Текст книги ""Фантастика 2024-184". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Александр Сухов

Глава 30

Здание «Сомерсет Спешиал Скул» находилось на перекрёстке Шелтон-стрит с Арн-стрит, по адресу Шелтон-стрит семьдесят шесть – семьдесят семь. Это было длинное трёхэтажное строение из столетнего кирпича с большими зазеркаленными окнами, выходившими в узкий пешеходный проулок.

Фасад, выходивший на Шелтон стрит, изгибающуюся в данном месте, имел широкие двустворчатые двери, впускавшие посетителя в небольшой холл, имеющий один длинный коридор, четыре двери справа в коридоре вели в классные комнаты, левые в мастерские и химико-физическую лабораторию. Центральная дверь коридора вела в спортзал.

Второй этаж имел жилые комнаты для ста учащихся, менторов и учителей, а так же столовую. На третьем этаже, являвшимся мансардой в половину основного корпуса здания, находились кабинеты и жилые комнаты для администрации школы. Об этом мне рассказал Джон, пока мы летели в самолёте.

В Лондон мы прилетели с Джоном Сомерсетом около двух часов дня. Джон прямо с аэропорта куда-то позвонил, выбрал на стоянке такси и мы приехали на Шелтон-стрит. В холле школы нас встретил сонный охранник, вставший из-за стойки «ресепшена», когда Джон позвонил в дверной звонок.

– Добрый день, мистер Сомерсет, – сказал охранник. – Мистера Билла сегодня не будет. У него какие-то дела. Ключи от мастерских у меня имеются.

– Да, я знаю, вчера с ним разговаривал. Он уехал на озёра.

– Ну, да. Постоянно пропадает там. Замучил нас своей еврейской рыбой.

– Жена Билла – еврейка и ужасно любит готовить фаршированную рыбу. Билл, кстати, мой сын и твой дядя.

– Понятно, – кивнул головой я.

– Это – наш дневной охранник. Его зовут – Самуил. Он тоже еврей. Живёт он тут на втором этаже вместе с женой и сыном, который учится здесь же. Как, впрочем, и другие дети членов нашей общины. Они все живут на втором этаже.

Сомерсет рассказал, что для того, чтобы разрешили школу, в которой дети получали стандартное образование в ускоренном порядке, энтузиасты сплотились в «Общину», и сами обучают своих и чужих детей. Однако в школе есть и профессиональные преподаватели. Они работают по контракту и осуществляют контроль знаний. Некоторые дети, с какими-нибудь отклонениями физического и умственного развития, учатся дистанционно, и сдают экзамены по почте.

Потому, что преподаватели лишь принимают экзамены, а учителя-члены общины не получают зарплату, а наоборот, платят за проживание, «концы с концами» школа кое как сводит. Правда, за счёт выпускаемой школой продукции – неплохой кухонной мебели. Во дворе между двумя рядами зданий расположенных на Шелтон-стрит и Беттертон-стрит имелись школьные склады материалов и готовой продукции.

Мастерские мне понравились.

– Начнём всё с нуля, – подумал, вздохнув я. – Электро-гитары, усилители, колонки, «примочки», микшеры. Кстати, с микшеров можно начать. Хотя, нет! Нужно начать с синтезаторов-сэмплеров, а то скоро кто-то в Англии такой выпустит и Питер Габриэл с ним запишет свой третий альбом.

Мой синтезатор-семплер, собранный без единой микросхемы, мог не только синтезировать, но и записывать внешние звуки и проигрывать их с любой частотой, в том числе и в виде аккордов и запоминать до тридцати шести тактов любых звуков. Правда он был размером с небольшой холодильник, но и фиг с ним. Он спокойно подключался к клавишам и управлялся с них. При наличии микропроцессоров, габариты аппарата уменьшатся до размеров небольшого чемоданчика. А если не уменьшать, то семплер сможет запоминать не тридцать шесть тактов любых звуков, а сколько угодно много. Всё будет зависеть от размеров аппарата. Правда процессоры 8008, вышедшие в семьдесят втором году сейчас стоят около тридцати долларов (а стоили сто двадцать). Вот и считайте… Хе-хе! Если учесть, что первый семплер с успехом продавался за пятьдесят тысяч зелёных денег, то тысячи три долларов на один из них я бы потратил.

