Текст книги ""Фантастика 2024-184". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Александр Сухов

Соавторы: Мариэтта Шагинян,,Алекс Войтенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 353 страниц)

Глава 12

– А давай я тебя сейчас до дома подброшу? Всё равно нам пора закрывать ярморку.

– Давай!

– Залазьте, – бросил он, махнув рукой, и что-то громко сказал по-цыгански. Цыганка-Софа недовольно ответила. Цыган повысил громкость голоса и добавил в него экспрессии. Софа что-то недовольно буркнула и пошла к товаркам.

Мы с Татьяной уже сидели на заднем сиденье. Девочка отстранилась от меня к левому окну. Цыган, что-то недовольно бурча, поставил гитару перед правым передним сиденьем, а сам обошёл машину спереди, протёр фары, косясь на «топтунов», дождался, когда цыганки скроются в подземном переходе и тронул машину с места. Следом за жигулями, поехал «Запорожец».

– Меня пасут, суки! Знают, что все деньги у меня! Как бы не тормознули. Мы, значит, на Тихую едем?

– Ага. Знаешь как?

– А чего тут знать?! У вас всего три дороги из центра.

Он что-то сказал по-цыгански и девочка, кивнув, взяла с переднего сиденья спортивную сумку и поставила её на колени.

– А вдруг у них там оружие или наркотики, – подумал я. – Второе – скорее всего.

Я знал, что цыгане всегда распространяли наркотики. Не гадание и кражи, а наркотики был их основным бизнесом. Остальное – ширма. Не построить трёхэтажный особняк на деньги от продажи косметики. Что смеяться!

– Так и едут! – сказал и выругался по-цыгански Роман. – Жигуль привязался. Чёрт, точно брать будут.

Он нервно задёргался, думая, куда свернуть. Мы ехали уже от Вокзала. Пямо была «Двадцать пятого Октября» на которой находились здания краевых управлений Милиции и КГБ, направо улица вела к моему дому.

– Нам направо, – напомнил я.

– Мы сейчас заедем кое-куда, – сказал цыган, нервно оглядываясь назад, пытаясь в заднем стекле разглядеть погоню.

– Может мне выйти? – спросил я.

– Сиди! – резко сказал я. – Может это ты навёл?

Я охренел.

– Дурак, что ли? – спросил я.

– Папа! – скрипуче недовольно выдавила девочка.

– Извини, – сказал он. – Что-то я нервничаю.

Цыган повернул направо.

– У нас там деньги. Много денег. Если нас остановят, деньги изымут, как полученные незаконно.

– Покажи, – попросил я девчонку.

Она удивлённо посмотрела на меня.

– Вдруг у вас там кокаин?!

– Дурак, что ли? – возмутилась она.

– Покажи ему!

Девочка приоткрыла сумку. В ней были деньги.

– Я могу помочь. Есть одна нычка. Могу выскочить и там переждать пока проедут. Сяду на автобус и домой. Вы покатаетесь по городу, сбросите хвост, а вечером ко мне придите и деньги заберёте.

– Хитрый какой! – возмутилась девчонка. – А ты с деньгами, вьють! И исчезнешь!

– Дура, что ли! Куда мне исчезать. Меня первый же мент остановит и в «детприёмник» отправит.

Моя авантюра действительно зашла далеко. Не надо мне было соглашаться, но кто же знал, что у них деньги. По большому счёту, ну, остановят их, деньги заберут… Мне-то что? Или это я сейчас перед девчонкой выпендриваюсь?! Вот же козёл старый! Ну, почему, старый? Очень даже молодой! Даже слишком, к сожалению, молодой!

– Что за нычка?

– Тут на Лазо есть поворот к тридцать шестому причалу, и сразу проулок между домами. Там я и спрячусь.

Знал я, естественно, тот проулок из своей прошлой жизни. Жил я тут неподалёку и это был наш район и держала его наша «банда» – «Центральные». Сейчас я жил в другом районе и тут никого, официально, не знал. Крутиться тут в это время дня было опасно. Могли поймать и потрясти. Потрясти и вытрясти сумку бабок. И тогда меня зарежут. Оно мне надо?

