клуба"

Автор книги: Чарльз Диккенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 57 (всего у книги 66 страниц)

Глава XLIX. Путешествіе мистера Пикквика въ Бирмингемъ

На другой день поутру, въ три четверти девятаго, почтовыя лошади остановились y гостиницы «Зеленаго куста.» Когда м-ръ Пикквикъ сѣлъ въ карету и Самуэль помѣстился на запяткахъ, ямщику приказано было остановиться на минуту передъ врачебнымъ заведеніемъ м-ра Боба Сойера, съ тѣмъ, чтобы взять оттуда новаго пассажира, м-ра Бенжамена Аллена.

Черезъ нѣсколько минутъ экипажъ дѣйствительно остановился передъ подъѣздомъ съ краснымъ фонаремъ и весьма четкою надписью: "Сойеръ, преемникъ Нокморфа": но каково было изумленіе м-ра Пикквика, когда онъ, выставивъ свою голову изъ окна кареты, увидѣлъ весьма явственно, что мальчишка въ сѣромъ балахонѣ усердно забиваетъ ставнями всѣ окна квартиры своего хозяина! При взглядѣ на этотъ совершенно неурочный маневръ въ ранній часъ утра, двѣ мысли почти въ одно мгновеніе возникли въ душѣ великаго человѣка: первая – что, по всей вѣроятности, скончался какой-нибудь добрый пріятель и хорошій паціентъ м-ра Боба Сойера; вторая – что самъ м-ръ Бобъ Сойерь объявилъ себя банкротомъ.

– Что такое случилось? – спросилъ м-ръ Пикквикъ мальчика въ сѣромъ балахонѣ.

– A ничего, сэръ, не случилось, – отвѣчалъ мальчишка, открывая свой ротъ во всю длину и широту.

– Все обстоитъ благополучно, м-ръ Пикквикъ, – закричалъ Бобъ Сойеръ, внезапно появляясь y подъѣзда. Въ одной рукѣ онъ держалъ кожаную сумку, мокрую и грязную; въ другой – дорожный сюртукъ и огромную шаль. – Вѣдь и я тоже ѣду, почтенный другъ.

– Вы! – воскликнулъ м-ръ Пикквикъ.

– Именно я, и вотъ вы увидите, какую учинимъ мы экспедицію, – отвѣчалъ Бобъ Сойеръ. – Эй, Самуэль, держите!

Съ этими словами, молодой докторъ медицины перекинулъ кожаную сумку на запятки, гдѣ озадаченный Самуэль поспѣшилъ уложить ее въ ящикъ экипажа. Затѣмъ м-ръ Бобь Сойеръ съ помощью мальчишки надѣлъ на себя дорожный сюртукъ и, подойдя къ окну кареты, захохоталъ во все горло.

– Вѣдь это умора, да и только; не правда ли, дружище? – сказалъ Бобъ, вытирая слезы обшлагомъ своего рукава.

– Однакожъ, я, право, не ожидалъ, любезнѣйшій, что вамъ вздумается ѣхать съ нами, – сказалъ м-ръ Пикквикъ съ нѣкоторымъ замѣшательствомъ.

– Вотъ въ томъ-то и штука, что вы этого не ожидали, – отвѣчалъ Бобъ, ухватившись за край сюртука м-ра Пикквика. – Это вѣдь шутка.

– Право? Такъ вы только шутите, любезнѣйшій?

– Разумѣется. Нечего хлопотать тутъ о профессіи, если сама профессія, чортъ бы ее побралъ, не хотѣла хлопотать обо мнѣ. Заперъ, да и баста!

Представивъ это объясненіе, м-ръ Бобъ Сойеръ, указалъ на закрытыя окна своего заведенія и захохоталъ опять.

– Ахъ, Боже мой, на кого вы оставляете своихъ больныхъ? – спросилъ м-ръ Пикквикъ съ безпокойствомъ.

– На самихъ себя, то есть на произволъ натуры, почтеннѣйшій, – отвѣчалъ Бобъ Сойеръ. – Никто изъ нихъ не платилъ ни шиллинга, надо вамъ замѣтить. Къ тому же, если сказать правду, – продолжалъ Бобъ, понизивъ голосъ и наклонившись къ уху м-ра Пикквика, – мое отсутствіе принесетъ имъ существенную пользу: за неимѣніемъ другихъ лекарствъ въ аптекѣ, я бы принужденъ быль всѣмъ своимъ паціентамъ раздать по порціи каломели, a это, знаете, было бы весьма непріятно. Такъ, стало быть, все къ лучшему.

На этотъ неожиданный аргументъ м-ръ Пикквикъ не могъ пріискать приличнаго отвѣта.

– Но это, какъ видите, двумѣстная карета, мой другъ, – сказалъ онъ, наконецъ, послѣ кратковременной паузы, – мы можемъ помѣститься только вдвоемъ съ м-ромъ Алленомь.

– О, на мой счетъ прошу не безпокоиться, – отвѣчалъ Бобь. – Самуэль и я помѣстимся въ сидѣйкѣ на запяткахъ, и авось намъ не будетъ тѣсно. A здѣсь y подъѣзда будетъ приклеенъ вотъ этотъ билетикъ: "Сойеръ, преемникъ Нокморфа. Освѣдомиться о немъ, насупротивъ этого дома, y м-съ Криппсъ".

