Текст книги ""Фантастика 2024-184". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Александр Сухов

Соавторы: Мариэтта Шагинян,,Алекс Войтенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 353 страниц)

Первый улыбнулся, а я покраснел.

– Пи*дец, как стыдно! Вот я баран! Да школьники порвали бы меня за эту песню. Просто порвали бы на клочки, как Тузик грелку. Пи*дец!

Глава 30

– Ты знаешь, Женя, за что по-настоящему распяли Христа? Ты, говорят, легендами и мифами первых христиан интересуешься… Знаешь?

Я покрутил головой.

– Его, Женя, распяли из-за того, что Христос перестал кормить людей. Он перестал давать им хлебы и рыбу. А ещё он перестал воскрешать. Представляешь, сколько желающих к нему пришло, когда узнали, что он воскрешает мёртвых?

– Полагаю, что много.

– И вот, представь, что Христос им говорит: «Они воскреснут, и вы все воскреснете, когда я сам умру, воскресну и приду к вам во второй раз». И что делать людям? Они же хотят, чтобы их родные и близкие воскресли, как можно скорее. И бесплатно Христос кормить их перестал. Ни хле, ни рыбу не множит. Вот люди и убили Христа, чтобы тот воскрес и пришёл к ним снова. И ведь люди ждали Христа, сразу после его распятия. А он так и не пришёл. До сих пор не пришёл. Вот поэтому люди и перестали в него верить.

Логика первого секретаря райкома партии меня поразила. Это была железная логика. Как говорил главный герой булгаковского «Собачьего сердца»: «Броня!». У меня на эту плесневелую софистику, с душком «Университета марксизма-ленинизма» имелось, что сказать, однако, отпинал Юрий Иванович меня по-взрослому. Не пожалел ранимой психики ребёнка.

– И что сейчас делать? – спросил я, мысленно поднимая лапки.

– Менять репертуар. У тебя много хороших стихов, например: «Белые розы». И музыка… Меньше басов, Женя. Низкие частоты будят низшие инстинкты: агрессию, например. Это, как большие барабаны. Ведь они побуждали воинов к битве. Побуждали идти на копья. Туманили разум, понимаешь? Там-тамы индейские, когда бьют, вызывают у людей тревогу. Понимаешь?

– Понимаю! – вроде, как грустно произнёс я.

На самом деле я был, во-первых, практически полностью согласен с первым секретарём, во-вторых, у меня были и такие песни, о которых он говорил, а в третьих, грех было с ним спорить, ведь он не «рубил» моё творчество на корню. Он давал возможность сделать то, что я хотел, но, просил снизить мощность идеологического взрыва, в музыкальном, так сказать, эквиваленте. И какой смысл мне был с ним спорить?

Если бы мы «вывалили» на школьные массы всё то, что я хотел сначала и нас бы потом «взгрели», это было бы одно дело. Пожурили бы, наверное. А может быть кого-то из комсомола исключили. Из пионеров… Да-а-а…

А сейчас, после разговора в райкоме, мой демарш, кроме как огромными проблемами в моей дальнейшей судьбе, ничем не кончится. Зато закончится моя публичная музыкальная деятельность. Я стал бы таким же «анднграундом», как и всякие «Машины времени», которые потом кичились тем, что боролись с советской властью. Подпольщики, блять…

Даже Стас Намин заявлял, что был антисоветчиком, хотя был внуком известного всем Анастаса Микояна и КГБ помогало ему выпускать пластинки. Как и многим другим рок-музыкантам, кстати. Весь «андеграунд» и «рок» находились под колпаком Пятого управления КГБ СССР и играли только потому, что им разрешали. К Перестройке готовились. А пока время бунтовать ещё не пришло.

Вполне возможно, что и я уже «под колпаком у Мюллера». Хотя… Слишком высокого я о своей персоне мнения, наверное. Хотя… Сообщать же они должны кураторам о всяких идеологических ЧП. Да-а-а…

Я не был антисоветчиком ни в своём теле, ни, тем более, в этом. Мне не хотелось разрушать этот строй, а чуть было не разрушил. Или, скажем скромнее, не внёс в молодые неокрепшие умы и сердца смуту. Скорее всего, «мои» песни прозвучали бы сейчас, как «цоевские» «Мы ждём перемен».

