Текст книги "Солнечный змей (СИ)"

Автор книги: . Токацин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 60 страниц)

– Та-а! Фрисс, тебе дурно? – Некромант с тревогой заглянул ему в лицо. Речник опустился на торчащий из ствола корень и покачал головой.

– Ты видел эти земли сверху? Видел великую дорогу?

– Та-а! Синхи, – Нецис криво усмехнулся. – Не пугай нас так, Фрисс. Ты тоже её разглядел? Она впечатляет, да… Это Тимбенджиа – Рудный Путь, от болотных копей Хлимгуойны прямо в гавань. Даже норси пришлось немало потрудиться, чтобы её испортить. Но они с этим справились. Скажи, с этого дерева видны дамбы Ламбозы? А сама Тухлая Заводь?

Ламбоза предстала перед ними на следующий день, незадолго до очередной солнечной вспышки, когда гигантские папоротники окончательно зачахли, а плотный строй стволов Джити расступился, открыв взорам бескрайние гряды ровных высоких насыпей и воду, блестящую под ними. Тут ещё что-то росло – мохнатые «лапы» талхиса цеплялись друг за друга поверх тёмно-зелёного мохового ковра, пружинистые листья локка на тоненькой лозе устилали болотистую почву, как выложенные одна к одной плиты мостовой, живые бочонки – раздутые бородавчатые стебли пузырника – неумолчно рокотали и побулькивали, и над всем этим холодно мерцали болотные огни. Зелёный настил заволакивал и воду, и насыпи, и мощёную дорогу по вершинам всех холмов, и при каждом шаге Двухвостка выгоняла из него жирных многоножек и мелких летучих медузок. Речник неосторожно вдохнул – и закашлялся, чуть не вывернувшись наизнанку. Над заводями стоял невыносимый смрад – сотни две возов гнилого сена и всё, что лежало на башне Утакасо, вместе взятые, не создали бы столько вони.

– Та-а! Тише, тише, – Нецис прижал к его лицу пережёванные листья с резким пряным запахом, Фрисс вдохнул ещё раз и растерянно замигал. От болот ещё тянуло гнильцой, но дышать уже было можно, даже и без листьев.

– Тухлая Заводь, мрря-а? – огромный кот, прочихавшись, недобро щурился на поблескивающую воду. Озёрца среди извивов насыпи казались совсем не глубокими – по колено, а то и по щиколотку, но Фрисс посмотрел на их чёрную воду со странными зелёными проблесками и серой мутью, плавающей поверх… нет, скорее он ещё раз нырнул бы в мёртвое озеро Игкой!

Двухвостка захрипела и попятилась к тенистым папоротникам, но запуталась лапой в локке и с испуганным рёвом понеслась вперёд. Выдранный из земли локк волочился за ней.

– Тухлая Заводь… Стало быть, Кэйшес отсюда родом? – хмыкнул Фрисс, со спины Двухвостки разглядывая топь и местами просевшие насыпи. – Ясно тогда, почему он такой…

– Та-а, си-меннэль, – покачал головой Нецис, вычерчивая в воздухе странные знаки. – Кэйшесу не понравились бы твои слова. Он жизнь отдал, чтобы защитить этот город – и отдал бы ещё одну, чтобы заводь перестала быть тухлой. Было время, когда это озеро называли Зеркальным…

Речник огляделся по сторонам и недоверчиво хмыкнул. Он не чувствовал под собой воды – вся эта жижа, чёрная и зеленоватая, была одним огромным мертвяком, разложившимся до неузнаваемости и с водой схожим по чистой случайности. Теперь он понимал, почему Флона даже нюхать не хочет местные травы.

– Илкор ан Сарк… – пробормотал Некромант, пристально глядя на серую муть – она колыхалась над водой и казалась огромным роем мошкары. – Тут весьма населённое место, Фрисс. Держи кольцо под рукой. Если что-то влезет в твоё тело, то не задержится – серебро не позволит, но попортить внутренности успеет.

– Хищный туман? – поморщился Речник. – Алсаг, можешь поджарить вон то облачко?

– Аххса! – Нецис перехватил хвост Хинкассы, сложив обратно развернувшиеся перепонки. – Фрисс, если всё это взорвётся, нас некому будет откапывать.

