Текст книги "Будаг — мой современник"

Автор книги: Али Велиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 58 страниц)

ПОЕЗДКА В ШУШУ

В Шуше, как всегда, было чудесно: свежая листва деревьев, цветы, чистый воздух и целебные источники. В июле и августе на низинах нечем дышать, нет спасенья от комаров и насекомых, а здесь человек чувствует себя так, будто вновь родился.

В то лето на курсы прибыло значительно больше учителей, чем в прежние годы.

Здание, в котором когда-то помещалась шушинская партийная школа, передали шушинскому педагогическому техникуму. Летом здесь размещались учительские курсы. Сколько воспоминаний вызвал во мне вид классов, в которых шли занятия!

Директор шушинского педагогического техникума Махиш Гусейнов по совместительству был и директором курсов. Это был немолодой уже человек, который всю свою жизнь отдал делу просвещения молодежи. Мягкий, добрый и отзывчивый, он пользовался всеобщей любовью курсантов. Мы называли, его Махиш-эфенди, а педагоги, преподававшие на курсах, – Махиш-муэллимом, подчеркивая обращением муэллим – учитель меру своего уважения к его знаниям и опыту.

У него был кроткий, ровный нрав, и мы к нему часто обращались за советом и помощью. И в техникуме и на курсах Махиш Гусейнов преподавал педагогику. Не одного молодого учителя он наставил на путь истинный.

Литературу вел Атабаба Мусаханлы. Он закончил педагогический институт уже в советское время. Однажды он остановил меня после занятий и протянул сборник «Пламя Октября», выпущенный в Баку по случаю десятилетия Октябрьской революции.

– Прочти и напиши резюме о том, что в нем напечатано, и покажи мне.

Я любил литературу, сам писал статьи, фельетоны, стихи, хотя мечтал поступить на медицинский факультет университета. Но вместе с тем я не мог удержаться от того, чтобы не переписать в свою тетрадь пьесы Джабара Джабарлы «Айдын» и «Октай Эль-оглу».

Я внимательно прочел прозаические произведения, напечатанные в сборнике, ознакомился с критической статьей, помещенной на его страницах, и написал краткое резюме.

Атабаба Мусаханлы упрекнул меня за то, что я переоценил произведения.

– А кого из азербайджанских писателей ты знаешь? Кого читал? Кто особенно нравится тебе?

Я назвал Мирзу Фатали Ахундова, Джалила Мамедкулизаде, Абдуррагима Ахвердова, а из поэтов – Вагифа и Сабира.

– А ты слышал о пьесе Джафара Джабарлы «Айдын»?

– Не только слышал, но она у меня есть!

– Каким образом к тебе попала?

– Я переписал ее из тетради директора кубатлинской школы Гашима Гилалзаде.

– И нравится она тебе?

– Я знаю ее наизусть!

С того дня я стал брать книги из городской библиотеки, советуясь с Атабабой Мусаханлы. Чтение журналов, знакомство с литературной жизнью заставляло меня по-другому смотреть на мир. Разбирая художественное творчество знаменитых писателей, я постепенно остывал к медицинскому факультету и математике и все больше думал о литературе. Я столько времени проводил в библиотеке, что мне некогда было ходить в город.

Но однажды я встретил Имрана. Он так изменился, что я с трудом его узнал. Очень постарел и осунулся. Почти силой он затащил меня к себе домой. Они с Гюльбешекер жили по-прежнему в бывшем доме Вели-бека на Джыдыр дюзю, где теперь помещался шушинский детский дом. Маленькую комнату на первом этаже я помнил по первому визиту к ним в прошлое пребывание в Шуше. Гюльбешекер осталась такой же красивой и моложавой, как и была. И она и Имран не могли нарадоваться на своих красивых сыновей, все они были похожи на молодого Имрана. Имран и Гюльбешекер исправно служили в детском доме и были довольны жизнью, хотя Имран с горечью сказал:

– Посмотри, как живут бедняки… – А потом поинтересовался: – А у тебя семья уже есть, Будаг?

– Я недавно женился.

– А откуда девушка?

– Она курдянка.

– Курды смелые люди, – сказал почему-то Имран.

