Текст книги "Антология советского детектива-39. Компиляция. Книги 1-11"

Автор книги: Аркадий Вайнер

Соавторы: Аркадий Адамов,Василий Веденеев,Глеб Голубев,Анатолий Степанов,Иван Жагель,Людмила Васильева,Олег Игнатьев,Леонид Залата
сообщить о нарушении

Текущая страница: 212 (всего у книги 231 страниц)

Майор Карпович застал Наталью Филипповну в кабинете, весело поздоровался. Он был, как всегда, аккуратно причесан – волосок к волоску, собран, по-юношески подтянут. Протянул тоненькую записную книжку в коричневой обложке: «Одни адреса». На второй страничке фамилия Чижа помечена красным карандашом и тут же записан его адрес.

– Опознание по голосу уже проводили? – спросил майор, пододвигая стул.

– Борис легко узнал, а Любава Родиславовна высказалась неопределенно. По телефону она слышала похожий голос, а в подвале слегка шипящий.

– Запись на пленке чистая, – заметил Карпович.

– Чиж говорил в спокойной обстановке, в подвале же голос мог измениться от напряжения.

– А что с Иваном Дерешем?

– Он семнадцатого октября был у соседа на свадьбе, прогонял детей спать, сидел с музыкантами, танцевал с кумом – все время на глазах.

– И сознался, что хотел убить Балагура?

– Он, товарищ майор, психически болен. Получено заключение экспертизы.

– Что ж, Наталья Филипповна, займитесь Чижом. У него, как у того боба, есть свое черное пятнышко.

После освобождения из колонии Петр Чиж пошел работать на машиностроительный завод. «Иголку выточит», – с гордостью сказал начальник цеха. А тут вдруг подал заявление: прошу рассчитать... Куда собрался? Почему увольняется? Никто ничего не знает. Предложили отработать определенный законом срок. Чиж выказал неудовольствие: пусть, мол, кони вкалывают. Квартирует он у престарелой вдовы на Заводской улице. Хозяйка Шаринейна смирная. А гневается: «Что-то мастерит, гремит, стучит за закрытыми дверями – в голове трещит». Сначала она его ругала: «Спать не даешь». Петр на это: «Можешь жаловаться в аптеку». Каждый вечер повторяется одно и то же.

Громко зазвонил телефон, и Кушнирчук подняла трубку. Ей доложили:

– Пришла Шаринейна.

– Проводите ко мне, пожалуйста, – попросила она.

Перед Натальей Филипповной села худощавая женщина. На вылинявшей юбке давно отцвели мелкие полевые цветы, пожухли, как и маленькое личико Шаринейны, обрамленное седыми волосами, которые выбились из-под черной, слегка выбеленной солнцем и временем косынки.

– Вы не волнуйтесь, – успокаивая, сказала ей Кушнирчук, – я только спрошу вас о квартиранте. Как свидетеля.

– Мне о Петре ничегошеньки не известно. Он живет сам по себе, я – сама по себе.

– Расскажите, что знаете. Выдумывать ничего не нужно...

Петр Чиж поселился у нее осенью, почти три года назад. Сначала вовремя платил за квартиру и еду. Нужно – дров нарубит, воды принесет. Но так продолжалось недолго. Убедившись, что Шаринейна совсем одна (муж и двое сыновей с войны не вернулись, родственников нет), Чиж изменился. Притащится пьяный среди ночи: «Жрать, ведьма!» И хозяйке приходилось накрывать стол. Как-то не сдержалась: «Не платишь – ходи голодный. И квартиру освободи». Более страшной ночи Шаринейна не помнит. Прижал ее к кровати. Кончик финки коснулся посиневших губ, звякнул о металлические зубы. «Сдохнешь, и следа не останется!» На коленях молила, чтобы дал дожить отпущенный век, и поклялась, что не заикнется о квартплате и кормить будет даром. Чиж не успокоился: «Деньги на стол!» Оставил старой три рубля. «На хлеб хватит, – сказал, – а там пенсия подбежит». До утра Шаринейна еще надеялась: проспится Петр, попросит прощения, вернет деньги. А он до света вышел из комнаты хмурый – ни дать ни взять буря. Шаринейна как раз надевала пальто. «Куда?» – спросил и пригрозил финкой. Старая и слова сказать не могла. А он: «В милицию собралась? Скорее в могилу ступишь!»