– Мрря! – Алсаг отнял свой хвост у Некроманта, облизал перепонки и улёгся обратно, тревожно поводя ушами. – Не нрравится мне это озерро…

– Нам немного повезло с этой засухой, – как ни в чём не бывало продолжал Нецис, глядя вокруг с холодным любопытством. – Когда дожди наберут силу, вода встанет вровень с дамбами. Видишь вон те промоины на склоне? Надо сказать о них в Улгуше – если норси не залатают их до половодья, этот участок вовсе рухнет, и подмывать начнёт уже внешнюю дамбу. Не хочу сказать дурного – видно, что Ламбоза под присмотром – но всё же предупредить надо…

В этих заводях никто не решался «доить» пузырник – Фрисс не видел на распухших от сока стеблях ни одного лотка – никто и не срезал побеги, и огромные рокочущие «бочки» теснились на каждом склоне. Двухвостка задела краем панциря одну из них, и растение извергло поток масла, вмиг залив им всех путников. Алсаг взвыл – жижа эта пахла так же скверно, как вода под корнями пузырника.

– Та-а! А вот это плохо, – нахмурился Нецис, стряхивая с лица капли масла. Глядел он при этом на замшелый склон. Поверх мха блестела длинная и широкая полоса белой слизи.

Пузырник отступил к воде, оставив гребень насыпи жёсткому рыжему мху с пучками узких «листьев» на макушках голых побегов. Флона остановилась и недоверчиво понюхала мох. Фрисс положил перед ней охапку рубленых листьев.

– Ждите нас тут, – попросил Нецис, развязывая тюки с припасами. – Флоне опасно идти дальше, а оставлять её одну нельзя. Создай им побольше воды, Фрисс.

– Мрря?! Фррисс, ты опять уходишь один? – навострил уши Алсаг. – Тебя опять поджаррят или обгррызут?

– Ладно тебе, – Речник взъерошил мех на его загривке. – Там будет Нецис. Отвратная местность, но ведь и ищем мы не полевой цветочек…

Вдали, за извивами Ламбозы, уже проступали очертания чёрных стен, многогранных башен и далёких оплывших холмов, укрытых волнами тёмно-зелёного мха. Во мху ярко блестели непонятные белые полосы – частая сеть со сбившейся ячеёй, узор без цели и смысла…

Двухвостку отпустили вовремя – чем ближе подходили к тёмным стенам, тем больше промоин, обвалившихся плит и просевших насыпей попадалось навстречу. Кое-где Фриссу даже жутко было идти – камень покачивался под ногами, а прочная дамба, укреплённая гранитом и базальтом, превращалась в цепь пружинистых грязевых кочек. Вода снизу прибывала, и белесый водяной мох уже не закрывал тёмные заводи. Речник смотрел на озерца и видел странное зеленоватое мерцание на дне и клубящиеся облака невесомой взвеси чуть выше воды, тянущие тонкие нити-щупальца к высокой насыпи. В тёмном мокром мху, устилающем откосы, копошилось что-то скользкое и пузырящееся, и всё чаще попадались широкие полосы – слизистые следы какой-то гигантской улитки. Когда следы проступили и на гребне насыпи, Нецис остановился и преградил Речнику путь.

– Аххса! Слизней тут немеряно, – покачал он головой. – Вот к таким полосам, Фрисс, нельзя прикасаться голой рукой… вообще к ним лучше никак не прикасаться. Тот яд, которым нас с тобой обездвижили, делают из такой вот слизи. Я обмотаю ноги листьями, а ты… пожалуй, Фрисс, тебе пора надеть сарматскую броню. Она очень хороша для таких мест.

Речник хмыкнул, с опаской посмотрел на слизистые полосы и странные тёмные провалы у самой воды – там, что ли, водятся эти слизни? Судя по следам, они немаленькие…

Сарматские фильтры не могли очистить воздух от гнилостных испарений – Квайя протекала сквозь них свободно, и всё же сквозь шлем скафандра на заводь, оплывающую Ламбозу и призрачную крепость смотреть было не так тоскливо – скорее, досадно. Речник уже начал строить в уме планы починки плотин, но вовремя опомнился – базальтовые стены Хлимгуойны уже нависли над ним, роняя к его ногам узкую чёрную тень. Зыбкий туман не мог спрятать город от полуденного солнца, но стены свет не пропускали – и Речник шмыгнул в «пасть» гигантской змеиной головы – городских ворот – и втащил за собой Нециса, на ходу теряющего сознание. «Змея» – как и каждый камешек стены – увешана была полотнищами пёстрого мха, в котором копошилось что-то склизкое. Мох хлюпал под ногами и внутри «головы» – и Речник посветил под ноги, прежде чем усадить Нециса наземь. А когда посветил, сажать передумал.

