Текст книги "Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ)"

Автор книги: Вансайрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 53 страниц)

Вот что видела Иннин.

Она и сама была заворожена красотой Верховной Жрицы, которой в те времена Даран ещё, наверное, не являлась, и одновременно презирала её за то высокомерие, которое горело в жгуче-чёрных глазах, за то презрение, с котором Даран ловила обращённые на неё жадные взгляды.

Чтобы не видеть её, Иннин вновь повернулась к Ранко, заскользила взглядам по его тонким, одухотворённым чертам лица, которое как будто светилось мягким светом, составлявшим разительный контраст с кричащей, броской красотой Даран.

Оба они были Санья – но какими же разными Санья!

Музыка закончилась.

Долгое время после этого в зале царила глубокая тишина – казалось, каждый из собравшихся боялся пошевельнуться или даже вздохнуть, чтобы не разрушить те волшебные чары, которые не-волшебник Ранко Санья только что создал при помощи своей музыки.

Внезапно раздавшиеся аплодисменты грубо разорвали эти мягкие, прекрасные чары.

– Браво, – громко произнесла женщина, стоявшая в первых рядах, ничуть не смущаясь тем, что голос её, грубоватый и сильный, заставил содрогнуться большую часть гостей. – Ты удивителен, брат, и, истинно, я горжусь своей кровью Санья, которая одна только может производить подобные тебе существа.

Эта была грузноватая, но высокая женщина лет тридцати с очень прямой осанкой и полной грудью. Взгляд её был властным, черты лица – несколько грубоватыми, но притягательными. Вообще, во всём облике её было что-то звериное: хищный взгляд, улыбка ярко-красных губ, обнажавшая острые зубы, жёсткие тёмные волосы, в беспорядке разбросанные по плечам и меньше всего напоминавшие шёлковую чёрную пряжу. По всем канонам, эта женщина была некрасива, но Иннин какой-то странной интуицией почувствовала, что, будь она мужчиной, она бы не могла отвести от неё взгляда точно так же, как не могла бы отвести его от Даран.

Эсер Санья – Иннин точно знала, что это именно она – была слеплена невидимым ваятелем грубо, но со страстью, и вид её внушал чувства силы и желания.

– Каждое поколение нашей семьи может похвастаться женщиной или мужчиной, которые стоят выше всех остальных, – продолжила Эсер Санья, горделиво улыбаясь. – Чьё превосходство перед другими не подлежит ни малейшему сомнению. В этом поколении это ты, Ранко.

«Великая Богиня, что она говорит, – изумлённо подумала Иннин. – Понятно, что большинство из Санья убеждены в своём превосходстве, но говорить это так открыто, так прямо, перед всеми… Перед Императрицей!»

Но Императрица, казалось, ничуть не злилась и смотрела на Эсер благосклонно и одобряюще.

– Благодарю вас, сестра, но не стоит, – голос Ранко сделался прохладным. – Право же, не стоит говорить мне такие вещи, – подчеркнул он, и на этот раз его отказ от комплиментов прозвучал совсем по-другому, нежели когда его хвалила Императрица. – Потому что всё это не так.

– А я говорю тебе, что не нужно быть таким скромным, брат, – сказала Эсер с нажимом и тут же рассмеялась. – Впрочем, скромность, как говорят – тоже черта великих людей. В этом смысле я совсем не велика… но я готова удовольствоваться скромной ролью служительницы Богини и обожательницы таких прекрасных людей, как мой брат. Благодарю тебя, Ранко, благодарю от лица всех собравшихся. Ты – волшебник. Пусть говорят, что мужчины не обладают магией, но мужчины из рода Санья – исключение, и ты тому истинный пример.

Ранко посмотрел на неё как-то косо и отвернулся.

«Великая Богиня, какая это страшная женщина, – в ужасе думала Иннин, глядя на властолюбивое лицо Эсер, на её хищный оскал, замаскированный под приятную улыбку. – Почему никто, никто кроме Ранко, этого не замечает?!»

В следующий момент она уже видела их, брата и сестру – хотя что-то подсказывало Иннин, что они гораздо более дальние родственники, просто называют друг друга так – вдвоём в небольшой зале без окон.