– Это что за особа?

– М-съ Криппсъ мать моего мальчугана. "М-ръ Соііеръ ускакалъ сегодни поутру миль за тридцать на консультацію первыхъ столичныхъ врачей", говоритъ м-съ Криппсъ. "Безъ него ничего не могли подѣлать. Какая-то страшная операція. Прислали за нимъ курьера. Бога ради, говорятъ, поѣзжайте, спасите". Дѣло въ томъ, почтеннѣйшій, что отъ этой продѣлки я ожидаю весьма счастливыхъ результатовъ. Если объ этой небывалой консультаціи будетъ напечатано къ здѣшнихъ газетахъ, такъ оно, знаете, карьера моя обдѣлается сама собою. A вотъ и Бенъ. Ну, пошевеливайся, дружище.

Съ этими словами м-ръ Бобъ Сойеръ подсадилъ на козлы ямщика, впихнулъ своего друга во внутренность кареты, захлопнулъ дверцы, приподнялъ подножки, прибилъ билетикъ къ уличной двери, заперъ ее, положилъ ключъ въ карманъ, вскочилъ на запятки, закричалъ "пошелъ!" и прежде, чѣмъ м-ръ Пикквикъ успѣлъ сообразить и размыслить, долженъ или не долженъ Бобъ Сойеръ сопутствовать ему въ дорогѣ, экипажъ уже катился во всю прыть, и ямщикъ весело похлопывалъ бичомъ.

Пока они ѣхали по бристольскимъ улицамъ, веселый Бобъ, съ зелеными очками на глазахъ, велъ себя степенно и съ приличною важностью, исподволь только прибѣгая къ различнымъ словеснымъ остротамъ въ пользу и назиданіе м-ра Самуэля Уэллера; но какъ скоро экипажъ очутился за городомъ на большой дорогѣ, молодой врачъ сдернулъ съ носа зеленые очки и принялся выдѣлывать разнообразныя практическія штуки съ цѣлью обратить наивящее вниманіе пѣшеходовъ на проѣзжающій экипажъ. Между этими продѣлками не послѣднее мѣсто занимало громогласное подражаніе звукамъ кондукторскаго рожка и маханіе въ воздухѣ надъ поверхностью кареты малиновымъ шелковымъ платкомъ, который нарочно для этой цѣли былъ привязанъ къ набалдашнику дорожной палки.

– Интересно было бы знать, отчего это всѣ здѣсь останавливаются и смотрятъ на насъ, – сказалъ м-ръ Пикквикъ, прерывая себя на самой серединѣ одушевленной бесѣды, имѣвшей непосредственное отношеніе къ м-ру Винкелю и его молодой супругѣ. – Какую странность они могутъ замѣчать въ насъ.

– Они, безъ сомнѣнія, заглядываются на нашу карету, – отвѣчалъ Бенъ Алленъ самодовольнымъ тономъ. – Здѣсь не привыкли видѣть такіе щегольскіе экипажи. Это имъ въ диковинку, смѣю сказать.

– Можетъ быть, – сказалъ м-ръ Пикквикъ. – Можетъ статься. Очень вѣроятно. Должно быть, такъ.

Догадка м-ра Пикквика, нѣтъ сомнѣнія, приняла бы для него форму дѣйствительнаго факта, если бы въ эту минуту, случайно выглянувъ изъ окна кареты, онъ не замѣтилъ, что взоры пѣшеходовъ вовсе не выражали того почтительнаго изумленія, на которое онъ имѣлъ нѣкоторое право разсчитывать на основаніи своихъ соображеній. Ему даже показалось, что между пѣшеходами и наружными пассажирами экипажа существуютъ какія-то телеграфическія сообщенія, которыя, какъ онъ догадывался теперь, могли имѣть близкую или отдаленную связь съ какими-нибудь выходками Роберта Сойера.

– Я надѣюсь, – сказалъ м-ръ Пикквикъ, – что вѣтреный другъ вашъ, авось, не дѣлаетъ никакихъ глупостей на запяткахъ.

– О, нѣтъ, какъ это можно, – отвѣчалъ Бенъ Алленъ, – Робертъ пресмирный парень, ужъ за это я ручаюсь.

Вслѣдъ за тѣмъ послѣдовало самое продолжительное и мастерское подражаніе звукамъ кондукторскаго рожка, сопровождаемое взвизгами и криками, которые – уже не было въ этомъ ни малѣйшаго сомнѣнія – происходили изъ легкихъ и груди м-ра Роберта Сойера.

Ученый мужъ и юный его собесѣдникъ выразительно переглянулись другъ на друга, и затѣмъ м-ръ Пикквикъ, снявъ шляпу, высунулся до самой понсницы изъ окна экипажа, и это доставило ему полную возможность обозрѣть всю сцену.

