Текст книги "Будаг — мой современник"

Автор книги: Али Велиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 58 страниц)

– Знаете, у нас говорят: он на всех похож, только не на себя самого! Куда уж ему заведовать отделом уездного здравоохранения, когда, вместо того чтобы оберегать необходимых нам врачей, он подставляет их под удар, клевещет на них и завидует им?..

– Кто еще хочет сказать? – Председательствующий, казалось, чувствовал, что и эта кандидатура не пройдет.

Неожиданно поднялся сам Сахиб Карабаглы.

– Товарищи!.. – Голос его дрожал от волнения. – Я признаю критику… И обещаю исправить свои ошибки в дальнейшей работе…

– Дальнейшей не будет! – крикнул кто-то из зала.

Сахиб покраснел как маковый лепесток и замолчал.

– Все у тебя? – небрежно прогудел Каргабазарлы. – Голосуем!

За Карабаглы поднялось только три руки, даже Бекиров не голосовал за него.

Из беков, выдвинутых в списке укома партии, не выступил никто. К тому же на последние заседания никто из них не пришел. Только Ханлар Баркушатлы во время перерыва подошел ко мне (он дышал тяжело – мучила одышка):

– Вот уже год, как мы работаем рядом, даже живем в одном доме, расстояние между наробразом и Политпросветом не более десяти шагов…

– Ничего не понимаю.

Он посмотрел мне прямо в глаза.

– Не понимаешь? Как же это получается? Человек, который самого шайтана может обвести вокруг пальца, не понимает простых слов!

Я недоуменно смотрел на него.

– Я хотел сказать тебе, что если ты намерен заведовать отделом народного просвещения, так прямо и скажи! Я подам заявление и уйду сам, чтобы тебе не мешать. Уж лучше, чтобы заведовал наробразом ты, чем какой-нибудь пришелец.

– Откуда это пришло вам в голову, товарищ Баркушатлы? Хоть я окончил партийную школу, но прекрасно отдаю себе отчет в том, что не смогу вести такую сложную и ответственную работу, какую выполняете вы. У меня нет ничего против вас, просто я придерживаюсь мнения, что в Курдистане беки слишком уж захватили все должностные места, а с этим необходимо покончить! Говоря это, я никогда не имел вас в виду. Я знаю, что вы честно и безотказно служите государству рабочих и крестьян.

– Когда-нибудь, Будаг, тебе будет стыдно, что ты безоговорочно хочешь лишить всех людей, принадлежащих к сословию беков, права голоса. Это так же неверно, как и то, что ты берешь на себя смелость говорить от имени всего народа.

– Я не совершаю ничего такого, чего бы стоило стыдиться, товарищ Баркушатлы!

Он горько усмехнулся и отошел от меня.

Среди избранных членами уездного исполнительного комитета были Тахмаз, Нури, Джабир, военком и я.

Прежде чем закрыть заседание съезда Советов, Сардар Каргабазарлы сообщил, что завтра состоится закладка фундамента новой средней школы, и пригласил делегатов принять участие в торжестве. Сказал, что всех будут фотографировать. Потом объявил, что после закрытия съезда будет дан праздничный концерт. Озадачило делегатов, что Сардар не предупредил, когда состоится первое заседание вновь избранного исполкома.

Во время концерта я находился за кулисами и оттуда наблюдал за сидящими в зале. В первом ряду – Рахман Аскерли, Сардар Каргабазарлы, Омар Бекиров, Тахмаз, Нури, Джабир и председатель уездных профсоюзов Мехти Кули. Между Рахманом Аскерли и Сардаром сидит незнакомый мне человек, к которому подчеркнуто уважительно обращались Аскерли и Каргабазарлы. Кто-то сказал, что этот человек приезжий, из Баку.

Когда члены драматического кружка, одетые в народные костюмы, читали мои сатирические стихи, весь зал хохотал до слез, а приезжий – заразительнее всех. После выступления центрального клуба самодеятельности Лачина сцену заняли артисты из Шуши – певцы и музыканты. Завершили концерт ашуги из Кельбеджар.