– Не будь идиотом, брат, – раздражённо выговаривала Ранко Эсер. – Ты понимаешь, что я тебе предлагаю? Спустя много столетий судьба вновь даёт Санья шанс занять то место, которое принадлежит им по праву. Впервые в одном поколении собрались сразу несколько человек, каждый из которых обладает необходимыми качествами. Ты – всеобщий кумир, тебя обожает каждый. Люди легко пойдут за тобой, вернее, за знаменем, на котором начертано твоё имя. Мы объявим тебя воплощением супруга Великой Богини, и народ с радостью этому поверит, потому что помимо мифических богов, обитающих в просторах Звёздного Океана, им всегда необходимо их физическое отражение в каком-либо человеке. Даран станет Верховной Жрицей, я – её Сестрой и Матерью. Мы втроём способны перевернуть этот мир. И мы – семья, не забывай, Ранко.

– Прошу вас не впутывать меня в ваши интриги, – сказал Ранко твёрдо и холодно. – Я – всего лишь поэт и музыкант, меня интересует искусство и совершенно не интересует политика.

– Мы – семья, Ранко, – напомнила ему Эсер, бледнея от гнева. – Ты хочешь отречься от своей семьи? Предать нас?

– Если бы я хотел этого, то пошёл бы сейчас к Госпоже и доложил ей о ваших планах, – проговорил Ранко и повернулся к ней спиной. – С вас должно быть довольно, что я этого не делаю. Закончим на этом.

Глаза Эсер потемнели.

– Ну смотри же, Ранко, – медленно произнесла она. – Я всё равно добьюсь своего, с твоей помощью или без неё. Но лучше бы ты сейчас согласился на моё предложение, для твоего же блага лучше. Видит Богиня, мне будет жаль, если с тобой что-нибудь случится.

Ранко внезапно снова повернулся и прямо посмотрел ей в глаза.

– А что со мной может случиться? – спросил он и криво усмехнулся. – Превратите меня в жабу? Я не хотел прислушиваться к сплетням о том, что вы занимаетесь чёрным колдовством, но вы сами заставляете меня верить им.

Какое-то время Эсер молчала, изучая его тяжёлым взглядом.

– Ну зачем же тебя, Ранко? – внезапно сказала она и тоже усмехнулась. – Ты неприхотлив к собственным страданиям и, пожалуй, вынесешь эту муку с большим смирением, что вряд ли доставит удовольствие моему сердцу. Страдания любимого человека принесут тебе гораздо больше горя, не так ли? Или ещё лучше… страдания твоих детей?

Глаза её сверкнули, и Ранко инстинктивно отступил на шаг назад.

– Каких детей, о чём вы говорите? – спросил он. – У меня нет детей, и никогда не будет.

– Не зарекайся, Ранко, не зарекайся, – засмеялась Эсер и вышла из комнаты.

Потом Иннин увидела её разговор с Даран.

– Со мной ты будешь иметь гораздо больше, – сулила ей Эсер. – Я дам тебе всё, что ты пожелаешь, ты даже не представляешь, каковы мои возможности…

– Предпочитаю добиться всего сама, – холодно усмехнулась Даран и подняла на неё гордое лицо. – Я не пойду за вами, я останусь здесь.

– Это почему же? Только не говори мне, что Императрица для тебя и впрямь подруга и сестра, и ты не можешь её предать. Ни один из Санья не способен на искреннюю, несебялюбивую любовь, уж я-то это знаю,  – сказала Эсер насмешливо.

– А, может, вы просто мне не нравитесь? – спросила Даран дерзко. – И я не желаю быть вашей марионеткой?

– Лучше быть марионеткой среди райских садов и кущ, чем королевой на пепелище, – сказала Эсер проникновенным, мягким голосом.

– Вы не Санья, если и впрямь так считаете, – пожала плечами Даран.

Какое-то время собеседницы молчали.

Потом Эсер рассмеялась.

– А вот ты мне нравишься, Даран, – сказала она и, взяв её руку в свою, погладила.

В это время откуда-то издалека до Иннин донёсся звон, возвещавший о наступлении часа рассвета, и этот звук вырвал её из сна.

