Текст книги ""Фантастика 2024-184". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Александр Сухов

Соавторы: Мариэтта Шагинян,,Алекс Войтенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 353 страниц)

Постепенно закончился день. И мы пошли домой. Мишка, узнав, что я заинтересовался радиоделом и даже записался в радиотехнический кружок, согласился поговорить с отцом, и если тот не будет сильно усталым и захочет пообщаться, позовёт меня к себе.

– Отлично. День потерян не зря, – подумал я и пошёл домой.

Обмывшись под душем и перекусив пшеничной кашей, я завалился на диван и, незаметно для себя, уснул.

Глава 7

Меня разбудила мать.

– Миша пришёл, – сказала она. – Говорит, его отец тебя зовёт. Я выгнать хотела, но он сказал, что ты сам просил. Зачем он тебя зовёт?

– А-а-а…

Я зевнул.

– Это по радиотехнике, – побурчал я. – Он же радист. Посоветоваться надо.

– Не долго смотри. Людям спать пора. Девять часов времени.

– Я быстро.

Действительно, уложились буквально в пятнадцать минут. Мишкин отец заинтересовался тем изделием, которое я предложил спаять вместе. Вернее, паять буду я сам, вроде как под его присмотром. Но детали позаимствовать я хотел у него. Плюс просил помочь сделать корпус примочки. Нужна была мужская сила, чтобы гнуть медь. Ну и другие работы с которыми мои руки-крюки пока бы не справились. Или справились но через пень колоду. А Мишкин отец если что-то и делал, то делал на совесть.

Сначала он не понял.

– Так ты уже занимаешься или только записался в кружок? – спросил он, когда я показал ему схему примочки.

– Я сам, дома. Детекторный приёмник собрал, но это мелочь. Брат на радиотехника учится, так я в радиосхемах стал разбираться. Вот и нашёл в журнале.

– Что за журнал такой? В нашем «Радио» эту схему не печатали.

– Иностранный журнал брат приносил. Потом унёс. Мне повезло срисовать.

– А зачем тебе эта, э-э-э, примочка. Как, ты говоришь, она называется? Фуз[7]7
  Фуз – гитарный эффект, основанный на нелинейном искажении звука электрогитары транзисторными устройствами.


[Закрыть]?

– Ага.

– Для чего он?

– Он искажает звук электрогитары. Музыкантам, которые играют рок нравится искажать звук.

– А тебе зачем?

– Продам.

– И купят? – он с сомнением скривился.

– С руками оторвут. И ещё попросят.

Василий Михайлович, покрутил головой.

– Сомневаюсь я, конечно, но сколько такая штуковина может стоить?

– Думаю, рублей за двести с руками оторвут. Если мы ей сделаем коробочку красивую рыженькую и ручечки чёрненькие.

– Сомневаюсь я, конечно, – хмыкнул Мишкин отец, – но мне двух транзисторов, нескольких конденсаторов, диодов и резисторов не жалко. Тем более, что если не аппарат продастся, так и распаять можно.

Он почесал отросшую за день щетину, пожал мне руку, и мы попрощались, договорившись, что завтра вечером он выдаст мне заготовку печатной платы, кислоту и детали. Заодно он спросил про компановку. Схема схемой, но компановка деталей на плате – особое искусство. Некоторую японскую технику я только более оптимальной компановкой модернизировал значительно, удаляя лишние детали и повышая класс с «В» до «А». Я сказал, что рисунок платы в журнале тоже был и я его срисовал, но принести забыл.

Паяльник с канифолью и припоем дома у нас был. Сашка и вправду когда-то пытался ремонтировать радиоприёмник, но неудачно. Поэтому я вернулся домой окрылённый виртуальными успехами. Мать уже легла. Попил на кухне чаю и послушал радио, не выключавшееся круглые сутки. С удивлением снова услышал про победы наших спортсменов на прошлогодней, как я уже понял, олимпиаде. Оказывается, ежедневно по радио шёл цикл передач под рубрикой, как тогда говорили, «История Олимпиад». Облегчённо вздохнув, поняв, что с головой у меня всё в полном порядке, я разделся, лёг в постель и тут же уснул.

