Текст книги "Замогильные записки Пикквикского клуба"
Автор книги: Чарльз Диккенс
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 66 страниц)
– Скорѣе господа! – повторилъ кондукторъ.
– Какъ вамъ не стыдно, господа! – возглашаетъ старый джентльменъ, считавшій неизъяснимымъ безстыдствомъ бѣгать изъ кареты, когда честный пассажиръ долженъ дорожить каждою минутой.
М-ръ Пикквикъ карабкается по одну сторону, м-ръ Толманъ по другую, м-ръ Винкель кричитъ "шабашъ!" Самуэль Уэллеръ гласитъ «баста», и дилижансъ благополучно трогается съ мѣста. Шали приходятъ въ движеніе на джентльменскихъ шеяхъ, мостовая трещитъ, лошади фыркаютъ, несутся, и пассажиры опять вдыхаютъ въ открытомъ полѣ свѣжій воздухъ.
Дальнѣйшее путешествіе м-ра Пикквика и его друзей на мызу Дингли-Делль не представляетъ ничего слишкомъ замѣчательнаго, особенно въ ученомъ смыслѣ. Само собою разумѣется, что они останавливались въ каждомъ трактирѣ для утоленія своей жажды горячимъ пуншомъ, который въ то же время долженъ былъ предохранить ихъ джентльменскіе носы отъ злокачественнаго вліянія мороза, оковавшаго землю своими желѣзными цѣпями. Наконецъ, въ три часа за полдень, они остановились, здравы и невредимы, веселы и спокойны, въ гостиницѣ "Голубого льва", что въ городѣ Моггльтонѣ, гдѣ нѣкогда удалось имъ присутствовать на гражданскомъ пиршествѣ криккетистовъ.
Подкрѣпивъ себя двумя стаканами портвейна, м-ръ Пикквикъ принялся свидѣтельствовать своихъ устрицъ и знаменитую треску, вынырнувшую теперь изъ ящика на привольный свѣтъ, какъ вдругъ кто-то слегка дернулъ его сзади за подолъ шинели. Оглянувшись назадъ, ученый мужъ съ изумленіемъ и радостью увидѣлъ, что предметъ, вздумавшій такимъ невиннымъ и любезнымъ способомъ обратить на себя его джентльменское вниманіе, былъ не кто другой, какъ любимый пажъ м-ра Уардля, извѣстный читателямъ этой достовѣрной исторіи подъ характеристическимъ титуломъ "жирнаго парня".
– Эге! – сказалъ м-ръ Пикквикъ.
– Эге! – сказалъ жирный парень.
И сказавъ это, жирный парень съ наслажденіемъ взглянулъ на устрицъ, на треску и облизнулся. Былъ онъ теперь еще нѣсколько жирнѣе, чѣмъ прежде.
– Ну, какъ вы поживаете, мой юный другъ? – спросилъ м-ръ Пикквикъ.
– Ничего, – отвѣчалъ жирный толстякъ.
– Вы что-то очень красны, любезный другъ, – сказалъ м-ръ Пикквикъ.
– Можетъ быть.
– Отчего бы это?
– Да, я вздремнулъ малую толику на кухнѣ, въ ожиданіи вашей милости, – отвѣчалъ толстякъ, покоившійся невиннымъ сномъ въ продолженіе нѣсколькихъ часовъ, – я пріѣхалъ сюда въ телѣжкѣ, въ которой хозяинъ приказалъ мнѣ привести домой вашъ багажъ. Онъ хотѣлъ было послать со мною верховыхъ лошадей, да разсудилъ, что, можетъ быть, вы вздумаете лучше пройтись пѣшкомъ до Дингли-Делль, такъ какъ, видите ли, теперь довольно холодно.
– Конечно, конечно, – сказалъ м-ръ Пикквикъ скороговоркой.
Ученый мужъ быстро сообразилъ и припомнилъ, какъ нѣкогда онъ и его друзья путешествовали въ этой сторонѣ съ негодной клячей, надѣлавшей имъ столько непріятныхъ хлопотъ.
– Да, лучше ужъ мы пройдемся пѣшкомъ, – повторилъ онъ. – Самуэль!
– Что прикажете?
– Помогите этому парню уложить въ телѣжку наши вещи и ступайте съ нимъ вмѣстѣ на Дингли-Делль.
– A вы-то гдѣ останетесь, сэръ?
– Мы пойдемъ пѣшкомъ.
Сдѣлавъ это премудрое распоряженіе и щедро наградивъ кучера съ кондукторомъ, м-ръ Пикквикъ немедленно полетѣлъ съ своими друзьями по знакомымъ полямъ, мечтая съ наслажденіемъ о пріятномъ отдыхѣ на гостепріимной мызѣ. М-ръ Уэллеръ и жирный парень стояли другъ противъ друга первый разъ въ своей жизни. Самуэль взглянулъ на жирнаго парня съ превеликимъ изумленіемъ и, не сдѣлавъ никакихъ словесныхъ замѣчаній, поспѣшно принялся нагружать миньятюрную телѣжку, между тѣмъ, какъ жирный толстякъ продолжалъ спокойно стоять подлѣ него, любуясь, повидимому, работой и ухватками расторопнаго м-ра Уэллера.
