Текст книги "Антология советского детектива-39. Компиляция. Книги 1-11"

Автор книги: Аркадий Вайнер

Соавторы: Аркадий Адамов,Василий Веденеев,Глеб Голубев,Анатолий Степанов,Иван Жагель,Людмила Васильева,Олег Игнатьев,Леонид Залата
сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 231 страниц)

– Обожди, – остановил его Смирнов. – Хотите скажу, кто там, за дверью?

– Думаешь, он? – спросил Казарян.

– Он, – уверенно подтвердил Смирнов. – Иди, Алик, впускай генерала Ларионова.

Генерал Ларионов (в штатском) вошел в гостиную, увидел стол, спросил, не здороваясь:

– Выпить поднесете?

– Поднесем, – пообещал Смирнов, а Казарян поинтересовался:

– Что ж не поздоровался с нами, Сережа?

– Так ведь вы руки не подадите, – свободно ответил Ларионов.

– Это уж точно, – подтвердил Смирнов. И Виктор: – Налей-ка ему. Стакан.

Алик подставил к журнальному столу еще одно кресло, и Ларионов уверенно уселся. Придвинул к себе стакан, подобрал закусь. Четверо внимательно наблюдали за его действиями.

– Что ж не спрашиваете, зачем я к вам пришел? – спросил, прерывая раздражавшее его молчание, Ларионов. Хотел, чтобы к нему относились серьезно.

– А чего спрашивать? – ответил Смирнов. – Выпьешь, и сам расскажешь.

– Ты как всегда прав, – подтвердил Ларионов. – Расскажу.

Питух он был никакой. Для форсу опрокинул стакан одним махом, но не сумел как следует придержать дыхание, и оттого, закашлявшись, допустил водку гулять по пищеводу сюда-туда. От нечеловеческих усилий загнать дозу сорокаградусной в желудок слезы выступили на его страдальческих глазах. Но загнал-таки, вздохнул освобожденно, откусил огурец и, жуя, смахнул ладошкой набежавшую слезу.

– А еще генерал, – осудил его неумелость Казарян. – Разве генералы так пьют?

– Генералы так не пьют, – согласился Ларионов. – Генералы пьют из деликатной посуды.

– А за что тебя в отставку, Сережа? – поинтересовался вдруг Алик.

– Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. – За Ларионова ответил Смирнов. – Спустил на тормозах дело Грекова, обрубил концы и гуляй, Вася. Так, генерал в отставке?

– Так, да не так, – не то подтвердил, не то отверг предположение Смирнова генерал в отставке, одновременно закусывая. – Может, перестанем в кошки-мышки играть, Саня? Может, все-таки спросишь, зачем я пришел?

– Ты пришел, чтобы узнать, насколько серьезно мы за тебя взялись и до какого дна докопались. И еще. Больше тебе некуда идти.

– Так уж и некуда! – обиделся Ларионов.

– Некуда, – еще раз уверенно заявил Смирнов. – Дело-то ваше секретное, и о том, что оно провалилось, ты можешь поговорить с тем, кто знает о нем. С работодателями своими ты говоришь только тогда, когда они тебя вызывают. Ну, а к нам, влезшим в эти вонючие тайны помимо твоего желания, по старой памяти можно припереться и без спроса.

– Когда вы с Ромкой окончательно поняли, что в этом деле задействован я?

– В принципе мы не собираемся отвечать на твои вопросы, – вместо Смирнова ответил Казарян. – Но на этот ответим. Окончательно поняли, когда ты пятнадцать минут тому назад заявился сюда. А догадались после того, как узнали подробности операции по укрощению группировок. Почерк-то знакомый.

– А чистенько я их накрыл, а? – погордился Ларионов.

– Хвастаться нечем, – осадил его Казарян. – Методика-то Саней была разработана еще лет двадцать-тридцать тому назад. Правда, коварство, подлость и вранье – твои. Этого не отнять.

– Подлость! Коварство! – приличная доза сделала свое дело, и Ларионова безудержно повело на монолог. – Если вам еще не надоело жить в бардаке, именуемом перестройкой с демократическим образом жизни, то мне надоело до блевотины. Мне надоело, что моя Москва разлагается, как тифозный труп. Мне надоели разбитые мостовые, вонючие подворотни, засранные и зассанные дворы, мне надоели кооперативные палатки с немыслимыми ценами, пустые государственные магазины и очереди, очереди, очереди. Мне надоели гнусные молодчики, вдруг ставшие хозяевами жизни, мне надоели старые начальники, обтяпывавшие только свои делишки, мне надоели новые начальники, считающие, что все происходящее сегодня – в порядке вещей.