– С Танькой пойдёшь, – услышал я и вздохнул облегчённо. – Этот поворот?

– Ага!

– Выскакивайте!

Я сидел ближе к тротуару, а потому схватил девчонку за руку, открыл правую дверь, и выскочив сам, выдернул из машины. Она едва усела выхватить за собой за ремень сумку, как жигули сорвались с места и дверь захлопнулась. Я рванулся, волоча Татьяну за собой и мы успели таки заскочить в подворотню, до появления преследовавших нас жигулей службы наружного наблюдения.

– Сюда, – крикнул я и затащил девочку в укрытый оцинкованной крышей заглубленный вход в полуподвал.

В щель между крышей и бетонным блоком, её держащим, мы увидели наших преследователей, промчавшихся вниз. Воздух распирал лёгкие. Сердце выпрыгивало из груди. Навалилась слабость. Мышцы, уставшие за неделю и особенно за вчерашний вечер выключились. Я опустился на ступеньки бетонной лестницы. Не успел я хоть чуть-чуть отдышаться, как раздался голос:

– А кто это у нас тут прячется?

– Пи*дец, – подумал я. – Приплыли!

– Воркуете, голубки? Сосётесь?

Это были мальчишеские голоса.

– Вот, сука, – подумал я. – Теперь уж точно – приехали.

Обернувшись к выходу увидел на фоне светлого пятна две фигуры.

– Клёвая девка.

– Ага! Тут мы её и вые*ем! Попались голубчики! Тут девки ссать садятся, а мы их… Хе-хе-хе! Того-этого! Хе-хе-хе!

– Выходи пацан! Так и быть, тебя не тронем, если девку нам оставишь. А ты сиди там, шалава. Нашла с кем е*аться. Нормальных парней тебе мало.

Я даже не стал вступать с ними в полемику, а кривясь от безысходности полез из подвала. Парням было лет по шестнадцать-семнадцать. Шансов у этого тела не было никаких.

– И на хрена я выпендривался? И на хрена я вообще в эту машину сел? Теперь получи позор и унижение. Они ещё заставят смтреть, как они её будут насиловать, а может и заставят тоже сджелать грязное дело, под угрозой ножа, например, чтобы в соучастники меня записать. Это чтобы не сдал я их. А девчонку потом зарежут. Что-то слышал я про такую серию убийств в свои годы. Женька не слышал, потому что не его это был район, а я слышал. Слышал же про этот подвал, но забыл? Сука!

Я вылез из-под низкой крыши едва не на четвереньках на трясущихся ногах. Тело откзывалось шевелиться.

– Да не ссы, пацан. Стой тут.

Справа стоящий парень попытался прижать меня к стене, толкнув в грудь рукой. Я упал спиной на стену, катнулся через плечи волной и ударил парня костяшками средних суставов правого кулака в висок. Вернее, чуть дальше виска, но не доходя уха.

– Труп, подумал я, когда увидел, как заваливается тело. – Пи*дец!

– Ах ты сука! – выкрикнул второй, щёлкая выкидухой.

Лезвие блеснуло и ударило меня в левый бок. Я прикрыл чужую руку своим предплечьем, одновременно подпрыгнув. От удара я отлетел метра на два от подвала и мог бы развернуться и бежать, но девчонка только-только появлялась из злополучного отверстия. Я снова кинулся на злодея, но вовремя понял, что она успевает выскочить. Оттолкнувщись левой ногой, я снова воспользовался стеной, катнувшись по ней как колобок назад, оттолкнулся от неё руками и побежал в противоположную от девчонки сторону.

– Сука! – заорал нападавший, и кинулся за мной, забыв обо всём.

Я, увидев, что девчонка вместе с сумкой метнулась к дороге, рванул в противоположную сторону. Проулок между кинотеатром «Комсомолец» и «Кукольным театром» выходил прямо к танцплощадке «Малый парк». Та, где выступал я вчера, называлась «Городской или Большой парк». Тут уже толклись самые нетерпеливые почитатели танцев и любители качель и других простейших аттракционов.