Следующий день посвящался походу в детскую поликлинику, что располагалась относительно рядом на улице Сахалинской в пятиэтажке, получению трёх (на всякий случай) справок и доставке справок на Строительную Городецкому, который, похоже из спортивной школы не выходил с утра до вечера, и в секцию бокса на «Динамо». Городецкий молча взяв справку и записку от матери, показал на ковёр, где разминались борцы. Однако я попросил записать меня в группу, занимающуюся с пятнадцати часов по вторникам, четвергам и субботам.

На «Динамо» тоже всё прошло гладко. Здесь я записался на то же время, но по понедельникам, средам и пятницам. После Динамо я пешком дошёл сначала до «Городского парка», потом спустился к типографии, где за ту же трёшку купил у какого-то работника четыре литровые банки типографской краски чёрного, красного, жёлтого и синего цветов. С этим богатством я и вернулся домой примерно к обеду.

Матери и брата дома не было. Брат ушёл в институт досдавать прошлогоднюю сессию, а мать заела совесть и она ушла на работу. Похлебав супчику, достал ватман, испорченный братом при черчении курсовой работы, и принялся рисовать. Рисовал будущий трафарет головы индейца в боевом головном уборе из перьев. Потратил пять минут. Ещё пятнадцать минут вырезал бритвой места для окрашивания. Потом за пару минут перенёс – используя кусочек поролона – через трафарет чёрную краску на две белые футболки, купленные мамой для нас с Сашкой «на выход». Один час типографская краска сохла. Десять минут я проглаживал футболки утюгом через чистый остаток ватмана. И вот я на улице в футболке с профилем мужественного индейца.

– Офигеть! – сказал Славка. – Где купил?

– Фирма, – сказал я с ударением на последнюю букву. – Контрабандный товар.

– Да, какая фирма? – передразнил Валерка, кривя губы и сверкая свежим фингалом. Вчера был только один. Я видел.

– Простая. ЮэСЭй! Тут лэйбл, если чо, – показал я большим пальцем правой руки себе за спину.

Валерка потянулся к указанному месту.

– Руки убери, – сказал я, чуть отшагнув назад, резко сбив его кисть блоком наружу.

– Ты чо такой дерзкий? – Валерка набычился и нахмурил брови, но глаза его хитро блестели.

– Запугивает, – сразу понял я по Женькиной реакции на угрожающую позу Грека. Женька его никогда не боялся, а потому Валерка его почти никогда и не бил. Так… Попрыгает-попрыгает вокруг и отстанет.

– Футболка белая, а руки у тебя немытые. Опять лягушек ловили на болоте? – спросил я, обращаясь уже к Славке.

– Ну, да, а что ещё делать? Из гаси[8]8
  Гася – рогатка из круглой авиамодельной резины, стреляющая проволочными пульками.


[Закрыть] стреляли. И по трубе лазили.

– Вот-вот, – сказал я, хмыкнув, и посмотрел на Валерку. Руки помоешь дам посмотреть.

– Если соврал, получишь, – пригрозил Грек.

– А если не соврал, то ты получишь, – пригрозил Славка одобрительно глядя на меня.

– Я тебе дам одну. Брату не понравилась. Носить отказывается. Нам дядька подарил. Он в загранку ходит.

– Дорогая, наверное? – нахмурился Славка.

– Я же сказал «дам», а не «продам».

– А мать?

– Она сразу сказала: «Славке предложи».

– Нормально. Пошли сейчас?

– Хочешь, я вынесу?

– Да, не… Пошли.

Мы метнулись к моему подъезду и взлетели на второй этаж.

– О, бля! – восхитился Славка разглядывая футболку. – А чем у вас так воняет? Полы красили? Пойду руки помою.

– Да мать с утра попробовала пол на кухне покрасить и отказалась. Какая-то краска ядовитая.

Типографская краска и впрямь воняла жутко.

Славка чистыми руками взял футболку, заглянул за ворот и потрогал приклеенную на клей ПВА белую капроновую тряпочку с чуть корявенькой надписью «Made in USA», выполненной тушью шрифтом, похожим на любимый мной «Харлоли Болид Италик». С самого утра руку «набивал». Часов с шести. Если что, кисть болела немилосердно. Едва кулак сжимался.

Раньше, помнится – будучи студентом – даже билеты на концерт «рисовал». Не на продажу, а себе и девушке. На концерт «Машины Времени». А на стене в моей комнате висели «три рубля». Рисунок был выполнен чёрной тушью на ватмане в масштабе один к десяти. Сейчас до этих высот мастерства было, как до Пекина раком.

