Текст книги ""Фантастика 2024-184". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Александр Сухов

Глава 9

9

После короткого карантина, вновь прибывших, раскидали по группам, не слыша никаких пожеланий. Кто-то попробовал возмутиться, сказав, что он одного возраста со своим другом, почему им и дальше нельзя быть вместе, но в ответ услышал о том, что выбор есть всегда. Хотите продолжать дружбу, никто не запрещает. Но где и в каких группах вы будете находиться решить будете не вы. Не согласны? Ворота находятся вон там. Нет? Извольте подчиняться правилам.

Длинный с Лепехой предполагая нечто подобное, еще по дороге сюда, решили терпеть, что бы не происходило. Ведь зима не вечна, а наступит весна, можно будет выйти на волю. В конце концов это не тюрьма.

Пожалуй, единственным человеком на территории коммуны, которому было наплевать на правила был истопник дядя Миша, обитавший в местной котельной. Большую часть времени, он справлялся с работой самостоятельно, но с началом зимнего сезона ему выделяли дополнительных помощников. Все же сутками кидать уголь, подвозить его и чистить колосники не под силу одному. Да и возраст тоже уже далеко не юный. Вначале, отправляли в котельную в качестве наказания, но такая практика не дала ощутимых результатов, а воспитатели приставленные к нарушителям, тоже жаловались на дым, копоть и тому подобные неудобства, и тогда начали отправлять добровольцев. При этом выделяя в качестве последних четырнадцати и пятнадцатилетних воспитанников. Правда довольно скоро и эту практику решили изменить. Добровольцы – это разумеется неплохо, но не все из них были готовы делать то и именно тогда, когда это было нужно. Чаще всего отправляясь в котельную, пацаны рассчитывали на дополнительный отдых и некоторую вольность. Вольность заключалась в том, что завернувший в котельную воспитатель, тут же, чуть ли не пинками был изгнан оттуда, дядей Мишей, когда потребовал у находящихся там воспитанников, привести себя в порядок и зачитать ему пункты нарушений. Ну как можно работать в жарком, пыльном и грязном помещении, в повседневной форме застегнутом на все пуговицы и крючком под самое горло, да еще и поддерживать эту форму в идеальном состоянии. Естественно так не получится. Поэтому приходя туда мальчишки разоблачались до порток, работая с голым торсом, одевая какие-то грязные тряпки только тогда, когда нужно было завезти со двора несколько тележек угля.

Да это было тяжело. Зато не нужно было постоянно следить за собой, опасаясь нападок воспитателей. Не нужно было маршировать в столовую, по команде приступать к приему пищи, боясь лишний раз чавкнуть, из опасения быть услышанным и наказанным. Еду, ввиду того, что на ближайшее время мальчишки были грязны, доставляли прямо в котельную. Точнее в раздевалку моечного отделения, находившегося в смежном помещении, и обедать было возможно не пытаясь смыть с себя большую часть копоти. Еще несколько пунктов такого проведения времени были особенно по нраву Длинному из-за того, Дядька Миша позволял курить. Правда не всем и не у всех на глазах, но даже такая отдушина была очень в тему. А самым, пожалуй, главным, была возможность помыться и постирать свою повседневную одежду.

В обычном порядке банные дни были организованны по пятницам. Это было неплохо, да и по большому счету в будущей армии было точно так же, но ходить всю неделю потным Длинному очень не нравилось. Здесь же заступая на работы, он переодевался во что-то старое. Как оказалось, та одежка в которой беспризорники были доставлены в коммуну, не была выброшена, за исключением, пожалуй, полного рванья. Она была тщательно перебрана, выстирана, пропарена для удаления насекомых, и сложена в особом помещении. И заступая на подобные работы, мальчишки получали возможность сохранить собственную повседневную одежду, и при необходимости постирать ее и высушить, за то время, пока они работают в котельной, переодевшись в старьё.