Только Питер Габриел, который один из первых купит купил в будущем семплер, ещё сотрудничает с Филипсом, Бэнксом, Резерфордом и Стюартом в составе группы «Генезис». Но может быть наличие у него моего ритмбокса сподвигнет Габриела на сольную карьеру раньше. Хотя он, как говорил сам, ушёл из «Генезиса» не за «сольными пирожками», а просто от того, что его в группе не любили. Ха-ха!

А моя драм машина и без процессоров уже позволяет программировать и сохранять свои собственные образцы ударных и имел предустановленные ритмы: вальс, босса-нова и румба. По уровню «развития» она подходила под «Роланд ЦР-78».

Для семьдесят четвёртого года этот уровень технического развития соответствовал уровню горы Эверест.

– Мы можем спортзал урезать и из одной его половины сделать магазин? – спросил я, когда мы закончили осмотр школы, сидели в кабинете директора и пили кофе с крекерами, купленными нами в аэропорту.

– Смотря какой магазин, – задумчиво произнёс Сомерсет.

– Электро-музыкальных инструментов, и аппаратуры. Мы будем производить и продавать электрогитары, усилители, акустические системы и модуляторы звука.

– Можем, конечно.

– Отлично! Тогда я нарисую эскиз и мы начнём переустройство спортзала. Но сначала, конечно я утроюсь. Вы говорили, мне можно будет занять одну из пустующих на третьем этаже комнат? Какую? Покажете?

– Конечно. Я не стану дожидаться Билла, а поеду, навещу жену. Мы с ней с месяц не виделись. Да и приезжал я в тот раз всего на пару дней.

Сомерсет улыбнулся.

– Она меня тоже ревнует к Ревьере. Как Моэма его первая и единственная жена. А вечером приходи на ужин. Я вызову тебе такси сам. К семи вечера, окей?

– Окей, – кивнул я головой и остался в здании школы почти один, не считая охранника, который со словами: «Не высыпаюсь я с ними», добросовестно устроился в кресле продолжать дрыхнуть. Во всём здании школы мы с охранником остались вдвоём, так как и семья Сэма тоже уехала в Принстон, как он успел сообщить довольным тоном пока не уснул.

Я порадовался этому, так как меня ожидало не много работы, а очень много.

После более тщательного осмотра школы моё настроение категорически улучшилось. В физико-химических лабораториях можно будет организовать массовое производство печатных плат и сборку аппаратуры. В каждом помещении, а их было целых три, хоть и небольших, имелись водяные и электрические коммуникации, столы, оборудование. ДВ одном кабинете стояли даже довольно большой фотоувеличитель, телескоп и микроскоп. Это была лаборатория оптики. Под микроскоп, кстати, можно будет положить разобранный процессор, чтобы показать студентам, что у него внутри всё тоже самое, что и в других радиоприборах.

Проверив наличие необходимых мне химикатов, я с удовлетворением потёр ладони. Уже сейчас здесь можно сделать многое из мной задуманного. А задумал я здесь организовать обучение и подготовку специалистов по трафаретной печати методом шелкографии – раз, и фотолитографии – это два. Первое – даст понимание процесса печати микропроцессоров, второе – понимание архитектуры микросхем и принципов их структурирования.

У себя дома в «будущем» шелкографию я освоил с целью изготовления, перенося свои картины на ткань, сначала художественных «китайско-японских» полотен, которые с удовольствием раздаривал, а потом печатных плат. Это была технология, пришедшая из древнейших веков и пригодившаяся сначала в изготовлении плат, а потом воплотившаяся в современнейшем производстве микрочипов методом фотолитографии.

Честно говоря, мысль обучить студентов шелкографии пришла ко мне чуть позже «фотолитографической» и была корыстна. Когда я увидел школьные лаборатории, то подумал, а почему бы не выпускать «мои картины»? На них и подзаработать можно будет немного и у меня будет присутствовать во всей этой «коммерческой чехарде» творческая составляющая.

