Текст книги "Солнечный змей (СИ)"

Автор книги: . Токацин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 60 страниц)

Полог затрепетал, заунывный вой ворвался в оконце, и языки пламени заметались над плошкой. Аса задёрнула прореху и поёжилась.

– Нехороший ветер, – пробормотала она.

В повозку, отодвинув с дороги растерянного Хагвана, заглянул Речник Яцек. Ему в спину ветер швырнул пригоршню снежинок.

– Буран на подходе, – хмуро сказал Яцек. – Не выходите. Повезёт – прорвёмся.

Все замолчали. Икымту поднялся и опустил второй полог, погрузив повозку во мрак. Он взял в углу что-то, неразличимое в темноте, и потянулся за Яцеком, но Речник остановил его и вышел, опустив за собой завесу. Настала тишина – только ветер еле слышно свистел за стенами из толстых шкур, да покачивалась повозка, заставляя трепетать огонь жирника.

Икымту возился в углу – Кесса вглядывалась в подвижный мрак и видела, что солмик надевает на себя что-то длинное, тускло блестящее в неровном свете, и ставит поближе к себе ведро, прикрытое рогожей. Аса сунула руку под настил и протянула Кессе короткое копьё с чёрным наконечником и костяным, отполированным до блеска, древком. Речница взяла оружие и чуть не уронила – оно оказалось куда тяжелее, чем подумалось ей сначала. Повозка раскачивалась всё сильнее, вой и свист стали ещё громче.

– На нас напали? – шёпотом спросила Кесса – громко говорить ей не хотелось. От звука её голоса Хагван вздрогнул и положил под руку маленький арбалет. Икымту покосился на его оружие, пожал плечами и молча указал олданцу на «корму» повозки, где сидели Кесса и солмица. Герольд Великой Реки обиженно фыркнул и остался на месте.

– Буран над горами, – тихо сказал Икымту, опускаясь на лежанку. – Уджугу тяжело идти. Если ветер не проложит нам тропу, ляжем в снег.

– Утром ветер не обещал беды, – покачала головой Аса. – Вы слушали его перед отъездом?

– В горах такое часто, – поморщился северянин. – Очень скверное место! У-ух… слышите?

Что-то взвыло снаружи, и дрожащий вой легко перекрыл и свист ветра, и шелест шкур, и скрип повозки. Речница вздрогнула – даже она ни с чем не могла спутать голос гуделки. Вторая взвыла в ответ – совсем рядом, у самого навеса. Хагван потянулся за речным рогом, но Икымту сжал его руку и приложил палец к губам. Вторая гуделка выла и визжала, перекрикивая буран, но больше никто не отзывался на отчаянные вопли. Повозка ещё раз качнулась, полог на мгновение откинулся, засыпав настил мокрым снегом, и скрип полозьев смолк. Аса сцепила края разошедшихся шкур костяными крюками и накинула капюшон. Повозка не двигалась, и всё вокруг молчало – только ветер торжествующе выл над мёртвой ледяной долиной.

– Что случилось? – Кесса поползла к выходу. Койя, вздыбив шерсть и прижав уши, прыгнула следом.

– Не выходи, – Икымту преградил им дорогу. – Мы легли в снег. Пока буран не стихнет, тропы нам не будет.

– Что?! – Кесса вздрогнула, вспомнив долгие зимы на Истоках Канумяэ и вход в пещеру, погребённый под снегом и льдом. – Если мы ляжем, нас по крышу заметёт!

– Ничего, – криво усмехнулся солмик. – Всё правильно. Кытугьин прорежет в снегу окно, чтобы буран нас не похоронил. Окно для нас и для Уджуга. Ничего не бойтесь. Хагван, вот стрелы.

Он кивнул на ведро – теперь Кесса заметила, что это обломок черепа какого-то огромного зверя, местами как будто обугленный.

Снаружи громко взвыла гуделка. Икымту поднял голову. Вой смолк.

– Слышите? – прошептал солмик, обводя повозку растерянным взглядом. – Второй голос?

– Н-нет, – пробормотала Кесса, вслушиваясь в свист ветра. Койя подняла уши, повертела головой и принялась умываться.

– Плохо, – нахмурился солмик.