– Вот так и живу, как овца с волком, – закончила свой рассказ Шаринейна.

– И так долго молчали?

– Что было делать?

– К нам прийти.

Собралась она было как-то. Всю дорогу оглядывалась. Пред самым отделением откуда ни возьмись Чиж: «Марш домой!» Проводил как под конвоем. И запер в кладовке до утра. Освободил под расписку: «Претензий к Чижу, моему доброму квартиранту, не имею...» И две недели потом Шаринейна откашливала холодную ночь.

– К вам соседи не заходят? – спросила Наталья Филипповна.

– Было время, заглядывали. То соли занять, то сито, то горшочек брали на время. А теперь зачем ходить по соседям? У всех свое есть.

Ночь с семнадцатого на восемнадцатое октября Шаринейна помнила. Спокойная была ночь – квартирант не пришел ночевать. Вернулся только к обеду, около двенадцати. Пьяненький. Радостный. Сразу лег спать.

Проснулся поздно, осушил бутылку – и его как ветром сдуло. Появился – уже третьи петухи пели. Подремал немного. А собираясь на работу, пробовал водкой отчистить что-то красное на рукаве. Но только размазал. «Отнесешь в химчистку», – приказал и бросил пиджак на стул.

– Вы отнесли пиджак?

– Приказал же...

– В какую химчистку?

– В центральную.

Пиджак нашли быстро – его как раз хотели нести в цех. «Хорошо, что успели», – довольно улыбалась Кушнирчук, изымая вещественное доказательство для проведения экспертизы. Но и простым невооруженным взглядом она увидела: пятно на рукаве – след губной помады. Любава Родиславовна любила густо красить свои полные губы, и Чиж, должно быть, вымазался, таща ее в темноте в подвал. Если это так, у следствия весомое доказательство.

«Какие же вопросы поставить перед экспертизой?» – задумалась Наталья Филипповна, но из размышлений ее вывел капитан Крыило. Подошел и молча положил на стол финку. «Как она оказалась у капитана?» – удивилась Кушнирчук. Заглянула в ящик своего стола. Нож, каким был ранен Балагур, лежал на месте. А на столе – еще один.

– Где же вы его взяли?

Крыило устало присел. Он находился и настоялся до боли в спине. Только начало рассветать, как позвонили из нетесовского опытного лесничества: «Задержали браконьера, просим приехать».

Через двадцать минут мотоцикл капитана Крыило остановился в темно-зеленом еловом лесу около островерхого дома, похожего на сказочную избушку. В углу просторной конторы жался к стене краснощекий, с отвислым брюшком, в резиновых сапогах и брезентовой штормовке человек – низкорослый, будто приплющенный, и настороженный, всем своим видом как бы вопрошающий: «Что со мной будет?»

«Степан Березовский!» – узнал его капитан.

Березовский старый холостяк. Ему пятьдесят первый год. Работает электриком в колхозе. Живет, как одинокий волк, в хатке. Родная мать оставила его и перебралась к подруге детства, своей ровеснице: им обеим перевалило за восемьдесят. Ушла от сына, потому что он отбирал пенсию и за один вечер оставлял ее в чайной. Младший сын, Никита, звал мать к себе в город – не пошла.

«Лучшую олениху убил», – пожаловался капитану лесничий. Рядом с охотничьим ружьем на столе лежала финка. «Очень похожа на ту, которой ранен Балагур, – подумал Крыило, взяв ее в руки. – Как она попала к браконьеру?»

Капитан поднял глаза на Степана.

«Откуда финка?»

«Брат подарил. Сказал, что купил у кого-то на работе за три червонца».

«Где работает брат?»

«В Синевце, на машиностроительном».

«Домашний адрес?»

Степан назвал адрес.

Никита был на заводе. Его вызвали в кабинет начальника цеха. На вопросы отвечал он неохотно: «Ну, купил на рынке. У кого? Не знаю. Заплатил тридцатку». Надеялся, что на этом допрос окончится. Капитан напомнил ему статью Уголовного кодекса об ответственности за незаконное ношение холодного оружия. Никита заколебался. Крыило спросил:

«Может быть, вы сами изготовили финку?»

«Купил», – закашлялся Никита.

«Кто видел?»

«Такой товар сбывается нос в нос, товарищ капитан».

Крыило предложил Никите пойти в милицию.

