412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Сухов » "Фантастика 2024-184". Компиляция. Книги 1-20 (СИ) » Текст книги (страница 37)
"Фантастика 2024-184". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)
  • Текст добавлен: 17 июля 2025, 21:17

Текст книги ""Фантастика 2024-184". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"


Автор книги: Александр Сухов


Соавторы: Мариэтта Шагинян,,Алекс Войтенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 353 страниц)

Глава 5

– Брат, говоришь? А сам что можешь?

– Да, так, – «скромно» скривился я. – Болел я долго. Зачах слеганца. Сейчас набираю массу и силу качаю.

– Массу? – Юдин не сдержался и улыбнулся. – Для твоего роста ты должен весить килограмм пятьдесят. А в тебе от силы сорок.

– Наем.

– Так, что умеешь? – снова спросил тренер.

– Двойки, тройки, уклоны, нырки, сайдстэпы, циркули…

– Чего? – выпучил глаза Юдин.

Он повернулся к рингу.

– Васин останься. Кузьмин сними перчатки отдай парню.

Потом посмотрел на меня.

– Ты, вроде потный. Бежал, что ли?

– Угу, – кивнул я.

– Хорошо. Лезь за канаты и не бойся. Тебя бить не будут. Женя, тольконамечаешь касание в грудь и плечи. Понял?

– Понял, – просипел уставший Женя Васин.

– Тебя как зовут?

– Тоже Женя. Евгений, – сказал я закатываясь перекатом под нижний канат.

– О, ты как! – удивился Юдин. – Ловко, но не уважительно для ринга. Смотри, может не принять. Он у нас своенравный.

Я посмотрел на Юдина сверху вниз, смастрячил извинительную гримасу и дёрнул плечами.

Перчатки, ещё те, в которых можно было сжимать кулак, имели достаточно убитый вид и значительную степень потёртости. Похоже, что ими специально шаркали по грубой наждачной бумаге. Капы у меня не было, именно поэтому тренер запретил Васину бить меня в лицо.

Мне завязали перчатки и я развернулся к уставшему сопернику.

– Так, что там я говорил про сайдстэпы и циркули? – подумал я. – Хоть бы двойку нормальную сварганить.

Бросив несколько раз руки вниз, я попробовал почувствовать свои локтевые сухожилия. Так… Главное – при ударах не до конца выпрямлять руки. Сейчас главное не попасть, а показать технику. Хотя, какая у этого тела может быть техника?

– Поехали! Три раунда по две минуты.

Я шагнул вперёд, протянул сопернику обе перчатки.

– Во, даёт! – восхитился кто-то. – Наглый!

На моё приветствие Васин не отреагировал, а сразу, прикрыл обе мои перчатки своей правой, и «засандалил» мне левым хуком в правое плечо. Я скрутился тазом и нырнул влево, уводя своей правой его правую перчатку себе наружу и, снова перенеся вес на правую ногу, атаковал своей левой его правое плечо.

Один – один по касаниям, но мой удар получился поплотнее, а его – вдогонку моему «убегающему» плечу и вскользь.

– Хорошо, Евгений, – отреагировал Юдин. – Давай дальше.

Тело не слушалось, ступни вихляли, словно стояли на плохо зашнурованных коньках. Попробовал попрыгать, покрутив тазом и поймать Васина на сближении, но Васин стал значительно осторожнее. Он долбил меня, как дятел прямыми двойками и тройками, вставляя апперкоты. К концу первого раунда я напрыгался по самое «не хочу», но больше ни разу соперника не коснулся.

Дыша, как паровоз, я ушёл в угол и повис на канатах. Подошёл Юдин, заглянул мне в глаза, но промолчал.

– А мне можно ему в голову? – спросил я.

Юдин хмыкнул.

– Попробуй.

Он посмотрел на секундомер и снова сказал:

– Время! Васин, он попытается попасть тебе по голове. Тебе нельзя отвечать так же. Всё понял?

– Понял, – буркнул Васин через капу.

Я шагнул вперёд и на скачке пробил джеб, поднырнул под его правую перчатку, пробил правой апперкот в челюсть, шагнул левой в сторону, крутанулся на носке левой ноги, демонстрируя корявенький циркуль и выкинул длинный хук слева перевёрнутым кулаком, целясь ему в голову. Бам-бам-бам! Все три удара качественно влетели в Васина, но лишь раззадорили.

Он гонял меня, как стая лаек медведя. Больше ни одного удара он не пропустил, а я нахватался, разных его тычков, как собака блох. Несколько раз мне прилетело и по голове.