Преследователь отстал, а я, добежав до людного места, пошёл вверх к «Комсомольцу» и дальше Ленинской. Завернул направо за угол и увидел Татьяну. Она, увидев меня, бросилась мне навстречу. Только сейчас я заметил, что светит ещё вполне себе дневное солнце а по центральной улице Владивостока гуляют вполне себе приличные люди. Люди гуляют, а я, кажется, впервые в этом мире, убил человека.

Таня подбежала, схватила меня за руку и придала её к своему лицу.

– Ты чего? – спросил я, а она её поцеловала.

– Ты убил за меня человека, значит ты теперь мой, – сказала она, не поднимая глаз.

– Ты офигела! – возмутился я, оглядываясь по сторонам. – Никого я не убивал!

– Я видела, как падают люди, которых убили.

– Это нокаут! Ты не видела нокаутов!

– Я видела много драк.

Цыганка отняла лицо от моей руки и посмотрела на меня прищуренными глазами.

– Ты не хочешь быть моим?

– Дура, что ли? – я говорил, как все мальчишки Женькиного возраста говорили с девчонками. – Во первых, я ещё маленький, чтобы меня кто-нибудь имел, кроме матери. А если хочешь стать моей девушкой, то не я буду твой, а ты моя. Ты к этому готова?

– Ты же ещё маленький, – она улыбнулась.

– А ты? – я тоже улыбнулся.

Она потупила взгляд.

– И я…

– Во то-то. Будем дружить домами, короче.

– Хорошо! Будем дружить!

Девчонка покрутила головой и неожиданно чмокнула меня в щёку.

– Пошли на остановку к телефону, – сказала она. – Я папе позвоню. А ты поедешь домой.

– У него, что, в машине телефон? – удивился я.

– В машине? Нет, конечно. Фантастики начитался? Он сейчас где-нибудь остановится и будет звонить нашему диспетчеру. И мы тоже будем звонить но по другому телефону. Есть тут у нас такая квартира. Вот мы и поговорим с ним.

– Думаешь вас не прослушивают? – хмыкнул я.

– А мы ничего и не скажем. Я скажу, что нагулялась и иду домой. Куда, он догадается по кодовому слову. Мы снимаем несколько квартир.

– Может тебя проводить?

– Ты поедешь домой, – повторила она.

– А вечер?

– Что, вечер? Ничего не изменилось, Джони. Ничего не произошло такого… Сверхъестественного, от чего бы должен измениться вечер.

– Но ведь они хотели…

Я запнулся, глядя в её спокойные, чуть прищуренные глаза. Девчонка достала из-за спины нож типа «финка».

– У них бы ничего не получилось.

Я тоже прищурился и посмотрел на девчонку с большим интересом. Меня ещё поколачивало, если что…

– Пошли к телефону, а ты сразу садись в трамвай. Вон он едет, побежали.

Мы побежали к остановке. В трамвай я заскочил на отходе, придержав закрывающуюся дверь. Заскочил и сразу обернулся, стараясь разглядеть фигурку в синей юбке, красной блузке и синей курточке безрукавке. Только сейчас я понял, что синее, это джинса. Странно, что я раньше этого не замечал. Видимо потому, что я смотрел только в её глаза.

– Вот же старый пердун! – сказал я сам себе. – Уйми молодецкое либидо! Где твой, мать его, дзэн?!

Я так и простоял на задней площадке, держась обеими руками за опущенное стекло. В открытое окно врывался свежий морской ветерок и трепал отросшие за лето Женькины волосы. По моему утреннему мнению, вполне себе можно бы уже и подстричься. Сейчас уверенность таяла, таяла, таяла.

– Музыканту нужны патлы, – подумал я, пытаясь стереть стоящие перед моим взором её чёрные глаза. – Всё, пропал дом.