С собой я привёз фотоплёнку со схемами той аппаратуры, что я уже делал в Союзе, её, словно переснятые «советские секреты», через границу перевезли цыгане, а вот компьютерная «материнские платы» придётся рисовать на больших листах ватмана самостоятельно. Вот была моя главная задача. Причём первые «микрокомпьютеры» собирались из выставленных на продажу производителями конструктора элементарно, а вот «Эппл-1», выпущенный в семьдесят шестом году, отличался тем, что включал в себя схему видеодисплейного терминала[79]79
  Компьютерный терминал – это электронное или электромеханическое аппаратное устройство, которое может использоваться для ввода данных в данные с компьютера или вычислительной системы.


[Закрыть] и клавиатурный интерфейс на одной плате, что позволяло подключать его к недорогому композитному видеомонитору вместо дорогого компьютерного терминала по сравнению с большинством существующих компьютеров того времени. Это был один из первых компьютеров с таким видеовыходом.

На «материнской плате» первого «Аппла» было много микросхем 74s257 и микропроцессоры «МОС 6502», которые выйдут в семьдесят пятом. Мы сделаем первый «Аппл» на 8080– восемь тысяч восьмидесятых. Они помедленней, но технологию застолбить хочется. И не только в Англии. «Штатникам» глубоко наплевать даже на Британские патенты, а поэтому, патентовать буду не только в Англии, но и в Америке. Да-а-а… А пока, надо готовиться.

Потирая мысленно ладони, я узнал у Сэма местонахождение ближайшего супермаркета и сходил за едой, немного наполнив совершенно пустой холодильник.

* * *

Вечер встречи с моими новыми родичами прошел скромно. «Бабушка» Лиз встретила меня радушно, но у меня до конца ужи оставалось ощущение театральности действа. А может я это себе выдумал, играя в шпионов.

Ладно, мои дяди и тети, которые меня точно не видели совсем, а брата, уехавшего в Индию, лет эдак двадцать и там погиб в автокатастрофе вместе с женой и двумя сыновьями. Но моя бабушка, мать его, то есть моего отца, и меня видеть то была должна. Хотя бы на фотографиях, мать их, в семейном альбоме.

Да! Я смотрел на этот театр и мысленно матерился, так как не понимал свою роль. Только видя перед собой удовлетворенную физиономию дедушки, я понимал, что все под его контролем и не особо нервничал. Однако, в конце концов, по вопросам дядюшек и тётушек до меня дошло, что они все, включая бабулю, считают не только живым меня, но и моих родителей с братом.

Наконец, я не выдержал и спросил об этом у Джона Сомерсета. Оказалось, этот безмерно циничный человек скрыл гибель своего сына и его семьи не только от других своих детей, но и от своей жены. И даже изъял из альбома их фото. Мозгстарого разведчика сработал по заложенным стандартам и требованиям. Основная задача разведки – поиск каналов проникновения и формирование легенды прикрытия не только для себя, но и для коллег – нелегалов. Вот он и подготовил сразу четыре легенды. Причем Сомерсет не зарегистрировал свидетельства о смерти и имел на руках все документы погибших. В том числе и «моё» свидетельство об окончании английской средней школы в Дели.

Я на столько был далёк от разведки, что меня, после того, когда мне стала понятна глубина цинизма этого человека, едва не стошнило. Передо взором вдруг встала могила с надгробной плитой на которой написано «моё» имя: «Джон Сомерсет», а рядом другие плиты и не три, а десятки, сотни… Жуть какая…

– Для матери регулярно приходят письма, – ответил Сомерсет, увидев мой немой вопрос. – И от. Тебя тоже. Я тебе дам их почитать.

К слову сказать гибель моего прототипа произошла всего два года назад и вполне возможно вскорости я могу обрести реальных родителей. Очень не хотелось бы, честно говоря чтобы они наложили лапы на мои авторские патенты. Честно говоря, я только теперь понял, что это не я обвёл вокруг пальца гэбэшников, а они меня. Ну, может пока не обвели, но готовятся. По крайней мере о том, что они у меня есть де-юре, меня никто не предупреждал.

– Да, ладно… Всё равно Линукс я собирался отдать Родине, – подумал я, мысленно махнув рукой.