Речница не знала, сколько прошло времени – она не чувствовала его хода, словно всё вокруг оцепенело. Даже Зеркало Призраков, неохотно мигнув белыми огоньками, подёрнулось льдом. Ей казалось, что снег уже занёс повозку по крышу и насыпал сверху курган – и теперь они навеки остались на ледяной равнине, и никто никогда не найдёт их.

– Тихо, – прошептал Икымту. – Я выйду. Ждите.

Через несколько томительных мгновений он заглянул под полог и махнул рукой – «можно». Кесса, щурясь от нестерпимого белого сияния, выбралась из-под тяжёлых шкур и охнула.

Они лежали на дне неглубокой снеговой чаши, и хийкиммиг, отряхнувшись от снега, уже протаптывал лесенку в её крае. Речник Яцек окликнул Икымту и полез на крышу – смахивать ледяное крошево, пока оно не примёрзло к шкурам. Кытугьин топтался вокруг повозки, выкапывая полозья, и косился на небо – чистое, бирюзово-синее. Только над далёкими вершинами ещё ползла серая хмарь. Ветер стих. Кесса поднялась на приступок и окинула долину удивлённым взглядом. Предгорья ничуть не изменились – ещё один слой снега лёг на сотни ранних слоёв, замёл последний намёк на тропу и редкие цепочки звериных следов. Хийкиммиг принюхался, тихо фыркнул и продолжил копать.

– Всё хорошо? – Речник Яцек спустился с крыши и обвёл взглядом притихших путников. – Скоро поедем дальше.

– Кто-то звал нас перед бураном, – Кытугьин был хмур и не выпускал из рук ремень гуделки. – Звал, а потом замолчал. Не торопись, воин Яцек. Я окликну их.

– Наверное, они легли в снег чуть раньше нас, – пожал плечами Речник. – Если хочешь, Хагван подует в рог – так нас вернее услышат.

– Могут испугаться, – покачал головой Кытугьин, поднимаясь на край повозки. Гуделка отчаянно взвыла, рассекая воздух, дрожащий гул пронёсся над заснеженной землёй. «Ох, не вызвать бы лавину!» – Кесса прижалась спиной к повозке. Койя, высунувшись из-под ворота, согласно мяукнула, не решаясь поднять уши.

Равнина молчала. Солмик опустил ремешок и подобрал поводья. Икымту откинул край полога, приглашая путников в повозку. Речница протиснулась между ним и меховой «стеной» и села на лежанку, удивлённо разглядывая солмиков. Теперь, при свете дня, она разглядела верхнюю накидку Икымту – серебристо-белую, с бахромой понизу и по рукавам, перетянутую ремнями с крючками, жёсткую, будто неразмятая циновка. Такая же была и на Кытугьине, и её сверкающий капюшон, украшенный выступами-«ушами», спускался до кончика носа, закрывая глаза полупрозрачной завесой.

– Это такая броня? – спросила Речница, потрогав блестящий рукав. – Против демонов?

– Хуллак, – кивнул Икымту. – Обычно – против огня. Когда стреляешь, можно поджечься. Мех, он…

Повозка остановилась. Дребезжащий вой впился в уши, но и этот истошный вопль гуделки остался без ответа.

– Кто-то потерялся в снегу, – прошептала Аса и зябко поёжилась. – Праматери, не оставьте их…

– Может, он просто обронил гуделку, и ему нечем ответить? – пожала плечами Кесса, но никто не усмехнулся.

– Так не говори, – сдвинул брови солмик. – Очень нехорошо. Мы будем звать, Уджуг будет нюхать ветер. Надо найти…

Снаружи взвыла гуделка – и повозка вздрогнула. В наступившей тишине Кесса услышала негромкий рык хийкиммига и короткий изумлённый возглас Кытугьина. Речник Яцек откинул полог, кивнул – «выходите». Все высыпали на край повозки.

Снежная чаша осталась позади, Уджуг стоял по щиколотку в рыхлом снегу, а рядом с ним стояли Кытугьин и Яцек и смотрели на существо, бредущее им навстречу. Оно судорожно подёргивалось и прихрамывало, и его шкуру пятнала запёкшаяся кровь.