После концерта ко мне подошел Сардар Каргабазарлы.

– Молодец! Концерт удался на славу! – похвалил он меня. – Дай список артистов, мы их премируем.

Вечер закончился танцами. Я вернулся домой усталый, но долго не мог уснуть. День прошел хорошо, начальство мною довольно, но мысли о Мансуре Рустамзаде не давали мне покоя. Надо обязательно увидеть его и подумать, как ему помочь.

Я СКАЗАЛ ОБО ВСЕМ, ЧТО ЗНАЛ

В дни, оставшиеся мне от отпущенных двух недель перед армией, я, как и все, готовился к празднованию годовщины Октября.

Наряду с этим шла какая-то тайная борьба с нами, и ею, как мне казалось, дирижировала незримая опытная рука. События развивались с такой стремительностью, что понять что-либо было трудно. Буквально на другой день после закрытия съезда Советов бюро укома партии направило Джабира Кебирова заведовать уездным отделом государственного страхования. Его, по сути, отстранили от партийной работы.

На прощание Рахман Аскерли, не объясняя причины отстранения Джабира от работы в укоме партии, сказал:

– Это важная отрасль финансовой работы. Мы посылаем тебя туда, чтобы укрепить систему надежными людьми.

Мехти Кули освободили от выборной должности председателя уездных профсоюзов и послали руководить уездным коопсоюзом (взамен арестованного Кепюклю). А на его место перебросили с комсомольской работы Нури Джамильзаде.

Самой большой неожиданностью оказался срочный вызов военкома в Баку. На его место прислали щеголеватого, перетянутого скрипучими ремнями и сравнительно молодого человека, который постоянно держал руку на кобуре пистолета. Он ходил, позванивая шпорами, и клинок в ножнах бился о голенища высоких блестящих сапог.

Новый военком сразу же вызвал меня.

– Как долго вы будете уклоняться от призыва в армию? – спросил он с издевкой.

Я объяснил, что на две недели у меня есть отсрочка, данная медицинской комиссией.

– Той комиссией, которую возглавлял устраненный от работы Рустамзаде? Предупреждаю, если опоздаете хоть на день, прикажу арестовать вас как дезертира! – Он говорил так, словно я уже был под судом.

Мы победили на выборах, но в Лачине творились странные дела.

Срочно был переведен на другую работу Сардар Каргабазарлы: его отозвали в Баку, в Лачин он больше не вернулся. Упорно ходили слухи, что не сегодня завтра и Рахман Аскерли уедет в другой уезд. Зато Сахиб Карабаглы, будучи отвергнутым делегатами съезда, оставался на своем месте – заведовал отделом здравоохранения в уезде.

Я решил не ожидать повторного вызова и выехал в Баку. У меня был разработан точный план действий. Прежде всего побывать в Центральном Комитете Компартии Азербайджана, потом пойти в Наркомат здравоохранения, в Наркомат внутренних дел, а потом в ЦК комсомола. Мне необходимо было, чтобы во всех этих высоких организациях знали, что творится в Курдистане.

Но начал я с Наркомата здравоохранения. Так как наркома на месте не оказалось, то я зашел к первому заместителю. Свой рассказ я, разумеется, начал с просьбы разобраться в деле Рустамзаде.

– Сынок, – негромким голосом, спокойно заговорил заместитель наркома, – ты же знаешь, что мы не можем вмешиваться в их дела. Об этих органах, которым мы верим, нельзя говорить так, как говоришь ты.

– Но вы не знаете, какой прекрасный человек доктор Рустамзаде! – вскричал я.

– Отчего не знаю? Знаю. Мы учились с ним в одной гимназии и были хорошими товарищами.

– Так почему же вы не хотите помочь ему?!

– Сынок, ведь я сказал тебе, что мы не можем и не имеем права вмешиваться в дела, которые не в нашей компетенции. – Он помолчал. – У тебя есть еще ко мне какие-нибудь вопросы?

