Текст книги "Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ)"

Автор книги: Вансайрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 53 страниц)

– Хайнэ, чего ты прячешься?! – Нита нашла его и подсела, улыбаясь. – Заскучал? Давай я расскажу тебе, кто здесь кто. Вон там справа сидит брат Марик, его, как и отца, зовут Никевия. Помнишь, я писала тебе про печальную любовную историю? Так вот это было про него.

Юноша, на которого посмотрел Хайнэ, был похож на свою сестру – такой же золотисто-каштановый цвет волос, такие же янтарно-карие глаза. Хайнэ сразу же почувствовал к нему симпатию – к тому располагали и книга, которую Никевия-младший держал в руках, явно не слишком интересуясь праздными разговорами, и слова про несчастливую любовь, которая, в понимании Хайнэ, как-то сближала его с братом Марик, хотя у него самого никаких любовных историй не было и даже не предвиделось.

– А что с ним случилось? – тихо спросил он.

– О, она его бросила, – вздохнула Нита. – Эта госпожа Илон. Безо всяких объяснений, после того, как весь город и сам Никевия были абсолютно уверены, что вскоре последует свадьба. И после того, как она родила от него ребёнка, между прочим.

– Так, может быть, между ними что-то произошло? Или она заподозрила, что он ей неверен?.. – предположил Хайнэ, взволнованный этой историей.

Но Нита только отмахнулась.

– Нет, нет.

– Тогда, может, всё, что ей было нужно – это благородная кровь? – сказал Хайнэ, помолчав. – Раз она бросила его после рождения ребёнка.

– У Никевии не слишком-то благородная кровь, – пожала плечами Нита. – Всего лишь четверть крови Санья, что здесь такого? Марик самой нужен кто-нибудь более благородный, чем она сама, чтобы её дети не потеряли статус высокорождённых. Кто-нибудь такой, как ты. А что, ты не хотел бы стать её мужем?

Она засмеялась.

У Хайнэ даже дыхание перехватило от этой мысли – и от того, насколько она была далека от реальности.

– Ей следует поискать какого-нибудь другого Санью, который может иметь детей, – пробормотал он. – Я-то не могу. Покажи ей наше генеалогическое древо, пусть выбирает.

Нита как будто слегка устыдилась своей неуместной шутки.

– Она пока не хочет брать себе никакого мужа, – сказала она. – И уж тем более с целью улучшить кровь. И я её понимаю. Но господина с госпожой понимаю тоже, она у них единственная дочь, обидно… Ладно, давай вернёмся к тому, с чего начали. Так вот, госпожа Илон. Можешь не гадать о причинах её поступка, весь город гадает уже на протяжении полугода и так ничего и не придумал. А я тебе скажу, что думаю: по-моему, у неё просто такой характер. Странная женщина. Немного похожа на нашего отца – буквально живёт в библиотеке. Председательница палаты искусств в Верховной Академии, поэтесса…

– Вы разговариваете о госпоже Илон? – раздался прямо над ухом Хайнэ низковатый, приятный голос.

Это снова была Марик, но Марик, севшая к нему так близко, что у него мурашки по коже побежали. Прохладная рука легла ему на плечо, обещая покровительство и защиту – очевидно, хозяйке дома было жаль несчастного калеку, и она старалась отнестись к нему по-доброму.

Хайнэ был благодарен ей и за это, однако впервые чужая женщина была к нему так близко, и от этой близости ныло в груди, как от раны.

   «Никогда, – напомнил себе он. – Никогда этого не случится. Даже крестьянская дочь побрезговала мной и предпочла Хатори. И была права, потому что разве мог я хоть что-то ей дать?»

На мгновение он ощутил себя героем известной повести о бедняке-простолюдине, которому очень хотелось хотя бы раз в жизни попасть в господский дом.  Однажды он загадал желание у священного дерева, и оно исполнилось: в награду за хорошую службу его пригласила на приём знатная госпожа. Однако дать соизволение пройти через парадную дверь забыла, и вот он пришёл в назначенный час в своём лучшем платье, увидел в доме прекрасных мужчин и женщин, услышал музыку, почувствовал аромат изысканных блюд, но зайти и прикоснуться ко всему этому не смог. Мораль в повести была такова: нечего даже мечтать о несбыточном, потому что потом будет только хуже.