Она поспешно поднялась с колен, встряхнула головой и побрела прочь из Храма, измождённая, обессиленная. Свой яркий сон она запомнила до мельчайших деталей, меж тем как предпочла бы сразу же его позабыть.

«Я не хочу ничего об этом знать, – думала она. – Ни об интригах, ни об Эсер, ни о том, отчего Императрица сошла с ума. Не знаю уж, насколько этот сон был правдив, но если предположить, что это так, и я вижу прошлое, то почему мои способности к магии проявляются именно в этом, а во всём остальном я бесполезна? Волшебница и чародейка… Если Хатори прав, то где-то есть та, другая, которая стала тем, чем мечтала быть я».

Иннин сама не заметила, что ноги вновь принесли её на подземный этаж, где содержали заключённых.

Хатори при её появлении удивлённо вскинул голову.

– Ты был прав, – вымученно сказала Иннин и, отперев камеру, рухнула на пол рядом с ним. – Зачем я не сбежала с тобой тогда?

Он молча привлёк её к себе объятия.

Какое-то время Иннин боролась с собой. Потом оставила эти попытки и, откинув с лица Хатори рыжие волосы, поцеловала его в губы.

В первый момент тот даже не пошевелился – кажется, он был слишком поражён её поступком. Лишь несколько мгновений спустя Иннин почувствовала его импульс ответить, но тут же вскочила на ноги и отвернулась, не желая видеть его лица и глаз.

– Теперь мне нужно поговорить с Хайнэ, – быстро проговорила она. – Прощай. Нет, не прощай: мы увидимся сегодня же, на слушании по твоему делу. Я буду присутствовать.

С этими словами она выбежала из камеры и, заперев дверь, быстро пошла по коридору, стараясь сдержать желание дотронуться рукой до собственных губ.

***

Ранним утром Хайнэ дождался известий, которые обещал ему Главный Астролог.

– Я делаю всё, что могу, – сообщил ему тот, зайдя утром в комнату. – Но есть кое-что, что и в ваших силах. Мне удалось узнать, что по первому из обвинений, предъявленному вашему брату – переодевании в женщину – есть свидетель. Возможно, если бы вы поговорили с ним, то он бы переменил свои намерения из, так сказать, родственных чувств к вам и вашему брату. Ведь это Сорэ Санья.

Хайнэ остолбенел.

Одно только то, что переодевание в женщину было преступлением по закону, явилось для него полнейшей неожиданностью, а уж имя знатного родственника и вовсе прозвучало, как удар обухом по голове.

– Родственные чувства… вы смеётесь? – проговорил он, совладав с собой. – Сорэ Санья меня не выносит!

– Всё равно, это ваш шанс, – настойчиво проговорил Астанико. – Сорэ Санья сейчас во дворце вместе со своей будущей супругой. Я могу устроить вам встречу в таком месте, где вы сможете ничего не опасаться и поговорить откровенно. Сделайте это, Хайнэ, другой возможности вам не представится, вас совершенно точно не выпустят из дворца, по крайней мере, до окончания процесса!

– Но…

– Пойдёмте! Поговорите с ним сейчас же, – властно сказал Главный Астролог. – Если вы не сделаете этого сейчас, то будете жалеть всю жизнь!

Хайнэ подчинился.

Мысль о Марик, от которой всё ещё ныло его сердце, сделала его совсем слабым и привела в полную растерянность. Но чуть позже, когда Астанико подхватил его под локоть и потащил по коридорам, он пришёл в себя и подумал о том, что, возможно, ему и не придётся говорить с Сорэ Санья. Ведь Марик, которая любит Хатори, несомненно, сделает всё от неё зависящее и уговорит своего будущего мужа не свидетельствовать против него.

Надежды эти развеялись в то же мгновение, когда Хайнэ их увидел.

Марик и Сорэ стояли рядом, но весь их вид говорил о том, что никакой близости между ними нет и в помине. Лицо у неё было бледным, а у него – раздражённым; Хайнэ вдруг пришло в голову, что любовь Марик к Хатори, напротив, сыграет плохую роль. Наверняка она, по своему обыкновению, не стала скрывать историю своих похождений от будущего мужа, а Сорэ, тщеславный самовлюблённый павлин, воспринял это как удар по своему самолюбию и теперь жаждет погубить соперника.