– Фирма! – выдохнул Славка восхищённо. – Валерка писдюлей получит.

– Да не бей ты его.

– Да ты чо, Джон. Зло должно быть наказано. Сколько стоит, всё-таки?

– Дядька такие за десятку толкает на балке[9]9
  Балка – барахолка. Нелегальный вещевой рынок.


[Закрыть] перекупщикам. Цветные дороже. Но нам подарил.

– Значит на балке они ещё дороже. Раза в два минимум…

– А то и в три, – добавил я свои «пять копеек».

– И цветные, говоришь есть? – прищурился на меня Славка. – Пусть ещё твоему брату подарит, а?

– Подарит, – кивнул я головой.

Славка снял свою футболку и надел новую. Профиль индейца смотрелся очень фирмово.

– Надпись бы сюда, – подумал я. – Типа: «Колорадо». Смотрелось бы круче.

Надпись трафаретить не прокатывало. Нужна печать. Штамп.

– Вырежем, – подумал я. – Резиновая транспортерная лента нужна, а это на плавбазу надо пробираться, в Рыбный порт или на овощебазу. На ТЭЦ, может быть лента…

– Классно на тебе смотрится. На мне висит, как напалке. Даже рисунка не видно.

– Нормально, – сказал Славка удовлетворённо, разглядывая себя в зеркало прихожей. – Пошли гулять.

– Я на тренировку. На самбо записался.

– О, как! Молоток! Как Аркашка Бузин будешь? Нормально!

Тут я Женькиным умом вспомнил, что во дворе обитал ещё один взрослый персонаж. Звал его Аркашка. Но сейчас во дворе он не появлялся. Видимо куда-то на лето уехал. И был ещё Андрюха Банан, тоже пока отсутствующий. И Аркашка и Андрюха жили в первом подъезде и оба в этом году должны пойти в седьмой класс. Оказывается нас во дворе не так уж и мало. А если взять одиннадцатый и девятый дома, то набиралась хорошая дворовая команда, называемая в это время «толпа». Однако, толпа была, а вожака не было. Не брал на себя никто функцию сплочения. Буйных, как я понял из Женькиной памяти, не имелось.

– Может быть это и к лучшему, – подумал я.

Куртки у меня нет, поэтому пошёл на тренировку снова налегке и в той же белой футболке, но с мужественным профилем индейца.

Первая тренировка в ДЮСШ Первомайского района под руководством Георгия Григорьевича Городецкого прошла буднично. Никому ничего доказывать я не собирался, и меня никто не доставал. Падения входили в общую разминку и выполняли их все, невзирая на ранги. Также как и другие элементы самостраховки: кувырки простые с опорой наруки, кувырки с прыжком и опорой на руки, без опоры на руки через плечо. Хорошая разминку давал Городецкий, можно сказать, классическую. Всё и знал, и помнил, поэтому Городецкий подозвал меня после разминки и спросил:

– Занимался раньше?

– Угу, – сказал я. – Целый год, но в другом городе.

– Понятно. Это хорошо. Падаешь не плохо. Возьми куртку и стань в пару с Колотовым. Валера, возьми новичка. Поборитесь пока чуть-чуть. Потихоньку. Осторожно с ним. Щуплый он очень. Не сломай.

Поборолись мы с Валеркой неплохо. Мышцы особо не болели. Да и чему там болеть? Не может болеть то, чего нет. Я, в основном, пользовался зацепами снаружи и изнутри, подсечки, силовые броски игнорируя. После моих подсечек Колотов летал, как воздушный шарик. Слишком часто он крестил ноги. Мня он тоже бросал, но больше по моей невнимательности и инертности тела. Не привыкло оно к чувству соперника. Подкорка не реагировала, а разумом такое не науправляешь.

– Так. С Дряхловым всё понятно. Женя Поздняков, возьми ка ты новичка. Ты как раз подсечки хотел поконтрить, а он, похоже намастрячился их лепить. Походите с ним.

Подошёл Поздняков. Покрупнее меня мальчишка, постарше года на два, с прилично развитой грудной мускулатурой, видной в разрез куртки. Он сразу взял жёсткий захват и меня скрутило в бараний рог.

