Текст книги "Замогильные записки Пикквикского клуба"

Автор книги: Чарльз Диккенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 66 страниц)

– Сдѣлайте одолженіе, – сказалъ м-ръ Поттъ.

М-ръ Пикквикъ удалился и черезъ минуту привелъ трехъ своихъ друзей, которые должнымъ порядкомъ и были представлены издателю "Итансвилльской Синицы".

– Вопросъ теперь въ томъ, почтеннѣйшій, – сказалъ адвокатъ, обращаясь къ м-ру Потту, – куда мы помѣстимъ нашихъ друзей?

– A развѣ намъ нельзя остановиться въ этой гостиницѣ? – спросилъ м-ръ Пикквикъ.

– Нѣтъ, почтеннѣйшій, никакъ нельзя.

– Отчего же?

– Ни одной лишней постели въ цѣломъ домѣ.

– Непріятно, – сказалъ м-ръ Пикквикъ.

– Очень непріятно, – подтвердили его ученики.

– Ничего, господа, я придумалъ, какъ распорядиться, – сказалъ м-ръ Поттъ, – въ гостиницѣ «Павлинъ», если не ошибаюсь, y насъ еще есть двѣ лишнихъ постели, и двое, стало быть, могутъ отправиться туда; что же касается до васъ, м-ръ Пикквикъ, я бы очень радъ былъ вамъ и одному изъ вашихъ друзей предложить помѣщеніе въ своемъ домѣ: м-съ Поттъ, надѣюсь, съ удовольствіемъ воспользуется обществомъ столичныхъ гостей.

– Помилуйте, мнѣ очень совѣстно васъ безпокоить! – возразилъ м-ръ Пикквикъ. – Мы еще такъ недавно знакомы…

– Такихъ людей, какъ вы, узнать не мудрено, – перебилъ обязательный редакторъ «Синицы». – Съ одного взгляда я, можно сказать, вполнѣ постигъ все благородство вашей души.

– Вашей супругѣ, конечно, будетъ непріятно…

– Напротивъ, очень пріятно, – прибавилъ м-ръ Поттъ энергическимъ тономъ, отстранявшимъ уже всякую возможность дальнѣйшихъ возраженій.

Подумали, потолковали и рѣшили, что поэтъ Снодграсъ и м-ръ Топманъ должны воспользоваться порожними койками въ "Павлинѣ", между тѣмъ какъ самъ президентъ и м-ръ Винкель отправятся гостить въ домъ редактора «Синицы». Обѣдъ въ гостиницѣ "Сизаго медвѣдя", заказанный м-ромъ Поттомъ, окончательно скрѣпилъ дружескія связи новыхъ знакомцевъ. Было рѣшено, что поутру на другой день все общество соберется опять въ общей залѣ "Сизаго медвѣдя" и будетъ сопровождать достопочтеннаго Самуэля Сломки къ избирательнымъ урнамъ.

Домашній кругъ м-ръ Потта ограничивался имъ самимъ и его почтенной супругой. Уже доказано продолжительнымъ рядомъ наблюденій, что всѣ истинно великіе люди подвержены какой-нибудь маленькой слабости, которая становится въ нихъ тѣмъ поразительнѣе, чѣмъ выше и блистательнѣе ихъ необыкновенные таланты. Была слабость и y м-ра Потта, имѣвшая, впрочемъ, весьма умилительный и трогательный характеръ: онъ немножко трусилъ своей хорошенькой жены и любилъ подчиняться ея маленькимъ капризамъ. Это замѣчаніе, однакожъ, въ настоящемъ случаѣ не имѣетъ никакой важности и силы: м-съ Поттъ была теперь до крайности любезна и радушно спѣшила принять дорогихъ гостей.

– Послушай, душенька, – сказалъ м-ръ Поттъ, обращаясь къ своей супругѣ,– рекомендую тебѣ м-ра Пикквика, джентльмена изъ Лондона.

М-съ Поттъ съ очаровательной улыбкой протянула свою пухленькую ручку президенту знаменитаго клуба, и тотъ пожалъ ее съ отеческою нѣжностью. М-ръ Винкель между тѣмъ сѣменилъ около дверей, поклонился и не говорилъ ни слова, такъ какъ хозяинъ, повидимому, совсѣмъ забылъ о немъ.

– Милый… – сказала м-съ Поттъ.

– Жизнь моя, – сказалъ м-ръ Поттъ.

– Что-жъ ты не представляешь другого джентльмена?

– Ахъ, прошу извинить! – воскликнулъ м-ръ Поттъ. – Позвольте рекомендовать м-ра…

– Винкеля, – подсказалъ м-ръ Пикквикъ.

– М-ра Винкеля, – повторилъ м-ръ Поттъ.

И рекомендательная церемонія окончилась вполнѣ,

– Мы должны, сударыня, извиниться передъ вами, – началъ м-ръ Пикквикъ.

– Въ чемъ?

– Въ томъ, сударыня, что разстраиваемъ своимъ присутствіемъ домашній порядокъ, не имѣя на то никакого права.

