Текст книги ""Фантастика 2024-184". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Александр Сухов

Глава 23

23

Судно представляло собой скорее плавучий городок, с роскошным отелем, шикарным рестораном, несколькими барами на любой вкус, игровыми площадками, тренажерными залами, шикарным бассейном отделанным мрамором и позолотой, и даже гольф клубом, созданным умом настоящего мастера. Хотя последний и располагался в относительно небольшом зале, но его ландшафт был настолько правдоподобно выполнен, что иногда казалось, что ты находишься на настоящем поле, а не в трюме судна плывущего по бесконечному океану.

С первого же шага по великолепно отделанным залам начинаешь понимать, что попал в какую-то сказку. Причем сказку не из «Тысячи и одной ночи», хотя возможно иногда и такое, а скорее перенесся в недалекое прошлое, грациозное, пышное и отчасти безвкусное. Впрочем, последнее выражалось скорее из-за новоявленных нуворишей, успевших получить состояние, но не сумевших пока еще обзавестись природным лоском, присущим древним Европейским родам, и несколько вычурной отделкой некоторых залов, в виде золотой лепнины, и несколько пошловатых гобеленов. Впрочем, выбор имелся даже здесь, и совсем необязательно было посещать те места, которые не нравились.

Стоило Длинному и Лехе сделать первые несколько шагов в огромном зале ресторана, почти до отказа заполненном людьми, как стоящий у входа, церемониймейстер одетый в роскошную шитую серебряным орнаментом ливрею с посохом в левой руке, принявший у входящих их визитки, ударил своим им о мраморную плитку пола и зычным, хорошо поставленным голосом произнес: – «Барон Симен фон Визен. Алекс Сабуров. Швейцарская конфедерация!»

Мгновением спустя, возле вошедших, словно чертик из табакерки, появился сам капитан корабля. Подобное отношение, показывающее истинное уважение проявлялось, далеко не к каждому гостю, появляющемуся в ресторане и представленному гостям, в нем находящимся. Но тут был особый случай. Еще бы, молодой богатый аристократ, чья родословная восходит к началу XIV века, когда баронство Weesen присоединилось к тройственному союзу долин и вошло, в качестве одного из основателей будущей Швейцарской Конфедерации. Фактически в зале сейчас находился один и потомков основателей Швейцарии, и принимать такого гостя было бы честью, для любого правящего дома Европы, не говоря уже о каком-то там капитане круизного судна, хотя, и говорят, что «Капитан на своем судне – первый после бога». Но судно, это все же не одна из богатейших стран Европы.

Имя Алекса Сабурова, мало, что сообщило капитану, но одно то, что он находился в дружеских отношениях с бароном, уже поднимало его планку достаточно высоко. А безукоризненный немецкий звучавший из уст друзей, спасибо Григорию Сергеевичу, и практически целому году постоянной учебы, только подтверждал знатность вновь прибывших гостей.

Слегка поклонившись, и представившись, капитан проводил гостей на почетное место и усадил, с их согласия за свой столик, что тоже являлось проявлением высокого уважения.

Поинтересовавшись тем, как они устроились, все ли им нравится на судне, и описав в общих словах, чем гости могут воспользоваться, для организации собственного досуга, капитан поинтересовался целью путешествия молодых людей, а узнав, что последние просто решили поохотиться в джунглях Амазонки, пришёл в полный восторг, сразу же переключившись на тему охоты, и рассказывая о своих приключениях. В общем беседа, протекала тихо и мирно до определенного момента, когда к столику капитана подошел слегка выпивший мужчина, не обращая внимания на сидящего за столом капитана корабля, и слегка оттолкнув плечом Алексея, оперся обеими руками о столешницу и вглядевшись в невозмутимое лицо Длинного, несколько заплетающимся языком произнес несколько фраз, на чисто русском языке:

– Кого я вижу? Агент Гепеу. Длинный, или товарищ Шумилов, если я не ошибся? Или теперь ваша контора называется несколько иначе? Ну так расскажите почтенной публике, чем вы хотите порадовать ее своим присутствием?