– Ну, ты чего, Евгений? Зачем ты его так? Отдай ему захват. Танцуйте, я сказал. Отдавай ему ноги и контри.

Контрить у Евгения Позднякова не получалось долго. Он летал, катался после моих подсечек и злился, что не успевал перекинуть ногу и поймать меня на свою подсечку. Но, наконец, он меня поймал раз, потом другой, третий. Откровенно говоря, я стал чуть притормаживать свою ногу. Иначе на одного врага в этом мире у меня стало бы больше. А так, он расслабился, разулыбался и мы стали почти друзьями. По крайней мере, когда сидели, отдыхали, Женька стал расспрашивать меня, кто я и откуда у меня такая клёвая футболка, которую я, кстати сказать, снял перед тренировкой и повесил изображением вперёд на боковой защитный щит.

– Родственник возит из-за границы.

– На балочке такие, только с надписью, по тридцатнику. Я живу на Патриске. Мы с пацанами там пасёмся, от ментов фарцу предупреждаем. Но такую, как у тебя я не видел. Индеец… Клёво.

Недавно в очередной раз прошли фильмы «гэдээровской» киностудии «Дефа» с Гойко Митичем – главным индейцем всех времён и народов, и мальчишки грезили индейцами. Помнится я собрал свой первый клеенный лук с оперёнными стрелами примерно в этом возрасте. Дедушка показал, как делать простой лук из палки и стрелы с наконечником из баночной жести ещё раньше. Мне же понравился лук и стрелы нарисованные то ли в журнале «Моделист-конструктор», то ли в «Юном технике», которые мне выписал отец, когда я увлёкся авиамоделированием. Увлечение моделированием ушло, а журналы мы продолжали выписывать. Кажется, они и отцу нравились.

Фильмы про индейцев вышли на наш Владивостокский экран в начале семидсятых. И х периодически крутили, для выполнения кинотеатрами плана по денежным сборам. На эти фильмы и фильмы про ковбоев, народ всегда ходил с удовольствием.

Вот и мой бизнес с трафаретами индейских профилей и фасов, коих в моём «портфолио», имелось штук десять, должен был стрельнуть сразу. По одной новой футболке – для меня и для Сашки – ещё у матери в загашнике ещё лежало. Налеплю трафарет, пойду на барахолку. Пакеты бы найти, но это такой дефицит. У матери клеёнка лежала прозрачная, но боюсь своими кривыми ручками утюгом ровно я не склею.

Аппарат бы сварганить для сварки полиэтилена, как мы придумали в институте и паковали в «фирменные» пакеты джинсы. В пакетах штаны, почему-то уходилибыстрее. Достану транспортерную ленту, нарежу штампов, наштампую наклеек для пакетов и тогда «смерть фашистским оккупантам» или местным фарцовщикам.

– Я в это воскресенье там буду. Тоже родственник просил помочь.

– Что толкать будете? Футболки?

– Наверное, – пожал плечами я.

– Первый раз на балке?

– Не. Бывал уже.

– Ну, тогда ладно. Мы иногда тоже товар носим. Мы то несовершеннолетние. С нас и взятки глатки.

Женька подошёл к футболке и потрогал рисунок.

– Я бы такую рублей за двадцать купил. Без надписи…

Он глянул на меня. Женькино чуть азиатское лицо, стало ещё больше похожее на татарское, когда он чуть прищурил глаза. И улыбка…

– Хорошая у Женьки Позднякова улыбка, подумал я. – Улыбка сильного уверенного человека. Бойца. И интересное а, возможно, и полезное, может состояться у нас знакомство.

Подумал одно, а сказал другое.

– Так у меня есть одна, что как раз на тебя. Моему старшему брату не подошла. Мала. Ты постройнее его будешь. Тебе чуть свободновата будет. Но для лета, самое то.

Ну тогда стрелконёмся в воскресенье. Я найду тебя. Хочешь я тебе место забью в самом начале? У входа? САмое клёвое место.

– Спасибо, Женя. Договорились.

– А сейчас пошли работать, а то Георгич погонит нас ссаными тряпками

Глава 8

Вечером, около восьми часов, в нашу дверь позвонили. Я правил спину на диване. Открыла мать. Оказалось, что пришёл Мишкин отец. Он занёс все необходимые мне радиодетали, кусок омеднённого текстолита и стеклянную литровую ёмкость с жидкостью.

