Текст книги "Будаг — мой современник"

Автор книги: Али Велиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 58 страниц)

ГОРОД ЛАЧИН

За время моего отсутствия строители подвели под крышу самое большое здание, в которое переселился уездный исполнительный комитет. За этим первым домом был готов и второй – для укома партии.

На открытие из Баку приехали гости. Делегацию гостей возглавлял секретарь Центрального исполнительного комитета Азербайджана (известный писатель) Таги Шахбази.

На встречу мы собрали всех коммунистов и тех, кто активно участвовал в строительстве нового города.

Таги Шахбази спросил, обращаясь к народу:

– Какие будут предложения у товарищей, как назовем новый город?

Все заулыбались, заговорили друг с другом, некоторые что-то выкрикивали с места.

– А как называется гора, склоны которой украсят новые дома?

– Лачин.

– А что, если и город мы так и назовем? Когда я слышу название «Лачин», я тут же вспоминаю, гордых птиц, которые живут в этих краях. Пусть и название вашего города вызывает у людей в памяти белого сокола, гнездящегося на недоступных горных вершинах. Разрешите мне пойти с ходатайством в Президиум АзЦИКа о том, чтобы новая столица Курдистанского уезда называлась Лачином! – Он обратился к старейшему коммунисту – председателю уездного исполкома Кара Ильясову: – Как вы, товарищ Ильясов, относитесь к моему предложению?

– А может быть, еще подумаем? – предложил начальник отдела внутренних дел Микаил Гусейнов.

– Нет, – возразил секретарь уездного комитета партии. – Товарищ Шахбази специально приехал к нам, давайте при нем и решим. Я за это предложение!

– Я тоже за, – тихо проговорил Кара Ильясов.

* * *

За время работы в Курдистанском уезде мне открылись многие стороны жизни, невидимые на первый взгляд. Все как будто хорошо, работа с людьми ведется, дело делается, но не всегда законно и правильно. Я хотел разобраться в причинах, и вот что мне открылось. Оказывается, на многие руководящие должности выдвигались беки или их сыновья, а то и сеиды, ведущие якобы свой род от самого пророка.

На разного рода курсы и в техникумы детей бедняков посылали редко – они были зачастую совсем безграмотны, смущались в большом городе, стеснялись своей одежды и манер.

А дети беков или сеидов с удовольствием шли учиться. Скажу даже больше: мне стало известно, что многие ответственные работники уездных организаций происходят из бекских или купеческих семей, но скрывают свое господское прошлое. Я не занимался специально изучением их прошлого, но в случайных разговорах, в мимоходом сказанных фразах улавливал больше, чем могло показаться на первый взгляд.

Поразмыслив, я решил, что должен посоветоваться о своих сомнениях с секретарем уездного комитета партии. И он, и его жена, председатель уездного женотдела, встретили меня радушно: усадили за стол, налили чаю, расспросили о житье.

Рахман Аскерли был образованным человеком и опытным партийным работником. Его, несомненно, заинтересовал мой неожиданный приход: понимал, что я пришел неспроста.

Я рассказал ему без утайки о своих сомнениях и наблюдениях. Он слушал меня внимательно, не прерывая и не задавая никаких вопросов. Но по мере того как я говорил, он суровел, лицо его делалось далее жестким, глаза сузились. Едва я закончил, он тихо сказал:

– То, что ты предлагаешь, страшно! Твои уста, как говорят у нас в народе, пахнут кровью. Если мы начнем осуществлять, как ты предлагаешь, «вторую революцию», то начинать нам ее придется с уездного партийного и исполнительного комитетов! Потому что и заведующий отделом пропаганды, и заведующие некоторых отделов исполнительного комитета – из бекского сословия, а хозотделом и торговлей занимаются у нас бывшие купцы. Если их всех разом снять, то кого же мы поставим на их место? У тебя есть предложения?

Я задумался.

– Да, это не так просто… – начал я.

– Вот видишь! Я думаю, что нельзя мешать в кучу всех. Многие пришли к нам с добрыми намерениями помочь в трудном и новом для нас деле управления государством. Среди них, несомненно, есть такие, кто вполне искренно и чистосердечно работают на общее благо. Если эти люди работают честно, если они соблюдают все законы и порядки, установленные Советской властью во имя блага простого народа, то вправе ли мы их обвинять только за то, что родились они в бекском или купеческом доме?

Конечно, секретарь был прав. Но ведь я не предлагал заменить всех работников исполкома и комитета!