После нескольких подобных смен, дядя Миша составил список наиболее исполнительных пацанов, и пошел с ним к директрисе коммуны, которая недолго думая утвердила его. И теперь, каждые третьи сутки, Длинный с еще двумя пацанами из своей группы, заступал на дежурство по котельной в помощь кочегару.

Несмотря на все закидоны дирекции, воспитателей и всех остальных, жить в этом заведении было вполне комфортно. Разумеется, после недавней вольницы, все эти правила и придирки воспринимались несколько неприязненно, но с другой стороны, в коммуне было тепло, достаточно чисто, худо-бедно здесь кормили и в какой-то степени заботились о сиротах. Поэтому большого отторжения все это не вызывало. Конечно о былой вольнице многие вспоминали, мечтали о том, что скоро наступит весна, и можно будет опять вернуться к прежнему, хотя и прекрасно понимали, что следующую зиму вряд ли удастся провести в таких же тепличных условиях, как и сейчас. Многие из пацанов с содроганием рассказывали о приютах, в которых приходилось бедовать в прошлые зимы и о том, что «Коммуна имени Троцкого» по сравнению с ними, просто идиллия.

Идиллия завершилась внезапно.

В принципе если хорошенько подумать все к этому и шло. Просто, некоторые руководители не хотели замечать очевидного, отмахиваясь от этого всеми своими конечностями. Ну подумайте сами, долго будут терпеть жители довольно большого поселка, неподалеку от которого расположилась «коммуна», то, что каких-то там беспризорников, никому не нужных и по сути являющихся отбросами общества, кормят, одевают, обувают и согревают, в то время, как их собственные дети голодают. В то время, кок недавней продразверсткой отобрали все запасы зерна, не оставив даже семенного фонда. Когда нечего жрать самим, и приходится часами вываривать старую кожу, или собирать из-под снега лебеду и чахлые травинки, только для того, чтобы хоть как-то утолить чувство голода. В то время, когда из-за голодухи пришлось забить и съесть собственных лошадей, не оставив не единой даже для посевной следующего года. Да и что это за казак без коня? И в это время, совсем рядом из-за невысокого кирпичного забора, раздаются бодрые строевые песни, под слегка неслаженный топот мальчишеских ног. Доносятся вполне себе аппетитные запахи готовящейся еды. И на откормленной отборным сеном и овсом лошадке, запряженной в бричку с вывернутыми наизнанку рессорами, от веса отожравшейся до неприличия директорши разъезжает, поглядывая на всех с презрением и высокомерием, эта жирная тварь.

И в одно прекрасное утро, едва забрезжил рассвет, раздались многочисленные выстрелы, а двери домов, в которых жили воспитанники, оказались подперты снаружи чурбачками. Учитывая решетки, еще летом поставленные на всех окнах по распоряжению руководства, выбраться из подожженных домов, было просто невозможно. Сами дома состояли из двух этажей. Первый этаж, был выложен из кирпича, а второй из довольно толстых бревен. Кто придумал подобную конструкцию было неизвестно, но теперь, даже находясь на нижнем этаже, невозможно было уберечься от огня. Хотя стены первого этажа и были сложены из кирпича, но все что внутри, в том числе и перекрытия и лестницы и все остальное было деревянным.

Длинный в эту ночь, нос вахту возле печи в котельной. И когда раздались первые выстрелы рванулся было на выход, но дядька Миша, как более опытный товарищ, придержал пацанов накинув засов на входную дверь и потому за всем происходящим за пределами котельной приходилось глазеть украдкой из-за зарешеченных небольших окошек. Это было тяжелее всего. Понимать, что там в десятке шагов от тебя погибает твой лучший друг, а ты не в состоянии ничем помочь ему.

