Текст книги ""Фантастика 2024-184". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Александр Сухов

Соавторы: Мариэтта Шагинян,,Алекс Войтенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 353 страниц)

Глава 20

Готовый инструмент я по просьбе Андрея Петровича принёс на урок труда. Предусилитель позволял подключать гитару к какому-нибудь динамику, но я притащил с собой и акустическую колонку, которую собрал из большого «кинаповского» динамика, вставленного в собранный мной ящик и простенького усилителя звука.

Гитару с новыми японскими струнами, купленными мной аж за сто рублей у басиста Славика, ребятам я в руки не давал, а они, естественно обступили нас с учителем труда и восхищённо тянули к ней руки. Прикоснуться к гитаре, запретить, было невозможно, но струны я защищал активно, шлёпая по пальцам тем, кто всё-таки дотягивался.

Андрей Петрович едва не прослезился, взяв изделие в руки.

– Хорошая работа, Женя, – сказал он, кивая головой, вроде бы соглашаясь с самим собой. – На городскую выставку отправим…

Меня аж подкинуло.

– Не-не-не! Какая выставка?! Никаких выставок! Всё, что откручивается пооткручивают, звукосниматели и струны стибрят. Знаем мы эти выставки! «А» упало «Б» пропало… Это мой инструмент. Я на нём играю. В музыкальную школу хожу…

– Да, чо ты пиз… Ой, Андрей Петрович! – осёкся Кепов. Он после той нашей драки ко мне не приставал, но поддразнивал постоянно. – Я хотел сказать, что врёт он, что на гитаре может играть и в музыкальную школу ходит. Он боксом и самбо занимается.

– А зачем бы ему тогда была нужна гитара, если не играть? – переспросил Кепова трудовик.

Андрей Петрович потеребил первую струну. Гитара звучала пустым металлом.

– Включи? – попросил он.

Я подключил гитару к колонке, а «комбик» включил в розетку. Учитель труда заиграл, и гитара вполне уверенно выдала «Во поле берёзонька стояла…». Ученики захихикали, чем смутили Андрея Петровича.

– Смотри ка, звучит неплохо. На! Ты сыграй что-нибудь, чтобы душа развернулась, – сказал он, отдавая мне гитару. – Продемонстрируй её возможности.

– Хе-хе! Что бы душа, говорите, развернулась? – усмехнулся я, накидывая на себя ремень, сделанный из двух «портупей», купленных в магазине «Военторг» на Ленинской.

Поставив тембра в нужное положение, я пару раз дёрнул струны медиатором, и заиграл пока ещё никем ненаписанную музыку несозданной пока ещё рок-группы «Рейнбоу». «Тэмпл оф зэ кинг» была одной из любимейших моих песен. «Тун, тудудудутудутун…»[17]17
  https://www.youtube.com/watch?v=B7nKzCRL_oo


[Закрыть] звучало из динамика, а рты одноклассников раскрывались всё шире и шире.

«Тун, тудудудутудутун…» проиграл я и запел:

– Ван дей…

Колонка звучала не сильно и моя глотка, натренированная каратэковским дыханием «ибуки» выдавала тоже вполне себе приемлемый звук. Слова песни были хорошо слышны. И песню услышали. Когда я играл проигрыш после первого припева, в кабинет труда зашли директор школы и завуч.

– Это что за самодеятельность?! – сурово вопросила Светлана Яковлевна, перекрикивая и гитару и меня. – И снова ты, Дряхлов? Кто бы сомневался, что весь этот шум устроил ты?!

Я прервался.

– Проверяем гитару, Светлана Яковлевна. Мы с Андреем Петровичем сделали её на уроках труда, – сказал я.

– Не-не… Это всё он. Я только помогал! – сразу указал на виновника безобразия трудовик.

– Ты сделал гитару? – Даже не спрашивая, а утверждая, произнесла директор. Она наверняка тоже слышала, что Дряхлов делает электрогитару. Все об этом знали. И не только в нашей школе. – И она, значит, играет?

– Играет, – пожал плечами я.

– А ты, значит, поёшь?

– Пою, – снова согласился я.

– И что поёшь? Что за английская песня? Откуда стихи и что в них? Ты знаешь?

– Знаю. Это я их написал, – соврал я.

С иностранными текстами сейчас было очень трудно, особенно зарубежными. В них искали крамолу и антисоветчину. И находили, даже там, где её и в помине не было. А заявляя о том, что стихи мои, я как бы чертил государственную границу, оставляя тексты на нашей территории.