Гюльбешекер заварила прекрасный чай и не знала, куда меня усадить. Они рассказали, что Дарьякамаллы с Мехмандар-беком переехали в Баку, а Гюльджахан развелась с Кербелаи Аждаром.

Я засиделся у них допоздна. Но на следующее утро я, как всегда, был на занятиях, а потом пошел в библиотеку. Теперь я увлекся чтением стихов, рассказов и статей зарубежных писателей, которых до того времени не читал ни разу. Иногда библиотекарь разрешал мне уносить книги домой, и тогда я зачитывался до полуночи.

И каждый день я писал письма Кеклик. Но вот однажды я получил письмо от Агила-киши, в котором он просил меня на денек приехать на эйлаг Салварты. Его односельчанин устраивал праздник по случаю обрезания сына и приглашал меня.

* * *

Я выехал из Шуши после полудня, а к вечеру был уже в Салварты. На следующий день было назначено обрезание, уже приехал из села Ишыглы кум, который будет держать мальчика в момент превращения его в правоверного мусульманина.

На праздник приехали председатель эйлачного комитета по распределению пастбищ для кочевников Халил. С ним было несколько его друзей. Как водится, Агил-киши гостеприимно пригласил его остановиться в нашей кибитке. Тот знал моего тестя и принял приглашение. Наутро мы вместе с Халилом пошли к кибитке; где должно было состояться пиршество. Неожиданно я столкнулся с Джабиром. По-видимому, его тоже пригласили: ведь родом он был из Назикляра и приехал, как и я, накануне вечером.

Когда Джабир увидел рядом со мной Халила, лицо его исказила гримаса презрения. Он не поздоровался с председателем эйлачного комитета и, не глядя на меня, прошел мимо нас к указанному ему хозяином месту. Я ничего не понимал. Что случилось? Или он до сих пор не может мне простить моего выступления на пленуме, когда разоблачили Сазагова?

Я не помню, что я ел, что говорили во время праздника. Будто сидел на колючках и не мог найти покоя.

После пиршества Халил хотел тотчас уехать, но Агил-киши настоятельно уговаривал не ехать на ночь глядя.

Поздним вечером меня окликнули. Я вышел из кибитки и увидел, что меня поджидает Джабир. Я протянул ему руку, но он не принял ее.

– Не ожидал я от тебя! – начал он.

– Объясни, Джабир, что происходит? Почему ты так странно себя ведешь?

– Мудрому довольно и намека.

– Считай, что я не мудрый, и объясни.

– Водишь дружбу с моим заклятым врагом!

– С каким врагом твоим я вожу дружбу, Джабир? Говори яснее, я ничего не понимаю.

– Человек, который сейчас в твоей кибитке распивает чаи!

– Во-первых, хозяин кибитки мой тесть, он и пригласил. А кроме того, есть, как ты сам знаешь, законы гостеприимства! Но что тебе сделал председатель эйлачного комитета, что ты так зол? Кажется, тебе не нужна земля для пастбищ!

– Это старая история…

– Если старая настолько, чтобы ее забыть, то не следует и говорить, что она до сих пор беспокоит тебя.

– Никогда не прощу!

– Расскажи, в чем дело?

– Еще во времена учебы в шушинской партийной школе этот человек попортил мне много крови!

– Что же он все-таки сделал?

– Отнял два мешка с рисом и пять баранов!

– Не из тех ли это мешков с рисом, которые ты привозил в Шушу на продажу?

– Из тех.

– Тогда и меня считай своим врагом! Ведь и мы с Керимом ругали тебя!

– Одно дело – ругать, а другое – реквизировать! Такого человека надо гнать, как собаку из мечети!

– Он не мой гость, и я не могу вмешиваться в дела тестя… Одумайся, Джабир!

– Не учи меня! – Он явно лез в ссору. – Не прогонишь негодяя, будешь потом жалеть! Предупреждаю тебя!

– Не ожидал, что ты еще и грозить мне будешь! Так горишь местью, точно это было вчера. Ответил бы ему тогда, а что ворошить прошлое теперь? Это тебя не красит, Джабир.