Еще чуть поколебавшись, тот выпалил: «У Чижа купил. У Петра Чижа. Он предостерегал, чтобы я никому не проговорился».

– Вот и все, – сказал Крыило Наталье Филипповне.

– Опять выходим на Чижа. – Кушнирчук перевела взгляд с одной финки на другую. – Без экспертизы видно: одних рук работа... Нужен Чиж. Немедленно. Я думаю, далеко убежать не успел.

Капитан Крыило устало поднялся.

– Будем искать...

11

Где только не побывал за день капитан: в ресторанах и столовых, на вокзалах и стоянках такси, в магазинах и буфетах, в клубах и на турбазах. Чиж словно сквозь землю провалился.

На помощь пришли дружинники с машиностроительного завода. Все они знают Чижа в лицо, а найти тоже не могут. Двое следят за домом Мухиной: Чиж любил забегать к ней. Но пока он там не появлялся. От группы, которая осталась у Шаринейны, тоже нет утешительных известий: «Не приходил». И в химчистку за пиджаком не явился. Куда же он пропал? Где его искать?

Правда, есть у Чижа одно тихое местечко, где можно спрятаться, – дача лаборантки с машиностроительного. Когда ремонтировал там отопительный котел, изготовил себе ключи от входной двери. Как-то хозяйка застала его на даче. «Проверяю работу котла», – объяснил он. «А как вы сюда попали?» – допытывалась хозяйка. «Дверь была открыта», – ответил Чиж так спокойно и убедительно, что она поверила. Но в следующий раз дверь была заперта изнутри. На диване и журнальном столике – явные следы пиршества. Он сразу же позвал хозяйку на кухню. Разговор был недолгий. «Я тут наломался, как вол, с вашим отоплением и имею право отдохнуть». Женщина протестовала, угрожала вызвать милицию. Чиж спокойно сказал: «Утром от дачи пепел останется, и виноватого не найдешь». От Петра можно всего ждать. Он отбывал наказание за поджог дома, хозяева которого не захотели отдать за него единственную дочку. Лаборантка вздохнула: «Ты хотя бы говори, когда идешь сюда...»

Наконец к вечеру капитан получил сообщение: «Кто-то крался на дачу, но почему-то повернул назад». Вполне возможно – Чиж. Догадался, что на даче засада, а может быть, и заметил. Он хоть и пугливый, как заяц, но хитрость у него лисья. В химчистку звонил где-то после обеда: «Готов пиджак?» Ему ответили: «Можете взять». Поблагодарил, но за пиджаком не пришел. Почему? Нарочно? Мол, ждите, а я подамся в другую сторону. Или где-то загулял – не до пиджака. Первое предположение наиболее вероятно. Удрал! Что же его насторожило, всполошило? Магнитофонная запись его голоса? Чиж о ней не знал. Даже не догадывался. Разговор состоялся служебный, тихий. Начальник отдела кадров уговаривал его остаться на заводе, забрать назад поданное заявление. Чиж обещал подумать.

Шаринейна со страху, может быть, и рассказала бы ему о разговоре в милиции, но Петр не приходил с тех пор домой. И на работу не явился.

В центре города Крыило неожиданно встретил Наталью Филипповну.

– Куда путь держите?

– Мухина крутится возле автовокзала. Не Петра ли ждет?

– Там наши дружинники дежурят и только что сообщили: у них все спокойно.

– Наверное, не знают Мухину в лицо, – сказала Кушнирчук. – Она в скверике затаилась, сидит ждет.

– Так, может, и мне с вами? – Крыило пошел рядом с Натальей Филипповной.

Под полой его пиджака ожила рация.

– Пятый... Пятый... Я – Артур... Как слышите?

Крыило наклонил голову и будто Наталье Филипповне, а не в микрофон, тихо, но четко сказал:

– Пятый слушает.

– Объект в третьем квартале. Жду указаний.

На мгновение капитан задумался.

– Следите. Еду, – сказал наконец, уже отыскивая глазами машину.

– Теперь, наверное, мне придется с вами ехать, – предложила Кушнирчук.

– Займитесь Мухиной. Не исключена возможность, Чиж сядет в такси и махнет к ней.

На железнодорожном вокзале Крыило зашел в кабинет дежурного. До отправления скорого поезда осталось меньше минуты.

– Чиж только что сел в десятый вагон, – отрапортовал милиционер.

– Почему не задержали, когда брал билет? – с укором бросил капитан.