– Больная совесть Москвы, – оценил ларионовские переживания Казарян. – И что же ты сделал, чтобы защитить нас от этого безобразия?

– Мне предложили навести порядок в нашем городе, и я согласился.

– Кто предложил? – спросил Алик.

– Главное, не кто, а что. Катастрофически ухудшающееся положение в городе и стране.

– Ну, а не главное? Кто? – настаивал Казарян.

– Не мой секрет, Рома. Поэтому ответить не могу.

– Можешь не отвечать, – сказал Смирнов. – Догадываемся. Я спрошу тебя о другом: какой порядок предложили тебе навести в городе? Новый?

– Ты же не собирался задавать мне вопросы, – напомнил Ларионов. – Но я отвечу, Саня. Не новый. Твердый.

– И для этого создали этот идиотический комитет общественной защиты. Затейка-то пованивает, – отметил Смирнов. – Ничьи спецназы и самообразовавшийся комитет! Забавно, забавно. Комитет из лучших представителей всех слоев общества призывает к защите отечества, и ничьи спецназы по их призыву устанавливают твердый порядок, столь необходимый замордованному обывателю. Приводится в рабочее состояние проржавевшая машина управления, все становится на свои места и Комитет, как фиговый листок, прикрывая неприличные органы, до открытого осуществления диктатуры, делает вид, что он – власть. Это при удачном для определенных кругов раскладе. А при неудачном – дурацкий этот комитет делается козлом отпущения и отдается на растерзание демократической общественности, как организатор антиконституционного заговора. Умозрительно все вроде продумано безукоризненно. Но... – Смирнов запаузил, чтобы выпить водички, выпил и продолжил: – Но присутствие в таком раскладе непрофессионалов всегда чревато неожиданностями, Сережа. Шило в мешке, оно и есть шило, чтобы вдруг ни с того, ни с сего высунуться на белый свет. Дурачки из комитета страстно хотели властвовать уже сейчас, в тайном и, как им казалось, всесильном состоянии. Вот и высунулись, вот и погубили всю вашу затею.

– Считаешь, что дело проиграно? – спросил Ларионов, и сам себе налил еще полстакана.

– Я не считаю, я знаю. – И Смирнов налил в свою рюмку. – За наш успех, Сережа.

– Ты ведь, наверное, хорошо помнишь, что сказал тебе на прощание Греков? – Ларионов поднял стакан. – Он сказал, что, в конечном счете, всегда проигрываете вы. Он был прав, Саня. Будь.

Казарян, Виктор и Алик с глубоким вниманием следили за тем, как выпивали эти двое. Смирнов выпил, понюхал ладошку и сказал:

– Ты забыл одну малосущественную деталь, Сережа. Греков – мертвый, а мы – живые.

– Все условно, Саня. Я бы мог очень легко и непринужденно раздавить ваш игрушечный заграничный автомобильчик бэтээром. Вместе с вами.

– Не ври нам. И себе не ври. Ты не мог.

– Это почему же?

– Потому что ты до судорог боялся сделать это.

– Я боялся, а ты нет?

– Именно. Вы боялись меня, а я вас не боялся. Поэтому вы прятались, и мы играли почти в открытую. Вы и ваше предприятие, Сережа, беззаконны.

– Так же, как и твои действия, Саня, между нами разницы нет.

– Колоссальная. Вы убивали.

– По необходимости. Если бы тебе понадобилось, и ты бы убивал. Я тебя знаю.

– Господи, какая ты скотина! – удивился Казарян.

– Хотите знать, что я о вас думаю? – спросил Ларионов и встал.

– Нет, – сказал Смирнов и предложил свой вопрос: – Хочешь знать, почему вы проиграли?

– Мы еще не проиграли.

– Вы проиграли, потому что ждали. Ждали смуты, беспорядков, ужаса обывателя, чтобы явиться спасителями. А смуты-то – нет и нет!

– В нужное время возникнет.

– Спровоцируете? Не получится!