После команды «стоп» я, снова отойдя в угол, завалился на канаты и опять дышал, но уже не как паровоз, а как кузнечные мехи. Лёгкие разрывались, трахеи жгло, гортань хрипела. Подташнивало, и я понял, что у меня резко упал сахар.

– Мне бы сахарку, – сказал я.

Организм, не привыкший к таким нагрузкам, сжёг все запасы энергии.

– Что такое? У тебя диабет? Или перетрудился?

– Не надо было бежать. От Авангарда бежал. Давно не тренировался, вот сахар и упал.

– Грамотный? Ну ты, блин, даёшь! – сказал Юдин и метнулся в тренерскую. Через секунду он уже совал мне в рот кусочек сахара.

– Слабенький ты. Но это ничего. Так ты молодец. Для первого раза за канатами… Очень даже не плохо. Васин уже год тренируется, а это много для бокса. У него и удар неплохой.

– Да я бы его завалил, – просипел тоже умаявшийся Васин.

– Завалил, завалил. Нормально бой провёл. Молодец, Женя.

Женя воспрянул духом и заулыбался.

– А пацан не чо такой. Шустрый. Ударчики слабенькие, но ничего. Нормалёк.

– Как твоя фамилия? – спросил тренер.

– Дряхлов, – сказал я, ожидая смешки, однако присутствующие в зале на мою фамилию отреагировали буднично.

– Понятно, Евгений. Сегодня тебе хватит. Неси справку и разрешение от родителей. Буддем тренироваться. Задатки у тебя есть. Физику тебе надо подкачать.

– И тут физика, – мысленно усмехнулся я.

Тошнота проходила.

– Вижу, что ожил, – молодец.

Юдин потрепал меня по волосам. Что они все мои волосы треплят? Хорошая шевелюра мне досталась и выпирающий затылок. Бить туда будут… Да-а-а…

Попрощавшись и пообещав тренеру уже завтра взять справку, я вышел из зала.

– Ну как, взяли?

– Взяли, Иван Михалыч, – улыбнулся ему, вспомнив имя. – Спасибо, что посоветовали.

– О, как! Уже и имя моё знаешь! Молодец! Так, будешь ходить?

– Буду. До свидания.

– Бывай, бывай…

Выйдя из спорткомплекса, я решил искупаться. Народу на набережной было не много. Рабочий всё-таки день. Тут же у стадиона купив мороженного, я отправился к автоматам с газированной водой и выпил один за другим три стакана с сиропом. Сахар в той жизни для мне уже был не желательный продукт, да и химические напитки вставали поперёк горла. Здесь сироп вырабатывался из натуральных яблок, груш и ягод. В автомате чаще всего использоался дюшес, то есть грушовый, а вот в магазине можно было купить разный сироп.

Дома у нас, когда я был маленький, имелся сифон, и мне нравилось самому делать газировку. Если не было сиропа, подходило бабушкино варенье. Женькина семья обходилась без сифона. Сашка вчера делал себе «газировку», наполняя кружку со смородиновым вареньем водой из-под крана, неплотно зажав его пальцем. Оригинальное решение. Надо попробовать.

Вода в ковше показалась мне грязной, и я пошёл дальше на территорию пляжа «Динамо». Вода и там не отличалась идеальной чистотой, но дальше я не пошёл. Территория спортобщества КТОФ в отличие от деревянной Динамовской, закатанная асфальтом, мне не нравилась никогда, хотя там имелась десятиметровая вышка для прыжков в воду. На «Динамо» вышка была пониже. В старших классах и в студенческом возрасте мне нравилось прыгать с неё, вызывая девичий восторг и уважительно-завистливые взгляды парней.

Но сейчас мне хватит и шестиметровой высоты «динамовской» вышки. Мне захотелось дать этому телу встряску. Оно, между прочим, оказалось жилистым и прочным. Как не старался, мне не удалось повредить его суставы и связки. Хотя… Вечером и завтра посмотрим. И тут я вспомнил, что забыл снятый и оставленный возле стадиона гипс. Эх! Ну да ладно. Гипс я и сам себе намотаю.

Раздевшись и поплавав всласть пошёл к вышке. Кстати, предположение о Женькином теле, как о «топоре» не подтвердились. Тело имело положительную плавучесть, что означало, что кость у этого тела лёгкая, пористая. Что для бокса имело отрицательную характеристику. Зато для плавания положительную. Тело могло лежать на воде даже на боку.