– Ты?! Написал стихи? И на английском? Почему на английском?

– Э-э-э… Это кельтская легенда о древнем разрушенном завоевателями замке, куда пришёл человек, поднявший кельтов на борьбу с поработителями. Я прочитал легенду в книжке «Кельтские легенды». В деревне в библиотеке брал почитать. Мне понравилось, и я написал стихи и музыку.

– Кельтский эпос? – удивилась завуч и «языковик» по образованию. – Очень интересно. Король Артур? Очень интересно! И тебе, говоришь, понравилось?

– Очень, Людмила Фёдоровна. У меня ещё не тему тех легенд несколько стихов есть.

– Хм! Там, конечно, полно мистики, но в целом…

– Это разрешённая тема? – спросила озабочено Светлана Яковлевна.

– Абсолютно. Мы в университете изучали кельтский эпос и книги, действительно, выпущены. Жаль, небольшим тиражом.

Мне не было жаль уважаемых мной Ричи Блэкмора и Рони Джеймса Дио, потому, что жалеть их было не за что. Они ещё не написали эту песню. Да и сам Блэкмор не утруждал себя моральными озабоченностями, передирая у других музыкантов мелодии и рифы. И взяли они этот текст, практически целиком, из кельтской легенды, лишь немного добавив рифмы и сократив. В своё время я, задавшись целью, нашёл легенды, которые эти два уважаемых мной музыканта переделывали в тексты своих песен.

– Учитель английского тебя хвалит, но ты осторожнее с английскими текстами. Не все хорошо знают язык. Могут перевести и понять не правильно. Пиши на русском.

– Я пишу. Спеть?

– Не надо, – остановила меня Светлана Яковлевна. – На смотре художественной самодеятельности споёшь.

– Что ты сказал? Ты и на, э-э-э, родном языке пишешь стихи? – зацепилась за мою фразу Людмила Фёдоровна.

– Пишу, – беззастенчиво соврал я.

– Прочитаешь на уроке литературы?

– Да, пожалуйста.

Директор тем временем подошла ближе и прикоснулась к инструменту.

– Красивая! Молодец! На выставку отдадим!

Меня, как током ударило, но я промолчал.

– Хрен вам, а не гитара, – подумал я.

Дня через два после того, как мы продемонстрировали мой инструмент, прозвучав на всю школу, ко мне после первого урока подошёл Славка. В школе он к нам – малышне, обычно не приближался.

– Тут, это, с тобой Витька Попов поговорить хочет.

– И чего? – удивился я. – Пусть подходит и говорит.

– Ну, – Славка почесал щёку. – Вы с ним ведь поссорились. Ты, вроде обиделся на него…

– Вот же жучара! – возмутился я. – Я обиделся?! Да он у меня магниты хотел забрать, а я не отдал. Сказал ему, что пасть порву и моргала выколю и вообще урою его на том месте, где он стоял. Попов зассал и ушёл. Я, бля, обиделся!

– Да, ладно тебе, Джон! Ну… Не получилось же у него у него? Замириться он хочет.

– Пусть замиряется! Я, разве, против?! Пусть приходит и говорит.

– Да, ему неудобно к тебе самому подходить, он же старший. Выйди на лестницу. Он там ждёт.

– Неудобно спать на потолке и штаны через голову надевать, – буркнул я. – Ты-то, что за него вписываешься?

Славка покраснел и замялся.

– Да, так…

Я понял, что замешана девушка. Ни от чего другого пацаны не краснеют.

– Ха! – выдал я, дёрнув головой, но продолжать не стал. Не моё это дело лезть в Славкины любовные дела. Он уже парень взрослый. – Веди.

Мы вышли из рекреации, и вышли на лестницу. Там я увидел Попова. У него, кстати, волосы висели и над ушами и сзади ниже воротника, что в школе категорически не поощрялось.

– Чего надо?! – спросил я дерзко у стоящего у окна Попова. Тот не долго думая, протянул мне руку.

– Давай замиримся, а? Ты, вроде, ничего пацан. Тоже, оказывается, музыкант. Я тогда не знал. Извини…

– О, как. «Ничего пацан»… Ты уже меня и оценил. Ты сам-то кто такой и какой из тебя музыкант? Может, как из говна пуля, – продолжал я хамить, проверяя его ко мне заинтересованность. Повод так вести себя он мне пока давал. Попов скривился, но не послал меня и не ушёл. Значит интерес у него во мне огромный. Обычно такого хамства старшие от младших не терпели, а, если сами не могли справиться, звали подмогу и наказывали младших толпой.