М-ръ Бобъ Сойеръ, растопыривъ ноги во всю длину, сидѣлъ не на запяткахъ, но на кровлѣ экипажа, и на головѣ м-ра Боба Сойера болталась надѣтая на бекрень шляпа Самуэля Уэллера. Въ одной рукѣ онъ держалъ огромный бутербродъ, въ другой – плетеную бутылку удовлетворительнаго размѣра, и уста ею поминутно прикладывались то къ бутерброду, то къ бутылкѣ, между тѣмъ, какъ въ промежуткахъ оглашалъ онъ воздухъ дикимъ воемъ или перестрѣливался какой нибудь шуточкой съ проходившимъ незнакомцемъ. Малиновый флагъ укрѣпленъ былъ въ вертикальномъ положеніи на одной изъ оконечностей кузова кареты, a м-ръ Самуэль Уэллеръ, украшенный шляпою Боба Сойера, сидѣлъ въ самомъ центрѣ сидѣйки на запяткахъ и кушалъ бутербродъ съ одушевленнымъ аппетитомъ, при чемъ физіономія его выражала совершеннѣйшее удовольствіе и одобреніе всѣхъ поступковъ м-ра Роберта. Уже одно это могло въ высшей степени раздражить джентльмена съ характеромъ м-ра Пикквика; но это было еще не все. Въ эту самую минуту экипажъ повстрѣчался съ дилижансомъ, набитымъ пассажирами и внизу, и вверху на имперіалѣ: м-ръ Бобъ Сойеръ взялъ въ одну руку шляпу, въ другую флагъ и прокричалъ во все горло троекратное «ура», свидѣтельствуя въ то же время глубокое почтеніе встрѣчнымъ путешественникамъ и путешесгвенницамъ, которые помирали со смѣху, озирая шутовскую фигуру молодого человѣка.

– М-ръ Сойеръ! – вскричалъ м-ръ Пикквикъ, доведенный до самаго раздражительнаго состоянія. – М-ръ Сойеръ, сэръ!

– Э-ой! – отвѣчалъ этотъ джентльменъ, перегибаясь съ величайшимъ хладнокровіемь черезъ кровлю экипажа.

– Вы съ ума сошли, сэръ? – спросилъ м-ръ Пикквикъ.

– Ничуть не бывало, дружище.

– Что-жъ вы дѣлаете? Веселюсь на ваше здоровье.

– Онъ веселится! – вскричалъ м-ръ Пикквикъ въ порывѣ величайшаго негодованія. – Какъ вамъ не стыдно, сэръ? Уберите этотъ шутовскій красный платокъ. Я требую этого, сэръ. Самуэль, возьмите платокъ.

Прежде, чѣмъ Самуэль собрался исполнить волю своего господина, м-ръ Бобъ Сойеръ граціозно сдернулъ флагъ съ набалдашника палки и, уложивъ его въ карманъ, сдѣлалъ м-ру Пикквику учтивый поклонъ. Затѣмъ, не теряя лишнихъ словъ, онъ откупорилъ бутылку и выпилъ три или четыре глотка, давая знать движеніемъ руки, что онъ желаетъ м-ру Пикквику великаго благополучія и счастья. Выполнивъ этотъ маневръ съ необыкновенной быстротою, Бобъ Сойеръ бросилъ благосклонный взглядъ на м-ра Пикквика, облизнулся, закусилъ и улыбнулся.

– Ну, полно, полно, молодой человѣкъ, – сказалъ м-ръ Пикквикъ, когда гнѣвъ его сталъ простывать мало-помалу. – Пожалуйста, вы не дѣлайте этихъ глупостей, сэръ.

– Нѣтъ, нѣтъ, отвѣчалъ Бобъ, – размѣниваясь шляпами съ м-ромъ Уэллеромъ, – ни подъ какимъ видомъ, почтенный другъ. Признаться, я и самъ не знаю, какъ y меня до этого дошло: ѣзда такая веселая, я и не выдержалъ.

– Разсудите сами, молодой человѣкъ, вѣдь это ни на что не похоже.

– Знаю, знаю, старшина. Ужъ будьте теперь покойны: ничего этого не будетъ.

Успокоенный этими увѣреніями, м-ръ Пикквикъ скрылся во внутренности кареты и поднялъ стекло; но лишь только возобновился y нихъ прерванный разговоръ, какъ вниманіе ученаго мужа было развлечено появленіемъ небольшого чернаго тѣла продолговатой формы передъ самымъ окномъ. Этотъ странный предметъ два или три раза стукнулся о стекло, напрашиваясь, очевидно, въ карету.

– Что это такое? – воскликнулъ м-ръ Пикквикъ.

– Бутылка, если не ошибаюсь, – замѣтилъ Бенъ Алленъ, разглядывая съ очевиднымъ участіемъ странный предметъ, – и думать надобно, что эта бутылка принадлежитъ Роберту.

Догадка оказалась совершенно вѣрною. М-ръ Бобъ Сойеръ прицѣпилъ плетеную бутылку къ оконечности своей палки и, постукивая ею въ окно, выражалъ такимъ образомъ безмолвное желаніе, чтобы пріятели его, для общей пользы, освидѣтельствовали содержаніе этого предмета.

– Что-жъ намъ дѣлать? – сказалъ м-ръ Пикквикъ. – Эта выходка опять никуда не годится.

– Надобно, я думаю, взять бутылку, – отвѣчалъ Бенъ Алленъ. – Мы спрячемъ ее и не отдадимъ назадъ: это послужитъ для него наказаніемъ.

– A что? Вѣдь и въ самомъ дѣлѣ!

– Больше тутъ и нечего дѣлать.