– Да, мне хочется играть красивую музыку, – думал я. – Ну так и сделай свою музыку. Не можешь писать стихи, бери написанные. Много вокруг хороших стихов… А музыка… Никто из музыкантов не заморачивается, откуда в голову пришла музыкальная фраза. Если она красиво легла в мелодию, значит она моя.

Зачем спорить с райкомом, если он даёт мне возможность выступить со сцены краевой филармонии и порадовать ветеранов и простых граждан. Главное и тут не переборщить, а то, не дай Бог, кого инфаркт хватит от моих слезливых песен. Расторгуевская «Война» и из меня слезу выдавливала, если её просто слушал, но, во время исполнения, мне удавалось отключать свои эмоции. А ветераны старенькие и сами всё пережили. Да-а-а… Трудна работа с человеческим душами и страстями. Не каждому по силам и по уму.

– Вот и хорошо, что мы с тобой нашли взаимопонимание! И ты точно не в обиде?

Я покрутил головой.

– Я понял, где допустил ошибку, и постараюсь её исправить. Если позволите. Главное, чтобы мои записи не распространились дальше.

– Они не распространятся, не переживай. Плёнка будет храниться у Игоря Ивановича в сейфе. И если произойдёт утечка, мы будем знать с кого спросить. Правда, Игорь Иванович?

– Так точно, товарищ первый секретарь, – совершенно серьёзно ответил «третий».

– Записи после вашего вечера всё равно разойдутся, но это будут те песни, которые будут согласованы с нами, да, Женя.

– Да, Юрий Иванович! – я позволил себе не называть его по должности. – А можно русские народные песни немного переделать?

Секретари переглянулись.

– Как это, переделать? – удивился первый.

– Инструменты заменить. Вместо гармошки – гитару или пианино, например. Мне вот нравится песня: «Эх снег-снежок, белая метелица…»

– … Говорит, что любит, только мне не верится? – договорил, усмехнувшись третий секретарь.

– Ага, – я кивнул.

– И чем тебе гармошка не угодила? – вскинул брови первый.

– Просто слишком и устарела. Как и балалайка. Всё течёт, всё меняется. Старое приедается. Надо чуть-чуть менять…

– Ха! Если чуть-чуть, то попробуй. Потом нам покажешь. Но времени до нового года осталось мало. Успеешь? Ты уже сбил ребят с курса, а потому веди вперёд, капитан. Плохо будет, если вечер сорвётся.

– Тогда уж и «Ёлочку переделайте», «Калинку-малинку», – добавил третий секретарь.

– У Городницкого есть песня про «Снег». Он её под простую гитару поёт, а вы добавьте ударных, бас и клавиши. Хороша песня должна получиться. Вальс.

– Эх зимушка зима, зима снежная была, – добавил я свои «пять копеек».

– Точно. Играйте! Пойте! Весёлая песня. И переход в новизну воспримется легче.

– Логично, – согласился я.

Все эти песни мне сыграть и спеть, было как два пальца об асфальт. Я даже мог гимн СССР сыграть на электрогитаре в разных стилях и под него бы, прости господи, люди вприсядку пошли бы плясать. Бас-гитарист тоже наковыряет свою партию к любой песне кое-как двигаясь по тональности. Про ударника, вообще говорить не стоит. В общем, новая концепция нашего репертуара определилась.

– А в ходе выступления ведь можно и похулиганить, – мысленно усмехнулся я. – Приучая публику, так сказать, к новому звучанию русских песен.

– Всё понятно, товарищи. Разрешите приступить к работе над ошибками?

Секретари снова переглянулись.

– Смотри, как излагает?! – кивнув головой на меня, заметил первый секретарь райкома. – Да ему прямая дорога в секретари школьной пионерской организации, а потом в комсомол.

– И критику от вышестоящих организаций воспринимает правильно, – поддержал третий секретарь. – Я бы даже сказал, – самокритичен.

Я молчал, не давая повод для «инсинуаций».

– Ладно-ладно! Мы шутим, – сказал первый секретарь райкома. – Не каждый день встречаешься с ребёнком, который ведёт себя с первым секретарём райкома КПСС, как с равным. Мой бы Ванька тут бекал и мекал, а мы с тобой просто разговариваем. Это, поверь, для нас очень необычный, э-э-э, день. И мы, надо признать, несколько растеряны. Да, Игорь Иванович?

– А то…

– Мы не станем торопиться с назначениями на руководящие посты! Прояви себя в деле, которое ты сам на себя взвалил. Очень ответственное, замечу, дело. Но теперь ты ещё и от райкома партии действуешь. И не зазнайся, смотри.