– Да, ладно тебе, Джон! Что ты как ёжик? Он же извинился?!

– Извинился за то, и накосячил снова, – я иногда, при конфликтных ситуациях, пользовался сленгом девяностых годов. Это, кстати помогало, так как воспринималось пацанвой, как далеко не всем известная «феня». И мои словечки постепенно входили в пацанский оборот. Например ненавидимое мной слово-паразит «капец», уже «завирусилось» в нашей школе. А ведь я его и сказал-то раза два всего. Хотя… Полагаю, всё-таки оно лучше, чем слово «пи*дец», которым пацаны повсеместно выражали своё мнение о любом значимом событии.

Славка своим тоном и внешним видом умолял меня, а если ему надо, значит надо пойти на встречу его просьбе. Славка единственный во дворе старший, кто воспринимал серьёзно. В нашем доме старше меня кроме грека и Славки не было, а в одиннадцатом и в девятом старшие были. Наверное потому, что дома были построены раньше.

Так вот те ребята не вели себя со мной, как с равным. С одной стороны, я понимал, что Славка в пацанах своего дома имел, как бы, свиту. Но в том-то и дело, что со мной он и разговаривал совсем иначе, чем с ними.

– Ты Джон, как индеец Джо из фильма про Тома Сойера, – как-то сказал мне Славка. – У тебя такое же неподвижное лицо. Раньше, вроде, ты был обычным, а как спасли тебя, так… Словно повзрослел, что ли? Да нет, и у взрослых лицо подвижное и видно о чём они думают. А у тебя словно маска. Как у Чингачгука…

А ещё за три прошедших месяца я успел три раза подраться с Греком, он с первого раза не понял, что бить себя я не позволю. Во всех трёх случаях случилась «ничья», потому, что побить он меня не смог, а сам в тыковку получил не слабо. Первые два раза добивать его я не стал. Пожалел. На третий раз, когда он снова кинулся на меня с кулаками из-за противоречий в споре, мне пришлось его уложить моим любимым ударом в печень.

Мне, почему-то, «приятнее» бить простого хулигана по туловищу. Не знаю почему. Заметил ещё из той жизни. Может потому, что попав голову, ты можешь нечаянно стать убийцей, как уже случилось у меня в этом мире. Висел! Висел надо мной комплекс вины и тяжкого греха… Да-а-а… Наверное поэтому…

Уложив Грека на уже холодную октябрьскую землю, я наступил ему на правую руку в районе запястья. Он заныл, а я сказал так, чтобы слышали все пацаны:

– Ты, Грек, дурак, или просто притворяешься? Я тебя третий раз бью, а ты так и не понял, кто сильнее из нас? Так вот, глупыш, если ты и сейчас не понял, то я здесь не при чём. В следующий раз придётся сломать тебе руку. И я сделаю это с удовольствием, потому, что ты, Грек, зае*ал уже всех, кто младше тебя.

Валерка прошептал, что всё понял и ушёл домой. Примерно месяц мы его не видели и встречались с ним только в школе.

Ещё мне пришлось отлупить Банана, который, почему-то возомнил себя вправе отказать мне кататься на его велосипеде. Всем разрешал, а мне нет, видите ли. Он к женьке всегда относился с пренебрежением. Неприятный был пацан и не я ему давал такое прозвище. Нормального пацана так не назовут. Жадноватый был мальчишка. И приехал он от родственников к самой школе, а потому не знал, что со мной произошло. Вот и пришлось Банана просто слегка отпи*дить и велосипед забрать. Катались мы тогда на велосипеде с пацанами весь день, а не по пять минут.

Пришлось подраться с другим мальчишкой, тоже почему-то носившего прозвище «Грек». У них с нашим Греком и фамилии и имена были одинаковые, наверное, поэтому? Но у нашего Грека и лицо было смуглое и глазки кругленькие, а тот был бледнокожий… И жил здесь дольше, так как был из одиннадцатого дома.

С ним мы что-то поспорили, когда играли в футбол. Он был крупнее и старше на год. Он попытался меня ударить, я увернулся и пригрозил ему «пи*дюлиной». Старшие парни, поймали меня «за базар» и пригрозили, что если я не справлюсь с Греком, то они мне сами наваляют. Они тоже были из одиннадцатого дома и защищали свои интересы. Пришлось мне навалять и старшему Греку.