Я ни о чём не думал до самого кольца на Сахалинской. Я стоял и мысленно напевал: «Черные глаза – вспоминаю, умираю. Черные глаза, я только о тебе мечтаю. Черные глаза – самые прекрасные! Черные глаза, черные глаза, черные глаза». И так бесконечное число раз. И дорогу пешком я проделал в ритме «зажигательного грузинского танца», под ту же мысленную мелодию. Тамтарататам таратамтамтамтамтамтамтам…

– Пи*дец, короче! Пропал пацан! – думал я о себе, как о постороннем человеке, как будто это не я, а Женька втюрился в цыганскую девчонку. Дочку цыганского барона между прочим. Заметил я у него заветный перстенёк. Встречал я таких ребят в своей прошлой жизни. Да-а-а…

Глава 13

Цыганский барон, между прочим, имеет статус вора в законе, и связывать свою судьбу с чуждой мне культурой, мне никак не хотелось. Цыган сейчас мне пришлось использовать для отвлечения на них наружного наблюдения. И только! Всё остальное – от лукавого. Откровенно говоря, я терпеть не мог цыганщину. Не как народ, конечно, а как образ жизни. Танцы, песни, тоже муть полная, но жизнь попрошаек, мне была не приемлема. И жизнь мужского населения, полностью сидевшая на шеях жён и не вышедших замуж сестёр.

Это одна сторона, а другая такая же негативная – это то, что цыгане выдавали замуж своих дочерей с двенадцати лет. Как только девочка становилась девушкой, она становилась товаром для семьи. Её «тупо» продавали в другую семью, если семья, конечно, богатая.

Я, немного зная цыганские обычаи, понимал, что Роман, заметив интерес Татьяны ко мне, старался спихнуть свою своенравную дочурку за русского «Ваню-дурочка», привязав его семью к своему табору построенным на деньги барона домом.

– Хрен им, а не барабан, – думал я в ожидании матери словами из анекдота. – Подумаешь, чёрные глаза! Мало я таких глаз видел?! Но глаза, конечно, колдовские! Цыганщина! Может ведь и проклянуть. Тут свою силу показать надо. Силу и волю. В конце концов, я что обещал? Дружить домами! Вот и всё!

Роман приехал, как и договаривались. Он подъехал прямо к моему подъезду, вышел и, посигналив, стал протирать фары.

– Кто это? – спросила мать.

– Папа девочки знакомой. Они в центр едут, узнали, что мне надо вечером в «Городской парк» и предложили подвести.

– Что за девочка? – удивилась мать.

– С класса нашего. Танька Шаповалова одноклассница из семнадцатого дома.

– В дом бы пригласил. Неудобно. Люди под окнами ждут.

– Я тороплюсь, мам. И они тоже.

– Познакомишь потом.

– Уезжают они, – буркнул я, беря гитару, сумку с футболкой и второй «примочкой» и выходя.

– Куда? – опешила мать, уже нацелившаяся познакомиться с первой девочкой сына.

– Да, я откуда знаю «куда». На запад куда-то переезжают. В Молдавию, кажется. Всё, я пошёл.

– В Молдавии хорошо, виноград, яблоки, – проговорила, вздохнув мать Женьки.

Я услышал и скрипнул зубами. Только у меня улеглось…

– Привет, добрый молодец. Садись, прокачу, – встретил меня залихватски цыган. – Куда везти?

– В ад, – проговорил я мрачно.

– Э-э-э… Не надо так шутить! Ты крещёный?

Я покрутил головой.

– Вот! А мы христиане…

Я посмотрел ему в глаза.

– А заповедь не «укради»?

Цыган скривился и показал на машину.

– Садись.

Я сел. Мы поехали.

– Спасибо тебе хотел сказать и поговорить, пока Татьяны нет. Как мужчина с мужчиной.

– Как вас по отчеству, Роман?

– Григорьевич.

Я вздохнул.

– Ну какой из меня, Роман Григорьевич, мужчина. Может у вас, у цыган мальчики в двенадцать лет становятся мужчинами, а у нас, у русских пацанов, в этом возрасте в голове ветер. Не женятся у нас в таком возрасте. Да и закон – превыше всего. Уголовный кодекс надо чтить, как говорил известный персонаж.

– Читал «Двенадцать стульев»?

– И «Золотого телёнка».

– Ты, не погодам, развит.

– Роман Григорьевич, то, что я в девять лет прочитал «Голову профессора Доуэля» Беляева, не говорит о том, что я развит. Начитан, может быть, но не развит. Это разные вещи. Поэтому на ваше предложение я отвечу сразу отказом, чтобы между нами не было недомолвок.