– Так тебе, брателла, в синхронное плавание прямая дорога. Туда с такой плавучестью «с руками оторвут», – подумал я. – А вот нокаутирующий удар ставить придётся долго. И ломаются такие кости легче. Да-а-а… Намаюсь я с ним.

Прыгнув раз пять с трёх метров и отработав подскок и «склёпку», поднялся на шесть метров. Постоял в сторонке, глядя, как прыгают другие. В основном «бомбочкой» глуша тех, кто прыгнул раньше.

– Вот придурки! Совсем не думают о технике безопасности! – думал я, наблюдая за «вакханалией», творившейся в воде. Поняв, что нырнув, надо уходить на глубину и отгребать подальше, я накачал себя кислородом, разогнался, оттолкнулся вверх, сложился, выпрямился и вошёл в воду. Нормально вошёл.

Волна схлопнулась над моими пятками, пощекотав их. Это говорило о том, что вход почти идеален. Открыв глаза и оглянувшись наверх, увидел «взрывы глубинных бомб». Ха-ха! Хрен вы меня подорвёте! Сопротивляясь всплытию, отгрёб подальше от вышки и поближе к трапу, ведущему на пирс. Вынырнул. Запаса воздуха хватило, чтобы проплыть под водой около десяти метров. Нормально для первого раза. Техника накачки лёгких кислородом для ныряния на большие глубины путём «фридайвинга», была освоена мной в классе восьмом «той жизни». Сейчас я просто попробовал её исполнить и получил приличный результат.

Снова поднявшись на верхнюю площадку, постоял, подышал, побольше поглотал воздух, прыгнул похуже, нырнул и доплыл до самых поручней, блестящих в зеленоватой воде бронзой. Солнце стояло уже высоко и пробивало слегка зацветшую к концу лета воду до самого дна. Красиво!

На пирсе я попрыгал, выбивая воду из ушей, и уже снова отправился к вышке, когда ко мне подошёл одетый в рубашку, брюки и сандалии парень. Ну, как парень? Лет до сорока мужчины мне казались молодыми. Издержки старческой психики, так сказать.

– Подожди-ка мальчик, – остановил он меня, придерживая за плечо.

Оглянулся, удивлённо посмотрел на него, вздёрнув, по привычке, левую бровь.

– Надо же, старые привычки переходят в новое тело, – успел подумать я и спросил: – Что-то случилось?

– Почему ты так решил? – усмехнулся подошедший.

– Ну… Вы такой весь… Э-э-э… В штанах…

Я пошутил, а он рассмеялся.

– Хорошо прыгаешь. Не хочешь спортом заняться?

– Я уже занимаюсь.

– Где? – удивление на его лице было таким, э-э-э, огромным, что с него можно было писать картину «Не ждали». – Я всех спортсменов знаю.

– Прям-таки всех? – теперь пришла моя очередь удивляться.

– Всех прыгунов в воду. Я главный тренер сборной края. Тебя я не знаю.

– А-а-а… Так я боксёр.

Мужчина рассмеялся.

– Понятно. Что-то для боксёра ты слишком, э-э-э, субтильный. Не та конституция. А вот для прыжков в воду – самое то. Ты лёгкий. Даже зависаешь в воздухе. Паришь.

– Да ну, на, – вырвалось у меня. – Что я птица, что ли?

– Зависаешь-зависаешь. Кто тебя так склёпку научил делать?

– Сам научился, – не соврал я.

Так и было в той жизни. Мы тут сами себя тренировали. Каждое лето. И тогда тоже подходили тренеры, но у меня получалось плохо и ко мне не приставали. Тяжёлая кость…

– Не видел я тебя тут раньше.

Я пожал плечами. Конечно, не видел. Женька и не ходил сюда ещё никогда.

– Не-е-е… Такой спорт не по мне. Я прыгаю для удовольствия.

– Ты зря отказываешься. Боксёр из тебя не получится, а вот прыгун в воду – однозначно. Ты у кого тренируешься?

Я посмотрел на него с опаской.

– Не скажу.

– Надо будет, я тебя всё равно найду. Так у кого?

Мужик оказался настырный.

– Дядя, а не пошёл бы ты, – чуть было не сказал я.

– Зря вы мне угрожаете. Так покупатели переговоры не ведут.

– Какие покупатели? – опешил он. – Ты что о себе возомнил, мальчишка?