– Товарищ Аскерли, – возразил я, – я не охаиваю всех подряд, я назвал вам лишь тех, кто, по моему мнению, приносит вред нашему общему делу, подрывает веру в действия советских органов власти. Например, председатель коопсоюза. Не только я, но и другие товарищи видят, что он беспрерывно занят какими-то махинациями…

– Постой, – прервал он меня. – Давай не так быстро решать сложные дела. Сгоряча можно дров наломать. Сейчас уже поздно. Мы еще вернемся с тобой к этому вопросу. А теперь скажи мне: говорил ты еще с кем-нибудь по этому вопросу?

– Нет, ни с кем, кроме вас.

– Хорошо. Я очень прошу тебя пока никому ничего не говорить! Подумаем, посоветуемся и решим, как поступить. – Он поднялся, давая понять, что разговор окончен. – Когда нужно будет, я вызову тебя сам. Но помни о нашем уговоре!

Расстроенный, я вернулся домой. Откровенно говоря, я не предполагал, что разговор примет такой оборот.

Но почему секретарь уездного комитета так заинтересован, чтобы ничего не выплыло наружу, я никак не мог понять. Может быть, боится за свое место?..

В ПУСЬЯНСКОЙ ВОЛОСТИ

Утром едва я приступил к работе, как меня вызвали к заведующему отделом, и он велел мне поехать с чтением лекций в Пусьянскую волость. Мне почему-то подумалось, что решили подальше услать меня отсюда.

Но партийное поручение – прежде всего. И я поехал в Кубатлы – центр Пусьянской волости.

Расстояние между Лачином и Кубатлы приблизительно семьдесят километров; можно добраться двумя путями: через Мурадханлы или через Язы. Я выбрал второй, более длинный, но зато новый для меня.

Насмешка ли, упрек ли, страх ли, во всяком случае неодобрение, прозвучавшее в голосе секретаря укома, обидело и насторожило меня. Наверно, я понимаю, наивно рассуждать о «второй революции», но и отмахиваться от фактов тоже нельзя! Пока торговлей заправляют бывшие купцы и сеиды, товары, поступающие в кооперативную торговую сеть, будут попадать прежде всего в руки спекулянтов и перекупщиков. По моему мнению, во всех организациях, решающих главные задачи государства, надо произвести чистку, избавиться от случайных людей. Но у меня пока никто не спрашивал совета.

По пути в Кубатлы, у самого города, находится село, в котором живет семья моего сокурсника Джабира. Я решил навестить их, заехал в Назикляр и разыскал дом его матери. Вместе с нею жили три сына, старший из которых уже был женат; он и его жена вели хозяйство, средний сын учительствовал в местной школе, а младший учился в ней.

Семья Джабира жила в хорошем добротном доме, во всем чувствовался достаток.

Не ко времени вспоминать споры и ссоры, которые разлучили меня с Джабиром. Мне хотелось думать, что все уже позади.

Увидев меня и узнав, кто я, мать Джабира встрепенулась и тут же стала плакать, жалуясь на сына:

– Он совсем забыл нас. Вот уже несколько месяцев, как мы не получаем от него ни единой весточки.

Она уговорила меня переночевать у них. Поутру я поехал дальше, в Кубатлы.

Пусьянская волость расположена по обоим берегам реки Баркушат, на восточных склонах Баркушатского горного кряжа. Во всех селах волости всего лишь пять партийных ячеек. Именно в них мне предстояло прочесть лекции и провести политзанятия с коммунистами. Выступления и занятия проводились у них два раза в неделю, поэтому у меня оставалось много свободного времени, чтобы познакомиться с волостью. Я предложил в исполкоме прочесть несколько лекций для жителей Кубатлы и окрестных сел.

В городе не было гостиницы или дома для приезжих, и я ежевечерне уезжал в Назикляр, ночевал в семье Джабира, где мне были рады.

В Кубатлы я обратил внимание на то, что у местных коммунистов целые отары овец, а у некоторых небольшие стада коров и буйволов. Трое членов партии имели к тому же батраков…

Все это никак не увязывалось с моими представлениями об облике настоящих партийцев. На одном из политзанятий я высказался напрямик и ждал ответа. И напрасно. Те, с кем я хотел поговорить по душам, замкнулись и ушли от разговора.

Тогда я снова прибегнул к своему постоянному оружию: я написал статью для «Молодого рабочего» и отправил в Баку. Вскоре статья была опубликована, под ней стояла подпись, которой я часто пользовался в последнее время, – «Зангезурец».