Цыган покрутил головой.

– То, как ты строишь свою речь, говорит как раз-таки о твоём развитии. Ты развит не по годам.

– Может быть, но жениться пока не готов. Я предложил вашей дочери дружить домами.

Я улыбнулся его отображению в зеркале заднего вида, через которое мы с ним переглядывались.

– Хорошо, закрыли тему. Ты нас сегодня сильно выручил. Очень сильно. И меня спас от позора и дочь мою. Она бы, конечно этим ублюдкам в руки не далась, но и сама могла пострадать. Ты спас её, убив насильника.

– Убил? – скривился я. – Откуда известно?

– Э-э-э… У нас связи в милиции. Думаешь, дали бы нам в центре города торговать? Мне сразу позвонили. Они всегда звонят, если что случается. Спрашивают: видели, не видели, знаем, не знаем. Уголовный розыск… Мы говорим, если знаем. Сегодня спросили, я сказал, что не знаем кто убил. Сказали, профессионал какой-то. Спортсмен. Второй заявил, что взрослый спортсмен напал, одетый в спортивный костюм. Очевидцы взрослого не видели, а мальчишку видели. Несколько человек видело. Фоторобот составили. Вот.

Цыган протянул мне фотографию, с которой смотрел я. У меня внутри всё похолодело, сердце провалилось куда-то глубоко-глубоко.

– Не докажут, – вдруг осипшим голосом проговорил я.

– Поверить сложно, но можно. Чего только в этой жизни не было. Но, если что, можешь, смело говорить правду. Если, тебя всё-таки опознают и привлекут… За то, что вы убежали с места преступления вас не осудят. Дети… Испугались…

Я недовольно покрутил головой. Налип, таки… И ведь я специально бил именно «туда», куда очень больно, но не опасно. Ведь не мог я проломить височную кость средними суставами пальцев! Никак не мог. Затылкомон, вроде, не бился…

– От чего он умер-то? – спросил я дрожащим голосом.

Я никогда в жизни не убивал человека. В той жизни. А в этой, едва её начал – убил.

– От кровоизлияния в мозг. Порвался какой-то сосуд где-то в мозжечке.

– Вот, блять! – ругнулся я.

– Ты его один раз ударил?

– Да, что там ударил?! – возмутился я. – Отмахнулся. Когда он меня в грудь ударил, я в стену спиной стукнулся и головой немного… Затылком. Махнул рукой и попал куда-то. Даже кулак не сжат был до конца. Вот костяшки сбиты.

Я показал. Цыган искоса глянул.

– Боксёрский удар. Так боксёры бьют в перчатках. Драчуны так не бьют. Пальцы сломать можно.

– Ага, – подумал я. – Бью! Бьют! Ещё как бьют. Вот вам и пример. Я только кисть и успел напрячь. Недаром на кулаках отжимался. Недаром. А сустав среднего пальца немного распух и болит. Какая, нафик, сегодня игра на гитаре? Но обещал.

– Распух палец, гляжу, – хмыкнул цыган. – Знатно ты его приложил.

– А я вот не понял, – решил переключить разговор с себя любимого. – Вы сказали, что стучите на уголовку, а это разве по понятиям?

– То есть? Причём тут понятия и я? Я к уголовной ответственности не привлекался. Я, как ты сказал, чту уголовный кодекс.

– Но вы ведь цыганский барон? Авторитет…

– Ах, ты про это, – он покосился на перстень на правой руке. – Это разные вещи. Мы уважаемые люди в своём обществе, да. Бароны собираются вместе и решают возникшие между таборами проблемы. Кто-то жену себе украл, кто-то лошадь, подрались, то-сё… Много проблем. Вот приехали к вам, а тут другие цыгане, э-э-э, работают. Порешали… Они уехали, потому, что были не правы. А с милицией приходится делиться и деньгами, и сведениями. Своих мы не выдаём, чужих сам Бог велел. Не мы такие, жизнь такая.

– Понятно, – хмыкнул я, зная случаи, когда цыгане сдавали и чужих, и своих. Всех подряд, короче.

Цыган минут десять ехал молча, потом спросил:

– Что делать будешь?