Подрались мы даже с Мишкой. Что-то у него было плохое настроение и он стал дразниться. Предупредив его пару раз, пришлось предупреждения исполнять. За слова надо отвечать, вот он и ответил. Но Мишка тогда даже не обиделся, потому, что я просто настучал ему по пузу. По пузу, всё-таки не так обидно, как по лицу, я считаю. Поэтому мы с Мишкой так и остались друзьями.

Так вот Славка в отношениях со мной, как-то подобрался. Скорее всего, он думал, что я попытаюсь доминировать и вести себя с ним вызывающе, как Грек, например, но я во-первых обращался к нему с уважением, а во-вторых почти вообще не выходил на улицу. Да и что мне там было делать? Пистоны «гахать»? Или в лягушек на озере из рогаток стрелять? Или головастиков конденсаторов мучать? И вообще я не знал, о чём с мальчишками разговаривать. Обсуждать просмотренные сто раз мультики или художественные фильмы, как этот того «бах», а тот этого «трах». Или эту…

Они сделали себе из сталистой проволоки «шпаги» и Мишка почти выбил Сашке левый глаз. Хорошо, что почти. Потом они додумались надеть на кончики «шпаг» пробки от вина, но это уже стали не шпаги и пацаны их забросили. Они пулялись друг в друга из рогаток и самострелов, стрелявших пульками и только чудом не по повыбивали друг другу глаза. Они взрывали карбидные гранаты и делали магниевые бомбочки.

И что? Этим должен был заниматься и я? Да, Боже упаси! Я осознавал всю степень риска быть ребёнком, и особенно мальчиком. Сам ведь всё это прошёл. Сам занимался такой же хернёй. И глаза чуть не вышиб и… Да чего только в моей детской жизни не было. Как вспомню, так вздрогну. И помнил и вздрагивал, глядя на них, но из окна. То есть, я не видел смысла в гулянках, а пацаны перестали видеть смысл звать меня на улицу. Аже Мишка перестал заходить ко мне, потому что меня вечно не было дома. И я перестал заходить к нему смотреть мультфильмы. И не потому, что мы купили телевизор. Мы его так и не купили. Мать по воскресеньям ходила его смотреть к соседке, где они пили чай и судачили, а мне телевизор был не нужен. Я купил себе новейший радиоприёмник «ВЭФ-202» и слушал иностранные радиостанции и иногда, когда можно было его поймать, «Голос Америки из Вашингтона». Купил ещё магнитофон-приставку «Нота-303». Но о нём, чуть позже…

– Короче, – скривился я. – Чего надо?! Магнитов нет!

– Ты, это, гитару, говорят собрал?

– Ну, собрал, и что? – я старался не «чокать».

– И играет она, говорят, не плохо?

– И что? Короче можешь?

– Может, покажешь нам. Мы к вечеру новогоднему готовимся. Репетируем в спортзале. А ты говорят и песню клёвую сочинил… Может, придёшь сегодня? И гитару покажешь и песню?

Я сурово посмотрел на Попова.

– Витя, эта гитара мне очень дорога. А вы, боюсь, по глупости своей и непониманию политического момента, попытаетесь её у меня отжать. Дескать, аз сам пацан сделал, а не куплена она, то и грабежа никакого нет. Менты и заниматься не будут, если заявить. Но заявлять, Витя я не буду, если что, я вас всех просто замочу по-тихому в тёмном переулке. Перо в бок и ваши не пляшут.

Я сделал движение телом к ему.

– Ты чо, дурак, что ли? – отшатнулся Попов, хотя стоял вплотную к подоконнику.

– Я же тебе ещё тогда сказал: «за своё зубами грызть буду».

– Да мы ничего… Только посмотреть на гитару хотели.

– И я ничего, – проговорил я миролюбиво. – Если ко мне хорошо, так я к таким людям ещё лучше. Приду, но парням скажи, чтобы не борзели.

– Я им скажу, – успокоил меня Славка. – Они меня послушают.

– Ну и ладушки.

Я протянул Попову ладонь и пожал ему руку.

После уроков, которые уже стабильно проходили с моим активным участием, – я сходил на бокс, сделал домашнюю работу и взяв гитару и комбик, потащился в школу, где, к своему удивлению, в спортзале увидел Славку. Спортзал сейчас, в преддверии нового тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года и холода в нём, от физкультурных факультативов отказался и принял музыкантов. Ещё днём, когда светило солнце, спортзал через большие окна прогревался, а вечером остывал так, что изо рта валил пар. Что-то не так было с батареями.