– Скоро пройдёт, Фрисс, – пробормотал Некромант, пошатываясь и болезненно жмурясь. – Ай-и, ин ат хайон гиса…

– Ничего, Нецис, – Речник перекинул его руку через своё плечо так, чтобы маг навалился на него всей тяжестью. – Тебя меньше корёжит в тени этих камней. Держись крепче, мы пойдём к выходу из горловины. Тут многовато всякой слизи под ногами…

– Будь осторожен с ползучими грибами, – прошептал колдун, цепляясь за Фрисса дрожащими руками. – Для них всё – еда.

Утопая по щиколотку в мокром, расплывающемся в кашу под ногами мху, Речник подошёл к выходу из туннеля ворот и выглянул наружу – и тихонько присвистнул. Он видел руины Эртану в зелёных путах, видел устланные мхом улицы Талкеннора – но здесь на него взглянула сочащаяся слизью топь. То, что издали виделось холмами, не превратилось в здания и вблизи – все стены покосились, осели, истрескались, и многоцветный мох поглотил их. Редко из-под мокрого ковра проступал камень стены, плита мостовой или звериная морда на барельефе. Местами мостовая проседала, и в провалах блестела вода, затянутая белесой поволокой. Вереница болотных огоньков выплыла из оконного проёма, занавешенного моховым полотном, и брызнула врассыпную, разлетевшись по заболоченным улицам.

Что-то заскрежетало в переулке. К воротам, цепляясь за стены и оставляя во мху глубокие борозды, плёлся огромный костяной голем. Его иссиня-чёрные кости кое-где прикрывала сталь, но трудно уже было различить, где что – с каждой кости и пластины свисал мох. Нежить еле ползла, изъеденная гнилью, её конечности судорожно подёргивались, одна лапа уже наполовину отвалилась и бессильно свисала, но голем не останавливался. Что-то ещё мерцало зеленью подо мхом, но то и дело гасло.

– Бездна… – выдохнул Речник, выставляя вперёд кулак с серебряным кольцом. Ворота для мертвяка были слишком узки, но он мог и выстрелить – из мха выступали какие-то потрескавшиеся трубки…

Тхэйга доползла до перекрёстка и остановилась, тяжело разворачиваясь. Крепления висящей лапы захрустели и окончательно распались, и конечность покатилась по моховому ковру к ногам Речника, слабо вздрагивая. Зелёные искры сыпались с места отлома, но быстро гасли. Голем побрёл вдоль стены, не заметив ни потери, ни чужаков в проёме ворот. Фрисс проводил его задумчивым взглядом. В голове кружились незнакомые мысли – что-то о полезном, но безнадёжно испорченном механизме. «Хэ! Так и сарматом стать недолго,» – покачал головой Речник, отгоняя морок.

– Обрати внимание на кости, Фрисс, – Нецис уже твёрдо стоял на ногах, и голос его не дрожал. – Особенно на место излома.

Он склонился над обломком и поворошил каменным лезвием мох. Прикасаться рукой к костям он не торопился – и Речник понял, что это неспроста, и встал поодаль. Мох отделялся неохотно, утаскивая за собой слои костяной крошки. Под ним, присосавшись к останкам голема, сидели полупрозрачные бородавчатые лепёшки. Вокруг каждой из них была ямка – в точности по форме её пупырышков. От прикосновения обсидианового лезвия лепёшки съёживались и неохотно отцеплялись от кости, падая в мох. Тут же, выпустив тонкие усики, они ощупывали то, на что упали, и проворно уползали в щели.

– Ох ты, Вайнег и его отродья! – вскрикнул Речник и на мгновение крепко зажмурился. – Что же, эта плесень съела мертвяка?!

– Та-а, синхи! Это ползучие грибы, Фрисс, – криво усмехнулся Некромант. – Для них всё – еда. Не давай им к тебе прилипнуть… впрочем, на обратном пути всё равно придётся собирать их с себя, как налипших пиявок после купания в тине.

Он выпрямился и огляделся по сторонам. Он и так был невесел, но вид Хлимгуойны, тонущей во мху, даже на него нагнал тоску. Пробормотав что-то на древнем языке, Некромант указал Фриссу на дальние холмы – эти сооружения были повыше остальных, и мох пока не смог скрыть их очертания – ступени высоких башен, острые шпили над ними.