– О, будьте на этотъ счетъ совершенно спокойны, – съ живостью возразила м-съ Поттъ. – Для меня, увѣряю васъ, большой праздникъ – видѣть новыя лица: я живу почти взаперти въ этомъ скучномъ городѣ, и случается, иной разъ не вижу никого по цѣлымъ недѣлямъ.

– Никого! – воскликнулъ м-ръ Поттъ съ нѣкоторымъ изумленіемъ.

– Никого, мой другъ, кромѣ тебя, – возразила м-съ Поттъ съ нѣкоторою жесткостью.

– Дѣло, видите ли, вотъ въ чемъ, м-ръ Пикквикъ, – сказалъ хозяинъ въ объясненіе на жалобу своей жены, – образъ жизни заставляетъ насъ нѣкоторымъ образомъ отказаться отъ многихъ удовольствій и наслажденій, доступныхъ для жителей этого города. Мое общественное положеніе, какъ издателя "Итансвилльской Синицы", и вліяніе этой газеты на всю провинцію заставляютъ меня всецѣло отдаться политикѣ…

– Милый… – перебила м-съ Поттъ.

– Жизнь моя… – проговорилъ редакторъ "Синицы".

– Неужели ты ни на минуту не можешь разстаться со своей политикой, мой другъ? Постарайся пріискать предметъ для разговора, интересный сколько-нибудь для этихъ джентльменовъ.

– Но политика, мой другъ, интересуетъ м-ра Пикквика, – отвѣчалъ смиренный супругъ.

– Тѣмъ хуже для него и для тебя, – сказала м-съ Поттъ выразительнымъ тономъ, – y меня, напротивъ, голова идетъ кругомъ отъ здѣшней политики. Вѣчныя ссоры съ «Журавлемъ», глупые толки, брань, пересуды! Удивляюсь, мой другъ, какъ y тебя достаетъ охоты навязываться всѣмъ и каждому съ этимъ вздоромъ!

– Послушай, душенька…

– Вздоръ, вздоръ, нечего тутъ слушать. – Сэръ, вы не играете въ экарте? – спросила м-съ Поттъ, обращаясь къ молодому спутнику президента.

– Мнѣ будетъ, сударыня, очень пріятно изучить подъ вашимъ руководствомъ эту игру, – отвѣчалъ м-ръ Винкель.

– Въ такомъ случаѣ потрудитесь поставить къ окну этотъ маленькій столикъ: толки о здѣшней политикѣ авось не достигнутъ до моихъ ушей, и я буду вамъ очень благодарна.

– Дженни, – сказалъ м-ръ Поттъ служанкѣ, вошедшей со свѣчами, – сходите въ контору и принесите связку «Синицы» за тысяча восемьсотъ двадцать восьмой годъ. Я прочту вамъ, сэръ, – прибавилъ редакторъ, обращаясь къ м-ру Пикквику, – я прочту вамъ свои передовыя статьи, написанныя въ опроверженіе «Желтыхъ» проныръ, хотѣвшихъ учредить здѣсь новую шоссейную заставу: надѣюсь, вы позабавитесь.

– Я не сомнѣваюсь въ этомъ, – сказалъ м-ръ Пикквикъ.

Связка трехсотъ нумеровъ явилась на сцену; президентъ столичнаго клуба и редакторъ провинціальной газеты усѣлись за столъ.

Долго мы рылись въ бумагахъ м-ра Пикквика и даже перечитывали по нѣскольку разъ каждую страницу, надѣясь отыскать, по крайней мѣрѣ, краткое извлеченіе изъ этихъ статей, пропитанныхъ глубокими соображеніями политико-экономическаго свойства; но усилія наши не увѣнчались вожделѣннымъ успѣхомъ: великій человѣкъ повсюду хранилъ глубочайшее молчаніе относительно статей, принадлежащихъ редактору "Итансвилльской синицы". Не подлежитъ, однакожъ, ни малѣйшему сомнѣнію, что почтенный президентъ былъ проникнутъ поэтическимъ восторгомъ отъ необыкновенной свѣжести и живости слога прослушанныхъ имъ статей, и м-ръ Винкель приводитъ положительный фактъ, что глаза м-ра Пикквика, пропитанные и увлажненные избыткомъ удовольствія, были сомкнуты почти во весь этотъ вечеръ.

Докладъ служанки о приготовленномъ ужинѣ прекратилъ игру въ экарте и положилъ конецъ вторичному чтенію лучшихъ мѣстъ "Итансвилльской Синицы". М-съ Поттъ была, повидимому, въ самомъ игривомъ и веселомъ расположеніи духа. М-ръ Винкель сдѣлалъ уже весьма значительные успѣхи въ ея добромъ мнѣніи, и она объявила ему по секрету, что м-ръ Пикквикъ – "презабавный старикашка": выраженіе фамильярное, которое могли позволить себѣ весьма немногія особы, коротко знакомыя съ этимъ колоссально-геніальнымъ мужемъ, исчерпавшимъ всю глубину человѣческой премудрости. Отзывъ м-съ Поттъ служитъ, конечно, самымъ трогательнымъ и убѣдительнымъ доказательствомъ того уваженія, какимъ м-ръ Пикквикъ пользовался на всѣхъ ступеняхъ общественной жизни, мгновенно располагая къ себѣ умы и сердца всѣхъ особъ, приходившихъ въ непосредственное соприкосновеніе съ нимъ.