Дом был окружен казаками из рядом лежащего поселка, которые, время от времени постреливали по окнам стоило там кому-то появиться. А в это время другие казачки выгребали склад, принадлежащий коммуне, загружая и вывозя с территории вот уже третью телегу с продовольствием, используя для этого единственную лошадку на весь поселок, принадлежащую руководительнице коммуны. О том, что населением Самохваловки являются казаки, знали все поголовно. И я думаю догадывались о том, что казаки как правило имеют боевое оружие. Вот тут и задумаешься. Или это обычная человеческая расхлябанность, или тонко продуманная провокация. И почему-то Длинный склонялся именно к последнему. При этом вполне было возможно, что провокация задумана не новой властью, а скорее если не бывшей, то, ей сочувствующей, а возможно здесь замешаны и иностранцы. Ведь по сути получилось, что? Казаки, восстали против существующей власти и подняли бунт. То, что этом пострадали сироты, вполне можно будет переквалифицировать в то, что они пострадали не сейчас, а чуть позже, когда советская власть кинет сюда красноармейцев на подавление бунта, а подобное несомненно произойдет. И наверняка по телеграфу со станции уже ушла весть об этом происшествии в Царицын. И скорее всего именно тогда и обнаружится, что происходило все не так как казалось вначале. То есть как раз Красная Армия, напала на казачью станицу, и попутно пострадали сироты. В общем вполне красивые газетные заголовки гарантированы. Но даже если все обстоит не так, как это виделось Длинному, это не снимает ответственности с нынешней власти, разместившей беспризорников в поселке, недавно обчищенном продразверсткой, и мало того вооруженным.

Между тем в горящих домах коммуны обрушилась крыша, и хотя из домов еще раздавались крики и стоны, это никак не изменило ситуации. Загрузив последнюю телегу продовольствием, казаки покинули усадьбу. Почему за все время они так и не наведались в котельную было не очень понятно, но с другой стороны и радовало. Хотя истопник дядька Миша, тоже был жителем этого поселка, да и все об этом знали, а вот то, что у него есть три помощника, возможно напавшим было неизвестно. А может просто плюнули на это. Кому есть дело да каких-то там сирот-беспризорников.

Лепехе можно сказать повезло. Находясь в роковую ночь на дежурстве по спальному помещению, перед самым подъемом он был приказом воспитателя послан на наведение порядка в преподавательском умывальнике и прилегающем к нему туалете, расположенными в подвальном помещении, и потому хоть и попал частично под обрушение кровли, но все же остался жив, хотя и получил некоторые ранения. Если конечно не учитывать вывернутую чуть ли не на изнанку ступню, придавленную рухнувшей чугунной трубой, посеченное осколками фаянсового унитаза лицо и самого себя, измазанного нечистотами, хлынувшими из той самой трубы, отчего Леха едва не захлебнулся. Именно там и нашел его Длинный, который уже, чуть было не сорвал голос разыскивая приятеля по обеим этажам и подвалу, после того, как все успокоилось, и он смог попасть в сгоревшее здание.

Лепеха был откровенно плох. Не то, чтобы раны были критическими, нет, просто сама обстановка, боль от вывернутой ноги, посеченное осколками лицо испугали десятилетнего мальчишку, заставили сильно переволноваться. К тому же Длинный нашел и откопал его из завала далеко не сразу, что тоже дало осадок на полученные ранения.