– Та-а… тут всё пропитано Квайей, Фрисс, – Нецис шумно вдохнул и покачал головой. – Квайей и болотной сыростью. Судя по этим выбоинам, городской холм понемногу погружается в заводь, из которой восстал. К лучшему, наверное, что Нгварра Нор’хецаран ничего этого не видит.

Снова что-то заскрипело за углом оплывшего дома, крыша которого давно провалилась внутрь, а стены опасно накренились. Гигантский костяной паук – когда-то он был бронированным токатлем – приделывал к своему туловищу отвалившийся череп. Речник изумлённо мигнул – череп встал на место, как влитой, и голем, залепив грязью оставшиеся трещины, пополз дальше. На его замшелой броне поблескивали светлые пятна – ползучие грибы и до него добрались.

– Отсюда все жители ушли мирно, – сказал Нецис, обведя рукой развалины. – Всё забрали и всех увели. Здесь, у ворот, и в центре – дома, где жили люди, им досталось, когда войска Моагаля подавили бунт Нгварры – с тех пор их никто не отстроил. Заходить в них бесполезно и опасно. Вдоль стены – склады и камнерезные мастерские, там, возможно, осталась сотня-другая базальтовых плит, но нам они сейчас ни к чему. Куда тебя поведёт чутьё, я не знаю, но я присмотрелся бы к храмам. Думаю, здесь мы разделимся – по крайней мере, до вечера. Так дело пойдёт быстрее.

Фрисс огляделся по сторонам и поёжился.

– Разделимся? – с опаской повторил он. – В таком-то городе? Тут, небось, под каждым камнем по десять умертвий. Это же город Кэйшеса!

– Уже нет, – покачал головой Нецис. – Кэйшес оставил его, и все оставили. Тут давно нет обитателей. Рабочие големы, которых ты видел, на тебя и внимания не обратят, а слизни и ползучие грибы слишком медлительны, чтобы догнать тебя. Нечего бояться тут, Фрисс… а если всё-таки что-то случится – бросай молнию в небо, и я услышу.

Речник недоверчиво хмыкнул и вынул из ножен огненный меч. Рыжее пламя окутало клинок, но даже оно в гнилостном тумане Хлимгуойны дрожало и выглядело чахлым.

– Куда пойдём? – деловито спросил Фрисс. – И что будет, если остаться тут на ночь?

– Ломота в костях и кожная сыпь, – поморщился Некромант. – В этом мху лучше не спать. Вон там, слева – храм Богов Смерти, а за ним, если бы мы залезли на стену, ты увидел бы каменную ограду полигона Утукуту. Если где-то здесь Квайя собралась в сгусток и взрастила чёрную траву – то это там. Туда я пойду сам. Тебе остаётся башня, которую видно справа – это храм Джилана. Можешь подняться на него или заглянуть внутрь, можешь поискать вокруг – там, неподалёку, развалины дома Кэйшеса… Чёрную траву ты узнаешь. Не трогай её, даже если найдёшь, – зови меня.

Фрисс посмотрел на осевшие ступени громадной пирамиды и снова поёжился. Он видел храмы Джилана, видел и самого бога разложения, и новой встречи с ним не искал.

– Если нарвусь на Джилана, ты мне поможешь? – нахмурился он.

Некромант покачал на ладони дымящийся амулет – тёмное агатовое зеркало в кольце крошечных черепов. От камня тянулся полупрозрачный дымок, свивающийся в косы и медленно тающий.

– Повелитель мхов давно сюда не прилетает. В этом храме для него нет пищи. Тут неприятное место, Фрисс, и всё же Морихийки сама себя не найдёт. Илкор ан Хо’каан!

Чёрный нетопырь, переваливаясь с крыла на крыло, обогнул замшелые развалины и скрылся в дрожащей дымке. Фрисс покачал головой и неуверенно шагнул на зыбкий моховой настил. Под ногами зачавкало, скользкие слизни поползли из придавленного мха в разные стороны. Что-то мокрое шмякнулось Речнику на макушку, он дёрнулся, поспешно стряхивая липкий комок в мох. Это была вялая летучая медуза, уже полудохлая. Упав на мостовую, она раздула кожистый купол, но так и не взлетела. Из мха высунулись усики, ощупывая слизистую тушку. Речник огляделся и увидел высосанные досуха шкурки канзис – всё, что осталось от множества медуз. На шкурках сидели пузырчатые лепёшки и неспешно проедали в плотном покрове дырки.