Славка крутился возле симпатичной девушки. Девчонкой у меня не повернулся бы её назвать язык.

– О! А вот и Джон! – воскликнул Славка, словно я был задержавшимся в автомобильных пробках Дедом Морозом. – Прозвучало вообще, словно «Он». А вот и Он!

– Прикольно, – подумал я. – Надо запомнить!

– Всем привет! У меня мало времени. В двадцать два ноль-ноль я ложусь спать. Спортивный режим.

– Он у нас боксёр и самбист! – важно произнёс Славка, адресуя посыл девушке.

– Познакомь нас, Слава, – попросил я. – Хотя, как зовут меня, все уже слышали.

Славка покраснел.

– Это – Лера, – это – Саша, это – Григорий, это – Андрей, это – Виктор. Ты его уже знаешь.

– А я – Женя. Но они во дворе, – я мотнул головой в сторону Славки, – зовут меня Джон.

– Словно Джона Леннона. А ты песни Битлз знаешь?

– Естественно, – просипел я. – Кто же из музыкантов не знает «Битлз»?

– А что ты знаешь из Битлз, – спросила девушка.

Если бы я сказал «всё», я бы не соврал, но я сказал:

– Не очень много.

Тем временем я достал из «самопального» чехла гитару и ткнул в неё штекер. Другой конец провода, передав Попову, подошедшего ближе.

– Ткни куда-нибудь.

Виктор с готовностью принял шнур и ткнул его в усилитель.

– Ого! – подумал я у них и усилитель есть. – Ламповый похоже.

– Так что тебе сыграть из Битлов? – спросил я.

– А ты Мишель сможешь? А то наши не могут.

Она посмотрела на Попова.

– Там гитара сложная. Аппликатуру подобрать не получается.

– Можно и Мишель, – улыбнулся я. – Мне показывал один музыкант…

Включив гитару, я услышал фон от усилителя и переключил гитарный звук на спаренный звукосниматель. Фон оборвался.

Мишель – песня интересная для игры на гитаре, тут я с Поповым солидарен, но когда знаешь аппликатуру и сыграл её тысячу раз, ничего сложного. Пальцы, слава богу, меня уже слушались хорошо. Главное – знать, куда ставить.

– Мишел, ма бел[18]18
  https://www.youtube.com/watch?v=iXKLw74-TMQ


[Закрыть]… – запел я, глядя в глаза девушки. Такие песни надо петь кому-то, тогда они звучат душевнее.

Глава 21

– Ну, ты, хулиган, – сказала Лера, отмерев после того, как отзвучали последние звуки песни. – Ты же, вроде, маленький ещё… Ты в каком классе?

– Шестом. А в чём дело?

– Д-а-а… Смотришь ты по-взрослому как-то.

– Это песня такая, э-э-э, серьёзная, поэтому и я серьёзный, а так я оболтус, – скорчил я смешную рожицу. – И вообще у меня с головой проблемы, после того, как я этим летом утонул. Вон, Славка знает.

– Проблемы? С головой? – удивилась девушка и посмотрела на Славку.

– Да, это он придуривается, – скривился тот. – Нормальный он если его не трогать. Отвечаю.

– Так, давайте гитару слушать! – прервал пустопорожний трёп Попов. – А то уже половина девятого часов. Через фуз играешь? Из «дипов», что-нибудь знаешь?

– «Смог он зе воте»[19]19
  https://www.youtube.com/watch?v=Rfirxs_NUcE


[Закрыть]…

– А ну ка?!

Сыграл «смог».

– А что играл у трудовика? То точно твоё было?

– Найди другое похожее, дам червонец.

– Сыграешь?

Сыграл[20]20
  https://www.youtube.com/watch?v=B7nKzCRL_oo


[Закрыть]. Спел.

– Клёвая музыка, пацаны! – сказал Попов корешам. – Может, сыграем?

– У нас медляков совсем мало, – пробубнил клавишник, – но ведь аранжировки нет. Одна гитара. А клавиши? А барабаны? Бас поковыряет что-нибудь по гамме, а мне партитура нужна.

Я подумал-подумал и, мысленно махнув рукой, брякнул:

– Есть у меня партитура и для барабанов, и для клавиш. В ней клавиши фоном гитаре идут. Нет в ней у клавиш ничего сложного. Две гитары бас и барабаны. Ваших клавиш, если их тихо включить.

– Ты шутишь, да?

– Ну, как, шучу? Клавиши, давайте говорить откровенно, у вас – говно. Электро, бля, пианино. Как вы на таких собрались «Дипов» играть?