– Билет ему кто-то купил. Он тут не появлялся.

Поезд тронулся. Капитан схватил с вешалки форменную фуражку железнодорожника, накинул на себя плащ дежурного, прыгнул на подножку последнего вагона.

Молоденькая проводница, должно быть, приняла Крыило за какого-то начальника, пригласила к себе в купе.

– Спасибо, – сказал он и, подумав, что этого мало, чтобы проводница считала его железнодорожником, добавил: – Я сейчас до своего служебного доберусь.

В тамбуре соседнего вагона капитан остановился, раздумывая, что и как сделать. Поезд набрал скорость, оставляя позади загородные дачи с садами и виноградниками. Прежде всего нужно было добраться до десятого вагона и у проводника выяснить, до какой станции Чиж взял билет.

Крыило прошел один вагон, второй, третий...

«Остановлюсь в одиннадцатом и пошлю в десятый проводника», – решил он, переступая низкий порог. В этот момент дверь на другом конце вагона открылась, и капитан встретился взглядом с Чижом. Петр мгновенно узнал капитана, остановился. Расстояние между ними сокращалось медленно – двигался только Крыило. Чиж стоял в дверях, как в раме. И вдруг быстро скрылся в тамбуре.

А капитан задержался: женщина неожиданно выкатила из купе коляску с ребенком в проход. Этого хватило, чтобы Чиж успел открыть заранее приготовленным ключом входную дверь вагона...

В тамбуре бился встречный ветер, теребил плащ, срывал с капитана картуз. На подножке Крыило чувствовал себя как в самолете перед прыжком с парашютом. «Ну, как тебя учили в десантниках?» – сказал он себе и прыгнул в ночную темноту.

За поездом бежали красные огни, отдалялся стук колес, в испещренном звездами небе чинно плыл бледный месяц, обходя темные облака, которые наступали со всех сторон и брали в плен небесные светила.

Когда Крыило поднялся на ноги, сердце ошалело стучало в груди. Он только теперь сообразил, что несколько секунд назад рисковал жизнью. Но думать об этом было некогда. «Где Чиж? Куда он пойдет?»

Капитан расстегнул на плаще уцелевшую пуговицу, вытряс песок из ботинок, пощупал локоть, который сильно ударил при падении, – цел! – и отправился на поиски Чижа. Вспомнил о рации. До Синевца недалеко – должна взять. Нащупал микрофон, нажал кнопку.

Рация молчала. Крыило провел пальцами по проводу от микрофона. Обрыв. Ремонтировать некогда, каждая секунда решает судьбу успеха. Итак, надежда на помощь отпадает. «Разве мало тебя, капитан, тренировали, готовили к трудностям, – подбодрил себя Крыило. – А ну, вперед!» И широко зашагал по шпалам. Веял легкий ветерок. «А что, если Чиж разбился?» – пришла в голову мысль. Посмотрел вниз, где чернели кусты, кучки картофельной ботвы, и поблескивали колдобины с водой. Метров через двести остановился. Чиж выпрыгнул как раз напротив леска. В Синевец, конечно, вернуться не осмелится – понял, что за ним охотятся. Куда же направится? В лес? Выйдет на дорогу, чтобы воспользоваться попутным транспортом? Спрячется в поле?..

Впереди что-то мелькнуло. Крыило сошел с полотна. Осторожно продвигался вперед. Возле мелкого ручейка внимательно огляделся. Темное привидение, которое двигалось вдоль линии, изменило направление движения – пошло наискось к леску. За лесочком начинались уже загородные дачи.

«Если пойти по ручью наперерез, он попадет прямо в руки», – подумал Крыило.

Вербы прикрыли капитана. В ботинках хлюпала вода. Он не обращал на это внимания. Совсем забыл и об усталости. «Привидение» шло по полю. Лишь бы не потерять его из вида. Вот оно остановилось. Заметил преследователя? Нет-нет! Человек нагнулся и что-то поправил на ногах. Наверное, шнурки...

Приблизившись, Крыило увидел, что преследуемый хромает, налегая на правую сторону. «Должно быть, повредил ногу», – подумал капитан. Он наблюдал за беглецом, но не находил подходящего места, чтобы устроить засаду и неожиданно схватить Чижа. Да-да, Чижа. Это он. К ручью почему-то не приближается, держится открытого пространства. Нужно менять тактику. Что придумать? Крыило засунул под куст фуражку и плащ, сгреб пальцами волосы, смахнул их на лоб, руки – в карманы и, тихо насвистывая, выбрался из тени верб.