М-ръ Топманъ и м-ръ Снодграсъ уже давно покоились богатырскимъ сномъ въ гостиницѣ «Павлинъ», между тѣмъ какъ пріятели ихъ продолжали вести одушевленную бесѣду въ гостепріимномъ домѣ редактора «Синицы». Былъ уже часъ за полночь, когда они отправились въ свои спальни. Сонъ мгновенно овладѣлъ усталымъ организмомъ м-ра Винкеля; но восторженныя его чувства не прекращали своей дѣятельности даже во снѣ: оставаясь нечувствительнымъ ко всѣмъ земнымъ предметамъ, онъ долго видѣлъ передъ собою образъ прелестной м-съ Поттъ, и воображеніе его рисовало самыя очаровательныя картины.

Шумъ и толкотня, ознаменовавшіе начало слѣдующаго дня, въ состояніи были расшевелить душу самаго романтическаго мечтателя, возвращая его изъ области воздушныхъ умозрѣній къ предметамъ дѣйствительной жизни. Лишь только разсвѣтъ заглянулъ въ окна усыпленныхъ домовъ, по улицамъ раздались звуки трубъ и барабановъ, топотъ коней и крикъ людей, «Синихъ» и «Желтыхъ», возвѣщавшихъ объ окончательныхъ приготовленіяхъ къ великой борьбѣ между обѣими враждующими партіями въ славномъ городѣ Итансвиллѣ. Пикквикисты пробудились и тѣломъ, и душой. М-ръ Самуэль Уэллеръ, ночевавшій въ гостиницѣ «Павлина», пришелъ раннимъ утромъ будить великаго мужа.

– Ну, Самъ, каково идутъ дѣла? – спросилъ м-ръ Пикквикъ, когда исправный слуга переступилъ черезъ порогъ его спальни. – Суматоха, я полагаю, страшная, а?

– Да, сэръ, все, что называется, кипитъ, горитъ и юрлитъ, какъ, бывало, говаривала моя бабушка, когда переваривалась въ печи ея похлебка съ. крапивой и петрушкой. – Въ гостиницѣ "Сизаго медвѣдя" уже давно кричатъ во все горло.

– Это показываетъ, любезный, ихъ усердную привязанность къ общему дѣлу – не такъ ли?

– Да какъ же иначе, сэръ?

– Горячо работаютъ, Самъ?

– Кипяткомъ, сэръ. Въ жизнь не видывалъ такого пьянства и обжорства: дивиться надо, какъ никто изъ нихъ не лопнетъ.

– Здѣшнее джентри, стало быть, очень щедро?

– И сказать нельзя.

– Какой свѣжій и бодрый народъ! – воскликнулъ м-ръ Пикквикъ, выглядывая изъ окна.

– Правда ваша, сэръ, народъ удивительно свѣжій, – отвѣчалъ Самъ, – я и два буфетчика изъ гостиницы «Павлинъ» только-что откачали сегодня десятка три «Желтыхъ» молодцовъ, что перепились вчера послѣ ужина.

– Какъ откачали! – вскричалъ м-ръ Пикквикъ.

– Да такъ, сэръ, очень просто: они повалились, гдѣ кто попалъ, и, повидимому, никакою пушкой нельзя было расшевелить ихъ. Вотъ мы съ буфетчиками и вытащили ихъ всѣхъ, одного за другимъ, на вольный воздухъ, вытащили да и поставили подъ насосъ, поставили да и ну откачивать. Откачали, сэръ: на каждую голову, я полагаю, пришлось ушата по четыре. За то теперь всѣ – молодецъ къ молодцу: свѣжи, сэръ, здоровы и готовы лѣзть на стѣну за м-ра Фицкина, который ужъ цѣлую недѣлю кормитъ ихъ и поитъ на свой счетъ.

– Можетъ ли это быть?

– Очень можетъ. Да гдѣ же вы изволили родиться, сэръ, если не понимаете этихъ вещей? Бываютъ здѣсь продѣлки почище этой.

– Почище?

– Именно такъ. Вотъ хоть, примѣромъ сказать, вечеромъ третьяго дня, наканунѣ послѣднихъ выборовъ «Желтые» смастерили отличную штуку: они подкупили буфетчицу "Сизаго медвѣдя" запустить, что называется, к_о_к_у с_ъ с_о_к_о_м_ъ въ пуншевые стаканы четырнадцати избирателей, которымъ слѣдовало подавать голоса въ пользу м-ра Сломки.

– Что это значитъ – кока съ сокомъ?

