Текст книги ""Фантастика 2024-184". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Александр Сухов

В нем обнаружился старая довольно ветхая библия в обложке книги Тургенева «Отцы и дети». Держать дома обычную библию было чревато неприятностями, поэтому, однажды, еще учась в школе, я случайно подобрал кем-то забытый томик романа, и придя домой, сменил содержимое книги, вклеив под обложку мамину библию, точнее не полную версию, а только «Новый завет». Незадолго до этого, эта книга попалась на глаза директору школы, и та потребовала, чтобы мама уничтожила ее. В итоге, была официально уничтожена книга Тургенева, а «Новый завет» в чужой обложке стал тщательно прятаться в самый дальний угол под кровать, а после переезда в новую квартиру, было найдено другое место. Сейчас она оказалась в чемодане.

Кроме библии там лежала пачка советских денег. Мама очень хотела купить диван, который предполагалось поставить мне вместо раскладушки. Увы, так и не успела его приобрести, а сейчас он уже был как бы и не нужен. Я пересчитал деньги. Оказалось, что здесь находится три с половиной тысячи рублей. При маминой зарплате в семь сотен в месяц, здесь было гораздо больше, чем на обычный диван, который стоил в районе трехсот-пятисот рублей. Похоже, мама собирала деньги к моему окончанию училища. Здесь же лежали около десятка фотографий, меня и мамы сделанных здесь в Магадане, какие-то справки, квитанции об оплате за квартиру, дрова, свет, воду. Я перебрал все что было, но ничего, чтобы как-то касалось отца так и не нашел. Задумавшись повторил про себя все услышанные от мамы слова, она говорили что-то о том, что документы находятся под крышкой.

Внимательно осмотрев крышку чемодана, обнаружил несколько швейных игл, удерживающих тонкий картон, на котором были наклеены какие-то картинки с видами природы. Мне всегда нравилось разглядывать их, и всегда казалось, что этот картон намертво приклеен к фанерной крышке. Осторожно удалив иглы, я зацепил кончиком ножа картон и потянул на себя. Какая-то его часть отошла чуть в сторону, и я увидел длинный чуть узковатый конверт старого образца. Такие были в ходу еще до моего рождения здесь, но я прекрасно помнил их еще по прошлой жизни.

Достав конверт, осторожно открыл его и увидел лежащие в нем несколько фотографий. Первая же извлеченная из конверта фотография отправила меня буквально в шок. С нее на меня смотрел улыбающийся во всю физиономию Леха. Да-да! Тот самый Леха, мой лучший друг из прошлой жизни. Алексей, был сфотографирован в полный рост в военной форме майора Военно-Воздушных Сил. Во всяком случае крылышки на петлицах говорили именно об этом. Его грудь украшала какая-то медаль, и похоже орден в виде креста, и каких-то мелких деталей, которые на фотографии было трудно разглядеть. Но то, что это был именно он, никаких сомнений не оставалось. Тем более, что на обороте находилась надпись выполненная размашистым Лехиным почерком, который я прекрасно помнил до сих пор: «Моей любимой Татьяне Борисовне Штейгер, от барона Алекса фон Визен. Мюнхен. Декабрь. 1939 год.»

Мысленно добавив к этой дате семь месяцев, я получил дату своего рождения. Да, я родился немного недоношенным. А что вы хотели, если маму, находящуюся в таком положении, отправили в промерзлой теплушке через всю страну. Как еще выжил-то? Тогда получается, что в этой реальности, моим отцом является Леха? То-то он мечтал, как-то породниться со мной, чтобы посмотреть, как оно там в будущем. Породниться получилось, а вот посмотреть? Хотя, кто знает. Если он занял мое место став здесь бароном фон Визен, вполне вероятно, я смогу найти его в замке. Даже если он был чуть старше моей матери, ему сейчас не должно быть больше пятидесяти – шестидесяти лет. Так что встреча вполне вероятна. Ну что же, цель поставлена, осталось найти решение. На остальных фотографиях, там оказалось еще две, были сняты все тот же Леха, но уже стоящий возле мамы, сидевшей в каком-то кресле. Ниже был вензель какой-то фотомастерской. Похоже фото было сделано в каком-то салоне. И еще одна фотография где мама была сфотографирована одна. На обороте всех фотографий красовалась одна и та же надпись говорящая, что все они были сделаны в декабре 1939 года.

