Текст книги "Антология советского детектива-39. Компиляция. Книги 1-11"

Автор книги: Аркадий Вайнер

Соавторы: Аркадий Адамов,Василий Веденеев,Глеб Голубев,Анатолий Степанов,Иван Жагель,Людмила Васильева,Олег Игнатьев,Леонид Залата
сообщить о нарушении

Текущая страница: 153 (всего у книги 231 страниц)

2

Когда я утром пришел в музей, меня уже поджидал первый, поспешивший к нам на помощь.

Этому человеку суждено было принять самое деятельное участие в расследовании запутанной истории Матвеевского клада. Но в тот день я ничего подобного и представить не мог. Признаюсь честно: с первого взгляда посетитель показался мне ничем не примечательным – грузный, круглолицый, лысый, в помятом костюме с давно уже не модными широченными брюками.

– Клименко Андрей Осипович, – высоким голоском, неожиданным для его комплекции, представился гость, когда я пригласил его присесть у своего стола, несколько демонстративно начав поправлять разложенные бумаги.

Гость отнюдь не был простаком. В глазах у него промелькнула усмешка, и он добавил, крепко пожимая мне руку:

– Бывший следователь, с полувековым стажем.

– Следователь? – удивился я. – Но вам, видимо, надо к директору. Я тут лицо временное, в командировке…

– Не тревожьтесь, я не по служебным делам. Уже давно на пенсии. Просто смотрел вчера вашу передачу и заинтересовался.

– Ах так, очень приятно. Слушаю вас.

– Я насчет этого клада в тайнике. Остатки чемоданчика нельзя ли-посмотреть?

Просьба показалась мне неожиданной.

– Какого чемоданчика? – переспросил я.

– Ну, в котором сокровища были. Профессор вчера рассказывал, что они находились в чемодане, который почти истлел. Остались от него только ручка да часть стенок. Верно?

Я кивнул, мучительно стараясь припомнить, куда же девал остатки злосчастного чемодана. Кажется, засунул их вместе с брезентом, в котором вез сокровища, на шкаф. Пошарил там и в самом деле обнаружил сверток.

Я положил сверток на стол и развернул его:

– Вот, пожалуйста. Дать вам лупу?

– Не тревожьтесь, спасибо, у меня своя, – ответил Клименко, не поднимая головы, и достал из кармана небольшую кожаную сумочку. В ней оказались не только превосходная сильная лупа, но и пинцет. Пинцетом Андрей Осипович начал осторожненько разбирать остатки чемодана, пристально изучая их в лупу, с повадками привычного к таким деликатным операциям человека.

– Да, старенький чемоданишко, дореволюционный, – сказал наконец Клименко. – Халтурная работа одесской фабрички братьев Зон. Конечно, не исключено, чемоданчик мог у кого-то залежаться, и закопали его уже после революции. Но, пожалуй, вы правы, пробыл он в земле лет полсотни, не меньше. А больше ничего, кроме драгоценностей, в чемодане не было? Обрывка газетки какой-нибудь?

Я неопределенно пожал плечами, потом вспомнил:

– Бритва еще была. Я ее строителям отдал, больно она им понравилась. А нам она ни к чему.

– А какой марки бритва, не помните?

– Безопасная. По-моему, еще дореволюционная, серебряная.

– Ну ладно, вам она, конечно, не нужна, а все же… Ничего, я ребят этих разыщу и посмотрю у них бритвочку, – сказал Клименко, делая пометки в крошечном блокноте. Потом он опять начал рассматривать в лупу остатки чемодана и вдруг сказал: – А пожалуй, есть одна отметинка, позволяющая, мне думается, довольно точно датировать время, когда именно запрятали чемоданчик. Гляньте-ка сюда, – пригласил он.

Я послушно склонился и посмотрел в подставленную лупу.

– Видите, фибра слегка покоробилась и потемнела, явно подгорела. Видите подпалину?

– Вижу. Вы думаете, это подпалина?

– Да, след ожога.

– Ну и что?

– Жалко, конечно, что вы так неосторожно изымали находку, – покачал головой Клименко. – Надо бы по всем правилам – сначала сфотографировать, прихватить и землицы по соседству. Не помните, попадались там в земле угли или остатки обгоревших досок? Может, кирпичи обожженные?

– Не помню, там же все перерыто было.