– Да мы, в общем-то, и не собирались их играть, – поскучнел лицом Попов.

– Тут орган есть, – пытался оправдаться клавишник.

Я отмахнулся от клавишника, и обратился к Виктору Попову.

– А по-моему, если «Дип Пёрпл» не играть, то лучше совсем не играть.

– Ты, я вижу, поклонник Блэкмора? И манера игры у тебя схожая. И пальцы тонкие и длинные. А у меня его рифы не получаются.

– А где ты Блэкмора видел? – удивился я.

– У него плакат на всю стену этого Блэкмора, – вставила сестра.

– Но кое-что ты играешь из Дипов?

– Играю, а что толку? Ты прав. Дипов без органа не сыграть.

Я улыбнулся.

– Думаю, я смогу помочь вашему горю. Послушай, как моя гитара орган выдаёт.

– Твоя гитара? Орган? – удивился Попов. – Не пи*ди…

– Витка, не матерись! – скривилась девушка. – Маме расскажу.

– Блять, ну как тут работать? Может, выгоним её, пацаны?

– А кто женские партии петь будет? Ты, что ли? – Заржал барабанщик и ударил несколько раз в педаль басового барабана.

– Покажи орган, если не шутишь.

– Ладно, – снизошёл я. – Внимайте.

Я переключил тумблер и провёл медиатором по струнам. Динамик колонки выдал звук органа. Пальцы пробежали по струнам, и зазвучала органная мелодия из «Чайлд ин тайм»[21]21
  https://www.youtube.com/watch?v=PfAWReBmxEs


[Закрыть].

– Офигеть! Никогда не слышал, чтобы гитара играла, как орган. Будешь у нас за органиста, – сказал Виктор.

– А я? – дрожащим голосом спросил клавишник.

Виктор махнул на него рукой.

– Сиди, кто тебя гонит с твоими клавишами?

– Моя гитара, как пианино играть не умеет, – сказал я и подумал: – Пока не умеет.

– И, кроме органных звуков, играет, как обычная электрогитара.

– Ну, вот. Не ссы, Сашок, не выгоним. А ну, сыграй органную партию твоей… Как ты песню назвал?

– Замок короля. Темпл оф зе кинг.

– Клёвое название! Наиграй, а…

– Я же говорю, что нет там особой органной партии.

– Ну, тогда мы её сыграем на вечере?

– Давайте сыграем, – пожал я плечами. – У меня ещё пара песен-баллад есть. Но вы их за это время не выучите. Я могу сам наиграть. На танцах в «Большом» прокатывало.

– Ты что их музыкантам в «Большой» отдал и они их играли? – раскрыл глаза Попов. – Там у них Гутман гитарист был. Ушёл этим летом. Свою группу собрал. Хорошо играет!

– Я вместо него играл, пока они себе гитариста другого не нашли.

– Пи*дишь?!

– Виктор!

– Иди, нахер! Не видишь, мужики разговаривают.

– Ха! Мужики! Он в шестом классе! Ему тринадцать лет!

– Двенадцать.

– Во-во! А ты с ним по-мужицки разговариваешь.

– У меня, кстати, есть английская песня для певицы. Как раз под твой бархатистый тембр, Лера.

– Что за песня? Медляк?

Я показал пальцами, что-то неопределённое.

– Вообще-то сто двадцать ударов в минуту.

– Сто двадцать ударов в минуту? Это, что же за тема такая? Как под такое танцевать?

– А как вы под «Наш паровоз вперёд летит» танцуете?

– Мы не играем «Паровоз», – надул губы Попов.

– Ну, тогда песню «Мой адрес – Советский Союз» играете, поёте и под неё народ танцует, да? Или «Увезу тебя я в тундру»? Да?

– Да. Танцует народ под такую лабуду, – вздохнул Попов. – Нет же песен нормальных. В смысле – танцевальных. Сам же знаешь.

Я знал. Как мне не знать, если я вырос в этом? С середины семидесятых хоть что-то похожее на танцевальные песни появится, а пока – только марши.

– Надо спасать Россию, – подумал я. – Э-э-э… В смысле СССР.

– Я спасу вас. Есть тема одна. Про лилипута. Вы же к новому году готовите программу? Вот эта песня и прокатит! Она весёлая. Вокруг ёлки можно прыгать. Тоже на сто двадцать ударов в минуту. Сыграть?

– Давай.