– Ой, – сказала, тем временем, Нита, чуть покраснев. – Я рассказывала Хайнэ про твоего брата. Надеюсь, ты не обидишься?

– Да ничего, – чуть усмехнулась Марик. – Об этой истории болтает весь город, Хайнэ всё равно рано или поздно бы её услышал.

– Мне так жаль вашего брата, – пробормотал Хайнэ.

Ему действительно было жаль.

Марик нахмурилась, между красивыми, изогнутыми полумесяцем бровями пролегла складка.

– Сам виноват, – сказала она, сжав губы. И тут же, смягчившись, провела по лицу рукой. – То есть… Видите ли, Хайнэ, я… Я безмерно уважаю госпожу Илон. Она прекрасная поэтесса, очень умная женщина, она была моей учительницей в университете. Все говорят, что её поступок отвратителен и безнравственен, и с этим, конечно, сложно не согласиться. Судите сами: она приходила в наш дом с тех пор, как моему брату исполнилось тринадцать. Она была для него и подругой, и наставницей, и второй матерью. Наши родители прекрасно понимали, что её посещения носят не только… покровительственный характер, однако закрыли на это глаза, потому что Никевия не мог думать ни об одной женщине, кроме неё. Их связь продолжалась в общей совокупности восемь лет, и вот теперь она решила оставить его без объяснений. Всё это очень жестоко, но она никогда не обещала взять моего брата в мужья. Она всегда придерживалась необычных принципов, и Никевия это знал. Думаю, за это он её и любил. Так что мне сложно слышать обвинения в том, что она много лет обманывала моего брата, это кажется мне нечестным. Не знаю, может быть, я не права.

Она внезапно повернулась и прямо посмотрела Хайнэ в глаза, как будто спрашивая, согласен он или нет.

Хайнэ замер на месте, но взгляд не отвёл.

Глаза у неё были большие, похожие на лесные озёра с тёмной водой, в которой отражается полуденное солнце.

– Мне сложно судить, – сказал он очень тихо. – Но, думаю, вы разрываетесь между двух огней. Трудно занять чью-то сторону, когда люди, вовлечённые в скандал, вам одинаково близки.

– Я не люблю лицемерие, хоть и приходится среди него жить, – невпопад произнесла Марик, прикрыв глаза и отвернувшись.

Больше она ничего не добавила, и Хайнэ внутренне сжался, боясь, что сказал что-то не то, задел или разочаровал её своим ответом.

– А где же тот актёр? – внезапно произнесла одна из дам. – Уже ушёл, а я и не заметила… Я думала, ты познакомишь нас с ним.

– Как актёр?! – почти вскрикнула другая. – Марик, вы и в самом деле позволили актёру войти через парадные двери? Я понимаю, что вы… но это уж…

Она осеклась, и лицо её стало пунцовым.

«Вот оно, началось, – вздрогнув, подумал Хайнэ. – Они сейчас засыплют Хатори оскорблениями».

– Этот человек не актёр, он мой брат, – сказал он, но никто не услышал его голос из дальнего угла, никто не обратил внимания.

Нужно было сказать громче, но кричать было неприлично, и до чего же жалко это выглядело – незаметный калека, безуспешно пытающийся встрять в разговор.

Пока Хайнэ пытался собраться с силами, чтобы повторить свою попытку, заговорил ещё один человек, мужчина:

– Чему вы так удивляетесь, госпожа? – спросил он насмешливо. – Лично я готов поверить даже в то, что наш прекрасный цветок в конце концов достанется какому-нибудь такому актёру.

Марик поднялась на ноги и прошлась по комнате.

– Цветок притягивается к цветку, красивое к красивому, – сказала она с наигранно беспечным видом. – Мне нравятся актёры, они дарят нам красоту.

– Цветок должен притягиваться к бабочке, это закон, который установлен Великой Богиней, – ответил мужчина, уже не скрывая сарказма. – Или будете спорить, госпожа Марик?

– Не буду, – пожала плечами Марик. –  Но что же поделать цветку, если достойной бабочки, способной подарить ему драгоценный плод, так и не нашлось? Он лучше будет любоваться другими цветами, вместо того, чтобы растить в себе гниль.