– Верно, ведь не вы нашли чемодан. Что я вас допрашиваю. Экскаваторщики. Н-да, конечно, теперь уже копаться там поздно, все переворошили. Но, думаю, все-таки это след того пожарчика.

– Какого?

– Наверное, я вас огорчу и разочарую. Но, боюсь, хозяина чемоданчика мы уже никогда не найдем, – задумчиво произнес Андрей Осипович, поглядывая на меня из-под приспущенных век. – Там, где вы клад нашли, стоял до революции двухэтажный домишка, с просторным двором, имевшим выход на соседнюю улицу. Хозяева его за время гражданской войны куда-то исчезли, и в брошенном доме всякое жулье устроило свою воровскую «малину». Свинья, как говорится, грязь всегда найдет. В те годы развелось в Керчи таких бандитских притонов немало. Вот мы и начали их чистить. Меня к тому времени только прикомандировали из армии в ЧК после разгрома Врангеля. Сначала в Джанкое служил, потом в Керчь перевели. И одной из первых операций, где довелось мне участвовать, оказалась как раз эта облава в Матвеевке. Тогда впервые ранен был – как же мне такого события не запомнить? – улыбнулся он. – Перекоп штурмовал – и ни царапинки, а тут – на тебе! Правда, легко ранило, пустяково. Такую молодость разве забудешь? Я потом и в Москве работал, и в Ленинграде, и в Харькове. А на склоне лет потянуло снова в Керчь. Как на пенсию вышел, так и переехал сюда. Да и климат тут для пенсионного возраста подходящий. Копаюсь в садике, рыбку ловлю, боевую, молодость вспоминаю.

И дальше Андрей Осипович так же не спеша, обстоятельно рассказал, как в конце февраля 1921 года было решено покончить с матвеевской «малиной». Дождливой ветреной ночью туда отправились все сотрудники местной ЧК. Им были приданы комендантский взвод и отряд чоновцев. Оцепив весь поселок, они начали сжимать кольцо облавы, обыскивая дом за домом. Бандиты дважды пытались прорвать кольцо, но отступали под огнем чекистов.

– Так мы их помаленьку и загнали во двор того дома, что самой главной «малиной» служил. Крикнули им, что никому, мол, не вырваться, оцепление прочное. Предложили сдать оружие. Ну, они сами видели, вырваться не удастся. Большинство, конечно, сдалось. А часть самых отпетых, кому нечего было рассчитывать на пощаду, попыталась прорваться, так что дело жаркое получилось. Некоторых перебили в бою, но кое-кто, конечно, прорвался, ушел. Однако город немножко поочистили: были убиты такие крупные бандюги, как Лешка Косой, налетчик Арсений Хватов, известный вор Кравченко по кличке «Артист», еще кое-кто. Арестовали человек сорок. В общем, «малину» ликвидировали под корень, тихо стало. Тем более дом сгорел. Может, загорелось случайно: разбили бандиты керосиновую лампу в одной из комнат, когда мы стали в окно стрелять. Но скорее кто-нибудь из них специально поджег, плеснул керосинчиком…

– Зачем?

– Чтобы побольше паники навести и попытаться под шумок уйти. Думаю, главари рассчитывали и на то, что с полыхающим пожаром за спиной наверняка все отчаяннее сопротивляться станут. Отступать-то некуда. Расчет, в общем, конечно, правильный был.

– Значит, дом, где в подвале был запрятан чемодан со скифскими драгоценностями, сгорел? Вы точно знаете?

– Никаких сомнений. Дотла сгорел. А годика через полтора развалины там расчистили и уже построили два домика поменьше – так примерно осенью двадцать второго года.

– Правильно, – сказал я. – Это потом слесарь Никитин там поселился.

– Старый-то фундамент с чемоданом в подполе, видимо, в сторонке остался, вот клада и не обнаружили. Только теперь на него наткнулись, когда все там расчищать стали.

– А кто же, по-вашему, мог там в подполе чемодан со скифскими драгоценностями спрятать? Может, среди бандитов были «счастливчики»? Что это за Артист, которого вы помянули?