О том, что здесь меня не ждет ничего хорошего, я знал и так. И до сих пор меня удерживал только возраст и мама. Но опять же сбежать из СССР, практически невозможно. В своей первой жизни я читал о нескольких удачных случаях подобных побегов. Не считая артистов, выезжающих на гастроли, которые просили Политического убежища, была какая-то официантка с советского круизного лайнера, что вплавь добралась с внешнего рейда до берега Австралии, и вроде-бы какой-то курсант из той самой мореходки в которой я учился. Это вроде бы произошло в восьмидесятых годах, во время прохождения практики на одном из судов. Там этот курсант бросился за борт, доплыл до берегов Канады, и попросил Политического убежища. Опять же чтобы попросить этого убежища нужно находиться на территории того государства. А чтобы добраться туда, надо преодолеть как минимум две тысячи километров. И только до одного из островов Аляски. Далеко не факт, что на нем можно встретить хоть одного представителя страны.

В любом случае, это дело будущего. Если подвернется такой случай, я конечно попытаюсь им воспользоваться, но пока нужно закончить обучение в мореходке. С этими мыслями, я собрал свои вещи, документы, оставшиеся от мамы фотографии и отправился в порт Магадана, чтобы найти попутный борт до Петропавловска. Нужно было возвращаться в училище и отправляться на практику.

Стоило появиться в конторе порта, как меня догнал чей-то окрик. Удивленно обернувшись, увидел куратора нашей группы Павла Николаевича. Оказалось, что в училище каким-то образом стало известно о моих проблемах, и там несколько переиграли мое назначение, и теперь мне нужно будет проходить практику именно здесь в Магадане. Так совпало, что куратор сошел с борта рейсового пароходика именно сейчас, и сумел сразу же наткнуться на меня.

В благодарность за такое прямо скажем приятное известие, я предложил ему остановиться у меня дома. Тот вроде бы вначале отнекивался, но позже согласился. Ему это тоже было очень выгодно. Одно дело снимать номер в гостинице, отдавая за это свои кровные, и другое, пожить на готовом в квартире своего ученика. Питание разумеется останется все равно за ним, но зато экономится достаточно большая сумма за месячное проживание. Училище разумеется эту сумму компенсирует, но куда приятнее компенсировать то, что не было затрачено. А чек в той же гостинице, приобрести очень несложно.

В общем я проводил куратора до квартиры, выдал ему запасные ключи, и предложил устраиваться со всеми удобствами. Просто сейчас, в отсутствии мамы, я совершенно не мог находиться в доме в одиночку, все говорило о ней, любая вещь на которую падал мой взгляд напоминала о маме, и от этого становилось так грустно и муторно, что хотелось выть волком, или лезть на стену. Присутствие постороннего человека, как мне тогда казалось, позволит несколько успокоиться и принять в сознании то, чего уже никак не исправить.

Глава 3

3

На практику меня и еще одного курсанта из группы дизелистов прикрепили к Ивану Терентьевичу. Наверное, одному из самых старых и опытных капитанов Мегаданского порта. Как старейший, и наиболее опытный капитан, он ходил на новеньком буксире проекта 9.8057, выпущенном в Германской Демократической Республике в 1952 году. То есть судну было всего около десяти лет, что считалось практически новым. Буксир, был предназначен для транспортировки морских судов, потерпевших аварию, или работах непосредственно в порту. По классу мореходности он относился к судам, предназначенным для работы во внутренних морях, и заливах не далее сотни миль от берега. Но частенько, как это было принято в Союзе, перекрывал свои нормативы, заплывая и на более дальние расстояния, а уж переход в Петропавловск-Камчатский, считался для него в порядке вещей. Но в СССР, мало обращали внимание на подобные фактически нарушения. Судов способных работать на такие расстояния не хватало, и потому приходилось использовать то, что было под рукой.