Мужчина побагровел: очевидно, этот намёк относился в какой-то степени и к нему.

«Отвергнутый возлюбленный», – одними губами прошептала брату Нита, подтвердив его предположение.

– Цветку не следует забывать о том, что лето не вечно, – сообщил он откровенно ядовитым голосом. – Оно закончится, и он завянет.

– Возможно, предназначенная мне бабочка любит увядшие цветы, – засмеялась Марик.

Судя по её виду, колкие реплики абсолютно её не задевали, и это только злило её собеседника больше.

– Возможно, предназначенной вам бабочки просто не существует на свете! – в конце концов, не выдержал он.

– Может быть, и так, – не стала спорить Марик. – По крайней мере, сейчас существует лишь один человек, которому я бы позволила, как вы изящно выразилась, стать моей бабочкой. И это не вы, поскольку я предпочитаю бабочек, а не назойливых мух.

– Так скажите же нам его имя, – прошипел мужчина, вне себя от нанесённого ему прямого оскорбления. – Если вы его ещё помните, госпожа.

– Энсенте Халия, – легко улыбнулась Марик.

Хайнэ одновременно побелел, покраснел и задохнулся.

– Халия? – переспросил мужчина. – Это уж не смешно, прекрасная госпожа. Актёры, по крайней мере, дарят красоту, в этом я готов с вами согласиться, но бездарный писателишка, наживший себе громкую славу на откровенном изображении непотребностей – это не бабочка, и не муха, это мерзкая гусеница, пожирающая людскую потребность в скандалах.

– Он честен, – сказала Марик, глядя куда-то вдаль. – Может, он и плох как писатель, но он не боится прямо говорить о том, о чём вы, господин, так же, как и все остальные, мечтаете, разглядывая перед сном коллекцию непристойных картинок.

– Я умоляю вас, госпожа! Всё дело в том, что он просто первым придумал заплатить владельцам  книжных лавок за то, чтобы они выставили на продажу такую дрянь! Вот увидите, сейчас, когда это оказалось прибыльным делом, по его следу кинутся множество таких же «талантливых» авторов, и ваш Халия потонет в сотворённой им навозной куче, как и положено навозному жуку!

В комнате поднялся невообразимый шум.

– Ну, это уж совсем грубо! – кричали одни.

– Сложно не согласиться на счёт Халии, – отвечали другие. – Понимаю, что госпожа Марик его ценит, но нельзя отрицать, что его повести не отличаются ни малейшей изысканностью, что они посредственны и скучны и держатся на плаву только за счёт непотребностей.

Хайнэ, не ожидавший такого удара, едва понимал, что происходит.

– Почему они так ужасно о нём отзываются?.. – с трудом проговорил он, повернувшись к Ните. – Я думал, что Энсенте Халия знаменит…

Сестра чуть улыбнулась.

– О нём все говорят, но это не значит, что говорят хорошее. Сказать по правде, здесь его никто не любит, кроме самой Марик. Ей это прощают, как прощают всё остальное …

Какое-то время Хайнэ не мог ничего произнести.

– Что же ты мне сразу не сказала? – горько спросил он, наконец.

– Ну, я ведь надеялась заманить тебя к нам под предлогом разговора об Энсенте Халии, – Нита виновато развела руками и снова улыбнулась. – Зато теперь ты всё выяснил. Халию считают бездарностью, можешь не тратить на него время.

Хайнэ молча смотрел в пол.

«Приеду домой и всё сожгу, – подумал он. – Даже Марик сказала, что я плохой писатель».

Он вспомнил, как радовался, когда Хатори приехал из столицы и сообщил, что его повесть сразу же расхватали – а ведь, наверное, он и правда заплатил владелице книжной лавки…

Такая идея ни на мгновение не приходила Хайнэ в голову.

«Идиот, – бессильно подумал он. – Глупец. Поверил, что нужен здесь кому-то. Столица не для меня, отец был прав…»

Прохладная рука снова легла на его плечо.

– Простите за этот скандал, Хайнэ, – сказала Марик. – Я не ожидала, что всё выльется в такую свару.

Хайнэ посмотрел на неё, едва сдерживая слёзы.