Принеся Леху в помывочное отделение, раздел его и аккуратно вымыл горячей водой, смывая всю грязь и дерьмо, попавшее на друга из сованной трубы, после чего начал исследовать повреждения, нанесенные ему. Самым сложным был, пожалуй, вывих ступни. И если бы в коммуне имелся фельдшер, Длинный ни за что бы не взялся вправлять ее на свое место. Но последний отсутствовал как класс. Неизвестно, почему фельдшера так и не нашли, на это достаточно хлебное место, но так или иначе его не было. Пришлось копаться в памяти, вспоминая данные в далеком будущем армейские уроки, по оказанию первой помощи. Вспоминая их Длинный, наверное, раза три брался за поврежденную ногу и отступал, боясь сделать хуже. Наконец решившись плюнул на все опасения и постарался вправить сустав на место, вспомнив, что именно отказ от лечения подобного может дать такие осложнения, вплоть до гангрены, что проще сразу или отрубить ногу, или прибить самого пацана. Только что пришедший в себя Леха, вскрикнул, и вновь потерял сознание от боли, но сустав на взгляд длинного встал так как было нужно. Разорвав на тонкие ленты одну из рубах, он приложил к ноге три дощечки, сорванные с какого-то ящика, и туго перебинтовал их фиксируя ступню во вправленном положении. Потом перекурив, решил, что можно заняться всем остальным. Увы никаких медикаментов в коммуне так и не нашлось. Длинный пробежался еще раз, по обеим корпусам и всем сохранившимся помещениям, но единственное, что смог найти, так это початую бутылку довольно дорогого коньяка, в кабинете директора, два лимона и с десяток коробок папирос «тетя Дуня». Хотя директриса первая доказывала, что на дух не переносит курящих. Впрочем, сейчас уже поздно было ловить ее на лжи, потому как последняя находилась в своем собственном кабинете с крохотной дырочкой во лбу и вырванным напрочь затылком. Решив, что коньяк вполне подойдет для обработки порезов, лимоны вполне заменят в будущем витамины, а папиросы пригодятся ему самому, Длинный не оставил ничего. Тем более, что картинка на пачке «Тетя Дуня» была удивительно похожа на Верку Сердючку из его прошлой жизни. Увидев эту коробку впервые, Длинный на несколько секунд завис, разглядывая занимательное изображение. Похоже эта Тетя Дуня, была еще той оторвой. А спустившись на кухню, которая в отличие от складов оказалась неразграбленной, загрузил в найденный там же мешок, десяток буханок черного хлеба, и насыпал в него же найденных сухофруктов, весьма странного цвета, хотя по запаху они все же отдаленно напоминали яблочные дольки, подхватив там же на всякий случай пару жестяных кружек. Выбравшись из дома и воровато оглядываясь, пересек двор и нырнул в помывочное отделение, где находился Леха. Там, первым делом спрятал мешок с продуктами Сунув его в давно, по причине проржавевшего дна, неиспользуемый куб для воды. После чего принялся за обработку Лепехиных ран. Оказалось, ранения затронули и левую руку, потому как стоило к ней прикоснуться, как Леха вновь застонал. Правда переломов или вывихов Длинный не нашел, но вот сильный ушиб с наливающимся синяком обнаружил. Судя по воспоминаниям нужен был лед, чтобы охладить место ушиба и снять боль, а затем тугая повязка. Что и было проделано, благо, что зима была в самом разгаре и сосульки с крыши свисали, да и снега хватало тоже. На перевязку ушли остатки изорванной рубахи.

Из всех обитателей коммуны, в живых остались около двадцати мальчишек, с различной степенью ранений, и один воспитатель, спрятавшийся при первых же выстрелах в подвалах дома. Чуть позже, когда уже все закончилось вылез и попытался вновь качать права, покрикивая на воспитанников и раздавая приказы о наведении порядка. На просьбу о помощи, в связи с ранениями, ушибами и прочими болячками, он не обратил никакого внимания, продолжая добиваться послушания и привычно требуя зачитывания правил о наказаниях. А одного пацаненка, у которого был перелом руки, просто выгнал на мороз, сказав, что он виноват в этом сам, после чего тут же получил табуретом по голове, от подкравшегося сзади воспитанника и был связан, чтобы не мешался своими воплями, и не путался под ногами. После чего оставшиеся в живых воспитанники почистили столовую, запасаясь продуктами до которых смогли дотянуться и недолго думая ринулись на станцию, чтобы не мозолить глаза казачкам. А то, кто его знает, вдруг кому-то чего-то не достанется, и он придет поживиться в коммуну.