– Хватит меня учить! Побереги свои советы для других! – Джабир дрожал от злости. – Я такое натворю, что вовек не забудешь!

– Пойди проспись, а потом будем разговаривать.

– Ах, ты так!.. Ну ладно! – бросил он с угрозой, повернулся и ушел.

Когда я вернулся в кибитку, Агил-киши с беспокойством спросил:

– Что случилось?

Я сказал, что это приходил знакомый учитель договариваться насчет поездки в Шушу.

Но председатель эйлачного комитета, как видно, не очень поверил моим словам. Когда женщины стелили постели, мы вышли из кибитки на свежий воздух, и Халил вдруг спросил у меня:

– А где работает парень, что сидел во главе стола?

– Он председатель уездных профсоюзов, вы разве его не знаете?

– Давно знаю.

– А почему с ним не заговорили?

– Я хотел заговорить, но он отвернулся.

– Как вам кажется, почему? Может, он не узнал вас?

– Нет, прекрасно узнал, как и я его… – И Халил рассказал все, как было. И добавил: – Я хорошо его раскусил. Такой человек непременно сломает себе когда-нибудь шею из-за жадности!

Пора было спать. А наутро всех всполошило неприятное происшествие: кто-то коротко подрезал хвост и гриву коня председателя эйлачного комитета. Я сразу понял, чьих рук это дело. Понял не только я, но и председатель эйлачного комитета. Он сухо попрощался с нами и тотчас уехал, даже не выпив чая, чем очень озадачил тетушку Ипек.

* * *

После отъезда гостей мы с Кеклик пошли к роднику. На обратном пути встретили Джабира. Я хмуро посмотрел на него. Он, словно продолжая вчерашний разговор, вымолвил с горячностью:

– Пусть он благодарит твоих женщин, что так легко от меня отделался!

– Подрезать хвост и гриву у коня – не такое удальство, как тебе думается!.. Дело это не джигитское!.. – В голосе моем звучало недовольство.

– Будаг! – вскричал вдруг Джабир. – Не порть мне кровь! И не зли меня!

– Ты сам себе портишь кровь! Когда-то делал глупости, а в ответе за них те, кто отговаривал! Драчливый баран всегда рога чешет!

– Ты что-то расхрабрился! Слишком много себе позволяешь!

– Просто я уверен, что ты лучше, чем стараешься показаться! – И чтобы не продолжать спора, взял Кеклик за руку и увел ее.

В тот же день к вечеру на эйлаг приехали два милиционера и первым делом остановились у нашей кибитки. Они захотели поговорить со мной. Этот разговор ничего им не дал. Я сказал, что в прошлую ночь крепко спал и ничего не слышал.

– Виделись вы накануне с Джабиром? – спросил меня старший из них.

– Виделся, когда мы все сидели за праздничной скатертью.

– Он вам ничего не говорил?

– Нет.

– Знали вы о взаимоотношениях председателя эйлачного комитета с Джабиром?

– Ничего не знал и не знаю.

Уполномоченный милиции укоризненно покачал головой:

– А мне сдается, что вы все знаете, но только не хотите нам помочь…

Я молчал. Может быть, я ложно понимал законы дружбы, но дурное о Джабире я говорить не хотел и не мог.

– Вы хорошо знаете Джабира? – не отставал от меня уполномоченный милиции.

– Конечно, хорошо. Я даже породнился с семьей из села, из которого Джабир родом.

– А раньше Джабира знали?

– Знал, мы вместе с ним учились в шушинской партшколе.

– Замечали за ним подобные поступки?

– Нет.

– Ведь Джабир оскорбил не только вашего гостя, но и вас, раз преступление произошло у вашей кибитки! Почему вы не хотите этого понять?

– Я сказал вам все.

Укор, который я прочел в глазах уполномоченного, не мог изменить моего решения. Я понимал, что председатель эйлачного комитета теперь сделает все, чтобы вывести Джабира на чистую воду, и не остановится перед тем, чтобы не обнародовать, за что Джабир отомстил ему таким образом. Но в это дело не хотел впутываться. Мне предстояла поездка в Баку, надо было готовиться, времени оставалось мало, а тут всех затаскают. И еще я не мог не учитывать, что мои родственники – соседи Джабира, я сам долгое время жил в его семье. Я уеду, а Кеклик и ее родители будут продолжать жить рядом с ними. Как же им жить дальше, если я сейчас что-нибудь про Джабира скажу? Сеять вражду между односельчанами?..