– Вы и в самом деле считаете, что Энсенте Халия – такой плохой писатель? – спросил он безо всякой надежды получить отрицательный ответ. Он почти жаждал положительного – чтобы всё уже, наконец, закончилось. Чтобы встать, вернуться домой, уничтожить всё, что было написано, а потом, наверное, умереть.

– Может, и плохой, но я его обожаю, – засмеялась Марик. – С нетерпением жду его новую книгу.

Смертную казнь в последний момент отменили – Хайнэ почувствовал себя так, как будто его вытащили из петли.

 – А ведь я его знаю, – вырвалось у него.

Марик широко открыла глаза.

– В самом деле?!

Думать о том, что он натворил, Хайнэ было некогда – нужно было срочно как-то выкручиваться.

– Он… интересовался людьми, больными красной лихорадкой. Так называется моя болезнь, – быстро проговорил он. – Возможно, это было нужно ему для его новой повести. Так мы и познакомились.

Говорить о своих увечьях было невыносимо, но пришлось пересилить себя – сам виноват.

– Так он действительно мужчина?

– Да…

– Ох, Великая Богиня, я знала! – вскрикнула Марик, всплеснув руками. – Знала, что все эти разговоры о том, что он на самом деле женщина – просто пустые слухи! И… какой он? Расскажите, Хайнэ, расскажите же мне скорее!

– Какой… – растерялся Хайнэ. – Ну… боюсь, он не слишком красив, – вдруг решился он.

– Это не важно! – решительно заявила Марик.

«Сказать ей правду? – потрясённо подумал Хайнэ. – Сказать, что это я?»

Но тут Марик вдруг добавила:

– Сколько я повидала их, этих красавцев! Они и в постели воображают, что женщина должна сидеть рядом и любоваться их красотой, – фыркнула она. – Я уж совсем было разочаровалась в этой стороне жизни, и вдруг… – Тут она покраснела и прикрыла лицо рукой. – Знаете, я даже представляла себя с ним! Понимаю, что смешно и неприлично говорить о таком, но вы меня так разволновали, Хайнэ, что я совсем ничего не соображаю.

Хайнэ, похолодев, опустил взгляд.

«Хорош бы я был, если бы сказал сейчас правду, – подумал он. – Она считает, что Энсенте Халия – непревзойдённый любовник…»

Марик, тем временем, взяла его за руку и проникновенно посмотрела в глаза.

– Знаете, я по-настоящему завидую вам, Хайнэ, – сказала она. – Я бы дорого отдала за то, чтобы поговорить с ним.

– Хотите, передам ему ваше письмо? – предложил Хайнэ, дрожа. – Мы по-прежнему общаемся…

– Да! – сразу же согласилась Марик. – Да, очень хочу!

– Прекрасно, – прошептал Хайнэ, пряча мокрые от волнения ладони в рукава. – Тогда присылайте письмо мне, а я перешлю его ему.

Марик вскочила на ноги.

– Знаю, что жутко невежливо оставлять всех гостей, в том числе вас, прямо сейчас, но мне совершенно необходимо уединиться. Или, точнее, навестить других дорогих гостей – бумагу и письменные принадлежности!

Она заливисто рассмеялась.

– Ничего страшного, – сказал Хайнэ. – Мне в любом случае пора возвращаться.

– Не говорите ему, что я так разволновалась. Не хочу выглядеть глупой, – прибавила Марик, оглянувшись напоследок, и убежала из комнаты.

– А мне ты ничего не сказал, – проворчала Нита. – Что знаешь Халию!

– Должны же у меня быть какие-то свои секреты, – засмеялся Хайнэ и приподнялся, опираясь на трость. – Хочу выйти в сад, подышать свежим воздухом, – пояснил он.

– Давай помогу, – предложила сестра.

– Нет, нет, я один. Только до веранды и обратно, уж на это-то я способен.

Такое количество потрясений, как ужасных, так и счастливых, за один день, было всё-таки большим, чем он мог перенести, и тело реагировало соответственно – руки дрожали, глаза застилало пеленой, в голове был туман. Хайнэ чувствовал, что должен побыть один, чтобы немного прийти в себя.

Он проковылял через весь зал, мало думая о том, как это выглядит со стороны – в это мгновение остальные люди, кроме Марик, для него уже не существовали.