– Вотъ и все, – сказалъ Самуэль, уложивъ наконецъ послѣднюю сумку, – все.
– Странно, какъ это вышло, – отвѣчалъ жирный парень самодовольнымъ тономъ, – оно ужъ вѣдь точно, ничего больше нѣтъ.
– Вы чудесный человѣкъ, я вижу, – сказалъ Самуэль, – можно бы, при случаѣ, показывать васъ за деньги, какъ рѣдкость.
– Покорно васъ благодарю, – отвѣчалъ толстякъ.
– Скажите-ка, любезный другъ: на сердцѣ y васъ нѣтъ какой-нибудь особенной кручины? – спросилъ Самуэль.
– Нѣтъ, кажется.
– Вѣдь вотъ оно, подумаешь, какъ можно ошибиться; a я, глядя на васъ, воображалъ, что вы страдаете неисцѣлимою привязанностью къ какой-нибудь красоткѣ.
Жирный парень покачалъ головой и улыбнулся.
– Ну я радъ, любезный другъ, – сказалъ Самуэль. – Что, вы употребляете какіе-нибудь крѣпкіе напитки?
– Изрѣдка почему не употреблять; но вообще я лучше люблю поѣсть.
– Такъ, какъ мнѣ бы слѣдовало догадаться; но я собственно хотѣлъ вамъ предложить какой-нибудь стаканчикъ для полированія крови… для того, то есть, чтобы согрѣть немножко свои кости; но вы, какъ я вижу, неспособны чувствовать холодъ.
– Никогда, – подхватилъ скороговоркой жирный парень;– да вотъ и теперь, съ вашего позволенія, не мѣшало бы, такъ сказать, стаканъ хорошенькой настоечки.
– Ой ли? Мы васъ попотчуемъ и ликерчикомъ для перваго знакомства. Пойдемте.
За буфетомъ Голубого льва жирный толстякъ, не мигнувъ и не поморщившись, залпомъ проглотилъ огромный стаканъ крѣпкаго ликера. Такой подвитъ значительно возвысилъ его во мнѣніи столичнаго слуги, и м-ръ Уэллеръ немедленно послѣдовалъ его примѣру. Затѣмъ они пожали другъ другу руки и пошли къ телѣжкѣ.
– Вы умѣете править? – спросилъ жирный парень.
– Гораздъ былъ въ старину, не знаю, какъ теперь, – отвѣчалъ Самуэль.
– И прекрасно, извольте получить, – сказалъ жирный парень, вручая ему возжи и указывая на дорогу. – Путь гладкій, какъ стрѣла: не ошибетесь.
Съ этими словами жирный парень улегся вдоль телѣги подлѣ трески и, положивъ подъ голову, вмѣсто подушки, боченокъ съ устрицами, немедленно погрузился въ сладкій сонъ.
– Вотъ тебѣ разъ, навязали на шею славнаго дѣтину! – воскликнулъ Самуэль. – Онъ ужъ и храпитъ, провалъ его возьми! – Эй, ты, молодой лунатикъ!
Но и послѣ троекратныхъ возгласовъ, молодой лунатикъ не обнаружилъ ни малѣйшихъ признаковъ присутствія сознанія въ своемъ тучномъ организмѣ.
– Дѣлать нечего, пусть его дрыхнетъ.
Проговоривъ эту сентенцію, м-ръ Уэллеръ сѣлъ на облучекъ, дернулъ возжами и погналъ старую клячу по гладкой дорогѣ на Дингли-Делль.
Между тѣмъ м-ръ Пикквикъ и его друзья, сообщившіе дѣятельную циркуляцію своей крови, весело продолжали свой путь по гладкимъ и жесткимъ тропинкамъ. Воздухъ былъ холодный и сухой, трава заманчиво хрустѣла подъ джентльменскими ногами, сѣдые сумерки приближались съ каждою минутой: все это, вмѣстѣ взятое, со включеніемъ пріятной перспективы отдыха и угощеній на гостепріимной мызѣ, сообщило самое счастливое настроеніе мыслямъ и чувствамъ беззаботныхъ джентльменовъ. Прогулка на уединенномъ полѣ имѣла столько поэтическихъ сторонъ, что ученый мужъ былъ бы, пожалуй, не прочь скинуть шинель и даже играть въ чехарду съ плѣнительнымъ увлеченіемъ рѣзваго юноши, и еслибъ м-ръ Топманъ предложилъ ему свою спину, мы нисколько не сомнѣваемся, что м-ръ Пикквикъ принялъ бы это предложеніе съ неподдѣльнымъ восторгомъ.
Однакожъ м-ръ Топманъ, сверхъ всякаго ожиданія, былъ далекъ отъ подобной мысли, и почтенные друзья продолжали свой путь степенно, съ философскимъ глубокомысліемъ разсуждая о многихъ назидательныхъ предметахъ. Лишь только путешественники повернули въ просѣку, которая должна была по прямой линіи привести ихъ на Меноръ-Фармъ, передъ ними вдругъ раздался смѣшанный гулъ многихъ голосовъ, и, прежде чѣмъ можно было догадаться, кому принадлежатъ эти голоса, они очутились въ самомъ центрѣ многочисленной компаніи, которая, повидимому, ожидала прибытія столичныхъ гостей.