– Почему же? Два-три взрыва, пять-шесть трупов...

– Пошел отсюда вон! – вдруг заорал Алик.

ИЗ ГАЗЕТ (хроника)

..."Москва, 29 августа. Вчера в следственном изоляторе подозреваемый в убийстве предпринимателя Алексея Борзова рэкетир Вячеслав Калинов повесился в камере при помощи веревки, сделанной из разорванной рубашки. Дежурный надзиратель обнаружил труп в пять тридцать утра..."

..."Москва, 30 августа. Розыск. Разыскивается подозреваемый в совершении особо опасных преступлений Удоев Эдвард Гурамович, 1952 года рождения. Рост 187 см, телосложение атлетическое. Особые приметы: на запястье правой руки татуировка, изображающая спасательный круг с надписью: "Спасаюсь сам. Эдик", на левой щеке малозаметный шрам от уха к углу рта, на передних зубах нижней челюсти коронки из желтого металла. Всех, кому что-либо известно о местопребывании Удоева Э.Г., просим позвонить по телефону..."

..."организация РЭО-6 Ленинского района с прискорбием сообщает, что 1 сентября скоропостижно скончался полковник в отставке Голубев Семен Афанасьевич, член КПСС с 1965 года, и выражает соболезнование родным и близким..."

..."До чего же неуемно стремление наших кинематографистов крепить как можно прочнее международные контакты! В связи с этим весьма любопытны два сообщения. Видный советский кинорежиссер Андрей Бартенев, даже не успев закончить монтаж последнего своего фильма, 7 сентября срочно отбыл в Голливуд на двухгодичную стажировку. Мы до сих пор в некотором смущении, размышляя о том, кому больше повезло: России или Америке?

Другой известный кинематографист, сценарист и критик Дмитрий Федоров, находившийся на трехдневном симпозиуме в Копенгагене, 5 сентября сделал заявление в местной прессе о том, что он решил на неопределенное время остаться в Дании, так как серьезное теоретическое исследование, над которым он сейчас работает, требует постоянного его пребывания за пределами Советского Союза.

Горят, горят на работе наши энтузиасты-кинематографисты!.."

..."Советская милиция понесла невосполнимую утрату. 9 сентября в автомобильной катастрофе трагически погиб генерал-майор в отставке Сергей Валентинович Ларионов, ветеран МУРа, достойный представитель того поколения борцов с преступностью, которое, начиная с первых послевоенных лет, с честью стояло на охране законности и правопорядка..."

..."Москва. 15 сентября. На утреннем заседании обеих палат республиканского парламента в разделе "Разное" был заслушан и обсужден ответ соответствующих ведомств на запрос Комиссии по вопросам безопасности по поводу существования на территории одной из областей, соседствующей со столичной, ни за каким ведомством не числящейся военной базы, на которой по программе спецназа ведется активная боевая подготовка подразделения численностью до батальона. В совместном ответе ведомств слухи о функционировании этой базы квалифицируются, как злостная клевета на армию и внутренние войска, инспирированная определенными политиканствующими кругами, заинтересованными в дестабилизации обстановки. В действительности же, существовавший когда-то, а ныне заброшенный летний лагерь был использован для трехдневного пребывания в нем подразделения, принимавшего участие в учениях, которые части военного округа проводили в конце августа сего года..."

...Витязь в шишковатом суконном шлеме и гимнастерке с алыми разговорами на борзом коне мчался сквозь взрывы. Комьями взлетала, образуя неряшливые фонтаны, земля, пучился, клубился, стелился по зеленой степи серо-желтый дым...

Действо это на экране Виктор наблюдал, не входя в зал, из боковой предзальной пазухи. Он не хотел кривляться на премьерном представлении на сцене съемочной группы, и поэтому опоздал на час, чтобы быть в Доме кино к концу просмотра. Но, видимо, организаторы подзадержались, и он попал к самому началу. Не хотелось ему смотреть на это варево целиком. От отвращения он сплюнул на паркетный пол и пошел в ресторан, где готовился банкет в честь окончания картины. На его денежки готовился.

Длинный-предлинный стол уже был готов к бою: на белой скатерти в идеальном порядке были расставлены приборы, радовали глаз непочатые бутылки, неким живописным панно гляделась разноцветная закусь.