– Ложись! – Икымту силой заставил Кессу и Хагвана пригнуться и накрыл их пологом, а сам взлетел на крышу повозки, волоча за собой ведро-череп. Аса подобрала копьё, оброненное Речницей, и села у прохода, рукой прикрывая шкуры, под которыми прятались путники. Повозка ещё раз качнулась – кто-то взобрался на крышу, к солмику. Речница убрала волосы с лица и посмотрела вперёд. Там, шагах в пяти от рычащего Уджуга, стоял, пошатываясь, окровавленный хийкиммиг. Остатки упряжи ещё держались на нём, следом волочились оборванные постромки. Над спиной зверя, колыхая полупрозрачными хвостами, висели круглые создания, будто отлитые из зеркального стекла. Их короткие хоботки впивались в шкуру хийкиммига. Существа покачивались в воздухе, сверкая зеркальными боками. Зверь сделал ещё шаг, дёрнул лапой, пытаясь отмахнуться от кровососов, и опустился в снег.

– Иситок! – ахнула Аса, пригибаясь к спине Уджуга. Кесса, освободившись от её руки, выползла из-под шкуры. Хагван резко выдохнул и вскинул самострел.

Три щелчка слились в один над головой Речницы, что-то чёрное ударило ближайшего кровопийцу в бок и взорвалось багровым пламенем, разрывая зеркальное тело на части. Оно разбрызгалось стеклянными осколками, тающими прямо на лету. Второй «зеркальник» вздулся и растёкся дымящейся лужей по боку хийкиммига. Зверь вскинулся, размахивая лапами и пытаясь дотянуться до застрявшего хоботка – тварь оставила его в теле. Третий кровосос отцепился и взлетел, странно потрескивая. Что-то красное мерцало под его сверкающей шкурой. Снова что-то щёлкнуло на крыше, и «зеркальник» разлетелся вдребезги. Хийкиммиг фыркнул, встряхиваясь всем телом, и повернулся к повозке хвостом. На его бедре висел, глубоко запустив хоботок, ещё один ледяной «комар».

– Ни-шэу! – прошептала Речница, вскидывая руку. Уджуг тревожно фыркнул. Зеркальная тварь с тихим треском втянула хоботок и медленно повернулась к повозке. Ни глаз, ни рта у неё не было – только слегка выступающая трубка, прикрытая кольчатым рядом острых зубцов.

– У-ух! – Аса с силой толкнула Кессу в бок, сбрасывая её под повозку. «Зеркальник» странно хрюкнул, раздувая блестящие бока, и из его хоботка потекла вода. С громким треском он развалился на несколько частей и упал на снег.

– Кесса, прячься! – солмица втащила её в повозку и задёрнула полог. – Ложись, не двигайся!

Повозка закачалась – кто-то спрыгнул с её крыши, послышались короткие возгласы и рёв двух хийкиммигов. Завеса откинулась, в повозку снизу заглядывал Икымту. Тяжёлый лук из костей и жил болтался за его плечом, в руке северянин держал короткую чёрную стрелу.

– Надо помочь, – выдохнул он.

Речница соскользнула с края повозки и шмякнулась в снег. Следом, оскальзываясь на ступеньках, спустился Хагван. Все солмики – и Яцек с ними – уже окружили раненого зверя. Уджуг обнюхивал его голову, а он шевелил ушами и тяжело вздыхал.

– Кесса, Хагван, идите сюда, – окликнул их Речник и кивнул на развязанный тюк у ног Асы. Солмица зачёрпывала из него желтоватое месиво и осторожно втирала в бока хийкиммига. Речник убирал прилипшую шерсть с открытых ран и смазывал их воинским бальзамом. Они были невелики – несколько круглых дырок, несколько длинных, но неглубоких порезов… и множество пятен шерсти, белой от инея, и шкуры, твёрдой как лёд. Кесса притронулась к одному пятну – и отдёрнула руку, дуя на вмиг замёрзшие пальцы.

– Не надо, – Кытугьин покачал головой и осторожно отодвинул Речницу от зверя. – Смотри, тут шкура приморожена к мясу. Ему больно. Мы поможем, а ты его не трогай.

– Тут вся лапа заморожена, – щёлкнул языком Икымту, зачёрпывая жир двумя руками и усаживаясь рядом с хийкиммигом. – Уналаг!

– Да, его дыхание, – кивнул старший солмик, ощупывая бока зверя. Существо не сопротивлялось и только вздрагивало, когда рука Яцека дотрагивалась до раны.

– Это коготь Ахлута, – Аса прикоснулась к краям неглубокого, но длинного разреза. Кровь не текла – замёрзла прямо в ране.