– Попросту сказать: сонный порошокъ, подсыпанный въ коньякъ. Напились они, голубчики, напились да и проспали больше сутокъ, a выборъ кончился безъ нихъ. Одного, правда, привезли для опыта въ городскую ратушу, да толка не вышло никакого: спалъ мертвецки, хотя и колотили его въ спину. Дѣлать нечего: отвезли его назадъ и положили въ постель. Четырнадцати голосовъ какъ не бывало! Это все дѣлаетъ, говорятъ, агентъ м-ра Фицкина: продувная бестія!

– Странно, очень странно, – проговорилъ вполголоса м-ръ Пикквикъ, обращаясь отчасти къ себѣ, отчасти къ Саму.

– Конечно, сэръ, странность тутъ имѣется въ нѣкоторомъ родѣ; да все же это, съ вашего позволенія, совсѣмъ не то, что случилось однажды съ моимъ отцомъ во время выборовъ въ этомъ же самомъ городѣ. Вотъ, сэръ, штука, такъ штука!

– Что такое? – спросилъ м-ръ Пикквикъ.

– Кажется, я уже имѣлъ честь докладывать вашей милости, что онъ служилъ въ кучерахъ, да и былъ онъ слишкомъ толстъ, чтобы заниматься какимъ-нибудь другимъ ремесломъ. Случилось однажды, привезъ онъ свою бричку въ этотъ самый городъ. Были выборы такъ же, какъ теперь, и одна изъ партій предложила ему привезти изъ Лондона джентльменовъ, обѣщавшихся подать свои голоса въ пользу избираемаго кандидата, И вотъ, сэръ, наканунѣ отъѣзда его вдругъ покорнѣйше просятъ въ комитетъ кандидата противной стороны для-ради, такъ сказать, нѣкоторыхъ объясненій по кучерской части. Приходитъ мой родитель, зеркала – уму помраченье; письменный столъ, разноцвѣтные огни, перья, чернила, груды бумагъ, дюжины двѣ джентльменовъ – присутствіе, сэръ, во всемъ разгарѣ,– "Здравствуйте, м-ръ Уэллеръ, здравствуйте! " говоритъ одинъ джентльменъ сановитой физіономіи, – "очень радъ васъ видѣть, сэръ; какъ поживаете, м-ръ Уэллеръ?" – Слава Богу, – говоритъ мой отецъ, – покорно васъ благодарю, сэръ; вы тоже, надѣюсь, совсѣмъ здоровы, покорно благодарю. – "Садитесь, м-ръ Уэллеръ, покорнѣйше прошу васъ, сэръ, садитесь". Сѣлъ мой отецъ рядомъ съ этимъ джентльменомъ, и минуты двѣ они пристально смотрѣли другъ на друга. – "Вы не помните меня, м-ръ Уэллеръ?" – говоритъ джентльменъ. – Нѣтъ, говоритъ, не могу припомнить вашей милости, – говоритъ мой отецъ. – "А я такъ васъ хорошо знаю, – говоритъ джентльменъ, – я знавалъ васъ еще мальчикомъ: какъ это могло статься, что вы меня не помните, м-ръ Уэллеръ?" – Нѣтъ, – говоритъ мой отецъ, – не помню, да и только. – "Это очень странно", – говоритъ джентльменъ. – Странно, – говоритъ мой отецъ. – "У васъ, должно быть, предурная память, м-ръ Уэллеръ", – говоритъ джентльменъ. – Предурная, – говоритъ мой отецъ. – "Я такъ и думалъ, – говоритъ джентльменъ: – не угодно ли стаканчикъ пунша, м-ръ Уэллеръ?" – Покорно благодарю, – говоритъ мой отецъ. – Вотъ они, сэръ, сидятъ да пьютъ, пьютъ да говорятъ насчетъ этихъ житейскихъ дѣлъ и обстоятельствъ по кучерской части. Послѣ третьяго стакана пунша память y моего родителя какъ будто просвѣтлѣла, и ему показалось, что онъ точно припоминаетъ черты незнакомаго джентльмена. Сдѣлали стаканъ гоголь-моголя, для возобновленія знакомства, и тутъ же добрый джентльменъ вручилъ ему банковый билетъ въ двадцать фунтовъ. – "Между этимъ городомъ и Лондономъ прескверная дорога, м-ръ Уэллеръ: какъ вы думаете, сэръ?" – говоритъ джентльменъ. – Тяжеленько, сэръ, нечего сказать, – говоритъ мой отецъ. – "Подлѣ канала особенно дорога никуда не годится", – говоритъ джентльменъ.– Ѣзда плохая, – говоритъ мой отецъ. – "Послушайте, м-ръ Уэллеръ, – говоритъ джентльменъ, – вы превосходный ѣздокъ, и мы знаемъ, что вы можете дѣлать съ вашими лошадьми все, что вамъ угодно. Такъ вотъ оно, видите ли, въ чемъ штука, м-ръ Уэллеръ: мы васъ очень любимъ и весьма уважаемъ ваши кучерскіе таланты. Завтра вамъ надобно будетъ привезти сюда нѣкоторыхъ джентльменовъ. Очень хорошо, м-ръ Уэллеръ: если случится какъ-нибудь, что лошадки ваши заартачатся, какъ скоро вы поѣдете мимо канала, бричка перевалится на бокъ, и джентльмены полетятъ въ каналъ, – разумѣется, безъ всякаго вреда для ихъ костей, – то мы… вы понимаете, м-ръ Уэллеръ, мы будемъ вамъ очень благодарны за такую ласку". – Господа, – говоритъ мой отецъ, вставая со стула и обращаясь ко всѣмъ джентльменамъ, – вы народъ очень добрый, и я васъ полюбилъ отъ всего сердца. Еще стаканчикъ пунша за ваше здоровье, и все y насъ покатится, какъ по маслу. – Допивъ стаканъ, родитель мой раскланялся, положилъ деньги въ карманъ и вышелъ изъ дверей. Такъ вотъ оно, сэръ, повѣрите ли, – продолжалъ Самуэль, бросая невыразимо безстыдный взглядъ на своего господина, – повѣрите ли, что въ тотъ самый день, какъ родитель мой ѣхалъ съ лондонскими джентльменами, его лошади вдругъ заартачились, понеслись, забушевали, бричка опрокинулась, и джентльмены всѣ до единаго попадали въ каналъ,