– Точно! Что он там про «звездец» гениям говорил?

Я покраснел.

– Всё-всё! – жестом успокоил меня первый секретарь. – И с учителями помягче. Наслышаны мы о твоих обращениях в РОНО. А знаешь, как им трудно с вами?

– Знаю! А знаете, как нам трудно с ними?

Первый удивлённо вскинул брови и рассмеялся.

– Вот, упорный какой. Стойкий оловянный солдатик.

– И эта его стойкость, Юрий Иванович, доказывает, что по музыкальной проблеме он с нами согласился, поняв своё заблуждение. Иначе, полагаю, мы бы сломали об него зубы.

– Или палку, – подумал я.

* * *

Сидя в чёрной райкомовской «Волге», нёсшей меня домой сквозь рой снежинок, я вдруг услышал в голове симфоническую тему «Если у вас нету тёти»: «трым тым тырым тым тым тырым» и представил себя героем кинофильма «С лёгким паром!», которого машина везёт из аэропорта в новый мир. Не в его, а в чужой новый мир.

– Похоже, – подумал я. – Но он хоть в своем времени очутился и в своём теле. Да и не пьяный я. В здравом, как говорится, уме и трезвой памяти. Интересно, что у меня получится с новогодним вечером? А может бросить всё? Пусть сами выбирают из новых песен идеологически верные и играют! Может ну её нафиг эту музыку? С ней столько геморроя будет… Это играй, это не играй, тут рыбу заворачивали… Не дадут же! А так… Сам на сам… Наваяю себе аппаратуры, сделаю домашнюю студию звукозаписи. И буду себе наяривать, записывать и продавать. Можно с цыганами свои записи за рубеж отправить. Переписать «Скорпионс» и выпустить «там» грампластинку. Только хрен кто купит. Ни одна студия без разрешения комитета не возьмётся издавать пластинку, даже если это будут золотые хиты. Нет. Правильно сказал «первый», сам сбил их с курса, а теперь в кусты. Дал им хлебы и рыб, и всё? Сама-сама-сама??? Как-то пошло это! Ладно! Допинаю мячик до конца игры и там думать буду. Андрюхе машинку сделать обещал… Но с этим проще. А ведь Андрюша придёт сегодня ко мне. Обязательно придет. И придёт перед репетицией. Да-а-а… Вот с ним и поговорим. Трезво, как говорится, обсудим. О! Надо к чаю что=нибудь прикупить. Благо, хлебный под боком…

* * *

– Ты понял? – спросил первый третьего.

– Что именно, Юрий Иванович?

– Мальчика этого ты понял? Я нет! Это не мальчик!

– А кто? – удивился третий.

– Кто угодно, но это не мальчик. Надо отдать его на обследование. Придумай какую-нибудь диспансеризацию в школе. Или у самбистов, боксеров… Игорь! Где угодно! Но этого… Этого надо проверить. Ему не двенадцать.

– РОНО собирало анкету три месяца назад и в рамках, так сказать, они поводили негласный опрос учеников. Я взял у них. Там есть интересный факт. Мальчик чуть не утонул. Некоторое время не дышал. Возможно, у него присутствует частичное нарушение мозговой деятельности.

– Это, – первый показал пальцем на входную дверь, – нарушение мозговой деятельности? Товарищи тоже собрали кое-какую информацию. Он у них на контроле, ты в курсе?

– В курсе, – вздохнул третий. – И про информацию в курсе. Серьёзные машинки он собирает.

– Причём, как написано в справке, архитектура отлична от существующих сборок, как у нас, так и за рубежом. Его сборкам нет аналогов, Игорь.

– Пришелец он, что ли? – хмыкнув, выдал предположение третий.

– Вот я и говорю – диспансеризация.

– Может ему несчастный случай «на производстве» организовать и в больницу на обследование положить?

Первый дёрнулся, глянул на третьего искоса, поморщился.

– Может быть. Но только после новогоднего вечера. Дадим, э-э-э, человеку проявить себя. И никакой самодеятельности. Все действия, – только через куратора. Чует моё сердце, Игорь, что мы накануне грандиозного шухера.

– Так может просто изолировать?

– Ты что? Кто тебе позволит? Ты знаешь, почему товарищи взяли его на контроль?

Третий покрутил головой.

– Значит, ты про его отца знаешь только то, что на поверхности?