– Не Ахлут, – Кытугьин посмотрел на разрез и нахмурился. – Тингенек!

Он быстро огляделся по сторонам, но всё было спокойно, и нетронутый снег расстилался вокруг – только там, где прошёл хийкиммиг, тянулся размытый след.

– Серьёзных ран не видно, – покачал головой Речник Яцек. – Что скажешь – может он идти за повозкой?

– Он быстро окрепнет, – Кытугьин развязал тюк с розоватым жиром и поставил у морды зверя. Хийкиммиг сунул туда нос и зачавкал, его уши встали торчком. Уджуг фыркнул, напоследок коснулся носом его лба и отстранился.

– У него лапа не гнётся, – сказал солмик, осторожно погладив существо по загривку. – Оттает – и пойдёт, и побежит. А вот что стало с его повозкой…

– Праматери, не покиньте нас, – пробормотал Икымту, подбирая обрывок повода и вглядываясь в чёрточки на выбеленной коже. Кытугьин отобрал у него упряжь и поднёс к глазам.

– От когтей Ахлута раны короткие и рваные, и коготь никогда не один, – тихо сказала Аса, наклонившись к уху Речницы. – А у Тингенеков длинные клинки, острые, как осколки льда. Уналаг дышит холодом, поднимает столбом снег. Тот, на кого он плюнет, станет ледяной глыбой. А Иситоки смотрят со всех сторон…

– Агай! – крикнул Кытугьин. Короткий дротик свистнул над спиной зверя. Зеркальный шар, взлетевший было из сугроба, расплескался талой водой по рыхлому снегу.

– Они пьют кровь? – тихо спросила Кесса, скрывая дрожь.

– Очень любят кровь и жир, – кивнула Аса. – Его оставили им на корм. Хелег!

Её лицо так исказилось, что Кесса чуть не шарахнулась в сторону. «Хелег» – похоже, это слово было самым грубым ругательством на равнинах Хеливы…

– Нельзя тут стоять, – прошептал Икымту, оттаскивая тюк с едой от морды хийкиммига. – Привяжем его к повозке. Где его люди?

– Там, – коротко ответил Кытугьин, указав на равнину. Он отложил обрывок повода и сел рядом с хийкиммигом.

– Чей он? – повод подобрала Аса.

– Амакуг – так тебя зовут? – солмик почесал белого зверя за ухом, тот негромко рыкнул. Кессе почудилась в его взгляде растерянность и немая мольба.

– Это повозка семьи Унги из Манииллата, – сказала Аса, роняя обрывок ремня в снег. – Где же они теперь…

– Мы их разыщем, – Речник Яцек тронул её плечо и склонился над Кытугьином. – Амакуг, ты найдёшь путь по своим следам?

Зверь громко фыркнул и мотнул головой. Он пытался встать. Двое солмиков подхватили его с разных сторон, и он поднялся, переминаясь с лапы на лапу и тяжело дыша.

– Привяжу его к повозке, – старший солмик намотал поводья на руку и повёл хийкиммига к саням. Хагван выбрался из сугроба и протянул Икымту подобранные стрелы. Солмик благодарно кивнул.

– Есть надо, – пробормотала Аса, протягивая каждому комок тёплого жира. – Пусть демоны голодают.

– Я тоже буду сражаться, – сказала Кесса, заталкивая кошку обратно за пазуху – она обиженно шипела и упиралась лапами. Солмики переглянулись.

– Встанешь за моим плечом, – сказал Икымту. – У тебя есть оружие. Аса, держи Хагвана в повозке. Может, мы отвяжем и Амакуга, и Уджуга…

– Я тоже могу сражаться! – фыркнул олданец, поправляя шапку. – Если бы ты не утащил все стрелы…

– Твоя стрела лёд не пробьёт, – качнул головой солмик. – Слабый у тебя лук.

– Мерзкие демоны, – поёжилась Кесса. – Часто такое тут бывает?

Солмики снова переглянулись. Икымту вытер пальцы о рогожу и покосился на «дверь». Оттуда на него смотрел Речник Яцек и манил к себе.

Кесса ещё не была на крыше повозки – но до неё, похоже, тут бывали часто. Икымту втиснул её в нишу меж шкур и костяных балок. Повозка раскачивалась, шла она медленно – внизу, под снегом, попадался битый лёд, и Уджуг осторожно выбирал путь. Впереди тянулся широкий след, и капли крови багровели по его краям.