– Ура! Ура! Ура!
Такъ голосилъ старикъ Уардль, и ученый мужъ мгновенно понялъ, изъ чьей груди выходили эти звуки.
Компанія въ самомъ дѣлѣ была многочисленная. Прежде всего рисовался въ ней самъ м-ръ Уардль, обнаружившій съ перваго раза энергическіе признаки разгула и совершеннаго довольства самимъ собою. Потомъ, были тутъ миссъ Арабелла и вѣрный ея спутникъ, м-ръ Трундль. За ними, наконецъ, выступали стройнымъ хороводомъ миссъ Эмилія и около дюжины молодыхъ дѣвицъ, гостившихъ на мызѣ по поводу свадьбы, которая должна была совершиться на другой день. Всѣ были веселы, счастливы и довольны.
При такихъ обстоятельствахъ церемонія представленія совершилась очень скоро, или, лучше сказать, представленіе какъ-то послѣдовало само собою, безъ всякихъ предварительныхъ церемоній. Минутъ черезъ десять, м-ръ Пикквикъ былъ здѣсь какъ дома, и на первый разъ съ отеческою нѣжностью перецѣловалъ всѣхъ дѣвицъ отъ первой до послѣдней. Нѣкоторыя, однакожъ, нашли, что старикашка черезчуръ назойливъ, и, когда вся компанія подошла къ плетню, составлявшему изгородь усадьбы, одна молодая дѣвушка, съ миніатюрными ножками, обутыми въ миніатюрныя ботинки, никакъ не соглашалась перелѣзть черезъ плетень, пока будетъ смотрѣть на нее м-ръ Пикквикъ, и на этомъ законномъ основаніи, приподнявъ на нѣсколько дюймовъ свое платье, она простояла минутъ пять на камнѣ передъ плетнемъ, до тѣхъ поръ, пока столичные гости вдоволь налюбовались ея рѣдкими ботинками и ножками. М-ръ Снодграсъ, при этой переправѣ, предложилъ свои услуги миссъ Эмиліи, причемъ каждый замѣтилъ, что переправа ихъ продолжалась слишкомъ долго. М-ръ Винкель между тѣмъ хлопоталъ около черноглазой дѣвушки въ миніатюрныхъ мѣховыхъ полусапожкахъ, которая повидимому, боялась и кричала больше всѣхъ, когда ловкій джентльменъ пересаживалъ ее черезъ плетень.
Все это было и казалось удивительно забавнымъ. Когда, наконецъ, всѣ трудности переправы были побѣждены безъ всякихъ дальнѣйшихъ приключеній, и компанія выступила на открытое поле, старикъ Уардль извѣстилъ м-ра Пикквика, что они только-что ходили ревизовать мебель и всѣ принадлежности домика, гдѣ молодая чета должна была поселиться послѣ святокъ, причемъ женихъ и невѣста стыдливо потупили головы и зардѣлись самымъ яркимъ румянцемъ. Въ эту же пору молодая дѣвушка съ черными глазами и мѣховыми полусапожками шепнула что-то на ухо миссъ Эмиліи и бросила лукавый взглядъ на м-ра Снодграса, причемъ Эмилія, румяная какъ роза, назвала свою подругу глупой дѣвчонкой, a м-ръ Снодграсъ, скромный и стыдливый, какъ всѣ великіе геніи и поэтическія натуры, почувствовалъ въ глубинѣ души, что кровь чуть-ли не прихлынула къ самымъ полямъ его шляпы. Въ эту минуту онъ искренно желалъ, чтобъ вышерѣченная дѣвица съ черными глазами, лукавымъ взглядомъ и мѣховыми полусапожками удалилась на тотъ край свѣта.
И ужъ если такимъ образомъ все катилось какъ по маслу на открытомъ полѣ, можно заранѣе представить, какой пріемъ нашли столичные джентльмены въ самыхъ предѣлахъ счастливаго хутора, подъ гостепріимной кровлей старика Уардля. Даже слуги и служанки растаяли отъ удовольствія, при взглядѣ на добродушную фигуру ученаго мужа, a миссъ Эмма бросила полугнѣвный и вмѣстѣ плѣнительно-очаровательный взглядъ на м-ра Топмана, причемъ озадаченный джентльменъ невольно всплеснулъ руками, и радостный крикъ самъ собою вырвался изъ его груди.
Старая леди сидѣла въ праздничномъ костюмѣ на своемъ обыкновенномъ мѣстѣ въ гостиной; но видно было по всему, что она находилась въ чрезвычайно раздраженномъ состояніи духа, и это естественнымъ образомъ увеличивало ея глухоту. Она не выходила никогда изъ своей степенной роли и, какъ обыкновенно бываетъ съ особами ея преклонныхъ лѣтъ, сердилась почти всякій разъ, когда молодые люди въ ея присутствіи позволяли себѣ удовольствія, въ которыхъ сама она не могла принимать непосредственнаго участія. Поэтому теперь она сидѣла въ своихъ креслахъ, выпрямивши насколько могла свой станъ, и бросала во всѣ стороны гордые и грозные взгляды.
