Текст книги "Антология советского детектива-39. Компиляция. Книги 1-11"

Автор книги: Аркадий Вайнер

Соавторы: Аркадий Адамов,Василий Веденеев,Глеб Голубев,Анатолий Степанов,Иван Жагель,Людмила Васильева,Олег Игнатьев,Леонид Залата
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 231 страниц)

– Понятно, почему вы опасались переговоров с лагерным управлением, мгновенно сориентировался догадливый Махов. – Глотов, которым вы интересовались, по всей видимости, живой?

– Глотов был живым до прошлой субботы, – сказал Смирнов.

– Не понял, Александр Иванович.

– Потом объясню. А пока продолжай долбать подвал. Отроешь всех и открывай новое дело. Можешь особо не торопиться. – Смирнов глянул на часы. – Ого! Уже шестой. А мне в юридическую консультацию на Третьей Фрунзенской до шести надо быть. Леня, помни, вы еще ничего не нашли.

– Вас отвезут туда и обратно, – заверил Махов и, подойдя к дверям "Привала", крикнул: – Демидов!

Явился Демидов, осмотрел себя, отряхнулся слегка и сказал:

– Слушаю, Леонид.

– Будешь сопровождать Александра Ивановича.

По мановению маховской руки подъехала "Волга". Смирнов с Демидовым уселись в служебную машину и тронулись в путь по набережной. Проехали под Крымским мостом, проехали "Фитиль", и вдруг Смирнов хлопнул себя по лбу:

– Э, черт! Прибейся тут, – сказал он водителю, и тот притормозил. Совсем забыл, что папиросы кончились. Я на минуту в магазин.

– Я с вами, – сообщил Демидов и вылез из машины вслед за Смирновым. Поздно вы вспомнили, на малую дорожку не успели заехать.

– Да мы через бульвар, и порядок. Не баре.

Так, теперь для того, чтобы водиле на Комсомольской выбраться, надо три светофора миновать. По крайней мере, три минуты форы. Только бы одной из дур за прилавком не оказалось. В кондитерском отделе или в соках. В магазине нелюдно, до времени полковников из соседней конторы еще десять минут.

В отделе "Соки-воды" продавщицы не наблюдалось. Смирнов постучал монетой по прилавку. Нулевой эффект. Выкрикнул:

– Кто здесь работает?

Ни ответа, ни привета. Тогда он, глянув на Демидова, сказал:

– Сейчас я им устрою шахсей-вахсей!

И нырнул в магазинные кулисы. Выкрикнув еще раз для Демидова: "Эй, есть тут кто-нибудь?", он через обитую жестью служебную дверь выскочил во двор. Оглядевшись, быстро припер эту дверь снаружи одним из деревянных ящиков, наваленных здесь в изобилии, как рычагом.

Вот она, на противоестественно высоких колесах, кургузая родная "Нива". За рулем безмятежно восседал Алик. Смирнов уселся рядом и приказал:

– Гони. Налево вдоль желтого дома, на Комсомольский.

Алик рванул с места. Когда поворачивали на Комсомольский, Смирнов глянул в зеркальце. Жестяная дверь в гастрономе была еще закрыта. Смирнов распоряжался:

– После светофора правее забирай. Под эстакаду и налево. А теперь в обратную сторону, развернулись у метро "Парк культуры", теперь сразу направо и мимо Института стоматологии в Теплый переулок. Все. Оторвались.

"Нива" пересекла Пироговку и мимо академии Фрунзе спустилась в горбатые переулки. Здесь рядом с домом, где когда-то был женский вытрезвитель, остановились.

– А сейчас что, Саня? – спросил Алик.

– Сейчас я за руль сяду. А ты пойдешь домой. Тут рядом.

– Я тебя одного не отпущу.

– Отпустишь. Не для этого я от милиции оторвался.

– Саня, если с тобой что-нибудь случится, я себе этого никогда не прощу.

– Что-нибудь – это шлепнут меня? Так никакой гарантии, что при тебе они этого не сделают. Скорее всего и тебя вместе со мной шлепнут. За компанию. Ты хочешь мне помочь. Прекрасно! Так помогай мне! Сейчас ты вернешься туда и скажешь Махову: если и он хочет мне по-настоящему помочь, пусть продолжает долбать "Привал" как можно больше. И чтобы ни один, кто знает о находке в "Привале", не выходил до десяти, по крайней мере. Запомнил?