«Надеюсь, никто из воинов Кэйшеса не надумал остаться, когда все уходили…» – поёжился Фрисс и пошёл дальше, стараясь не приближаться к домам. В них что-то булькало и мерцало, и полосы слизи блестели у каждой щели…

Вода и едкая жижа ползучих тварей не пощадили даже базальт – Речник видел на каждом камне промоины и ямки, а стена, к которой он решил прикоснуться, просела внутрь и угрожающе заскрежетала. Фрисс шарахнулся и посветил в пролом лучом церита – огромный белесый слизень уставился на него четыремя втяжными глазами, и Речник, скривившись, прошёл мимо. Сейчас он обрадовался бы и летучим мышам в развалинах, но мыши не выжили в городе хищных туманов.

Болотные огни кружили вокруг – то по одному, то стаями, слетались к Фриссу и следовали за ним, выжидая. Он взмахнул мечом, очерчивая огненное кольцо, ближайшие духи праха обратились в пыль, остальные разлетелись по щелям, но через несколько шагов снова повисли за плечами Речника. Тяжёлые пылевые облака колыхались в тени зданий, неуловимыми движениями тонких щупалец подбирая со стен ползучих тварей и выпивая их досуха. Белесые лепёшки лениво переползали с места на место, не чувствуя ни боли, ни страха.

Ещё один голем прошёл мимо, и Речник притаился за обломком стены, но мертвяку не было до него дела. За големом летела стая болотных огней, почуяв живого, они замедлили полёт, но не нашли добычи и двинулись дальше.

На маленькой площади был выкопан пруд – огромная каменная чаша, погружённая в землю, сейчас заросла мхом, но вода по-прежнему блестела на её дне. Речник протянул к ней руку, но тут же отдёрнул – и эта влага пропиталась местной гнилью. От пруда вдаль тянулся огороженный невысокими стенами гранитный жёлоб – над ним раньше был навес из дерева или листьев, но от него давно ничего не осталось, а сам камень уцелел, хоть и утонул в мокром мху. И этот водовод был заляпан слизью, и Фрисс, с любопытством в него заглянувший, не смог разглядеть резьбу на стенах. Ему мерещились буквы, но ползучие грибы так их изъели, что остались невнятные вмятины.

«Верно, по этому пути в город приходила нормальная вода,» – покачал головой Речник, отгоняя мысли о тупых знорках, испортивших хорошую вещь. «Не знаю, кто ты, но уймись! Я тоже знорк – и мы это построили!» – громко подумал он. Потыкал мечом в мох – на мгновение привиделись чёрные листья – но там были только полусгнившие побеги какой-то несчастной травы, не прижившейся на болоте.

По краю жёлоба наверх ползли слизистые грибы – медленно, но верно они взбирались по камням, и было их тут не меньше полусотни. Фрисс потыкал в них мечом – они съёжились, обползли неожиданное препятствие и двинулись дальше. Речник отступил на шаг, поднял взгляд на верхнюю кромку жёлоба – грибы сгрудились там, наползая друг на друга и собираясь в огромный шевелящийся ком.

«Это что ещё за…» – Фрисс удивлённо мигнул. Додумать он не успел – в этот миг последняя лепёшка доползла до цели, и ком заклокотал, то оплывая, то вытягиваясь во все стороны. Уже нельзя было отделить один гриб от другого – все они стали единой слизистой массой, равномерно перемешались и теперь стремительно меняли окраску. Белесый ком пожелтел, потом покрылся багровыми пятнами – и одним рывком вытянулся кверху высоким конусом, обрастая чёрной бахромой. Шевеление прекратилось, и странный сгусток замер в неподвижности – только бахрома колыхалась на ветру.

«Река моя Праматерь…» – Фрисс попятился и с размаху сел в мох, оскользнувшись на мокром камне. Помянув про себя тёмных богов, он привстал – и сел обратно, завороженно глядя на гигантский гриб. Из конуса в небо вырывался вихрь серой пыльцы, и ком таял на глазах – его стенки ссыхались и трескались, и новые струи пыли летели над развалинами. Несколько мгновений спустя остатки гриба отвалились от камня и упали под ноги Речнику, засыпав мох тёмной пыльцой. Фрисс шарахнулся в сторону, уползая на четвереньках от странной твари.