– Что сидит, знаю, и за что сидит, тоже знаю.

– Значит – ничего не знаешь, а я тебе сказать не могу. Извини.

– Знаю, что он работал в «НИИ по ориентации ракет в безвоздушном пространстве».

– Ну, так и вот.

– Так может пацан нашёл его схемы?

– Тихо, Игорь. Не надо так громко. Всё может быть, но это не наша компетенци. У нас – идеология.

– А может он и стихи отцовские нашёл? Или раньше читал? Или запомнил, когда ему читали? Сейчас всплыло?

– Ты же сам говоришь: «Много в этом мире…». Помогай ему пока. С Поповым поговори и в школе. Пусть все помогают, а не наоборот. Посмотрим, что получится? Вдруг он что-то действительно передовое, э-э-э, создаст.

– Поможем, Игорь Юрьевич.

* * *

Вдруг кто-то тронул меня за коленку.

– Эй, паря, приехали. Это твой второй подъезд, второй этаж?

Я открыл глаза. За автомобильными стёклами мела нормальная такая, полноценная метель. Вьюга завируха.

– О! Ещё одна песня, – подумалось. – Как раз для этого времени. Точно! Надо вспомнить песни конца семидесятых. У меня же по полочкам, как по шкале времени диски стояли. Правильно! Песни, типа: «Вдруг, как в сказке скрипнула дверь». Фильм «Иван Василевич» в этом году вышел. Нравится людям. Чуть флэнжера в гитару добавить…

– Спасибо, – поблагодарил я водителя. – Выберетесь в нашу горку?

– У меня цепи… Не слышал разве, как гремели.

– Задремал. Спасибо!

– Да не за что.

Я вылез из «Волги» и на глазах обалдевших пацанов, крутившихся на карусели, зашёл в подъезд.

– Вот я, жаба, Женёк! Даже с пацанами не поздоровался, – подумал я и вздохнул. – Звездец, говоришь? Да-а-а…

Только я разделся, как звякнул дверной звонок. Хотя, какой он ещё может быть? Телефон пока не поставили. Открыл. На пороге стоял Мишка.

– Ну, ты, бля, даёшь! На «Волжанке» катаешься! Кто это тебя возит.

– Да, фигня. В магаз возили посмотреть магнитофон один.

Совралось мне легко. Но и не говорить же про райком.

– Так ты эти сделал, что ли?

– О, бля! Ко мне же из магазина машина должна была прийти – вспомнил я. – Просохатил стрелку! Но я тут совершенно не причём. Этим придётся сказать правду. А то, обидятся.

– Слыш, Мишка, а не приезжала «буханка» зелёная? Вы давно на улице?

– Давно! О! Дай попить!

– Пройдёшь? Разувайся. Я тебе «Акаи» включу.

– Иди ты! Починил, что ли?

– Починил. Ещё один чел прийти должен. Фирмовые плёнки принесёт. Послушаем.

– Конечно разуюсь. Чо там на улице делать?! Метёт, бля!

Было уже почти пять вечера, а вторая смена в пять и заканчивается. Значит, надо уже вот-вот ждать ещё одного гостя.

Я включил дек со своими песнями, будь они неладны, и Мишка, подойдя ближе, уставился на вращающиеся бобины осоловелыми глазами. Его зрачки смешно двигались по кругу. Улыбнувшись, направился на кухню и нарезав мелко сало, положил на сковороду.

– Классная музыка! Кто играет?!

– Да, так. Музыканты знакомые! – крикнул я, перекрикивая сам себя.

– Бля! У тебя и музыканты знакомые есть и мафон японский, и наш, а у меня даже нашего нет.

– Так, наш я сам сделал, – сказал, подойдя ближе, чтобы не орать. – И колонки эти, и усилители, и гитару. Возьми, и ты сделай сам.

Мишка выпучил на меня глаза, почесал голову в районе виска. Волосы у него вспотели и торчали клочками.

– Да, у меня не получится, – скривился он.

– Почему это? – удивился я. – Хочешь, я научу тебя, как сделать усилитель. Дам детали, дам плату, дам схему, а ты просто возьмёшь и спаяешь. Как читать схему, я тебя научу. Ты мне сам говорил, что диоды пихал в розетку и они взрывались. Помнишь?

– Ну, да… И чо?