– Господин Санья, ваш брат желает поговорить с вами немедленно, – объявил Главный Астролог, не давая Хайнэ опомниться и отрезая ему все пути к отступлению.

Сорэ изумлённо обернулся, услышав слово «брат». Когда-то давно, ещё до легендарной ссоры, все Санья обращались друг к другу как к брату или сестре (или дяде и тёте в случае старших родственников), как бы подчёркивая этим, что все они – одна большая семья. Главный Астролог, очевидно, откуда-то знал об этом и сейчас использовал это напоминание, чтобы отрезать пути к отступлению и Сорэ тоже.

Тот оглядел комнату, очевидно, ища глазами «брата», и, никого не найдя, наконец, как бы вынужденно остановился взглядом на Хайнэ. Вид у Сорэ тотчас стал каким-то разочарованным и заскучавшим;  все чувства свободно и даже пылко отображались на его лице – очевидно, его никогда не учили их скрывать. Не было ни малейшего сомнения в том, что он не воспринимает Хайнэ не то что как родственника, но и вообще как человека, достойного его внимания.

Хайнэ затрясло от ненависти.

Первая мысль его была о том, как, как Марик могла решиться связать свою судьбу с таким человеком? От этой мысли жгло в груди.

Вторая – что он не смог бы обратиться с просьбой к этому самодовольному некоронованному принцу, столь открыто выражавшему своё презрение, даже если бы от этого зависела судьба целого мира. Всё, чего ему хотелось сделать сейчас – это плюнуть ему в лицо, и пусть бы после этого проклятый мир перестал существовать.

Очевидно, все эти чувства легко отобразились и на лице Хайнэ тоже, потому что Главный Астролог вдруг наклонился и шепнул ему на ухо:

– Хайнэ, да неужто вы не можете смирить гордость ради своего горячо любимого друга и брата? Вспомните о том, что ему, возможно, придётся живьём сгореть на костре! Подумайте, неужели обычное пламя лучше того пламени злости, что сейчас, вероятно, мучает вас?

Слова эти подействовали на Хайнэ, как ушат ледяной воды.

Лицо его вытянулось; он физически ощущал происходившую в нём борьбу.

«Я должен, должен, должен это сделать!» – в отчаянии говорил он сам себе, совершенно точно зная, что не сможет – и вдруг, в самый последний момент, когда он готов уже был сдаться и, развернувшись, побежать в свою комнату, злость его отпустила.

Он почувствовал лёгкость во всём теле и сладостное умиление, похожее на то, которое он ощутил во дворце, читая перед Онхонто свою повесть. Мысль об Онхонто внушила Хайнэ ещё больше любви, и даже новый выпад Сорэ не вывел его из этого состояния.

– И на какую тему вы желаете со мной разговаривать, господин… Санья? – проговорил тот вальяжно  и раздражённо одновременно, сделав внушительную паузу перед тем, как произнести собственную фамилию.

– Позвольте мне сначала отвести вас туда, где никто не сможет вам помешать, – вдруг заторопился Главный Астролог.

Сорэ пожал плечами и двинулся вслед за ним.

– Прошу вас. – Астанико открыл перед ним с Хайнэ двери в какую-то залу и, поклонившись, пропустил обоих вперёд.

Хайнэ встал напротив своего мнимого брата, опираясь дрожащими руками на трость.

Благостное чувство его поутихло, и он сделал над собой усилие, чтобы постараться вернуть его хоть в какой-то степени.

– Видите ли, господин Санья, – униженно забормотал он. – Речь идёт об одном одолжении, которое вы могли бы сделать… Нет, об одной просьбе, которая чрезвычайно для меня важна, об одном добром деле…

Он поднял голову, чтобы перевести дух, и вдруг увидел, что глаза Сорэ как-то странно сверкнули.