Виктор стоял у стола, размышляя над вечной проблемой: пить или не пить.

– Не губи ты пока эту красоту. Иди ко мне, – раздалось сбоку.

Ну, конечно же, Мишка. Дал же бог здоровья художнику: в бутылке "Пшеничной" оставалось лишь на донышке, а у него ни в одном глазу. Без слов Виктор присел за его столик, без слов сей же момент выпили. Любовным взглядом оценив сценариста, художник, формально закусив, высказался:

– Ты – мерзавец, Витька.

– Это почему же? – без возмущения поинтересовался Виктор.

– Ты куда в прошлый раз сбежал? Я тебя ждал, ждал. Три месяца ждал.

– Дела, Миша.

– Лето тогда было, – с горьким сожалением о прошедшем вспомнил Миша. – А теперь не поймешь – ни осень, ни зима, срань какая-то. Ну, да ладно. Продолжим прерванную беседу, Витек?

– Продолжим, – согласился Виктор, встал, сходил к длинному столу, принес полную бутылку и разлил по рюмкам. Выпили еще разок.

– На чем мы тогда остановились? – спросил Миша.

– На детском стишке, – напомнил Виктор и прочел тот стишок:

Раз, два, три, четыре, пять.

Вышел зайчик погулять.

Вдруг охотник выбегает,

Прямо в зайчика стреляет.

На строчке "вдруг охотник выбегает" в ресторанный зал, сопровождаемый оруженосцами, вошел охотник. Только вместо ружья в руках у него была палка.

Увидев Смирнова, Виктор вскочил, вознес руку, закричал:

– Александр Иванович, можно вас на минутку?!

– Ребята, занимайте столик, я сейчас, – сказал Смирнов Алику и Казаряну, и, доковыляв, уселся рядом с Виктором. Вежливо поздоровавшись с Мишей, спросил для порядка:

– Все водку жрешь, Витя? С чего бы это?

Скукожившись личиком от старанья не пролить, Виктор наполнил рюмки и ответил:

– Мне за последнее время дважды доказали, что я – говно. Сначала они, потом – вы.

– Не стоит беспокоиться. Вскорости ты сам себе докажешь обратное.

Выпили втроем. Пожевав, Виктор спросил о главном:

– Мы проиграли партию, Иваныч?

– Мы ее спасли в проигрышном для нас положении. Мы им сделали вечный шах, Витя.

– Я тут Мише детский стишок читал, – сообщил Виктор Смирнову и, как попугай, повторил:

Раз, два, три, четыре, пять.

Вышел зайчик погулять.

Вдруг охотник выбегает,

Прямо в зайчика стреляет.

Пиф-паф, ой-ой-ой.

Умирает зайчик мой.

Принесли его домой,

Оказался он живой.

– Все перепуталось, Иваныч. Кто мы? Охотники? Зайчики?

– В зависимости от обстоятельств, Витя, – сказал Смирнов. – Меня сейчас больше интересуют те, кто принес его домой.

Обиженный тем, что ничего не понимает, художник Миша сурово вопросил:

– О чем вы, мужики?

Аркадий Григорьевич Адамов
…Со многими неизвестными

Глава 1
ТРИ ПАСПОРТА ИЗ БОРСКА

Плотная толпа постепенно втягивалась на эскалатор и длинной пестрой лентой медленно ползла вверх. А навстречу спускался поток лиц, самых разных: молодых, розовых от мороза, улыбающихся, и немолодых, задумчивых, невыспавшихся, со следами забот и волнений. Сергей любил вглядываться в эти проплывавшие мимо лица, стараясь схватить в них что-то главное, что-то отличное от других, и порой усмехался над своими неожиданными маленькими открытиями.

Через минуту он машинально переступил с уходившей из-под ног плитки на мраморный пол вестибюля и, увлекаемый потоком людей, поднялся по широким ступеням к окутанному паром выходу из метро.

Очутившись наконец на площади, он глубоко вдохнул свежий, морозный воздух и по привычке взглянул на часы, седой круг которых висел в центре площади на высокой мачте. «Так, – отметил он про себя, – несмотря на мороз, метель и Витькину географию, движемся нормально, по графику».