– С чем? – «удивился» я.

– Ну, как с чем? Тебя же искать будут. И менты, и эти…

– Пусть ищут, – скривился я. – Я их сам первый найду. Сможете узнать данные заявителя: кто такой, где живёт, кто за него мазу держит[14]14
  Держит мазу – ручается, отвечает за кого-то или себя.


[Закрыть]?

– Ты и такое знаешь?! Ты удивляешь меня всё больше и больше… И пугаешь даже. Поначалу – когда я тебе фото показал – ты испугался, было заметно, но сейчас ты спокоен, как удав, сожравший кролика.

– Ну, вот такой я! Что поделаешь?! – вспылил я, помолчал, потом извинился. – Прошу извинить. Вспылил!

– Ничего-ничего, – хмыкнул цыган. – Это даже хорошо, а то я уж подумал, что ты не ребёнок, а робот из фильма «Я роббот», видел такой?

– Не помню, – буркнул я. – Так поможете?

– Всё-таки – робот, – вздохнул цыган, перегнулся, достал из «бардачка» листок бумаги и передал мне.

– Фролов Максим Иванович, пятьдесят шестого, улица Русская… Понятно. Спасибо.

– Убьёшь?

– Да вы что! – воскликнул я. – Зверь я, что ли?

– Таня говорила, что они нескольких там, э-э-э, того, и убили. Да?

– Так этот и говорил, – буркнул я, обдумывая коварный план.

– Ты, это… Не переживай и не думай про него. Не будет он жить. Я сказал.

Последние два слова дались цыгану с трудом, и он их почти прохрипел. В зеркале я увидел лицо волка.

Татьяну мы подобрали в центре возле гастронома номер один на углу Океанского проспекта.

– Привет, – сказала она. – Чего такие оба надутые? Не поругались?

Кто бы что ни рассказывал о главенстве мужчины в цыганской семье, врут они всё. Женщина у цыган глава семейства. Думаю, когда-то у них был матриархат и многомужество. И амазонки, это, наверное, они. Говорят же, что где-то на Дону жили такие племена, состоящие из воинственных женщин. Предполагаю, это могли быть они.

– С чего бы нам ругаться? Мы думаем, как жить дальше? – сказал цыган.

– Что-то путное надумали? – она улыбнулась.

– Мы поняли, что жизнь прекрасна и удивительна такая, как она есть, – выдал я. – И надо радоваться тому, что нам дано.

Татьяна похлопала ресницами, явно ничего не понимая.

– Э-э-э-х, хорошо сказал, – рассмеялся цыган.

Девочка покачала головой.

– Правильно мать сказала: «Зря ты их оставила одних».

– О чём ты? – нахмурился цыган.

– Да ну тебя, папа. Всё испортил, да?

– Что, сразу, испортил? Он и не собирался с нами ехать. Испортил я! Это он меня испортил!

– Вот-вот… Всё с вами понятно. Он дал тебя убедить. Всё верно мать говорила.

Я сидел и балдел, глядя на черноглвзку. Они, эта маленькая сучка и её мамаша, меня уже попилили и съели. Без соли и перца. Но сейчас я не был подвластен чарам чёрных глаз, что буквально свели меня с ума три часа назад. Я сидел и молчал, улыбаясь глядя на меня. Она тоже посмотрела на меня. Улыбнулась.

– Ладно, только за то, что ты убил за меня человека, я прощаю тебя, и ты не умрёшь. Чужой жизнью ты купил свою. Так мама и сказала: «Отпусти его, если попросит». Ты просишь?

Я смотрел на неё улыбаясь, чуть прищурив глаза.

– Да… Ты точно наш, – сказала девчонка. – Эти карие глаза…

– Ты всё поймёшь из моих песен, – сказал я. – Тем более, что мы уже приехали.

* * *

До перерыва мы стояли и слушали. Билетёрша, как только я назвал пароль: «К музыкантам», глянула на меня, на мою гитару, стукнула себя по голове и, сказав: «Джони», меня пропустила. Я едва не рассмеялся, но сдержался, зная по себе, насколько старость – не радость.

В перерыве я, пожав всем руки, обратился к Славику.