– Уж не думаете ли вы, что я действительно окажу вам одолжение, в чём бы оно ни состояло? – спросил тот, даже не пытаясь скрыть засквозившего в его голосе презрения. – Я не сказал этого перед тем вертлявым господином, но сейчас я не собираюсь сдерживаться – вы не Санья. Мне чрезвычайно неприятно, что я вынужден считаться вашим родственником. Вероятно, в столице говорят много нелицеприятного обо мне и моей семье, но всё же мы никогда, никогда не предавали дело истинной религии, и подобного не приписывали нам даже в слухах – в отличие от вас. Вот что я вам скажу, господин Хайнэ! – выплюнул Сорэ, прожигая его горящим взглядом.

Хайнэ приоткрыл рот; в глазах у него помутилось.

Меньше всего на свете он ожидал подобной злобной отповеди в ответ на своё смирение, и ярость, казалось бы, вытесненная победившим добрым чувством, вернулась удесятерённой.

– Это вам неприятно считаться моим родственником? Вам? Поверьте, мне тоже не доставляет удовольствия быть похожим лицом и именем на такого расфуфыренного, разодетого в кучу безвкусных тряпок фанфарона, озабоченного лишь впечатлением, которое он производит на женщин, – проговорил Хайнэ, дрожа от ненависти. – Думаете, со стороны не видно, что вы влюблены лишь в самого себя? Вы просто смешны!

– А вы утешайте себя тем, что, по крайней мере, не похожи на меня телом, – зло усмехнулся Сорэ.

Этого Хайнэ уже не мог снести.

– Я надеюсь, что вам однажды самому придётся гореть на костре! – закричал он в бешенстве. – Или что моя болезнь точно так же поразит и вас, о, это было бы справедливо! Может быть, так и будет, потому что это подходящая болезнь для всех Санья, подходящее наказание за их гордость, себялюбие и самолюбование! И знайте, что если это произойдёт, если однажды вы станете таким же жалким, скрюченным и униженным, как я сейчас, если однажды вы будете умирать, то я приду и напомню вам об этом разговоре и плюну вам в лицо!

– А я не приду к вам и не плюну вам в лицо, когда вы будете умирать, – проговорил Сорэ, пожав плечами. – Потому что мне нет до вас никакого дела, и я забуду о вас через два дня. Я и сейчас едва вспомнил ваше лицо, только ваше плачевное состояние напомнило мне о том, кто вы.

Хайнэ выскочил из залы, едва помня себя.

Пот лился с его разгорячённого лица ручьями.

Господин Астанико схватил его за руку.

– Что случилось, господин Санья? – спросил он, настойчиво вглядываясь ему в глаза.

– Уведите меня! Уведите меня отсюда! – закричал Хайнэ, трясясь всем телом, как в припадке.

Лишь когда он вновь очутился в своей комнате, он смог немного прийти в себя.

– Я всё погубил, – проговорил он, закрыв лицо руками. – Великая Богиня, я всё погубил, теперь всё кончено! Теперь этот ублюдок сделает всё от него зависящее, чтобы покончить с Хатори и со мной. Но мне всё равно. Никогда я больше не буду о чём-нибудь просить, ни его, ни кого-либо другого, никогда я больше не потерплю такого унижения!

– Успокойтесь, Хайнэ, – сказал Астанико мягко. – Успокойтесь. Хорошо, у вас ничего не получилось с господином Сорэ, но мы что-нибудь придумаем. В конце концов, у вас остаюсь я. Я помогу вам.

– О, благодарю вас, – пролепетал Хайнэ, не смея поднять лица, но протянув к нему руку. – Я так рад, что могу доверять вам…

Главнй Астролог горячо и с чувством пожал его ладонь.

В этом момент двери открылись, и на пороге появилась Иннин.

Лицо её перекосилось.

– Что вы здесь делаете?! – гневно закричала она, глядя на Астанико. – Да как вы смеете приходить к моему брату после того, что совершили, вы, двуличный, лицемерный предатель!

Лицо у Астанико вдруг изменилось. Мягкая улыбка сошла с него, уступив место какой-то злой, высокомерной и как будто бы даже довольной усмешке. Не говоря ни слова, он отпустил руки Хайнэ, прошёл мимо Иннин, даже не посмотрев на неё, и вышел из комнаты, притворив двери.

– Зачем ты так с ним, сестра? – ошарашенно спросил Хайнэ. – Он помогает нам, правда помогает, нам больше не на кого рассчитывать, кроме него…

– Помогает? – переспросила Иннин, наклонившись и вглядываясь в его лицо. – Да знаешь ли ты, что он назначен главным обвинителем по делу Хатори? И назначен не просто так, он этого сам просил!