Зима в этом году удалась на славу, вот уже месяца два как мороз не отступал, навалило уйму снегу. Вчера, в воскресенье, они с Витькой ходили на лыжах по Измайлову часа четыре. И ведь не устал, чертенок, с гор носится как оглашенный. Сергей, взобравшись на вершину, еще только прикидывал, как и где спуститься, еще собирался с духом, а Витька маленьким синим шариком уже несся вниз. И Сергей, устыдившись, сломя голову летел за ним. А Витька последние метры катился кубарем, вопя от восторга.

В воскресенье они всегда обедали у стариков. Туда же после утреннего спектакля приезжала Лена.

А сегодня с утра Витька что-то покашливал, и Сергей с Леной обменивались тревожными взглядами. «Вот ваши лыжи, – сердито говорила Лена. – Больше не пущу одних». Но Сергей знал, что больше всего она каждую зиму боялась гриппа и лыжи были ни при чем.

Из дома Сергей с Витькой всегда выходили вместе. По дороге начиналась «география». Дед подарил Витьке недавно атлас. Целыми днями он изучал карты и поражал родителей своими открытиями. Так было и в это утро, по дороге в школу.

– Пап, – начал Витька, – а сколько в Америке Вашингтонов, знаешь? – и тут же выпалил: – Три!

– То есть как три? – удивился Сергей.

– А так. Столица, и еще в штате Техас, и еще в Оклахоме.

– Да ну?

– Ага. И еще, знаешь, там Москва и Петербург есть.

– М-да, – растерянно соглашался Сергей, про себя удивляясь этим открытиям.

– Пап, – не унимался Витька, – а почему во Франции Орлеан есть, а в Америке Новый Орлеан? И еще знаешь…

– Ты на морозе-то много не болтай, – оборвал его Сергей. – И так вон кашляешь.

Проводив сына до школы, Сергей пошел дальше, к метро. Выходил он обычно на площади Маяковского и дальше шел пешком по улице Горького, через площадь Пушкина, вниз, до Центрального телеграфа, и тут поворачивал в министерство. Весь путь был рассчитан по минутам, и ровно в девять он входил в гулкий подъезд. Показав удостоверение часовому, Сергей, переговариваясь с сослуживцами, поднимался на лифте на четвертый этаж.

Все было так и в это утро.

Войдя к себе в кабинет, Сергей снял пальто, спрятал В шкаф. Растер окоченевшие руки. Затем уселся за стол и с наслаждением закурил. Первая сигарета была всегда самая вкусная.

Но тут внезапно зазвонил один из телефонов. «Так, начинается», – отметил про себя Сергей и снял трубку.

– Слушаю вас, Петр Иванович.

– Прошу зайти ко мне, Сергей Павлович.

Через пять минут он уже входил в приемную начальника управления.

– Один? – кивнув на дверь, спросил он у секретаря.

– Светлова вызвал, – ответил тот и многозначительно добавил: – Понедельник – день тяжелый, Сергей Павлович.

Сергей понимающе кивнул в ответ.

В просторном кабинете начальника управления негромко переговаривались два человека, разделенные большим письменным столом. Когда вошел Сергей, оба одновременно подняли головы.

– Присаживайтесь, – неторопливо сказал начальник управления, жестом указывая на второй стул около стола.

Он был всегда сдержан, подчеркнуто спокоен и редко скупо улыбался. Короткие белокурые волосы, расчесанные на аккуратный пробор, скрывали густую седину, но на худом румяном лице резко выделялись морщинки вокруг глаз и в уголках рта.

Светлов же был молод, порывист, на тугих, пухлых щеках играл здоровый румянец, в большой руке его черная авторучка казалась обгорелой спичкой.

Перед Светловым на маленьком столике, придвинутом к письменному столу, высилась гора толстых папок, бумаги еле вмещались в них.

– Привет, Сергей Павлович, – произнес он. – С хорошей погодкой тебя. Небось на лыжах вчера гонял?

– Гонял, – добродушно усмехнулся Сергей.

– А мы с Верой в Турист ездили. Вот где горы!

– Ну, ну, поехали, – усмехнулся начальник управления. – Давайте-ка к делу. Доложите всю ситуацию сна чала. И не торопитесь. Обсуждать будем.

Светлов так же легко и свободно, как о лыжах, сказал:

– Начинать надо, Петр Иванович, с мошенничества.

– Ну вот и начинайте.