– Какъ же ихъ вытащили оттуда? – торопливо спросилъ м-ръ Пикквикъ.

– Дѣло темное, сэръ, – отвѣчалъ Самуэль, значительно понизивъ голосъ. – Одинъ пожилой джентльменъ, кажется, совсѣмъ пропалъ безъ вѣсти… то есть шляпу-то его нашли, это я знаю; но была ли въ шляпѣ голова, это осталось подъ спудомъ. Но всего удивительнѣе здѣсь то, что бричка моего родителя опрокинулась въ тотъ самый день и на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ и когда ей слѣдовало опрокинуться по предсказанію ласковаго джентльмена. Странная оказія!

– Очень странная, – повторилъ м-ръ Пикквикъ. – Однакожъ, вычистите поскорѣе мою шляпу: кажется, зовутъ меня завтракать.

Съ этими словами м-ръ Пикквикъ сошелъ въ гостиную, гдѣ уже вся почтенная компанія сидѣла за накрытымъ столомъ. Послѣ завтрака каждый изъ джентльменовъ поспѣшилъ украсить свою шляпу огромной синей кокардой, сдѣланной прелестными ручками самой м-съ Поттъ, и какъ м-ръ Винкель вызвался сопровождать эту леди на кровлю домовъ, ближайшихъ къ мѣсту будущаго торжества, то м-ръ Пикквикъ и м-ръ Поттъ должны были отправиться одни въ гостиницу "Сизаго медвѣдя", гдѣ уже давно засѣдалъ комитетъ м-ра Сломки. Одинъ почтенный членъ, съ лысиной на головѣ, говорилъ y одного изъ заднихъ оконъ рѣчь передъ шестью зѣвавшими мальчишками и одной дѣвчонкой, величая ихъ при каждой новой сентенціи титуломъ "итансвилльскихъ согражданъ"; мальчишки хлопали руками и кричали «ура» изо всѣхъ силъ.

Площадь передъ "Сизымъ медвѣдемъ" представляла положительные признаки славы и могущества «Синихъ» гражданъ Итансвилля. Были тутъ стройныя полчища синихъ флаговъ, расписанныхъ золотыми буквами въ четыре фута вышиной. Трубачи, барабанщики и фаготчики стояли на своихъ опредѣленныхъ мѣстахъ, дожидаясь извѣстныхъ знаковъ для начатія торжественнаго марша. Отрядъ констэблей и двадцать членовъ комитета съ голубыми шарфами привѣтствовали «Синихъ» гражданъ-избирателей, украшенныхъ синими кокардами. Были тутъ избиратели верхомъ на борзыхъ коняхъ и другіе многочисленные избиратели пѣшкомъ. Была тутъ великолѣпная каретка, запряженная въ четверню для самого достопочтеннаго Самуэля Сломки, и были еще четыре кареты, запряженныя парой, для его ближайшихъ друзей. На всемъ и на всѣхъ отражалось всеобщее одушевленіе, жизнь и волненіе: флаги колыхались, толпа ликовала, двадцать членовъ комитета и констэбли бранились, лошади пятились, пѣшіе гонцы потѣли, и все, здѣсь собравшееся, соединилось на пользу, честь и славу достопочтеннаго Самуэля Сломки, заявившаго желаніе быть выбраннымъ депутатомъ отъ бурга Итансвилля въ Нижнюю Палату парламента Великобританіи.

Громко закричали въ народѣ, и сильно заколыхался одинъ изъ синихъ флаговъ съ девизомъ: "Свобода прессы", когда выставилась въ окнѣ голова редактора "Итансвилльской Синицы", и оглушительные залпы громовыхъ восклицаній раздались по всему пространству, когда самъ достопочтенный Самуэль Сломки, въ огромныхъ ботфортахъ и синемъ галстухѣ, выступилъ на сцену, раскланялся толпѣ и мелодраматически пожалъ руку м-ру Потту, свидѣтельствуя ему искреннюю благодарность за поддержку, которой удостоился онъ, м-ръ Сломки, отъ его газеты.