– Я? Ничего. Это вы ко мне пристали. Купаюсь и ныряю тут, а вы пристаёте. Может вы и не тренер никакой, а…

У меня едва не сорвалось с губ слово «извращенец», но тогда о любом спорте можно было забыть. Тренер сборной – это фигура. Я не договорил, а уставился на него, лупая глазами и хмуря брови.

– Ладно, ладно… Погорячился я. Извини. Но, надумаешь, приходи в Спартак. Я тебе гарантирую приличную спортивную карьеру.

– Какая карьера? Мне всего двенадцать лет.

– Именно с этих лет и начинается в спорте карьера, мальчик. Жизнь в спорте коротка. Пока ты этого не понимаешь.

Он тяжело вздохнул.

– Понимаю, – хотел сказать я, но не сказал.

– Пойду я, а? – плаксивым тоном спросил я.

Он улыбнулся. Его улыбка мне понравилась.

– Хороший, наверное, дядька, – подумалось мне.

Я бы попрыгал в воду под присмотром профессионалов. Ощущение свободного полёта, хотя и длящееся мгновения, прекрасны, а с лёгким телом нырять приятнее. Сила удара не такая большая. Это я успел отметить. Масса на ускорение ведь даёт силу удара. Тело и здесь доказало, что связки и суставы у него крепкие. Руки и ноги при вхождении в воду не выворачивало. Поднакачать мускулы и будет ему счастье.

Мне хватало денег на пару пирожков, купленных на верхнем выходе со «спортивной гавани» и съеденных тут же, сидя на скамейке. Пока жевал, рассматривал кинотеатр Океан. В той жизни мы любили ходить туда не только ради широкоформатных фильмов, но и для того, чтобы поесть мороженное с «наполнителем»: сиропом, шоколадной крошкой. Ходил с отцом, матерью, а иногда с двоюродной сестрой-одногодкой, жившей неподалёку.

Буду ходить туда теперь? Что смотреть? Или, вернее, какие из фильмов можно пересмотреть? На «Тихой» – знал из воспоминаний Женьки – имелся свой небольшой кинотеатр «Факел». Где как раз и «трясли» Женьку неоднократно гопники. Он находился за зданием Энерготехникума и его вход был скрыт от прохожих. Этим гопники и беззастенчиво пользовались.

Ходить в кино Женьке было страшно, но не ходить нельзя. Кинотеатр – главное развлечение нашей серой детской жизни. Иных развлечений не существовало. Цирк ещё, но ни я, ни Женька замученных животных и придурковатых клоунов не любили. Выручали библиотеки с читальными залами, спортивные секции и всевозможные кружки.

Я в той своей жизни в младших классах ходил в читальные залы и в авиамодельный кружок. В средних и старших отдался самбо. Женька с Мишкой в том году ходили в секцию юных морских лётчиков, но кроме фанерного тренажёра вертолёта с настоящими, правда приборами и штурвалом, и бомбардировщика ТУ-16 со стеклянной штурманской кабиной в носу, секция ничем не привлекала.

Танки, в которых разрешали «лазить», тоже особо ни Женьку, ни Мишку не привлекали. Мишка бросил кружок раньше, ещё зимой. Не захотел морозиться на остановках. Добираться до «авиаторов» приходилось тремя автобусами. Женька промучился подольше, подхватил пневмонию и едва не остался в пятом классе на второй год. Теперь мы с ним пойдём другим путём.

Медитируя в трамвае, забравшись к окошку двойного сиденья, я вспомнил, что без формального музыкального образования реализация одного из моих проектов может вызвать нездоровый резонанс. Гитару в своей жизни я освоил на очень приличном уровне. Слишком людей моего ближнего круга, играли на этом инструменте. Да и изготовление «примочек»[5]5
  Примочкой музыканты называли электронное устройство (блок эффектов), предназначенное для обработки звука, обычно музыкального инструмента (например электрогитары, бас-гитары, синтезатора), барабанов или вокала. Часто используются в музыкальных студиях для улучшения чистоты звука, его «прозрачности» или наоборот. Отдельные модели только окрашивают звук, другие радикально его изменяют. Блок эффектов используются как в студиях, так и при живых выступлениях.


[Закрыть]
для гитар, которыми я в студенческие годы зарабатывал на достойную жизнь, требовало элементарное знание инструмента. Ну, а потом пошло – поехало. Свадьбы, танцы. Стала затягивать кабацкая жизнь лабуха, но я вовремя с этой «иглы» спрыгнул, оставив музыку и вокал в виде хобби, сосредоточившись на технической составляющей музыки, пригодной для зарабатывания средств существования.

