Текст книги "Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ)"

Автор книги: Вансайрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 53 страниц)

Пророк, огонь и роза. Ищущие
Вансайрес

Часть 1. Встречи и возвращения

Изувеченными руками

 до Счастья я дотянусь,

 Невидящими глазами

 концу пути улыбнусь,

 С больными немыми устами,

 с утерянными слезами,

 с растерзанной, порванной грудью -

 Таким новый облик мой будет,

 Такой я однажды вернусь.

 Ольга Аболихина

Глава 1

В третьем месяце Ветра – предпоследнем месяце года и первом месяце весны – когда только-только стаял снег и на деревьях набухли первые почки, в Аста Энур, тысячелетней столице Астаниса, случилось два знаменательных возвращения.

Первой вернулась после многолетнего отсутствия принцесса Таик, старшая дочь Императрицы и её наследница, вернулась с блеском и роскошью, чтобы показать, что больше не опасается ни заговора, ни интриг мятежной Эсер Саньи – что было правдой, и что дворец отнюдь не испытывает затруднений с деньгами – что было ложью.

А вскоре после неё из такого же двенадцатилетнего изгнания, или, скорее, укрытия, вернулась госпожа Ниси со своими тремя детьми, составлявшими жалкий, однако ценный обломок семьи Санья, ибо были они теми немногими Санья, которые не сбежали вслед за своей предводительницей в западную провинцию Канси, чтобы устроить там подобие государства в государстве, а остались верны истинной правительнице, пусть и потерявшей большую часть своего былого великолепия, состояния, а заодно и рассудка.

Но два этих возвращения если и были связаны, то только в планах Аста Даран, Верховной Жрицы. Госпожа же Ниси, бывшая в миру её младшей сестрой, искренне полагала, что возвращается ненадолго и лишь для того, чтобы позволить двоим своим старшим детям, близнецам Иннин и Хайнэ, которым исполнялось по двенадцать лет, пройти церемонию взросления в столичном Храме, получив благословление своей высокопоставленной тётушки, Верховной Жрицы.

Иннин, к тому же, собиралась пойти по её стопам – с самого детства она была одержима мечтой стать жрицей и, овладев силами стихий, творить чудеса, рассказами о которых были полны все легенды о волшебницах и кудесницах древности. Жрицы владеют невиданными силами, им доступна магия… и пусть свидетельства об их могуществе изрядно потускнели и потеряли в убедительности за последние сто-двести лет, но народ всё ещё в это верил. И уж совершенно точно верила сама Иннин.

Жаждавшая встречи с Верховной Жрицей, заочно ставшей её кумиром и богиней, она ждала этого момента на протяжении последних трёх лет, изучая, как одержимая, толстенные книги, необходимые для будущей служительницы Богини, и представляя себе впечатление, которое произведёт на Даран своими познаниями и способностями.

И вот долгожданный момент настал.

Верховная Жрица, принявшая при третьем посвящении имя Аста Даран, что означало «вечерняя звезда», вышла из экипажа и отправилась по дороге, вымощенной камнями одного размера и одного цвета – белого, точно первый снег.

Дорога вела в дом, знакомый ей с детства – начиная с незапамятных времён, семья Санья ежегодно останавливалась здесь на пути из провинции в столицу и обратно.

Даран шла, прикрыв глаза: во-первых, она опиралась на руки двух своих помощниц и учениц, и нужды в том, чтобы заботиться, куда ступает нога, не было. А, во-вторых, окружающий пейзаж был знаком ей до последнего дерева, до последнего ручейка, журчавшего в отведённом ему в саду русле.

Черепица, покрывавшая изогнутые крыши главного павильона дома, была изумрудно-зелёной, и такого же цвета была верхняя накидка Верховной Жрицы – вчерашней ночью, ровно в полночь, жрицы, настоящие и будущее, а также все, кто желал, чтобы благословение стихии пролилось на них, переменили цвета своих одеяний на синий, зелёный и фиолетовый.