Длинный безразлично взглянул на бывшего контрразведчика, ротмистра Кленовского, которого конечно сразу же узнал, а после промокнув губы салфеткой, повернулся лицом к капитану, пребывающему в некотором замешательстве, произнес.

– Это, что за шут, капитан? Или на вашем судне принято вмешиваться в чужую беседу и этим оскорблять гостей? Я начинаю сожалеть, что согласился провести некоторое время на вашем корабле.

После чего поднявшись со своего места, небрежно бросил скомканную салфетку на блюдечко, и произнеся.

– Пошли Алекс. Похоже мы ошиблись с выбором судна.

Леха, который до сего момента тоже находился в некотором оцепенении, потому как еще были живы воспоминания о приюте, и нравах, царящих в эмигрантском сообществе Болгарии, хотя и прошло уже6 больше года, был несколько испуган. Но прекрасно понимая, что нельзя на людях показывать подобное состояние, мысленно встряхнулся, и поднявшись следом за своим другом произнес, постаравшись вложить в свой тон некоторую брезгливость.

– Вы правы барон. Пожалуй, стоит выбрать что-то иное. Надеюсь в Кале, найдется, что-то более приличное, нежели это…

Леха не договорил, но и брошенных слов оказалось достаточно, чтобы гул возмущения прокатился по залу. Причем возмущение было скорее обращено на выходку неизвестного, и почему-то молчание капитана, который в это время находился в некотором ошеломлении, от подобной наглости одного из пассажиров, нежели на поступок барона и его друга. Было бы все иначе, если бы они проглотили подобное отношение.

Но похоже ротмистру этого показалось мало, потому как он, оторвавшись руками от стола, сделал пару шагов в сторону и оказавшись на пути нашего героя брызжа слюной, зычно выплюнул.

– А, ну стоять! Я еще не закончил, товарищ больвшивичок!

Последние слова были произнесены с такой ненавистью, что говоривший их казалось готов тут же убить на мгновение остановившегося барона. Не слишком твердо стоящий на ногах мужчина слегка покачивался, собираясь с мыслями, и готовя еще какую-то фразу, которая, по его мнению, должна была добить барона.

Длинный спокойно взглянул, на не слишком трезвого мужчину, после чего молниеносным движением руки, коснулся пульсирующей жилки, находящейся на шее стоящего перед ним человека. После того, как последний сполз на пол, потеряв сознание, барон, показательно-аккуратно достал из кармашка двумя пальцами платок, будто боясь испачкать свой безукоризненный костюм, брезгливо вытер свою ладонь, уронил к ногам испачканный платок и повернувшись к своему спутнику произнес.

– Вы правы, Алекс, думаю в Киле мы найдем, что-то поприличнее. Где хотя бы не будет подобных животных, бросающихся на приличного человека.

И перешагнув через лежащего на полу мужчину, друзья направились в свои апартаменты.

Интерлюдия.

– Вы, сошли с ума, ротмистр! Поставить под удар операцию из-за своих амбиций! Это просто чудовищно!

– Я уверен, что это он господин генерал! Я лично допрашивал эту шваль в Крапеце, Софии и Петриче! Я не мог ошибиться. Тем более там же находился этот щенок Сабуров. Это только подтверждает мою правоту!

– Да мне плевать и на вас, и на вашу правоту, и на все остальное! Вы поставили под удар всю операцию, и что теперь скажет князь, когда узнает, кто именно виноват в провале?

– Но ведь, все обошлось? Этот больвшивичок сойдет в Киле, а мы продолжим свой путь. А после найдем его и все встанет на свои места. А уж тогда он ответит сразу за все.