Глава 6

Здесь и сейчас я планировал развить именно эту тему. Уже сейчас. Прямо сейчас. Кормить-то семью надо. Мать, брата-студента, себя. Кормить, одевать. Да и постепенно строить бизнес. Этот способ зарабатывания денег в той жизни мне дал не только очень приличный стабильный доход, но и огромный опыт практической реализации знаний, полученных в институте.

Даже в зрелом возрасте, я какое-то время посвятил восстановлению старой японской радиотехники. Просто из спортивного интереса – помню-не помню – перебрал и восстановил несколько купленных на японском аукционе «убитых» усилителей, магнитофонов, проигрывателей и акустических колонок, собрав себе в загородном доме на Истре отличный комплект звуковой аппаратуры и прекрасную фонотеку «вениловых» пластов. Да-а-а… Сейчас бы эту аппаратуру можно загнать тысяч за двадцать. Жаль, радиодеталей в СССР нужных нет. При их наличии я собрал бы любой усилитель. Даже с улучшениями.

Почему бы сейчас приложить свои знания и умения в том направлении, которое точно принесёт пользу не только мне, но и обществу. Даже в отдельно взятом городе. Те технологии что известны мне настолько отличаются от настоящих, что упрекнуть меня в плагиате не получится. И моих собственных разработок, реализованных в лабораториях Политехнического института, предостаточно, чтобы уже сейчас получить Нобелевскую премию.

Но нам этого не надо. Нам надо просто нормально жить самим и давать жить другим. Санкций я не боялся. Пока наше правительство в лице КГБ, поймёт и поверит, что творец супертехники конкретный человек, а не группа товарищей, я уже вырасту и скорее всего, куда-нибудь свинчу. Закончу тот же «политех» и свинчу в Новосибирск.

Так вот про музыкальную школу… Я пялился в пыльное трамвайное стекло и, вспоминая фильм «День сурка», думал, куда пойти учиться. У нас на Русской была музыкальная школа. Других таких образовательных учреждений я не знал. Но ведь они должны быть почти в каждом районе города. Вспомнилось, что кто-то из родни, проживавший на Баляева, учился игре на аккордеоне в «английской» школе номер пятьдесят семь. Значит и в Первомайском районе, к которому относилась улица, где проживал Женька, тоже должна иметься своя музыкальная школа. Государство рабочих и крестьян заботилось о гармоничном развитии молодого поколения строителей коммунизма.

– Извините, – обратился я к сидящей справа рядом со мной женщине. – А вы не знаете, где ближайшая музыкальная школа?

– Музыкальная школа? – чему-то удивилась женщина, разглядывая меня недоверчиво.

Мой вид явно диссонировал с моей заинтересованностью.

– Зачем тебе?

– Хочу записаться.

– Да? – ещё больше удивилась женщина. Потом она, зачем-то, посмотрела на стоящую рядом с ней подругу с которой до этого разговаривала. Та в ответ на взгляд пожала плечами и дёрнула губами.

– Ну, ладно, извините, что потревожил, – буркнул я и отвернулся к окну.

– Да вон она, – вдруг сказала женщина, ткнув пальцем в сторону кирпичного строения. – На этой остановке выходи и будет тебе счастье.

Я посмотрел на неё и понял, что это настоящая цыганка. И подруга её – цыганка. И рядом стоят цыгане.

– Я выйду, – сказал я, протискиваясь мимо ней, так и не поднявшуюся с кресла, а лишь развернувшую ноги в проход. Почувствовав, как по карманам моих спортивных штанов пробежали мягкие пальцы, сказал, глянув ей в карие глаза:

– Денег у меня нет.

Она улыбнулась.

– Ты наш. Посмотри, Клава, какие у парня глаза. Тёмные, как глубокий колодец. И какие волосы! К нам приходи. Мы тебя научим на гитаре играть, петь, плясать. Весело у нас.

Я улыбнулся ей.

– Куда к вам? Где вас можно найти?

– В городе мы до конца лета будем. К Зелёным Кирпичикам[6]6
  Зелёные кирпичики – так, из-за зелёной керамической глазурованной облицовки назывался магазин в центре Владивостока. Да и сейчас так называют, если кто помнит.


[Закрыть]
приходи. В центре. Знаешь где?

– Знаю, – усмехнулся я. – Приду, если время будет. Спасибо за приглашение.

– Какой добрый мальчик, – сказала Клава, а на меня посмотрела девчонка, сидевшая на одиночном сиденье. Посмотрела и поразила в самое сердце.

– У-у-х! – сказал я сам себе, дрогнув всем телом.