– Хотел посмотреть, где ты собрался травить плату и в чём? – сказал Мишкин отец.

– В аквариуме, Василий Михайлович.

– А перекись водорода у тебя есть?

– Есть!

– Так может ты без кислоты обойдёшься? Перекись с лимонной кислотой и с простой солью смешаешь, и всё. Ну чуть медленнее процесс пойдёт. Куда тебе торопиться? Зато опасности почти никакой.

– Это что он травить собрался? – спросила мать.

– Плату для радиокружка. Задание дали.

– Уже?! Только в кружок записался и уже травить что-то? С соляной кислотой и себя можно отравить, правда Василий Михайлович?

– Правда, Анастасия Александровна.

– А у тебя пневмония была!

– Вот тебе, кстати, противогаз. Я в таком аккумуляторы обслуживаю на подработке.

Василий Михайлович достал из-за спины сумку с противогазом ПШ[10]10
  ПШ – противогаз шланговый.


[Закрыть].

– Вот, спасибо! – с искренним энтузиазмом поблагодарил я. – Согласен, с лимонкой, тоже можно. С солянкой побыстрее, пишут, но торопиться мне, действительно некуда.

– Ну и хорошо, с облегчением вздохнул Мишкин отец. – А то я, что-то взволновался. Солянка, как ты её называешь, порой так вскипит, что только глаза и береги. Ты, Женя, компоновочную схему покажи. Интересно мне. Так же я придумал, или нет?

Я показал, Мишкин отец вздохнул.

– Чуть-чуть по-другому. Ну, ладно. Спокойной ночи.

– Лимонка, так лимонка, – думал я, засыпая и корёжась от боли в теле. – Хорошо, завтра с утра нарисую схему, протравлю и спаяю прибор, а играть на чём? Тестить на чём? Об этом я как-то не подумал.

Назавтра всё прошло, как по маслу. Прибор был готов к двум часам дня. Я протестил его на радиоточке. Звук был сумасшедшим! Потом я оттренировался на Динамо, а вечером принёс схему к Мишке домой.

– Что, всё? – спросил, не скрывая удивления, Мишкин отец, разглядывая плату с радиодеталями. – Раз, два и готово? Спаял?!

– Что тут ваять-то?

– Я спросил «спаял», а не «сваял». Хотя, тоже подходит. Монументальная работа. Очень аккуратно. И я бы лучше не, э-э-э, спаял. Чистенько. И текстолит не попортил. Молодец и спасибо. Оправдал, как говорится: «высокое доверие, понимаешь». Проверял?

– На радиоточке.

– Ну и как?

– Фузит! Хорошо фузит! Но ему бы нормальный источник звука, типа писка. Жаль нет у вас частотного генератора и осциллографа.

– Ты, Женя меня удивляешь. Мишка, вон, даже от телевизора не оторвался, когдаты пришёл, а ты жалеешь, что у тебя осциллографа нет.

– Кому что, – философски заметил я. – но меня знаете почему интересует эта штуковина? Потому, что я хочу её продать и принести деньги матери. Никакой лирики или творчества. Ничего личного, только бизнес, как говорят американцы.

Василий Михайлович посмотрел на меня уважительно и понимающе покивал головой. Мне показалось, что в его глазах блеснули слёзы. Пряча глаза, он достал какую-то плату с деталями, батарейкой и переменным резистором, подключил её к моему «фузу», а фуз к динамику. В фузе тоже, кстати, была девятивольтовая батарейка «Крона».

Василий Михайлович включил свой агрегат и из динамика «резануло» так, что из зала выскочили с выпученными глазами Мишка с его матерью.

– Вася! – вскричала она. – Что это такое! Девять часов ночи.

На лице Василия Михайловича расплывалась улыбка.

– Вот это звук! – покачал головой из стороны в сторону он. – Мёртвого поднимет. Похоже на гитарный звук?

Я, честно говоря, тоже слегка прифигел.

– Похоже. Что это у вас?

Мужчина пожал плечами.

– Дверной звонок сделал. Он как кот мяучит, но мерзко так, что сняли мы его.

– А-а-а… Да-да… Помню-помню. Было у вас, что-то похожее на квакание лягушки.