Я переключил тембра, заиграл Малежевского «Лилипутика»[22]22
  https://www.youtube.com/watch?v=OaqPQMJTqCM


[Закрыть] и спел.

– Тупая песня, – скривился Попов.

– Не тупее «оленей и тундры», – обиделся я. – Зато весёлая и её точно разрешит директриса.

– А мне понравилась. Я спою её. А он, если ты не хочешь, сыграет, – Лера ткнула в меня пальцем.

– Тут музыки много не надо. Барабаны – основа. И под них прыгать уже можно. Немного гитары и вашего «органа». Как раз его писк в тему.

– Ты как, отстучишь в таком темпе? – Спросил Виктор барабанщика. – Не собьёшься?

Андрей пожал плечами.

– Что тут стучать? – усмехнулся я. – Малый, хет и бочка.

– Покажи, – скептически ухмыльнулся барабанщик.

– Слазь с трона, – показал головой я. – На, подержи.

Я передал свой инструмент обалдевшему от оказанного ему «высокого доверия» Попову и взошёл на сцену, имевшую место в нашем спортзале. Андрей-барабанщик, продолжая недоверчиво улыбаться, поднялся с деревянной табуретки.

– Дрова[23]23
  Дрова – барабанные палочки (сленг)


[Закрыть] давай! – потребовал я. – Что я тебе, грузин, что ли пальцами барабанить. Да и «не лезгинка у нас, а твист».

– Шучу, – тут же вставил я, увидев недоумение на лице Попова. Правой ногой я несколько раз нажал на педаль, добившись «буханья» с темпом сто двадцать, и ударил правой палкой в «хет» с темпом двести сорок, а левой палкой в малый барабан с темпом тоже сто двадцать ударов в минуту. А голосом пропел:

– Туру-ту-ту, туру-ту-ту, туру-ту-ту…

Мои «турутуту» подхватил своей «ионикой» клавишник, а басист затумкал: «тум, тум, тум, тум».

Почувствовав музыку я снова начал рассказывать про лилипута.

– Лилипучий лилипутик леденец лизал лиловый. Кисло-сладкий сладко-кислый, в общем очень леденцовый…

Второй припев пели вместе с Лерой, которая вдруг начала прыгать по сцене, как заяц и почему-то делая «заячьи» уши. Попов тоже не удержался и, включив мою гитару, попробовал сымитировать мою гитарную партию. Барабанщик взял гитару Попова и тоже что-то ковырял на ней, бродя пальцами по гамме.

Я пропел песню до конца. Повторов в песне было так много, что конце концов про лилипутика пели уже все участники ансамбля. Даже Славка залез на сцену, что-то орал и приплясывал вместе с Лерой, держась с ней за руки.

– Отпадно, – проговорила Лера, отдыхиваясь. – Ещё пару таких песен и народ будет валяться без ног.

– Их есть у меня, – подумал я. – Но, ребятки, не торопите события.

– Сейчас уже надо думать о выпускном вечере. Поздно вы стали готовиться к новогоднему. Сколько у вас отрепетированных песен?

Попов покраснел.

– Штук десять.

– Я скривился. Это на один час танцев. А ещё час? С медляками проще. Их у меня достаточно и их можно играть в упрощённой форме. Пара гитар и бас с барабанами.

Я обернулся к клавишнику.

– Ноты читаешь?

– У меня восемь классов музыкалки. Я с шести лет на фоно, – произнёс Александр, чуть выпятив вперёд нижнюю губу.

– О! Здорово! Значит с листа сыграешь?

– Хоть Баха!

– Баха потом, но я запомнил. Напишу я тебе партитуру. И вам, – повернулся я к басисту и гитаристу, – аккорды, аппликатуру. Та-а-ак…

Я задумался, сделав паузу.

– А я на скрипке играю, сказал Попов.

– И я, – сказала Лера, скромно потупив взгляд.

– Ну, тогда всё! – выдохнул я. – Сыграем ещё одну песню, типа «Лилипутика», только на английском. Завтра репетируете?

– Ага! До нового года осталось две недели, – грустно проговорил Попов.

– Да-а-а, – подумал я. – Две недели до нового тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года. Обалдеть! И сколько ещё впереди?! Мама дорогая!

– Я завтра буду. Берёте меня в свою «банду»?

Попов посмотрел на клавишника. Тот кивнул. Басист тоже кивнул.

– Клёвый пацан! – сказал барабанщик, усаживаясь на «трон». – Ты где стучать научился?

– В Караганде! – хмыкнул я.

– А это где? – удивился барабанщик.