По коже пробежал озноб. Не помня себя и видя перед собой только девчачьи глаза, я выбрался из остановившегося трамвая. Сунув руки в карманы, я вдруг нащупал какую-то бумажку. Вытащил. Оказалась зелёная трёшка. Я поднял глаза на тронувшийся трамвай и увидел смеющееся лицо попутчицы цыганской наружности. Ну надо же! Кому сказать, что цыганка деньги в карман сунула, а не вытащила, не поверят.

Улыбнувшись ей в ответ, я развернулся и перешёл улицу по пешеходному переходу.

В музыкальной школе у меня проверили наличие музыкального слуха. Он, слава Богу, присутствовал. Честно говоря, у Женьки с пением имелись проблемы. Пел он неважнецки. Не строил голос. Не слышал он себя, поющего. Какая-то анатомическая аномалия. Зато клавиши я нажимал правильные. И даже «подобрал» на рояле чижика-пыжика. Мог бы и бетховена с Бахом забабахать, но время ещё непришло.

Длинные Женьки пальцы, сложенные «яблочком», очень понравились преподавателю фортепиано и она с радостью записала мне вторым инструментом его, моего будущего чёрного друга. Гитарный класс был только классический. Другого в это время не существовало. Да и Бог с ним! Мне же формально…

Очень довольный собой, я поехал дальше, думая, что купить на «найденный» трояк. До остановки Строительная продовольственная корзина у меня в голове не сформировалась и я вышел из трамвая задумчивый. Вместе со мной на остановку вышли несколько мальчишек со спортивными сумками наперевес.

Они перешли улицу и я перешёл улицу. Они зашли за дом, и я зашёл за дом. Они вошли в крайний правый подъезд, и я проследовал за ними. Вариантов не было. Спустившись по лестнице и открыв дверь я попал в довольно просторное удлинённое помещение с длинным рядом зарешётчатых железным прутом изнутри окон.

– Это значит чтобы изнутри не разбили мячом. Нормально. Правильное решение, – отметил я.

Ковёр, затянутый брезентом, пустовал. Справа в раздевалке слышались мальчишечьи голоса. За почти таким же как у Полукарова столом сидел грузный черноволосый кучерявый мужчина, сильно похожий на цыгана. У него было крупное лицо. На вид ему было лет шестьдесят.

– Ничего себе тренер, – подумал я. – Да и пофиг!

– Извините, можно записаться?

Мужчина оторвался от газеты.

– Записаться? А ты где живёшь?

– На Космонавтов тринадцать.

– С отцом приходи, или с матерью.

– Мама работает.

– Без выходных? – удивился тренер.

– Один выходной в воскресенье, а по воскресеньям секции не работают. Вы работаете?

– Нет, мы не работаем, – сказал тренер и улыбнулся. – Записку от матери приноси. Справку от врача и приходи. Куртка есть?

Я покачал головой.

– Без куртки приходи.

Он ничего не сказал про мою худобу и я был ему за это благодарен. Надоело.

– Зовут тебя как?

– Дряхлов Евгений.

– А меня – Городецкий Георгий Григорьевич. – Всё, ступай. У нас сейчас тренировка.

Я с радостью вышел. Снова кувыркаться у меня не хватило бы сил.

По дороге домой покупать ничего не стал. Во что? В руки? Отнёс деньги домой, отдал матери, сказав, что нашёл возле стадиона Динамо.

– Ты что там делал? – удивилась мать.

– В секцию бокса записался.

– Бокса?! – испугалась мать. – Зачем бокса? Не надо в бокс. Там по голове бьют.

– Так и на улице по голове бьют, – усмехнулся я. – Так в боксе хоть перчатками. Не больно.

– Дядя Серёжа, тёти Светин, в тюрьме сидел. Ударил кого-то. И на три года загремел. БАМ строил.

– БАМ, мама, комсомольцы строят.

– Ага, ага… Рассказывай. Знаем мы, кто строит БАМ.

Мать вдруг, закрыла рот ладошкой.

– Я ничего не говорила, а ты ничего не слышал! Понял!

– Понял! Я ничего не слышал, а ты мне пишешь записку тренеру, что согласна, чтобы твой сын научился уворачиваться от ударов в голову.

Я улыбнулся увидев округлившиеся глаза женщины.

– Шуту! Шучу! Я не Павлик Морозов. Своих не выдаю! – сказал и провёл по губам пальцами «закрывая» рот на замок-молнию.

– Да, ну тебя! – махнула на меня рукой мать Женьки.