– Ага-ага, – он заулыбался. – Его можно регулировать вот этим резистором. Хоть квакание, хоть мяукание. А тут… Пикируюший бомбардировщик.

– А оригинальный звук включите, пожалуйста.

Оригинальным звуком являлся мерзкий писк, похожий на звук третьей струны, снятый плохим звукоснимателем.

– Понятно. В общем-то работает. Надо паять корпус. Поможете?

– Какой вопрос? Конечно. Прямо на работе и спаяю. Я же сварщиком сейчас работаю на ТЭЦ. Там аргоном и сварю из медных пластин.

– Не-не… Надо обязательно согнуть четыре лепестка и сварить тогда уж медным электродом для сварки меди. Мы не будем эту машинку красить, а шлифанём, полирнём и лаком покроем. Основание тоже медным будет. На четырёх винтах. Под винты внутри трубки приварить надо и нарезать в них резьбу. Я вам рисунокпринёс.

Василий Михайлович посмотрел рисунок с подробным эскизом, нарисованный вполне сносно. Рука твердела и линии получались более-менее ровные.

– У тебя хорошая рука. Рисуешь?

– Да, какой, хорошая? – возмутился я. – Прямую линию с трудом…

– Не-не… Я вижу. Сам в молодости увлекался рисованием и масляной живописью.

– Масло – это серьёзно. Покажете работы? – проявил я внимание к интересам будущего «бизнес партнёра».

– Давно это было, – махнул он рукой. – Кое какие картины дома в деревне остались. Сейчас только карандашом… Иногда.

– Понятно. Вот тут, – ткнул я пальцем в рисунок и перевода беседу в деловую плоскость, – штекерные пальчиковые разъёмы типа «мама» должны стоять. Они в телефонах старых использовались и на наших военных рациях. Не знаю, где взять.

– Чак, что ли? – спросил Михалыч. – Так есть у меня парочка. Демонтировали мы как-то старый коммутатор в порту. Вот и завалялись. Сейчас.

Василий Михайлович вышел на балкон и поковырялся в древнем холодильнике «Саратов», используемом им, судя по всему, как шкаф.

– Вот, – показал он две пары «чаков», воткнутые в родные гнёзда. – Оно?

– Оно, – радостно выдохнул я.

С чаками всегда были проблемы.

– А там, где вы их брали, больше нет?

– Телефонистом в порту Семёныч. Никто его не выгонит, как бы не хотели. Только он знает, что куда идёт и с чем соединяется. Телефония девица с причудами. Можно и до Берлина дозвониться за бесплатно, если знать как. Семёныч знает, так как имеет там родственников. У него в кладовой есть всё, что когда-то стояло в порту. Там такие закрома…

Мишкин отец покачал головой.

– Он нам нужен, Василий Михайлович. Берём в долю?

– Нам? – удивился «будущий бизнес партнёр». – В долю? Мы, что, банда?

Он снисходительно улыбнулся уголками губ.

– Мы – партнёры по бизнесу.

– О, как! И какой же бизнес мы станем, э-э-э, развивать.

– Начитанный дядька, – подумал я. – А всего лишь простой сварщик. Или радист? Ну, точно, высшего образования у него нет. А рассуждает, как… Здраво рассуждает. Вот они лучшие кадры СССР! Золотой фонд на котором страна продержится до двадцатых годов третьего тысячелетия! Средний класс! Какой, нахрен, средний класс? Элита!

– Примочки. Кроме этой, будем и другие звукоимитаторы делать. Музыкантам нравится со звуком экспериментировать. Каждый ищет своё звучание инструмента. Сейчас это тренд в зарубежной эстраде. А наши им подражают, значит спрос ожидается сумасшедшим.

– Тренд? Это что такое? Я английский знаю чуть-чуть – радист ведь – но такого не помню.

– Тренд – направление развития.

– В журнале вычитал? Заграничном?

– Угу.

– Брат перевёл?

– Сам чуть-чуть. Со словарём. Интересно было, что там написано, вот иперевёл. Брат поправил.

Василий Михайлович, покрутил головой и философски заметил.

– Охота пуще неволи.

Потом посмотрел на меня и с сомнением продожил:

– Бизнес – дело серьёзное. Надо вкладывать средства: финансы, труд. Муторно это и затратно. Тренд трендом, но надолго тебя хватит? Твоего задора и интереса? Молодость ветрена, а я уже не молод.