Кстати, я понял, что родственники собрались не ради меня, а ради Джона Сомерсета старшего. Он, оказывается, долгое время практиковал во Франции, и только недавно, в ожидании меня, перебрался на Ривьеру.

На ужине я познакомился с дядюшкой Биллом, который ужасно обрадовался, что ему не надо будет целыми днями находится в школе, так как я объявил, что посвящу первое время нахождения в Лондоне подготовке к аттестации.

В сентябре меня должны будут проверить на соответствие моих отметок в аттестате английским критериям оценки знаний. А как же соответствие моих личных знаний по физике и математике требованиям колледжа. После этого мне должны будут выдать аттестат школы «Сомерсета», с которым поступить в Королевский колледж Лондона будет намного проще.

Уже на следующий день я «оседлал» директорское кресло, обзвонил радиомагазины и скупил все, имеющиеся в наличии новейшие «восемь тысяч восьмидесятые» процессоры по двести восемьдесят фунтов, восемь тысяч восьмые процессоры по двадцать восемь фунтов и дешёвые – всего по пять фунтов, выпускаемые с семьдесят первого года микросхемы «74LS», имеющие более низкое энергопотребление, чем аналоги. Помимо процессоров и микросхем, закупил другие радиодетали для другой аппаратуры, нужной для «заполнения» нашего будущего магазина.

И последующий день, и все остальные дней восемь я продолжал заниматься закупом комплектующих и размещением заказов по мастерским и фабрикам: корпусов усилителей и гитарных модуляторов, матриц для диффузоров и их держателей, алюминиевых радиаторов, отличной от существующих формы, ручек громкости и тембров и прочая, прочая, прочая. Заказал и печатные платы, чтобы не заниматься ими самому.

В отличие от СССР, в Лондоне с этим было абсолютно легко. Заказы вырывали из рук. Исполнители сами приезжали в школу с контрактами и сами привозили готовые изделия. Только плати. А я платил «налом», или как тут говорили «кэшем».

Динамики можно было бы купить готовые, что я и сделал, кстати, но мне хотелось заинтересовать школьников тем, что они своими руками из «ничего» соберут акустические колонки. Конкурентное отличие моих акустических систем было внутри колонок, а именно в небольших предусилителях и в особой настройке фильтров.

В течение этой недели Джон Сомерсет приезжал в школу ежедневно. Он меня не расспрашивал, но я сам «докладывал» ему о том, что мной сделано, зачитывая строки ежедневника, купленного мной в первый же день. Видно было, что Сомерсету нравилась моя пунктуальность и организованность.

– Мы оформим твои деньги, как кредит, выданный школе. Потом вернём его тебе с процентами. И ещё… Подготовь, у тебя это ловко получается, контракты и лицензии на право пользования твоей интеллектуальной собственностью сроком на год. Этого пока достаточно. Эти документы надо зарегистрировать в патентном бюро. Это не обязательно, но так будет считаться, что ты, вроде как запатентовал изобретение. И сразу готовь заявки на патенты.

– Да-да. Сейчас, разгребусь только с заказами. Хочу подготовить всё для того дня, когда вернутся ученики. И, хотел бы просить, Джон… Сделайте общий сбор всех учащихся, даже тех кто с, э-э-э, с отклонениями. Мне кажется, мы всем им найдём работу.

Джон Сомерсет с явным интересом посмотрел на меня и задумчиво покачал головой.

– Думаю, что у вас, то есть в Англии, существует порядок выделения льгот и субсидий предприятиям, дающим инвалидам работу?

– Есть такое, да. И мы пытались, но не смогли найти такую работу для них. Если у тебя есть, то это будет очень здорово.

– Сборка радиоприборов – это самое оно, для них, – усмехнулся я.

– Ты, я смотрю, уже и спортзал стал переделывать.

– Да там и переделывать ничего не надо, кроме стенки разделительной. Окно высокое. В нём просто убрали низ, вставили дверь и подвели железные ступеньки. Обещали вывеску со светящейся гитарой установить уже сегодня. Пусть весит, привлекает посетителей. Думаю, через неделю откроемся.

Это мы говорили с Джоном на восьмой день моего пребывания в Лондоне.