– Запомнил. – Алик вылез из машины, освобождая место за рулем.

– И вот еще. – Смирнов говорил, одновременно подгоняя сиденье под себя и проверяя приборную доску: – У меня путь неблизкий, туда и сюда часов пять, а с разговорами и все шесть, потом дельце небольшое в Москве. Следовательно, до двух Махов может не беспокоиться. Ну а если после двух меня не будет, пусть он начинает действовать. И с Романом обязательно посоветуется.

– Я заправился под завязку. Хватит тебе на сегодняшний вечер.

– Спасибо, вижу. До свиданья, Алька.

– Ни пуха, ни пера, – грустно пожелал Алик.

– К черту! – весело гаркнул Смирнов, и "Нива" нырнула на Саввинскую набережную. С набережной сделал разворот к Бородинскому мосту и прижался к тротуару. Вышел, посмотрел – проверился на всякий случай. Вроде чисто. Посмотрел на часы. Десять минут седьмого. Теперь бы дачников опередить, чтобы на трассе не притесняли.

Выбрался на Бородинский мост и после Дорогомиловской заставы вышел на трассу. В Москве сдерживался – дорога опасная, самое большое начальство по ней ездит, орудовцев как собак нерезаных. За Окружной дал скорость.

– Волка ноги кормят. Дурная голова ногам покоя не дает, бессмысленно бормотал Смирнов, прибавляя и прибавляя. – Волка ноги кормят. Дурная голова ногам покоя не дает…

Не до песен нынче было, не до расслабки. Успеть, всюду успеть главная задача.

Скинул скорость у бетонки, здесь пост ГАИ, верноподданически миновал пост и опять стал потихонечку набирать скорость до ста двадцати. Вот и деревушка.

Дорога через осинник была, как и в прошлый раз, ободряюще пустынна. Узковата, правда, но ничего: рискнуть можно. Рискнул: двадцать километров за десять минут.

Ну, по морям, по волнам, нынче здесь, завтра там. На горку, с горки. Площадь, собор. Интернациональная, Вторая Социалистическая. Стоп. Приехали.

Калитка была открыта, и дверь в дом – тоже. Смирнов позвал:

– Леша!

Никто не отозвался. Но все равно, значит, где-нибудь поблизости. Смирнов присел на ступеньку крыльца. Но был набран такой темп, что сидеть просто так не было никаких сил. Вскочил, вышел за калитку и стал ждать здесь, прогуливаясь по заросшей дорожником тропке, идущей вдоль забора. Наконец-то! Борзов беспечно приближался, держа в руках литровую банку с молоком.

– И опять дорогой гость! – приветствуя Смирнова, возгласил он. Правда, со значительно меньшей долей восторга, чем в прошлый раз. – Прошу в дом.

– Я ненадолго, Леша, – по возможности успокоил его Смирнов.

– Молочка парного не хотите? – спросил Алексей, когда они уселись за столом.

– Выпью с удовольствием.

Леша принес два стакана и осторожно налил в них из банки. Они одновременно – залпом – выпили.

– Так чем могу быть вам полезен, Александр Иванович? – спросил Леша, платочком промокнув рот.

– Мне крайне необходим твой самый богатый человек в Москве. Сегодня необходим.

– Мы же в прошлый раз обо всем поговорили, Александр Иванович.

– То в прошлый раз. В прошлый раз я предполагал, а теперь знаю. Дай мне его, Леша.

Леша посмотрел на Смирнова, улыбнулся и сказал:

– Нет.

– Как только команда узнает про открывшиеся обстоятельства, они прикончат его. Ты пойми, эта встреча нужна ему больше, чем мне! Ради его блага, Леша!

– Милиция всегда действует ради нашего блага!

– Я не из милиции.

– Все равно нет. – Алексей встал, подошел к окну. Смеркалось помаленьку.

– Я ведь его вычислю и по другим каналам выйду на него. Неужто ты этого понять не можешь?! Но время, время. Я в цейтноте, Алеша.

– Вы когда в Москву собираетесь возвращаться? – спросил Алексей, по-прежнему глядя в окно.

– Сейчас.

– Сейчас не советую. Вы гнать будете, а сумерки – самое коварное время. Не дай бог, разобьетесь. Отдохните, через полчаса поедете. При фарах безопаснее: внимательней будете. Устали небось?