Чиж остановился. Застыл на месте. Капитан шел прямо к нему.

Растерянность Чижа длилась до тех пор, пока Крыило не приблизился.

– Стой, стреляю! – выкрикнул Чиж.

В руках его что-то блеснуло. «Неужели вооружен каким-то самопалом? Осторожно, капитан!»

До Чижа оставалось пять-шесть метров, как раз столько, чтобы тому не промахнуться, но слишком много для прыжка, к которому готовился Крыило. Он сделал еще шаг.

– Не подходи, выстрелю!

Чиж попятился.

«Ножом целит», – подумал капитан, осторожно делая еще шаг вперед. И тут прозвучал выстрел.

Крыило успел резко качнуться в сторону – пуля жикнула, зацепив полу пиджака. Чиж не шутил.

Капитан Крыило, как и большинство работников уголовного розыска, был тренированным самбистом, имел второй спортивный разряд по боксу, занимался вольной борьбой. Он не чувствовал страха, хотя понимал, что может означать для него второй выстрел.

– Брось игрушку, Петр, я стреляю лучше тебя.

И сделал еще шаг.

– Убью! – не своим голосом рявкнул Чиж.

Теперь между ними была полоса – грузовик бы проскочил, никого не зацепив. Для машины расстояние достаточное, для прыжка – слишком большое.

– Что тебе нужно? – Петр качнул оружием.

– Я мирно шел, а ты поднял стрельбу, – сказал капитан лишь бы выиграть время, незаметно передвигая ноги по лежалой, мокрой от росы траве.

– Иди, куда собрался.

– А ты – пулю в затылок?

Капитан еще немного продвинулся вперед.

– Боишься?

– Жить хочу...

За спиной Чижа что-то звякнуло. На миг он отвел взгляд от капитана. Стремительный прыжок, удар – и Чиж на земле. Еще одно резкое движение – и оружие выбито с такой силой, что хрустнуло запястье.

Пока Крыило искал самопал, Петр неожиданно поднялся, выхватил руку из кармана, клацнула металлическая пружина и из сжатого кулака выскочил клинок. Они ударили почти одновременно: Чиж ножом в грудь, но капитан нырнул по-боксерски и носком ботинка – ниже пояса... Потом, перехватив руку с ножом, он оторвал Чижа от земли и бросил его к своим ногам, как при чистой победе на борцовском ковре.

Чиж застонал.

Капитан, подсвечивая себе спичками, соединял оборванный провод рации. На это ушло минуты три.

– Второй, второй! Я пятый. Прием...

– Пятый, я второй. Слушаю.

Крыило назвал координаты.

Где-то часа через два Петр Чиж сидел на допросе.

– Куда вы бежали? – спрашивала Наталья Филипповна.

– В поезде захотелось покачаться.

– С огнестрельным и холодным оружием?..

– Без самопала не убьешь зверя, без ножа не отрежешь хлеба.

Чиж вел себя нагло. У него был билет до Ленинграда. Кто его там ждет? Дружки по колонии? Для них изготовил он самопал и финку? Готовятся к новому преступлению? Не захотел Чиж жить честно, и опять дорога его поворачивает в тюрьму.

– Где вас задержал капитан Крыило?

– Задержал? Ха-ха!.. Ему очень повезло, потому что у меня был один-единственный патрон. Иначе вы имели бы труп, а я волю-волюшку.

– Вас все равно поймали бы.

– У меня уже были бы патроны.

– В Ленинград вы за патронами собрались?

– Напрасно выпытываете – не скажу.

Что ж, выяснят и без него. Крыило и Карпович занимаются этим вопросом. Скоро должны быть результаты. Тогда начнется другой разговор.

– Постарайтесь вспомнить, где вы были семнадцатого октября?

– На работе. В табеле отмечено. Полторы нормы дал. Как сейчас помню. Еще и мастер похвалил: молодец, Петр. Можете спросить, уточнить.

– Меня интересует ночь на восемнадцатое.

– Так бы и спрашивали. Я думал, день... Могу и о ночи рассказать. Что вас интересует?

– Каждый шаг с того времени, как кончили смену.

– Шагов я сделал много. Неужели милицию и это интересует?

– Не тяните время, гражданин. Советую говорить правду.