– Сможешь песню одну исполнить прямо с листа?

– Смотря какую песню и смотря с какого листа.

Я подал лист бумаги в клеточку с переделанным мной текстом песни Чижа «Ты ушла рано утром». Переделанным капитально, но музыка осталась прежней. Из-за музыки то и… Да-а-а…

– Написал блюз про басиста.

– Юлюз, да ещё и про басиста? Прикольно! Покажи.

– Слова так себе, но…

Он задумчиво почесал щёку.

– Концовочка ничего себе. Наиграй мелодию.

– Сначала бас.

Я наиграл басовую партию.

– Прикольнинько. А мелодия?

Напел.

– Ничё так себе. Только не блюз это, так… Породия, но оригинальная.

– Тут, тут, тут, тут, – синкопы и паузы.

Славик взял листок.

– Вот аккорды.

– Да понятно с аккордами. Мелодию бы ты написал, не уловил я что – то. Сам бы и спел…

– Взрослая она.

Славик ещё раз заглянул в текст.

– Ну, да…

– Нотный лист есть?

– Найдём. Ты ноты знаешь? Ах, ну, да… Забыл, что ты у нас вундеркинд. На.

Он вытащил из какой-то своей папки нотную тетрадь, а я быстро натыкал на нотном стане точек и добавил им хвостиков.

– Во, даёт, – восхитился барабанщик. – Мне бы так.

– В школу ходить надо было, бестолочь, – шутливо замахнулся на него рукой Славик.

Тут же под нотами я написал слова. Что это я дома не додумался разлиновать и нотки расставить. Не тем голова была занята. Выкорчёвывал из себя «раба», как говорится. Да-а-а…

– Вот это другое дело. Теперь всё понятно. Володя посмотри, пацан песню прикольную принёс.

– Знаешь, Славик, я вот, что скажу… Или он, или я, – сказал Гутман. – Что за фигня! Где это видано, чтобы малолетки меня играть учили?

– Ты чо, с дуба рухнул? У него песни клёвые. Их играть сразу можно, с листа. Они простые, как три копейки, но клёвыё.

– Клёвая музыка, да. Мне нравится, – сказал опять вмазанный клавишник.

– И мне! – кивнул тоже вмазанный барабанщик. Чо ты, Вова, кипешуешь?

– Да пошли вы! Ну и что, что у него песни клёвые! У меня тоже песни клёвые, а мы их не играем.

– Свою нудятину, которую ты называешь «баллады», играй и пой сам. Отнеё скулы сводит.

– А меня от твоих песен тошнит.

– Короче! Я сказал: Или я, или он! Выбирайте!

– Вот ты жаба, Вова. Получил фуз, за общие деньги и в кусты. Свою группу собрал?

– Какую группу? Нет у меня никакой группы?

– Ой, да я тебя умоляю. Сёма нам рассказал, как ты его в ДК «Ленина» подсидел, да мы не поверили, да Костя?

– Было такое!

– Поэтому, не надо ля-ля, Вова. Намылился на сторону, вали. Найдём мы гитариста. Пацан, конечно, играть не будет… Найдём. Свято место пусто не бывает. Сам знаешь! Но тебе мой совет… Бодяжь свою шнягу фирмой, а то забросают тебя тухлыми яйцами. Так, что, это не мы должны выбирать, а ты выбирай.

– Да, пошли вы! – прошипел Гутман и стал собираться.

– Ты, Вова, сам собирайся, а его «машинку» оставь.

– Она не его, – буркнул Гутман.

– Но и не твоя.

Я тронул Славика за локоть.

– Пусть забирает, у меня лучше есть, – сказал я, доставая бордовую коробочку из сумки. Тут, кстати, я тебе футболку принёс, как обещал.

– Ну, ты молоток, Джони! Забирай, но завтра, чтобы всё возместил.

Гутман собирался, мы разговаривали. Вернее, присел на Славика я.

– Мне надо, чтобы ты объявил, что эту песню написал я только что сегодня, для девушки Татьяны, которая находится в этом зале.

– В этом зале? Где? Я же должен на неё смотреть, когда буду говорить.