– Почему вы занимаете этот кабинет?

– Не понимаю тебя… – Его голос звучал так же ровно.

– Вы не имеете права сидеть за этим столом!

– Спасибо. Больше вопросов нет?

– Есть!

– Сынок, у меня нет времени выслушивать твои грубости. Я занятой человек. Иди.

Его непонятное спокойствие злило меня. Теперь мы оба стояли, разглядывая друг друга. Я смотрел с яростью, а он – с насмешкой и укоризной.

– Скажите хоть, кто назначил Сахиба Карабаглы заведующим уездным отделом здравоохранения?

– А ты кто, сын мой, – спросил он с иронией, – представитель рабоче-крестьянской инспекции? Или работник прокуратуры республики?

– Я рядовой член Коммунистической партии, к тому же корреспондент газеты «Коммунист» по Курдистанскому уезду. Как могу я спокойно жить, когда необоснованно изолирован от важной и нужной работы честный человек?!

Неожиданно заместитель наркома улыбнулся.

– Сынок, ты, вероятно, холост?

– При чем здесь это?

– Ну а все же?

– Хотел жениться… помешали.

– Теперь понятно!

– Но это не меняет дела… Сейчас мы говорим о тех, кто изолировал хирурга Рустамзаде, перевел с партийной работы Джабира, а с комсомольской – Нури. Мы говорим о тех, кто обводит вокруг пальца Советскую власть в Курдистанском уезде!

– Значит, холост?.. – гнул он свое. – Так вот послушай. Когда ты женишься и у тебя появятся дети, о которых ты должен будешь заботиться, поймешь, что каждый должен заниматься собственными делами и не совать нос в чужие дела!

Наш разговор был прерван появлением чернобровой и черноглазой девушки в белом фартуке. Заместитель министра попросил ее принести два стакана чаю с лимоном: да, да, именно с лимоном! Да еще и мне!

Не успел я опомниться, как девушка вернулась с чаем. Она неодобрительно взглянула на мою остриженную под «нулевку» голову и выпирающий кадык на худой и длинной шее. С пренебрежением поставив стакан передо мной, она удалилась.

– Сынок, выпей чаю с лимоном, может, успокоишься… Пойми: тому, кто смотрит со стороны, драка всегда кажется не такой уж страшной.

– Коммунист не может смотреть со стороны на то, что происходит около него!..

Он перебил меня:

– Если ты так рвешься в бой, пойди в военкомат и попроси найти для тебя подходящее твоему настроению место!

– Как вы догадались? Меня действительно ждут в военкомате! – Упоминание о моих собственных невзгодах заставило меня поблагодарить за чай и двинуться к выходу, но заместитель наркома задержал меня:

– Сынок, ты так и не назвал, себя.

– Я друг хирурга Рустамзаде.

– А имени, фамилии у тебя нет?

– Скоро услышите! – сказал я и вышел.

На улице я постоял немного, чтобы прийти в себя, и твердо направился в Центральный Комитет комсомола. Я сразу же поднялся на шестой этаж, чтобы попасть к первому секретарю ЦК. Но секретарша посоветовала мне сначала зайти к заведующему орготделом. Но я настаивал, чтобы меня принял первый секретарь. Секретарша сердилась и не хотела докладывать обо мне. На шум из кабинета вышел сам первый секретарь и сразу же пригласил меня в кабинет.

Наш разговор больше походил на спор. Но, несмотря на это, комсомольский секретарь мне понравился: за словом в карман не лез!.. Вначале сказал, что недоволен бывшим секретарем уездного комсомола Курдистана за то, что тот вмешивался во все дела в уезде: мол, не мешал бы – не сняли!

Это меня возмутило:

– Ну, знаете ли! Настоящий партиец, честный комсомолец не имеет права проходить мимо даже самого маленького недостатка! А тут такое творилось!