– Молодость изобретательна. А меня, я уже сказал, творчество не интересует. Меня интересуют деньги.

Василий Михайлович вздохнул.

– Кого они не интересуют? Удивительно, что ты озадачился зарабатыванием денег, а не твой старший брат. Тебе точно столько де лет, как и моему Мишке?

– Я шестьдесят первого года рождения и учусь с ним в одном классе.

– Это понятно…

Он почесал затылок.

– В конце концов, что я теряю. Обещал помочь – помогу, а там видно будет. Эту штуку ещё ведь продать надо суметь. Главное в бизнесе, знаешь что?

– Что?

– Умение продать. Я вот продать что-то точно не сумею.

– Ни фига себе! – подумал я и спросил: – Почему?

– Стыдно этим заниматься. Телевизоры иногда кому-нибудь чиню, а деньги взять стыдно, – признался он.

– Ничего, мне не стыдно и я знаю, как продать. Мне кажется, что знаю, – поправил себя я, увидев недоверчиво-снисходительную улыбку.

– Ну… Пробуй. Ты же не украл это, – он показал на прибор, а сделал. А сделанное своим трудом, всё-таки, не зазорно продать.

– Сделаем, – поправил я его. – Не кажи гоп, покуда не перескочил. От вас сейчас зависит внешний облик нашего товара. Обёртка, так сказать.

– Да-а-а… Сказать, что я удивлён нашей беседой – не сказать ничего. Попробуем сделать обёртку привлекательной. Но медь всё-таки надо красить. На горячую. Есть на Фарфоровом заводе краска – то ли глазурь то ли эмаль – Можно ею попробовать.

– Глазурь, скорее всего. Эмалью фарфор не покрывают, вроде.

_ И тем и тем покрывают. К нам в баню ходят мужики с Фарфорового завода. Он разговаривали. А я слушал. Интересно мне про краски слушать. А любопытство не порок, говорят. Так вот они именно про эмаль жаропрочную говорили. Да и другие краски у них могут подойти для твоего, э-э-э, нашего изделия. Есть – под любой металл. Да не простой, а с перламутром. Представь, если такой прибор покрыть золотой перламутровой краской. На сцене смотрелось бы красиво.

– А ведь она ещё и прочная, – задумчиво произнёс я. – Но дорогая, наверное?

Я удручённо покачал головой из стороны в сторону. Василий Михайлович скривился.

– У них столько на брак списывается. Не видишь, сколько они на нашу свалку вывозят? Так это ещё она закрыта. Основной брак они на Горностаевский полигон везут. Им списать пару килограмм – раз плюнуть, а нам много и не надо. Договориться?

– Так может они его нам и обожгут?

– Сам обожгу. Делов-то… кирпичи огнеупорные есть, трубу подведу. Горелку поставил и нагнал нужную температуру. А по цвету раскалённого металла я тебе градусы скажу с погрешностью в десятку. Хотя у котловиков можно прибор скомуниздить. Э-э-э, извиняюсь, позаимствовать. Мы чужое не присваиваем, а если и берём, то с отдачей.

Я пожал плечами и развёл руки. Дескать, что тут ещё можно добавить?

Готовый «Фуз» я увидел через два дня. Регуляторы имели чёрные эбонитовые головки. Сама коробка, окрашенная в бордово-красный цвет, переливалась перламутром.

– Охренеть, – только и смог выговорить я.

Василий Михайлович и сам сиял от удовольствия.

– Спасибо, Евгений. Я получил от этой работы истиное наслаждение.

– Думаю, когда вы получите за неё достойные деньги, вам станет вдвойне приятнее.

Мишкин отец хмыкнул. Он зашёл к нам домой вечером в понедельник. Ради «бизнеса» ему пришлось выйти на работу в воскресенье. Сегодня в понедельник он собрал «машинку» и даже, говорит, опробовал с помощью той же радиоточки.

– А я гитару со звукоснимателем раздобыл, – сообщил я.