– Я видел Амакуга раньше, – ровным голосом рассказывал из-под навеса Кытугьин, и Речник Яцек жестом велел всем молчать и слушать. – И Икымту, и Аса видели тоже. Вождь Тагьюлон часто берёт повозку у семьи Унги, когда нужно ехать быстро. Они, наверное, забыли, как по своим делам ездить – так часто он берёт у них повозку!

Он замолчал. Кесса поёжилась, но не от холода, хотя ледяной ветер так и свистел в ушах.

– Бей туда, куда ударю я, – прошептал Икымту, прислонившись плечом к её плечу. – Я чую Уналага…

Снег был взрыт и вздыблен, перепахан и разворочен до самой нижней ледяной подложки, и на нём валялся битый лёд – странные округлые чешуи, бесформенные лепёшки и поломанные иглы. Среди подтаявшего льда, слегка припорошенные снегом, желтели кости. Крови не было – ни капли, только серое ледяное крошево. Хийкиммиги понюхали снег и сердито зарычали. Что-то сверкнуло на краю перепаханного котлована.

– Агай! – Кесса дёрнулась от возгласа, но ударить уже не успела – Иситок, тая на лету, зарылся обратно в сугроб. Ничто больше не шевелилось в снегу – и повозка, скрипнув, остановилась.

Впереди, на обломках растёрзанной повозки, лежало что-то большое, белоснежное, сверкающее ледяными иглами, – огромная снеговая змея… или, скорее, груда снега, случайно принявшая облик змеи. Она лежала неподвижно, и ветер потихоньку рассыпал её снежинки по окрестностям. Икымту шумно втянул воздух и издал короткий смешок.

– Уналаг убит! Хвала Праматерям, такое редко бывает, – он втянул голову в плечи, наткнувшись на взгляд Речника Яцека.

– Тут много убитых, – тихо сказал он. – Демоны ушли. Спускаемся, поищем живых.

Ледяное крошево хрустело под ногами, а под ним виднелись утонувшие во льду и погребённые под снегом обломки повозки. Её каркас был разодран на части, кто-то с яростью расколол каждую кость и изорвал шкуры полога. Кое-где на них виднелась кровь, но на снегу её не было.

– Они сожрали всех, – прошептал Икымту, вглядываясь в цепочки ни на что не похожих следов. Все они доходили до края котлована и терялись, будто существа, оставившие их, проваливались сквозь снег или взлетали.

– Вот, – Кытугьин подобрал обрывок хуллаковой накидки, измазанный кровью. – Один – здесь.

– Один был там, – Речник Яцек оттолкнул в сторону часть каркаса – снизу на ней была кровь. – Вытащили. Уже был мёртв.

– Ни одной стрелы, – Икымту разгрёб снег, отбросил в сторону осколок разбитого жирника и вытер руки. Жира в плошке не было – только тонкая корка льда.

– Ой… – случайно наступив на жёлтый череп, Кесса шарахнулась в сторону. – Яцек, здесь…

– Это ничего, – покачал головой Икымту. – Это Имлег. Его убили – это хорошо.

– Имлег? Демон? – Кесса посмотрела на череп, потом на солмика. – Череп как у человека…

– Правильно. Расскажу, – пообещал северянин, встревоженно хмуря брови. – Не теперь.

– Сколько демонов они убили… – Кытугьин с почтением коснулся разорванной накидки. – Втроём убили всех.

– Если бы всех… – склонил голову Речник Яцек. – Хаэй! Это что?!

Из-под разорванной шкуры блеснула сталь. Шкура была накрепко к ней приморожена, и Речник не смог её оторвать, а всё вместе примёрзло к обломкам каркаса – но посередине, в здоровенной глыбе льда, виднелись округлые диски из стали и фрила, тёмно-серые, размером с жирник, совершенно одинаковые.

– Ух ты… – Кесса потрогала диск пальцем и понюхала сталь. Пахло не жиром или солмикским мылом – пахло окалиной, фриловой гарью и странными веществами, которыми сарматы отмывают свою броню от радиоактивной пыли. Речница встречала уже этот запах – на «Флане», на «Ларате», там, где работали сарматы-ликвидаторы… Часто мигая от изумления, она сделала ещё шаг по вздыбленному льду – и поскользнулась на чём-то твёрдом.