– Матушка, – сказалъ Уардль, – рекомендую вамъ м-ра Пикквика. Вы вѣдь помните его?
– Много чести и слишкомъ много хлопотъ, если ты заставишь меня помнить обо всѣхъ, кто здѣсь бываетъ, – отвѣчала старая леди съ большимъ достоинствомъ.
– Но вы еще недавно, матушка, играли съ нимъ въ карты. Развѣ забыли?
– Нечего объ этомъ толковать. М-ръ Пикквикъ не станетъ думать о такой старухѣ, какъ я. Можешь оставить его въ покоѣ. Никто, разумѣется, не помнитъ и не заботится обо мнѣ, и это въ порядкѣ вещей.
Здѣсь старая леди тряхнула головой и принялась разглаживать дрожащими руками свое шелковое платье сѣро-пепельнаго цвѣта.
– Какъ это можно, сударыня! – сказалъ м-ръ Пикквикъ. – Чѣмъ, позвольте спросить, я имѣлъ несчастіе заслужить вашъ гнѣвъ? Я нарочно пріѣхалъ изъ Лондона, чтобъ удостоиться вашей бесѣды, и сыграть съ вами партію въ вистъ. Мы съ вами должны показать примѣръ этой молодежи и протанцовать въ ея присутствіи менуэтъ, чтобъ она поучилась уважать стариковъ.
Старуха видимо повеселѣла, и черты ея лица быстро прояснились; но чтобъ не вдругъ выйдти изъ своей степенной роли, она отвѣтила довольно суровымъ тономъ:
– Не слышу.
– Полноте, матушка, – сказалъ Уардль, – м-ръ Пикквикъ говоритъ громко, и y васъ есть слуховой рожокъ. Не сердитесь на насъ. Вспомните Арабеллу: бѣдняжка и безъ того упала духомъ. Вы должны развеселить ее.
Не было никакихъ сомнѣній, что старуха разслышала ясно слова сына, потому что губы ея дрожали, когда онъ говорилъ. Но старость, какъ и дѣтство, имѣетъ свои маленькіе капризы, и почтенная мать семейства не вдругъ хотѣла отстать отъ своей роли. Поэтому она принялась разглаживать свое платье и, повернувшись къ м-ру Пикквику, проговорила:
– Ахъ, м-ръ Пикквикъ, молодые люди теперь совсѣмъ не то, что прежде, когда я сама была молодой дѣвицей.
– Въ этомъ, сударыня, не можетъ быть ни малѣйшаго сомнѣнія, – отвѣчалъ м-ръ Пикквикъ, – и вотъ почему я особенно дорожу тѣми немногими особами, въ которыхъ еще остались проблески нашей почтенной старины.
Говоря это, м-ръ Пикквикъ ласково подозвалъ къ себѣ миссъ Арабеллу и, напечатлѣвъ поцѣлуй на ея щекѣ, попросилъ ее сѣсть на маленькой скамейкѣ y ногъ старушки. Было ли то выраженіе любящей физіономіи, когда внучка бросила нѣжный взглядъ на лицо своей бабушки, или старая леди невольно уступила могущественному вліянію рѣчей великаго мужа, только на этотъ разъ лицо ея совершенно прояснилось, и она уже не думала болѣе скрывать восторговъ своего сердца. Не сдѣлавъ никакихъ замѣчаній на слова м-ра Пикквика, старушка бросилась на шею своей внучки, и весь остатокъ ея гнѣва окончательно испарился въ потокѣ безмолвныхъ слезъ.
Беззаботно, игриво и совершенно счастливо прошелъ этотъ вечеръ, оставшійся навсегда въ памяти ученаго мужа и занявшій нѣсколько блистательныхъ страницъ въ дѣловыхъ отчетахъ его клуба. Степенно, чинно и торжественно списывались и записывались ремизы, когда м-ръ Пикквикъ игралъ въ карты съ почтенной матерью семейства; шумно и буйно веселились молодые люди за круглымъ столомъ, въ почтительномъ отдаленіи отъ стариковъ.
Въ глухую полночь дамы разошлись по своимъ спальнямъ; но долго и послѣ нихъ обходили круговую пуншевые стаканы и бокалы съ искрометнымъ; и здоровъ былъ сонъ всей честной компаніи, и радужно-плѣнительны были ея грезы. Достойно замѣчанія, что м-ръ Снодграсъ бредилъ всю ночь о миссъ Эмиліи Уардль, между тѣмъ какъ сонныя видѣнія м-ра Винкеля имѣли главнѣйшимъ образомъ весьма близкое отношеніе къ чернымъ глазамъ, лукавой улыбкѣ и мѣховымъ полусапожкамъ одной молодой дѣвицы.