– Вы уверены в этом? Могу обрадовать. Это не он сойдет в Киле. Это нас выбросят с судна в ближайшем порту. И нам очень повезет, если это произойдет именно в порту, а не в какой-то деревушке на берегу. Или вы настолько тупой, что не понимаете разницы между собой, то есть человеком у которого за душой нет ни чего, и бароном, состояние которого находится на двадцать седьмом месте среди самых богатых семей Европы? Бароном, чья родословная восходит к основанию Швейцарии? Да будь он трижды большевиком, капитан встанет именно на его сторону, и знаете почему? Потому, что если Барон покинет этот корабль, то его смело можно отправлять на переплавку, потому как уже ни один уважающий себя человек, не приобретет билета на него, из-за произошедшего скандала! И кстати следом за бароном, его покинет вся уважающая себя публика. Вы, считаете, что капитан проглотит это оскорбление, ради вас? Да я вообще удивляюсь, что вы еще живы. Если бы Барон пристрелил вас прямо на месте, самое многое, что ему грозило, так это легкая укоризна в том, что он слишком долго терпел такого хама, как вы.

– Но князь ведь…

– Вы идиот, ротмистр. С этого момента…

Разговор прервал стук в дверь и в каюту вошел капитан в сопровождении четырёх вооруженных людей из корабельной полиции. Окинув взглядом каюту, он произнес.

– Господа. Ваше пребывание нежелательно на моем судне. У вас есть пять минут, чтобы собрать свои вещи и покинуть его. Шлюпка, уже спущена на воду и ожидает только вас. Если вы не уложитесь в отведенное вам время, вас вышвырнут как бешеных псов. Прощайте.

После чего повернувшись вышел из комнаты, оставив вместо себя полицейских настороженно-подозрительно, разглядывающих находящихся перед ними нескольких мужчин, и показательно посматривающих на часы.

Буквально через пять минут, все население судна высыпало на борт корабля пытаясь рассмотреть подробности высадки на берег, нарушителей общественного спокойствия, усаженных в корабельную шлюпку, вместе со своими в спешке собранными вещами, торчащими во все стороны из неплотно прикрытых, в спешке уложенных, чемоданов. После того, как шлюпка высадила людей на пустынный берег и вернувшись к судну, была поднята на борт, раздались оглушительные овации, сопровождаемые выкриками: «Слава, капитану!», «До здравствует справедливость!» и им подобными.

Уже на следующий день, капитан принес искренние извинения барону и его другу, перед всем экипажем и пассажирами, населяющими верхнюю палубу корабля. И закрепил свои извинения грандиозным банкетом, за счет экипажа, чем привел публику в такой экстаз, что, пожалуй, этот поступок еще долгое время будет находиться на устах высшего света, и одно это послужит такой рекламой судну и его капитану, о которой владельцы судна не могли и мечтать.

Дальнейшее плаванье, друзей проходило тихо и размеренно. Они постоянно находились на людях, принимая участие, наверное, во всех развлечениях, которые только было возможно найти на круизном лайнере, разве что исключая карты и рулетку. На несколько провокационный вопрос одного из пассажиров, о том, почему барон не играет в карты? Длинный ответил, что в свое время пообещал родителям не делать этого, а учитывая то, что он привык исполнять свои обещания, потому старается находить для себя, другие развлечения.

Однажды, кто-то из гостей, затеял популярную в это время игру в фанты, к которой привлекли и наших друзей. Причем подобное было проделано так ловко, что отказаться, не уронив своей чести, не было никакой возможности. И вдобавок ко всему, Длинному выпал фант исполнить какое ни будь музыкальное произведение. Учитывая тот факт, что он, как барон происходил из знатной семьи, умение игры на музыкальных инструментах подразумевалось априори. То есть откажись он от этого и сразу же появится некоторое подозрение в том, а действительно он настоящий барон, или тот человек, принявший его за агента ГПУ, был в чем-то прав?