Находя этотъ совѣтъ весьма благоразумнымъ, м-ръ Пикквикъ тихонько отворилъ окно и отцѣпилъ бутылку, къ очевидному удовольствію м-ра Боба Сойера, который при этой операціи залился самымъ веселымъ смѣхомъ.

– Что это за неугомонный весельчакъ! – воскликнулъ м-ръ Пикквикъ, посматривая на своего собесѣдника съ бутылкою въ рукахъ.

– Да, нравъ y него очень веселый, – замѣтилъ м-ръ Алленъ.

– На него и сердиться нельзя, – сказалъ м-ръ Пикквикъ.

– Никакъ нельзя, – подтвердилъ Бенъ Алленъ.

Въ продолженіе обмѣна этими коротенькими сентенціями м-ръ Пикквикъ машинально откупорилъ бутылку.

– Что это такое? – спросилъ Бенъ Алленъ безпечнымь тономъ.

– Не знаю, – отвѣчалъ м-ръ Пикквикъ съ такою же безпечностью. – Запахъ, кажется, довольно пріятный.

– Право?

– Кажется, такъ, a впрочемъ, утвердительно нельзя сказать.

– Не лучше-ли вамъ пріотвѣдать, м-ръ Пикквикъ?

– Вы такъ думаете?

– Я именно такъ думаю; иначе нельзя и узнать, что здѣсь такое.

Всегда готовый жертвовать своими личными чувствами и впечатлѣніями въ пользу ближняго, ученый мужъ приложилъ горлышко бутылки къ своимъ устамъ и втянулъ въ себя одинъ или два глотка.

– Ну, такъ Что-жъ это такое? – спросилъ Бенъ Алленъ съ нѣкоторымъ нетерпѣніемъ.

– Не знаю, право, какъ бы не ошибиться, – отвѣчалъ, облизываясь, м-ръ Пикквикъ. – Ну да, да, такъ и есть, – и сказалъ ученый мужъ послѣ вторичнаго эксперимента, – это пуншъ, ананасовый пуншъ.

М-ръ Бенъ Алленъ взглянулъ на м-ра Пикквика, м-ръ Пикквикъ взглянулъ на м-ра Бена Аллена. М-ръ Бенъ Алленъ улыбнулся; но м-ръ Пикквикъ сохранилъ степенный видъ.

– A вотъ, если мы выпьемъ все до капли, такъ это впереди послужитъ ему урокомъ, – сказалъ м-ръ Пикквикъ.

– Скажите, пожалуйста! Вѣдь и мнѣ тоже пришло въ голову, – отвѣчалъ Бенъ Алленъ. – Удивительное сочувствіе.

– Ну, такъ церемониться нечего: ваше здоровье, м-ръ Алленъ.

Съ этими словами, м-ръ Пикквикъ втянулъ въ себя же вдругъ значительное количество глотковъ и потомъ передалъ бутылку Бену Аллену, который не замедлилъ послѣдовать его примѣру. Улыбки на этотъ разъ сдѣлались взаимными, такъ же, какъ постепенный раздѣлъ ананасоваго пунша.

– A вѣдь, если сказать правду, шутки его очень забавны, – замѣтилъ м-ръ Пикквикъ, осушая послѣднюю каплю.

– И остроумны, – подтвердилъ Бенъ Алленъ.

И въ доказательство, что м-ръ Бобъ Сойеръ былъ остроумнѣйшимъ изъ смертныхъ, молодой другъ его разсказалъ м-ру Пикквику презабавную исторію о томъ, какъ однажды этотъ джентльменъ схватилъ отъ пьянства сильнѣйшую горячку и принужденъ былъ обрить себѣ голову. Этотъ разсказъ былъ далеко не оконченъ, когда экипажъ остановился y трактира "Берклейской долины" для смѣны лошадей.

– Здѣсь мы станемъ обѣдать, господа, не такъ ли? – сказалъ Бобъ Сойеръ, заглядывая въ окно.

– Обѣдать! – воскликнулъ м-ръ Пикквикъ. – Какъ это можно? Мы проѣхали всего девятнадцать миль, a намъ еще остается восемьдесятъ семь съ половиною.

– Тѣмъ, значитъ, необходимѣе намъ подкрѣпить силы для такой дальней дороги, – возразилъ м-ръ Бобъ Сойеръ.

– Э, полноте! Что за обѣдъ къ половинѣ двѣнадцатаго? – сказалъ м-ръ Пикквикъ, взглянувъ на свои часы.

– Ну, такъ полдничать, – отвѣчалъ Бобъ. – Эй, любезный! Полдникъ для трехъ персонъ, Лошади пусть постоятъ. Прикажите подать на столъ всѣ холодныя блюда, какія y васъ есть, бутылки двѣ элю, разумѣется, – и дайте намъ отвѣдать вашей лучшей мадеры.

Раздавъ эти приказанія съ необычайною суетливостью, м-ръ Бобъ Сойеръ побѣжалъ въ буфетъ, чтобы лично наблюдать за приготовленіями полдника. Минутъ черезъ пять онъ воротился и объявилъ, что все изготовлено на славу.