– А, то, что значит ты знаешь, как называются некоторые детали: диоды, конденсаторы, сопротивления – ты знаешь, как выглядят. Паять тебя отец учил. Он говорил. Сделай себе хороший усилок. Такому все будут завидовать. Их будет всего два штуки в городе. Попроси отца, он купит тебе «Ноту» как у меня. Ты переделаешь её в классный «мафон». Ты же слышал, как мой звучит?

– Да, я не понимаю в радио ничего…

– А тебе и не надо ничего понимать. Просто тупо будешь вставлять детали и паять. Если, что, отец тебе с радостью поможет. Он спит и видит, как его сын, начнёт заниматься полезным делом. Полезным для себя, в первую очередь. Мы говорили с ним. Он сказал: «Зачем я что-то буду делать сам, когда Мишке это не нужно».

Мишка почесался с другой стороны и в задумчивости выпятил нижнюю губу.

– Я тебе в первую плату даже помогу детали вставить. Тебе останется только пропаять.

Друг стоял задумчивый и чесался уже обеими руками.

– Ну, ты почешись, пока и подумай. У меня там сало подгорает.

Глава 31

– Значит, слушайте меня внимательно, друзья, – проговорил я, пристально вглядываясь в музыкантов.

Все они, кроме барабанщика, старались на меня не смотреть.

– Сегодня я был в нашем доблестном райкоме партии и имел долгий разговор с двумя людьми: первым секретарём районного комитета КПСС и его третьим секретарём. Мне, в том числе, сказали, что все песни, которые мы репетировали – очень хорошие и идеологически выверенные.

Буквально все музыканты, даже Андрей, с которым мы уже на эту тему говорили у меня дома, резко повернули ко мне свои лица.

– То есть, как это «хорошие»?! – возмутился Попов. – Мне брат сказал, чтобы я держался от этих песен подальше.

– Не знаю, Витя, что имел ввиду твой брат, а мне было сказано первым секретарём лично, чтобы я продолжал готовить Новогодний вечер и ни в коем разе не останавливал репетиции нашего школьного музыкального ансамблем. Единственно, что меня попросил Юрий Иванович, так это то, чтобы мы разучили несколько русских-народных и детских песен. Причём в исполнении на наших современных инструментах. Даже разрешил сделать к ним аранжировку. «Валенки», там, всякие. «Эх, снег снежок»… Я уже начал над ними работу. Андрей слышал сегодня.

– Охренеть! – крикнул бас-гитарист. – Это клёво! Молоток, Джон! Я верил в тебя!

– И я верила в тебя, Женя, – проговорила Лера, восторженно хлопая в ладоши. – Ты молодец! Значит, там разобрались!

Она повернулась к брату и показала ему язык.

На Попова было жалко смотреть.

– А почему тебя назначили руководителем ансамбля? Ведь я им был.

– Руководитель ансамбля ты, Виктор. И ты лично отвечаешь за порядок на репетициях и результат. А результат у нас что? Правильно! Новогодний вечер! Мне поручено обеспечить вам репертуар, который ты сам лично будешь согласовывать в райкоме комсомола. Но сначала я согласую живые песни в райкоме партии. В отделе, где работает твой брат, между прочим. У Игоря Ивановича, третьего секретаря по идеологии, мы согласуем песни каждую по отдельности. Причём с получением виз. А потом сложим из них такую программу, чтобы ни младшим классам, ни учителям, ни нам, на вечере не было скучно.

– А так получится? – с сомнением в голосе спросила Лера. – Младшим классам «В лесу родилась ёлочка» подавай, хороводы всякие, змейки… Это скучно…

– Кстати, про «Ёлочку»… – сказал я.

Я вытащил из чехла гитару, включил её и заиграл «Ёлочку» с вкраплениями дополнительных нот, потом, добавив в гитару «фуза» и роковых рифов, я запел в микрофон, рыча, как волк.

– В лесу родилась ёлочка…

– Хрена себе! – высказался бас-гитарист. – А что, так можно?

– Нет, так нельзя, но можно так.

Я переключил педали и сыграл тоже самое, с хорошим сольным проигрышем, но нежнее.

– Красиво, – согласилась Лера. – Я бы такое исполнила.

– Вот вам и решение, – сказал я. – И домашнее задание, подобрать сольную партию, своего инструмента для песен, список которых вы получите в конце этой репетиции. Всем всё понятно?

Все, даже Попов, одновременно кивнули.