Впрочем, Длинный не растерялся. Когда-то давно, в прошлой жизни, любящая мать заставляла сына учиться игре на фортепиано. Он даже отучился пять лет в местной музыкальной школе, все же бросив ее за два года до завершения. Скорее из-за того, что программа музыкальной школы включала в себя исполнение только классической музыки, или пьес, относящихся скорее именно к ней, напрочь убивая у учеников желание продолжать занятия и наотрез отказываясь от современных произведение, только укрепляя у учащихся это отвращение. Исполнение в течении пяти лет заунывных музыкальных опусов, которые были в ходу в прошлых веках, до того осточертели Семену, что он был готов лезть на стенку, от их звучания. А после того, как родительница, видя потерю интереса сына к игре на фортепиано, решила отдать его в школу интернат имени Глиера, несмотря на все его просьбы не делать этого, Семен твердо пообещал сбежать из дома, если это действительно произойдет, и напрочь отказался продолжать учебу в музыкальной школе. И из всех знаний, когда-то полученных там, помнил всего лишь одну мелодию. И то, не разучивал ее в музыкальной школе, а подобрал самостоятельно. Уж очень нравилась ему мелодия из заставки передачи: «В мире животных».

А уже много позже узнал о том, что эта мелодия, оказывается была написана Аргентинским композитором Ариэлем Рамиресом. И это не отдельное произведение, а всего лишь отрывок из его кантаты для хора, под названием Navidad Nuestraчто в переводе с Испанского, означает Рождество Христово. Отрывок назывался La peregrinación – Паломничество. Автором слов был Аргентинский поэт, Феликс Луна, а сама песня появилась в 1964 году. Позже, ее услышал Французский шансонье Жиль Дрё, По просьбе которого знаменитый поэт-песенник Пьер Деланоэ переделал эту песню, сменив стихи и слегка изменив мелодию. В итоге появилась песенка о Жаворонках.

Длинному же по душе был именно первый вариант песни, звучавший на Испанском языке. А сейчас, когда его Испанский, звучал гораздо лучше, благодаря интенсивным занятиям, он решил, что эта песня, исполненная им, подойдет как нельзя лучше. Тем более, что ввиду того, что она была пока не написана, и, следовательно, ее мелодия неизвестна одно это поднимало исполнителю планку, настолько высоко, что любые сомнения о его происхождении сразу же исчезали.

Откинув полы фрака, барон присел на скамеечку перед роялем и слегка повернув голову с сторону публики, произнес.

– Я не слишком хороший музыкант, хотя в детстве меня и пытались приобщить к музыке, но я все же большую часть времени отдавал, или верховой езде, или охоте.

В зале послышались одобрительные возгласы присутствующих здесь мужчин, что действительно, охота, гораздо более мужское занятие, что бренчать на рояле, в угоду экзальтированных дам. А барон между тем продолжал.

– Поэтому, из всего выученного в юности, я, пожалуй, хорошо помню, только одну мелодию. Точнее песню, которую и собираюсь вам исполнить. К сожалению, песня написана на Испанском языке, и боюсь, что попытка перевести ее на любой другой, будет несколько провальной. Но я надеюсь, что среди вас найдутся люди, знающие этот язык, и могущие помочь тем, кто его не знает. Сегодня разумеется не Рождество, но тем не менее думаю, что песня Вам понравится.

С последними словами барон повернулся к роялю, и в зале послышались звуки вступления знаменитой мелодии. Самое большое изумление, читалось, пожалуй, на лице его друга Алексея. Подобного исхода, он никак не мог предположить, и с некоторой дрожью ждал развязки, даже не представляя, как Длинный сможет вывернуться из этого положения. Еще большим удивлением стало то, когда он услышал саму песню.

Вот идут шаг за шагом Иосиф, Мария

Все идут через горы, селенья, поля,

По долам, по заросшим крапивой местам.

«Нет приюта нигде», – тихо молвят уста.

Неизвестность тревожит: если скоро рожать,

Не в дороге быть надо, а дома лежать.