Среди посещавших мои занятия был и председатель Пусьянского волостного исполнительного комитета Абдулали Лютфалиев, выходец из Южного Азербайджана. Я старался не очень часто обращаться к нему с вопросами, чтобы ненароком не поставить его в неудобное положение перед работниками исполкома. Но вскоре я убедился, что делаю это зря. Абдулали Лютфалиев прекрасно разбирался в международной обстановке, мне казалось – значительно лучше других. «Вот на кого можно с уверенностью положиться!» – думал я. Как-то я посетовал, что мы не живем рядом, а то быть бы нашей дружбе!

Он рассмеялся:

– Выбери жену в наших краях, тогда и жить будем рядом! Курдянки очень красивы, они выросли у горных озер и чисты, как родник!

Я задумался. А что? Может, и впрямь жениться?.. Все мои сверстники женились, у многих уже дети, а меня после смерти Гюллю не привлекала ни одна девушка.

Увидев, что я задумался, Абдулали посоветовал мне присмотреться к местным невестам. «Авось кто-то придется по душе», – сказал он и добавил, что в таком случае с удовольствием будет моим сватом.

Но о сватовстве речи, конечно, не могло быть. До свадьбы ли теперь?..

Наутро меня спешно вызвали в Лачин.

ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПРОСВЕЩЕНИЕ

Пока я отсутствовал, в Лачине произошли некоторые изменения. Председатель уездного исполнительного комитета Кара Ильясов стал начальником управления внутренних дел. А прежний начальник – Микаил Гусейнов – был отозван в Баку. Председателем исполкома назначили Сардара Каргабазарлы. И меня ждало новое назначение: я стал заведовать отделом политического просвещения.

Для Курдистана политпросвет был делом новым, неизведанным, все приходилось начинать сначала (как, впрочем, не только политпросвет!). Клуб только назывался клубом, а чем там надо заниматься – не знал никто. Были открыты библиотеки, но и они пустовали – не было квалифицированных библиотекарей, не было читателей. Даже в читальнях, где можно было посмотреть журналы и книги, было пусто. Никто не занимался вопросами ликвидации неграмотности на селе.

Я понимал, что прежде всего надо начинать с элементарной грамоты. Когда люди освоят алфавит и научатся читать и писать, сами потянутся к книгам и газетам. А прочтут газеты – захотят узнать побольше и придут в клуб на политзанятия.

По моему предложению был создан совет Центрального клуба города Лачина, в который я привлек активистов. Были организованы кружки: хоровой, театральный, танцевальный. И уже вскоре любители показывали жителям города первые спектакли. Участвовать в театральных постановках стремились многие. А перед концертом или спектаклем обязательно читались лекции на актуальные темы. На каждый концерт или театральную постановку заранее продавались в городе дешевые билеты. Весь доход (он был очень небольшим) делился между участниками спектакля. Выступления в селах были бесплатными и обязательными для всех членов театрального кружка.

Но самым важным начинанием совета было создание курсов по ликвидации неграмотности при Центральном клубе. Я сам лично проверял работу курсов, строго следил за посещением и успеваемостью. Лентяев стыдил при всех, грозя исключением с курсов.

Чтобы привлечь людей в библиотеку, раздали на предприятиях книги тем, кто умел читать, а потом в городской библиотеке устроили обсуждение прочитанного. Такие же обсуждения мы проводили и в читальнях, рассказывая о писателях Азербайджана.

Уездный комитет партии был доволен моей работой. Меня попросили отчитаться на бюро. После отчета Главполитпросвет республики объявил мне благодарность, наградил грамотой и денежной премией.

Я так был увлечен своей работой, что не заметил, как прошла зима. А в начале июня в Лачин приехал Джабир, которого после окончания партийной школы в Баку назначили в наш уездный комитет партии инструктором.

Джабир огорчился, что я теперь работаю в Политпросвете:

– Зря ты ушел с партийной работы! – сказал он мне.

– Политпросвет – это и есть настоящая партийная работа! – возразил я. – Воспитание трудящихся в коммунистическом духе – основная задача нашей партии. А я как раз этим и занимаюсь! Ты на своем месте выполняешь важную партийную работу, а я на своем. Давай делать все сообща!

Мы были рады, что оказались в одном городе. Сняли вдвоем комнату и все свободные вечера проводили вместе. Мы подолгу разговаривали с ним на разные темы (избегая старых распрей), а однажды Джабир неожиданно спросил меня:

– Слушай, Будаг, когда ты намерен жениться?

– Только после тебя. Твоя невеста устала тебя ждать, говорят.