Агил-киши и тетушка Ипек втихомолку осуждали Джабира.

– Такой праздник испортил! – жаловался мне тесть. – И отцу мальчика неприятность! Ведь председатель эйлачного комитета приехал в эйлаг из-за обрезания!

А теща добавила:

– Сам он отсюда уехал, а уполномоченные милиции теперь не отстанут ни от нас, ни от устроителя пиршества. Всех подставил под удар, негодный!

Я молча складывал вещи в чемодан. Кеклик снова была недовольна, что остается с родителями, а я уезжаю. Она передавала мне чистые вещи и хмуро приговаривала:

– Помни, куда положил носки, рубашки, полотенца, чтобы потом легко найти.

Я ласково погладил ее по руке, но она не могла успокоиться. Я понимал, что во всем сам виноват: обещал всегда брать ее с собой, куда бы меня ни забросила судьба, а теперь снова уезжаю один и не могу с точностью сказать, когда возьму ее к себе.

И вот наступило утро.

Агил-киши оседлал коня. Я вынес чемодан и хурджин с едой. Домашние столпились у кибитки, тетушка Ипек держала на руках Герая, чтобы он случайно не попал под ноги коню. Кеклик со слезами смотрела на меня. Я часто оглядывался на кибитку: Кеклик стояла рядом с отцом и махала мне рукой. Было грустно: я долго не увижу свою Кеклик…

Когда кочевье скрылось из глаз, я заметил, что ко мне скачет какой-то человек. Только вблизи я узнал Джабира. Он на скаку крикнул мне:

– О чем говорил с тобой милиционер?

– О тебе!

– Что ты ему сказал?

– Что знал!

– И все же?

– А ты забыл, что наговорил мне позавчера?

– Ты им это пересказал?

– Да нет же! Сказал, что тебя давно знаю, а кто обезобразил коня, не знал и не хочу этого знать!

Джабир несколько минут ехал рядом со мной молча. Потом остановил коня.

– Скажу тебе честно, самое главное во всей этой истории для меня, что ты оказался настоящим другом!.. Если бы ты что-нибудь сказал милиционерам, не знаю, что было бы… А сейчас… Знаешь, я и сам раскаиваюсь в том, что сделал. Дьявол попутал, а может, выпитое, ведь я не очень-то умею пить… – Джабир виновато опустил голову.

Я не отвечал ему. Стоило ли мучить бедного коня, лишь для того, чтобы узнать потом, крепка ли наша с ним дружба?.. Я молча посмотрел на Джабира и тронул коня. А Джабир грустно глядел мне вслед.

* * *

В конце августа на сцене шушинского педагогического техникума силами учителей была поставлена пьеса Джафара Джабарлы «Айдын». Роль Айдына в ней исполнял Атабаба Мусаханлы.

Спектакль прошел с большим успехом. Когда восхищенные зрители аплодировали артистам, Атабаба Мусаханлы поднял руку, требуя внимания. В наступившей тишине Атабаба сказал, что в зале среди зрителей находится автор пьесы Джафар Джабарлы. Снова раздались аплодисменты, и на сцену поднялся худощавый молодой человек, немногим старше меня, среднего роста, с зачесанными назад волосами, в больших роговых очках. На нем была вышитая косоворотка, подпоясанная шелковым шнуром. Он был смущен вниманием зала. Когда стих шум приветствий, Джафар Джабарлы негромко сказал:

– На меня ложится большая ответственность перед вами, читателями и зрителями моих пьес. Если я смогу еще что-либо написать, то постараюсь сказать о том, что мешает нам жить… Я благодарен за прием, а особенно актерам, которые приложили столько труда, чтобы показать вам эту мою пьесу.