Хайнэ вздрогнул.

Некоторое время он изумлённо смотрел в раскрасневшееся от ярости лицо сестры.

– Но… это же, наверное, хорошо… – проговорил он, наконец, растерянно. – Это значит, что Хатори спасён. Ведь главный обвинитель – самое опасное для него лицо, так? И если это лицо – наш друг…

– Хайнэ! – Иннин истерично рассмеялась. – Иногда мне кажется, что ты навечно остался в возрасте тринадцати лет! Господин Астанико выдвинул предположение, что это ты – главный виновный и еретик, которого следует сжечь на костре. Твой дорогой друг, Главный Астролог! Он собрался казнить и тебя, и Хатори, а ты ещё собственными руками помогаешь ему в этом!

В комнате повисла тишина.

Хайнэ пытался осмыслить то, что услышал, и это никак не укладывалось в его голове.

Потом он вдруг вспомнил слова Сорэ, на которые в первый момент не обратил никакого внимания: «Мы никогда, никогда не предавали дело истинной религии, и подобного не приписывали нам даже в слухах – в отличие от вас».

Значит, сплетни, на которые раньше не было и намёка, уже успели разнестись по всему дворцу…

– Этого не может быть, – наконец, проговорил Хайнэ, как-то жалко улыбаясь. – Зачем Астанико губить меня?.. Я ведь не сделал ему ничего плохого. Я никогда не говорил ему ничего обидного, за что ему так ко мне относиться? Я не верю в это, Иннин. Он, может быть, действительно ненавидит Хатори, но ко мне у него нет плохих чувств. Он рассказывал мне о себе, рассказывал личные вещи, которые можно доверить только другу. Я… знаю, я бы почувствовал, если бы он ненавидел меня…

Он замолчал, растерявшись.

Иннин смотрела на него с жалостью.

Всё это было невыносимо; Хайнэ постарался перевести разговор на другую тему.

– Что с нашей матерью? – спросил он. – Она до сих пор не приехала? Она должна что-то сделать. Верховная Жрица послушает её…

– Ах, Хайнэ, – проговорила Иннин с мукой. – Не думаю, что Верховная Жрица станет нам помогать. Ей всё равно; к тому же, она будет только рада заставить меня страдать. Что касается нашей матери, то и в этом судьба не на нашей стороне. Оказалось, что услышав весть о кончине Императрицы, она тотчас же уехала молиться в один из дальних храмов, причём не сказала никому, в какой. Конечно, мы разыщем её – она выезжала из Аста Энур через Восточные Ворота, но я только боюсь, что это будет слишком поздно. Твой дорогой друг, господин Астанико, изо всех сил пытается ускорить процесс. Я не представляю, что произойдёт, и что задумал этот отвратительный человек.

Хайнэ молчал, глядя на неё.

Сознание, что происходит что-то страшное, происходит в реальности и может закончиться непоправимо, медленно, но верно проникало в него, вытесняя остатки легкомысленного ощущения, что всё это глупый, абсурдный сон, который развеется с первыми лучами солнца.

– Ты видела Хатори? – спросил он, наконец.

– Да, – Иннин почему-то отвела глаза. – Он в порядке и не особенно беспокоится за себя.

– Когда первое слушание?

– Через час. Но это пока ещё только предварительный акт, на котором Хатори зачитают его обвинения, выслушают его собственную версию событий и так далее. Я в числе присутствующих и могу задавать вопросы, но моё положение пока не столь высоко, чтобы я могла принимать участие в обсуждении дела и вынесении вердикта.

– Хорошо…

– Мне передать что-нибудь Хатори от тебя? – спросила Иннин.

Хайнэ как-то засуетился.

– Не знаю… Скажи ему, что… что я всегда… – Он вдруг замер и с каким-то болезненным выражением лица махнул рукой. – А, впрочем, нет, ничего не говори. Я не знаю, что ему сказать.

Иннин подождала немного, но брат ничего не прибавил, и она вышла из его комнаты.

Через час она появилась в небольшом зале на нижнем этаже, где должно было проходить слушание.