– Разрешите закурить.

Чиж жадно затянулся. К разговору вернуться не спешил: теперь торопиться ему некуда.

– Ну, пришел на квартиру...

И опять замолчал.

– Дальше.

– В кино ходил.

– С кем?

Петр потер нос и чмокнул.

– С Катькой Мухиной.

Протокол допроса Мухиной уже лежал перед Натальей Филипповной. Чиж пришел к приятельнице около двух часов ночи, лег, не раздеваясь, и учинил настоящий допрос. «Где вечер провела?» – «В кино». – «Одна?» – «С подругой». – «Билеты не выбросила?» – «В сумке». Петр помолчал, а потом предупредил: «В кино ты ходила со мной! Если кто-нибудь спросит, так и скажешь: с Петром. Билеты спрячь – могут пригодиться». – «Для чего?» – «Так нужно!»

– В каком кинотеатре и какой фильм смотрели?

Чиж назвал кинотеатр и фильм, который там шел.

– О чем же картина? – попросила уточнить следователь.

– Сходите посмотрите.

Нет-нет. Чиж не допустил ошибки. Он знал сюжет фильма из пересказа Кати. Мог бы повторить его. Но заметил (следователь нарочно выложила) изъятые у Мухиной билеты, и это сбило его с толку. «Катьку успели допросить. Что она сказала? Не раскололась ли?» – лихорадочно думал он.

– Так вот что, – помахала билетами Кушнирчук. – В кино Мухина ходила с подругой. Это доказано. Можем еще провести очную ставку. Ваша приятельница напомнит, что пришли вы к ней около двух часов ночи и уговаривали ее засвидетельствовать, будто были в кино вместе.

Короткий окурок обжег Чижу пальцы. Со злостью он раздавил его в пепельнице, не отрывая взгляда от раскрытого окна. Нагнулся вперед, как бегун на старте, Наталья Филипповна закрыла окно и заперла его. Чиж вздохнул, словно перед носом у него сомкнулись райские ворота. Оглянулся на дверь – милиционер. Не убежать...

– Нет у меня, – сказал, – никакого алиби. Оно мне и не нужно. Вы, конечно, не поверите, но я не вру. К Мухиной пришел пьяный. Ничего не помню. Может, и наговорил глупостей...

– К Мухиной откуда пришли?

Ответил после продолжительного молчания:

– Я проснулся в кустах. Подумал, что вокруг лес. Ан нет – городской парк. Оттуда и приплелся к Мухиной. Но про алиби и речи не было...

– Где вы отбывали наказание за поджог?

– В тюрьме, – с иронией произнес Чиж.

После повторного вопроса назвал все-таки место нахождения исправительно-трудовой колонии, о которой Наталья Филипповна наслушалась от Балагура, Дереша, Гурея, откуда получила ответ на запрос с пометкой: «Срочно».

– Как вы вели себя в колонии?

– Хорошо. Работал как все. Соблюдал режим...

– И пробовали бежать, – добавила Наталья Филипповна то, о чем как раз подумал Петр.

– Докажите! – вызывающе поднял он голову.

– Это уже сделано. А вы скажите, с кем и почему дрались в колонии?

– Ни с кем.

Кушнирчук напомнила о стычке с Балагуром, о выбитых зубах. Рассказала и о том, как Дмитрий привез Чижа в колонию после попытки бежать.

– Это он, Балагур, напал на меня в лесосеке, избил, – медленно говорил Петр, стараясь, чтобы это звучало как можно убедительней.

– И о вашем побеге ни Сизову, ни Железобетону не сказал?

Чиж согнулся и молчал. Он заметил на бумаге, нарочно положенной Натальей Филипповной на край стола, подпись капитана Сизова. «Повысили, – подумал он. – А тогда был лейтенантом». И понял, что эта бумага – ответ из колонии на посланный запрос.

– Почему молчите?

– Я свой срок отбыл. От звонка до звонка, – удрученно и медленно, будто считал слова, выговорил Чиж и добавил: – Балагур сам смазал пятки салом, а на меня наговорил.

– Кто еще с вами отбывал наказание и теперь проживает в нашем районе?

Назвал Ивана Дереша и принялся рассказывать, как он ошпарил Балагура, а потом Балагур – Дереша. Не забыл и о том, что Иван угрожал отомстить Дмитрию за увечье.

– Кто еще был с вами?