Первый день третьего месяца Воды, час, когда вечерняя звезда появляется на небосклоне, год Нинезии, Владычицы Морей, и её символическая обитель – восьмой западный квартал столицы, в котором был построен дом семьи Санья – соединялись, и сулили Даран благоприятные возможности.

В том числе для того, чтобы примириться с врагами и забыть давние обиды – по крайней мере, так утверждалось в Великой Книге Толкования Символов, о чём Верховной Жрице с превеликой торжественностью сообщил Главный Астролог.

Впрочем, Даран прекрасно знала, что Великой Книге Толкования Символов – по крайней мере, тому её варианту, который ежегодно пополнял библиотеки благодаря труду дворцовых переписчиков – всерьёз могли доверять лишь астрологи, которые давно уже ничего не понимали ни в символах, ни в собственном искусстве.

А во-вторых, разве могли быть у Верховной Жрицы, посредницы между богами и людьми, защитницы страны, целительницы тела и души, какие бы то ни было враги?

И уж тем более, в доме, который когда-то был домом её матери, и в котором, согласно записям, она сама появилась на свет.

Даран насмешливо изогнула губы, вспомнив толкования седого старичка Астарио, который, похоже, всерьёз верил в собственную способность читать по звёздам, и тут же скрыла усмешку, склонив голову в лёгком церемониальном поклоне.

Госпожа дома Санья, Ниси, её младшая сестра, наклонилась гораздо ниже – концы её чёрных волос, выпущенные из причёски, почти коснулись камней.

Здесь, на крыльце павильона, в окружении свиты Верховной Жрицы, их приветствия не должны были отличаться от приветствий двух едва знакомых между собой дам.

И лишь гораздо позже, оставшись с сестрой наедине, Даран сможет сказать чуть насмешливым, властным тоном: «Астарио утверждает, что сегодня я должна найти в этом месте своих врагов и примириться с ними, потому что следующая такая возможность выпадет мне только через двенадцать лет. Но у меня здесь нет врагов! Или, может быть, это ты затаила на меня обиду за то, что я родилась старшей дочерью и стала жрицей, в то время как ты была вынуждена унаследовать состояние родителей, взять себе в мужья человека, которого выбрала, и воспитывать горячо любимых детей?»

Впрочем, даже если у Ниси и имелся повод для затаённой злости, то никаких подобных чувств младшая сестра, покорная, добрая, любящая, испытывать не могла – Даран была в этом совершенно уверена.

Трое детей Ниси – Иннин, Хайнэ и их восьмилетняя сестра Нита – стояли поодаль, пышно разодетые по случаю визита высокопоставленной родственницы, и смотрели на дворцовую свиту с таким жадным любопытством, на которое только могут быть способны дети их возраста. Все трое черноволосые, черноглазые, с очень белой кожей – в их жилах текла чистейшая, не разбавленная ничем кровь первых императриц.

Кровь богинь, всесильных волшебниц и самых прекрасных женщин, которых только могла породить эта земля на заре времён.

Теперь, в эпоху процветания торговцев и опасного упадка традиций, высокое происхождение ценилось меньше, чем раньше, но Верховная Жрица делала всё, чтобы закрепить расшатавшиеся устои, а заодно дать своим племянникам то положение при дворе, которое им подобало.

Собственно, этой цели и был посвящён приезд Ниси в столицу, формально приуроченный к ежегодному празднику в середине третьего месяца Воды, во время которого главы всех важнейших семейств приезжали в Аста Энур, чтобы выразить почтение императорскому дому, а также оставить в столице немаленькую часть своего годового дохода, потраченную на пышный выезд, подобающее случаю роскошное облачение и пожертвования храмам.

Раскланявшись с госпожой Ниси, гости прошли внутрь.

Слуги поднесли Главному Астрологу, сопровождавшему Даран, роскошно выполненные гороскопы детей госпожи – ещё одна пустая, никому не нужная формальность. Что может сказать господин Астарио, который не слишком-то хорошо помнит собственное имя?