Здесь присутствовало немного человек – только Главный Астролог, стража и несколько жриц, в их числе Иннин – она выпросила позволение присутствовать, и это было единственное, чего ей удалось добиться от Верховной Жрицы.

Ввели Хатори. После полутора суток, проведённых в подземелье, и влитой в него отравы выглядел он довольно жалко, однако на губах у него была усмешка.

Главный Астролог сказал ему все полагающиеся в таких случаях слова и в конце прибавил, с большим удовольствием в голосе, что имеет честь выступать его обвинителем по специальному распоряжению Светлейшей Госпожи.

Хатори посмотрел на него с презрением и ничего не ответил.

– Защитника вам, как обвиняющемуся в преступлении против религии, не полагается, – проговорил Астанико, прожигая его взглядом. – Впрочем, если вы будете очень просить лично меня об обратном, то я, возможно, соглашусь передать эту просьбу Светлейшей Госпоже… Но вы, как я понимаю, не собираетесь этого делать, господин Санья?

Расчёт его сработал: Хатори осклабился и сказал, что он отказывается, но не потому, что не хочет защитника, а потому что уверен, что просьба такого человека вряд ли принесёт какой-либо эффект.

Иннин поняла, что это будет битва двух самолюбий, и похолодела, предчувствуя, что хорошим это не закончится.

«Не поддавайся на его провокации», – старалась сказать она Хатори взглядом.

Тот заметил её взгляд и вдруг улыбнулся, как бы говоря: «Хорошо. Я лучше вовсе не буду смотреть на этого червяка, а буду смотреть на тебя», – и стал глядеть на неё неотрывно.

Иннин почувствовала, что краснеет, вспомнив, что произошло между ними в камере.

«Он ведёт себя так, как будто я уже его любовница, – подумала она растерянно и гневно одновременно. – Как будто после случившегося между нами установилась какая-то тайная связь. А это не так и никогда не будет так! Я поцеловала его только один раз, больше от жалости к нему…»

Она закрыла глаза, почувствовав презрение к себе за эту ложь самой себе, и ещё большее – за то, что она думает о таких глупостях в подобный момент.

Впрочем, Хатори был ничем не лучше – думал только о погибшей птице Хайнэ и совершенно очевидно не беспокоился за собственную жизнь.

Двое глупцов…

Иннин охватило странное, сладко-горькое чувство.

– В таком случае, начнём, – проговорил Астанико, разворачивая бумаги. Какое-то время, довольно долгое, он возился с ними, заставляя Хатори ждать и как будто специально испытывая его терпение. А потом вдруг молниеносно вскинул голову и громко спросил: – Это правда, что вы, господин Санья, Саньей вовсе не являетесь, а являетесь выродком, усыновлённым в семью, и происходящим от неизвестных отца с матерью, вероятно, низкого происхождения?

Хатори вздрогнул, но потом, очевидно, вспомнил о мысленном обещании, данном Иннин, и постарался говорить спокойно.

– Это известный факт, – сказал он, проигнорировав оскорбления. – Зачем вы спрашиваете меня об этом?

– То есть, вы этого не отрицаете?

– Не отрицаю, – холодно ответил Хатори, продолжая глядеть на Иннин и даже не поворачивая голову в сторону Главного Астролога.

– Прекрасно, – широко улыбнулся тот. – В таком случае, перейдём к первому, более лёгкому из предъявленных вам обвинений. Объясните нам, пожалуйста, для каких целей вам потребовалось переодеваться в женское платье и в таком виде появляться на улицах города?

– Я этого не делал, – сказал Хатори.

– У нас есть свидетель, – возразил Главный Астролог, мягко улыбаясь. – Позовите, пожалуйста, господина Сорэ Санью.

«Надо было посоветовать Хатори не отрицать сразу все обвинения, а требовать сначала доказательств», – подумала Иннин растерянно.

Но прежде ей никогда не доводилось присутствовать во время допроса обвиняемого, и она имела лишь небольшое представление о процессе.

Сорэ Санья вошёл и хладнокровно подтвердил, что вечером позавчерашнего дня он видел господина Хатори Санью в одном из заведений Нижнего Города в женском платье, с женской причёской и с женским макияжем.