Опять долго молчал. Наталье Филипповне пришлось самой назвать Вадима Гурея, которого Чиж почему-то «забыл», но, услышав его имя, «вспомнил».

– Когда встречались с Гуреем?

Чиж уклонился от конкретного ответа. Где-то когда-то встретил Гурея случайно и не придал этому значения.

– Это было не историческое событие в моей жизни.

– Зато встреча состоялась всего пять дней назад. О чем вы разговаривали с Вадимом?

– Поболтали о прошлом и разошлись.

– О Балагуре вспоминали.

Не вопросительно, утвердительно прозвучали слова следователя, и Петр, наполовину сознаваясь, сказал:

– Что-то было...

– Не «что-то», а Гурей назвал вам адрес Ирины Лукашук, советовал семнадцатого октября встретиться с Дмитрием в Синевце.

– Не слышал, не помню такого.

– Допустим.

Наталья Филипповна достала из ящика стола нож.

– Узнаете?

Чиж явно ждал этого, но с подозрением глянул на следователя, потом внимательно, словно пытался узнать давнего знакомого, рассматривал нож и ковырял длинным ногтем в усах.

– Я ножи продал.

Судя по выражению его лица, Чиж сказал не то, что думал.

– Кому, когда? – наступала Кушнирчук.

– Кому? – переспросил Петр. – Имя не спрашивал, в паспорт не заглядывал. Могу ответить на вопрос: когда? Зимой прошлого года. Точнее – в декабре. У охотничьего магазина.

– За сколько?

– По три червонца за штуку.

Статья Уголовного кодекса Украинской ССР об ответственности за незаконное ношение, изготовление, хранение, сбыт огнестрельного или холодного оружия не испугала Петра.

– Готов отсидеть, а может, обойдется исправительными работами или штрафом... Мудрый судья судить не торопится.

«Он согласен отсидеть срок, но не за нападение на Балагура», – поняла Наталья Филипповна и отодвинула штору в углу рядом с сейфом. На широкой изрешеченной толстой доске белел нарисованный мелом силуэт человека. Доску, как вещественное доказательство, изъяли во время обыска на квартире Шаринейны.

– Что это?

– Доска, – ответил Чиж насмешливо и нарочито резко.

– Для чего?

– Силу ножей пробовать.

– Разве для этого нужен контур человека? – пожала плечами Кушнирчук.

– Не стирать же, если кто-то нарисовал, – нехотя ответил Чиж. – Это мне не помеха.

– Где взяли доску и мел.

– На стройке валялись.

– Познакомьтесь, – Кушнирчук протянула Петру лист бумаги.

– Эксперт ошибся. Я не рисовал, – покачал он всем телом из стороны в сторону.

– Каким ножом бросали в доску?

– Обоими...

– Отведите, – приказала Кушнирчук конвоиру. – А вам, – сказала она Чижу, – советую хорошо подумать, взвесить все, ведь правда, как масло, выплывет наверх, а наказание и хромая догонит виновного.

В камере Чиж не находил себе места, зыркал на квадрат окошка, изучающе рассматривал петли на двери, нажимал каблуком на каждую доску пола, ходил из угла в угол. Наконец лег. Положил ногу на ногу, закинул руки на затылок. Но сосредоточиться не мог. Мысли толкались, как футболисты на штрафной площадке при подаче углового. Перед глазами мелькали фигуры Балагура, Сизова и Железобетона, Любавы Родиславовны и Бориса, Гурея и Березовского, а напоследок, как по приглашению, явилась и Шаринейна.

Как же их много! И каждый что-то наговорил следователю.

«Не сознаюсь! Я не охламон!»

Накануне майор Карпович вернул Наталье Филипповне план следственных действий по уголовному делу.

– Здравствуйте, – встретила ее утром на лестнице Любава Родиславовна. – Вызывали меня?

– Сейчас я приглашу вас.

Борис наблюдал с тротуара, словно боялся подойти ближе.

Минут через десять Любава Родиславовна уже вслушивалась в голоса разных людей. И среди них отметила голос Чижа.

– Да его и по телефону узнала, и на магнитофонной ленте, – растянула она в улыбке полные накрашенные губы. – А живой голос – это легко...

На очной ставке, будто приговор выносила, изрекла:

– Не выпускайте его на свободу, он и так половину здоровья у меня отнял.