– Ладно, – сказал он, – что привело тебя ко мне?

– О первом я сказал: зря освободили Нури Джамильзаде!

– Об этом я уже слышал. Что дальше?

– Честного советского человека, хорошего специалиста отстранили! Грозят арестом!

– Кого?

– Хирурга Рустамзаде! И только за то, что не хотел идти на поводу у тех же, кто снял Нури Джамильзаде.

Он сделал какие-то записи в блокноте.

– Я поговорю об этом в ЦК партии. Еще что?

– Убили секретаря партячейки в Мурадханлы, директора школы Шираслана! Убийцу нашли, но разбирательство неоправданно затянулось.

Он снова сделал пометку в блокноте.

– Запишите, что неправильно произвели и другие перемещения в укоме и других организациях в Лачине.

– Слушай, парень, а сам ты на какой работе? Есть ли у тебя право заниматься такими вопросами? И вообще… как тебя зовут?

– Будаг Деде-киши оглы, Политпросвет.

– Ах, так это ты Будаг Деде-киши оглы? Не скрою, наслышан о тебе. И статьи твои сатирические читал… Рад тебя видеть, – Он улыбнулся. – А как ты сам оказался в Политпросвете? Ведь тебя после партшколы направили на партийную работу!

Я рассказал, как это случилось и кто тому виной.

– Но вы не думайте, товарищ секретарь, что я сложил руки. Мы с Нури, Джабиром и Тахмазом все-таки совершили в Курдистане «вторую революцию»!

– Что совершили?

– «Вторую революцию»! Это было необходимо сделать, чтобы прогнать с руководящих постов бывших беков.

Я обстоятельно объяснил секретарю, как мы готовились к выборам в волостных Советах и как вели себя на уездном съезде.

– Вот за это все мы и пострадали. Если срочно не будут приняты меры, наша победа во «второй революции» окажется временной. К сожалению, я уже не смогу участвовать в этой борьбе.

– Почему не сможешь?

И снова мне пришлось рассказывать подробно об Омаре Бекирове, о том, что он преследовал Мансура Рустамзаде и что меня мобилизовали в армию.

– В армии послужить такому, как ты, даже очень полезно, – сказал смеясь секретарь, – но решать вопросы самоуправством и местью чуждо природе социалистического общества! Зайди ко мне через два дня в это же время. Я скажу тебе, что мне удалось выяснить и сделать.

Беседа с секретарем ЦК комсомола принесла мне некоторое удовлетворение. Я решил в этот день больше никуда не ходить с жалобами, а попытаться посмотреть что-нибудь в драматическом театре.

В тот день шла пьеса «Октай Эльоглу» Джафара Джабарлы, чье имя уже тогда гремело среди любителей литературы и театра. После спектакля я переночевал в гостинице «Восточная».

А утром следующего дня уже стоял в комендатуре Народного комиссариата внутренних дел и просил дежурного соединить меня с заместителем наркома. Трубку сняла секретарша наркома и спросила, по какому вопросу мне нужен заместитель наркома.

– Это я могу сказать только заместителю наркома.

Она замолчала, а из трубки послышался мужской голос:

– Кого нужно?

– Заместителя народного комиссара.

– Я слушаю.

– Мне нужно повидаться с вами.

– По какому делу?

– Я хотел рассказать о безобразиях, творящихся в Курдистане.

– Изложите в письменном виде и передайте в комендатуру. Я занят, вас принять не смогу.

– А когда сможете?

– Повторяю: изложите в письменном виде.

– Писать вам, потом вы будете читать, все это займет много времени, а в Курдистане надо принимать срочные меры!

– А что случилось в Курдистане?

– Изолируют ни в чем не повинных и честных людей!

– Советская власть зря никого не изолирует.

– Грозят арестом!

– Напишите все, что знаете, и сообщите полностью свое имя и чем вы занимаетесь.