Поутру на другой день м-ръ Пикквикъ проснулся очень рано. Его пробудилъ смутный гулъ разныхъ голосовъ и стукъ многочисленныхъ шаговъ. Суматоха была такого рода, что и жирный толстякъ пробудился отъ своего тяжелаго сна. Не снимая ночной ермолки съ нарядными кисточками, м-ръ Пикквикъ сѣлъ на краю постели, повѣсилъ голову и углубился въ размышленія. Надлежало разгадать, отчего происходилъ въ домѣ такой необыкновенный шумъ. Женская прислуга и молодыя дѣвушки, гостившія на хуторѣ, бѣгали взадъ и впередъ, требовали иголокъ, нитокъ, горячей воды, мыла, помады, и ученый мужъ разслышалъ нѣсколько разъ весьма странныя изрѣченія въ родѣ слѣдующихъ: "Приколите, моя милая, подтяните, завяжите, пригладьте, заснуруйте, вотъ такъ, спасибо, душенька". – "Что бы это значило?" – думалъ м-ръ Пикквикъ. – "Не пожаръ ли?" Но углубляясь постепенно въ сущность предмета, онъ припомнилъ, наконецъ, что сегодня свадьба, и что, стало быть, молодыя дѣвицы занимаются своимъ туалетомъ. На этомъ основаніи, онъ самъ поспѣшилъ одѣться въ свой праздничный костюмъ и немедленно сошелъ въ столовую.
Невозможно описать, съ какимъ волненіемъ и суетливостью бѣгала по всему дому женская прислуга, перетянутая въ струнку въ своихъ розовыхъ муслиновыхъ платьицахъ. Старая леди величественно выступала теперь въ своемъ парчевомъ платьѣ, не видавшемъ лѣтъ двадцать сряду дневного свѣта, за исключеніемъ тѣхъ, весьма немногихъ лучей, которые насильственно прокрадывались черезъ щели корзинки, гдѣ покоился этотъ форменный нарядъ. М-ръ Трундль, украшенный высокимъ перомъ, былъ, казалось, въ тревожномъ и нервозномъ состояніи духа. Достопочтенный хозяинъ дома и отецъ невѣсты употреблялъ, повидимому, энергическія усилія казаться беззаботнымъ и веселымъ, но слѣды явнаго безпокойства тѣмъ не менѣе выражались на его лицѣ. Всѣ молодыя дѣвушки находились въ волненіи и были въ бѣлыхъ кисейныхъ платьяхъ, за исключеніемъ двухъ или трехъ, которыя должны были присутствовать наверху, при туалетѣ невѣсты, въ качествѣ ея дружекъ. Пикквикисты рисовались въ парадныхъ блестящихъ костюмахъ, сшитыхъ по послѣдней модѣ и обновленныхъ теперь въ первый разъ. Передъ домомъ на лугу съ самаго разсвѣта собрались цѣлыя полчища принадлежащихъ къ мызѣ ребятишекъ, взрослыхъ парней и мужей, шляпы которыхъ были украшены перьями, a петлицы сюртуковъ цвѣточками: все это кричало и ревѣло дружнымъ хоромъ, и все провозглашало многая лѣта достопочтенному Уардлю, его чадамъ и домочадцамъ. Коноводомъ этой толпы, само собою разумѣется, былъ не кто другой, какъ м-ръ Самуэль Уэллеръ, который въ одну ночь пріобрѣлъ всеобщую извѣстность на Дингли-Делль, какъ будто онъ и родился на этой мызѣ.
Свадьба весьма часто служитъ источникомъ остроумія и шутокъ для многихъ веселыхъ особъ; но мы, съ своей стороны, не находимъ въ этомъ обстоятельствѣ ни малѣйшаго повода для какой бы то ни было потѣхи. Мы разумѣемъ собственно вѣнчальный обрядъ, и покорнѣйше просимъ принять къ свѣдѣнію, что мы душевно ненавидимъ всѣ скрытые или явные сарказмы, которымъ подвергается супружеская жизнь. Много радостей и удовольствій встрѣчаютъ молодые люди въ день своей свадьбы; но и многія заботы тяжелымъ бременемъ падаютъ на ихъ сердце. Невѣста покидаетъ родительскій домъ навсегда, тотъ домъ, гдѣ впервые испытала она радость и горе жизни, гдѣ развились въ ея сердцѣ чувства преданности и любви къ милымъ особамъ, связаннымъ съ нею узами родства и дружбы – и вотъ, не далѣе какъ сегодня, уйдетъ она въ чужую семью, съ тѣмъ, чтобы продолжать путь своей жизни въ кругу невѣдомыхъ людей… Что тутъ смѣшного, милостивые государи? Молодая дѣвушка груститъ, тоскуетъ, розы вянутъ на ея щекахъ, и горькія слезы льются изъ ея глазъ, когда оставляетъ она родную семью: все это естественныя чувства, которыя отнюдь не могутъ служить предметомъ комическихъ сценъ. Я не стану ихъ описывать, потому что не хочу набрасывать печальный колоритъ на эту главу.