Облако спор пролетело над ним, оставив немного пыли на плечах и шлеме, и Речник, шипя проклятия, долго вытирал скафандр куском мха. Зелёная жижа отчасти смыла споры, но куда больше скрыла. «Лишь бы оно скирлин не проело…» – поёжился Фрисс.

Он долго шёл вдоль жёлоба – хотя эта «река» давно пересохла, всё же она была для Речника приятнее, чем полузатопленные улицы со следами гигантских слизней. Под обломками рухнувшего дома копошился придавленный костяной голем, бесцельно царапая когтями мостовую, и содранный мох полосами валялся вокруг. Скрежет разносился по пустым улицам. Фрисс обошёл голема стороной, осторожно обогнул большой дом с просевшей крышей и треснувшим пополам крыльцом – и запрокинул голову, глядя на огромную ступенчатую башню. Каждую из её ступеней укрывал мох, лестница к алтарю вовсе в нём исчезла, но под «потёками» растительности в стене ещё виден был чёрный пролом. Мох свисал странно – если бы Фрисс не видел, что он сползает с верхней ступени, подумал бы, что это полотнище повесили там вместо дверной завесы.

«Подняться на крышу…» – Речник задумчиво смотрел на крутой замшелый склон – то, что когда-то было лестницей. Во мху поблескивали «спины» ползучих грибов. «Не полезу я туда,» – покачал головой Фрисс. «Эти тварюшки, должно быть, весь камень изъели, встанешь – и провалишься…»

Вокруг храма не было ничего – пустая площадка на полсотни шагов в каждую сторону, вокруг – каменная ограда в человеческий рост, заострённые шпили над ней – мох обволок их, но вовсе скрыть не смог. То, что было когда-то домами, осталось по ту сторону ограды… за исключением одного большого здания, чёрные колонны которого ещё виднелись из-под зелёной завесы. На грубых базальтовых столбах высечены были рельефные черепа с оскаленными клыкастыми пастями. Колонны были целы, но сам дом словно сломался пополам – крыльцо просело, рассечённое широкой трещиной, крыша выгнулась над ним, и две её части едва удерживались от падения. Сквозь дверной проём и волокна мха просвечивала пустая улица – стены, примыкающей к ограде, просто не было. Речник, осторожно переступив через скопление ползучих грибов, взошёл на крыльцо, встал в тени навеса – каменный козырёк, хоть и треснул, ещё держался на базальтовых опорах – и посветил в дверь. Изнутри что-то блеснуло в ответ, Фрисс сделал ещё шаг – и остановился у порога. Внутри поблескивала вода. Вся придверная зала была затоплена, и в луже успел вырасти белесый водяной мох. Над водой едва выступала спина догнивающей тхэйги – костяной голем утонул в болоте, и ржавчина и плесень сейчас доедали его. Что-то сверкнуло под ногами, Речник покосился на осколок пирита, оброненный каким-то големом, но поднимать не стал.

«Ох и мерзкое это место…» – Фрисс неохотно посмотрел на стену храма. Лезть в нору под лестницей ему совсем не хотелось. Чем ближе он подходил к башне, тем сильнее пахло кровью – даже вонь протухшей воды, окутавшая весь город, не могла перебить этот запах.

Что-то большое темнело на склоне нижней ступени. Подойдя поближе и смахнув свисающие мхи, Речник увидел плоские каменные кольца – пять колец, вложенных друг в друга и вместе составляющих огромный диск. Обломок гранитного стержня, соединившего их, ещё торчал из стены, но диск давно перекосило, и его кромка глубоко ушла в мох. От края камня протянулся к стержню зыбкий зеленоватый луч, перечёркивающий пять высеченных на камнях знаков. Знаки ещё читались – их засыпали когда-то битым стеклом, и оно намертво прикипело к мрамору диска. Фрисс осторожно провёл пальцем по перечёркнутым значкам. Он ещё мог распознать символы лет и дней – три из пяти, ещё два ряда знаков были ему незнакомы – а то, что читалось, складывалось в обозначение давно минувшего дня и забытого года.

«Календарный камень Джилана,» – хмыкнул Речник. «Зачем повелителю тлена счёт дней?.. Любопытно, крутится ещё это колесо?»