– Сюда! – крикнул Кытугьин, разгребая снег. Из-под него показалось что-то белое, слегка блестящее, большое и плотное. Речник Яцек оттолкнул смёрзшиеся обломки и зарылся в снег. Ледяное крошево посыпалось в сторону. Кесса протянула руку и дотронулась до белого скафандра. Перед ней, вытянув вперёд каменно-твёрдые руки, измазанные кровью, лежал неподвижный сармат.

– Тулуг, – выдохнул солмик, стряхивая снег с обледеневшего тела. Сармат не шевелился. Кисти его рук, покрытые коркой крови и льда, недавно ещё что-то сжимали – искалеченные пальцы странно выгнулись. Кровь уже не текла. Речница тронула пальцем плечо сармата и наткнулась на твёрдый и очень холодный лёд.

– Тулуг, – прошептал Кытугьин и резко обернулся к повозке. Из-за полога уже выглядывали Аса и Хагван, и хийкиммиги фыркали и рыли лапами снег.

– Аса, разжигай огонь! – крикнул Кытугьин. – Мы нашли живого!

– Ж-живого? – Кесса поднесла дрожащую ладонь к промороженному телу. – Речник Яцек, он же…

– Отойди, Кесса, – покачал головой Речник. – Икымту, помоги поднять его. Хагван, иди сюда!

«Нуску и все боги мира…» – Речница всхлипнула и отвернулась. «Как же его так… Как это получилось…»

Она склонилась над странными штуковинами, похороненными во льду, и потянула глыбу на себя. Примёрзшие к железу костяные обломки пронзительно затрещали, но и на ноготь не отделились от земли. Речница опустилась на корточки и просунула пальцы под глыбу.

– Ни-куэйя! – прошептала она, и после короткой зелёной вспышки по рукам потёк усиливающийся жар. Кесса обхватила ком железа и льда и поволокла за собой.

– У-ух, – озабоченно вздохнули за спиной. – Это всё растоптано. Одни крошки. Что это было?

– Икымту! – Кесса обернулась, уронив тяжёлую ношу в снег. Солмик держал на ладони смёрзшийся комок мелких металлических деталей и острых осколков фрила и стекла. Из комка торчал обломанный «ус» с полураскрытым «пёрышком».

– Икымту, помоги мне, – Речница кивнула на железные штуковины. – Это вещи тулуга, он расстроится, если их не найдёт. Помоги отнести их в повозку!

– У-ух? Правильно, таких вещей у солмиков нет, – Икымту понюхал лёд. – Пахнет, как тулуг. Я отнесу, ты иди вперёд!

Ветер усилился. Сизая туча незаметно сползла с горной цепи и накрыла собой равнину, мелкая сухая крупа сыпалась с неё, и ветер горстями швырял снеговое крошево в глаза. Хийкиммиги нюхали ветер и тревожно фыркали, мотая головами.

Кесса забралась в повозку и закашлялась от чада – внутри горели два жирника, и под пологом было жарко и дымно. Повозка раскачивалась – Икымту и Хагван пристраивали позади ледяной ком, споря вполголоса, куда потечёт вода, и не раскатятся ли странные штуки. Посреди повозки на белой шкуре лежал, вытянувшись на спине и вскинув руки над головой, замёрзший сармат. На его груди, чуть пониже сердца, темнели две длинные прорехи. Кытугьин возился с хитрыми застёжками, пытаясь снять скафандр – и застёжки ему поддавались.

– Кто его так? – негромко спросил Речник Яцек, закутывая ноги сармата в серую шкуру.

– По когтям – Уналаг, – ответил Кытугьин, оттягивая в сторону разошедшиеся по шву части скафандра. Под белой «защитой» тело сармата было укрыто такой же толстой одеждой, светло-оранжевой с ветвистым чёрным узором, полосами охватывающим грудь. И эта одежда была распорота чьими-то очень острыми когтями.

– Очень нехорошо, – покачала головой Аса, тронув твёрдое, как лёд, запястье. – Очень нехорошо с руками.

Она поправила шкуру, в которую были завёрнуты руки сармата, и стянула с него шлем. Кесса склонилась над застывшим белым лицом. Глаза «тулуга» были раскрыты – яркие, красновато-янтарные, и неподвижные, как куски стекла. Койя перелезла через оледеневшую руку и понюхала лицо сармата, а потом с тихим урчанием стала тереться о его скулу. Кесса хотела взять кошку на руки, но Кытугьин остановил её.