На следующем уроке Атабаба Мусаханлы сказал, обращаясь к слушателям курсов:

– Джафар Джабарлы идет вслед за великими просветителями нашего народа Мирзой Фатали Ахундовым и Джалилом Мамедкулизаде. Он по-настоящему талантливый писатель, учился у Шекспира и Шиллера. Материал для своих произведений он черпает из жизни нашего народа… – И кратко охарактеризовал творчество драматурга.

Однажды я встретил в Шуше Джабира. Он тут же набросился с упреками на меня:

– У тебя даже нет времени поинтересоваться, где я и что я!

– Что с тобой может произойти?

– До сих пор вызывают в милицию! Никак не могут успокоиться… Знаешь, Будаг, кто занимается этим делом о гриве и хвосте?

– Кто?

– Свояк твоего Керима! Может быть, ты попросишь его вступиться за меня?

И мы отправились к Кериму. По дороге зашли на базар, я купил детскую одежду, конфеты. Мы договорились с Джабиром, что он немного переждет на улице, а лишь потом зайдет в дом Керима. Так и поступили.

…Радости Керима не было конца.

– Показывай ребенка! – попросил я.

– Уснул только что, проснется – посмотришь. Замучились мы с ним! Ночью плачет и нам спать не дает. Особенно матери трудно, очень устает, бедняжка.

«Такова материнская доля – терпеть все капризы ребенка». Я подумал, что и нам с Кеклик когда-нибудь предстоит такое.

В этот момент пришел Джабир. Я сразу же начал уговаривать Керима помочь Джабиру.

– Керим, такое случается не часто – Джабир раскаивается в том, что сделал. Надо ему помочь. Твой свояк занимается этим делом. Неужели он не согласится принять во внимание чистосердечное раскаяние виновника этой истории?

Керим насупился:

– Не люблю я обращаться к свояку с такими просьбами, но ради тебя, Будаг, так и быть.

К нам вышла Мюлькджахан с ребенком на руках. Я подошел к ней и с осторожностью взял младенца на руки, а потом подошел с ним к зеркалу и посмотрел на себя: показалось, что я неплохо выглядел бы в роли отца. Мальчик был копией Керима: те же толстые губы и широкие брови, большие глаза и длинные ресницы. Наверно, много времени Мюлькджахан отдавала уходу за ним: ребенок был чистенький, нарядный и красивый.

Все складывалось как нельзя более удачно: открылась дверь и вошел тот самый свояк Керима, который вел следствие по делу о хулиганском поступке на эйлаге Салварты. Увидел нас с Джабиром, и первым его побуждением было отступить через порог, но Керим задержал его:

– Якуб! Подожди, ты мне нужен!

Мюлькджахан взяла у меня ребенка и вышла из комнаты. Мы остались вчетвером.

– Якуб! Перед тобой человек, который в Салварты надругался над конем председателя эйлачного комитета. У них была старая вражда. Теперь он сам пришел повиниться в содеянном. По-моему, такого человека надо простить. А ты как думаешь?

Якуб слушал молча, не прерывая Керима. Потом с просьбой к Якубу обратился я. А он все молчал. Только тогда, когда и Джабир сказал свое слово, он заговорил:

– Дело я могу прекратить только в том случае, если председатель эйлачного комитета сам заберет свое заявление. Кстати, Халил сейчас в городе. Разыщите его и постарайтесь с ним помириться. Только так вы сможете чего-нибудь добиться!

Джабира будто змея ужалила:

– Нет, он не согласится!

– Без его согласия ничего не выйдет! – твердо сказал Якуб.

– Что ты на это скажешь? – спросил меня Керим.

Снова я обратился к Якубу:

– Как ты, Якуб, думаешь?

– Я думаю, что вам сейчас надо разыскать Халила, привести его сюда. И пусть Джабир при всех попросит у него прощения. Тогда, я думаю, он возьмет назад свое заявление.

– Мы с ним не помиримся! – упорствовал Джабир.

В дверях снова появилась Мюлькджахан. Якуб направился к ней, взял малыша из ее рук и подошел ко мне:

– Ну как, дядя, нравимся мы тебе?

Маленький Айдын крошечной ручкой провел по моему лицу, и моя душа затрепетала от нежности. В этот миг раздался умоляющий голос Джабира:

– Якуб! Умоляю тебя! Не унижай меня перед Халилом!