– Настоящее его имя, кажется, было Федор, фамилия – Кравченко. А прозвали его так, потому что любил похвастать знакомством якобы с разными художниками, музыкантами, артистами. Была у него такая слабость. Этакий вор-меценат, покровитель «свободных художников». Театры, эстрады тогда позакрывались, а артистам кормиться-то где-то надо было. Так что кабаре поустраивали в каждом подвальчике. Мы в эти притончики частенько заглядывали, держали их под наблюдением. Туда и красноармейцы ходили, разрешалось. Кругом шпана всякая, буржуи недобитые, а некоторые раззявы-солдатики по наивности, представляете, даже винтовки в раздевалку сдавали, словно зонтики. Забавное время было!

– А не мог он все-таки эти драгоценности где-то выкопать и там припрятать? Этот Артист?

– Нет, раскопками и грабежом могил он, насколько мне известно, не занимался, – покачал головой Клименко. – У них ведь в воровском мире строгое разделение труда существовало. Если уж «медвежатник», так только сейфами занимался. «Домушник» налетчиков сторонился. И «счастливчики» своей особой кастой были.

– Кто же тогда спрятал чемодан? Ведь это сделал явно не простой вор. Кто-то, разбирающийся в нашем деле.

– Почему вы так думаете? – заинтересовался Клименко.

Я рассказал ему о древних черепках, спрятанных вместе с драгоценностями.

Бывший следователь одобрительно кивнул:

– Вполне логично. Почему же вас это озадачивает? Лишнее подтверждение, что не бандиты выкопали драгоценности из кургана. Сделал это кто-то другой. А вор просто свистнул у него чемодан и припрятал на время в подполе «малины» – вполне возможно, тот же Кравченко. Он в «малину» заглядывал частенько и в тот вечерок закатился туда погулять, на свою беду. А характером горячий был, вот и попал под пулю. Наверное, было еще что-нибудь в чемоданчике. Вещи поценнее, вроде серебряной бритвы, сразу сбыть не решился, не хотел продешевить, оставил до лучших времен. Тем более драгоценности. Не будешь же их продавать первому встречному. Сомневаетесь? А мне кажется, версия самая убедительная. Вы задумайтесь хотя бы, почему драгоценности оказались именно в чемодане. Разве это подходящее для них хранилище? В чемодан обычно укладывают вещи, какие берут в дорогу. А уж для хранения в тайнике можно подобрать упаковку получше, понадежнее: какой-нибудь сундучок или просто железную банку. А чемодан – хранилище непрочное, пригодное больше для перевозки.

– Пожалуй, вы правы, – согласился я.

Мне начинали все больше нравиться житейская опытность, проницательность и спокойная рассудительность бывшего следователя. Но чем убедительнее казались его доводы, тем мрачнее выглядела перспектива наших поисков.

– Н-да. Ну спасибо вам, Андрей Осипович, – сказал я похоронным тоном.

– За что? За то, что вас огорчил?

– Зато избавили от напрасных поисков.

Он протянул руку к лежавшим на столе фотографиям находок:

– Можно глянуть поближе?

– Конечно, пожалуйста.

Клименко стал разглядывать фотографии. Золотой Олень его совсем не заинтересовал, так что я даже почувствовал легкую обиду. Дольше он рассматривал фотографии сценок, изображенных на вазе, – особенно битвы, с уважением заметив:

– Тонкая работа. Каждая деталь оружия отчетливо видна.

Мне показалась несколько забавной такая, профессиональная, что ли, оценка старого чекиста. И, видимо, заметив это, Андрей Осипович, как бы извиняясь в простительной слабости, добавил:

– Я давно холодное оружие собираю. Так сказать, хобби. Нынче это модно, а время пенсионеру куда девать? Как-нибудь покажу вам свою коллекцию. Знатоки говорят, неплохая.

Заинтересовали его и фотографии осколков горшка – опять с довольно необычной стороны:

– Какие отчетливые отпечатки пальцев гончар оставил. Живи он в наше время, мы бы его моментально по ним разыскали.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1

Я все-таки надеялся, что Клименко ошибается и вдруг кто-нибудь еще откликнется на передачу и принесет адрес бывшего владельца загадочного чемодана.

Правда, ожидая приятных новостей, я все же написал Казанскому обо всем, что рассказал Клименко. И опасения бывшего следователя оправдались. Прошел день, другой, третий – слабая надежда стала тускнеть и меркнуть.

Никто не приходил с радостной вестью. Звонки по телефону, правда, раздавались, но все какие-то вздорные. Несколько раз звонили просто любопытствующие и надоедливо допытывались – «поймали, наконец, жуликов, укравших из музея браслет и серьги?».