Где родишься, цветочек, бессонный сверчок?

Все сильнее во чреве стучит кулачок…

Сам текст и совершенно незнакомая, и какая-то необычная мелодия, просто кричали о том, что его друг никак не мог услышать эту песню, в той семье, революционеров, к которой он как бы имел отношение. Длинный не раз, упоминал о том, что его отец, был яростным атеистом, да вся нынешняя политика покинутого ими государства, тоже говорила именно об этом. А тут слова о рождении Христа, о паломничестве. А его умение играть на рояле. Причем, судя по постановке пальцев, а Леха знал об этом не понаслышке, потому как его мать постоянно садилась к роялю, и не раз упоминала о том, что ладонь не должна пластаться по клавишам, а быть собранной в щепоть. Это просто невероятно. И просто кричит о том, что Семен, точно является по меньшей мере дворянином, и воспитывался не в семье революционера, а совсем в другом обществе.

Закончив игру, барон несколько мгновений сидел у рояля, опустив руки себе на колени. Потом наконец встал и кивком головы, обозначил свой поклон публике. И в этот момент раздались такие овации, что, пожалуй, затмили всех исполнителей, выступавших до него.

– Благодарю, вас! – произнес барон, и прошел за свой столик, где уже находился его друг.

Дальнейшие исполнители уже не шли ни в какое сравнение, с выступлением барона, и потому скоро игра, сама собой завершилась, сойдя на нет.

Глава 24

Манаус, встретил друзей духотой, тридцатиградусной жарой и шумом, от которого порой закладывало уши. Порт, в котором ошвартовался круизный лайнер напоминал человеческий муравейник, движение в котором не замирало ни на минуту.

Распрощавшись со случайными знакомыми и с помощью носильщиков выгрузив свои вещи, друзья наняли такси и поехали устраиваться в один из отелей, по совету капитана, расположенного на тихой окраине города. Разумеется, средства позволяли снять номера в чем-то фешенебельном, но учитывая то, что большую часть времени предполагалось провести в сельве Амазонки, особой надобности в этом не было. Скорее была необходимость чего-то пусть и не слишком роскошного, но достаточно тихого и уютного. Чтобы была возможность отдохнуть от постоянного шума и в тоже время не думать о дополнительных удобствах. Именно поэтому домашний пансионат фрау Миллер, подошел лучше всего. А после того, как почтенная женщина узнала имена молодых людей, наверное, была на седьмом небе от радости. Во всяком случае, тут же были выделены апартаменты в распоряжение наших героев, рассказано все, что интересовало юных аристократов, и вообще добрая хозяйка старалась во всем угодить новым постояльцам. Как оказалось, чуть позже, фрау Миллер хоть и была уроженкой Манауса, ее родители были выходцами из Валенштадта, Швейцарского городка, расположенного буквально в пятнадцати километрах от вотчины барона. И появление барона, она восприняла как благословление свыше. Еще бы, ведь когда-то ее родители жили совсем рядом с баронством Визен, и на сколько она помнила, воспоминания родителей о покинутой ими родины были только в восхищенных тонах.

Кстати с ее помощью был найден и небольшой пароходик, с поэтическим названием «flores da Amazônia» – Цветы Амазонки, аренда которого обошлась нашим друзьям совсем недорого. Как оказалось, город сейчас переживал не лучшие дни. Кризис возникший в результате завершения каучукового бума, подорвал экономику города, и найти в данный момент работу, приносящую хоть какой-то приличный доход, было огромной проблемой. Здесь же было предложение, устроившее обе стороны. Молодой аристократ, хотел поохотиться в джунглях Амазонки, не особенно удаляясь вглубь от реки, и подняться вверх на восемьсот километров, якобы для того, чтобы сфотографировать редких животных, обитающих в устье реки Журуа и на озере lago do Camaleão, находящегося в нескольких сотнях метрах от этой реки. Пароходик же был нужен для того, чтобы обеспечить кое-какие удобства богатому барону и его другу, питание и транспорт для доставки к выбранному месту и возвращению обратно в город. В общем стороны договорились, хозяин пароходика получил аванс и отправился готовиться к походу, а друзья в свою очередь занялись осмотром достопримечательностей и поиском некоего снаряжения, о котором просто не подумали вначале пути, или забыли об оном.