Скажемъ вкратцѣ, что все шло, какъ слѣдуетъ, и все окончились благополучно. Бракосочетаніе совершалъ старый пасторъ въ приходской церкви Дингли-Делль, и на одной изъ страницъ метрической книги до сихъ поръ блеститъ имя м-ра Пикквика, подписавшагося въ качествѣ свидѣтеля со стороны жениха. Молодая дѣвушка съ черными глазами подписалась весьма нетвердою и дрожащею рукой, такъ что едва могли разобрать ея имя. Почеркъ миссъ Эмиліи и другой невѣстиной подруги тоже чрезвычайно неразборчивъ. Волненіе, вѣроятно, было общее, хотя молодыя дѣвушки, по выходѣ изъ церкви, согласились вообще, что тутъ, собственно говоря, ничего нѣтъ страшнаго. Правда, черноглазая дѣвица, щеголявшая наканунѣ въ мѣховыхъ полусапожкахъ, объявила м-ру Винкелю, что она ни за что не согласится испытать сама на себѣ такіе ужасы; но мы имѣемъ причины думать, что въ этомъ случаѣ она нѣсколько покривила душой.
По окончаніи бракосочетанія, м-ръ Пикквикъ привѣтствовалъ новобрачныхъ поздравительною рѣчью и, при этомъ поздравленіи, возложилъ на невѣсту богатые золотые часы съ богатѣйшею цѣпочкой, которую, до настоящей минуты, не созерцалъ еще ни одинъ смертный, кромѣ ювелира, продавшаго ученому мужу эту драгоцѣнность. Вслѣдъ за рѣчью м-ра Пикквика загудѣлъ старый церковный колоколъ, и вся компанія отправилась домой, гдѣ приготовленъ былъ роскошный завтракъ.
– Эй, ты, сонуля! Куда поставить эти подовые пирожки? – сказалъ м-ръ Уэллеръ жирному парню, когда они вмѣстѣ съ нимъ накрывали на столъ.
– Вотъ сюда, – отвѣчалъ толстякъ, указывая на середину стола.
– Очень хорошо, – сказалъ Самуэль, – все теперь y насъ въ порядкѣ, какъ слѣдуетъ быть на свадьбѣ. Святочные пироги, поросенокъ, джентльменскій соусъ, философскія трюфли, богатырскія устрицы… наше почтеніе, кушай да облизывайся!
Проговоривъ это, м-ръ Уэллеръ поклонился съ комическою важностью и, отступивъ шага два назадъ, принялся любоваться на симетрическій порядокъ, въ какомъ были разставлены джентльменскія блюда. Въ эту минуту новобрачные, сопровождаемые многочисленной свитой, воротились изъ церкви.
– Уардль, – сказалъ м-ръ Пикквикъ, усаживаясь за столъ, – въ честь этого счастливаго событія мы тяпнемъ по стаканчику вина.
– Хорошо, дружище, хорошо! – отвѣчалъ м-ръ Уардль. – Эй, Джой!.. ахъ, проклятый, онъ кажется заснулъ.
– Совсѣмъ нѣтъ, я не сплю, – отвѣчалъ жирный парень, выскакивая изъ отдаленнаго угла, гдѣ онъ пожиралъ святочный пирогъ съ такою жадностью и поспѣшностью, которая въ совершенствѣ противорѣчила медленнымъ и обдуманнымъ движеніямъ этого интереснаго молодого человѣка.
– Стаканъ вина м-ру Пикквику!
– Слушаю, сэръ.
Наполнивъ и подавъ стаканъ, жирный парень удалился за стулъ своего господина, и принялся наблюдать оттуда веселую игру джентльменскихъ вилокъ и ножей съ какою-то дикою и мрачною радостью, которая была совершенно оригинальна въ своемъ родѣ. Ни одинъ кусокъ съ джентльменскаго блюда не ускользалъ, повидимому, отъ его жаднаго вниманія, и, казалось, онъ въ своемъ воображеніи глоталъ его съ величайшею жадностью.
– Благослови васъ Богъ, старый товарищъ! – воскликнулъ м-ръ Пикквикъ.
– Многая лѣта вамъ, любезный другъ! – воскликнулъ м-ръ Уардль.
И они чокнулись другъ съ другомъ отъ полноты сердечнаго восторга.
– М-съ Уардль, – сказалъ м-ръ Пикквикъ, – не мѣшаетъ намъ, старымъ людямъ, въ честь этого радостнаго событія выпить всѣмъ по рюмкѣ вина.