Якуб, не обращая внимания на Джабира, продолжал играть с ребенком. И тут Керим сказал Джабиру:

– Джабир! Будаг для всех нас аксакал. Как он скажет, так ты и поступишь! К чему тянуть?

И я сказал:

– Сумел заварить кашу – сумей ее и расхлебать. Кто сам упал – не плачет! Придется идти на поклон к Халилу.

Якуб улыбался, глядя на меня.

– Подумаешь, преступление! Подрезал хвост и гриву у коня! – упрямился Джабир.

Якуб отдал ребенка Мюлькджахан и повернулся к Джабиру:

– А зачем ты пришел к Кериму? Зачем уговариваешь меня? Если ничего особенного не совершал, то и говорить не о чем! Не знаю только, почему за тебя хлопочут Керим и Будаг?

Я не выдержал:

– Джабир! Хочешь, чтобы все уладилось, поступай так, как советуем мы! И повесь замок на уста! Не спорь!

Мы с Керимом отправились на поиски Халила. Якуб сказал нам, где он может быть. Когда мы пригласили Халила зайти в дом Керима, он поначалу удивился, но потом с охотой пошел, чтобы посмотреть на малыша. Увидев Джабира, он отпрянул, но мы с Керимом втащили его в комнату, и тут же появилась Мюлькджахан с ребенком на руках. А потом Халил увидел и Якуба.

Мюлькджахан стала говорить вроде бы от имени маленького Айдына:

– Дядя Халил! Дядя Джабир поступил нехорошо, но я прошу тебя, прости ему его грехи, он раскаивается в том, что совершил. Пойди ему навстречу!

Халил улыбнулся:

– Я давно знаю, кто и почему совершил неугодное дело. Но раз ты просишь за Джабира, прощаю его.

Джабир что-то пробурчал, а Халил добавил:

– Мужчине не подобает прибегать к такого рода мести! Благодари своих друзей, которые так хотят тебе помочь! Желаю тебе всегда следовать их советам!

Короче, и я, и Керим, и Мюлькджахан стали благодарить Халила. По нашему настоянию Джабир и Халил пожали друг другу руки.

Немного погодя Халил ушел вместе с Якубом. На прощанье он подмигнул нам.

* * *

Занятия на курсах близились к концу. Однако мы узнали, что окончившим курсы не будут выданы свидетельства об окончании средней школы.

Я решил поговорить с директором наших курсов Махишем Гусейновым, но он сказал мне, что это от него не зависит.

– Поговори с Зульфугаром Абдуллаевым, директором школы второй ступени.

Зульфугар Абдуллаев выслушал меня внимательно и сказал, что через два дня сможет мне дать ответ, для этого ему надо все обговорить в отделе народного образования. Если там дадут согласие, то у нас смогут принять экзамены экстерном по программе средней школы.

Через несколько дней Зульфугар Абдуллаев сообщил нам день, когда у нас примут экзамены.

Таких, кто готовился к сдаче экзаменов на свидетельство об окончании средней школы, было пятеро. Мы решили нанять преподавателей. Один из них занимался с нами физикой и математикой, другой – химией.

Была середина августа, все отдыхали, а мы занимались целыми днями. Через две недели мы предстали перед экзаменационной комиссией, в которую входили учителя школы второй ступени. Все пятеро сдали экзамены и получили свидетельства об окончании средней школы.

Дорога в университет была открыта. Мы были счастливы и радовались, что сможем дальше учиться. Только одно огорчение у нас – кончились деньги. Не просить же взрослым мужчинам, чтобы им помогли из дому? Я не знал, на какие деньги поеду в Баку.

И мне снова повезло: за день до назначенного на отъезд в Баку я встретил на шушинском базаре Рахмата Джумазаде. Он расспросил меня о моих успехах. Узнав, что я получил свидетельство о среднем образовании и собираюсь в Баку, он обрадовался и предложил мне:

– Напиши на мое имя заявление о материальной помощи! А деньги получишь сейчас же!

А потом на своей машине довез меня до Евлаха, где я сел в бакинский поезд.