Помня совет Олега Антоновича, все эти дни я работал над статьей о находках. Слава о Матвеевском кладе уже распространялась. Дважды мне звонили из редакции журнала и торопили. Наконец, я статью послал: только факты, описание находок, никаких поспешных гипотез о том, откуда они могли попасть в Матвеевку.

А тут пришло письмо от Казанского с совершенно неожиданными вестями.

Первое, что я увидел, поспешно вскрыв конверт, оказалась какая-то фотография. Она выпорхнула бабочкой и, покружившись в воздухе, упала на пол. Я схватил ее и остолбенел: у меня в руках была фотография Золотого Оленя! Снимок был отпечатан неважно, но никаких сомнений не оставалось: совпадали в точности все детали.

Удар был сокрушительным. Выходит, наша находка вовсе не уникальна? У Золотого Оленя есть двойник?

Я лихорадочно принялся читать письмо.

«Друг мой Всеволод! Приятно известить вас: память меня не подвела. Она у меня, как вы лишний раз можете убедиться, действительно замечательная. Я отыскал двойника вашего красавца! Оказывается, он в самом деле существовал, хоть и появился на свет весьма ненадолго и при довольно темных обстоятельствах, что извиняет мою временную забывчивость.

Посылаю вам фотокопию иллюстрации со страницы 902 двадцать четвертого тома «Akad. der Wissenschaft» за 1923 год. Прекрасно понимаю, мой друг, как вы огорчены, и спешу вас тут же обрадовать, хотя мог бы поинтриговать: олень, изображенный на фотографии, – подделка! С ним связан довольно грязный скандал, историю коего, со всеми подробностями обстоятельно рассказанную в упомянутом ежегоднике, я вам сейчас изложу покороче… Итак, в кратком изложении дело развивалось следующим образом. Осенью 1921 года в Берлинский музей «явился некий господин, поставивший одним из непременных условий переговоров требование, чтобы его имя ни при каких обстоятельствах не называлось, ибо он служит только посредником» – привожу точные цитаты тех мест из статьи, которые особенно важны для наших поисков. Сей таинственный незнакомец предложил музею ни больше ни меньше как приобрести через него «у одного лица, бежавшего от ужасов большевистского террора из России», скифские драгоценности.

При вторичном визите незнакомец принес золотую бляху в виде оленя, фотографию которой я вам прислал, а подлинник, к счастью, уже надежно хранится в золотой сокровищнице Эрмитажа.

Ну, в таком солидном музее, конечно, сидели не дураки. Памятуя печальную историю с покупкой в свое время Лувром пресловутой «тиары царя Сайтафарна», оказавшейся ловкой подделкой гениального одесского ювелира Рахумовского, чиновники золотую бляху сразу не купили, хоть она им и понравилась, а потребовали оставить ее для консультации со знатоками скифских древностей. Таинственный продавец согласился – то ли из-за слишком наглой самоуверенности, то ли просто потому, что некуда было деваться.

И поначалу ему повезло! Специально собранная весьма авторитетная комиссия тщательно изучила бляху, нашла ее подлинной и уникальной, пришла от нее в полный восторг и настояла, чтобы ее непременно приобрели для музея за довольно солидную сумму в двадцать пять тысяч американских долларов.

Оленя купили и выставили в скифском зале. Но многие археологи стали выражать сомнение в подлинности бляхи, среди них и такой знаток скифских древностей, как профессор Куртвенглер. Пришлось послать оленя на повторную экспертизу новой, еще более авторитетной комиссии. В состав ее уже включили не только одних защитников подлинности бляхи, но и противников – профессора Куртвенглера и какого-то русского археолога из эмигрантов Кочановского. Комиссия под энергичным натиском профессора Куртвенглера пришла к заключению, что бляха все-таки поддельна. Смутила их все та же лосинообразность, полное отсутствие каких-либо зооморфных украшений, слишком нереалистическая, по мнению Куртвенглера, летящая поза – короче, не подходил олень под те каноны, каких придерживалась ученая комиссия. После этого бедного оленя быстренько изъяли из экспозиции и, кажется, заставили загадочного незнакомца, втравившего почтенный музей в скандальную аферу, забрать его обратно, взыскав с него, разумеется, полученные доллары.