Старушка была, казалось, погружена въ глубокую думу. – Она сидѣла на переднемъ концѣ стола, окруженная съ одной стороны новобрачною четою, a съ другой особой м-ра Пикквика, который рѣзалъ святочный пирогъ. Но лишь только м-ръ Пикквикъ началъ говорить, она мигомъ поняла смыслъ его рѣчи и тотчасъ-же выпила полную рюмку за его долголѣтіе и благоденствіе и счастье… Затѣмъ, достопочтенная праматерь семейства, одушевленная стародавними воспоминаніями, представила собранію полный и удовлетворительный отчетъ о собственной своей свадьбѣ, и о томъ, какіе длинные шлейфы носились въ ея время, и какъ щеголяли на высокихъ каблучкахъ, и какъ блистала въ тогдашнемъ свѣтѣ прекрасная леди Толлинглауеръ, умершая лѣтъ за сорокъ назадъ, и какъ случилась съ нею одна прелюбопытная исторія, которую, тоже во всей подробности, разсказала теперь достопочтенная праматерь семейства, причемъ она хохотала отъ всей души, и всѣ молодыя дѣвицы тоже хохотали отъ чистаго сердца, потому что никакъ не могли взять въ толкъ, о чемъ разсуждаетъ grande maman. 3aмѣтивъ, что ея разсказъ производитъ всеобщую веселость, старая леди засмѣялась вдесятеро веселѣе и громче и, для общаго назиданія, сообщила еще предиковинную исторію о старинныхъ робронахъ, причемъ опять молодыя дѣвушки залилсь самымъ задушевнымъ смѣхомъ. Наконецъ, ученый мужъ довершилъ трудную операцію со святочнымъ пирогомъ, раздробивъ его на равные куски, по числу гостей. Молодыя дѣвушки, какъ и слѣдуетъ, прятали отъ своихъ порцій по маленькому кусочку, чтобы вечеромъ, когда придетъ пора ложиться спать, спрятать ихъ подъ свои подушки, отчего каждая изъ нихъ должна была увидѣть во снѣ своего будущаго суженаго-ряженаго. Всѣ замѣтили продѣлки молодыхъ дѣвицъ, и всѣ закатились опять плѣнительно-востор. еннымъ смѣхомъ.
– М-ръ Миллеръ, – сказалъ м-ръ Пикквикъ своему старому знакомцу, черноволосому и краснощекому джентльмену, сидѣвшему подлѣ него, – м-ръ Миллеръ, рюмку вина съ вами, если позволите.
– Съ величайшимъ удовольствіемъ, м-ръ Пикквикъ, – отвѣчалъ краснощекій джентльменъ торжественнымъ тономъ.
– Включите и меня, господа, – сказалъ пасторъ.
– И меня, – перебила его жена.
– И меня, и меня, – закричали двѣ бѣдныхъ родственницы на противоположномъ концѣ стола, которыя кушали съ завиднымъ аппетитомъ и смѣялись при каждомъ остроумномъ словѣ.
М-ръ Пикквикъ выразилъ свое душевное удовольствіе, и глаза его заискрились лучезарнымъ восторгомъ.
– Милостивыя государыни и милостивые государи, – вдругъ заговорилъ ученый мужъ, быстро поднимаясь съ мѣста
– Слушайте, слушайте! слушайте, слушайте! слушайте, слушайте! – завопилъ м-ръ Уэллеръ, въ припадкѣ отчаяннаго энтузіазма.
– Позвать сюда всѣхъ слугъ и служанокъ! – закричалъ м-ръ Уардль, предотвращая такимъ образомъ публичный выговоръ, который, безъ сомнѣнія, Самуэль Уэллеръ неизбѣжно долженъ былъ получить отъ своего господина. – Пусть они выпьютъ по стакану вина за здоровье новобрачныхъ. Ну, Пикквикъ, продолжайте!
И среди торжественнаго молчанія, прерываемаго только шепотомъ служанокъ, ученый мужъ началъ такимъ образомъ:
– Милостивыя государыни и милостивые государи… нѣтъ, къ чему я стану обращаться къ вамъ съ этимъ церемоннымъ титуломъ? Я стану называть васъ лучше друзьями, мои милые друзья, если только дамы позволятъ мнѣ эту вольность…
Громкія рукоплесканія всѣхъ джентльменовъ и леди пріостановили на нѣсколько минутъ великолѣпную рѣчь ученаго мужа. Черноглазая дѣвица объявила, между прочимъ, что она готова расцѣловать краснорѣчиваго оратора, и, когда м-ръ Винкель вызвался напередъ самъ получить эти поцѣлуи для передачи ихъ м-ру Пикквику въ качествѣ депутата, ему отвѣчали: – "Ступайте прочь", но въ тоже время выразительные взоры черноглазой дѣвушки говорили очень ясно: – "Останься, сдѣлай милость…"
– Милые мои друзья, – началъ опять м-ръ Пикквикъ, – съ позволенія вашего, я намѣренъ въ настоящемъ случаѣ предложить общій тостъ за здоровье жениха и невѣсты!.. Благослови ихъ Богъ! (Рукоплесканія и слезы). Я убѣжденъ и даже, могу сказать, искренно увѣренъ, что юный другъ мой, м-ръ Трундель, отличается превосходнѣйшими качествами ума и сердца; Что-жъ касается до юной супруги, всѣмъ и каждому извѣстно, что эта очаровательная дѣвица владѣетъ всѣми средствами перенести въ новую сферу жизни то счастіе, которое въ продолженіе двадцати лѣтъ она безпрестанно распространяла вокругъ себя въ родительскомъ домѣ.