– Ты, – усмехнулся он, – просто сумасшедший. Ни от кого я не ожидал такой скорости становления бизнеса. И твои плакаты изумляют. Ты где сфотографировал эту аппаратуру?

– Это то, что осталось у меня дома, Джон. Эти усилители, гитара, модуляторы, колонки я делал сам вот этими руками.

Я протянул Сомерсету свои руки ладонями вверх. Плакаты, о которых сказал «дед», мне распечатали с цветной слайдовой фотоплёнки. На этих плакатах, в основном, был я со своей гитарой на фоне ударной установки и моего оборудования. Плюс каждый мой «агрегат» отдельно крупным планом на каком-нибудь фоне.

– Так ты ещё и играешь на гитаре? – ещё больше удивился Сомерсет.

– Играю. И, кстати, найди какого-нибудь продюсера. Хочу показать ему свои записи.

– Свои записи? Записи чего? Какие на них песни? Надеюсь – английские? Каких групп?

– Это песни мои и только мои, – чуть-чуть улыбнулся я. – Вот приведёшь его, я вам включу в нашем магазине. Магнитофон, усилитель и колонки, что продаются в Лондоне, я купил. Может быть успею собрать свои. Тогда вы почувствуете, как говорится, разницу.

– Хорошо, Джон. У Моэма было много знакомых в музыкальной среде и некоторых я хорошо знаю. Они даже после его смерти, а прошло уже почти десять лет, приезжают отдыхать на нашу виллу в Ривьере. Например – Филипп Спектор… Тебя же, думаю, продюсеры рок-музыки интересуют?

– Конечно. Спектор – это который последний альбом «The Beatles» «Let It Be» спродюсировал? Хороший диск.

Я «помнил», что именно Фил Спектор сотрудничал в семидесятых с Джоном Ленноном и Джоржем Харисом.

– Ха-ха! Интересно с ними пересечься в студии или на сцене, – подумал я.

Глава 31

Однако первым я собрал не усилитель с примочками, а ритм-бокс, на который потратил целых пять дней, так как напичкал его всеем, чем можно, вплоть до звуков битья посуды. У меня была целая семисотметровая бобина этого бесценного «мусора».

А через неделю позвонил Джон Сомерсет и сообщил, чтобы я ждал его и Фила Спектора завтра. К этому времени я купил себе «Фендер-стратокастер» и понемногу музицировал в магазине, привлекая случайных прохожих.

Большие окна бывшего спортзала, а теперь магазина, были заклеены прозрачной плёнкой с изображением музыкальных инструментов и меня «любимого» с гитарой собственного изготовления. До окон любопытные горожане дотянутся не могли, а поэтому счастливчики, в основном это была молодёжь тринадцати-шестнадцати лет, оккупировали площадку перед входной дверью. Я их не отгонял, а даже иногда приветливо махал им рукой, вызывая бурю восторга.

Вот такую картину и застали, приехавшие назавтра Джон с Филом. Причём, зрители даже не хотели расходиться и пропустить их, недовольно сетуя, что они, дескать, первые заняли эти места. Ха-ха! Я их потчевал музыкой уже давно. Сначала просто своими записями, а потом и гитарными композициями Мальмстина. Мне надо было тренировать пальцы, гибкость которых страдала от работы с паяльником и мелкими деталями.

– Что это у тебя за цирк? – спросил у меня Сомерсет, улыбаясь, проходя в помещение, стены которого были оклеены тёмно фиолетовой обивкой поверх звукоизоляционного материала.

В центре противоположной от двери стены я сделал небольшой подиум, на котором уже стояла ударная установка, простенький орган, магнитофон с усилителем и колонками, ну и гитарная колонка-комбик к «Фендеру».

– Да вот, музицирую в перерывах между подготовкой к аттестации, а они слушают, – махнул я на приникших к стеклу дверей подростков.

– Слушают? – мотнул головой Фил Спектор. – Интересно… И что они слушают? Мы слышали какую-то гитару. Это ты играл?

– Это Фил Спектор, Джон. А это, – он показал на меня – Джон Сомерсет, э-э-э, младший.

Фил подал мне руку и пожал.