В саду светила луна.

Ночная прохлада коснулась его разгорячённого лица, помогла немного привести мысли в порядок. Хайнэ прошёл в сад чуть дальше, вдыхая сладкие ароматы, замочив штаны и подол одеяния в росе.

Даже идти было не в пример легче, чем всегда – казалось, будто приподнятые эмоции несут его, как на крыльях.

Хайнэ не вполне понимал, как ему вести себя дальше, и что из всего этого получится, но был беспредельно счастлив.

Она ему напишет!

Он прошёл ещё несколько шагов.

Соседний дом внезапно оказался совсем близко, оттуда донеслись звуки шагов, звон посуды, тихие голоса. Участок сада перед верандой залил мягкий свет – очевидно, госпожа с господином пили вечерний чай.

Незапланированная прогулка по колено в ночной росе всё-таки отдалась в ногах скручивающей болью, и Хайнэ, стиснув зубы, прислонился к стене дома.

Голоса невидимых собеседников, чьи тени скользили за тонкой перегородкой, стали слышны довольно отчётливо.

– Мне всё-таки очень жаль Хайнэ, и не только из-за его болезни. – Тень господина Никевии потянулась к чайнику, тень струи кипятка полилась в тень чашки с мягким журчанием. – Ниси мало говорит об этом, но отношения у них в семье не очень хорошие. Если бы только Ранко был жив, всё бы было по-другому…

– Ты не можешь знать этого точно, – мягко сказала тень госпожи Келены. – Вспомни, что обстоятельства были сложны ещё до того, как произошла трагедия.

– Обстоятельства могли бы измениться. Всё могло бы измениться, лишь смерть непоправима. – Господин Никевия тяжело вздохнул. – Ранко был самым лучшим из нас  – такие рождаются раз в столетие или даже реже, не только в отдельно взятой семье, но, как мне кажется, во всей стране. Вот только жизнь всегда забирает самых лучших слишком рано. Только после его смерти я понял, что слова «он слишком хорош для этого мира» – это не просто поэтическое выражение.

– Но он оставил… – сказала госпожа Келена и осеклась.

– И не остался сам. Я по-прежнему уверен, что эта была самая большая потеря за всю историю нашей семьи, не только для нас, но и для них, детей, которые теперь стали взрослыми и никогда не знали его. Будь Ранко жив, им досталось бы куда больше любви. Я до сих пор помню, как он держал на руках Хайнэ, которому тогда было всего несколько минут от роду, сколько нежности было в его взгляде. А вот увидеть Иннин ему так и не удалось…

Сердце у Хайнэ болезненно заколотилось.

«Кто это держал меня на руках сразу после моего рождения? – изумлённо подумал он. – Кто смотрел на меня с нежностью во взгляде? Ранко…»

Он был уверен, что никогда прежде не слышал этого имени.

– Холодает, ветер поднимается, – сказала госпожа Келена. – Осенние ночи прохладны.

– Да, ты права, – согласился господин Никевия.

Свет на веранде погас, тени неслышно удалились вглубь дома.

Хайнэ подождал какое-то время, и тоже двинулся обратно. Мысли его были в смятении.

Казалось бы, ничего не значащие слова… Кто-то из родственников – господин Никевия сказал «за всю историю нашей семьи», значит, этот человек был Санья – присутствовал при его рождении и держал его на руках. Что в этом такого?

Но отчего-то эти слова взволновали, отозвались в груди болезненной тоской.

Может быть, потому что родной отец на него с нежностью никогда не смотрел.

Хайнэ поймал себя на том, что не может отвлечься от мыслей о Ранко Санье, что в голове вертятся предположения, одно немыслимее другого, о некой трагедии, которая с ним произошла.

«Нет, это глупо», – подумал Хайнэ.

Он помнил, как в двенадцать лет точно так же строил догадки насчёт Хатори: побочный сын Императрицы, гордый принц, тайный шпион, интриги, секреты, невероятные истории…

И что из всего этого оказалось правдой? Ничего.

Хатори – это просто Хатори.

 «А вот, кстати, и он», – подумал Хайнэ, увидев сверкнувшие в свете фонаря рыжие волосы.