– Слушаюсь. Мошенничества крупные, вокруг автомашин. Четыре случая.

– Три, – поправил Сергей.

– Уже четыре, – живо откликнулся Светлов. – Поступила еще ориентировка.

Сергей покачал головой.

– Опасная группа действует.

– Именно, – подхватил Светлов. – И одно интересное обстоятельство открывается. Для пущей убедительности преступники оставляют на руках у своих жертв паспорта.

– Знаем, – кивнул Сергей.

Светлов лукаво усмехнулся:

– Не знаешь другого. Но сначала заметим, что все паспорта краденые, даже фотографии не переклеивали. На легковерных людей рассчитано.

– Тоже, знаем…

– Ты погоди. Так вот, из четырех оставленных паспортов три выданы и прописаны в городе Борске. Это ты тоже знаешь?

– Интересно…

– А ты думал. Ниточка! Причем только первая пока. Теперь можно насчет снотворного, Петр Иванович? – обернулся Светлов к начальнику управления.

– Погоди. У вас, Сергей Павлович, есть чего добавить? Борек в вашей зоне.

– Пока нет.

– Ладно. Давайте дальше, – кивнул Светлову начальник управления.

– Так вот, – оживленно продолжал Светлов, – теперь последнее дело. В поезде дальнего следования преступники познакомились с жертвой – человек собирался сделать в Москве крупную покупку, – подсыпали в вино снотворное, затем похитили деньги, аккредитивы и документы. Человек этот умер. – Светлов многозначительно поднял палец. – И тут имеется одна деталь.

Сергей слушал с возрастающим интересом. О случаях мошенничества с автомашинами, когда преступники завлекали свои жертвы в какое-либо учреждение под предлогом продажи там машины, выдавая себя за сотрудников этого учреждения, он знал. Но, оказывается, ниточка тянется в Борек! И вот теперь со снотворным…

– …Одна деталь, – продолжал Светлов. – Случай этот произошел на трассе Москва – Борек. Улавливаешь? – он посмотрел на Сергея.

– Ну, это больше суток пути, – покачал головой Сергей. – Поезд и через другие города проходит.

Но возражал Сергей больше от неожиданности, внутренне он уже начинал ощущать какую-то логическую связь в рассуждениях Светлова.

– Но почему ты уверен, что действует одна группа? – спросил Сергей. – Методов-то вроде два.

Светлов хитро улыбнулся:

– Почему? А вот почему. Я уже говорил, что в четырех случаях мошенничества три оставленных паспорта выданы в Борске. Так? А вот четвертый… Четвертый украден у человека, усыпленного в поезде! Вторым методом, так сказать. С помощью… как его?.. – Он поспешно открыл одну из папок и стал рыться в подшитых страницах. Затем назвал снотворное.

Сергей даже присвистнул от удивления.

Начальник управления не спеша закурил, придвинул пачку сигарет через стол к своим подчиненным и откинулся на спинку кресла.

– Все притягивается к Борску, – неторопливо произнес он. – Вам, как говорится, и карты в руки, Сергей Павлович. Займитесь только этим. Все остальные дела – своему заместителю. Сейчас садитесь со Светловым, наметьте первый план оперативных мероприятий. После обеда полетите в Борек. Надо спешить. Каждую минуту можно ждать новое преступление. Группа очень опасная. Причем обратите внимание. Начали они с мошенничества. Теперь вот – снотворное. Дальше может быть еще опаснее. Поэтому надо спешить, – твердо повторил он.

– Все понятно, Петр Иванович.

– Ну, ну. Сами-то небось довольны?

– Бумаги заели, Петр Иванович. А тут – живое дело.

– Знаю. Втайне-то все по МУРу тоскуете, – усмехнулся начальник управления, но в голосе его прозвучали теплые нотки.

– Кажется, не один я. – Сергей тоже улыбнулся.

– Не один… Ну ладно. Давайте-ка за дело. Кого с собой возьмете, решили?

– Никого. У меня в Борске есть надежный человек.

– Кто такой?

– Лобанов Александр Матвеевич. Недавно назначен там начальником угрозыска.

– В МУРе вместе работали?

– Так точно. Восемь лет.

– Договорились. – Начальник управления хлопнул ладонью по столу, давая понять, что разговор окончен. – Через два часа жду план. Все. Можете быть свободны.