* * *

Гитару мне выдали в музыкальной школе, когда я продемонстрировал им свои навыки. Многого эти мои пальцы не умели, но простые аккорды без «баре» зажимали. А ведь есть аккорды, извлекаемые из гитары при зажатии одной или двух струн. Вот я и сыграл преподавателю «Дом восходящего солнца», когда он спросил меня, что я умею. Повторным перебором сыграл. Корявенько сыграл, но ещё и спел по-английски. Вроде получилось неплохо. Голос у Женьки был сипловатый и ноты держал плохо, но при некоторой компрессии гортани песню я вытянул даже в самых высоких местах.

Потом я показал основную тему песни «Отель Калифорния», выдав её за собственное сочинение, и преподаватель, что называется «поплыл». Рассыпаясь дифирамбами он прогнал меня по нотной грамоте. Тут я не поддался желанию получить сразу красный диплом об окончании музыкальной школы, «сознался», что «нот не знаю совсем».

– Вы меня не выгоните? – «сюродствовал» я, потупив бесстыжие глаза.

– Мы тебя научим, – радостно возопил преподаватель.

Он был молод и амбициозен, а тут ему в руки попался не ограненный алмаз. И он его собирался огранить и отшлифовать и потом выставлять на всеобщее обозрение.

– Где ты учился играть? – наконец спросил преподаватель.

– У старших ребят во дворе гитара есть. Они учили.

– А у тебя дома есть гитара?

– Нету. Но мама обещала купить. Если у меня пятёрки будут.

– Ну, это как учитьсябудешь… Могу тебе пока, чтобы ты учил ноты и играл гаммы, дать гитару из нашего фонда. Пошли, выберем.

В фондах я выбрал большую японскую «Арию» с металлическими струнами.

– Это не классическая гитара. Тебе нужна другая, с пластиковыми струнами.

– Я лучше на эту пластик поставлю. У этой хоть гриф не поведёт. У нас на Тихой туманы частые от моря. Да ипривык я к такой.

– Твоё дело, – пожал плечами, преподаватель. – Привык, так привык.

– А можно я ещё звукосниматель возьму, – попросил я, показав на желаемое.

– Возьми. И этим пользоваться умеешь?

– Показывали.

* * *

– А я гитару со звукоснимателем раздобыл, – сообщил я.

– Включай тогда, – настороженно произнёс Василий Михайлович.

Я принёс на кухню гитару и радиоприёмник «ВЭФ» куда я уже выводил гитару. Подключив приборы друг к другу, я тронул струны «Арии». Брынькнуло чистым аккордом «Соль-мажор». Потом я нажал на кнопку включения «фуза» и осторожно провёл по струнам. Зарычало так сладко, что я чуть не разрыдался. Машинка работала. Я зажал двумя пальцами баре на третьем ладу и первую струну на пятом. Провёл ногтем по струнам сверху вниз. «Фуз» запел. Сдвинул пальцы на два лада вниз, ещё провёл. Ещё ниже.

– Ух ты! – восхитился Мишкин отец. – Поёт!

– Поёт, – согласился я. – Нормально поёт. По приборам резисторами можно было бы подогнать параметры сигнала, но и так сойдёт. Тем более тут во Владивостоке…

Василий Михайлович смотрел на меня с удивлением.

– Ты так рассуждаешь, словно знаешь музыкальную жизнь нашего города от и до. Как это?

Я улыбнулся.

– Скажу по секрету, к Сашке друзья ходят – музыканты. Вот они и говорили на эту тему. Примочки гитарные обсуждали. Хотели сделать и продавать, но не знали, как и из чего корпус сваять.

– А ты, значит, знал? – усмехнулся Василий Михайлович.

– Я же хожу к вам в гости. Увидел радиодетали, поговорил с Мишкой, решил поговорить с вами. Вот и результат.

Я показал на «машинку».

– Когда продавать пойдём?

– Вы тоже со мной решились пойти?

– Ну, как тебя пустят в ресторан одного?

– Я не в ресторан пойду, а на танцы в субботу. А по субботам вы работаете.

– А почему не завтра?

– Мне его погонять надо, чтобы выбрать оптимальный звук для этой гитары. Чтобы произвести нужное впечатление.

– Ну, хорошо. Сообщишь о результате. Мне самому интересно стало, – Василий Михайлович извиняюще улыбнулся.

– Обязательно. Скорее всего, я в тот же день зайду.

Но в «тот же день», то есть в субботу, зайти не получилось.

Кстати про воскресный поход на барахолку, и сказать особо нечего. Как у Македонского: пришёл, показал футболки и продал.