Он с силой налёг на меньший из камней – тринадцать знаков на нём обозначали года – и попытался провернуть его. Календарный круг заскрежетал так, будто готовился расколоться на тысячу частей. Камень не шелохнулся.

Тень упала на замшелую стену, и вокруг мигом потемнело – словно солнце ушло за тучи. Речник развернулся, выхватил мечи из ножен и оцепенел, глядя на силуэт, закутанный во мрак. От существа, замотанного в чёрный струящийся кокон, тянулись пряди тумана. Холодный ветер ожёг Фриссу лицо.

– Как ты ссмеешшь прикассатьсся к моим камням, ссмертный?! – туман на плечах существа взвился и вытянулся в стороны, как распахнутые крылья. – Ты ссгинешшь тут, ничтожное ссоздание!

Из-под чёрного капюшона виднелись светящиеся точки – белесые глаза, лишённые зрачков. Нежить вскинула костлявые руки – дым взвился над чёрными ладонями. Речник шагнул бы назад, но за ним была стена, а на ней – мох и ползающие по нему слизняки… Его передёрнуло от омерзения.

Нежить взмахнула рукой, и облако дыма обволокло Фрисса. Едва уловимый сладковатый запах коснулся ноздрей, и Речник изумлённо мигнул. Пахло Джеллитом.

– Ты пришшёл на мою землю, ссмертный, – глаза под капюшоном злорадно сверкнули. – Я – власститель мертвецов! Ессли хочешшь ссохранить ссвою шшкуру, отдавай мне ссвои ссокровища. Отдавай мне мечи, и ссвой блесстящий шшлем, и крассивую ссумку… Будешшь ссопротивлятьсся – ссгниёшшь заживо!

Туман опутывал Речника, лип к скафандру. Фрисс замигал, а потом глупо хихикнул. От нежити тянуло холодом, и плащ её был соткан из мрака… но ни малейшего страха Речник не чувствовал, и взгляд этого мертвяка не пронизывал насквозь. Чем бы ни было это существо, умертвием оно не было – и Фрисс с усмешкой вложил один из мечей в ножны, освобождая руку с кольцом.

– Ал-лийн!

Водяной шар упал на «умертвие», и нежить взвизгнула, шарахаясь назад и путаясь в полах плаща. Дурманный дымок горящего Джеллита развеялся, по камням мостовой потекла грязная водица. Туман поник, солнце снова выглянуло из-за пелены морока – и Речник сверху вниз посмотрел на худосочную нежить, выставив между ней и собой повёрнутый плашмя клинок. В его свете мертвяк, вытирающий мокрое лицо, казался до омерзения жалким.

– Кто ты? – спросил Фрисс. – Я не трону тебя, но больше не пытайся меня напугать. Ты на умертвие непохож.

– Хссс… – мертвяк стряхнул капли с чёрной ладони и неприязненно посмотрел на пришельца. Дымящийся капюшон упал на плечи, открыв голый желтовато-чёрный череп. Кожа, покрывающая кости нежити, разлезлась на лохмотья, да и сами они подгнили, фаланги пальцев почернели и поотваливались, на остатках ладони чудом удерживались тяжёлые самоцветные перстни. Нежить шагнула назад, выставив перед собой полуистлевшую руку.

– Хозяин ушшёл, – бормотал мертвяк, не сводя глаз с Речника. – Ушшёл, теперь ссмертные кишшат здессь, трогают вссё, вссюду шшарятсся… Не прикассайсся ко мне, нессчасстный, иначе сстанешшь сслизняком!

– А, так это твоя работа? – хмыкнул Речник, указывая на слизистые потёки на мостовой. – Что же, попробуй.

– Хссса! – мертвяк взмахнул рукой, швыряя в лицо Фриссу горсть мокрой трухи. Речник взмахнул мечом, и прах вспыхнул на лету, источая сладкий запах Джеллита. Лишь малая часть дыма просочилась сквозь фильтры сарматской защиты – Фрисс только пожал плечами и шагнул вперёд.

– Перестань жечь Джеллит, – попросил он с самым миролюбивым видом. – Я сказал уже – я тебя не трону. Ты ирн, так ведь? Я думал, тут не осталось разумной нежити, все ушли с Кэйшесом. Ты знаешь Кэйшеса?

Мертвец вздрогнул всем телом и прижал искалеченные ладони к груди.