Впрочем, когда подобные оказии происходили, за время практики дважды, в дополнение к нам, ко всем механизмам вставали профессионалы. И экипаж увеличивался до штатного расписания в восемь человек. В остальное же время, мы находились на буксире втроем, иногда к нам добавлялись еще два человека, временно переброшенные из портовых доков. Буксир, в основном работал в порту, двигая, приходящие с промысла суда, или развозя между ними необходимые запчасти, почту, продовольствие и все остальное что было необходимо. Двое прикомандированных как раз и исполняли работу грузчиков на нашем судне. Вначале, хотели было приобщить к этому и нас с Ленькой, но Иван Терентьевич, сказал свое твердое – нет.

– Вот закончат практику, устроятся на работу, потому запрягайте куда хотите. А пока они курсанты, будут исполнять только то, что им положено по должности.

– Запряжешь их после, как же.

– Вот и не хрен. Говорила тебе мама учись сынок. Не захотел учиться твои проблемы.

На этом разговор был закончен. Ленька, все дорогу пропадал в моторном отсеке, постоянно что-то подкручивая подмазывая и очищая. Терентьич пару раз спустился к нему, а после решил, что тот справляется и сам. Тем более, что дизель стоящий на судне был практически новым, и особенного ухода не требовал. Так, по мелочи. Почистить резервный фильтр, проследить за уровнем масла, ну и поддерживать порядок. Ленька, похоже с этим прекрасно справлялся. Вот только как ему удавалось находиться почти восемь часов у рычащего двигателя, я так и не понял.

Я же большую часть времени находился в рубке, у штурвала, прислушиваясь к рассказам наставника и управляя судном. Хотя на судне имелся свой камбуз, с некоторым запасом продуктов, все же судно в любой момент могли отправить на буксировку, а это могло занять довольно много времени, но обедать чаще всего мы отправлялись в портовую столовую, или иногда брали что-то с собой, если намечался достаточно длинный рейс. На судне имелись жилые каюты, что было очень удобно при дальних рейсах. Достаточно быстро я обжился здесь, заняв одну из кают, и с некоторой грустью ожидал окончания практики, не особенно надеясь попасть вновь на этот буксир, уже в качестве штатного рулевого.

Примерно за неделю до окончания практики, нас отправили в командировку на остров Спафарьева, расположенный на юго-западе залива. Причем выход намечался из залива Шелехова. Нужно было отвезти какие-то зачасти для рыболовецкого сейнера в местный совхоз. Подобные рейсы были в порядке вещей, и если кто-то и был недоволен, так это Терентьич, который собирался на какой-то там семейный праздник. Нам же практикантам было наоборот за радость отправиться в пусть и недолгое, но плавание. Идти туда предстояло около десяти часов, поэтому никого в помощь нам не выделили, а просто продлили командировку на лишние сутки.

Мол, дойдете до места, сутки на отдых, а после не торопясь обратно. В общем вместо двух дней должно было пройти три, и Иван Терентьевич, находился в расстроенных чувствах, но отложить поездку было невозможно, потому как запчасти требовались срочно. На выходе, Терентьич выдал мне курс и принялся за какие-то расчеты. Долго, что-то считал, матерился вполголоса, наконец получив какой-то результат, удовлетворенно крякнул произнес:

– Должны успеть. И тут же выдал мне новую вводную.

Я с удивлением взглянул на карту, висевшую в рубке и удивлённо воскликнул.

– Что-то мы не в ту сторону идем.

– Заметил, да? Это хорошо!

Наставник часто выдавал задачки, которые приходилось или решать в уме, причем быстро, или же давал порой необычный курс, а на выходе получалось, что мы проходили вдвое быстрее. Вот и сейчас, отметив мое удивление пустился в объяснения.

Понимаешь, по прямая оно хоть и вроде как самое короткое расстояние, но не всегда наиболее быстрое. О том, что в Тауйской губе есть разные течения тебе известно?