Полдникъ, по общему приговору, дѣйствительно оказался превосходнымъ, и всѣ три джентльмена съ величайшимъ аппетитомъ пили шотландскій эль и старую остъ-индскую мадеру. Плетеная бутылочка вновь наполнилась ананасовымъ пуншемъ, и, когда путешественники въ прежнемъ порядкѣ усѣлись на мѣстахъ, кондукторскій рожокъ заигралъ опять, и малиновый флагъ появился на поверхности экипажа уже безъ малѣйшаго сопротивленія со стороны м-ра Пикквика.

Въ городѣ Тьюксбери, въ гостиницѣ "Желтаго хмеля", путешественники остановились пообѣдать.

Шотландскій эль, мадера и портвейнъ были потребованы въ значительномъ количествѣ, и, сверхъ того, плетеная бутылочка наполнилась, какъ слѣдуеть, уже въ четвертый разъ. Подъ вліяніемъ всѣхъ этихъ сердцекрѣпительныхъ напитковъ, м-ръ Пикквикъ и Бень Алленъ покоились сладкимъ сномъ въ продолженіе тридцати миль, между тѣмъ какъ Бобъ Сойеръ и м-ръ Уэллеръ распѣвали дуэты на запяткахъ.

Было очень темно, когда м-ръ Пикквикъ впервые открылъ глаза, и выглянулъ изъ окна кареты. Хижины и сараи, разбросанные по обѣимъ сторонамъ дороги, грязная наружность всѣхъ видимыхъ предметовъ, затхлая атмосфера, груды пепла, извести, мусора, кирпичей, густые клубы дыма, поднимавшіеся къ облакамъ, изъ высочайшихъ трубъ, блескъ и мерцаніе отдаленныхъ огней, громадныя фуры, нагруженныя товарами: все это служило несомнѣннымъ признакомъ, что путешественники быстро приближаются къ большому промышленному городу Бирмингему.

И вотъ, наконецъ, они въ самомъ центрѣ этого коммерческаго круговорота. На улицахъ – многочисленныя толпы ремесленниковъ, купцовъ, фабрикантовъ, рабочихъ. Смутный гулъ разнообразныхъ голосовъ вырывается изъ каждаго дома; свѣчи горятъ ярко во всѣхъ верхнихъ этажахъ; движеніе колесъ и шумъ отъ гигантскихъ машинъ потрясаютъ дрожащія стѣны. Неугомонный стукъ молота, бурное дыханіе паровъ, звонъ и бренчанье многочисленныхъ орудій промышленнаго производства: такова была музыка, оглушившая нашихъ путешественниковъ при въѣздѣ въ Бирмингемъ.

Карета между тѣмъ быстро катилась изъ улицы въ улицу, по направленію къ первой городской гостиницѣ, гдѣ путешественники должны были остановиться. Равнодушный къ окружающимъ предметамъ, м-ръ Пикквикъ успѣлъ углубиться въ сущность деликатнаго порученія, составлявшаго исключительную цѣль его поѣздки.

Деликатная сущность порученія и трудность привести его въ исполненіе удовлетворительнымъ способомъ нисколько ни уменьшались отъ добровольнаго сотоварищества м-ра Боба Сойера. Совсѣмъ напротивъ: м-ръ Пикквикъ чувствовалъ, что присутствіе въ настоящемъ случаѣ, молодого человѣка, было для него такою честью, которой онъ никакъ не сталъ бы добиваться самъ по себѣ и, если сказать правду, онъ былъ бы даже очень радъ заплатить довольно значительную сумму, чтобы удалить м-ра Боба Сойера миль за пятьдесятъ отъ этого мѣста.

М-ръ Пикквикъ до сихъ поръ еще ни разу не видалъ м-ра Винкеля старшаго и не пользовался его личнымъ знакомствомъ, хотя два или три раза онъ писалъ къ нему весьма длинныя письма, въ которыхъ дѣлахъ лестные отзывы о характерѣ и нравственности его сына. Онъ понималъ теперь съ удовлетворительною ясностью, что на его мѣстѣ было очень неловко представляться первый разъ въ сопровожденіи двухъ юношей весьма легкомысленной и вѣтреной натуры.

"Надобно, однакожъ, сдѣлать все, что отъ меня зависитъ", думалъ м-ръ Пикквикъ, успокаивая по возможности свои взволнованныя чувства: – "я долженъ увидѣть его не иначе, какъ сегодня, сообразно съ обѣщаніемъ, даннымъ его сыну. Эти молодые люди, по всей вѣроятности, не отстанутъ отъ меня; но я постараюсь сократить свиданіе и буду надѣяться, что они, изъ уваженія къ самимъ себѣ, станутъ вести себя прилично".

Когда онъ успокоилъ себя этими размышленіями, карета остановилась, наконецъ, y подъѣзда Королевской гостиницы. Самуэль Уэллеръ, не безъ нѣкотораго усилія, разбудилъ Бена Аллена и вытащилъ его изъ экипажа. М-ръ Пикквикъ послѣдовалъ за ними. Какъ скоро имъ отвели уютный и опрятный нумеръ, ученый мужъ немедленно приступилъ съ разспросами къ слугѣ относительно мѣста жительства м-ра Винкеля.

– Близехонько отсюда, сэръ, отвѣчалъ слуга, – четверть мили, не болѣе. М-ръ Винкель завѣдуетъ y насъ работами на каналѣ, и его сдѣлали недавно смотрителемъ буяна. Квартиру его вамъ всякій мальчишка укажетъ.