Ну не осознавал я её своей матерью. Не о-соз-на-вал!

– Вымогатель! Ты же в дом Пионеров ездил в радиокружок записываться. Записался?

– Записался. И в музыкальную школу записался.

– Ку-ку-ку, – заквохтала от неожиданной новости мать.

– На класс классической гитары и фортепиано.

– Фо-фо… Какая гитара?

– Классическая, мама. И фортепиано классическое. Я даже Чижика-Пыжика сыграл.

– Какой Чижик-Пыжик? – возмутилась женщина, прижав руки к гркди. – Ты едва на второй год не остался. Сейчас школа начнётся, а ты и четвёртый класс не помнишь. Да что там не помнишь? Ты не знаешь ничего из четвёртого класса. Ни писать и делить умножать… Какие тебе секции. Совсем задурил матери голову.

– Я у бабушки занимался, мам.

– Не ври. Ты и учебник специально выложил. Я положила в чемодан, а ты, паразит, выложил.

– Так чемодан и так тяжёлый был. А я в библиотеку записался и там учебник брал. И занимался.

– Бабушка не видела.

– А я занимался.

Мать с негодованием смотрела на меня.

– Тебе учебники специально оставили, чтобы ты позанимался, а ты? И я забыла. Как ты приехал, не заставила сесть за математику, хотя бы. Дальше ведь хуже будет.

Женькина мать быстро сбегала в комнату, щёлкнула дверкой секретера и тутт же вернулась с учебником серого цвета с надписью «Математика» и большой цифрой пять.

– Ух ты! – восхитился мысленно я. – А я и не помню такой.

– В этом, – мать полистала и, найдя в конце оглавление, продолжила, – площадь круга, треугольника, деление и дроби, а в другом сложнее задачки. Так ты и этого не решишь.

Она потрясла учебником.

– Пока не принесёшь четвёрку по математике, никаких боксов и радио.

– А музыки? – улыбнулся я.

– Музыки, – мать заколебалась. – А ты чего лыбишься! Смеётся он над матерью. Надсмехается. Сейчас быстро перетяну тебя ремнём-то!

Она метнулась за орудием наказания.

– Стойте, женщина! – вырвалось у меня.

Женькину мать словно обухом ударили по затылку. Она резко остановилась и, медленно обернувшись, посмотрела на меня.

– Как ты меня назвал?

– Женщина.

– Какая я тебе «женщина»? Я – мать тебе!

– Да? Ну, тогда, как мать, ты можешь мне поверить, а если не поверить, так проверить. Дай мне из этого учебника решить что угодно. Любую задачу. И, если я соврал, тогда берись за ремень и пори. Наказывай. А так просто пороть своего ребёнка мать не может.

– Ты… Ты… Ты, что такое говоришь? Ч-ч-то случилось? Что произошло?

Женщина стояла, прижав руками учебник математики, а мне её совсем не было жалко. Что делать? Не мать она мне. Хотя и не грубил я ей вовсе. Не хамил. Но нужны были «красные линии». Для обоих. И для неё, и для меня. Я, раз меня назначили в её помощники и охранители, брал на себя соответствующие обязательства, и она возьмёт, хотя ещё об этом не знает.

Я подошёл ближе и взял из её ослабевших рук учебник. Пролистнул, посмотрел оглавление. Понятно. Ткнув пальцем в строчку оглавления, сказал:

– Длина окружности равна произведению числа «Пи» и длины диаметра. Пи равна три целых, четырнадцать сотых. Площадь круга равна произведению числа «Пи» и квадрата радиуса.

Передвинув палец, продолжил.

– Сумма внутренних углов треугольника равна ста восьмидесяти градусам, прямоугольника – триста шестидесяти. Площадь прямоугольного треугольника равна половине произведений его катетов. И, кстати, квадрат гипотенузы, равен сумме квадратов катетов. Это уже из шестого класса. Прочитал я и учебник за шестой класс. Кое, что помню. Проверять будешь?

Женщина подошла к кухонному столу, села на табуретку и заплакала. Я немного постоял молча, потом пересилив себя, зашёл к ней за спину и положил ладони ей на плечи. Постоял немного и поцеловал её в макушку седеющих и редеющих волос.

– Извини, мама, но не бей меня больше никогда, хорошо?