– Как собака, – признался Смирнов. – Весь день пустой желудок, и есть не хочется.

– Прилягте, Александр Иванович, – предложил Алексей.

– Просто посижу немного, – сказал Смирнов и перебрался в кресло. Отпустил напряженные мышцы, раскинулся и закрыл глаза. Леша задернул занавески, включил мягкий нижний свет-торшер, устроился с книжкой в другое кресло. Картиночка эта напоминала нечто, описанное Диккенсом.

– Что читаешь? – не открывая глаза, спросил Смирнов.

– Диккенса, "Крошку Доррит".

– Успокаивает?

– Диккенс меня всегда успокаивает. Да вы отдыхайте, отдыхайте.

– Уже стемнело. Поеду, – решил Смирнов, отыскал палку и встал. Может быть, все-таки сможешь, Леша?

– Нет. Я вам не верю, Александр Иванович. Вы – в азарте. Вы сегодня не человек. Вы сыскарь. Простите меня.

– Бог простит. Не пришлось бы тебе горько пожалеть потом. Будь здоров. Не провожай.

Особенно торопиться уже не было смысла. "Нива" отрабатывала свои положенные восемьдесят, освещая фарами белые в резком свете фар стволы осин. Смирнов призадумался слегка и поэтому увидел трейлер, подъехав к нему почти вплотную. Трейлер стоял поперек дороги, передними и задними колесами расположившись в кюветах по обе стороны дороги. Путь вперед был замурован.

Смирнов ударил по тормозам, почти на месте развернулся и дал газу. Но, подняв глаза, понял: мышеловка захлопнулась. В полукилометре стояли и ждали его два легковых автомобиля с включенными фарами. Шансов не было, но была – не была.

Смирнов, не сбавляя скорости, врубил дальний свет и направился на рандеву. Они его слепили, но и он их будет слепить. Ему рулить ослепленному, им – стрелять. Посмотрим, кто будет в выигрыше. Не доехав до них метров пятьдесят, он скинул скорость, как бы собираясь остановиться, но, подойдя совсем впритык, кинул "Ниву" в кювет.

Ну, кургузая, ну, длинноногая, выручай! Он же помнил, как ее сестричка на телевизионном экране карабкалась чуть ли не на стену. Нырнув в кювет, "Нива" скособочилась, но пошла, пошла! Ну а теперь на асфальт и долой всякий свет. Смирнов вырубил приборную доску, а значит, и сигнальные фонари и повел машину вслепую, по памяти. Он не видел почти ничего, но и они его не видели. Совсем. Игру в фары выиграл он. Совсем-то ничего осталось. Только до пригорочка, только до пригорочка и вниз. Вот он, пригорочек. И тут до него донеслась автоматная очередь. Поздно, поздно фрайера вонючие. Еще очередь. Вроде крышу задели.

Но он уже за пригорком. Включил фары и помчался.

Развернутся, посоветуются, что и как делать. Осторожно въедут в город: им незачем внимание привлекать. У него минуты две-три в запасе.

Он жестко тормознул у калитки и закричал:

– Леша, Леша! – Леша задерживался, и тогда Смирнов во весь голос добавил яростно, не остерегаясь: – Если ты, сявка, жить хочешь, надевай портки и в машину! У тебя – одна минута!

На ходу засовывая бумажник в карман куртки, подбежал Алексей, распахнул дверцу машины и поинтересовался довольно спокойно:

– Команда засекла?

– Не засекли, обложили. Быстренько глянь сзади на крышу: что там?

Алексей глянул, присвистнул, скоренько сел рядом со Смирновым и доложил:

– Слегка прошили сверху.

Смирнов на второй скорости поехал по Второй Социалистической неизвестно куда. Алексей освоился в новой ситуации и стал давать указания:

– Направо. Еще раз направо. Теперь через этот вот мостик. Ничего, он выдержит. Налево, прямо. Вот здесь остановимся.

– Зачем? – спросил Смирнов, автоматически подчинившись.

– Я за руль сяду. Вы же сами сказали, что обложили. Асфальт у нас в городе один в два конца. У них, я думаю, машины три. Так что асфальт они уже перекрыли.

– Садись, – согласился Смирнов. Алексей вылез из машины, а Смирнов передвинулся на пассажирское место. Устроившись, Алексей основательно поизучал управление, признавшись:

– Первый раз "Ниву" поведу.

– Как выбираться будем, Леша?