Фил был совсем не стар, как я ожидал. Вспомнилось, глядя н а его улыбающееся лицо, что он был не на много старше Пола Маккартни. Шел семьдесят четвёртый год, а значит ему было не более тридцати пяти лет. Он был длинноволос, белозуб, носил тёмные очки, тёмно-синюю, почти чёрную рубашку и синие джинсы.

– Я играл. Показать?

– Покажи.

Я прошёл к гитаре, включил её, сел на стул и без особой экспрессии, а даже с несколько задумчивым видом, сконцентрировавшись на работе пальцев, исполнил «Arpeggios From Hell»[80]80
  Yngwie Malmsteen – «Arpeggios From Hell» – https://rutube.ru/video/689dc5fe1729d752a22e32d10030795d/?r=plwd


[Закрыть].

Когда я закончил и поднял голову, на меня, приоткрыв рты и расширив от удивления глаза, смотрели оба «гостя». Через несколько секунд они оба отмерли и Фил спросил Сомерсета:

– Это что сейчас было, Джон? Ты слышал тоже самое, что и я?

– Я что-то слышал, но не понял, что. Это что было, Джон?

– Это моё арпеджио. Так я пальцы разминаю.

– Хрена себе! – выругался хитро Фил, но я перевёл ругательство для себя именно так. – Разминается он… Тебя кто на гитаре учил играть, малыш?

– Сам. Мне Ричи Блэкмор нравится.

– Ричи? – удивился Фил. – Что его играешь?

– Да, всё, практически. Могу «Смог он зе вота» сыграть.

Я ударил по струнам рифами Ричи Блэкмора. Фил поморщился.

– Не очень люблю Ричи. Может, что поспокойнее есть?

– Своё могу сыграть.

– Давай.

Я встал, включил на магнитофоне фонограмму, и, подтянув поближе микрофон, «дал на гора» «Отель Калифорния»[81]81
  «Отель Калифорния» – Eagles – https://rutube.ru/video/a386318d7fafd03044f3d4b3f0f4504d/?r=plwd


[Закрыть].

– Это пи*дец, – так же хитро выругался Фил, но я перевёл его по своему.

– «Это», – продолжил Фил, – уже сейчас можно писать на сингл и сингл пойдёт нарасхват. Я отвечаю!

Продюсер поднял вверх указательный палец, как артист Мкртчан в фильме «Мимино». Они переглянулись с Сомерсетом. Потом оба одновременно развернулись ко мне. Я предполагал, какую реакцию у профессионалов могут вызвать «мои» песни, поэтому был внешне спокоен, но внутри меня всё пело от восторга.

– Что-то ещё есть подобное или чуть похуже, чтобы на большой диск собрать?

– Да, вроде есть, – сказал я неуверенно. – Показать?

– Показывай, только мы, наверное сядем.

Они взяли два стула и уселись прямо передо мной. Я улыбнулся, увидев за стеклянной дверью прижатый к ней компактный магнитофон.

– Пишут уже, – сообщил я и показал кивком головы на дверь.

– Херня, – махнул Фил рукой. – Мы прямо завтра начнём писать, а через неделю уже выйдет пластинка. Давай, показывай, всё что есть.

– Ха-ха, – подумал я и сыграл Криса Нормана «Stumblin in'»[82]82
  Chris Norman Suzi Quatro – «Stumblin' in» – https://rutube.ru/video/d4ef7074de2950262928929c798eb852/?r=plwd


[Закрыть].

– Охренеть, – развёл руками Фил. – Так нельзя! Два хита на один диск – это расточительно.

– У меня ещё есть, – хихикнул я и сыграл «What Can I Do», и сразу следом «Lay Back In the Arms Of Someone» и «I’ll Meet You at Midnight»[83]83
  «What Can I Do» (East Berlin 26.05.1976) – https://youtu.be/G09uH4p1rFY
  «Lay Back In the Arms Of Someone» – https://youtu.be/9BU6jQ5PLVc
  «I’ll Meet You at Midnight» (East Berlin 26.05.1976) – https://youtu.be/7d4WtlGtKmE


[Закрыть].

Когда я перестал играть и верещать в микрофон, пару минут «гости» молчали. Фил Спектор долго морщился потом сказал:

– Это будет, конечно, бомба, но нет ли у тебя что-нибудь попроще?