– Ты, Андрей, точно на рифму к слову «где» напрашиваешься, – усмехнулся я, забираю гитару из рук Попова. – Как тебе инструмент?

– Мягкий. Струны фирмовые?

– Японские.

– Лежат низко. Звук – полный пи… – Он покосился на сестру.

– Ладно! Пойду я! До завтра! Всем пока!

– Пока! Пока! – попрощались мои соучастники «банд группы».

– Скрипки возьмите! – вспомнил я уже на выходе.

* * *

Дома я поужинал жареной с мясом картошкой и ушёл к себе. Мать, приученная не подрываться ко мне, пришедшему с улицы и не накладывать в тарелки еды, уже закрылась в своей комнате и, вероятно, уже спала. Она привыкла, что вечером я, или дома, или, если меня нет дома, то в школе на факультативе по физкультуре. Она знала, что с местными пацанами я не гуляю, и потому перестала за меня беспокоиться.

Поначалу, когда понял, что мне не интересно проводить время во дворе, я расстроился. Ну как же, отрываюсь от коллектива, так сказать… Потом я вспомнил, что и в моём детстве были несколько ребят, не гулявших с нами во дворе и не принимавших участие в пацанских развлечениях.

Оказалось, что и в нашем дворе имеется такой мальчишка, который, кстати, тоже ходил в музыкальную школу и тоже на класс классической гитары. Его звали Сергей Громов. Он тоже, как это ни странно, занимался радиотехникой в кружке «Дома пионеров». Там мы с ним и познакомились. И сильно удивились, когда узнали, что мы живём в соседних домах. Он жил в одиннадцатом доме.

Так вот, этот Громов совершенно не переживал, что его социализация идёт обособленно от «мальчишеского общества». Мы с ним сдружились на почве радиотехники, игре на гитаре и увлечении музыкой. Сергей был на год старше меня и, как мне сразу показалось, был мудрее своих одногодок. Он точно знал, чего он хочет. А хотел он собрать собственный усилитель, сделать приличные акустические колонки, заиметь импортный стереомагнитофон. Выпускаемые в это время советские магнитофоны, он за достойную даже обсуждения технику не признавал. Как, впрочем, и усилители с проигрывателями.

Отец у него был морским офицером, как кстати многие мужчины, поживающие в его доме, и командовал спортивной ротой Краснознамённого Тихоокеанского Флота. Или как-то по-иному руководил. Я не понял, а Громов объяснить толком не мог, ибо толком не знал, чем занимался его отец.

Сергея заинтересовали мои «разработки» в области радиотехники и он потянулся ко мне как растение к солнечному свету. Он спрашивал, как и почему, а я объяснял, честно и откровенно. Гитарные примочки его не интересовали, а вот такой же предусилитель, как я сделал на гитаре, он собрал и был рад его десятиваттным выходом. Его устраивало почти полное отсутствие шумов при включении кнопки шумоподавления.

Прослушав «лекцию» о новых тенденциях в развитии радио-строения, Громов на недели две отстал от меня, а потом пригласил к себе домой, что случилось впервые, и продемонстрировал разработанную им самим и собранную схему сороковаттного усилителя мощности. Его мы прослушали через мой, уже собранный мной тогда, комбик. Это случилось в конце октября.

Усилитель мне понравился, и я подкинул Громову идею о переделке магнитофона-приставки «Нота-303» в нормальный стерео магнитофон с двумя моими предусилителями, дающими двадцативаттным выходом. На вопрос: «почему „Нота 303“?», я сообщил ему, что у этой Ноты самый лучший лентопротяжный механизм с очень низкой «детонацией».

Громов подумал-подумал и, поверив мне, принялся за работу. Я купил «Ноту-303» и отдал Громову. Присоветовав переделать трансформатор, установить стабилизатор, и немного субсидировав проект, я от Громова отстал. И вот недели, как три назад он приволок мне домой «Ноту-303» и удивил уже меня. О том, что «Ноты-303» переделывали радио-умельцы, я где-то в своё время читал, но сам этим не занимался. Зачем мне «Нота-303» в две тысячи двадцатом году?

И здесь я вспомнил про «Ноту» только потому, что она новая стоила девяносто пять рублей, а с рук не кондиционную, попадались и такие, не смотря на то, что её стали выпускать только с того года, можно было купить и дешевле. Ведь нам был нужен только лентопротяжный механизм. Радиодеталей у меня, благодаря общению с Евгением Семёнычем, было дофига и разных.