– Ну, да.

– Так вот если мы пойдем вдоль берега, то наткнемся на встречное течение и будем шлепать по нему лишние три-четыре часа. В то время, если сейчас потеряем час идя до острова Завьялова, то дальше до Спафарьева нас понесет в полтора раза быстрее, и в итоге вместо восьми часов хода, мы должны пройти этот путь часов за пять-шесть. А вот на обратный путь нужно встать чуть севернее и тогда мы уже сэкономим время и топливо в обратную сторону. Я конечно понимаю, что вам курсантам такая командировка за радость, но и меня пойми. Серебряная свадьба она ведь не каждый день случается.

– Ух, ты⁈ Поздравляю.

– Вот и хотелось бы успеть!

– Успеем, кровь из носу, но успеем.

Да, уж, недаром говорят, расскажи богу о своих планах, и он обязательно посмеется. Так произошло и у нас. Стоило дойти до острова Завьялова, который считается необитаемым, как тут же на берегу, Иван Терентьевич, заметил сигнальный костер, причем не просто костер, а подаваемый с его помощью сигнал говорящий о бедствии. Здесь на севере с таким не шутят, и потому сразу же мне, был дан приказ сворачивать к берегу.

Вообще-то остров Завьялова считается необитаемым. Когда-то в тридцатых годах, на нем имелся песцовый зверопитомник, во время войны на мысе Южный стояла артиллерийская батарея, которую убрали еще в 1943 году. С тех пор постоянного населения здесь не имелось. От рыбзавода остался полуразрушенный домик и неплохой бетонированный пирс в Рассветном заливе. Именно с той стороны и пришел сигнал. Подойдя к пирсу, мы сбросили конец, и какой-то мужик, довольно споро и профессионально уложил его на кнехты, а затем мужчина спросил много ли на судне людей, мол нужна срочная помощь.

Терентьич без задней мысли объявил, что всего трое, он и два практиканта. Мол везем запчасти на Спафарьево. Сразу же после этих слов, раздался выстрел, и Иван Терентьевич, упал, не успев даже удивиться произошедшему. На пирсе тут же появились еще два мужика, у одного из которых оказалась трехлинейка, а у другого револьвер. Меня, и Леньку тут же ссадили на пирс, и тот мужик, что занимался швартовкой, спросил о наших морских профессиях. После того, как выяснилось, что Ленька дизелист, а я судоводитель, мужик спросил.

– Жить хотите?

Я молча кивнул в ответ.

– Тогда так. Сейчас погрузочные работы. После этого выходим в море и берем курс на мыс Лопатка. Это что за проект? Ноль пятьдесят семь? – спросил он, указывая на буксир. Было видно, что человек разбирается в этом.

– Что с топливом?

– Вчера заливали.

– Значит полные баки. Это хорошо. – он повернулся к своим дружкам. – Нам повезло. У этого буксира тридцати суточная автономность, при желании до Сан-Франциско можно доползти. Долго нудно, но запросто.

– Вряд ли. – Произнес я. – Это же каботажник. Дальше сотни миль от берега не ходит.

– А дальше и не нужно. В общем так парни, сейчас нужно кое-что загрузить, а после, если не будете слишком высказывать недовольство и сделаете все правильно высажу вас где-нибудь на берег в Соединенных Штатах, еще и спасибо скажете дяде Сереже.

– А, карты, курс, лоции. Здесь же ничего нет. Камчатка – край карты.

Мужчина постучал пальцем себе по лбу.

– Все есть, и даже больше чем требуется. – Потом усмехнулся и произнес. – Капитан второго ранга Астафьев Сергей Анатольевич. Представляюсь по поводу вступления во владение судном… Э…

Мужчина на мгновение замешкался.

– Как эта калоша зовется?

– «Ротор» – Ответил я.

– Значит «Ротор», – согласился он. – А сейчас за работу! Время не ждет.