– Заведующий уездным отделом политуправления Омар Бекиров является причиной бед, творящихся… – Я решил тут же залпом выложить, зачем пришел, но заместитель наркома перебил меня строгим голосом:

– У меня нет времени слушать вас. По телефону так много не говорят! – И повесил трубку.

Когда я услышал отбой, то готов был выместить злобу на трубке. Но в чем ее вина?!

Один из людей в форме строго взглянул на меня и с угрозой спросил:

– Ты кого ругаешь?

Ну да, я же кого-то проклял!..

– В нашем селе был один глупый человек, он всегда говорил: «Казан с казаном столкнется – горшок разобьется!» – И вышел из комендатуры, пока военные удивленно переглядывались.

Отсюда я отправился прямо в ЦК Коммунистической партии Азербайджана. Меня принял заведующий отделом агитации и пропаганды и попросил подробно рассказать, что у меня за дело к нему. С каждым моим словом он все больше мрачнел. А в конце беседы крепко пожал мне руку.

– Приходи ко мне послезавтра. Я сообщу тебе все, что сделано по твоему делу.

– Не знаю, смогу ли прийти, прямо от вас иду в республиканский военкомат. – И рассказал, какие меры были предприняты против меня.

Он тут же позвонил в военкомат, но нужного человека на месте не оказалось.

– Ну что ж, – сказал он, – иди, только постарайся непременно быть у меня послезавтра!

В военном комиссариате не стали слушать моих жалоб на то, что снят бывший уездный военком Курдистана. Дежурный, принимавший меня, немедленно потребовал мои документы и с возмущением сказал:

– Плохо начинаешь службу в армии: опоздал на целые сутки! В военное время за это полагается расстрел.

– Но сейчас не военное время, – возразил я.

– Разговоры прекратить, оставить за порогом военкомата! – И велел мне идти в третий отдел. – Выполняй свой гражданский долг!

Воинская часть, в которую меня направили, располагалась в одном из окраинных районов Баку – на Баилове.

Первые три месяца я вместе с новобранцами проходил курсы молодого бойца. Перед принятием воинской присяги нас муштровали почти круглые сутки, не давая увольнительных в город.

Я переживал, что так и не смог зайти ни в ЦК партии, ни в ЦК комсомола, чтобы узнать, как разрешились наши курдистанские дела. Но изучение устава, строевая подготовка, знакомство с боевым оружием, стрельбы захватили всего меня. Новое дело увлекло и нравилось. Но только на политзанятиях я был подготовленнее других.

Командир взвода, проводивший с нами политзанятия, все чаще стал поручать мне работу с отстающими, почувствовав, что многие вопросы я знаю не хуже, а может, лучше, чем он. Доложили обо мне комиссару полка. Узнав, что я выпускник партийной школы, комиссар полка удивился, что меня призвали как обычного новобранца.

– Об этом подробнее поговорим позже. Надо все согласовать с командиром полка и комиссаром дивизии. А пока будешь проводить политзанятия в одном из подразделений. Но не забывай, что это не освобождает тебя от боевой и строевой подготовки: ты у нас единственный член партии среди рядового состава, и на тебя должны равняться!

В ту зиму были большие снегопады, и красноармейцев строем выводили расчищать завалы. Работали по колено в рыхлом и мокром снегу; за ночь сапоги не успевали высохнуть, и мы с трудом втискивали ноги в заскорузлую, холодную от сырости кирзу. Мне казалось, что я уже давно распростился с моими недугами, но к концу недели я затемпературил, по ночам меня душил кашель, хрипота сковала горло. А в начале следующей недели по настоянию полкового врача уложили в лазарет с напугавшим меня диагнозом – воспаление легких!..

Три недели я пролежал на больничной койке, проклиная свою неприспособленность к условиям бакинской зимы. Зато, лежа в больнице, я успел написать всем друзьям и получить ответы. Я переписывался с Нури, Керимом, Тахмазом и Джабиром и снова был в курсе событий, происходящих в Курдистане. Возможно, мне только так казалось.