Он заковылял ему навстречу, но брат подоспел раньше – прошёл наискосок через лужайку и, схватив за шиворот, подтащил к себе.

– Мне хочется тебя избить, – честно признался Хатори. – Посылаешь меня за своей настойкой, а сам гуляешь по саду среди ночи в лёгкой одежде!

– Не надо, – попросил Хайнэ.

Воспоминание о том, как Хатори начал избивать его на площади, где проводилась огненная казнь, всё ещё было живо в нём и наполняло ужасом. С тех пор брат никогда больше не поднимал на него руку, но инстинктивный страх, что это может повториться, остался.

Впрочем, сейчас это была лишь лёгкая тень страха, почти незаметная среди сонма других, более радостных эмоций, наполнявших душу Хайнэ.

– Ну не сердись, – примирительно сказал он. – Когда я счастлив, мне хочется ходить.

– А, так ты теперь счастлив, – ответил Хатори. – Больше не злишься за то, что я уговорил тебя поехать?

– Нет, – улыбнулся Хайнэ. – А ты – за то, что я заставил тебя вернуться домой?

– Пей давай свою настойку.

Хатори сунул ему в руку склянку, а потом поднял его и понёс к экипажу, и случившаяся было ссора была забыта.

А на следующее утро в дом Санья пожаловал гость.

– Господин Астанико, Главный Придворный Астролог, к господину Хайнэ Санья, – доложил слуга, постучавшись в дверь.

– Господин кто? – Хатори, всё это время праздно валявшийся на постели, моментально вскочил на ноги и выглянул в окно.

Хайнэ тоже подполз к окну и увидел, как во дворе высаживается из экипажа позавчерашний знакомец – человек, который помог ему подняться на ноги в дворцовом саду.

– Господин Хайнэ его не примет, – решительно заявил Хатори.

– Что? – опешил Хайнэ. – Почему это?

– Потому что я так сказал. Отправьте этого господина в разворот-поворот безо всяких объяснений, – крикнул Хатори слуге.

– С какой стати ты за меня решаешь?! – возмутился Хайнэ. – Нет, никуда его не отправляйте, я сейчас спущусь!

Он поспешно распахнул дверцы шкафа, чтобы достать верхнюю накидку, но Хатори схватил его за руку.

– Хайнэ!

– Что?!

– Он мне не нравится, – соизволил пояснить названный брат. – Я не хочу, чтобы ты с ним общался.

Хайнэ был слишком разозлён.

– И что? Позволю напомнить, это ты с ним поскандалил, не я! Мне он ничего плохого не сделал!

– И ничего хорошего тоже.

– Он проявил ко мне участие! Помог подняться на ноги, когда я упал!

– Ты теперь каждого человека, который поможет тебе подняться на ноги, будешь считать своим другом? – На этот раз разозлился и Хатори. – И кто в таком случае для тебя я, если учитывать, что я каждый день ношу тебя на руках на протяжении многих лет?

Хайнэ вздрогнул и не нашёл, что ответить.

– Передайте господину Астанико, что я неважно себя чувствую и приму его в другой раз, – сказал он слуге. – Ну, ты доволен? – обратился он к Хатори, когда экипаж господина Главного Астролога уехал, и ворота снова закрыли.

Хатори молчал.

– Почему мы всё время ругаемся? – вздохнул Хайнэ.

– Не знаю.

– Пойдём погуляем. – Ссориться всё-таки не хотелось.

Хатори подхватил его на руки и вынес в сад.

– Хочу пройти в беседку, – заявил Хайнэ.

Названный брат выполнил его желание и усадил на скамью. Хайнэ завертел головой, любуясь садом, засыпанным опадающими листьями.

Сколько оттенков здесь было – золотистый, багряный, пламенно-оранжевый, как волосы Хатори, солнечно-жёлтый…

Хайнэ вздрогнул, внезапно увидев цвета, которых в осеннем саду быть никак не могло – белоснежный и фиолетовый.

Только одно дерево могло расцвести белоснежными цветами в середине осени – священное дерево абагаман.

– Не может быть! – выдохнул Хайнэ и вцепился в руку Хатори. – Быстрее загадывай желание!