Длинный к сожалению, не смог присоединиться к остальным из-за Лехи, который из-за своей ноги, был временно нетранспортабелен, и потому постарался сидеть тихо в помывочном отделении, дабы не привлекать к себе внимания. Но уже через часик, увидевший Длинного дядька Миша, посоветовал тому не медлить, а как можно быстрее «сматывать удочки», сказав, что того, что вывезли с территории точно не хватит на всех и потому, если не сегодня, то завтра уж точно, казаки вернутся назад. И если ему повезло сегодня, совсем не значит, что то же самое будет и на следующий день. В общем медлить не стоило. Ближе к вечеру, когда нападавшие казаки были заняты дележом награбленного, а воспитанники, оставшиеся в живых, успели разбежаться кто куда, Длинный решил еще раз наведаться в жилые помещения и пройтись по комнатам воспитателей, в надежде найти что-то нужное. Все же дорога предстояла тяжелая, и нужно было запастись хоть чем-то.

Поход принес меховой кроличий воротник, содранный с какого-то пальто, около сотни рублей денег червонцами, небольшой топор, десять коробок цигарок от все той же «Дуньки», что нашли в ней хорошего Длинный не понимал, обычный горлодер, и пару банок консервов. Как оказалось, воспитатели те еще хомяки. И это был в принципе поверхностный осмотр, так как время уже поджимало. Кроме всего выше сказанного, Длинный обзавелся обычной полуторалитровой железной кастрюлькой, с такой же крышечкой, правда с боковыми ручками. То есть над костром такую не подвесишь, но в принципе может пригодиться. Там же в столовой наткнулся на настоящий клад в виде полутора десятков спичечных коробков и целого мешка соли. Разумеется, весь мешок утащить не было никакой возможности, но для небольшого количества, около полкилограмма весом мешочек отыскался. Можно было конечно заполнить кастрюльку, что и собирался сделать вначале, но тут же опомнился, ведь тогда не в чем будет готовить. Заодно зашел и в каретный сарай, припоминая там наличие небольших санок. Не то чтобы совсем уж детских, но посадить в них Лепеху и сложить возле него все, что удалось набрать, места вполне должно было хватить. Разумеется, тащить все это на себе будет тяжко, но он рассчитывал, на железную дорогу. Станция рядом, поезда хоть и редки, но тем не менее бывают. Ну придется где-то прятаться дожидаясь очередного состава, но это не самое страшное, учитывая, что казаки обязательно вернутся. К тому же для пополнения воды и угля останавливаются считай все. В общем до станции тащить все это придется, но на санях все лучше, чем на себе.

Оказалось, что каретный сарай, в который раньше удалось заглянуть лишь мельком, содержит в себе еще одну большую конфетку. Но увы, именно сейчас она совершенно бесполезна. В самой глубине сарая притаился автомобиль. Какой марки было это – «Эх, прокачу!» не слишком понятно, потому как ни единого шильдика указывающего на это не сохранилось. Но сам мотор пребывал в достаточно чистом состоянии, а бак был заполнен бензином почти под пробку. И если бы не зима, с ее снежными заносами, Длинный наверняка попробовал бы воспользоваться именно этим транспортом. Но увы, сейчас такая поездка, скорее все закончится на выезде из поселка, а то и много раньше. Все же это далеко не вездеход, и даже не паркетник из будущего. Может он и умеет ездить по относительно ровной дороге, но уж точно не по снегу, а потому зачем дразнить гусей. Кроме санок, длинный подхватил из сарая керосиновую лампу, с разбитым стеклом, и жестяную бутыль с керосином. Пусть не полноценный обед, но уж кружку воды наверняка можно разогреть, подумал тон. Еще у самого выхода обнаружил пару байковых одеял, видимо их подкладывала под свой могучий зад директриса, когда выезжала на своей бричке, ну а теперь будет, что постелить на санки, да и в дороге тоже будет чем прикрыться.

Когда совсем стемнело, Длинный загрузил сани всем найденным посадил поверх них Лепеху и потащил все это на станцию. Судя по царившей на станции некоторой суете, ожидалось прибытие очередного состава, что было только на руку нашим друзьям. Конечно пришлось подождать около часа, прячась среди наметенных сугробов, а после еще пилить на дальний путь возле угольного склада, но зато это гарантировало долгую стоянку и следовательно, можно было не торопясь выбрать для себя подходящий для дальнейшего путешествия вагон. В общем все складывалось как нельзя лучше.