Самой большой радостью для Алексея, оказалась покупка недавно разработанного немецкого фотоаппарата «Leica I» со складным объективом «Leitz Elmar 3,5/50» и креплением для дальномера, который пришлось покупать дополнительно. Зато благодаря ему, было гораздо легче определить расстояние до объекта съемки и в итоге получить более четкий кадр. Кроме того, Леха закупил пятьдесят катушек пленки, и пару дней ходил в тот же магазин, где ранее приобретал все это, чтобы научиться самому и фотографировать, и самое главное перезаряжать аппарат. Проявка пленки и печать фотографий предполагалось поручить мастеру.

Еще большим удивлением стал для него тот факт, что его друг, едва увидевший в руках Лехи покупку, пригляделся, а после небрежно бросил:

– А, Лейка. Хорошая камера. Одобряю.

Леха едва удержался на ногах, от изумления. Откуда Длинный может знать не только, как называется этот фотоаппарат, потому как Леха еще не говорил об этом, а на самом фотоаппарате нет никаких надписей. Во всяком случае таких, что бросались бы в глаза. Вдобавок к этому, Длинный похоже знал о ней не понаслышке, иначе с чего он решил, что камера действительно хороша? А еще большим удивлением стало то, что в какой-то момент, Алексей, немного запутался и что-то сделал не так, из-за чего аппарат вдруг отказался делать очередной кадр. Он уже не на шутку испугался, подумав, что сломал тонкую и дорогую технику, как Длинный небрежно забрав у него аппарат, в пару движений привел тот в нормальное положение, вдобавок ко всему, дав Лехе пару советов. Причем совершенно правильных, потому как нечто подобное тот уже слышал от мастера, который консультировал его по вопросам фотосъемки. Но если мастер посвящал его в эти детали с таким видом, будто приобщает Леху, к чему-то сокровенному, то из уст друга это звучало, как обыденность, которую хоть и нужно знать, но ничего особенного в ней нет.

Зафрахтованный друзьями пароходик, был чем-то похож на ту посудинку, в которой друзья провели часть зимы, после побега из приюта имени Льва Давидовича Троцкого. Примерно такая же деревянная рубка, с торчащей позади нее трубой, и трюмом. Разве что на палубе имелась надстройка, в которой размещались две небольшие каюты, и камбуз с плитой для приготовления пищи. Большая каюта предназначалась для друзей, а та, что поменьше для капитана и его помощника. Впрочем за всё время путешествия, друзья воспользовались каютой лишь однажды, в самом начале, а все остальное время предпочитали ночевать в гамаках, как впрочем и капитан со своим помощником. Да и паровая машина питалась не углем, как это было на Дону, а жидким топливом. Судя по его плотности и виду, скорее всего мазутом, или чем-то подобным. А уж дым, выходящий из трубы, был настолько черен, что страшно было находиться рядом, потому как однажды, ради эксперимента, сунув в этот дым руку, Леха потом с полчаса пытался смыть с нее черноту, под насмешки, исходящие от Длинного, который советовал, для чистоты эксперимента, сунуть туда и голову.

– И тогда ты точно сойдешь здесь за местного негра. Тебя схватят, отправят на плантацию гевеи, и ты будешь собирать ее сок. Помнишь, как с березок сок собирал? Вот примерно так же и здесь. Тем более ты, как я вижу специалист.