– Ах да… Первый секретарь пообещал, что если мы сделаем хороший вечер, то в мае будем играть на концерте, посвящённом «Дню Победы» и петь свои песни.

У всех музыкантов отпали челюсти. Даже Лера приоткрыла рот, но увидела мой взгляд и тут же захлопнула. А парни так и стояли, распахнув забрала, пока у барабанщика Андрюхи не потекла слюна. Тогда он резко «цыкнул», втягивая в себя мокроту, чем напугал остальных. Все вздрогнули, обернулись на барабанщика, а Андрюха заржал, и крикнул:

– Слюни подберите! До майских ещё дожить надо. И главное – пережить двадцать девятое декабря.

– Ну, ты конь, Андрюха, – заныл бас-гитарист. – Я чуть не обделался. Зачем так шутить над друзьями. Это не гуманно.

– Не конь, а мерин, – буркнул Попов, незаметно вытирая слюни пальцами.

– А какая разница? – спросил Андрей, продолжая веселиться.

– А вот яйца отрежут, узнаешь! – продолжал бурчать Попов.

– Кто это мне их отрежет?! – с вызовом и задиристо спросил барабанщик.

– Э-э! Начинаем работать, петухи, лошади и другие домашние и не очень животные.

– А я кто? – кокетливо спросила Лера.

– Ты – зайка! И обязательно сделай себе такой сценический костюм. И все делаем костюмы. С тремя мы определились: петух – попов, жеребец – Андрей, Гришка – кот.

– А ты, значит, – Трубадур? – язвительно бросил бас-гитарист. – Мы – животные, а ты весь в белом.

– Причём тут Трубадур? Какой такой Трубадур?

– Ну… Ты же костюмы персонажей из этих… Из «бременских музыкантов» предложил?

– Да, нет… Как-то само получилось, – почесал я себе затылок. – Хотел себе костюм собаки найти.

– Во-во! Ну, тогда Трубадура и Принцессу надо приглашать со стороны.

Я вспомнил ещё один старый фильм про «Огурцова» и ляпнул: «Никого приглашать не надо. Принцессу воспитаем в собственном коллективе!»

Лера покраснела. Я задумался и через мгновение выдал идею.

– Переигрываем! Витька – Трубадур, Лера – Принцесса. Так они и поцеловаться, если надо, смогут… Я тогда – Петух. Кукарекаю я будь здоров! Ну, а дальше всё понятно.

– Где я вам костюм лошади найду? – заныл Андрюха.

– Не лошади, Андрей, а жеребца. Знаешь в чём разница?

Барабанщик покосился на Леру.

– Сказал бы я тебе, в чём разница, да девушки в зале.

– Значит понимаешь! Всем так и говори, что не лошадь… Кстати у Трубадура друг был Осёл. У нас – Жеребец. Ха-ха! Вон, у Попова брат институт искусств оканчивал, может там спросит? Пусть поможет своему брату, и нам заодно, не облажаться с вечером. Костюмы для артистов – половина дела. Мы в них себя совсем по-другому будем чувствовать. Это для первой части вечера. После перерыва наденем что-нибудь цивильное.

– Тогда можно и начать вечер с «Мы к вам приехали на час».

– «Заехали», – поправил Попов и решительно добавил. – Надо сценарий писать.

– А его, что, никто не пишет? – удивился я.

– Пионервожатая обещала, – пожал плечами Попов.

– Бля-я-я…

Я схватился за голову.

– Вот ещё один (четвёртый) грузовой вагон, который придётся тащить до Адлера, – подумал я, вспомнив одного знакомого «Игоря» и предложенный им «спойлер».

– А вот десяти красавиц, как не было, так и не предвидится. Жаль… Либидо уже присутствует. Думаю, что на десятерых, как раз бы хватило, – мысленно вздохнул я, пряча взгляд от товарищей по «несчастью».

* * *

Неделя прошла, словно в пьяном угаре. Я мотался по городу за деталями и размещением «заявок» на изготовление элементов для собираемого оборудования. Руководитель кружка юных радиотехников Игнатий Сергеевич уже давно подсел на деньги, получаемые за изготовление для меня и катушек и трансформаторов. Семёныч помогал «отливать» алюминиевые радиаторы из того хлама, что я насобирал на помойке. У меня на балконе варились нужные платы, а Мишка сверлил в них отверстия.