– Все ли готово? – спросилъ достопочтенный Самуэль Сломки, обращаясь къ м-ру Перкеру.

– Все, почтеннѣйшій, все! – былъ отвѣтъ сухопараго джентльмена.

– Ничего не забыли, надѣюсь?

– Ничего, почтеннѣйшій, ничего. У воротъ гостиницы стоятъ двадцать человѣкъ, которымъ вы должны пожать руки: они умылись и причесались для этого торжества; тутъ же шестеро маленькихъ дѣтей, которыхъ вы должны погладить по головкѣ и спросить y каждаго – сколько ему лѣтъ. На дѣтей совѣтую вамъ обратить особенное вниманіе; это всегда производитъ сильный эффектъ.

– Постараюсь.

– Да не худо бы, почтеннѣйшій, – продолжалъ сухопарый джентльменъ, – то есть, я не говорю, чтобъ это было совершенно необходимо, однакожъ, очень недурно, еслибъ вы поцѣловали кого-нибудь изъ этихъ малютокъ; такой маневръ произвелъ бы сильное впечатлѣніе на толпу.

– Не могу ли я поручить эту обязанность кому-нибудь изъ членовъ комитета?

– Нѣтъ, ужъ если цѣловать, такъ цѣлуйте сами: эффектъ будетъ вѣрнѣе, ручаюсь, что это подвинетъ васъ на пути къ популярности.

– Ну, если это необходимо, – сказалъ рѣшительнымъ тономъ достопочтенный Самуэльсломки, – надо поцѣловать. Теперь, кажется, все.

– По мѣстамъ! – закричали двадцать членовъ комитета.

И среди дружныхъ восклицаній собравшейся толпы, музыканты, констэбли, избиратели, всадники и кареты поспѣшили занять свои мѣста. Каждый экипажъ, запряженный парой, былъ набить биткомъ, какъ сельдями въ бочкѣ. Карета, назначенная для м ра Перкера, вмѣстила въ себя господъ Пикквика, Топмана, Снодграса и съ полдюжины другихъ джентльменовъ изъ комитета Сломки.

Наступила минута страшной тишины передъ тѣмъ, какъ надлежало выступить самому достопочтенному Самуэлю Сломки, вдругъ толпа раздвинулась и закричала во весь голосъ.

– Идетъ, идетъ! – воскликнулъ м-ръ Перкеръ, предваряя многочисленныхъ зѣвакъ, которымъ нельзя было видѣть, что дѣлалось впереди.

Раздались дружныя восклицанія со всѣхъ сторонъ.

– Вотъ онъ пожимаетъ руки гражданамъ Итансвилля!

– Ура, ур-ра!

– Вотъ гладитъ онъ какого-то малютку по головѣ! – говорилъ м-ръ Перкеръ восторженнымъ. тономъ.

– Ур-ра! Ур-р-р-р-а-а!

– Онъ поцѣловалъ ребенка.

Толпа заревѣла неистово и дико.

– Другого поцѣловалъ!

Новый оглушительный ревъ и гвалтъ.

– Всѣхъ перецѣловалъ! – взвизгнулъ сухопарый джентльменъ.

И, сопровождаемая оглушительнымъ ревомъ, процессія двинулась впередъ.

Какъ, вслѣдствіе чего и по какому поводу случилось, что на дорогѣ она столкнулась, смѣшалась и перепуталась съ другою такой же процессіей, и какимъ образомъ окончилась суматоха, возникшая по этому поводу, описать мы не въ состояніи, потому, между прочимъ, что уши, глаза, носъ и ротъ м-ра Пикквика нахлобучились его шляпой при самомъ началѣ этихъ столкновеній. О себѣ самомъ говоритъ онъ положительно, что въ ту самую минуту, какъ онъ хотѣлъ бросить быстрый взглядъ на эту сцену, его вдругъ окружили со всѣхъ сторонъ звѣрскія лица, облака пыли и густая толпа сражающихся гражданъ Итансвилля. Какая-то невидимая сила, говоритъ онъ, вынесла его вдругъ изъ кареты и втолкнула въ самый центръ кулачныхъ бойцовъ, причемъ два довольно сильныхъ тумака воспріялъ онъ на свою собственную шею. Та же невидимая сила пособила ему взобраться наверхъ по деревяннымъ ступенямъ, и когда наконецъ онъ снялъ свою шляпу, передъ нимъ были его друзья, стоявшіе въ первомъ ряду съ лѣвой стороны. Правая сторона была занята «Желтыми» гражданами Итансвилля; въ центрѣ засѣдали городской мэръ и его чиновники, изъ которыхъ одинъ, – жирный глашатай Итансвилля, – безпрестанно звонилъ въ огромный колоколъ, приглашая почтеннѣйшую публику угомониться отъ страшной суматохи. Между тѣмъ м-ръ Гораціо Фицкинъ и достопочтенный Самуэль Сломки, съ руками, приложенными къ своимъ сердцамъ, безпрестанно склоняли свои головы передъ волнующимся моремъ головъ, наводнявшихъ все это пространство, откуда подымалась буря стоновъ, ликованій, криковъ и насмѣшекъ, – исходилъ гулъ и шумъ, подобный землетрясенію.