– Чем вы можете доказать, что это был именно Хатори Санья, а не некоторая… ммм… дама? – поинтересовался Главный Астролог.

– Произошёл некоторый конфуз, – ответил Сорэ довольно беспечно. – Увидев хорошо одетую женщину, по всей видимости знатную, в заведении Нижнего Города, я подошёл к ней и постарался выяснить, почему она оказалась в таком месте.

– А сами-то вы что делали в заведении Нижнего Города? – вдруг перебил его Хатори.

– Этот вопрос отношения к делу не имеет, – возразил Главный Астролог и любезно кивнул Сорэ. – Продолжайте, пожалуйста, господин Санья.

– Так вот, я подошёл к этой даме, и оказалось, что это переодетый мужчина.

– И вы это обнаружили, всего лишь поглядев на её лицо? – снова перебил Сорэ Хатори. – А до этого увидеть не могли? Что-то подсказывает мне, что вы лукавите, господин Санья. Полагаю, что вы начали предлагать этой даме, которая, по вашему мнению, была переодетым мной, уединиться с весьма недвусмысленными намерениями, а когда она отказалась, попытались применить силу, поскольку были к тому моменту совершенно пьяны. И вот тогда-то и открылось то, что вам открылось. При этом смею напомнить, что ваша официальная помолвка с госпожой Марик Фурасаку состоялась неделю назад, то есть, раньше предполагаемых событий.

– Замолчите, – сказал Сорэ, всё же несколько смущённый. – Вы здесь обвиняемый, а не я. К тому же, наша свадьба с госпожой Фурасаку ещё не состоялась, чтобы вы могли предъявить мне все эти вещи в качестве обвинения в супружеской неверности. Я же со своей стороны располагаю убедительным доказательством, что это именно вы, и никто иной, были той переодетой дамой.

– Что это за доказательства, господин Санья? – спросил Главный Астролог.

Сорэ протянул ему свёрнутую вчетверо бумагу.

Астанико взял её в руки и прочитал письмо Хайнэ, адресованное Хатори, которое он написал ему в тот вечер, когда вернулся к Онхонто.

– Это письмо выпало из рукава той дамы, – сообщил Сорэ.

– Вы лжёте, – с бешенством заявил Хатори. – Вы его украли!

– Господин Санья сказал правду: это вы здесь обвиняемый, а не он, – очень мягко и с большим удовольствием прервал его Главный Астролог. – А поэтому мы, от имени Светлейшей Госпожи и Великой Богини Аларес, благодарим вас за содействие процессу. Что ж, теперь я смею утверждать, что мы получили убедительное доказательство вины господина Хатори по первому из его обвинений и на этом предлагаю перейти к дальнейшему допросу. Итак, господин Хатори, объясните нам, пожалуйста, с какой целью вы переодевались в женское платье и использовали женские украшения? Сделали ли вы это с целью оскорбить Великую Богиню и её образ?

Хатори чуть побледнел, однако самообладания не потерял.

– Я сделал это всего лишь для собственного развлечения, – сказал он, сложив руки на груди. – Никаких других целей у меня не было.

– Для собственного удовольствия, вы имеете в виду? – Главный Астролог прищурился.

Иннин почувствовала в его голосе какой-то подвох, но Хатори, судя по всему, нет.

– Можно сказать и так, – спокойно ответил он.

Астанико поднялся на ноги.

– И давно вы стали получать удовольствие от переодевания в женскую одежду, господин Хатори? Расскажите нам. Вы начали делать это с детства? Вы делали это перед зеркалом в собственной комнате или где-то ещё? Переодевались вы только для собственного наслаждения, или ради удовольствия других лиц? Делали ли вы это когда-нибудь за деньги? Вы спали с мужчинами? Делаете ли вы это часто или  редко? Раз в неделю, в месяц, в год? Вы спите за деньги с незнакомыми лицами, или у вас есть постоянный любовник?

Последние фразы Астанико произносил отрывисто и очень быстро, не оставляя никому возможности вставить хотя бы слово.

Хатори впервые за всё время поглядел на него, изумлённо расширив глаза – очевидно, меньше всего на свете он ожидал подобных обвинений.