– Теперь это моя забота. В отличие от этих фрайеров с пукалками, я местный уроженец и знаю, как можно проехать и не по асфальту. Вы, Александр Иванович, главное держитесь покрепче, а то ненароком ветровое стекло вышибите. Ну, поехали!

– Обожди, – Смирнов положил ладонь на руку Алексея. – Ты убедился, что я не вру. Теперь ты должен поверить мне: если ты не отдашь этого человека, его убьют. Убьют немедленно, потому что не убили меня. У нас с тобой есть шанс опередить их, пока они будут ловить нас здесь. Ты отдашь мне этого человека?

– Да, – ответил Алексей и включил мотор.

Где-то на задворках вброд переехали речушку. Началось: чуть пробитая в лучах тропка, просека, заросшая мелким кустарником, который корябал днище "Нивы", лесная дорога, извивающаяся как змея, и опять тропка…

Это сказать легко – найти бармена Дениса и расколи до задницы. После того, что он увидел в "Привале", расколоть хлипкого маравихера из сферы обслуги – раз плюнуть, минутное дело. Но найти – задачка не из легких.

В "Космосе", при проникновении в который у Казаряна почтительно не потребовали оправдательных документов, он узнал, что Денис в законном отгуле. Оставалось добыть его домашний адрес. Вот здесь пришлось покрутиться. Размахивая мосфильмовским удостоверением и для еще большей убедительности билетом Союза кинематографистов, Казарян рассказал всем и каждому в отдельности членам дружного коллектива ресторана о том, что он уговорил Дениса сниматься у него в картине в привычной для того роли бармена, что неожиданно съемку объекта, где занят Денис, назначили именно на сегодня, что с него, Казаряна, начальство снимет шкуру, если он эту съемку сорвет.

Метр, официанты, повара и уборщицы сочувствовали, естественно, увлеченному и симпатичному кинорежиссеру, но помочь ничем не могли – не знали они домашнего адреса Дениса. Контора была уже закрыта, а к представителю правоохранительных органов, капитану Покатилову Казарян не счел целесообразным обращаться.

Кто ищет, тот всегда найдет. Только что вышедшая на смену томно-кокетливая девица, торговавшая со столика-лотка на колесиках, предварительно задав сакраментальный вопрос: "А зачем он вам?" и, выслушав неоднократно уже изложенный Казаряном ответ, так подробно описала путь к жилищу бармена, что стало ясно – этот путь она совершала не однажды.

Поочередно поцеловав ручку и щечку девицы, Казарян кинулся к своей "восьмерке". Было уже почти восемь часов. Время, время, времечко!

Денис жил на Садовом в трехэтажном флигеле, находящемся во дворе дома-громадины сталинской постройки. Есть еще в Москве такие дворы: отгороженные от глаз приезжих и туристов визитной карточкой столичного официоза, они живут спокойно домашней жизнью большой деревни.

В громадной квартире с окнами на уровне двора его встретили воспитанная мама и ученая сестра клиента. Встретили настороженно и весьма сухо объяснили, что Денис ушел по своим делам, но обещал скоро вернуться. Казарян поблагодарил, вышел во двор, сел на низкую, самодельную, серую от времени скамейку без спинки и стал ждать.

Где-то около девяти явился Денис. Он увидел Казаряна и остановился, решая сложную задачу – узнавать или не узнавать.

– А ты еще живой? – зло удивился Казарян.

– А какой я должен быть? – с вызовом спросил Денис.

– Мертвый, красавец мой, мертвый! – объяснил Казарян и встал.

– Если вы шутите, то неудачно, – элегантно срезал его Денис.

– Слушай меня внимательно, Денис. В подвале бывшего кафе "Привал странников", где ты изволил подвизаться в качестве официанта, обнаружены трупы людей, погибших насильственной смертью. – Казарян обнял Дениса за плечи и потихоньку повел его к "восьмерке". Денис не сопротивлялся, шел покорно – поплыл. – Как только твои работодатели узнают об этом, а узнают они вот-вот, если уже не узнали, тебя, свидетеля, постараются убрать. Ты ведь их знаешь, знаешь лучше, чем я.