Абагаман цвёл лишь раз в году, каждый раз в разном месяце, и это цветение продолжалось не больше пятнадцати минут. Поэтому увидеть его было редкой удачей, и считалось, что если загадать при этом желание, то оно непременно сбудется.

– У меня нет желаний, – сказал Хатори.

– Ну как это нет! – Хайнэ нервно стиснул его руку, не отрывая взгляда от тончайшего кружева лепестков, от белоснежной кипени, пронизанной солнцем. – Ну чего-то же тебе хочется! Быстрее, ты должен успеть, пока не опали лепестки!

Пять минут на то, чтобы появились бутоны, пять – на то, чтобы раскрылись цветы, и ещё пять – на увядание…

Поразительное зрелище.

Подул ветер, и лепестки белоснежным дождём осыпались на землю.

У Хайнэ сердце замерло от восторга.

– Ты загадал? – тихонько спросил он.

– Да, – сказал Хатори.

– И я тоже. Успел. – Хайнэ улыбнулся, всё ещё не отрывая взгляда от дерева. Даже теперь, без осыпавшихся цветов, оно по-прежнему было прекрасно – причудливо изогнутые ветви тёмно-розового цвета, длинные фиолетовые листья. Удивительная красота. – А что ты загадал?

Сам он в очередной раз попросил для себя любви.

Несбыточное желание, но других, увидев цветение дерева абагаман, и не загадывают. Все просят чуда…

– Ну так что? – с любопытством спросил Хайнэ, потянув Хатори за руку.

Тот смотрел куда-то вдаль.

– Чтобы ты выздоровел, – сказал он.

Хайнэ не смог найти слов.

– Ты… – пробормотал он, сжав пальцы Хатори обеими руками. – Ты самый лучший.

К ним, тем временем, приблизилась служанка.

 – Госпожа Марик Фурасаку прислала вам письмо, – сказала она, поклонившись.

Сердце у Хайнэ бешено заколотилось.

– Откуда здесь это дерево? – спросил он, показав на абагаман, и стараясь не выдавать своего волнения.

– Мы обнаружили в одном из горшков росток, господин, и чуть позже пересадили его в сад, – ответила служанка.

– Когда это произошло?

– Когда?.. Около восьми лет назад, сразу после вашего прошлого приезда.

«Так это дерево, выросшее из семян, которые мне дали во дворце. Кто-то посадил их в горшок, – подумал Хайнэ, с нежностью глядя на тёмно-розовые ветви. – Надо же, а я думал, что они пропали навсегда, как и коху…»

И, охваченный радостью, он прижал послание Марик к груди.

Глава 9

Несколько дней спустя Иннин случайно встретилась во дворце с Марик Фурасаку, к которой пришёл передать какое-то сообщение из дома её младший брат, Тиэко.

Иннин услышала часть их разговора:

– Теперь она совсем не обращает на меня внимания, – жаловался юноша. – Она вся в мыслях о дворце, о приёме, а раньше мы хотя бы проводили время вместе, играли в игры, гуляли в саду.

– Ты балбес, Тиэко! – Марик несильно хлопнула брата по затылку. – Продолжай делать, как я говорю. Ты не понимаешь, что то, что происходит – это уже успех. Ните нужен тот, кто сможет заинтересовать её, кто будет оставаться загадочным и недосягаемым, побуждать её заниматься чем-то новым и увлекательным, кто изменит её жизнь. Да что я говорю, любой женщине это нужно! А Ните особенно, потому что она из тех, кого не удовлетворить обычным набором развлечений, она быстро заскучает, она хочет чего-то необычного. Придумав этот спор, ты сумел заинтересовать её. Разве не лучше быть в её мыслях тем, кто открыл для неё новые просторы, а не извечным шутом-балбесом, наполовину братом, пусть даже это и значит, что вы будете проводить вместе меньше времени? Ты не сможешь заставить её быть рядом с тобой всегда! Либо довольствуйся тем, что будешь для неё кем-то особенным, но далёким, либо забудь о ней вообще!

«А, так значит, Тиэко действительно влюблён в Ниту, интуиция меня не подвела», – подумала Иннин и почувствовала некоторое удовлетворение.

Приятно было уметь читать в душе другого человека, видеть все его чувства как на ладони.