Однако на формальностях зиждется традиция, и Даран всеми силами поддерживала бесчисленных дворцовых астрологов, хиромантов и прочих толкователей судьбы, давно уже растерявших истинное знание своих предшественников и ставших бесполезными прихлебателями, несмотря на личное к ним отношение.

Старичок, тем временем, растерянно переводил взгляд подслеповатых глаз с троих черноволосых ребятишек на два листа меловой бумаги с искусно изображёнными на них звёздными сферами.

– Почему только два? – наконец, выразил он суть своих сомнений.

– Господин, вероятно, не знает о том, что госпожа Иннин и господин Хайнэ – близнецы, – почтительно сообщил один из слуг. – Они родились в один день и один час.

Даран напоминала об этом Главному Астрологу пять или шесть раз и сейчас с удовольствием закатила бы глаза, если бы была, как когда-то, дерзкой девчонкой, не питавшей ни малейшего уважения к замшелым старикам, однако Верховная Жрица не имела права ни выдавать своих эмоций, ни даже испытывать их – сверх дозволенного.

А вот Иннин незаметно поморщилась, это от внимания Даран не укрылось.

– Гм… эээ… – пробормотал астролог, очевидно, обнаружив свою оплошность и смутившись её. – Что ж, в таком случае позвольте мне сказать, что я вижу необычайные возможности для обладателей сей карты рождения, чрезвычайно благоприятное сочетание звёзд, слава и почести для госпожи Иннин… – Он перевёл глаза с девочки на мальчика. – Множество прекрасных детей у господина Хайнэ…

Иннин насмешливо улыбнулась, отведя взгляд, и Даран поняла её без слов: внешность её брата вкупе с его благородным происхождением делало его завидным мужем для любой девушки,  которая хотела иметь хороших детей – это было понятно и без предсказаний господина Главного Астролога.

– Рождение восьмого числа, в третий месяц Воды, в год, освящённый покровительством Астезии, шестого воплощения Великой Богини Аларес, сулит удачу и процветание. Драгоценные камни, чей дух будет вам близок – изумруд, аметист и…

Скосив взгляд, Даран незаметно изучала внешность девочки.

Высокая, выше своего брата-близнеца больше, чем на полголовы, тонкая, одетая, как и Хайнэ, в просторные штаны и шёлковую тёмную рубаху. Через неделю с небольшим, в день своего двенадцатилетия, они получат право менять цвет одежды по своему вкусу и согласно указаниям Великой Книги Толкования Символов, а пока что единственной яркой деталью в облачении брата и сестры была бирюзовая лента в их волосах – знак наступившего месяца Воды.

Тёмные глаза Иннин были живыми, блестевшими, несмотря на то, что речь Главного Астролога совершенно определённо внушала девочке скуку. Внезапно она повернула в голову и посмотрела прямо в лицо Верховной Жрице – с восторгом, однако без излишнего раболепства, а ещё так прямо и откровенно, как вряд ли было возможно для двенадцатилетней девочки, воспитывавшейся в провинции и ещё не прошедшей церемонию взросления.

Даран ощутила в груди полузабытое волнение.

«Я хочу этого! – пронеслось в её голове. – Хочу, чтобы она прошла мой путь, стала такой, как я, и в конце концов заняла моё место!»

– Госпожа, как вам известно, в обязанность жрицы входит подготовка одного из детей, достигших соответствующего возраста, к обряду взросления, – обратилась Даран к сестре. – Поэтому я и приехала к вам. Я хочу забрать одного из ваших детей во дворец, где он или она проведёт оставшееся до церемонии время.

– Это великая честь для нас, что ваш выбор пал на наш дом, госпожа, – ответила Ниси, кланяясь. – Прошу простить нас за то, что мы так одеты, а дом совсем не убран, но ваш приезд стал для нас полной неожиданностью…

Разумеется, этот выбор был предрешён ещё двенадцать лет тому назад, а к «неожиданному»  приезду гостей готовились не меньше, чем полтора месяца, и ни для кого это не было секретом, однако все старательно делали положенный вид. Даран знала, что многим не по душе это обязательное лицемерие и соблюдение пустых формальностей, и что некоторые даже начинают высказывать недовольство вслух, но только не её сестра.

Ниси всегда была мягкой, покорной, чтила традиции и не показывала возмущения, даже если что-то происходило вопреки её желаниям.

В этом она была мудра – по крайней мере, так считала Даран.

Ведь если ты родилась позже, и у тебя нет возможности всецело распоряжаться своей судьбой, как у старшей дочери, то есть ли смысл роптать? Всё равно ничего не изменишь.

Первого мужа Ниси, человека из дальней ветви их семьи, выбрала ей мать, теперь уже покойная, и, вероятно, дочь не испытывала к отцу своих детей большой сердечной склонности, однако никогда не пыталась перечить, и через десять лет в награду за послушание Даран позволила ей большую вольность – взять второго мужа из низшей касты, и не просто в любовники, а именно в супруги.

Верховная Жрица дала ей разрешение на брак с Андо, простым крестьянином, скрепя сердце и вопреки собственной политике не отступления от традиций ни на шаг, однако это была её благодарность младшей сестре.

– Кому же выпадет счастье поехать с вами, госпожа, моему сыну или моей дочери? – спросила Ниси, улыбаясь.

Даран снова скосила взгляд на Иннин: та знала, что выберут её, и не должна была волноваться, но всё же её бледные щёки слегка окрасились румянцем. Хайнэ также знал, что у него нет шансов, и поэтому стоял с довольно меланхоличным видом человека, не ждущего от судьбы каких-либо подарков.

Верховная Жрица отвела взгляд, и губы её тронула лёгкая улыбка.

– Вашего сына Хайнэ, госпожа, – провозгласила она голосом, в котором лишь очень наблюдательный собеседник уловил бы едва заметные нотки усмешки.

Мальчик и девочка одновременно вскинули головы. Каждый из них не мог поверить в услышанное, однако чувства, испытываемые обоими, несомненно, разнились как небо и земля.

Возможность поехать с Верховной Жрицей во дворец, ступить на запретную территорию, пройти через Великие Ворота, увидеть все четыре зала Стихий – кто из детей не мечтал об этом? Всего лишь несколько счастливцев каждый год удостаивались такой чести, и Иннин всю свою сознательную жизнь прожила с мыслью, что попадёт в число избранных – ведь она была старшей дочерью, а Верховная Жрица была сестрой её матери.

И теперь такое великое разочарование!

«Ничего, – подумала Верховная Жрица, продолжая улыбаться. – Ты должна уметь принимать удары судьбы, даже когда она неожиданно отбирает у тебя то, что ты считала своим по праву. Это жизнь, моя милая девочка. Если ты хочешь победить, то должна в первую очередь научиться проигрывать».

Ниси, несомненно, тоже была удивлена, однако сумела быстро совладать со своими чувствами.

– Мы с радостью принимаем ваш выбор, госпожа, – сказала она, преклонив колени и улыбнувшись.

Все остальные последовали её примеру, и только Иннин стояла, неестественно выпрямив спину. Тёмные опущенные глаза её сверкали, лицо было перекошено от боли и гнева, и ни малейшей попытки выдавить из себя формальную улыбку она не предприняла.

Даран решила не обращать внимания на эту дерзость, тем более что она прекрасно понимала чувства девочки.

После положенных церемоний она взяла взяла Хайнэ за руку и повела его к выходу. Тот выглядел так, как будто до сих пор не мог поверить в нежданно-негаданно обрушившееся на него счастье и был явно перевозбуждён от волнения – ладонь его была мокрой от пота, глаза лихорадочно блестели, на щеках пятнами проступил румянец.

«Нервный, чувствительный тип организма, – безошибочно определила Даран, последний раз видевшая Хайнэ, когда ему от роду было несколько дней. – Из тех, что превосходно подходят для связи с духами. Он был бы превосходной проводницей, если бы ему повезло родиться женщиной».

Однако Хайнэ родился мальчиком, и, значит, путь жрицы был ему недоступен.

Впрочем, чрезмерная чувствительность могла принести пользу и мужчине – чаще всего, это одновременно означало и большую чувственность, что высоко ценилось и означало большие шансы на успех в личной жизни.

Вырастет таким же, как и многие другие – изнеженным красавцем, утончённым ценителем удовольствий, любимцем женщин.

Хотя есть, конечно, и другой вариант – стать таким же, как его отец, всю жизнь провести в страданиях из-за невозможности получить желаемое.

Взгляд Даран скользнул по высокой фигуре мужчины, стоявшего в задних рядах – Райко, первого мужа Ниси и отца её троих детей. Всё та же чистая кровь семьи – белая кожа, чёрные длинные волосы – но бледность эта казалась болезненной, тёмные глаза горели на осунувшемся лице, как уголья, лоб был изборождён морщинами – следствие горьких мыслей.

Конечно, судьбу его нельзя было назвать слишком счастливой – карьера учёного была прервана необходимостью уехать в провинцию с молодой женой, к которой он, по-видимому, не испытывал большой склонности, а теперь ещё в доме появился её второй муж, человек, намного ниже его по происхождению, и Райко должен был чувствовать себя униженным.

Но, с другой стороны, большую часть своих огорчений он принёс себе сам. Исключая одно-единственное, но то было дело давно минувших лет…

В любом случае, если судьба накладывает ограничения, то разумно ли все молодые годы посвящать страданиям из-за крушения заветных планов? Не лучше ли было бы извлекать благоприятные возможности из имеющегося, как поступала Ниси?

Райко стоило бы поучиться у своей жены.

Оставалось надеяться, что его дети последуют примеру матери, а не отца, и будут более счастливыми.

С этими мыслями Верховная Жрица направилась в сопровождении племянника, свиты, младшей сестры и всех её домочадцев в сад. Хайнэ к этому времени успел слегка успокоиться и даже украдкой корчил гримасы Иннин, следовавшей за ними мрачной тенью.

Однако та не обратила на брата никакого внимания, взгляд был её прикован в фигуре Верховной Жрицы.

Улучив мгновение, когда они оказались почти рядом, она внезапно прошептала:

– Вы поступили так со мной специально. Я никогда вам этого не прощу.

Даран остановилась.

В действительности проницательность девочки, легко угадавшей её истинные чувства, и даже дерзость Иннин приводили Верховную Жрицу едва ли не в восторг,  однако она не собиралась показывать племяннице, что чем-то выделяет её среди остальных, и какую судьбу для неё готовит – наоборот.

– Чего ты не простишь мне, милая? – спросила она холодным и равнодушным тоном. – Разве я обязана была выбрать тебя? Твоя мать сказала о том, что одно моё посещение вашего дома – честь для вас, которой никто не ждал.

– Это ложь! – запальчиво крикнула Иннин. – Мы давно ждали вас, и всё было предопределено! Вы в последний момент изменили решение… чтобы сделать мне больно!

Она кричала так громко, что люди начали оборачиваться.

– Ты обвиняешь Верховную Жрицу, ту, что говорит с Богиней, во лжи?

Даран мягко улыбнулась, показывая, что принимает всё это за детскую выходку, дерзкую, но простительную, и как бы приглашая остальных последовать своему примеру, что и было сделано.

Разноголосый смех наполнил сад, освещённый мягким зеленоватым светом фонарей.

Иннин, поняв, что смеются над ней, покраснела, потом побледнела и низко опустила голову, едва сдерживая слёзы унижения.

Этот день должен был стать её триумфом, а обернулся разочарованием и позором.

Что ж, через это тоже нужно пройти.

И Верховная Жрица отвернулась от девочки, более не удостоив её ни единым взглядом. Она снова переключила внимание на племянника.

Сев вместе с ним в экипаж и опустив шёлковые занавески на окна, Даран самолично сняла с него верхние накидки, чтобы переодеть его в одежду, в которой он мог ступить на землю дворца – по-прежнему безо всякого узора, как и полагалось ребёнку, не достигшему возраста взросления, – однако светлую.

Раздевая племянника, Даран заметила на его коже несколько синяков и ссадин и, догадываясь об их происхождении, усмехнулась.

– Это след тяжёлой руки твоей сестры? – спросила она, легко касаясь бледной кожи.

– А у неё, между прочим, остались синяки не хуже! – моментально взвился Хайнэ, мотнув головой, так что концы его длинных волос, собранных в высокий хвост на макушке, хлестнули Даран по руке. Впрочем, он тут же опомнился, понимая, что подобное признание говорит отнюдь не в его пользу и забормотал что-то маловразумительное: – То есть… я имел в виду…

– Так ты, получается, отвечаешь ей тем же? Проявляешь непочтительность по отношению к своей сестре, старшей дочери и наследнице рода?

Даран говорила не то чтобы очень строго, и Хайнэ, увидев, что его не собираются отчитывать, чуть расслабился.

– Мы часто ссоримся… и даже дерёмся, – честно признался он, пряча виноватый взгляд.

– И после возвращения тебя, очевидно, ждёт хорошая взбучка, – улыбнулась Даран, подыгрывая ему. По выражению лица помрачневшего Хайнэ она поняла, что попала в точку, и положила руку ему на плечо. – Но ведь это произойдёт не раньше, чем через неделю, не правда ли? В нашем непостоянном мире горе и радость беспрестанно  сменяют друг друга. И одна из мудростей состоит в том, чтобы, помня об этом, уметь наслаждаться выпавшим тебе счастьем, даже если вслед за ним последует расплата.

«Или, наоборот, принимать страдания, веря в грядущую награду», – мысленно добавила Даран, однако вслух произносить этого не стала.

Облачённый в светлую одежду племянник сел напротив неё, глядя на неё почти таким же восторженным взглядом, как и его сестра недавно, и экипаж тронулся с места.

***

Поздней ночью Верховная Жрица вернулась в дом сестры, на этот раз в полном одиночестве. Какое-то время сёстры просто смотрели друг на друга – они не виделись двенадцать лет, почти с того самого момента, как в горной провинции появились на свет близнецы Санья. Три года назад Ниси, правда, приезжала в столицу испросить разрешения на недозволенный по закону брак, но тогда встреча сестёр почти ничем не отличалась от той, что произошла несколько часов назад – огромное количество людей вокруг и невозможность сказать друг другу хоть одно слово, которое бы не было формальностью.

Даран внимательно смотрела на лицо сестры, смиренно опустившей перед ней взгляд. Той было уже тридцать, на десять лет меньше, чем ей самой, и Даран была уверена, что её сестра, как и прежде, не пользуется ни уловками, ни помощью жриц для того, чтобы продлить свою молодость, однако Ниси по-прежнему казалась совсем юной девушкой. Таково было влияние чистой крови.

– Ну, рассказывай, – сказала Даран, усаживаясь на подушки и расправляя полы своей пышной верхней накидки. – Что собираешься дальше делать?

– Дождусь церемонии взросления, а потом вернусь в Арне, даже если дети предпочтут остаться здесь, и ты захочешь взять их под своё покровительство… – ответила Ниси, смиренно улыбаясь.

– Я не об этом, – перебила её сестра. – Я о твоём втором муже.

Вынужденная произносить множество ничего не значащих фраз во время официальных церемоний, Даран терпеть не могла лишних формальностей в личных разговорах и предпочитала сразу же переходить к делу.

– Собираешься родить от него ребёнка? – прямо спросила она.

Ниси молчала, но взгляд её был красноречивее слов.

– У меня уже есть трое детей от мужчины семьи Санья, – наконец, сказала она. – Не думаю, что будет очень плохо, если я рожу ещё одного, чья кровь будет не столь чиста. Брак не считается по-настоящему законным, а мужчина – выполнившим свой долг, если он не дал жене детей. Андо и без того страдает в моём доме.

Возразить на это было нечего.

Даран вздохнула и отвернулась.

– По крайней мере, рожай мальчика, – посоветовала она. – Тогда ты хотя бы избежишь спора за наследство, который неизбежно разгорается между сёстрами.