– Глубоко? – солмик посмотрел на Речника, ощупывающего края длинных узких ран, протянувшихся по груди сармата. Оранжевая одежда разошлась по шву так же, как верхний скафандр, открыв гладкую кожу. Крови было немного – узкая чёрная кромка по краям разрезов. Яцек провёл по ним мягкой тонкой кисточкой и покачал головой.

– Трудно понять. Как будто до рёбер не достали. Что с руками?

– Эту рану оставим, пока не оттает. А руки я сейчас завяжу, – нахмурился Кытугьин, принимая у Речника склянку с воинским бальзамом и тонкое полотно. – Когда оттает, близко не подпустит. Тут ему будет очень больно.

– Ветер нехороший, – Икымту влез в повозку и с любопытством взглянул на сармата. – Уджуг тревожится.

– Трогаемся, – кивнул старший солмик. – Садись на вожжи. Ведёшь до привала. Хагван, иди с ним. Стрелы возьми. Слишком много Иситоков…

– Готово, – Аса сняла с огня закопчённую лохань с чем-то вязким, пахнущим сажей.

– Кесса, помоги мне, – Речник Яцек, зачерпнув из лохани, вылил на грудь сармата белесый жир. – Растирай, медленно и осторожно, по груди, животу и бокам, можно по шее, но тихонько. Лицо не трогай, рану тоже. Не бойся, жир не горячий.

– Речник Яцек… – Кесса поднесла руку к нестерпимо холодной коже и поёжилась. – Он точно живой?

– Оттает – будет видно, – хмыкнул Речник. – Не останавливайся, пока не начнёт дышать.

– Его бы к тулугам быстрее, – вздохнула Аса, втирая жир в белую кожу. – Там помогли бы.

– Амакуг быстро идти не может, – покачал головой Кытугьин. – Если рана неглубока, скоро оживёт.

Кессе казалось, что под её руками белый мрамор, покрытый коркой льда. Он не согревался, только источал холод. Аса вновь поставила остывшую лохань на огонь, растопила жир и молча вернулась к раненому. Повозка шла медленно и плавно, и ни снег, ни свист ветра не пробивались сквозь двойной полог. Кытугьин тихо возился с искалеченными руками сармата, отмывая их от крови и льда и смазывая обрубки воинским бальзамом. Нескольких пальцев не хватало, у других были отсечены фаланги. Солмик вынул из твёрдой плоти несколько стальных осколков и сложил поодаль, в узелок.

– У-ух! – Аса нащупала что-то в складках одежды и вытянула на свет тонкий кожаный ремень с обломком костяной пластины. Кытугьин резко выдохнул и бережно прижал обломок к щеке.

– Гуделка Унги. У него была…

– Речник Яцек, а руки ему кто так покалечил? – шёпотом спросила Кесса. Её собственные руки уже горели от согревающей мази, и волосы слиплись от пота, но сармат так и не шевелился, и холод шёл от него.

– Что-то взорвалось в руках, – пожал плечами Речник. – Уж наверное, у него было оружие – бластер, а может, огнемёт. Стрелял, пока Уналаг до него не добрался, а потом, с ядом в крови, оружие не удержал. Оттает – спросим.

– Пусть бы оттаял, – прошептала Речница и тихо всхлипнула. – Где его станция?

– Станция далеко, – вздохнул Яцек Сульга. – Белые скафандры у сарматов «Элуа».

Койя, боком привалившаяся к макушке раненого, подняла голову и мяукнула. Веки сармата еле заметно дрожали. Кесса ойкнула и отдёрнула руку – твёрдый мрамор под ладонью вдруг просел, рука погрузилась во что-то упругое. Сармат судорожно вздохнул, его руки, странно выгнутые, бессильно опали на меховой настил, на краях ран заблестела кровь. Раненый вскрикнул, мотнул головой и рывком поднялся… вернее, попытался встать, уже в движении оседая обратно на шкуры. Кровь потекла обильно, заливая белый бок. Кытугьин и Яцек подхватили сармата подмышки, и он сел, скрестив руки на коленях и хватая ртом воздух. Яцек осторожно ощупал края оттаявшей раны, одобряюще кивнул и сунул руку в склянку с бальзамом. Сармат выдохнул сквозь стиснутые зубы и зажмурился, но даже не дрогнул, пока Речник закрывал рану полотняной повязкой. Открыв глаза, он взглянул на свои руки, пошевелил забинтованными пальцами и досадливо сощурился.