Здѣсь слуга какъ будто невзначай задулъ свѣчу, и принялся зажигать ее опять, доставляя такимъ образомъ м-ру Пикквику удобный случай предложить еще нѣсколько вопросовъ, если онъ этого желаетъ.

– Прикажете, сэръ, подать что-нибудь? – сказалъ слуга, приведенный въ отчаяніе молчаніемъ м-ра Пикквика. – Чаю или кофе, сэръ? Обѣдъ, сэръ?

– Ничего покамѣстъ.

– Слушаю, сэръ. Угодно вамъ заказать ужинъ, сэръ?

– Не теперь, любезный.

– Слушаю, сэръ.

Здѣсь онъ медленно пошелъ къ дверямъ, но остановился на полдорогѣ, обернулся и сказалъ съ пріятной улыбкой.

– Не прикажите-ли послать къ вамъ горничную, господа?

– Пошлите, пожалуй, – сказалъ м-ръ Пикквикъ.

– Слушаю, сэръ.

– И принесите содовой воды, – сказалъ Бобъ Сойеръ.

– Содовой воды, сэръ? Слушаю, сэръ. Очень, хорошо, сэръ.

Это приказаніе, повидимому, облегчило душу честнаго слуги отъ подавляющаго груза, и онъ незамѣтно скрылся изъ глазъ. Трактирные служители никогда не ходятъ и не бѣгаютъ: y нихъ есть свой особый и таинственный способъ выкрадываться изъ комнатъ, и этотъ способъ неизвѣстенъ другимъ смертнымъ.

Содовая вода пробудила нѣкоторые слабые признаки жизненной дѣятельности въ особѣ м-ра Бенжамена Аллена: его уговорили умыться, причесаться, и онъ позволилъ Самуэлю вычистить свое платье. М-ръ Пикквикъ и Бобъ Сойеръ привели также въ порядокъ свой туалетъ, и затѣмъ всѣ трое, рука объ руку, отправились къ м-ру Винкелю, при чемъ Бобъ Сойеръ, для препровожденія времени, наполнялъ атмосферу табачнымъ дымомъ.

За четверть мили отъ первой городской гостиницы, въ тихой и уединенной улицѣ, стоялъ старый красный кирпичный домъ съ тремя ступеньками передъ подъѣздомъ, на поверхности котораго была мѣдная дощечка, гдѣ крупными римскими буквами было изображено: "М-ръ Винкель". Ступеньки были очень бѣлы, кирпичи очень красны, и весь домъ казался очень чистымъ и опрятнымъ. Здѣсь-то, въ десять часовъ вечера, остановились м-ръ Пикквикъ, м-ръ Бенжаменъ Алленъ и м-ръ Бобъ Сойеръ.

На повторенный стукъ въ дверь къ путешественникамъ выбѣжала молодая хорошенькая дѣвушка, оторопѣвшая отъ изумленія при взглядѣ на трехъ незнакомыхъ джентльменовъ.

– Дома-ли м-ръ Винкель, моя милая? – спросилъ м-ръ Пикквикъ.

– Дома.

– Можно его видѣть, душенька?

– М-ръ Винкель ужинаетъ, сэръ.

– Потрудитесь передать ему вотъ эту карточку, моя милая, – сказалъ м-ръ Пикквикъ. – Мнѣ очень жаль безпокоить м-ра Винкеля въ такой поздній часъ, но я долженъ непремѣнно увидаться съ нимъ сегодня. Я только-что пріѣхалъ въ этотъ городъ.

Дѣвушка бросила робкій взглядь на м-ра Боба Сойера, который между тѣмъ разнообразными и чудодѣйственными гримасами спѣшилъ выразить достойную степень удивленія и уваженія къ молодой красавицѣ.

– Не угодно-ли вамъ пожаловать въ коридоръ, пока я доложу м-ру Винкелю?

И затѣмъ, не дожидаясь отвѣта, она кликнула другую служанку, которая въ ея отсутствіе должна была караулить въ коридорѣ шляпы, сюртуки и шинели. Но черезъ минуту она воротилась опять и попросила незнакомыхъ джентльменовъ войти въ одну изъ комнатъ перваго этажа, похожую отчасти на уборную, отчасти на пріемную. Главнѣйшими предметами мебели здѣсь были: письменная конторка, рукомойникъ, бритвенный приборъ, маленькое зеркало, колодка для сапогъ, подножная скамейка, маленькій круглый столикъ, четыре стула и старинные восьмидневные часы. На мраморной полкѣ въ углубленіи камина стояла желѣзная касса, и, наконецъ, двѣ висячихъ полки для книгъ и бумагъ служили единственными украшеніями стѣнъ, оклеенныхъ обоями.

– Прошу извинить, сэръ, что я заставила васъ дожидаться въ коридорѣ,– сказала дѣвушка, зажигая лампу и обращаясь къ м-ру Пикквику съ обворожительной улыбкой, – но я еще никогда не имѣла чести васъ видѣть; a y насъ тутъ столько всякаго народа, что, признаться, не клади плохо…

– Ничего, моя милая, стоитъ-ли тутъ извиняться? сказалъ м-ръ Пикквикъ добродушнымъ тономъ.