С костюмами неожиданно помогла заведующая радиотоварами. В тот знаменательный день, я ушёл на репетицию, так и не дождавшись приезда «буханки», а поэтому в понедельник на первой перемене вынужден был просить директора школы разрешить мне позвонить по телефону. Я объяснил, что собираю нужный для «музыкального коллектива» агрегат, без которого новогодний вечер грозит сорваться.

Вот во время телефонного разговора с заведующей я и посетовал, что готовимся к новогоднему вечеру и времени на ремонт нет совсем, потому, что нужно найти костюмы. Сказал это ей я конечно с намёком, ожидая любой положительной для меня реакции. Но её реакция оказалась для меня неожиданной.

– Женя! Если у тебя возникают какие-нибудь вопросы, ты звони и озадачивай ими меня. Я только что договорилась в ТЮЗе за костюм для моего Мишеньки. Он захотел на школьном вечере быть пиратом. Так ему дали костюм «Кота в сапогах». Очень хороший костюм. Кстати, вам голова кота не нужна? Мишенька не хочет быть «пиратским котом».

– Нужна, Ирина Георгиевна. Там, наверное, и лапы есть, и хвост?

– А, как же! Это же кот. Мишеньки только его костюм, шляпа, сапоги-ботфорты и шпага нужна, а лапы и хвост брать не хочет. А костюмеру хочется весь костюм отдать, чтобы не потерялось ничего. Директор ТЮЗа на неё ругается, а она…

– Ирина Георгиевна, время – деньги.

– Ха, и это мне говорит двенадцатилетний мальчик! Тогда, короче… Ты можешь сейчас освободиться от занятий?

Я посмотрел на стоявшего рядом директора и сказал: «Могу!». Директор хмыкнула и неодобрительно покачала головой. Я скривился и пожал плечами. Дескать: «Что поделаешь? Такова „селяви“».

– Тогда я сейчас к тебе отправлю машину с радиодеталями. Вы погрузите дек, отвезёте его по указанному адресу, потом заедете в ТЮЗ. Там возьмёшь всё, что тебе надо. Под мою ответственность возьмёшь. Но только на один вечер, Женя. Это очень важно. У театра с тридцатого утренние спектакли и уже утром костюмы должны быть в театре. У них, наверняка есть вторые и третьи, но…

– Я понимаю, Ирина Георгиевна. Тогда рано утром тридцатого у меня должна быть машина.

– Какой деловой мальчик! – восхитилась женщина. – Как же приятно с тобой общаться. Моему Мишке тринадцать, но ему далеко до тебя.

– Бытие определяет сознание! – ляпнул я. – У вашего Мишки много времени. У меня его совсем нет.

Директор школы выпучила на меня глаза.

– Всё-всё-всё… Машина уже едет к тебе. Жди дома.

Мне показалось или у заведующей магазином во время разговора превалировали нотки еврейской интонации? – подумал я, кладя трубку. – Всё! Договорился! Радиодетали сейчас привезут, – сказал я. – Мне надо идти домой.

– Какие у тебя остались уроки, Женя?

– Английский, Физика, Русский, Литература. По всем уже есть зачёты.

– Какие зачёты? – удивилась Светлана Яковлевна.

– Да это я, как брат… Полугодовые отметки.

– Ладно. Я отпускаю тебя.

– Вопрос об оставшихся уроках был явно формальным, но директор не могла его не задать, – понял я.

– Спасибо, Светлана Яковлевна. Мы ещё и за костюмами для ребят заедем в ТЮЗ.

– Я всё слышала. Молодец! Радеешь о порученном деле. Ты и сценарий вечера написал. Людмила Фёдоровна показывала.

Я с самого утра нашёл русыню и, сунув ей в руки «сценарий», убежал на «математику».

– Да, пришлось, ведь никто не озадачился, а как без сценария? У нас же не простые танцульки, а серьёзное мероприятие! – сказал я, снова вспомнив «Огурцова».

Директор потрепала меня по обросшему затылку. Дался им всем мой «выдающийся», как у некоторых африканцев, затылок. Вообще, я особой красотой не блистал и даже несколько беспокоился за свой сценический образ. Особенно меня смущали мои затылок и сильно оттопыренные уши… Зато шевелюра у меня отрастала густая. Она несколько скрадывала и тот, и тот недостаток.

«Буханка» прибыла к подъезду минут через двадцать. О чём я узнал по характерному уазовскому сигналу. Я глянул на будильник. Десять часов…

– Надо, кстати, купить себе простенькие часы, – подумал я. – Время – точно деньги.