Глава 10

10

Состав был довольно длинным и похоже пустым. Длинный без особых проблем выбрал для дальнейшего путешествия «теплушку» у которой оказалась приоткрыта дверь, и быстренько перегрузил все чем удалось обзавестись внутрь. Правда немного пришлось помучиться с Лепехой, потому как на приютских харчах, он как-то успел поправиться и был несколько тяжеловат, а учитывая, что, помимо собственного веса, на нем была надета еще и зимняя одежда, был слегка негабаритным. Друзьям повезло, что в коммуне к зиме выдали вполне приличные ватные фуфайки, и сейчас они были вполне прилично и в какой-то степени тепло одеты.

В вагоне, ранее похоже перевозили лошадей. Во всяком случае стойкий лошадиный запах присутствовал во всем. К тому же в вагоне имелась солома, которую Длинный сгреб в одну кучу и расстелив на ней одно из одеял соорудил вполне приличное и мягкое ложе для дальнейшего пути. После чего задвинул на место створку двери, и друзья, устроившись в уголке, постарались на какое-то время затихнуть, потому как послышались голоса обходчиков, которые вполне могли выгнать их из вагона.

Прислушавшись Длинный уловил слово Грязи. Услышав это, он очень обрадовался. Если состав пойдет именно туда, то это как нельзя лучше отвечает всем задумкам. Во-первых, он окажется подальше от голодающего Поволжья, а во-вторых, оттуда гораздо проще добраться до моря. Да, поезд поднимается выше на север, но зато там имеются достаточно крупные города, где можно спокойно пережить зиму, а по весне, просто спуститься вниз по Дону. Да и насколько он помнил, с питанием там тоже было попроще. Не сказать, чтобы намного, но все же.

Ждать пришлось довольно долго. Чтобы хоть как-то согреться в промерзшем вагоне, пришлось укутаться во все тряпки, которые только нашлись, и еще и накинуть сверху одеяло, чтобы хотя бы надышать какое-то тепло. Папиросы хоть давали какое-то призрачное чувство тепла, но под одеялом курить их было невозможно, да и просто опасно. Поэтому сделав по глотку коньяка, и оставив остатки на всякий случай, друзья прижались друг к другу и хоть как-то пытались сохранить тепла. Двинувшийся в конце концов состав, принес с собой только дополнительные сквозняки, и уже к середине ночи, приятели представляли собой две практически смерзшиеся сосульки. Правда Длинному в этом отношении, было немного проще. Он в отличии от Лехи несколько раз поднимался, ходил по вагону и приседал, чтобы согреться, хотя это мало помогало. И тут ему в голову пришла замечательная идея. Достав взятую в коммуне кастрюльку, он поместил в нее керосиновую лампу, предварительно в дальнем конце вагона примерно на треть залив в нее горючей жидкости. И установив кастрюльку между ног зажег лампу. Света от нее было совсем немного, считай, что и не было вообще, а вот тепло, шло довольно исправно. То, что в итоге кастрюлька оказалась испачкана керосином, стекавшим с лампы, было такой мелочью, что не стоило об этом и говорить. Зато накинув на себя второе одеяло приятелям удалось довольно быстро согреться и даже почувствовать себя счастливыми.

Ближе к утру состав, пройдя за ночь около пятидесяти верст, остановился для пополнения воды на паровозе, и приятели оказались за бортом. Их просто-напросто ссадили с поезда. Хорошо хоть дали возможность забрать свои вещи и не слишком сильно побили. Большая часть тумаков досталась именно Длинному, он как мог прикрывал собой Леху, потому и сыпалось в основном именно на него. Впрочем, били чисто для проформы, без особого усердия, а просто, чтобы показать, что не спят на работе, а честно проверяют все вагоны и отыскивают нарушителей. Уже за пределами станции Длинного догнал какой-то мужик и вполголоса, предупредил в ближайшее время не показываться в районе станции. А на вопрос, почему такие строгости, ответил, что где-то неподалеку взбунтовались казаки, кого-то там побили, и теперь трясут всех подряд.