Плаванье проходило достаточно весело. Кроме друзей на суденышке находились еще двое. Капитан, он же владелец пароходика, он же кок, умеющий готовить довольно приличные блюда местной кухни, и он же проводник, как по реке, так и по всем местным дебрям. Потомок индейца Тупи и Европейской женщины, он относился к метисам, или как было принято местное название «мамелюкос». Небольшого роста со смуглой, слегка красноватого оттенка кожей и широким округлым лицом, без выделяющихся скул. Коренастый мужичок небольшого роста, достаточно плотный с короткими кривыми ногами. В принципе о том, что они кривые друзья узнали уже в походе, после того, как капитан снял свои широченные штаны и напялил шорты на помочах, сказав, что так гораздо удобнее. А когда увидел офигевающий Лехин взгляд, явно указывающий на его ноги, то улыбнувшись во всю свою небритую физиономию, с пышными усами, заметил, что он ни разу не каварелист, и вообще их всех верховых животных только в далеком детстве однажды оседлал кабана, из-за чего папаша, всыпал ему горячих, по самое «небалуй», и с тех пор он предпочитает водный транспорт. Кроме всех выше перечисленных достоинств, капитан свободно разговаривал на всех языках и наречиях встречающихся в сельве Амазонки, и знал все повадки населяющих ее животных. Его рассказы о том Алексею, заставляли последнего, замерев от восторга, не отходить от капитана в течении всего пути, слушая его описания местного зверья, и рассказывающего об их повадках.

Помимо капитана был еще и его племянник, молодой парнишка возрастом примерно лет четырнадцати, то есть слегка помладше Алексея. Но в отличие от последнего с уже отчетливо сформировавшейся фигурой если не атлета, то уж точно биндюжника, как называли в Одессе грузчиков. В данном походе он выполнял обязанности прислуги за всё. Правда большую часть всего этого исполнял по принципу: «Могу копать – могу не копать», другими словами то, что приказывал капитан или кто-то из друзей, исполнялось безоговорочно и сразу. Но собственной инициативы в любом деле, не проявлялось от слова совсем. Скажут ему, что-то, тут же исполнит, завалится в гамак, на крышу надстройки, натянет на глаза свою шляпу и дремлет, будто его и нет совсем. Скажут, что-то еще, подорвется исполнит, и опять он в гамаке. А еще он был и вечным дежурным по кухне, отмывая посуду после еды, стюардом накрывая на стол, кочегаром, прочищая котел и регулируя подачу топлива, грузчиком, если нужно было перенести или загрузить что-то тяжелое, носильщиком, забойщиком, если вдруг было необходимо снять с кого-то шкуру и разделать тушу на мясо. Кстати того же подстреленного крокодила, разделал не дольше, чем за полчаса, при этом ювелирно сняв с него шкуру, не повредив ее не в едином месте. А голову, переложил какими-то листьями местных растений, напихал в глотку какой-то травы, вперемежку с глиной и увязав веревками опустил в деревянный чан с водой, твердо пообещав, что если по прибытии в Манаус, друзья отдадут эту голову местному таксидермисту, то у них окажется ценный трофей. А то, что голова сохраниться до их возвращения туда, он даже не сомневался.

А еще друзьям показали интересный способ ловли местной рыбы. Капитан набрал с полведра воды, встал на корму, своего пароходика и привязав к примерно метровой веревке снятую с курицы шкурку опустил ее в воду, предварительно побрезгав воду возле себя разбавленной кровью той же курицы. Холодильников пока еще не придумали, поэтому в дорогу капитан взял с десяток кур, которые жили в небольших клетках на корме, подкармливались остатками пищи со стола путешественников, и по мере необходимости забивались.