Сергей и Светлов одновременно поднялись со своих мест и, поровну разделив гору папок, вышли из кабинета.

Огромный двусветный зал ожидания аэропорта жил, как всегда, шумной, напряженной, суетливой жизнью, сложенной из сотен отдельных человеческих жизней, на короткий миг вдруг пересекшихся в этом зале, из сотен судеб, намерений и желаний, характеров и темпераментов, горестей и радостей, волею случая собранных сейчас в одном месте и увлекаемых в одном направлении, в едином намерении – лететь, куда-то, зачем-то, но непременно лететь, быстрее, немедленно лететь. Возбужденные или внешне спокойные, огорченные или радостные, люди толпились у бесчисленных киосков, справочных бюро, у буфетных стоек, около огромной, во всю стену, светящейся доски с указанием рейсов или сидели в глубоких креслах, бесконечными рядами тянувшихся через весь зал, просматривали газеты, журналы, пробегали глазами телеграммы, репортажи, короткие заметки, заголовки статей, ибо особый, лихорадочный темп жизни аэропорта, волнение и ожидание не позволяли сосредоточиться ни на чем больше. Кто-то покрикивал на возбужденных, расшалившихся детей, матери пытались устроить их на коленях, уговаривали заснуть.

Многоголосый гул то и дело перекрывал Могучий и далекий грохот прогреваемых самолетных моторов, внося и зал новую волну неясной тревоги и возбуждения.

Сергей сидел в одном из кресел, спрятав лицо в поднятый воротник пальто и словно отгородившись этим от окружающей суеты. В ногах у него стоял большой, коричневый, модный портфель с медной пряжкой посередине. Со стороны могло показаться, что Сергей дремлет. На самом деле торопливые, обрывистые мысли, тесня друг друга, проносились в голове. То всплывал вдруг Витька, суетливо помогавший ему складывать вещи В портфель. Больше всего при этом его интересовало, на каком самолете полетит отец: на «Ту» или на «Иле». Реактивный «Ту» был ему явно больше по сердцу. Потом Сергей писал записку Лене, а Витька нетерпеливо дергал его за рукав: «…Он говорит, Миссисипи с притоком Миссури на триста километров длиннее. Но это же нечестно, с притоком, правда?» В дверях он в последний раз крепко обнял Сергея за шею, повис на нем и, пони-нив голос, озабоченно, но и с любопытством спросил: «Пап, а пистолет не забыл?» Он очень гордился отцом и его работой, и Сергею это было приятно.

Но сейчас Сергей гнал от себя мысли о сыне и старался сосредоточиться на делах. Однако вместо этого начинал вдруг думать о Саше Лобанове. Как он там, интересно, на новом месте? Сашка, он горячий, и все шуточки у него. Его понять надо, чтобы оценить. И у Сергея перед глазами возникал невысокий, коренастый, чуть не квадратный Саша Лобанов, то есть теперь уже Александр Матвеевич Лобанов, его светлый чуб, по-прежнему лукавые глаза и курносый, усыпанный веснушками нос, который он все время смешно морщит. Эх, Сашка, Сашка… Сколько же лет они дружат? Встретились в МУРе. Саша пришел туда года за полтора до Сергея. Выходит, дружбе их лет двенадцать, не меньше. На первом крупном деле подружились, на «пестрых». Хорошо его помнит Сергей. Как он «братцем» приехал к Кате Гараниной, то есть тогда еще не Гараниной… И собаку погубили тогда, Флейту. Отличная собака была… И старого бандита Григорьева брали… Давно все было. После этого сколько прошло дел, сколько людей, самых разных людей: и плохих, и хороших – всяких. И всегда рядом был Саша, и еще Костя Гаранин. Ну, этот и сейчас в МУРе командует. «Нет, все-таки по рюмочке мы с Сашей выпьем в честь встречи», – улыбнулся про себя Сергей. И стал прикидывать время, когда прилетит в Борек. В общем, не поздно прилетит. Саша, конечно, встретит, он ему уже дал телеграмму.

– А, черт бы их побрал!.. – услышал Сергей вдруг чей-то возглас рядом и поднял голову.