– Понимаю, что вам деваться некуда, но и из-за вас получать тоже не хочу. Если попадетесь, сдадут сразу.

В общем все, как и предполагал Длинный. Конечно жаль, что не доехали туда куда нужно, но тут уж ничего не поделаешь. Придется как-то пережидать это дело, благо, что хотя бы есть еда на первое время, а уж с местом что-то придумать можно.

С момента нападения казаков на коммуну, прошло меньше суток. Однако в Качалино, поселке где сейчас находились друзья, знали об этом наверно все поголовно. И это проявлялось во всем. Стоило Длинному только постучать в какой-то дом, как хозяин, прямо от дверей посоветовал убираться подальше, от его подворья. То же самое повторилось и еще в паре мест. Его просто никто не хотел слушать. Не помогало ничего, не предлагаемая работа, в помощь по хозяйству, только за возможность провести в доме несколько ночей, ни оплата, ничего. Причина подобному отношению, выяснилась уже, наверное, на самой окраине поселка. Как оказалось, о вчерашнем происшествии в Самохваловке узнали почти сразу. И уже сегодня утром туда отправился отряд Красной армии. И учитывая слухи, крутящиеся вокруг всего этого, никто просто не хочет связываться с бывшими воспитанниками и вообще беспризорниками, независимо от того, были они свидетелями бунта или вообще не слышали о нем, из опасения пострадать ни за что.

– Даже не надейтесь, никто из поселка не рискнет дать вам приют.

– И что же делать? Было бы лето и разговоров бы не было, мы же замерзнем, что вы вообще нелюди?

– У Быстрого протока, неподалеку от пристани заброшенные лабазы. Крыша есть, стены тоже. Вам не привыкать. Перебедуете. А нет, значит не повезло. Свои дети, как-то дороже вас.

И Длинный поволок Леху к Дону, точнее к Быстрому протоку. Так назывался один из рукавов реки, разделившейся чуть выше по течению, и расположенный в полутора километрах от поселка++.