– Вы куда меня хотите увезти? – опомнился Денис, когда Казарян, открыв дверцу, стал настойчиво усаживать его на сиденье. Опомнился, но сопротивлялся вяло: Казарян его все-таки усадил. Тронувшись не спеша, он продолжил свой монолог:

– Сейчас я отвезу тебя в надежное место, где они тебя не достанут. Не из-за твоих красивых глаз и усов, не из-за какой-то моей особой привязанности к тебе. В принципе ты мне сильно не нравишься, особенно после того, как обидел моего лучшего друга. – Казарян говорил и говорил, не давая Денису сосредоточиться. – Но ты по-прежнему очень нужен этому моему другу, вернее, не ты, а то, что ты знаешь. Мы сейчас приедем, попьем чайку, если хочешь, я тебя даже коньячком угощу, и ты мне, как доктору, все-все расскажешь…

По набережной Яузы, мимо Котельников они выехали на набережную Москвы-реки и вдоль Кремлевской стены, задами бассейна подъехали к знакомому переулку и повернули в него.

– Нет, нет! – закричал Денис. – Я туда не пойду.

– Туда ты не пойдешь, дурашка, – успокоил его Казарян, тормозя у подъезда. – Мои друзья вот здесь живут, ты что, забыл?

Расслабившийся от того, что не придется смотреть на трупы, Денис послушно проследовал за Казаряном в лифт.

В квартире был один Алик.

– Махов тебя все время спрашивал. Будет еще звонить, – доложил Алик.

– Свиреп?

– До невозможности. От Демидова, который Саньку упустил, только перья летели. А когда я ему передал, что Санька рекомендует ему, Махову, советоваться с Казаряном, он аж до потолка подпрыгнул. Орал: "Пожилая шпана! Бандиты-пенсионеры!"

– Тебе-то досталось?

– Еще как! Он ведь сразу сообразил, кто у Саньки на подставе с машиной был.

Денис стоял смирно, слушал и не слышал, ожидая своей участи. Казарян наконец вспомнил про него.

– Узнаешь, Алик? – И после Алькиного утвердительного кивка обрисовал перспективу: – Перед нами молодой человек, обеими ногами вляпавшийся в дерьмо. Для того чтобы выбраться из вышеупомянутого дерьма, ему надо очень сильно стараться. И сейчас он будет стараться – рассказывать. Приготовь, Алик, чайку, можешь коньячок выставить, я ему обещал, и начнем слушать нашего дорогого бармена. Надеюсь, очень надеюсь, что он будет правдив.

На последнюю фразу Казарян нажал, но, посмотрев на Дениса, понял, что и нажимать-то особенно не надо. Как поплыл во дворе, так и плывет до сих пор. Подтолкнув в спину, Казарян тем самым указал Денису, куда ему сесть. Денис сел в кресло и выдохнул:

– Господи!

– А совсем недавно было так хорошо! Да, Денис? Иностранцы с конвертируемой валютой, щедрые перекупщики с большими пачками советских денежных знаков, девочки, у которых глаза становятся квадратными при виде как инвалюты, так и обильных червонцев. Живи – не хочу! Почему же ты не захотел жить, а Денис? – Казарян трепался, ожидая возвращения Алика. Играть таким мячиком, как Денис, следовало с партнером.

Пришел Алик с большим подносом, на котором – чайники, малый и большой, чашки, початая бутылка коньяка, рюмки и по мелочи кое-что к чаю и коньяку. Расставил все на столике, сам уселся на диван и поднос на диван кинул. Спросил у Казаряна:

– Что он тут тебе без меня говорил?

– Пока ничего. Мы ждали твоего прихода. Ты пришел, и мы начинаем. Справка для моего юного клиента: хозяин дома, сидящий напротив тебя, так же, как и я, мастер спорта по боксу в тяжелом весе. Я только в полутяже. Конечно же, давным-давно прошло то времечко, когда мы выступали на ринге. Но ударить по-настоящему еще сможем.

– Вы меня бить будете? – впервые заговорил в этой квартире Денис.

– Если понадобится. А если не понадобится, не будем, – дал соответствующие разъяснения Казарян. – Засим приступим. Вопрос первый, ты видел, как их убивали?

– Нет, – мгновенно ответил Денис. – Они меня отпустили до этого.

– Но ты знал, что их будут убивать?

– Откуда? Откуда мне знать?!

– Но ты только что сказал, что тебя отпустили до этого, – встрял в разговор Алик. – Значит, знал, что это будет.

– Логично, – похвалил Алика Казарян. – Что ты, Денис, на это ответишь?