Буквально в двух шагах от пирса находилось нагромождение каких-то ящиков. Многие из них, были ощутимо тяжелые, причем до такой степени, что я даже не представляю, как их приволокли именно сюда. А то, что их приволокли откуда-то издалека, было понятно по следам, оставленным на земле. Что именно находилось в них я даже не спрашивал. Предполагая, что лучше этого не делать. Как говорится меньше знаешь лучше спишь. А весь вид мужчин, которые тоже не сидели без дела, а перетаскивали груз на судно, говорил о том, что это не простые моряки, потерпевшие кораблекрушение, а скорее зэка, сбежавшие с одного из приисков Магадана. О том, что в округе их огромное количество знали все. Тем более, что основной контингент жителей города составляли выходцы из всех этих лагерей.

Правда об очередном побеге иногда объявляли по городскому радио, и скорее всего это объявление прозвучало. Особенно учитывая то, что мужчины оказались вооружены. Но скорее всего я в этот день был в очередном рейсе и пропустил это объявление, мимо ушей. А после оказалось не до него. Большая часть груза была Помещена в пару кают, и на камбуз, хотя, кое-что осталось и на палубе. После загрузки один из мужчин произнес.

– А зачем нам лишний балласт? – Махнув рукой в нашу сторону. – Может оставим здесь, или просто.

Мужчина провел ребром ладони по горлу. Тот что представился капитаном произнес.

– Сеня, ты когда-нибудь стоял за штурвалом? А, ты Петр? А ведь нам тащиться как минимум месяц. Это если до Фриско. Ну может чуть по меньше, если брать в расчет Сиэтл. Но неделю, а то и две точно. Ты как готов восемь часов стоять у штурвала? Или у дизеля. Он ведь тоже требует внимания. Не, я не против. Скажете кончать, давайте прикончим пацанов, но боюсь тогда мы далеко не уедем. Я еще выдержу как-то восемь, ну ладно десять часов у штурвала, но после я лягу спать и хрен меня кто поднимет. А эта лоханка будет болтаться на волнах какого-нибудь залива, если конечно повезет дойти до него!

– Ладно, хорош базарить поплыли уже. – Произнес тот, кого назвали Петром. Похоже его голос был тут решающим.

– Плавает только дерьмо в проруби, а по морю ходят. – Добавил бывший капитан, и скомандовал. – Отдать швартовы, свистать всех наверх. – И улыбаясь полез на мостик.

Вскоре, команда была разделена на три вахты, по восемь часов каждая. В первую встал я, во вторую, потому что та приходилась на ночь сам «капитан». Не знаю, насколько он там был капитаном, но до сих пор показал себя достаточно знающим человеком, хотя и ошибся в определении проекта нашего судна. Ну да это не большой грех. Он мог просто не сталкиваться с судами подобного типа. Да и по большому счету, наш буксир, состоял из нескольких проектов сразу. Как это получилось, как-нибудь расскажу. Третьей вахтой стоял Ленька. Он хоть и дизелист, но в мореходке все же дают хоть какие-то основы судовождения, и штурманской подготовки на всех факультетах, так что вполне может с этим справиться.

При этом Вместе со мною, постоянно находился один и беглых зэка по имени Петр. А с Леонидом второй – Сеня, тот самый, который предлагал убрать с корабля лишний балласт. Причем самым радикальным способом. «Дядя Сережа», как он назвался нам сразу же, стоял вахту в одиночку, но он по сути был своим, среди зэка, или если не своим, то ему доверяли несколько больше чем нам. В принципе мужики не вмешивались в то, чем мы занимались у штурвала, единственное, что он делали, так это время от времени, поглядывали на компас. Маршрут прокладывал «капитан» и сообщал цифру не только вахтенному, но и его надсмотрщику. В общем, контроль был можно сказать тотальным.