Лабазы представляли собой длинные кирпичные, полуразрушенные бараки с отсутствием ворот и проходами с обеих торцов, в результате чего сквозняк пронизывал строения насквозь, создавая нечто похожее на аэродинамическую трубу. Почему-то ветер дующий с севера на юг, здесь практически не прекращался. Другими словами, если бы у приятелей появилось желание превратиться в ледышку, лучшего места для этого, придумать было бы невозможно. Можно было бы попробовать сложить нечто вроде иглу, из снега. В принципе однажды в будущем такая попытка, просто ради развлечения, была, и Длинный в общих чертах помнил, как это делается, но все же хотелось, что-то более привычное, чем снежный дом. Да и последний, наверное, хорош, чтобы однажды переночевать в нем, а ожидать весну, ежедневно выползая из сугроба на пузе, живя под снегом, и боясь, что тебя завалит в самый неподходящий момент, и ты просто задохнешься от недостатка воздуха, не самый лучший выбор. Пройдя до самой пристани, друзья увидели с десяток лодок и баркасов, как вытащенных на берег, так и вмерзших в лед. А вот здесь, действительно можно было что-то подобрать, вполне реально, пусть не на всю зиму, но хотя бы на несколько дней. И вскоре Длинный остановил свой выбор на каком-то паровом катере, основательно проржавевшем и скорее всего именно из-за этого вытащенным на берег. Тем не менее, несмотря на довольно заметные дыры в корпусе и явно побитый вид, баркас стоял практически на ровном киле, а позади ходовой рубки высилась огромная труба паровой машины. Оставив Леху возле катера, Длинный поднялся на его палубу и внимательно осмотрел находку. В общем-то ничего особо интересного здесь не было. Рубка была основательно искурочена. Видимо те, кто пытался забрать стекла из нее беспокоились скорее о сохранности последних, чем о самой рубке. На палубе валялись куски какого-то металла, и прочий мусор, нанесенный сюда как теми, кто добывал что-то полезное для себя, так и ветром. Позади трубы имелся достаточно большой люк, ведущий в трюм, тоже основательно проржавевший. С помощью какой-то трубы валяющейся на палубе, люк удалось открыть, и Длинный осторожно спустился вниз. Трюм был тесным и очень низким. Приходилось пробираться на полусогнутых, чтобы внимательно осмотреть его. Разумеется и его не обошли стороной рачительные ручки местных жителей, и все, что являлось более или менее ценным, конечно же разбежалось по домам. Но все же, кое-что сохранилось и это кое-что, очень даже порадовало нашего героя. В одном месте высота трюма чуть увеличивалась и именно здесь находилась топка котла и место кочегара. Во всяком случае сунув в топку руку, он почувствовал легкий сквознячок, позволяющий надеяться в том, что внутри все осталось на своем месте и котлом вполне можно пользоваться, не особенно опасаясь угореть. Кроме того, в трюме сохранился деревянный настил, а у борта, нечто похожее на сколоченный из досок топчан. И если прикрыть чем ни будь проржавевшие местами до сквозных дыр борта, здесь можно вполне комфортно устроиться, хотя бы до того момента, как у Лехи заживет вправленная ступня. Еще раз оглядевшись вокруг, Длинный заглянул в небольшой ларь, стоящий в самом конце трюма, и его содержимое в виде остатков угля на дне, только утвердило его желание.

Самым трудным было, пожалуй, затащить на борт, а после спустить Лепеху в трюм. Все же, в четырнадцатилетнем теле, не настолько много силы, но тем не менее Длинный справился. Усадив приятеля на какой-то железный ящик возле котла, Длинный сбегал наружу, а после накидал в трюм достаточно дров с какого-то разбитого ялика, и пока Леха занимался прогревом помещения и готовкой нехитрого обеда решил пробежаться по окрестностям в поиске чего ни будь нужного.

Некоторое время, он доламывал тот ялик, стаскивая дрова на борт, чтобы потом спустить их вниз. Все же солнце уже перевалило за полдень, зимние дни коротки, а ночи холодны, и сейчас было главным именно заготовка дров, чтобы не замерзнуть. Все остальное можно отложить и на следующий день, благо, что еда на ближайшую неделю, или даже чуть больше, имеется.

Посчитав, что дров на сегодня хватит, Длинный все же не утерпел и пробежался по берегу протоки. В принципе, ничего особо нового он здесь не заметил, разве что несколько странную, довольно вместительную шлюпку, стоящую на льду реки, заметенную снегом, и имеющую кроме основного корпуса еще и два поплавка, вынесенные по обе стороны судна. Кроме всего прочего на шлюпке имелась и мачта. Некоторое время он удивленно разглядывал странную посудину, не совсем понимая, что же это такое. Обычно подобные поплавки делают в южных морях, чтобы уберечь лодку от опрокидывания. Здесь же эта конструкция была несколько неуместна. Большие волны и шторма на Доне вряд ли бывают, а, следовательно, зачем эти дополнительные поплавки было не слишком понятно. Еще большая странность заключалась в том, что в качестве поплавка использовался кусок бревна, хоть и с приданием ему какой-то формы, но явно не слишком годным для использования именно как поплавок. Подойдя ближе и откинув ногой снег от этой части судна, увидел, что поплавок в нижней части опирается на довольно широкую деревянную лыжу. И эта лыжа объясняла все несуразности этого судна. Получалось, что перед ним стоял так называемый Буер – судно для передвижения по люду с помощью силы ветра. Честно говоря, Длинный думал, что подобное средство передвижения, придумано гораздо позже.