– А зачем? – искренне удивился я.

Фил снова поморщился.

– Понимаешь, потом будет сложно соответствовать уровню. Понятно, что продажи этого диска, сделают его «золотым». Но следующий, э-э-э, может не получится…

– Вы не переживайте, Фил. У меня столько песен, что их хватит минимум на десяток пластинок. Но все их я вам сейчас не покажу. Да и другие песни играть, думаю, сейчас здесь всё-таки не стоит. Я дам вам свою плёнку. Послушайте. Она записана на хорошей аппаратуре и неплохо аранжирована. По моему, её сразу можно писать на диск. Играл на всех инструментах и пел только я. И хотел ещё предупредить, Фил… Аранжировать темы не надо. От вас только – запись выпуск диска и продвижение.

Мне не нравился альбом Битлз «Лэт ит би». Как, впрочем, и Полу Маккартни. Улыбнувшись изумлённому Филу, я передал ему коробку с бобиной. Фил покачивая головой взял её двумя руками, как нечто ценнейшее.

– Вы меня поразили ещё раз, Джон. Я прослушаю запись и, если она так хороша, как вы говорите, она сразу пойдёт в печать.

Я улыбнулся.

– Только никому не показывайте её, Фил. Хорошо?

– Что б я сдох! – выдохнул продюсер так «искренне», что я понял, – обязательно покажет.

* * *

– Джон, Джон, – кричал в трубку Фил в этот же день. – Срочно приезжай в Лондон. Тут такой парень появился!

– Что за парень, Фил? Какого чёрта ты разбудил меня?

– Тебя всё равно депортируют, Джон, приезжай в Англию.

– Не дамся я им. Никсону уже кранты. Мы совершим в штатах революцию. И мне никак нельзя уезжать.

– Тогда послушай всего одну его песню…

– К чёрту, Фил! Я сплю. И Йоко ворчит… Это она играет? А ну ка, сделай по громче. Чёрт, и вправду неплохо!

– Он назвал её «Отель Калифорния».

– Кто? Тот парень? Хорошая мелодия. Пусть сам приезжает в штаты. Я отсюда не уеду пока мне не выдадут «гринкарту». Всё, пока, Фил. Ты меня приятно удивил. Даже Йоко навострила свои маленькие ушки на песню.

Потом Фил позвонил своему другу Тони Айоми, лидеру рок-группы «Блэк Сабат», исполняющей «хэви метал».

– Тони, ты в Лондоне?

– Нет, я в Бирмингеме. Что ещё надумал, Фил? Мы не твой стиль, ты же сам говорил.

– И не отрицаю, дружище. Ваша музыка слишком громкая для меня. Но я нашёл одного парня, который играет такой же тяжёлый рок как и ты. Хочешь послушать?

– Что зам парень? – зевнул Тони. – Откуда он?

– Из Лондона. Внук Джона Сомерсета, помнишь такого? Мы как-то с тобой гостили на его вилле в Ривьере.

– Это там, где шикарный белый рояль?

– Ага.

– Помню, конечно. Он хирург, помнится?

– Да-да. Вот его внук так наяривает на гитаре, что… Думаю лучше тебя, Тони.

Фил хохотнул.

– Я сегодня слушал его арпеджио чуть не захлебнулся слюной. У него одна песня есть в вашем стиле… Хе-хе… Но вокал покруче чем у вашего Ози будет. Да-а-а… Покруче, это точно. Послушаешь?

– Ты меня уже заинтриговал, Фил. Включай наконец запись.

Фил нажал кнопку паузы магнитофона и в телефонной трубке пошёл гитарный проигрыш с мощным тяжёлым ритмом ударных инструментов.

 
– Sing me a song, you’re a singer.
Do me a wrong, you’re a bringer of evil[84]84
  Black Sabbath – «Heaven And Hell» – https://rutube.ru/video/2fc6b132f3952726103c0c9e2a606a31/?r=plwd


[Закрыть]
 

Песня длилась около шести минут и всё это время Фил из телефонной трубки слышал тяжёлое дыхание Тони. Он даже специально зажал своё правое ухо, чтобы хуже слышать музыку, а лучше Тони Айоми. Музыка прервалась и в трубке повисла тишина.

– А кто ему аккомпанирует, этому парню? Соло гитара у него и правда очень хорошая, но и барабаны звучат как надо. Что это за группа?

– Ха! – отозвался Фил Спектор. – Он говорит, что на всех инструментах играет он один.

– Да, ну, Фил. Мы же с тобой профессионалы. НИКТО ТАК ХОРОШО, – он голосом выделил слова, – не может играть на всех инструментах. Согласен?

– Согласен, Тони, но я видел этого парня и у меня такое ощущение, что он может ТАК играть на барабанах. Когда ты увидишь его пальцы, бегающие по грифу, словно солнечный зайчик, ты поверишь в чудо.

– Да-а-а… Ты меня заинтриговал. А он не продаст эту песню?

– Я поговорю с ним. У меня такое ощущение, что у него она не одна. По крайней мере он мне дал песен на полный диск и даже чуть больше, а эта… Она совсем другая… Словно он специально показал, что может играть по другому.

– Если я приеду в Лондон мы сможем встретиться с этим парнем, Фил? Как, кстати, его зовут?

– Ха-ха! Ты будешь смеяться! Его зовут тоже Джон Сомерсет!

– Действительно, забавно. У этих аристократов чёрте что с именами!

* * *

На следующий день мне позвонил Джон Сомерсет и сказал, что ему звонил Фил Спектор и сообщил, что он уже договорился со студией грамзаписи «EMI».

– Они готовы поговорить о правах на твои песни, – сказал Сомерсет.

– В смысле? Почему о правах на песни? Пусть делают пластинки, а песни останутся при мне.

– Э-э-э… Так в Англии не принято. Ты должен передать права на печать пластинок со своими песнями и будешь получать с них авторские проценты. Так и Битлз делали.

– Да их просто развели, – усмехнулся я. – И если такое предлагают мне, то я считаю, что и меня хотят развести. Пусть ваш юрист позанимается этим вопросом. На печать и продажу, это одно, а права на сами песни останутся при мне.

На завтра мы поехали в штаб-квартиру «EMI», располагавшуюся тут же в Вестминстере, всего в десяти кварталах от школы. На удивление, мы довольно быстро сговорились с менеджерами и составили контракт на изготовление матрицы и печати пробного тиража, за который мне даже не надо было платить. Все расходы брала на себя «EMI». От продажи дисков я получал сорок процентов от суммы оставшейся после гашения затратной части. Со своей доли я платил продюсеру. Права на песни оставались при мне. Да-а-а… Что-то меня напрягало в контракте, но я не понимал, что и контракт подписал.

По британскому законодательству любая личность достигшая шестнадцати лет, могла работать и получать доход, заводить личный счёт в банке и даже управлять некоторыми транспортными средствами, например машиной. Но мне по паспорту было уже почти восемнадцать и я буквально через пару месяцев смогу полностью дееспособным, то есть заключать юридически обязательные контракты, типа, брать в банке кредит.

Контракт который был составлен в «EMI» как я понял потом, рассматривая и перечитывая его «дома» в школе, не был обязательным. Меня им ни к чему не обязывали, не желая связываться с моими родителями. Наверное Фил поговорил об этом с Сомерсетом. Однако из-за моего не полного совершеннолетия права на песни не могли быть зарегистрированы. Хотя… Если обратиться к нотариусу и зарегистрировать песни у него… По крайней мере, в контракте обозначено, что автором песен является Джон Сомерсет сын Анны и Питера Сомерсетов и так далее.

Почитав немного контракт, я мысленно «махнул» на него рукой и, отложив в сторону, представил, как уже завтра исполненные мной песни – не важно что их написал не я – будут сначала записаны на воске, а потом отлиты на медной матрице. Я, не смотря на то, что не был автором песен, гордился собой. Сыграть и спеть хорошо, тоже ведь не каждому дано. На «EMI» обещали позвать меня и Фила «обмыть» матрицу и первый пробный диск. С шестнадцати лет в Англии можно употреблять лёгкое пиво, медовуху и лёгкие вина. Так что дня через три будем «бухать» по поводу. Ха-ха!