– Ну, не знал, честное слово, не знал! Только потом стал догадываться!

– Так. – Казарян потер уже заросший стальной армянской щетиной подбородок. – Уже теплее. Стал догадываться. Но для догадок нужны какие-то основания. Какие же основания у тебя были?

– Да вроде не было никаких оснований. Просто показалось.

– Что же тебе показалось?

– Вспомнил, что ребята, которые вместе со мной центровых обслуживали, были вооружены. Я у двоих пистолеты под мышкой заметил, когда в подсобке все вместе суетились. Правда, подумал сначала, что раз они милиционеры, то, может, им положено. Может, операция какая…

– А они – милиционеры? – тихо спросил Казарян.

– Ну конечно же! Меня с ними Покатый познакомил. Они из особой группы.

– Покатый – кто это?

– Да капитан Покатилов, у нас в гостинице сидит.

– Что ты его слушаешь, Рома? – вдруг взбесился Алик. – Он тебе бесстыдно врет, туману нагоняет, турусы на колесах разводит, чтобы только в главном не признаться, что он тоже убивал!

– Не убивал я, не убивал! – тоже закричал Денис.

Ах, как удобно, когда партнер тоже чувствует ситуацию! Пугай его, Алик, пугай! Долби одно и то же: "Ты убийца, ты убийца!" – и пучь истеричные глаза, тогда для клиента любой другой вопрос, не относящийся к убийству, – отдушина, освобождение от ужаса, и ответ на него он будет давать сразу, не задумываясь, и даже, может быть, искренне.

– Кто же вот так, сразу, возьмет на себя убийство? Даже если он убивал, он сейчас не признается, конечно. Будет проведена экспертиза, снимут отпечатки пальцев, проверят его на детекторе лжи – вот тогда, с фактами в руках, можно будет заставить его заговорить. – Казарян нес хренотень, прикидывая, когда повыгоднее перейти на вопросы о связях.

– И ничего ваша экспертиза не установит!

– Рома! – опять закричал Алик. – Видишь, он и это знает! В перчатках работал!

– Да что вы говорите?! – плачуще ахнул Денис. – Какие перчатки?!!

– Резиновые! Ты их уничтожил? – продолжал орать Алик.

– Ничего я не уничтожал!

– Уже хорошо. Тогда где они?

– Не было у меня никаких перчаток!

– Убью, паскуда!!! – невменяемый Алик вскочил, за грудки поднял Дениса, затряс.

Вскочил и Казарян, растащил их, раскидал по местам. Отдышавшись, сказал спокойно:

– Ладно, Денис, успокойся. Может, ты и правда никого лично не убивал.

– Не убивал я, не убивал я! – как за соломинку, схватился Денис за последние казаряновские слова, глядя на Казаряна как на звезду надежды.

– Тогда ответь мне на один вопрос. Миня Мосин с этим делом связан?

– Да что вы! – освобожденно позволил себе легкомысленное восклицание Денис. – Разве может допустить Михаил Самойлович связь с чем-то противозаконным?

– А связь с тобой? – мрачно возразил ему Алик.

Денис покосился на него, но отвечать продолжал Казаряну:

– Михаил Самойлович – человек искусства, и ничто, кроме искусства, его не интересует.

– Не искусства, а произведений искусства, – уточнил Казарян.

– Что? – не понял Денис.

– Миня Мосин – человек, любящий не искусство, а произведения искусства. Коллекционер.

– Ну, я и говорю! – не видел разницы Денис. – Знаток! Знаете, какая у него коллекция?

– Знаем, – утвердительно ответил Казарян. – Только ты-то какое имеешь отношение к искусству?

– Я-то? Я-то никакого. Я просто помогал Михаилу Самойловичу.

– В чем?

– Ну, Михаил Самойлович интересовался, где и что из картин продается, какие новые вещи из старых вдруг всплыли, через меня просили его проконсультировать, как эксперта, какую ценность имеет то или иное произведение искусства.

– Кто просил? Кто они?

– В основном один Глеб Дмитриевич. Были, конечно, другие скоробогатеи, но они обычно разок картинку покажут, и все. А Глеб Дмитриевич – постоянный. Тоже, видимо, коллекционер, но в живописи, понятно, разбирался не как Михаил Самойлович. Вот и советовался.

– Кто такой Глеб Дмитриевич?

– Глеб Дмитриевич и Глеб Дмитриевич. Больше я ничего не знаю.