– Вовсе не стоитъ, душечка, – подтвердилъ Бобъ Сойеръ, протягивая обѣ руки въ изъявленіе желанія, чтобы молодая леди не спѣшила уходить изъ комнаты.

Но эта ласка отнюдь не произвела благодѣтельнаго впечатлѣнія на молодую леди, и, сказавъ, что м-ръ Бобъ Сойеръ "возмутительный человѣкъ", она прикоснулась весьма неосторожно своими нѣжными пальчиками въ его щекѣ и стремительно выбѣжала изъ комнаты.

Лишенный общества молодой леди, м-ръ Бобъ Сойеръ, для общей потѣхи и собственнаго удовольствія, раскрылъ и закрылъ конторку, заглянулъ въ бумаги на книжной полкѣ, попробовалъ замокъ въ желѣзной кассѣ, примѣрилъ хозяйскіе сапоги и произвелъ нѣсколько забавныхъ экспериментовъ надъ мебелью: всѣ эти продѣлки поражали невыразимымъ ужасомъ и страхомъ м-ра Пикквика и доставляли въ то же время несказанное удовольствіе самому м-ру Бобу Сойеру.

Наконецъ, дверь отворилась, и въ комнату вошелъ низенькій старичокъ во фракѣ и панталонахъ табачнаго цвѣта, съ карточкой м-ра Пикквика въ одной рукѣ и серебрянымъ подсвѣчникомъ въ другой. Походка, голова и всѣ черты лица напоминали въ немъ фигуру м-ра Винкеля младшаго, за исключеніемъ того только, что старичокъ былъ нѣсколько плѣшивъ.

– Здравствуйте, м-ръ Пикквикъ, здравствуйте, сэръ! – сказалъ м-ръ Винкель старшій, поставивъ подсвѣчникъ на столъ и протягивая свою руку. – Надѣюсь, вы здоровы, сэръ. Очень радъ васъ видѣть. Садитесь, м-ръ Пикквикъ, прошу покорно. Этотъ джентльменъ…

– Пріятель мой, м-ръ Сойеръ, – перебилъ м-ръ Пикквикъ, – другъ вашего сына.

– О! – сказалъ м-ръ Винкель старшій, бросая довольно угрюмый взглядъ на Боба. – Надѣюсь, вы здоровы, сэръ?

– Какъ медвѣдь, къ вашимъ услугамъ, – отвѣчалъ Бобъ Сойеръ.

– A въ этомъ другомъ джентльменѣ,– продолжалъ м-ръ Пикквикъ, – мнѣ пріятно рекомендовать вамъ близкаго родственника, или, лучше, самаго искренняго друга вашего сына, какъ это вы сейчасъ увидите изъ письма, которое я привезъ къ вамъ, м-ръ Винкель. Фамилія его – Алленъ, сэръ.

– Вы говорите объ этомъ господинѣ, сэръ? – спросилъ м-ръ Винкель, указывая карточкой на Бена Аллена, который этимъ временемъ успѣлъ заснуть, прислонившись спиною къ стѣнѣ.

М-ръ Пикквикъ только-что хотѣлъ отвѣчать на этотъ вопросъ и уже собрался исчислить, во всей полнотѣ, достоинства и отличія фамиліи м-ра Бенжамена Аллена, какъ въ эту самую минуту остроумный и находчивый Бобъ Сойеръ ущипнулъ своего друга за руку съ тою цѣлью, чтобы пробудить въ немъ сознаніе своего положенія. М-ръ Алленъ взвизгнулъ и быстро вскочилъ на ноги. Затѣмъ, увидѣвъ передъ собой незнакомое лицо, онъ стремительно подошелъ къ м-ру Винкелю, взялъ его за обѣ руки и, пробормотавъ нѣсколько отрывочныхъ сентенцій безъ опредѣленнаго значенія и смысла, спросилъ, не угодно-ли ему чего-нибудь, въ ожиданіи обѣда, выпить, закусить или перекусить; послѣ всего этого м-ръ Алленъ сѣлъ опять на свое мѣсто и началъ бросать вокругъ себя безсмысленные взоры, какъ будто не имѣлъ онъ ни малѣйшаго сознанія о томъ, куда, какъ и зачѣмъ привела его судьба.

Положеніе м-ра Пикквика становилось тѣмъ болѣе затруднительнымъ, что м-ръ Винкель старшій не скрывалъ своего изумленія при взглядѣ на странное поведеніе молодыхъ людей. Чтобы разомъ покончить это дѣло, онъ вынулъ изъ кармана письмо и, представляя его м-ру Винкелю, сказалъ.

– Это письмо, сэръ, отъ вашего сына. Изъ содержанія его вы изволите усмотрѣть, что отъ вашего отеческаго вниманія и снисхожденія будетъ зависѣть все счастье и благосостояніе молодого человѣка. Прошу васъ покорнѣйше прочесть письмо спокойно, хладнокровно, и потомъ сказать мнѣ откровенно, какое впечатлѣніе произведетъ оно на ваше родительское сердце. О важности приговора, который я буду имѣть честь выслушать изъ вашихъ устъ, вы можете судить уже по одному тому, что я нарочно пріѣхалъ сюда для свиданія съ вами и рѣшился, не откладывая ни одной минуты, явиться къ вамъ въ поздній часъ ночи… несмотря на такія невыгодныя обстоятельства, – заключилъ м-ръ Пикквикъ, взглянувъ искоса на своихъ молодыхъ друзей.