«Если одна из них не настолько покорна, как ты», – мысленно добавила она.

Но рассчитывать на это не следовало – судьба порой преподносит странные сюрпризы, и дети непохожи на родителей, как огонь и вода.

– Прости, сестра, но я не хотела бы больше прибегать к твоим методам, – внезапно произнесла Ниси. – Пусть родится тот, кто родится, без вмешательства нашей воли. Я хочу, чтобы это решали боги, а не те, кто называют себя посредницами между ними и людьми.

Верховная Жрица стремительно повернулась к ней. Неужели это был скрытый выпад?

Ниси по-прежнему смотрела в пол, и на щеках её проступил румянец, однако губы были решительно сжаты. Даран внезапно поняла, что сестра не откажется от своей идеи – она всегда была покорна, однако Даран не решалась испытывать границы этого смирения и давить на сестру абсолютно во всём, памятуя о крови Санья, которая порой преподносила неприятные сюрпризы.

Среди предков их семьи были великие императрицы и волшебницы, однако были  также и бунтовщики, и еретики, и сумасшедшие.

– Ты не хочешь спросить об Иннин? – внезапно произнесла Ниси, очевидно, желая уйти от темы.

– А что она? – нехотя поинтересовалась Даран. – Очевидно, страдает и мечтает мне отомстить. Пусть.

– Ты была для неё полубогиней, – сказала Ниси с мягким укором. – Она несколько лет бредила этим днём, мечтала приехать в столицу, увидеть тебя и стать твоей ученицей. Они запоем прочитала все книги про толкование символов и правила поведения той, кто хочет готовить себя в жрицы, которые только смогла найти в библиотеке. Она заочно обожала тебя, хотя я почти не говорила с ней о тебе и даже не показывала ей твой портрет.

– Пусть, – повторила Даран. – Любому идеалу рано или поздно предстоит быть развенчанным. И лучше раньше, чем позже. Пускай ненавидит меня, я не против.

– Так ты сделала это для того, чтобы заставить её тебя ненавидеть?

– Вовсе нет. – Верховная Жрица пожала плечами. – Наверное, ты в каждом моём действии видишь скрытый смысл, и, может статься, ты права, но в глубине души мне не чужды и простые человеческие чувства. Мне хотелось сделать приятное твоему сыну. У Иннин ещё будет шанс увидеть дворец, а для Хайнэ, после того, как он достигнет двенадцатилетия, вход на территорию Четырёх Залов будет закрыт навсегда. Я хотела, чтобы он увидел их хоть раз в жизни. Считай, что этим я искупаю свою вину перед ним за то, что отправила вас в провинцию и на двенадцать лет отрезала от столичной жизни. Надеюсь, свою вину перед тобой за это я уже искупила.

– Поверь, я ничуть не сожалею о нашем вынужденном изгнании, – улыбнулась Ниси. – Для меня вид гор и лесов, утопающих в осенних красках, гораздо милее, чем столичные дворцы.

– Для тебя, но не для твоих детей, – возразила Даран. – Сама говоришь, что Иннин бредила мыслями о пути жрицы. Возможно, Хайнэ тоже мечтал попасть в столицу.

– Ты бы не стала так утверждать, если бы слышала, что он говорил о дворце. Он не хотел сюда ехать, даже на несколько дней. Его излюбленным занятием всегда были прогулки в лесу и горах, в этом он похож на меня.

– И, тем не менее, он отправился со мной с большой радостью, – напомнила Даран и подумала, что лучше прекратить спор. Если сестре нравится считать, что сын унаследовал её склонности, то не следует её разубеждать – пусть это сделает сам Хайнэ. Или не сделает, если у него не хватит духу, но это уж его дело. – Ладно, посмотрим, что он скажет, когда вернётся из дворца.

– Если он вдруг захочет остаться в столице, то я не буду возражать, – пообещала Ниси. – Ты ведь позаботишься о нём?

– Конечно. – Даран милостиво улыбнулась. – Что ж, я думаю, мне пора. Верховная Жрица не может отсутствовать слишком долго.