Да-а-а… Время спрессовалось словно бастурма, которую нужно нарезать тонкими ломтиками, чтобы есть.

Мы отвезли мой «Акаи», взяли ещё два бобинника и усилитель. Дома у меня их оставалось четыре. Для двух уже есть детали и сегодня я их, дай бог, починю. Если успею, а надо успеть, продиагностирую сразу четыре. Репетируют пусть сегодня без меня. За воскресенье я переложил старые песни, на «новый лад» и написал музыкантам их партитуры.

Почему-то домой я возвращался со спокойной душой. Дела ладились. Вот и с костюмами всё сложилось. Даже нашёлся костюм принцессы: очень короткое плате и корона. Не знаю, как Лера в таком костюме будет прыгать по сцене? Хотел бы я посмотреть на неё снизу, с танцевальной площадки. Не-е-е… Ни она не наденет, и наше руководство костьми ляжет. В мультфильме платье словно приклеено к ногам и не показывает «тайное». В жизни так не бывает. Жизнь груба и прозаична. А ножки у Леры такие же, как и у принцессы: точёные и длинные. Да-а-а…

Костюмы вывалили в школе, к уличной двери спортзала, которой, имелся подъезд. Там уже лениво крутились музыканты.

– Устало выглядите! – крикнул я. – Скоро праздник!

– Скоро праздник, да не скоро дембель, – буркнул бас-гитарист Григорий.

Меня словно ударило.

– А ну-ка, ну-ка…

Я потянулся к акустической гитаре, что держал Попов. Тот сунул мне в руку гриф инструмента. Тронул струны, зазвучал аккордами мотив.

 
– Скоро дембель девчата девчоночки.
На попутке приеду домой.
Эх я вас зацелую в стороночке, и не знаю в кого я такой.
Как я буду вас кверху подбрасывать, громко-громко о жизни кричать,
о медаль медалью позвякивать и о прошлом мне наплевать…
Да я останусь живой, да я сумею пройти[36]36
  «Дембель» (Любэ) – https://youtu.be/yih5jmadMTA


[Закрыть]…
 

– Жизнеутверждающая песенка, – проговорил бас-гитарист настороженно. – Этот ты прямо сейчас, что ли, сочинил?

– Да, нет, – покрутил я головой.

– Фух! А я уж подумал…

– Это про какую войну? – спросил Попов. – Магнитофон тут кассетный причём?

– Переделаю, – махнул я рукой. – Будет не магнитофон, а «из радиоточки приветливо».

– Как у тебя всё легко получается. Хочешь – про войну, хочешь – про любовь, хочешь – про зиму метель…

– Витя, завидуй молча, – очень тихо сказал я. – Этот вечер сделаю, и ты меня не увидишь. Не беспокойся. Я тебе не соперник. А ты мне не конкурент. Тебе ещё год учиться, а Андрюха с Григорием уйдут. Наберёшь себе других. Песен у тебя дофига. Играй, сколько душа пожелает. Я не жадный. Но запомни, в союз композиторов песни уже ушли за моим авторством. В текстовом формате, конечно. Так, что и не думай присвоить.

– Да я! – дёрнулся Попов и покраснел. – Я и не думал.

– Думал не думал, а твой ушлый братец, получив от руководства райкома команду «помогать и содействовать», наверняка сделал стойку и с тобой говорил вчера. Правда? Бобина то у третьего секретаря в сейфе лежит. Вот он и попросил тебя снова переписать. Да? Бьюсь об заклад, что под сценой «мафон» твой стоит и ты надеешься, что я свой оставлю.

– Что вы там шепчитесь? – спросила Лера. – Это не прилично в культурном обществе.

– Где ты тут культурное общество видишь? – гоготнул Андрюха-барабанщик.

– Болван! – ругнулась Лера. – Мерин!

– Ты уверена?! – снова гоготнул Андрюха. – Могу доказать, что нет.

– Дурак! – покраснела девушка.

Я осуждающе посмотрел на Андрея – с ним мы в субботу договорились о нашем дальнейшем сотрудничестве, и он вёл себя расслаблено – и он пожав плечами, виновато улыбнулся. Я просил его помочь мне сделать нормальным вечер и не конфликтовать в коллективе. Хотя, был вынужден рассказать ему о том, что было в райкоме, так как Андрей начал наш субботний разговор с наезда на Попова и с того, что уйдёт из коллектива, в знак протеста.