– Кэйшшесс! Повелитель Кэйшшесс, великий Кемирейксс, великий власститель… Ты из коатеков, ссмертный? Я не вижу твоего лица… Кэйшшесс, я знаю Кэйшшесса… я знаю хозяина…

Ирн протянул руку к расколотому пополам дому у храмовой ограды.

– Сславный дом Кэйшшесса, его крепоссть… некому теперь сстеречь его, я сслишшком сслаб. Прекрасснейшший храм Шши-Илана давно опусстел, всся площадь пусста, некому приходить ссюда. Я украссил его – близитсся день плодов Чинпы, он близко, и вссё должно быть украшшено…

Его бормотание становилось всё тише. Он прижал к груди скомканную гирлянду из почерневших лепестков Гхольмы и растерянно огляделся по сторонам. Фрисс отвёл взгляд – ему было не по себе.

– Так тебя Кэйшес создал? – подумав, он убрал меч в ножны – если что, ему хватило бы серебряного кольца. – Я видел его недавно. Он – сильный чародей… Ты помнишь своё имя? Меня называют Водяным Стрелком.

– Хсс, сславный коатексский воин, – ирн на мгновение склонил голову. – Хорошший госсть в пусстой земле… Я – Тлапиайа, так меня называют здессь…

Туман окончательно втянулся в ткань чёрного плаща. Теперь видно было, что ткань тронута плесенью и вываляна в болотной жиже, и ползучий гриб сидит на плече, не пугаясь ни тумана, ни холода, веющего от нежити.

– Тлапиайа, у тебя слизняк на плече, – нахмурился Речник.

– Пуссть, – отмахнулся ирн. – Мои коссти сскоро расспадутсся, что сс ним, что без него. Почему ты здессь, Водяной Сстрелок? Здессь нехорошшее мессто для живых…

– Я ищу чёрную траву, – ответил Фрисс, вглядываясь в мох на мостовой. – Она любит, когда вокруг разлита Квайя. Тут много Квайи, говорят, тут жили самые сильные Некроманты. Не знаешь, где мне найти это растение?

– Хсса… – протянул мертвяк, наклонив голову набок. – Хсса-а-а… Я знаю, о чём ты говоришшь… Морихийки, так она называетсся… очень сстранное расстение, не живое и не мёртвое. Повелитель однажды ссделал из него прекрассное зелье и даже мне не позволил к нему притронутьсся… Да, хозяин очень любил сставить опыты… очень много знал и ничего не боялсся, даже до того, как его убили… Это трава Морихийки, та-а, ссинхи…

Белесые глаза снова подёрнулись серой дымкой. Речник покачал головой.

– Где Кэйшес взял эту траву? – спросил он, тронув нежить за ледяную руку. Ирн вздрогнул.

– Вырасстил. Ссовссем немного… он поссеял её у ссеверной сстены Утукуту, и вссе маги ходили ссмотреть, как она расстёт… и питали её Квайей, посстоянно, так, что там всся земля ссветилась… Вссё, что выроссло, повелитель ссобрал и ссделал оружие… те, кто его убил, исспытали на ссебе ссвойсства Морихийки… не знаю, оссталиссь ли в земле корни…

Ирн прошипел что-то невнятное и замолчал, растерянно глядя на Фрисса. Тот кивнул.

– А здесь, в храме, есть чёрная трава?

Тлапиайа посмотрел на храм, потом на Речника и неуверенно усмехнулся безгубым ртом.

– Здессь не ссажают расстения, ссмертный. Здессь приветсствуют богов. Власститель тлена, Шши-Илан, принимает здессь подношшения, и ссюда приходят, чтобы узреть его могущество. Ссюда многие приходили в дни великих праздников… и в день плодов Чинпы тоже приходили ссюда, а ссейчасс тут пуссто, ничего не оссталоссь… некому ссюда прийти, никто не ссклоняетсся перед власстью Шши-Илана…

Его взгляд снова «поплыл». Фрисс в недоумении пожал плечами. «Без толку говорить с ним…» – Речник покачал головой и вновь тронул мертвяка за руку, стараясь не показывать омерзения.

– Тлапиайа, можно мне заглянуть в храм? – спросил он.

– Хсса… Ты пришшёл поклонитьсся Шши-Илану, а я мешшаю тебе… – сокрушённо склонил голову ирн. – Хорошшо, хорошшо, сследуй за мной. Ссейчасс под ссводами мрак, сслишком гусстой для глаз живых, сступай оссторожно…