– Как же ты с ним познакомился?

– Меня с ним Покатый на работе свел.

– На какой еще работе?

– Да в баре у меня. Он мне и говорит, Глеб Дмитриевич, значит, – ты, Денис, Мосина знаешь. Устрой мне его постоянные консультации.

– И ты, влюбленный в искусство, бескорыстно все устроил.

– Почему бескорыстно? Я для него дело делал, он – платил.

– И сколько же твоя любовь к искусству стоит?

– Он мне платил по сотне за сеанс.

– А сколько он Мине платил?

– Вот этого я не знаю. Они между собой договаривались.

– Где живет твой Глеб Дмитриевич?

– Я не знаю.

– Как это не знаешь? А картины где он показывал?

– На какой-то даче в Кратове. Что не его эта дача – сразу видно. Запущенная, нетопленая. Если хотите, я могу показать.

– Связывался как с ним?

– Всегда он со мной связывался, а не я с ним. Он мне своего телефона не давал.

– Он опять темнит, Рома? – устав сидеть молча, громко заявил Алик.

– Я правду говорю… – обращаясь к Казаряну, заявил Денис и вдруг сейчас осознал, что не знает, как по имени-отчеству обращаться к своему спасителю.

– Роман Суренович, – представился тот.

– Роман Суренович! – радостно обратился Денис. – Я вам говорю чистую правду.

– Верю, верю, – успокоил его Казарян, а нетерпимый Алик добавил:

– К сожалению, слово "чистое" несоединимо с тобой, бармен.

Чай остывал, Казарян разлил его по чашкам. Всем налил по рюмочке, но, поглядел на Дениса, сходил на кухню, принес стакан и налил половину.

– Выпей, расслабься, – сказал Казарян и придвинул стакан Денису.

Тот быстро выпил, закусил шоколадкой и в ответ на доброе казаряновское отношение доложил о том, что еще забыл рассказать:

– Да! По рекомендации Покатого мы с Михаилом Самойловичем два раза милицию консультировали. По конфискованным вещам.

– Чего, чего, чего? – живо заинтересовался Казарян. Перебив их, резко зазвонил телефон. Алик глазами показал, чтобы Казарян снял трубку.

– Да, да, да… Леонид, пену взбивать поздно. Да, будем ждать двух часов. Да знаю я вашу писанину! Ты бы пораньше подъехал, кое-что занятное имеется. Не по телефону… Да ты пойми, не могу! Понял? Вот и хорошо. Ждем. – Казарян положил трубку. Часто помигал, отряхиваясь от разговора, ловил нить здешнего. Поймал: – И где же это милиционеры показывали вам с Миней конфискованные вещи?

– Как – где? В милиции.

– Весьма интересное кино. А не позвонить ли мне Михаилу Самойловичу? То-то обрадуется! – И скоренько, по памяти, набрал телефон. Ждал довольно долго, звонков пять-шесть. Сняли трубку наконец. – Здравствуй, Миня, здравствуй, родной! Нет сил дождаться субботы, вот и звоню. И повидаться с тобой хочу не в субботу, а сегодня. Как не знаю, знаю. Детское, половина одиннадцатого… Никто над тобой не издевается… И не будь столь категоричен. Здесь, у Алика Спиридонова, мы сидим и беседуем с Денисом. С ним, с ним самым. Он поведал мне массу увлекательных вещей, в которых ты не на последнем месте. А так как ваша с Денисом совместная деятельность вольно или не вольно, пока не знаю, – серьезнейшим образом переплелась с отъявленной уголовщиной, боюсь, что, если мы сегодня не выясним кое-какие обстоятельства, тебе придется общаться с правоохранительными органами… Казарян скучающе послушал долгое телефонное бульканье, а потом продиктовал Алькин адрес.

Через двадцать минут прибыл Миня Мосин. Он был еще в прихожей, когда вновь задребезжал дверной звонок. Казарян, встречавший Миню, открыл дверь следующему посетителю. На пороге стоял капитан милиции Махов. В форме.

– Вот и верь тебе после этого, – с горечью произнес Миня.

Неведомыми путями они выбрались на Киевское шоссе.

– Который час? – спросил Алексей – машинные часы, по Алькиному разгильдяйству, естественно, не работали, а на свои посмотреть – надо было отвлекаться от дороги. Смирнов ответил:

– Одиннадцать.

– Опередим их?