Послѣ этого вступленія м-ръ Пикквикъ поспѣшилъ вручить по принадлежности озадаченному м-ру Винкелю огромное посланіе его сына и затѣмъ, усѣвшись на стулъ, принялъ наблюдательную позу, подобающую джентльмену, который не чувствуетъ теперь ни малѣйшей тяжести на своей душѣ.

Старичокъ повертѣлъ письмо въ рукахъ, взглянулъ на углы конверта, на адресъ, на печать, придвинулъ стулъ къ круглому столику, поправилъ лампу, сломалъ печать, развернулъ бумагу и приготовился читать.

Но въ этотъ самый моментъ м-ръ Бобъ Сойеръ, казавшійся спокойнымъ въ продолженіе нѣсколькихъ минутъ, положилъ свои руки на колѣни и сдѣлалъ уморительную гримасу въ родѣ тѣхъ, какія мы встрѣчаемъ на портретахъ, изображающихъ покойнаго м-ра Гримальди, знаменитаго шута. Случилось, однакожь, что м-ръ Винкель старшій, вмѣсто того, чтобы углубиться въ чтеніе письма, какъ разсчитывалъ Бобъ Сойеръ, устремилъ ненарокомъ пристальный взглядъ на фигуру самого Боба Сойера, и, заключая весьма основательно, что шутовская гримаса имѣетъ цѣлью осмѣяніе его собственной особы, старичокъ сдѣлалъ такую строгую и суровую мину, что черты покойнаго Гримальди мгновенно приняли выраженіе невинной скромности и смиренія.

– Вы что-то говорили, сэръ? – спросилъ м-ръ Винкель послѣ страшнаго молчанія.

– Нѣтъ, сэръ, – отвѣчалъ Бобъ Сойеръ смиреннымъ тономъ.

– Увѣрены-ли вы въ этомъ, сэръ?

– О, да, сэръ, совершенно увѣренъ.

– A мнѣ показалось, что вы дѣйствительно говорили, сэръ, – продолжалъ старый джентльменъ тономъ выразительнаго негодованія, – вы, можетъ быть, смотрѣли на меня, сэръ?

– О, нѣтъ, сэръ, совсѣмъ нѣтъ! – отвѣчалъ Бобъ съ величайшею учтивостью.

– Очень радъ слышать это, сэръ, – сказалъ м-ръ Винкель старшій.

Бросивъ еще разъ сердитый взглядъ на уничтоженнаго Боба, старый джентльменъ пододвинулъ къ себѣ лампу и уже серьезно углубился въ чтеніе письма.

М-ръ Пикквикъ слѣдилъ пристально и внимательно за всѣми движеніями старца, по мѣрѣ того, какъ онъ перебѣгалъ отъ одной строки къ другой, отъ первой страницы ко второй, отъ второй къ третьей, отъ третьей къ четвертой и послѣдней; но ни малѣйшее измѣненіе въ чертахъ лица не могло служить болѣе или менѣе правдоподобнымъ истолкованіемъ чувствованій, съ какими м-ръ Винкель старшій принялъ извѣстіе о супружествѣ своего сына, которое супружество, какъ зналъ м-ръ Пикквикъ, описывалось уже на первой страницѣ послѣ двѣнадцатой строки.

М-ръ Винкель прочиталъ письмо до послѣдняго слова, сложилъ его опять со всею тщательностью и аккуратностью дѣлового человѣка, и въ то самое мгновеніе, какъ м-ръ Пикквикъ ожидалъ неминуемаго взрыва сильныхъ ощущеній, старичокъ обмакнулъ перо въ чернильницу и сказалъ совершенно спокойнымъ тономъ, какъ будто рѣчь шла о какой-нибудь коммерческой бездѣлкѣ:

– Куда адресовать къ Натаніэлю, м-ръ Пикквикъ?

– Въ гостиницу "Коршуна и Джорджа", – отвѣчалъ этотъ джентльменъ.

– "Коршунъ и Джорджъ". A гдѣ эта гостиница?

– На Георгіевскомъ подворьѣ, въ Ломбардской улицѣ.

– Въ Сити?

– Да.

Старый джентльменъ методически записалъ адресъ на изнанковой сторонѣ конверта, бросилъ письмо въ конторку, заперъ ее, положилъ въ карманъ связку ключей и сказалъ:

– Больше, я полагаю, ничто не можетъ удерживать васъ y меня, м-ръ Пикквикъ?

– Ничто, почтеннѣйшій! – вскричалъ озадаченный м-ръ Пикквикъ въ порывѣ негодующаго изумленія. – Ничто! И вы не намѣрены ничѣмъ больше выразить своего мнѣнія по поводу этого великаго событія въ жизни нашего молодого друга? Вы не хотите увѣрить его черезъ меня въ продолженіи своего покровительства и родительской любви? И не будетъ отъ васъ ни одного ласковаго слова, ни одного привѣта этой юной четѣ? Что съ вами, м-ръ Винкель? Образумьтесь, почтеннѣйшій, подумайте!