– Вон она, с отцом стоит.

– Фига себе! Я знаю её! Подкатывали к ней, но она отшивает всех сразу. и её да этот дядька встречает. Серьёзный. Так он её папа, или папик?

– Папа-папа. Он – цыганский барон, если что.

– Фигасе! – присвистнул Славик. – Ну у тебя и знакомые, то музыканты Московские, то аж целый цыганский барон с дочкой. Симпотная кстати… Дружишь с ней?

– Женить хотят, – вздохнул я.

– Чо-о-о? Офигел, что ли? – хохотнул Славик шёпотом. – Какая, женитьба? Тебе двенадцать.

– Вот и я им говорю, что не готов я ещё к серьёзным отношениям.

Славик фыркнул.

– У них с двенадцати лет женятся, – пояснил я.

– Да ты чо? – распахнул глаза басист. – Да ну на!

– Отвечаю.

– Пи*дец. Но ведь ты не цыган.

– Зовут в табор, но… Хрен им а не барабан.

– Причём тут барабан? Что за барабан?

– Анекдот такой.

– Расскажи.

Рассказал. Посмеялись. Особенно анекдот понравился барабанщику. Он ещё долго гыгыкал и тыкал себя палочками в грудь, восклицая:

– Хрен вам а не барабан!

Но мне не удалось соскочить с неприятной мне темы.

– Значит тебя хотят сделать цыганом? – продолжил меня пытать Славик.

– Хотят. Дом обещают в Молдавии…

– Дом в Молдавии? Клёво. Там тепло, яблоки и виноград. Винища… Залейся. Вкусное… И что тебе надо для того, чтобы встретить старость? Хе-хе-хе Шучу-шучу… Не хочешь становиться цыганом? Понимаю… Хе-хе-хе!

– Тебе смешно, а я не могу отбрехаться. Пристали, как…

– Так ты хочешь песней всё сказать, чтобы не обидеть. Грамотно. Посвяти ей песню. Не написал для неё, а посвятил ей. Совсем другое отношение к тебе будет. Когда женщине посвящают песню или стихи, это на века.

– Согласен.

Гутман собрался и ушёл. Я встал на его место со своей «Арией», но Славик достал из коморки «полуакустику» Ямаху. Похожую, кстати, на «Гипсон».

– Ух ты! – восхитился я.

– Лабай, лабух! – похихикал Славик и подошёл к микрофону.

– Второе отделение нашей панцевальной программы мы начинаем с песни, которую наш молодой гитарист посвятил девушке Татьяне, которая находится вместе с нами. Джони написал её только сегодня и она должна вам понравиться. Это очень медленный танец.

Дук-дук, ударил бас и Славик запел:

– Я ушёл почему-то, чуть позже шести. Я ушел почему-то, где-то чуть позже шести. Мы с тобою расстались. Я посмотрел на часы. Двери скрипнув трамвая, прошептали: «Прости…»

Дальше я не особо переделывал. Убрал «подушк» вместо неё вставил: «Мне на память», выкинул, про «искал тебя и здесь и там…» (Простите меня Чиж и Ко).

В общем, песня удалась и гитарная партия мне удалась. Звук у гитары был чистейший, струны фирмовые и тянулись прекрасно. А я старался в протяжку вложить всё своё страдание.

Барабанщик был тоже в «ударе». Басист импровизировал, одухотворённо высунув язык и ингда трогая струны большим пальцем, имитируя «слэп». Получалось не очень, но складно. Вермона поддерживала тему редкими аккордами. Костик почти спал. Как уже говорилось, они с барабанщиком перед работой накатили, но на Витька водка действовала возбуждающе, а Костика наоборот, тупила и усыпляла.

Дослушав песню, мои «цыганские друзья» помахали мне руками и растаяли в толпе толкущихся на танцполе пар и отдельных личностей. Я с облегчением вздохнул.

– Эх, джони, Джони, – сожалеюще проговорил Славик. – А вдруг ты счастье своё профукал?

– Нафиг-нафиг такое счастье, – подумал я, но промолчал. Мне ни с кем не хотелось говорить про моё счастье. Я ещё сам не знал, какое оно тут моё счастье.