Здѣсь раздались оглушительно-громовые залпы и неистовый ревъ жирнаго парня. Для возстановленія порядка, м-ръ Уэллеръ принужденъ былъ вывести его за шиворотъ изъ залы. М-ръ Пикквикъ продолжалъ:
– О, какъ бы я желалъ возвратить назадъ истекшіе годы своей молодости, чтобы сдѣлаться супругомъ ея плѣнительно-очаровательной сестрицы! (Громкія рукоплесканія). Но что прошло, того не возвратитъ никакая человѣческая сила. Благодарю судьбу и за то, что мнѣ, по своимъ лѣтамъ, позволительно называть ее своею дочерью, и, конечно, теперь никто не станетъ обвинять меня въ пристрастіи, если скажу, что я люблю и уважаю обѣихъ дѣвицъ и равномѣрно удивляюсь ихъ талантамъ (Рукоплесканія, рыданія и вздохи). Отецъ невѣсты, добрый другъ нашъ, есть человѣкъ благородный въ тѣснѣйшемъ смыслѣ слова, и я горжусь тѣмъ, что имѣю счастье быть съ нимъ знакомымъ (оглушительный залпъ одобреній). Онъ великодушенъ, мягкосердъ, правдивъ и честенъ, какъ древній спартанецъ, гостепріименъ, какъ… какъ…
Но шумный восторгъ бѣдныхъ родственниковъ и рыданія двухъ пожилыхъ особъ не позволили оратору докончить свое счастливое сравненіе.
– Благослови его Всевышній, и пусть его совершеннѣйшая дочь наслаждается всѣми душевными и тѣлесными благами, какихъ онъ самъ желаетъ для нея, и да цвѣтетъ его собственное счастье на многая лѣта! (Оглушительный и дружный залпъ рукоплесканій). Итакъ, милые мои друзья, этотъ кубокъ за здравіе и благоденствіе добродѣтельнаго семейства!
Такъ великій человѣкъ окончилъ свою рѣчь среди бури и грома одобрительныхъ залповъ. Послѣдовали тостъ за тостомъ. Старикъ Уардль пилъ здоровье м-ра Пикквика; м-ръ Пикквикъ пилъ здоровье старика Уардля, и затѣмъ оба они выпили еще по бокалу за долгоденствіе достопочтенной праматери семейства. М-ръ Снодграсъ въ поэтическихъ выраженіяхъ предложилъ тостъ въ честь м-ра Уардля, на что м-ръ Уардль учтиво отвѣчалъ тостомъ въ честь поэта Снодграса. Одинъ изъ бѣдныхъ родственниковъ, быстро поднявшись съ мѣста, провозгласилъ здоровье м-ра Топмана, и примѣру его немедленно послѣдовали два другіе родственника, предложившіе тостъ въ честь и славу м-ра Винкеля. Все веселилось, пило и кричало напропалую, до тѣхъ поръ, пока бѣдные родственники, нагруженные черезъ-чурь избытками заздравнаго нектара, внезапно очутились подъ столомъ, откуда, не безъ нѣкоторыхъ усилій, вытащилъ ихъ м-ръ Уэллеръ. Это было сигналомъ къ окончанію веселаго утренняго пира.
Чтобы освободиться отъ вліянія винныхъ паровъ, всѣ гости мужескаго пола, по предложенію м-ра Уардля, предприняли веселую прогулку миль на двадцать отъ Дингли-Делль. Это произвело ожидаемый эффектъ, и къ обѣду всѣ желудки приготовились снова для воспринятія заздравныхъ тостовъ. Но бѣдные родственники не могли уже никакими судьбами участвовать ни въ прогулкѣ, ни въ обѣдѣ: ихъ уложили на цѣлыя сутки въ мягкія постели, и они покоились безпробуднымъ сномъ. Слуги и служанки продолжали веселиться подъ непосредственной командой м-ра Уэллера; жирный парень ѣлъ, пилъ и спалъ, сколько его душѣ было угодно.
За обѣдомъ опять веселились всѣ и каждый; но уже никто не проливалъ радостныхъ слезъ. Было шумно, игриво и даже поэтически буйно. Затѣмъ наступилъ десертъ, a за десертомъ чай и кофе. Скоро наступилъ балъ – свадебный балъ.
Парадною залою на Меноръ-Фармѣ была длинная, обитая черными панелями комната съ двумя огромными мраморными каминами, украшенными затѣйливой рѣзьбою въ старинномъ вкусѣ. На верхнемъ концѣ залы, въ тѣнистой бесѣдкѣ, прикрытой со всѣхъ сторонъ остролистникомъ и елкой, засѣдали два скрипача и одинъ арфистъ, ангажированные изъ Моггльтона къ этому торжественному дню. На окнахъ, маленькихъ столахъ передъ зеркалами и каминныхъ полкахъ стояли серебряные массивные канделябры, каждый о четырехъ ручкахъ. Свѣчи горѣли ярко на потолочной люстрѣ и стѣнныхъ кенкетахь, огонь привѣтливо пылалъ въ каминахъ, и веселые голоса, сопровождаемые беззаботнымъ смѣхомъ, раздавались изъ конца въ конецъ. Все было великолѣпно.