После восьмичасовой вахты, мы шли отдыхать. Я в свою каюту, Ленька в соседнюю. Здесь нас никто не контролировал, и мы могли делать что угодно. Питались либо на камбузе, тем запасом продуктов, что имелся на буксире, либо предложенными зэка. Как оказалось, мы загрузили на судно как минимум два десятка ящиков с консервами, колбасами, какими-то специальными маринадами и приправами, так же имелись самые разные крупы. Одного только риса было как минимум пять сортов. Не скажу, что я великий специалист, но жизнь в Узбекистане, в свое время, научила меня разбираться в сортах риса. Конечно не того, что продавали в гастрономах по восемьдесят копеек за килограмм, а того что появлялся на базаре, по цене от трех до двадцати пяти рублей, за тот же вес. Правда плов из двадцати пяти рублевого риса, я попробовал лишь однажды, уже работая в кооперативе «Флора и Фауна» во времена перестройки. Председатель любил пустить пыль в глаза, и однажды угостил своих ближайших сподвижников, в число которых когда-то входил и я.

В общем продуктов было довольно много, и что самое интересное большая часть их имела на упаковке китайские или японские надписи. Правда на тех же банках с консервированным тунцом имелся еще и немецкий текст, благодаря которому я понял, что именно находится внутри и то, что эти консервы были выпущены в середине лета 1945 года. С другой стороны, если они хранились достаточно хорошо, то почти пятнадцать лет, не особенно отразились на их качестве.

Первые трое суток, практически ничего не происходило. Это было несколько странным, хотя бы потому, что мы так и не добрались до Спафарьево, и там должны были поднять тревогу и забросать срочными радиограммами Магадан. Потом вспомнил, что мы вышли в рейс в пятницу и все встало на свои места. Скорее всего, здесь перестраховалось Магаданское начальство. Можно было смело отложить рейс до понедельника, и все было бы нормально. По всему выходило что на Спафарьево просто так и решили, и не особенно загружали свои головы, приняв, что срочность срочностью, но до понедельника движений ждать не стоит. И успокоились. В Магадане же начальство тоже разбежалось по домам, и соответственно не особенно обеспокоилось тем, что до сих пор нет доклада о доставке. Мол, придем в понедельник на службу, и все решится, само собой. В итоге, это дало угонщикам, как минимум трое суток форы, а за это время, вполне можно дойти до Камчатки, и даже выбраться в Тихий Океан.

Так оно в принципе и получилось. В это время, на вахте стоял тот самый «дядя Сережа». В какой-то момент, он вызвал меня на мостик и спросил, есть ли на судне какие-то опознавательные коды, типа: «Свой-Чужой». Я удивленно пожал плечами и ответил, что ни о сем подобном не слышал. Мужчина вздохнул, и произнес.

– По радио был запрос, о том, кто мы такие и куда направляемся.

– Ну ответить вы не могли, потому как рация уже месяц, как в ремонте, так что можно расслабиться и ждать приезда пограничников. – Спокойно ответил я.

– Расслабишься тут!

– А почему бы и нет. На корме ящики с запчастями. В Петропавловске-Камчатском ремонтный завод. Рейс вполне привычный и плановый. А то, что воскресенье, это никого не волнует. Нас отправляют в любой день недели.

«Капитан» воспрянул духом, и даже слегка повеселел. Потом удивленно посмотрел на меня и спросил.

– Ты надеешься сдаться пограничникам?

– Я что похож на идиота? Я бы на вашем месте закрыл Леньку у дизеля, тот запросто может сорваться с катушек, а за меня можете не опасаться.

– Почему это?

– Я уже отстоял три вахты, следовательно, обвинить меня в соучастии угону, проще простого. И никто не будет разбираться сделал ли я это добровольно или под дулом револьвера. Скажу больше, как честный комсомолец, я должен был остаться на острове Завьялова, пойдя в отказ. Разумеется, вы бы меня пристрелили, как ненужного свидетеля. И хотя бы то, что этого не произошло в глазах Конторы Глубокого Бурения, а пограничники насколько я знаю относятся именно к КГБ, я самый что ни на есть предатель и изменник Родины. Поэтому любая попытка рассказать правду, рикошетом прибьет в первую очередь и меня.

– А Леонид?

– А Леонид этого пока не понимает. Он приютский. А у меня мама пять лет по 583 пять лет отсидела. Поэтому по большому счету здесь меня не держит абсолютно ничего.