– Если у них нет связи с оставшимися в городе, опередим.

– Что у них – радиопередатчики, что ли?

– Кто их знает – шпана серьезная, – не обнадежил его Смирнов. Теперь, когда не трясло по буеракам, можно было и поговорить спокойно. – Кто этот человек, Леша?

– Я же сказал вам: самый богатый человек в Москве, делец.

– Цех? Валюта? Перевал?

– Посредничество.

– И на посредничестве – самый богатый? – удивился Смирнов.

– Если бы вы знали, между кем – и кем, вы бы так не говорили.

– Так между кем и кем?

– Это вы у него спросите.

– Дело на него в моей бывшей конторе имеется?

– Если только довоенное.

– В возрасте, значит. Фамилия, имя, отчество?

– Что вам это даст? Глеб Дмитриевич Ферапонтов. Настоящее это личико или лица – не знаю…

– Какая официальная крыша?

– Сейчас пенсионер, лет пять как на пенсию ушел, а до этого – много лет директор клуба на Пресне.

– Где живет? – спросил Смирнов. Алексей не отвечал. – К нему же едем, опомнись!

– На Масловке.

– Эх, черт, через всю Москву! – раздосадованный Смирнов вдруг спохватился. – Постой, а у тебя права-то при себе?

– Нет, они у меня в бардачке моей колымаги валяются.

– Да ты что, спятил?! Скоро Внуково, сплошные посты, не хватало, чтобы орудовцы нас минут на сорок зацепили, тормози, дальше я поведу!

Алексей остановился на широкой обочине, они вышли – каждый со своей стороны. Тишина была на Киевском шоссе, тишина, далеко-далеко еле слышно гудел дизельный мотор тяжеловоза, за лесом брехали собаки, а совсем рядом внезапно зашелся соловей.

– Куда бежим, от кого спасаемся, кого за глотку берем? – спросил у тишины Алексей.

– Поехали, – сказал Смирнов и сел на водительское место.

Москву миновали без приключений. Без двадцати двенадцать были у Белорусского вокзала. На Масловку заезжали с Ленинградского проспекта, повернули направо, у конца сквера развернулись и после кинотеатра поскакали по трамвайным путям. Вильнув раза два в закоулках, машина остановилась у респектабельного кооперативного дома. Смирнов выключил мотор и молча сидел: ждал Лешиных действий. Леша, пристегнутый ремнем безопасности, не шевелился – никак не мог решиться. Смирнов, повернув голову, посмотрел на него. Леша ответил непонятным взглядом, хлопнул себя по коленям, отстегнулся и решительно распахнул дверцу:

– Пойдемте, Александр Иванович.

Смирнов закрыл машину и пошел следом за ним.

– В девяносто девятую, – сказал Алексей консьержке, вопросительно глянувшей на него из закутка. Первым подошел грузовой лифт и они в него сели. До восьмого этажа Алексей успел погулять по обширной кабине. Когда дверь расползлась, он спросил у попутчика:

– А вы к разговору готовы? С ним непросто будет.

– Готов. Звони.

Алексей подошел к двери и позвонил четырьмя звонками. Короткий, два длинных, короткий. Довольно быстро, без вопросов в щель, дверь широко отворилась.

– Здравствуйте, Глеб Дмитриевич, – сорвавшимся голосом поздоровался Леша. – Я не один.

– Вижу, – откликнулся сухой, с офицерским поставом спины и шеи, седовласый человек в домашней верблюжьей куртке. – Что ж, представь нас.

– Александр Иванович Смирнов, полковник милиции. В отставке.

– О вас, Глеб Дмитриевич, я наслышан, – перебил Лешу Смирнов, – так что давайте сразу же приступим к делу, тем более что времени у нас в обрез.

– И я о вас, Александр Иванович, как вы изволили выразиться, наслышан. – Глеб Дмитриевич не поддался, не счел нужным существовать в ритме Смирнова. – Прошу. – И свободным жестом пригласил гостей в свою скромную двухкомнатную квартиру.

Неудобно расселись вокруг журнального столика.

– Вот такие пироги, – не выдержал паузы Алексей.

– А что, у тебя другого выхода не было? – обратился к нему Глеб Дмитриевич.

– Не было, – признался Алексей. – Ни у меня, ни у вас.

– Тебе – верю, – успокоил его хозяин квартиры и обратился к Смирнову: – Слушаю вас.