Джабир с радостью сообщил мне, что доктора Рустамзаде вернули на работу. Кто знает, может, и мои хождения возымели действие?.. И не только вернули, а назначили заведующим отделом здравоохранения Курдистанского уездного исполкома! Что же до Сахиба Карабаглы, то его услали фельдшером в больницу.

Но самое главное, о чем мне написали и Нури, и Джабир, и Тахмаз, было снятие Омара Бекирова с работы за превышение власти и использование служебного положения в личных целях; сняли и исключили из партии; в Лачине его больше не было. Бывшего секретаря укома, при котором так распоясались Бекиров, Зюльджанахов и другие, отозвали в Баку. Временно его обязанности исполнял новый председатель уездного исполкома, назначенный взамен Сардара Каргабазарлы, – Рахмат Джумазаде.

Джабир писал о Рахмате Джумазаде сдержанно, не ругая и не хваля. Но я-то хорошо знал Джабира: видно, что-то ему не нравилось в новом председателе исполкома.

По письмам Нури и Джабира я почувствовал, что между ними пробежала какая-то кошка. Они старались в своих письмах не упоминать имен друг друга.

Нет, что ни говорите, а в Лачине явно не хватало меня. Я ломал голову над тем, что же произошло за время отсутствия с моими друзьями, но они не хотели ставить меня в известность, сообщать новости. Уже после выписки из больницы я получил письмо от Нури, в котором он написал, что из ЦК партии и ЦК комсомола пришли одновременно запросы о моем местонахождении. Но только в апреле, когда полк готовился к празднованию Дня победы революции в Азербайджане (28 апреля) и первомайским торжествам, меня неожиданно вызвали к комиссару полка.

– Очень жаль, но пришел приказ о твоем увольнении. А мы хотели направить тебя в Высшее военно-политическое училище.

Я почувствовал, что мне жаль расставаться с армией, с ее налаженной и четкой военной жизнью. Видимо, комиссар понял это.

– Иди оформляй свое увольнение и поезжай в свой Лачин. Ты ведь курд, – улыбнулся он. – В Курдистане тебе будет привычнее, чем в этих местах.

Мне выдали бесплатный железнодорожный билет, вернули штатскую одежду, в которой я приехал в часть, дали десять рублей на дорогу и тепло попрощались со мной. На трамвае я доехал до гостиницы «Восточная», где обычно останавливались приезжие из районов, и снял койку в десятиместной комнате. И тут же направился в ЦК комсомола. Но мне не повезло: секретаря, к которому я приходил, перед тем как пойти в военкомат, направили на работу в Москву. Тогда я решил зайти в ЦК партии к заведующему отделом агитации и пропаганды. Но и его на месте не оказалось – он был в командировке.

Огорченный, я спускался медленно по лестнице и вдруг меня кто-то окликнул. Это был Мамедкули Алиханов – заведующий отделом рабочей жизни газеты «Коммунист».

– Ты?! – На его лице я увидел крайнее удивление. – Откуда взялся? Сколько времени о тебе ни слуху ни духу.

– Служил в армии. Честно говоря, я писал в редакцию, но ответа почему-то не получил и, признаться, подумал, что вы меня забыли.

Алиханов улыбнулся:

– Жди меня в Губернаторском саду. Я скоро закончу дела и приду туда, обо всем поговорим!

Я вошел в Губернаторский сад, единственное зеленое место в городе, и уселся у входа на скамью, чтобы Алиханов меня сразу увидел. Он не приходил довольно долго. От нечего делать разглядывал прохожих. Но ничего не могло отвлечь меня от сосущего голода. Не выдержав, почти бегом бросился в столовую «Новая весна», с жадностью съел порцию люля-кебаба, выпил два стакана чая. Только после этого я вышел на улицу и, не заходя в Губернаторский сад, направился в газету «Коммунист». Первым, кого я увидел в редакции, был Неймат. Он стал расспрашивать меня, как и что, и непрестанно удивлялся моим приключениям (и злоключениям).