Правда, в голове тут же мелькнуло: «Интересно, все жрицы, не имеющие своей жизни, утешаются тем, что разглядывают чужие?»

– Разве не может быть так, как у наших родителей? – спросил, тем временем, Тиэко печально.

– Мы все трое мечтали об этом! – воскликнула Марик. – И это было ошибкой. Нельзя оглядываться на свою семью, нужно смотреть на время и окружающих людей. Наши родители – редчайшие люди, других таких нет, и уж точно нет сразу троих, кто мог бы стать для нас такими же идеальными возлюбленными, какими были друг для друга мама и папа. Лучше не мечтать о несбыточном, чтобы потом не умереть от разочарования! Посмотри, к чему такие мечты привели нашего брата.

Тут она внезапно заметила Иннин и, замолкнув, поднялась на ноги.

Девушки церемонно поклонились друг другу.

Отношения их были довольно прохладными, хотя особенных причин для недовольства друг другом у них не было. Надо думать, Марик, сама отказавшаяся от судьбы жрицы, не слишком любила Иннин за её выбор, а Иннин не нравилось то, что Марик, которая заменила для Ниты потерянную старшую сестру, вынуждала ту пойти своим собственным путём, склоняя к развлечениям.

 «Может, я просто завидую ей? – подумала Иннин, делая для себя неприятное открытие. – Сколько любовников у неё было, двести, триста?»

Если верить слухам, сейчас Марик завела очередную интрижку – с писателем Энсенте Халией.

Интрижка была такой же скандальной, как и его непристойные повести: откуда-то уже появилась сплетня, что Халия на самом деле из простонародья, но Марик чуть ли не готова взять его в мужья, потому что он знает какие-то особенные секреты в постели, и обычным мужчинам с ним в этом не тягаться.

Женщины от этих сплетен были в восторге и буквально выхватывали скандальные книги друг у друга из рук.

Мужчины ненавидели Халию всё сильнее и сильнее, однако втайне также почитывали его труды – якобы для того, чтобы не отставать от моды и иметь возможность сказать справедливое слово критики.

Вчерашним вечером Иннин и сама уподобилась их примеру: найдя на столике у Латены одну из повестей Халии, она, любопытства ради, раскрыла её на первой попавшейся странице.

И то ли ей так повезло, то ли вся повесть целиком состояла из постельных развлечений героев, но она попала прямиком на непристойную сцену.

Почитав немного, Иннин почувствовала, как к лицу прилил жар, а по телу прошла дрожь волнения.

«Проклятье», – подумала она, отшвырнув книгу прочь.

Но зато стало понятно, что Марик находит в этом Халии, из простонародья он там или нет. Если он и занимается любовью так же хорошо, как описывает это…

Но брать его в мужья – это, наверное, всё-таки слишком.

То, что прошло почти безболезненно для Ниси Саньи, жившей в провинции и много лет как позабытой обществом, не могло остаться таковым для Марик Фурасаку, к которой были прикованы все взгляды.

Хотя, с другой стороны, это был не первый экстравагантный поступок Марик, который все обсуждали и осуждали, однако втайне завидовали, не решаясь поступить так же, и она ничуть не теряла своего влияния.

«Это и есть счастье? – подумала Иннин, глядя на неё. – Быть в центре внимания, вызывать всеобщее восхищение и приесться им до такой степени, чтобы без всякого страха бросать устоям вызов за вызовом? Быть всегда впереди всех, так, что никто не может догнать, а если и догоняет, то в тот момент, когда ты как раз поворачиваешь в другую сторону? Наверное, в глубине души она одинока».

Или, может быть, счастье – это счастливый брак, как у родителей Марик?

Многие восхищались этой парой, и Иннин сама бы дорого отдала за то, чтобы иметь такого любящего, заботливого отца, как господин Никевия, но их с женой многолетняя любовь была, образно выражаясь, спокойным, ласковым морем, в котором неторопливо проплывали красивые рыбы, качались разноцветные водоросли и изредка завихрялись воронки обычных для каждой семьи проблем, вроде нежелания младшего сына-оболтуса проявлять в учёбе достаточно много рвения.

Приятно любоваться на такое, и иногда хочется лечь и покачаться но волнах, но прожить так всю жизнь?