Она поднялась на ноги, расправляя складки одеяния.

– Не хочешь увидеть Иннин? – спросила Ниси. – Я думаю, если бы ты хотя бы сказала ей пару слов наедине, или просто поздоровалась, это бы облегчило её разочарование…

– Нет, – ответила Даран жёстко.

Ниси не стала настаивать.

– Всё же подумай о том, что я тебе советовала, – сказала Верховная Жрица, покидая дом.

Сестра какое-то время глядела ей вслед – как она шла по залитому лунным светом саду, подобрав шёлковый подол одеяния, одна, без своих помощниц и свиты прислужников – а потом развернулась и пошла вглубь дома.

За деревянной перегородкой виднелся отблеск фонаря, и Ниси хотела было уже отчитать слуг за то, что те не погасили в доме свет, однако, пройдя в комнату, увидела Райко, и в первую секунду даже испугалась – показалось, что это не живой человек, а неупокоенный дух, из тех, что возвращаются после смерти в место последнего обитания и пугают жителей дома жалобными стонами.

Райко сидел за низким столом с кистью и переписывал какую-то книгу – довольно бесполезное занятие, если учесть, что переписчиков в стране было во много раз больше, чем писателей, и труд любого из них покупался довольно дёшево. Он оторвал угрюмый взгляд от страницы, мельком посмотрел на жену и снова вернулся к своему занятию.

Ниси остановилась. Она направлялась ко второму мужу, и Райко, путь в комнату которого она забыла с тех пор, как родила Ниту, послужил ей живым упрёком. Она была почти уверена, что первый муж никогда не испытывал к ней страстной любви и, следовательно, не ревновал сейчас к Андо, но несмотря на это, женитьба на ней послужила косвенной причиной его жизненных неудач, и Ниси испытывала перед ним чувство вины.

Когда-то давно Райко мечтал о месте учёного или писателя и делал определённые успехи на этом пути, однако вынужденный отъезд в провинцию разрушил все его планы. Нечего было и надеяться, что кто-то о тебе вспомнит, если ты покидаешь дворец и уезжаешь в деревенскую глушь так надолго – и те люди, которые прежде пели Райко дифирамбы, забыли о нём по прошествии двух-трёх месяцев, с чем он так и не смог смириться.

Теперь, когда двенадцатилетний срок закончился, он мог бы вернуться в столицу и попытаться начать всё с начала, но Ниси видела, что он на это не решится – для этого бы потребовалось бы слишком много сил, а его вера в себя была подломлена предыдущей неудачей.

Она заговорила с ним больше из жалости.

– Через несколько часов наступит рассвет, и Хайнэ попадёт во дворец. Кто бы мог подумать!

– Да уж, – равнодушно согласился Райко. – Не думал, что твоя сестра предпочтёт его. Вероятно, это какие-то дворцовые интриги. Что ещё можно ожидать от этой женщины? – в его безразличном тоне появились нотки скрытой злобы, однако тут же исчезли. – В любом случае, мне жаль, что мой сын вынужден участвовать во всём этом.

– Но что если сам Хайнэ рад и захочет остаться в столице?

– Пусть остаётся, – всё так же безразлично ответил Райко. – Пусть погружается в этот водоворот разврата, пусть растрачивает свою жизнь на бессмысленные любовные связи, на доставление удовольствия старым интриганкам. Или пусть найдёт ту, которую якобы полюбит. Женщину, которая будет издеваться над ним, которая выжжет его дотла, разрушит его жизнь и душу… Пусть он однажды проклянёт её и приползёт обратно. А если же этого не случится, если он посчитает подобную жизнь за счастье… –  бледное и худое лицо Райко искривилось, – то я отказываюсь признавать его своим сыном!

Слова его были наполнены ядом и горечью, и Ниси, наделённая сострадательным характером, не могла испытывать к нему злости, однако и уважать также не могла.

Отказавшись от дальнейших попыток продолжить разговор, она отправилась в спальню второго мужа.