– Смотрите-ка, куда забрался Винкель, – сказалъ м-ръ Топманъ, дернувъ президента за рукавъ.

– Куда? – спросилъ м-ръ Пикквикъ, надѣвая очки, которые онъ, къ счастію, имѣлъ предосторожность держать въ карманѣ до этой поры.

– Вотъ онъ, на крышѣ этого дома, – сказалъ м-ръ Топманъ.

И точно, на черепичной кровлѣ, за желѣзными перилами, засѣдали въ спокойныхъ креслахъ другъ подлѣ друга м-ръ Винкель и м-съ Поттъ, дѣлая своимъ пріятелямъ привѣтственные знаки бѣлыми платками, на что м-ръ Пикквикъ поспѣшилъ отвѣчать воздушнымъ поцѣлуемъ, посланнымъ его рукою прелестной леди.

Этотъ невинный поступокъ ученаго мужа возбудилъ необыкновенную веселость въ праздной толпѣ, еще не развлеченной церемоніею выбора.

– Продувной старикашка! – закричалъ одинъ голосъ. – Волочится за хорошенькими дѣвушками!

– Ахъ, ты, старый грѣшникъ! – закричалъ другой.

– Пялитъ свои очки на замужнюю женщину! – добавилъ третій голосъ.

– Я видѣлъ, какъ онъ моргалъ своимъ старымъ глазомъ, – вскрикнулъ четвертый.

– Верзила Поттъ и не думаетъ смотрѣть за своей женой, – прогорланилъ пятый, и залпы громкаго смѣха раздались со всѣхъ сторонъ.

Такъ какъ за этимъ слѣдовали ненавистныя сравненія между м-ромъ Пикквикомъ и негоднымъ старымъ козломъ и многія другія остроумныя шуточки весьма колкаго свойства и такъ какъ все это могло очевиднѣйшимъ образомъ компрометировать честь благородной леди, то негодованіе въ груди м-ра Пикквика забушевало самымъ стремительнымъ потокомъ, и Богъ вѣдаетъ, чѣмъ бы оно прорвалось на безсовѣстную толпу, еслибъ въ эту самую минуту не раздался звонокъ, возвѣщавшій о началѣ церемоніи.

– Тише, тише! – ревѣли помощники мэра.

– Уифинъ, дѣйствуйте для водворенія тишины! – сказалъ мэръ торжественнымъ тономъ, приличнымъ его высокому общественному положенію.

Исполняя полученное приказаніе, глашатай далъ новый концертъ на своемъ неблагозвучномъ музыкальномъ инструментѣ, что вызвало въ толпѣ дружный смѣхъ и остроты.

– Джентльмены, – началъ мэръ, когда народный гвалтъ немного поутихъ. – Джентльмены! Братья избиратели города Итансвилля! Мы собрались здѣсь сегодня съ единственною цѣлью избирать нашего представителя въ палату, вмѣсто…

Здѣсь мэръ былъ прерванъ громкимъ голосомъ, раздавшимся въ толпѣ.

– Исполать нашему мэру! – прогремѣлъ этотъ голосъ. – Да процвѣтаетъ его славная торговля гвоздями и тесьмой, и пусть наполняются его тяжелые сундуки звонкой монетой!

За этимъ пожеланіемъ, напомнившемъ о страсти почтеннаго мэра копить деньги, послѣдовалъ веселый смѣхъ толпы, полились остроты и поднялся такой шумъ, что даже звонкій колоколъ глашатая оказался не въ силахъ успокоить его. Мэръ продолжалъ свою рѣчь, но говорилъ ее собственно для себя, такъ какъ изъ всей его рѣчи только и можно было кое-какъ разслышать лишь самый конецъ ея, въ которомъ почтенный сановникъ приглашалъ собраніе высказаться за того кандидата, который знаетъ дѣйствительныя потребности города и потому можетъ принести ему пользу.

Едва окончилась рѣчь мэра, на эстрадѣ появился худенькій джентльменъ съ тугоз-авязаннымъ бѣлымъ галстукомъ. При смѣхѣ и остротахъ толпы онъ заявилъ, что намѣренъ просить избирателей подать ихъ голоса за человѣка, дѣйствительно принимающаго близко къ сердцу интересы города Итансвилля и настолько талантливаго, что онъ съ успѣхомъ станетъ защищать ихъ въ парламентѣ. Этого доблестнаго гражданина зовутъ Гораціо Фицкинъ; онъ эсквайръ и имѣетъ помѣстье близъ Итансвилля. При этихъ словахъ «Желтые» выразили свой восторгъ громкими рукоплесканіями, a "Синіе" сопровождали ихъ свистомъ, шиканьемъ и такъ шумно и продолжительно выражали свои чувства, что худенькій джентльменъ и почтенный другъ, поддерживавшій его предложеніе, произнесли свои длинныя рѣчи для назиданія мэра, единственнаго слушателя, до котораго долетали ихъ слова.

Когда друзья Фицкина сказали все, что могли сказать, ихъ мѣсто занялъ джентльменъ, обладавшій здоровымъ, розовымъ цвѣтомъ лица. Онъ началъ, конечно, съ предложенія подать голоса за другого кандидата (м-ра Сломки), который и пр. Розовый джентльменъ былъ вспыльчиваго нрава, и хотя его приняли нѣсколько лучше, чѣмъ друзей м-ра Фицкина, однакожъ, онъ не удовольствовался такимъ ничтожнымъ предпочтеніемъ и потому, сдѣлавъ небольшое ораторское фигуральное вступленіе, внезапно перешелъ къ обличенію тѣхъ джентльменовъ въ толпѣ, которые прерываютъ его своими криками; затронутые джентльмены отвѣчали энергическими ругательствами, и обѣ стороны обмѣнялись внушительными пантомимными угрозами. Чтобы положить конецъ неурядицѣ, розовый джентльменъ уступилъ свое мѣсто почтенному другу. Почтенный другъ, сообразивъ, что не слѣдуетъ утомлять избирателей обильнымъ словоизверженіемъ, пробарабанилъ свою рѣчь однимъ махомъ, не останавливаясь на знакахъ препинанія; онъ мало заботился о томъ, что его никто не понялъ, зная хорошо, что, если кто пожелаетъ ознакомиться съ красотами его рѣчи, тотъ всегда можетъ прочесть ее въ "Итансвилльской Синицѣ", гдѣ она напечатана отъ слова до слова, снабженная всѣми надлежащими знаками препинанія.

Послѣ этого выступилъ самъ Гораціо Фицкинъ, эсквайръ; но лишь только произнесъ онъ: "Милостивые государи", какъ "Синіе" загудѣли съ неистовою силой, загремѣли барабаны достопочтеннаго м-ра Сломки, оркестръ грянулъ, и воздухъ наполнился смѣшаннымъ гуломъ, и начался такой шумъ, какимъ не сопровождалась даже рѣчь самого мэра. Выведенный изъ терпѣнія, Гораціо Фицкинъ подошелъ къ своему оппоненту, достопочтенному Самуэлю Сломки, и грозно потребовалъ объясненія: точно ли оркестръ заигралъ по его предварительному приказу; и когда достопочтенный Самуэль Сломки далъ весьма уклончивый и неопредѣленный отвѣтъ, Гораціо Фицкинъ грозно поднялъ кулаки и, становясь въ наступательную позицію, приглашалъ своего противника на смертный бой. При этомъ совершенно непредвидѣнномъ нарушеніи всѣхъ извѣстныхъ приличій и правилъ, городской мэръ скомандовалъ оглушительную фантазію на огромномъ колоколѣ и объявилъ, что онъ требуетъ передъ свои очи достопочтенныхъ господъ Гораціо Фицкина, эсквайра, и м-ра Самуэля Сломки. Минутъ черезъ двадцать, при сильномъ содѣйствіи «Желтыхъ» и «Синихъ» членовъ, противники помирились, пожали другъ другу руки, и Гораціо Фицкинъ, эксвайръ, получилъ позволеніе договорить свою рѣчь.

Рѣчи обоихъ кандидатовъ, различныя по изложенію и красотѣ слога, совершенно, однакожъ, были сходны въ громкихъ похвалахъ, воздаваемыхъ избирателямъ Итансвилля. Гораціо Фицкинъ, такъ же какъ Самуэль Сломки, объявили, каждый съ приличною торжественностью, что не было и не могло быть во всей вселенной людей благороднѣе и безкорыстнѣе тѣхъ великодушныхъ гражданъ, которые вызвались подать голоса въ ихъ пользу; но вмѣстѣ съ тѣмъ оба оратора весьма искусно намекнули, что избиратели противной стороны отличаются, къ несчастью, такими свинскими качествами, при которыхъ они, судя по совѣсти, совершенно неспособны къ принятію разумнаго участія въ этомъ національномъ дѣлѣ. Фицкинъ выразилъ готовность дѣлать все, что потребуютъ отъ него; Сломки, напротивъ, заранѣе отказался наотрѣзъ дѣйствовать подъ вліяніемъ чужихъ мыслей и чувствъ. Оба оратора объявили, что благосостояніе итансвилльскихъ гражданъ сдѣлается исключительнымъ предметомъ ихъ заботливости и что они всѣми силами будутъ стараться объ усовершенствованіи мануфактуръ, промышленности и торговли во всѣхъ ея видахъ и родахъ.

Когда, наконецъ, приступлено было къ окончательному отбору голосовъ и поднятію рукъ, огромное большинство, какъ и слѣдовало ожидать, осталось на сторонѣ достопочтеннаго Самуэля Сломки, который и былъ торжественно провозглашенъ представителемъ итансвилльскихъ гражданъ. Сыграли еще разъ фантазію на огромномъ колоколѣ, городской мэръ надѣлъ шляпу, и народныя толпы хлынули во всѣ стороны, оглашая воздухъ залпами дружныхъ восклицаній.