Новую сенсацию бульварным газетам доставило вскоре неожиданное самоубийство одного из музейных чиновников. Он застрелился после того, как профессор Куртвенглер в чрезмерной дискуссионной запальчивости намекнул, будто сей чиновник признал бляху подлинной вовсе не бескорыстно…

Вот видите, оказывается, какая у нашего красавца бурная и богатая биография! Но теперь появилась новая ниточка, за которую можно ухватиться. Надо выяснить, кто же все-таки сделал столь мастерскую копию Золотого Оленя, что разоблачить подделку не сразу удалось даже опытным и весьма недоверчивым музейным специалистам.

Сначала я было погрешил на самого Рахумовского – уж больно мастерской мне показалась работа. К тому же, как вы знаете, финансировали его и занимались сбытом фальшивок печально известные темные дельцы братья Гохманы. Старший из них после скандала с «тиарой Сайтафарна», правда, отошел от преступного промысла. Но младший продолжал торговать подделками древностей, только переключился на серебряные изделия. А после революции он эмигрировал из Одессы в Берлин! Причем есть сведения, что он сумел вывезти с собой не только готовые фальшивки, но даже прихватить и мастера – одного из учеников Рахумовского, так что в Берлине он продолжал мошенническую деятельность, пока его не посадили в двадцать шестом, кажется, году.

Однако к нашему оленю ни Рахумовский, ни Гохман, кажется, не причастны. Местом их темной деятельности всегда оставалась родная Одесса.

Думается, я нашел вполне достойного кандидата в создатели копии Золотого Оленя. Его имя наверняка и вам известно (если, разумеется, вы еще не окончательно забыли мои лекции). Это известный, керченский ювелир Мирон Рачик, тоже один из наиболее способных подмастерьев знаменитого Рахумовского – создателя «тиары царя Сайтафарна». В бытность свою в Одессе Рачик даже помогал создать этот шедевр подделок. А затем перенес свою деятельность в Керчь, где был замешан в нескольких скандалах. В частности, несомненно, им был сделан серебряный позолоченный ритон в виде оленьей головы с рельефными фигурками скачущих скифов, приобретенный перед самой революцией Историческим музеем. Даже искушенные ученые не распознали ловкой подделки, хотя фигурки на ритоне так подозрительно были похожи на всадников из Куль-Обы.

Так что Рачик тоже был первоклассным мастером подделок. Он умел не только с поразительной точностью копировать древние украшения, но и придавать им старинный вид, обрабатывая специальными химическими составами (секрет которых никому не открывал), чтобы металл покрылся окислами и выглядел долго пролежавшим в земле. К тому же Рачик обычно продавал поддельную вещь не отдельно, а вместе с подлинными древностями, купленными у «счастливчиков».

И вот что любопытно: я пытался найти хоть какие-то упоминания о нем в археологических сборниках после революции, но тщетно. Он словно растворился в воздухе, не оставив следов. Такие, впрочем, не пропадают и не прекращают своей предприимчивой деятельности добровольно. Возможно, Рачик удрал во время гражданской войны за границу, увезя с собой по иронии судьбы лишь поддельную бляху, а подлинных драгоценностей по какой-то причине лишившись. Вполне возможно, их у него украли, как предполагает ваш следователь. Так что последняя ставка у него была на поддельную бляху. Он и попытался ее продать в Берлинский музей. А потом, после разоблачения, все же сбагрил какому-то простаку-любителю, чтобы приобрести первоначальный капитал и с его помощью начать заново темную деятельность в Европе или даже в Америке – уже, разумеется, под иным именем.

Поищите в Керчи. Там старики живут долго, и наверняка среди них должны найтись те, кто еще помнит Рачика. Возможно, кто-нибудь и продолжал с ним поддерживать связь, когда он уехал за границу, так что вдруг удастся отыскать следы Рачика в Европе или за океаном. Попросите помочь вам этого следователя. Он мне кажется человеком весьма толковым и, главное, знающим секреты потайных мирков многопрославленного древнего града Корчена.

Только торопитесь! Последние представители профессии «счастливчиков» быстро вымирают и скоро станут столь же легендарны, как и мамонты. А я попробую написать друзьям в Берлин – возможно, они смогут разузнать что-нибудь еще о таинственном продавце поддельного двойника нашего Золотого Оленя. Может, в полицейских архивах о нем сохранились какие-то сведения?

И еще помните, что весна неуклонно приближается и торопит собираться в дорогу, на раскопки!»