Перекрывая многоголосый шум, над залом неслись из репродуктора равнодушные гортанные слова:

– Самолет рейсом… – диктор назвал рейс, которым должен был лететь Сергей, – вылет откладывается на два часа по техническим причинам. Повторяю…

– Ну, подумайте, – обернулся к Сергею сидевший рядом с ним человек. – Вот так планируешь, дела намечаешь, рассчитываешь, а они – на тебе, технические причины. Мы бы так газету выпускали. Дорогие читатели, выход газеты откладывается по техническим причинам. Во хай подняли бы! А у нас технических причин побольше, чем у них.

– Это все-таки лучше, чем из-за погоды, – заметил Сергей. – Тут вообще конца не было бы.

– Так через два часа у них и погода испортится! Вот увидите.

Сергей улыбнулся и поглядел на соседа. Это был молодой худощавый парень в пушистой ушанке и модном драповом пальто. У ног его стоял точно такой же портфель, как у Сергея, только черный.

– Вы тоже в Борек летите? – спросил Сергей.

– Именно.

– Значит, попутчики. Что ж, давайте знакомиться. Коршунов Сергей Павлович. В командировку лечу.

– А меня зовут Георгий Урманский, – ответил парень. – В газете работаю, «Красное знамя».

– Пресса. С вами дружить надо, – засмеялся Сергей.

– Именно. А вы где работаете?

– В Министерстве внутренних дел.

– О-о! Милиция? – Урманский оживился еще больше. – Так мы с вами давно дружим. Через мой отдел все материалы идут насчет дружинников и милиции. Прославляем вовсю.

– Так-таки прославляете?

– Обязательно. Ну, дружинников иной раз критикнем. А милицию нет. Установочка такая имеется.

Урманский весело подмигнул. Сергей усмехнулся.

– Ну, а если без установочки?

– Вы меня не ловите, Сергей Павлович, – засмеялся Урманский. – Мы тоже патриоты. Небось инспектировать едете?

– Всяко случается, – уклончиво ответил Сергей. – А установочка у вас хоть и приятная, но, на мой взгляд, опасная.

– Почему же?

– Я так полагаю, что, если какое-нибудь звено государственное из-под критики выводят, оно сильно ржаветь начинает.

– Установочка не нами дается. Там взвешивают, что и как, – возразил Урманский, делая ударение на слове «там».

– Бывает, что и верную установку неверно толкуют.

– Что-то мы с вами, Сергей Павлович, ролями меняемся, – засмеялся Урманский. – Не мы вас, а вы нас критикуете. Знаете что? Есть предложение. Может, по техническим причинам в ресторан заглянем? Два часа аэрофлот нам подарил, так сказать.

– Что ж. Предложение принято.

– Только знаете, – Урманский нагнулся к Сергею и понизил голос, – есть еще предложение. Вон, видите, девушка сидит. Она тоже летит в Борек. Я уже понял. Давайте и ее пригласим?

Сергей посмотрел в ту сторону, куда указал Урманский. В кресле действительно сидела молоденькая девушка в черной шубке, из-под высокой пушистой шапки выбивались светлые локоны. Миловидное лицо ее выглядело чуть испуганно, в больших глазах словно застыла тревога.

– Ничего девушка, а? – тоном знатока спросил Урманский. – Наверное, первый раз летит. Видите, как волнуется?

– Славная, – согласился Сергей. – Только неудобно как-то приглашать.

– Что вы! Это мне одному неудобно. А с вами… Да мы же с самыми лучшими, даже, я бы сказал, гуманными намерениями, – горячо возразил Урманский. – Так разрешите? Сергей пожал плечами:

– Ну валяйте.

Подхватив портфель, Урманский направился к девушке.

– Извините, пожалуйста, – донесся до Сергея его веселый голос. – Мы с товарищем решили, что вы тоже летите в Борек.

Девушка вздрогнула и подняла на него испуганные глаза.

– Да. А что?..

– Просто решили вас пригласить посидеть в ресторане. Видите, как аэрофлот нас подводит? Давайте, правда. Вместе время пройдет незаметнее.

– Нет, нет. Спасибо…

– Да вы не бойтесь. Просто посидим, поболтаем, – настаивал Урманский и шутливо добавил: – Даже пить ничего не будем. Мы – публика солидная, я в газете работаю, а мой товарищ в… министерстве.

Сергей усмехнулся про себя: «Решил, видно, ее окончательно не запугивать моим министерством».