Она кивнула. Порола она Женьку сильно. Женька тоже не подарок был. С первого класса учиться не хотел, «быковал» на родительницу. Не зря ремень висел на гвоздике, ох не зря…

– А я обещаю, что учиться буду хорошо. Честное слово. Если тройки будут на спортивные секции ходить не буду, пока не исправлю. Это же не ради спорта, а ради здоровья. Хочу – буду ходить, не захочу – не буду.

– Ты про бокс говоришь, – спросила она, нахмурив лоб, – или про что-то ещё? Какие такие спортивные секции?

– Я ещё и на самбо записался. Хочу научиться бороться.

Мать посмотрела на меня. Я сделал мордашку-милашку. Похлопал ресницами. Она улыбнулась.

– Поросёнок, – сказала она, встала и, обняв меня, прижала мою голову к своей груди.

– Я ещё и английский учил, – пробулькал я выплёвывая её пуговицу от самосшитого халата.

– А ну ка? – она оттолкнула меня и удержала мои плечи на вытянутых руках. – Скажи что-нибудь.

– Май мазе из верив вел, – сказал я с Лондонским акцентом. – Ай вели лав хё. Май бразе из вери вел энд я лав ю ту, бат хи донт лав ми. Ви ар ливин ин Владивосток. Владивосток из зе кэпитал оф Приморский регион. Оуэ хаус стэндс он зе шор оф зе Пасифик оушен.

Мать мысленно перевела сказанную мной фразу и захлопала ресницами.

– А что такое «шор»?

– Берег, – уверенно сказал я.

– Обалдеть, – сказала мать и села на табуретку.

– Можно переводами, подрабатывать. Английский я знаю, – подумал я и мысленно хохотнул. – Или английское посольство грабить. Хотя, английского посольства или консульства никогда во Владивостоке не было. Американское консульство было. А сейчас, интересно, есть?

В голову лезла всякая фигня. К Мишке надо было идти. Хотя его отец, скорее всего, приходит вечером, а Мишка, скорее всего, со Славкой на море. Тут деньги надо зарабатывать, а они купаются, паразиты.

– Я погуляю, мам?

– Погуляй. Только на море не ходи.

– Почему?

Купаться я не хотел, но ради принципа за свою свободу надо было бороться.

Мать сразу поняла абсурдность приказа и махнула рукой, но посмотрела на меня и спросила:

– Что ты помнишь из шестого класса?

– Молодец, – подумал я и сделал себе зарубку на память.

Оглавление алгебры за шестой класс этого времени я не помнил, зато помнилл за дветысячи двадцатый. Со средним внуком задачки решали. Хе-хе…

– Про одночлены и многочлены помню, – ответил я. – Но там сложновато, я не до конца разобрался. Путаюсь ещё. Э-э-э… Потом ещё про линейные функции помню… Системы уравнений…

– И что ты помнишь про системы уравнений?

– Ну… Две переменные… Значение одной зависит от другой. Пара значений приводящих уравнение в верное равенство – это и есть решение. Как-то так…

– Ничего не поняла, но поняла, что не врёшь. Читал и даже кое-что понял. Иди, гуляй.

Забежав к Мишке и не обнаружив его дома, я побежал через свалку в сторону моря. Там на краю громадной кучи технического мусора, свисающей над лодочными гаражами, можно было увидеть есть ли кто на рифах. Там мы обычно кололи острогами ленков. Пробегая мимо небольших горок вываленного мусора, подобрал моток тонкой медной проволоки, пригодной на изготовление катушек индуктивности, кусок алюминиевого прутка, кусок листового алюминия, кусок медного листа толщиной миллиметра два. Это всё прикопалось в укромном месте. Свалка, официально закрытая, продолжала функционировать и являлась для пацанов «клондайком».

На рифах никого видно не было и я побежал на дамбу. Там все и были.

Раздевшись, я тоже залез в воду и принял участие в переворачивании огромной спасательной – как оказалось – шлюпки, плавающей внутри ковша дамбы кверху килем. Шлюпка была тяжёлой и переворачиваться не хотела. Однако, в конце концов, мы победили её.

Почему я участвовал в этом баловстве? Да потому, что это была реальная работа на все группы мышц. Попробуйте ка держась на плаву поднять борт на полтора метра. Лично я вымотался в хлам.

А потом ещё мы раскачивали её, выплёскивая воду. Потом воду вычерпывали… Охренеть работка! Оказалось, что у этой шлюпки вместо вёсел имелись рычаги, соединённые в общий механизм, вращающий винт. Во как! И толкать эти вёсла было очень тяжело. Мы толкали и тянули. Винт закрутился и шлюпка поплыла. Победа, тоже бодрит. Хоть какая!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю