Текст книги ""Фантастика 2024-184". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Александр Сухов

Подумав о джазе я вспомнил, что не дописал блюзовую тему «The Thrill Is Gone», которую я, в своё время «передрал» с видео две тысячи десятого года. Песню исполнял Би Би Кинг, а аккомпанировали ему сразу шестеро гитаристов и каждый со своим «соло». Придя домой и бросив портфель на диван, я сразу взялся за гитару. Решил сыграть ещё несколько партий соло. Настроение соответствовало. Настроив драм бокс на простой ритм, найдя и запустив основную фонограмму, я принялся изливать накатившую на меня тоску…[55]55
  «The Thrill Is Gone» (B. B. King) – https://youtu.be/SgXSomPE_FY


[Закрыть]

Выл я так упоительно, что не сразу услышал трель дверного звонка в наушниках. Выйдя из транса, выключил магнитофон, гитару и пошёл открывать, испытывая «ломку» от «облома».

– Сильно на меня накатило, – подумал я, ощущая физическую боль от невысказанной музыкальной фразы. – Ещё не хватало… Неужели становлюсь музыкальным «наркоманом»? Надо прекращать эксперименты с бинауральными ритмами[56]56
  Бинауральные ритмы – иллюзия головного мозга, воображаемые звуки, которые мозг воспринимает («слышит»), хотя реальные звуки этой частоты отсутствуют.
  Для наблюдения бинауральных ритмов потребуется применить дихотическое прослушивание – на одно ухо нужно напрямую подать звук одной частоты, а на другое ухо – другой частоты. Частота подаваемых звуков должна быть не выше 1500 Гц, а разница обеих частот не выше 30 Гц.


[Закрыть].

Но, вроде, как они улучшают запоминание… Хе-хе… Наркоман, мля. Зато настроение улучшилось. Надо записать, кстати, в дневник наблюдений.

С бинауральными ритмами я экспериментировал месяца три и действительно достиг интересных результатов. Высыпался я под такие ритмы частотой 2–8 герц намного лучше. А в бета диапазоне они улучшали запоминание.

Глава 18

– О, Роман Григорьевич! Вот уж кого не ждал, так это вас. Честное слово! – «обрадовался» я, но что-то во взгляде цыганского барона меня напрягло.

– Обедал? – спросил он.

– Не успел. Сразу за гитару взялся. Одну вещь дописывал…

– Отлично, – перебил меня цыган. – Пошли пообедаем в ресторан «Владивосток»?

– Прямо таки во «Владивосток»? Не в «Лотос»?

– Ага! Во «Владивосток». Если хочешь купаты, там тоже есть.

– У меня сегодня тренировка по боксу в три часа.

– Успеешь. Сейчас только два часа.

– Так это же ресторан. Там ждать придется час.

– Нас быстро обслужат. Там и столик уже заказан. Быстро, Женя, быстро, давай.

Цыган явно нервничал.

– Роман Григорьевич…

Я тоже напрягся и посмотрел на него чуть нахмурившись. Цыган увидел мой взгляд и припал к моему уху губами.

– Нас ждут там. Тот человек… Он поблагодарить тебя хочет. Лично.

– Ну так и пришёл бы сам, – шепнул я на ухо цыгану расслабляясь.

Роман отпрянул взглянул на меня удивлённо и снова припал к моему уху.

– Ты не понимаешь. У него гости. И он пригласил тебя в гости.

– Хорошо, – сказал я. – Пошли.

– Гитару возьми, – попросил цыган так же тихо.

– Так, в гости, или на гитаре играть? – спросил громко я, хмыкнув и презрительно скривив губы.

– Ты не понимаешь. Я тебе потом объясню.

Тяжело вздохнув и проклиная судьбу «лабуха», взял купленную недавно акустическую «Ямаху» уложенную в фирменный кожаный корф.

– Пошли, благодетель, – буркнул я и, поставив квартиру на сигнализацию, закрыл на ключ дверь и спустился на улицу. – Знал я, что не надо было вестись на твою просьбу: «спеть пару песен».

– Ты не понимаешь, Женя. Это люди, которым нельзя отказывать.

– А то что, убъют? Да мне похер, если честно. Пусть хоть на ленты порежут, но под чужую дудку я плясать не буду. Это я тебе, Роман Григорьевич, хочу сразу сказать. Я смерти не боюсь. И мучений не боюсь. Это, если что…

– Это тебе так кажется, Женёк, – вздохнул Роман. – Это только так кажется, что ничего не боишься. А когда нож к яйцам приставят…

Я остановился, посмотрел на него, хотел сказать резкое, но подумал и, промолчав, двинулся дальше.

– А чего ты хотел? – промелькнула мысль. – Ты ведь знал, для кого предназначены эти песни и что они ему понравятся. А поэтому, не кипешуй… Но цыгана то я должен был одёрнуть и предупредить? Должен! У нас с ним особый договор-уговор. Кровью подписанный. Д-а-а-а…

Когда я показал ему триста граммов золота, вложенные в спичечный коробок в виде слитка, цыган испугался и заозирался вокруг, словно загнанная в угол крыса. Глаза у Романа сузились и мгновенно налились кровью. Он дёрнулся ко мне, но не к коробку, а к моему горлу, но получил удар под коленную чашечку и, охнув, остановился. Я же, ударил ему в подмышечную впадину большим пальцем левой руки и совсем отбил цыгану желание меня взять в заложники.

– Ты что паникуешь, Роман Григорьевич? Я не казачок засланный. Я сам по себе. Это моё золото и его у меня много. Случайно нашёл. Хочешь помочь мне его реализовать? Ещё раз повторю… Золота у меня очень-очень много. Я царское золото нашёл.

– И что, оно в спичечные коробки расфасовано? – прохрипел цыган, кривясь, то ли от боли, то ли от чего другого.

– Нет! Оно в самородках и песке. Это я переплавил немного, чтобы не просыпать ненароком.

– И где оно? – хмыкнул цыган.

– В Караганде…

Я посмотрел на цыгана, дерзко прищурив левый глаз.

– Нам с тобой, Роман Григорьевич, сначала договориться надо. Говорю тебе… Золота так много, что хватит для создания небольшого государства. Золотой запас империи, мля. Его несколько десятков тонн.

Цыган рассмеялся и вроде как расслабился. Я же, наоборот, напрягся.

Мы с цыганским бароном были у меня дома на Семёновской 1. Все мои приборы, блокирующие аудио и видео контроль, работали на полную мощность и гэбэшной прослушки с приглядкой я не опасался… Но цыган сделал круговое движение глазами и прижал палец к губам. Я показал ему на коробку, стоящую на столе.

– Страха нет. Глушится всё намертво. Сейчас даже телевизоры ни у кого не работают.

Я подошёл к телевизору и включил. Ящик зашумел, а на экране замельтешили «мушки». Подойдя к коробке, я открыл её, погрузил в неё руку и переключил тумблер.

– … В этих условиях в Португалии нелегально или полулегально распространялись радикальные политические взгляды от нацизма Гитлера до теорий Мао Цзэдуна, – заговорил телевизор голосом появившегося на экране диктора новостей.

Щелчок, и его голос прервался, а сам он исчез в снежном вихре помех.

– Запеленгуют, – сказал цыган.

– Это вряд ли, – усмехнулся я. – Но будем поспешать. Комитетчики сейчас в панике и не известно что им придёт в голову. Короче, Роман Григорьевич. Ты понял, что это не подстава?

Цыган кивнул.

– Ты мне пишешь расписку, что принял от меня определённое количество золота и реализуешь его. Половину тебе, половину мне. Согласен?

Цыган кивнул.

– Хорошо. Если ты нарушаешь договор или меня вдруг сбивает машина, расписка попадает в комитет.

– Про десятки тонн золота не врёшь? – проговорил цыган.

– Не вру. Пиши расписку на триста грамм и завтра приходи.

– А вдруг это не золото? – хмыкнул цыган.

Я протянул ему коробок и пододвинул к краю стола чистый лист бумаги и авторучку, я выключил телевизор.

Цыган тем временем достал из кармана пузырёк с соляной кислотой, завёрнутый в полиэтиленовый пакет – я знал, что он всегда лежит в его кармане – открыл и опустил в него свой золотой галстучный зажим, исполненный в виде маленького пера «жарптицы». Каплю кислоты он перенёс на слиток, внимательно вглядываясь в процесс окисления. Потом пристально посмотрел на меня и, сев за стол, размашисто написал расписку.

Я посмотрел, что он написал, одобрительно кивнул и подал ему руку. Цыган цыкнул зубом, недовольно покрутил головой, пожал мою ладонь, оделся и ушёл.

На следующий день он забрал у меня «мою Ноту», в которую было уложено ровно десять трёхсотграммовых слитков золота, и оставил ещё одну соответствующую расписку. А ещё через день пришли его братья-цыгане. Да-а-а…

В двухтысячные годы прошло несколько публикаций о «золоте партии», о «золотом запаса СССР» вывезенных за пределы нашего государства. Было даже выступление на заседаниии Думы некоего депутата, который утверждал, что лично участвовал в вывозе золота за рубеж на баснословную сумму.

Мы, как-то обсуждали за пивом с креветками эту тему с бывшим золотодобытчиком и тот, поморщившись, сказал, что золото воровали всегда. Что при царях, что при советской власти. В том числе и на государственном уровне. И одними из перевозчиков золота были цыгане. Они трелевали ворованное золото не в промышленных масштабах, но в достаточных объемах, чтобы строить себе дома и жить, ни в чём себе не отказывая. Как, в общем-то, и наркотики…

Что интересно, знакомые опера уголовного розыска, присутствующие на том же мероприятии, подтвердили рассказ золотодобытчика, но сказали, что поймать цыган на перевозке золота не получилось ни разу. Героин брали, а золото – нет.

Вот я и вспомнил про цыган, когда увидел золото. Вспомнил, как к барону на улице подошла цыганка и протянула ему колечко из жёлтого металла, а тот протестировал его жидкостью из бутылёчка. Да-а-а…

Всё это всколыхнулось в моей памяти пока мы поднимались вверх по улице Пограничной и шли по Ленинской в сторону кафе Лотос, гостиницы Владивосток и ресторана с одноимённым назваием. В семьдесят пятом году построят новую гостиницу на улице Набережной и назовут её «Владивосток», а эту переименуют в «Челюскин». Как и ресторан. Моряки станут называть его «Челюсти». Кхе-кхе… Позже в «девяностые годы» гостинице и ресторану вернут доревольционное название – «Версаль». Очень престижный был ресторан и дорогой.

Администратор провёл нас к большому столу, за которым сидела мужская компания из двадцати, примерно, человек. Стол, накрытый одной большой белой накрахмаленной скатертью, а так же ансамбли, игравший тихую музыку в дневное время, говорил, о том, что уровень обслуживаемых клиентов достигал «экстра класса».

К моему удивлению, виновник торжества, сидевший во главе праздничного стола, увидев нас с Романом, поднялся из-за стола и сделал несколько шагов нам на встречу. Все разговоры стихли, и взгляды обратились в нашу сторону.

Хозяин застолья приобнял Романа и подал мне свою кисть для рукопожатия.

– Ничего себе, мальчик! – воскликнул он. – Да тут взрослый парень! Как зовут?

Это он обратился ко мне. Глянув на ряд синих перстней на пальцах, я подал свою ладони и при касании перевернул его кисть, поставив вертикально. «Человек» улыбнулся и аккуратно её пожал, продолжая с удивлением оглядывать меня сверху до низу.

– Евгений… И имя подходящее: «Ев-гений», – произнёс он раздельно. – Только по-настоящему гениальный человек мог написать такие песни, какие подарил мне ты. Это, люди, удивительный человек. И прошу вас обратить внимание, на то, как я его назвал. И относится к нему со всем уважением. Он хоть и не наших кровей и молод ещё, но с человеческими понятиями. Проходите, гости дорогие, присаживайтесь.

Он повёл нас, слава Богу, не к себе за стол, а к тем местам, которые были свободны с самого края. И Роман без всякого чванства сам присел и показал на стул рядом с собой мне. Именинник вернулся на своё место, а Роман поднял, наполненный водкой фужер, и сказал какой-то витиеватый тост.

– Кушай, – сказал он, усаживаясь на своё место. – Не стесняйся. Никто не спросит за съеденное и выпитое.

И я покушал без стеснений, так как понимал, что съем на рубль, а спросят, всё равно в полной мере. Налегая в основном на крабов и креветок с медведками, я не вслушивался в тихий разговор, пока кто-то не воскликнул где-то рядом со мной:

– А чо этот твой музыкант, Карп, всех наших крабов поел, а так ничего и не сыграл. Не по-человечьи это.

– Ты, что, Тёма, крабов пожалел? – засмеялся Хозяин пирушки. – Что ж ты их не кушал, пока Евгения не было? Мы ж час как уже сидели…

– Да, я, как-то, не думал, что всё вдруг закончится, когда придёт этот кент, – заблеял «Сёма», на которого я и смотреть не хотел, так мне стало страшно. Он, наверняка, нарывался на стычку, а я, вдруг оказалось, к такой стычке был не готов. Слишком неожиданно он на меня «наехал». Не был я ни разу на бандитских «гульбищах», но был наслышан про них и заранее напуган.

– Эх, ты, Тёма-Тёма… Испортил всю малину. Вот как теперь, Евгения просить что-нибудь сыграть? Он ведь может подумать, что мы его за крабы спрашиваем, что он съел.

Толпа «синих», сначала затихшая, заржала и загыгыкала, переводя взгляд с меня на Карпа. Увидев обычные человеческие лица, я опомнился и улыбнулся.

– Я сожалею, что ваш гость, уважаемый хозяин торжества, так и не попробовал крабов и готов заказать их ему за свой счёт. Роман Григорьевич, можете распорядиться?

– Да, легко! – поддержал меня цыган, сверкнув золотой фиксой. – Сейчас дозакажем.

– Обидеть хотите? – серьёзно проговорил хозяин стола, нахмурившись, и переключился на «обиженного». – Ты, Тёма, за базаром следи! Я же недавно сказал, что парень – мой гость. Ты что до него до колебался. Хочешь, чтобы я за него ответил?!

Карп поднялся. Был он грузен, и не похож на обычных сидельцев-туберкулёзников. На вид ему перевалило за пятьдесят, но он был бодр и подтянут.

– Спортсмен какой-то бывший, – подумал я.

– Да, ты чо, Карп?! Я просто так сказал про то, что хорошо бы песни хорошие послушать. Ты сегодня весь день только и говоришь, что про те песни, что он написал. Вот и спросил…

– Ты, Тёма, не за песни спросил, а за краба, – рассмеялся именинник. – Официант, принеси еще… Что тамони съели? Повтори.

Официант кивнул головой иисчез.

– Не тушуйся, Женя. У нас тут всё запросто. Хочешь краба – ешь.

– Спасибо, – усмехнулся я. – Уж лучше я к музыкантам. Есть у меня ещё несколько песен.

– Новые? Это хорошо, – воодушевился хозяин стола. – Те мне очень понравились! Душевные!

Я склонился к уху цыгана.

– Как его по отчеству?

– Иванович, – не раскрывая рта произнёс тот.

– Только, Карп Иванович, сразу предупрежу, что песни на тему, э-э-э, на жизненную тему у меня получаются хоть и душевные, но грустные. Ничего? Не испорчу вам малину?

Карп улыбнулся.

– Не испортишь. Нам только опера могут испортить малину, остальное можно порешать. Да прокурор ещё… ха-ха, но и с ним дела решаются. Играй музыкант!

Я встал из за стола, вытер губы салфеткой, вытащил из корфа гитару, потом подумал немного, глядя на сцену, на которой стояло пианино. Музыканты к тому времени играть перестали и тоже обедали за столиком рядом со сценой. И тут только я понял, что зал закрыт на «спецобслуживание».

Подойдя к обедающим лабухам, спросил:

– Роялем могу воспользоваться?

– Обладаешь? – спросил один из них.

– Ато… – бросил янеопределённо.

– Садись, – дёрнул плечами он же.

– Амикрофон включите?

– Ну-у-у… Дай бабка напиться, а то переночевать негде… Ещё что?

– Я могу и на гитаре сыграть, но на клавишах было бы красивее. И вы могли бы поучаствовать.

– В чём? – удивился клавишник.

– В рождении новой песни. Вернее, новых песен. Они будут звучать впервые, и могут стать вашим репертуаром.

– Ф-ф! – фыркнул один из музыкантов, что постарше. – Тоже мне, Тухманов с Пахмутовой! Нехер чужие клавиши трогать. И микрофон ему… Идите, молодой человек, лабайте на том, что принесли.

Я пожал плечами.

– Вы сделали свой выбор. Теперь те песни, что я исполню для вас стоят дорого. Или всё-таки передумаете?

– Идите и пилите, молодой человек.

– Знаешь, что, Фил, – сказал клавишник, явно торгашеской наружности, – мой микрофон, кому хочу, тому включаю.

– Включай, – буркнул мой противник. – заплюёт его своими микробами, а ты заболеешь и умрёшь.

– Тьфу натебя! – огрызнулся клавишник. – Скажу им, что ты зажал микрофон для их музыканта, они тебе пальцы сломают.

– Фига себе, какие у них высокие отношения! – подумал я, усаживаясь за пианино.

Музыкант щёлкнул усилителем и колонки зашумели.

– Усилок говно, – сказал я музыканту. – могу вылечить.

– Добро! Побазарим!

Пробежавшись по октавам, остановился на нужных аккордах.

 
– Ах, налей ка милый, чтобы сняло блажь,
Чтобы дух схватило, да скрутило аж.
Да налей вторую, чтоб валило с ног,
Нынче я пирую, отзвенел звонок…
 
 
Нынче я гуляю, мне не нужен счёт.
Мне вчера хозяин выписал расчёт.
Я у этой стойки не был столько лет,
Не к больничной койке был прикован, нет.
 
 
Вези меня, извозчик по гулкой мостовой,
А если я усну, шмонать меня не надо.
Я сам тебе отдам, ты, парень, в доску свой,
И тоже пьёшь когда-то до упа-а-да[57]57
  «Вези меня извозчик» (Александр Новиков) – https://youtu.be/DanrEYWmrqw


[Закрыть].
 

Я закончил под хоровое пение: «Вези меня извозчик…»

Глава 19

– Заходите к нам на огонёк… Пела скрипка ласково и так нежно. В этот вечер я так одинок, я так промок, налей, сынок. Дома ждёт холодная постель, пьяная соседка, а в глазах – похоть. Здравствуй, старый друг, метрдотель! Мадемуазель! Привет, Рашель! Сегодня болен я душой, так выпьем же, друзья, со мной…

Через небольшой переход я сразу заиграл:

– День такой хороший, и старушки крошат хлебный мякиш сизым голубям. Отгоняя мошек, спит гнедая лошадь, мордой наклонившися к своим яслям. Извозчик, отвези меня, родной! Я, как ветерок, сегодня вольный. Пусть стучат копыта дробью по мостовой. Да не хлещи коня – ему же больно! Извозчик, два червонца как с куста, если меня пьяного дождёшься. Погоди, извозчик, как я устал! Ну, когда же ты за мной вернёшься?

Не прерывая клавишного перебора и почти не меняя темпа, спел: «Написала Зойка мне письмо», «Крещатик», «На улице Марата». Попурри такое получилось[58]58
  Александр Розенбаум – Попурри («Заходите к нам на огонёк», «Извозчик», Зойка, «Крещатик», «На улице Марата») – https://youtu.be/TQK5Jk1LWzQ?list=RDQMaoAIGEMybiA


[Закрыть]… Да-а-а…

Уже с середины Розенбауманского «Извозчика» за барабаны сел барабанщик, взял басгитару басист. Пытался встрять в игру пожилой гитарист, но я его «обломил», прогнав взмахом руки. Подозвав пианиста и передав ему клавиши, взял свою полуакустическую «ямаху» и, включившись в свой «корф», переделанный под «комбик», подхватил ритм и даже вовремя выдал сольную партию.

В исполнении полного инструментального набора песни Розенбаума превратились в отличную «кабацкую шнягу» и «синие» выкатились из-за стола размять свои, много повидавшие и исписанные куполами тела. Купола мы увидели воочию, так как некоторые бывшие сидельцы так разухарились, что под зажигательную музыку посрывали с себя не только костюмы, но и рубашки, ипустились в присядку. Причем, некоторые из них остались в майках-алкоголичках.

Увиденное меня сильно шокировало. Показалось, что я попал в вертеп разбойников из «Бременских музыкантов». Это меня несколько развеселило и я решил похулиганить. Сразу за последним аккордом попурри и нескольких тактов паузы яударил по струнам гитары и запел хриплым томным женским голосом:

 
– Пусть нету ни кола и не двора,
Зато не платят королю налоги
Работники ножа и топора,
Романтики с большой дороги[59]59
  «Пусть нету ни кола и не двора» – https://youtu.be/nnbJPhxj25w


[Закрыть].
 

На удивление, песня про разбойников «разбойникам» понравилась. Танцевали все. Даже инициатор сборища Карп важно выхаживал в толпе «людей», изображавших русские-народные блатные-хороводные пляски. Он прихватил жилет просунутыми в проймы большими пальцами и исполнял, что-то типа «семь-сорок».

Когда наступила «музыкальная пауза», Карп подошёл ко мне, протянул ладонь и переводя дыхание, сказал:

– Ну, порадовал, Евгений! Ох, как порадовал! Давно так не отдыхали! Это тоже ты написал?

Я «скромно» пожал плечами.

– Это же какая-то солянка из нескольких песен! Ловко у тебя получилось их соединить! Запишешь потом их целиком? Хорошо? А сейчас… Не можешь спеть ещё раз про Карпуху? Я ведь тоже только что откинулся… Потому и радуемся!

– Можно и повторить, – пожал плечами я и, передав гитару клавишнику, снова сел за пианино.

С инструментальной поддержкой получилось много лучше. Клавишник нормально держал гитарный ритм, басист в нужных местах дёргал струны синкопированного баса, на что я одобрительно покивал ему головой, барабанщик поглаживал щётками хэт и сольник.

Теперь «люди» двигались по танцполу много приличнее. Кто был раздет, те оделись. Кто-то вытащил в круг заинтересовавшихся незнакомой музыкой официанток, и танцевал с ними, что-то типа вальса. Карп танцевал с представительной нарядно одетой женщиной, не слегка приобняв её и склонив свою голову к её голове.

– Наверное – администратор ресторана или директор, – подумалось мне и я, подав взглядом сигнал музыкантам, перешёл на «Вальс Бостон[60]60
  «Вальс Бостон» (Александр Розенбаум) – https://youtu.be/xBMFvVMmF-w


[Закрыть]».

Барабанщик чуть снизил темп, но поглаживать кухню щётками не прекратил. Пианист правильно добавил а «пустоты» нужные звуки. Басист продолжил ковырять свои струны.

– Они явно где-то играют джаз, – подумал я и с сожалением продолжил мысль. – Жаль, что со студией у меня дома ничего не получится.

После этих мыслей звуки, выходившие из меня, стали такие грустные, что кто-то из «разбойников» стал хмуриться, а кто-то трогать пальцами глаза, а голова Карпа клонилась в партнёрше совсем низко, едва ли не на плечо. При этом только что получивший свободу из мест отдалённых так смешно оттопырил свой зад, что я едва удерживался от того, чтобы не рассмеяться. Моё настроение за счёт увиденного значительно улучшилось.

После этого я сошёл со сцены.

– Хорошего помаленьку? – спросил Карп улыбаясь.

Сначала я не понял, а потом вспомнил, что сам так говорил, когда записывали музыку.

– Неужели на плёнку попало? – подумал я, но не «стушевался». – Каждая новая песня больших денег стоит. Я сейчас пою, а они будут завтра петь и на песнях зарабатывать. А мой, где интерес?

Карп посмотрел на музыкантов.

– Не позволят нам эти песни играть, пока они не пройдут худсовет филармонии, – грустно сказал клавишник, – а они не пройдут.

– Почему? – удивился Карп.

– Там Нона рубит всё новое. Да и молод он, чтобы хорошие песни писать. А ещё в таких количествах… Она сразу заподозрит, что это какой-то запрещённый композитор хочет свои песни протолкнуть. Да и как он гонорар получать будет? Тебе сколько лет, парень?

– Тринадцать, – усмехнулся я.

– Сколько?! – удивился и раскрыл рот клавишник.

Карп тоже посмотрел на меня с интересом.

– И эти песни твои? – спросил он.

– Другого автора вы не найдёте, – уклончиво ответил я.

– Но… Так не бывает, – как-то потерянно сказал носатый пианист. – Ты сыграл столько песен, сколько не сочинили мы все вместе.

Он обвёл взглядом своих напарников.

– И все твои песни – шлягеры. Так не бывает, – снова повторил клавишник.

– Хе-хе! Евгений у нас парень неординарный, Сёма. Мне Рома немного про него рассказал… Надо как-нибудь поговорить про него. А ты пока на Нону эту вашу выход поищи. И помоги Евгению подготовить песни для показа. Там же ноты, наверное, нужны…

– Не надо мне помогать. Есть у меня нотный материал: клавиры, партитуры и даже записи…

Клавишник Сёма уставился на меня своими слегка на выкате, почему-то голубыми, глазами.

– Ну, посмотришь, что там у него есть… Надо играть эти вещи.

– Да, кто против? Мы только за. На неё только через партком быстро получится. А так полгода разбираться в нотах будет.

– Я услышал тебя. Ладно я сам через Терентича попробую. Этот торгаш точно выход на верх имеет. И Это… Давайте, вы не станете трындеть, что он у меня играл?

– Да, кто его знает? – скривился носато-голубоглазый Сёма.

– Договорились. Ты уже пойдёшь? – спросил Карп меня.

– Мне ещё уроки делать…

– Это пи*дец, – проговорил Сёма отвернувшись в сторону, отходя и покачивая головой. – Господи, почему ты одариваешь других?!

– Хе-хе, – посмеялся Карп. – Пошли, провожу. Роман ещё посидит у меня. Мы погуляем ещё. А с тебя записи всех этих песен. Договорились?

– Договорились, – кивнул я головой, застёгивая корф. – Но помогать мне с продвижением песен не надо. Вы можете только навредить.

Карп в это время протягивал мне для рукопожатия свою ладонь. Он явно удивился, хмыкнул, улыбнулся и покрутил головой.

Мне не нужна была не чья помощь. Помощница третьего секретаря крайкома сама предложила мне зарегистрировать мои «военные» песни в краевой филармонии. Кстати, и с Ноной Андреевной – председателем худсовета, я тоже был знаком.

– Ну, смотри! Как знаешь! Спасибо тебе ещё раз! Деньгами не оскорбляю. Роман сразу предупредил, что ты с понятиями. Или?

Он посмотрел на меня испытующим взглядом. Мои губы чуть тронула улыбка.

– Это был подарок, Карп Иванович.

Тут заиграл баян и полилась какая-то тоскливая блатная песня. Выглянув из-за Карпа, я увидел какого-то «сидельца» растягивавшего мехи.

– Счастливо. Увидимся ещё.

Кивнув, я вышел из ресторана. И вдохнул чистый морской, пахнувший огурцами воздух. Значит в море чайки дербанили косяк корюшки, зашедший в залив на нерест.

– На свободу с чистой совестью, – подумал я и глянул на наручные часы. Купил себе простенький «Полёт» за пятнадцать рублей. Убедившись, что тренировка по боксу на три часа уже точно прошла, но на пять часов в Динамо ещё можно было успеть. Как раз можно и самому по мордасам получить, и оторваться на более старших «товарищах», до которых я уже вполне дотягивался руками. С семи часов вечера занимались совсем взрослые, а с ними мне было ещё трудно. Удары у «мужиков» были очень тяжёлые. Не для моего развивающегося организма.

Занёс корф с гитарой домой, уложил сохнувшие трусы майку и боксёрки в сумку и отправился на Динамо. К своему удивлению в зале увидел Рамзина, о чём-то тихо беседующего с Юдиным. Лицо у тренера было такое сосредоточенное, что казалось, ему рассказывают такую-то военную тайну или план «Барбаросса».

Увидев меня, Рамзин кивнул и продолжил говорить. А вот Юдин, оглянувшись и увидев меня, вздрогнул и быстро-быстро заморгал глазами. Кивнув и ему, я прошёл в раздевалку, где переодеваясь, пытался сообразить, что вдруг привело сюда моего гэбэшного куратора. Кто – понятно, а вот что? Это – вопрос.

По выходу из раздевалки, Рамзина я не увидел, а Юдин подозвал меня «мановением руки» и объявил:

– Будем готовиться к зоне Сибири и Дальнего востока.

– В смысле? – удивился я. – Я же по возрасту не пройду.

– Пройдёшь. Тебе всё расскажут и покажут, что делать. Знаешь же человека, с которым я только что разговаривал?

Я кивнул.

– Ну, вот, – сказал он неопределённо. – Делаешь всё, что я тебе говорю, или уходишь к другому тренеру. Они тебе найдут. Понял?

Снова мой кивок.

– Лучше уж Юдин, – подумал я. – Им хоть можно поуправлять. Хрен знает кому они могут меня отдать…

– Не-не… Я с вами.

– Тогда вперёд и с песней. Будем из тебя чемпиона делать. Так и будешь ходить с пяти часов. Давай, бегом!

– Охренеть, – подумал я и побежал под тренерские хлопки в ладони.

– Побежали-побежали-побежали! – жизнерадостно так командовал тренер.

А мне эти новости почему-то нравились не очень.

* * *

Рамзин меня ждал уменя дома. Сидел спокойно на моём диване в зале и пил чай, зараза.

– И это как называется? – спросил я беззлобно, остановившись в дверном проёме и понимая, что сейчас состоится серьёзный разговор, а поэтому прежде чем рефлексировать, надо бы сначала послушать, что скажет куратор.

– Это, Женя, называется – «поговорить начистоту».

– Мне бы душ принять. Запарился я очень.

– Конечно прими. А я чайник пока поставлю и ужин подогрею. Мы же будем ужинать?

– Будем, – буркнул я.

Почему-то я был спокоен. Если бы они хотел меня «прессануть», то «прессанули» бы в конторе. Да и разговор с Юдиным. Понятно, что разговор будет касаться бокса, но что тут можно говорить «на чистоту»?

Обтеревшись и надев домашний спортивный костюм, я вышел и увидел сервированный, как в ресторане стол. Супница с борщом – была у Семёныча такая, старинная, писец – стояла в центре стола. Рядом соусница со сметаной. Я заглянул в неё… На деревянной дощечке стояла сковорода с жаренной картошкой, пахнувшей мясом.