Джабир почему-то покраснел.

– А кто тебе сказал об этом?

Я многозначительно промолчал.

– Так кто же? – переспросил он. – Как кто? Ты сам!

– Я? – удивился он.

– Ну да, ты сам говорил мне об этом в Баку и усиленно готовился к свадьбе, или забыл? – поддел я его.

– Нет, я женюсь после тебя!

– Я буду ждать тебя, ты меня, и оба останемся холостыми. А по мне это и неплохо, потому что я пока заводить семью не собираюсь. – И добавил, помолчав: – На шею теленку одна веревка нужна!

ЧЕТЫРЕ ДЕВУШКИ

Джабир изменился за последний год. Очевидно, не прошли бесследно споры, которые мы вели с ним. И сам он много работал над собой: занимался, читал. Возможно, стремление к легкой наживе было чем-то временным, соблазнившим своей доступностью и кажущейся неуязвимостью. Правда, он и сейчас любил щегольнуть удачно сшитым френчем или галифе, которые специально заказывал. Хромовые сапоги у него всегда начищены до блеска, он постоянно тщательно выбрит, усы подстрижены словно по линейке.

Это внешнее щегольство не мешало ему хорошо и четко работать. Дело для него всегда было на первом плане. Он заслуженно завоевал авторитет в укоме и вскоре был избран секретарем городской партийной ячейки. Здесь он был на своем месте, его узнали не только партийные работники, но и жители нашего города.

Почти все наше время уходило на работу; о личной жизни в те дни совсем не помышляли, хотя в глубине души жалели, что она у нас не складывается.

В соседнем доме, почти рядом с тем, где мы с Джабиром снимали комнату, жили три сестры. Две старшие уже побывали замужем, но отчего-то вернулись в родительский дом. Позже я узнал, что и у той, и у другой мужья умерли. И отца у них не было, они жили с матерью.

Я часто встречал молодых женщин на единственной улице Лачина и ломал голову над тем, кто из них мне больше нравится, до того были хороши. Но позднее я увидел у их дома младшую сестру и ахнул: Зумруд была самая красивая из сестер. Теперь я понял, кому отдаю предпочтение: конечно, младшей. Но познакомиться хоть с одной из сестер все не удавалось: не очень это у нас принято – заговаривать с незнакомой девушкой. Но с одной девушкой мне удалось не только познакомиться, но и долго беседовать. Я встретился с ней случайно: ее брат работал в земотделе, и она пришла к нему по какому-то делу. Мы и разговорились. Оказалось, что ее семья из Абдаллара, теперь они переехали сюда, в Лачин.

Кюбра показалась мне умной и развитой, она весело смеялась моим шуткам и сама любила пошутить.

Однажды мы остановились неподалеку от ее дома, и на пороге появился высокий смуглолицый человек, который приветливо обратился ко мне:

– Зайди, сынок, в дом. Погода жаркая, может, выпьешь холодного айрана?

Я без стеснения зашел к ним. Девушка тотчас принесла мне кружку ледяного айрана.

– Я слышал, что у тебя нет ни отца, ни матери? – спросил он, глядя в упор на меня.

Я помолчал.

– А кто из близких родственников у тебя есть?

– Никого у меня нет.

– А какие у тебя виды на будущее? Где ты собираешься обосноваться?

– В народе говорят, – пошутил я, – что однажды у человека спросили, откуда он родом, и он ответил: «Пока я не женат!»

– Видишь ли, сынок, я заметил, что в последнее время ты часто останавливаешься, чтобы поговорить с моей дочерью. Не знаю, как у вас, но в наших местах полагается в таких случаях поговорить с родителями девушки, да еще и не самому, а с помощью сватов.

Пока отец Кюбры выговаривал мне, в комнату вошла довольно моложавая красивая женщина.

– Как ты считаешь, жена, я правильно все объяснил?

– А что тут объяснять? И наш сын Велиш говорит, что дело у них идет к свадьбе. Весь город толкует об этом.

Кюбра сидела молча, опустив голову.

– Так когда мы начнем серьезный разговор, сынок? – ласково обратился ко мне отец Кюбры.

– Время для такого разговора еще не пришло, – сказал я решительно. – Во всяком случае, если я решу жениться, то только на той девушке, которая мне будет по душе. А с вашей Кюброй мы добрые товарищи.

– Для кого товарищи, а для кого жених и невеста. И советовал бы я тебе, сынок, не тянуть со свадьбой.