Опустив в воду веревочку с куриной шкуркой, он немного подождал, а потом видимо почувствовав зацепившуюся рыбу, резко поднял ее над водой и встряхнул над ведром. Вскоре ведро было заполнено почти до краев довольно крупной, примерно в две ладони, зубастой добычей. Леха, потянувшийся было за одной из рыбешек, тут же получил по руке. А на недоуменный вопросительный взгляд, капитан вытащил одну из рыбин, надев при этом толстые перчатки и разинув пасть показал Лехе целую кучу мелких, но весьма острых зубов, рассказав о том, что стайка этих милых рыбешек съедает случайно оказавшуюся в реке корову за пятнадцать минут, оставляя только обглоданные кости. Поэтому купаться здесь все же не стоит. А если по каким-то причинам упадешь за борт, тут же постараться вернуться назад, невзирая на укусы, и нападения, которые обычно происходят почти сразу, особенно если где-то на теле или просто в воде окажется кровь. Местные жители, для омовения используют или внутренние источники, где не водится эта рыбка, или прибрежные места, отпугивая подобных хищников некоторыми растениями которые разбрасывают вокруг места купания.

– Сожрут и фамилию не спросят.

Добавил Длинный, а услышавший это капитан расхохотался во все горло. Кстати капитан прекрасно понимал и разговаривал еще и по-испански, чему друзья были только рады и во всю подтягивали свои знания стараясь общаться только на этом языке.

Скорость суденышка, двигавшегося вверх по реке, была совсем небольшой, хотя река и почти не оказывала сопротивления судну, потому как течение скорее подразумевалось. Любой предмет брошенный в воду, казалось стоит на месте лишь потихоньку удаляясь от места падения в воду. В принципе торопиться было некуда, и друзья частенько останавливались, брали с собой проводника-капитана, вооружались карабинами, а Леха брал еще и свой фотоаппарат, и все вместе углублялись в джунгли.

Капитан проживший, по его словам, здесь всю свою жизнь был прекрасным не только проводником, но и знатоком леса. По малейшим следам он определял наличие той или иной живности, по звукам расстояние до нее, и всегда предупреждал друзей о таившейся опасности, если вдруг что-то замечал. Племянник капитана, постоянно оставался на пароходике, для его охраны. И большую часть времени просто валялся на солнышке прикрыв лицо своей соломенной шляпой.

В один из дней, видя, как друзья изнывают от жары, капитан предложил им коктейль, сделанный на основе виноградной водки, сока лайма и яичного белка. Вообще-то Длинный всегда был против крепких напитков, к чему постоянно приучал и Алексея. Даже в эту поездку, после того как капитан принес список необходимых для перехода продуктов, безжалостно вычеркнул из него весь алкоголь. Конечно капитан постарался доказать ему, что все представленное им указано вовсе не для пьянки, как это можно было бы подумать, а чисто в силу традиций. Если скажем где-то принято пить чай, то здесь в Бразилии, его заменяют обязательным бокалом вина. К тому же он отметил тот факт, что кроме местных вин, являющихся скорее аперитивами, то есть столовыми напитками для улучшения аппетита и лучшего пищеварения, ничего крепленого не указано. Разве что галлон виноградной водки, которая указана не для постоянного употребления, а для изготовления коктейлей, или для сугубо медицинских целей. Да и что такое галлон на два месяца пути? Так, слегка понюхать ароматы.

Какие уж там ароматы у виноградной водки Длинный не знал, но список так или иначе был утвержден. И теперь друзья наслаждались действительно освежающим напитком, хотя и имеющим в своем составе водочную основу.

Как оказалось, коктейль назывался Писко сауэр, и уже считался национальным достоянием Перу, соседней с Бразилией страны, хотя и был изобретен совсем недавно, буквально несколько лет назад, одним из гринго, прибывшим в Перу из САСШ и открывшим в Лиме бар. Довольно простой в приготовлении, коктейль между тем быстро завоевал популярность.

Наверное, самым довольным в путешествии был Алексей. Он не расставался со своим фотоаппаратом, и отщелкал уже, наверное, половину взятой с собою пленки, все время сожалея, что не имеет возможности делать цветные снимки. Однажды Длинный, в шутку сказал, что надо было покупать кинокамеру, а не фотоаппарат.