– Нрмально так! – подумал я. – Такое кураторство мне по душе.

– Спасибо за заботу. Не планировал я на пятичасовую тренировку идти. Думал, одним борщом ужинать.

– Нальёшь сам борща, или налить? – спросил Сан Саныч, наливая в свою тарелку.

– Можно налить.

– Пришло время поговорить серьёзно, Евгений, – сказал Рамзин, когда мы перешли к картошке.

Я промолчал, лишь дернув бровями и плечами.

– Мы видим изменения, происходящие в твоём теле. Оно чрезвычайно быстро взрослеет. Ты чрезвычайно быстро развиваешься. Показать тебе фотографии? На них это очень хорошо видно. Показать?

– Не надо. Я вам верю.

– Но ты согласен со мной?

Я неопределённо пожал плечами.

– Вы продолжайте, Александр Александрович. Я послушаю пока.

Рамзин наконец-то удивлённо вскинул одну бровь и снова надел на лицо непроницаемую маску. У него и во взрослом возрасте лицо можно было смело назвать «каменным». Я даже думал одно время, что оно у него парализованное. Оказалось – нет. Это он так держал его. Как северо-американский индеец. Больше ни у кого я не видел таких лиц.

– Ну, хорошо, продолжим. Нас, я имею ввиду нашу организацию, интересуют все необычные явления. Ты – явление необычайное, потому мы и разговариваем сейчас с тобой. Не стану перечислять твои необычные способности – ты их и так знаешь – остановлюсь только на твоём быстром развитии. Это может быть опасно и мы предлагаем тебе медицинский контроль за твоим организмом. Когда человек взрослеет бывает так, что его организм развивается неравномерно. От этого у него могут возникнуть различные заболевания внутренних органов. Ты – человек уникальный и мы хотели бы, чтобы у тебя не было этих проблем.

Рамзин посмотрел на меня. Я уже доел картошку с мясом и смотрел в пустую тарелку. Его подход мне понравился.

– Что ты скажешь на это?

Я помолчал ещё немного.

– То есть, вы отказались оттого, чтобы меня сажать в золотую клетку и проводить на мне испытания?

Рамзин утвердительно кивнул.

– Отказались. Если бы ты был взрослым, так бы и сделали. Но у тебя организм растущий, особенность которого – неустойчивая психика. А нам не нужен гениальный сумасшедший. Наоборот. Мы хотим помочь тебе сохранить психическое равновесие. Ещё раз повторю – ты очень уникальная личность и мы хотели бы воспользоваться твоими уникальными умственными способностями.

– Это хорошо, – проговорил я. – А то я думал, что меня закроют в какую-нибудь лабораторию и станут… Ну, вы поняли уже…

– Понял. Ты слишком неординарен. Тут и песни твои… Я, кстати, слышал, как ты сегодня музицировал. Это было шедеврально…

– Почему-то я в этом нисколько не сомневался, – хмыкнул я.

– И Сёма совершенно прав… Не бывает так, что у композитора все песни – шлягеры. А у тебя – так и есть. Вот, как это у тебя получается? Можешь сказать?

– Не могу, – покрутил головой я.

– «Не могу» – не можешь, или не хочешь?

– Я не знаю, как вам объяснить. Они просто у меня внутри. И их очень много. Очень…

Я вздохнул, потрогал чайник-кофеварку рукой, встал из-за стола и отнёс тарелки и чайник на кухню. Вода уже остыла – я люблю пить крутой кипяток – и пришлось снова включить кофеварку. Подождав, пока вода вскипит, перенёс кофеварку в зал.

– Понимаешь, Евгений, у тебя и сознание взрослого человека. Мало кто из детей любит кипяток. Может быть это подсознательный страх обжечься, но дети не любят сильно горячее, или перчёное. Например – горчицу. А ты – наоборот. Как так? Вот это мы тоже хотим прояснить. Ты не просто взрослеешь физически, но и взрослеешь разумом. Вернее, ты уже взрослый, Евгений, согласись? Твой мозг имеет такие же ритмы, как и у взрослого человека. Вот что настораживает наших эскулапов. Такое ощущение, что в тебя вдруг вселился чужой разум – так они говорят – и этот разум, управляя твоим телом, подтягивает тело до своего взрослого состояния. Почему я и не опасаюсь говорить с тобой на прямоту. Знаю, что ты меня поймёшь адекватно.