Показания Любавы Родиславовны, что ее запугивали в подвале, подтвердили эксперты: по химическому составу помада на пиджаке Чижа совпадает с помадой, которой она пользуется.

– Я французской крашусь. За десятку взяла. Мне привезли, – пояснила Любава Родиславовна.

– Тебе что, по специальному заказу помаду делали? – с ненавистью сказал Чиж. – Теперь все штукатурятся. Я не одну обнимал. Может, и ты где-то под пьяную руку попала.

– Довольно, – оборвала его Наталья Филипповна, отпустила Бысыкало и пригласила в кабинет деда Топанку.

Чиж удивился: «А этого зачем принесло?»

Вахтер коротко рассказал, как пьяный Петр рвался на завод, как звонил из автомата, что возле проходной. Именно в это время и слышала Любава Родиславовна угрозы по телефону.

– Ты, старый, меня за ногу назад не тащи – надорвешься, – погрозил ему кулаком Чиж.

Потом Борис Бысыкало видел близко твердые комли Петровых рук, оплетенных синими веревками жил. Вспомнил острое прикосновение финки – кровь отлила от лица и онемели пальцы на руках.

– Он запугивал меня, – сказал Борис.

Чиж язвительно оскалился.

Показания Вадима Гурея слушал молча. Ну, отбывал наказание, потому что спалил хату Стрибака с арабским ковром на стене и вторым арабским на паркете. В зятья его не захотели. Дочку не пожелал отдать Стрибак – куркуль! Денег – куры не клевали. Сам смотрел цветной телевизор, гонял на мотоцикле (легковую жалел: дорога с выбоинами), а попросишь рубль – фигуру из трех пальцев получишь. «Заработай, как я», – говорил в забегаловке при всех. На что Чиж, затаив злобу, ничего не отвечал. А среди ночи в селе ударил колокол: пожар! Еще не дотлели стены, стреляя искрами в темноту, а Чижа уже допрашивал следователь. До сих пор понять не может, как это его так быстро поймали? Ну, словом, Гурей говорит правду. Правда и то, что Балагур выбил Петру зубы на лесосеке. Чиж даже махал головой, молча подтверждая показания Вадима. Не понравилось только, что Гурей подробно описал, как советовал Петру поискать Балагура у Ирины в день рождения.

– Ты, Вадим, плетешь что-то, – перебил он Гурея. – Подумай. Ты, наверное, глотнул тогда лишнего. Я такого совета не помню, не слышал. И семнадцатого, выходит, на Летней не был. Подумай...

– Я сказал правду, – прибавил Гурей и вышел.

С появлением в кабинете Березовского Чиж приободрился: «Никита мой друг. Финку сам выпросил. Не сознается». Но Никита сразу сказал, у кого, где, когда и за сколько купил нож.

Чиж в замешательстве выкрикнул:

– Пусть сознается, как зарезал Балагура! Пусть сознается, если финку купил! Она не для того, чтобы хлеб резать!

– Продал, не выкручивайся, – спокойно сказал Никита, подписывая протокол.

Шаринейна долго не осмеливалась сесть. Наконец отодвинула стул подальше и уселась боком к квартиранту. На вопросы отвечала тихо и все время поглядывала на согнутую фигуру Петра. Она узнала иссеченную доску с белой тенью человека.

– Слышала, как по вечерам ударял об нее нож.

– Брешешь!

– Я и пиджак носила в химчистку.

– Брехня!

Следователю пришлось утихомиривать Чижа.

Чтобы Шаринейна рассказала про отнятые деньги и приставленную ко рту финку, Кушнирчук пришлось задать много дополнительных вопросов.

Майор Карпович вызвал Наталью Филипповну к себе.

– Вот куда спешил наш Чижик.

И включил магнитофон.

Из Ленинграда сообщали, что какой-то Недобоков, отбывший наказание за ограбление кассы, готовясь совершить нападение на инкассатора, раздобыл патроны и ждал соучастника (имя его и место проживания пока установить не удалось), который должен привезти оружие.

– Наш Чиж! – сказала Кушнирчук.

– Ой, – подтвердил капитан Крыило.

– Вы так быстро связались с Ленинградом. Я не могла и надеяться на это...

– Мы сообщили ленинградцам о задержании Чижа. Они благодарили, ведь с ног сбились, разыскивая соучастника Недобокова. Даже не сразу поверили, что он в Синевце гнездился.

Вошел эксперт.