От такой настырности я опешил и не знал, что сказать. Воспользовавшись моей нерешительностью, мать Кюбры добавила:

– Поговори с нашим сыном, он парень умный, подскажет, как поступить.

Я поднялся, поблагодарил за гостеприимство и вышел за дверь.

В тот вечер я должен был зайти за чистым бельем к женщине, которая нам стирала. После первых слов приветствия женщина сразу же заговорила со мной о Кюбре.

– Скажи, сынок, ты уже договорился о чем-нибудь с Кюброй?

Эта женщина была из Зангезура и относилась ко мне, как к земляку, по-родственному.

Я без утайки рассказал о сегодняшнем разговоре с отцом Кюбры и о том, что ему ответил.

Женщина поставила утюг на перевернутую медную миску и подняла на меня глаза:

– Недаром говорят, что когда у молодого кипит кровь, то глаза его слепнут! Кюбру знают не только в Лачине, но и по всей округе! Была бы она хорошей женой, жила бы в доме своего мужа!

– Какого мужа? Разве она замужем?

– Была! Выдали ее за одного гызылчайлинца. Но и недели в доме мужа не прожила, выгнал он ее.

– Я об этом ничего не знал.

– Конечно! Неужели Алиш и его жена начнут тебе об этом рассказывать? Им бы только спихнуть свою дочь какому-нибудь простофиле вроде тебя, который не отличает еще фальшивой монеты от настоящей!

– Но и брат ее ничего мне об этом не говорил.

Она всплеснула руками:

– Что ты заладил: говорил – не говорил! Тебе что же, обязательно нужны чужие объедки? Нет других девушек вокруг? А если тебя еще раз увидят с Кюброй, то пойдут по городу всякие разговоры, и ты потеряешь авторитет среди людей! Об этом ты подумал? Найди девушку, достойную тебя, тогда и женись!

Я не знал, что и думать. Честно говоря, я не помышлял о женитьбе ни на Кюбре, ни на ком другом. Правда, мне очень приглянулась Зумруд, младшая дочь нашей соседки. Но дело оборачивалось таким образом, что я вроде бы уже связан чем-то с Кюброй.

Всю ночь дурные мысли лезли мне в голову. Я вспоминал, как отец и мать Кюбры говорили о свадьбе, словно о решенном деле, советовали поговорить с братом Кюбры – Велишем.

Мысли мои были прерваны: вернулся из командировки Джабир, который ездил в Гарыкишлак и Курдгаджи.

– Усталый ты какой-то, – сказал он, глянув на меня. – Или по ночам много читаешь и пишешь, или тебя гложет какая-то тайная печаль…

Вначале мне не хотелось ничего ему рассказывать, но слово за слово, и он выведал у меня все, что произошло за время его отсутствия.

– Слушай, жених, нельзя строить гнездо на гнилой ветке! Что ты знаешь о семье этой Кюбры? Еще не женился, а уже выслушиваешь родительские поучения. Знаешь, как говорят в народе: прежде чем жениться на девушке, посмотри на ее мать. Рассмотрел ты ее хорошенько или нет? По-моему, еще не успел. И отца тоже.

Мною овладело какое-то упрямство, и я сказал со злостью:

– А что выяснять? Я ведь девушку в жены выбираю, а не ее мать!

– Ты это серьезно? – удивился Джабир.

– Могу поклясться!

– Вот что я тебе скажу, друг. Сейчас я пойду в баню, а потом мы вернемся к этому разговору. Но охоту твою я легко собью!.. – Джабир вышел, громко хлопнув дверью.

Я стоял, оглушенный последними словами Джабира. «Что он хотел этим сказать?» – подумал я. Но тут громко постучал в дверь курьер из уездного исполкома: меня срочно приглашал к себе новый председатель Сардар Каргабазарлы.

Я ушел, не дождавшись возвращения Джабира из бани. По дороге курьер рассказал, что из Баку приехал ответственный товарищ и сказал, что положение сейчас тревожное, каждый должен чувствовать себя как мобилизованный солдат! Сегодня он здесь, а завтра партия может поручить ему отправиться на Дальний Восток!..

Эта весть заставила меня призадуматься и вспомнить неприятности последних дней. «Допустим, что я выберу младшую дочь нашей соседки, женюсь на ней. А что делать после свадьбы, если меня отправят отсюда далеко? С кем я оставлю молодую жену? Ни отца, ни братьев у меня нет. У нее мать – вдова… Нет, не судьба мне жениться. Жениться надо на такой, – вдруг решил я, – у которой есть и отец и брат…»

Я не заметил, как мы пришли в горисполком.