– Ты живой. Хорошо! – широко усмехнулась Аса, поднося к губам «тулуга» закопчённую плошку, только что снятую с огня. – Пей.

Сармат молча посмотрел на плошку и потянулся к поясу. Кытугьин осторожно перехватил его руку, вернул на колено.

– Это жир, он тебя согреет, – солмик забрал плошку у Асы, отпил сам и протянул раненому. Кесса боялась, что сармат поперхнётся – жир этот, как она уже знала, на вкус и запах скверен – но «тулуг» спокойно проглотил всё, что было в плошке, и громко выдохнул, уже прояснившимся взглядом окидывая сумрак под пологом. Глаза его неярко засветились – а может, так казалось в неверном мерцании жирника. Жёлтая кошка насторожила уши и вернулась на плечо к Речнице.

– Что было? – резко спросил сармат, снова порываясь встать. Кытугьин и Яцек удержали его.

– Мы тебя во льду нашли, – сказал солмик. – Слышали вашу гуделку сквозь буран. Когда подошли, были только обломки – и ты в снегу.

– Унги? – неуверенно спросил сармат, протягивая руку к солмику. Тот осторожно пожал его запястье.

– Все умерли, – он склонил голову. – Даже костей не осталось. Трое их было?.. Амакуг вот выжил. Вышел к нам. Иситоки его пили…

– Уран и торий… – сармат сузил темнеющие глаза. – Досадно… Сейчас мы где?

– Под горами, едем к Манииллату, – солмик тронул повязку на боку раненого, кивнул и начал застёгивать его одежду. – У тебя руки поранены. Не бойся, мы будем помогать. Смотри, тут твои вещи. Они были там, в снегу.

Он помог сармату повернуться. Тот сверкнувшими глазами оглядел железные штуковины, перетянутые шкурами (вода стекла назад, на полозья) и кивнул.

– Кто их нашёл? Ты?

– Вот она, – солмик указал на смущённую Речницу.

– Я подумала – вдруг они важные, – пробормотала она. – Я Кесса Кегина, Чёрная Речница. Если бы мы знали, что такая беда, мы бы прорвались сквозь буран к вам…

– Я Модженс, – сармат протянул было Кессе руку, но снова бросил взгляд на изуродованную кисть и покачал головой. Речница осторожно пожала ему запястье.

– Надо найти Тагьюлона, – глаза сармата снова потемнели. – Это существенно.

Солмик и Речник переглянулись.

– Едва приедем в Манииллат, сразу отведём тебя к нему, – пообещал северянин. – Я Кытугьин Иланка, меня там тоже знают.

– Выпей ещё, – Аса протянула сармату большую чашку с жиром и держала её, пока он всё не выпил. Кесса следила за ним с изумлением – чтобы сармат ел людскую еду?!

– Я Речник Яцек Сульга, – посланник Реки прикоснулся к запястью «тулуга». – Ледяные демоны крайне свирепы – и очень глупы, иначе не решились бы напасть на тебя. Мы видели поле битвы – там всё засыпано битым льдом.

– Огнемёт взорвался, – поморщился Модженс, разглядывая руки. – Иначе вырвались бы. Хелигнэй прошли к нам под бураном. Думаю, вызвали его, когда за нами погнались. Нельзя было останавливаться…

– Поэтому ветер о буране молчал, – тихо сказала Аса, толкнув Речницу в бок. – У-ух!

– Ты Тагьюлону помогал? – уважительно спросил Кытугьин, покончив с застёжками. Теперь Кесса видела ряд ярких нашивок на боку сармата – нижние из них были рассечены когтями Уналага, ни одной знакомой среди них не было.

– Я был в горах, – сузил глаза Модженс и кивнул на странные штуки за своей спиной. – Знорков тревожил снег, оставшийся с зимы. Я спускал лавины.

– Мы слышали грохот, – кивнула Аса. – Тебе лечь бы…

Солмики помогли сармату опуститься на шкуры. Он лёг на спину, Аса подсунула скатку ему под голову.

– Знорк увидел, что внизу много Хелигнэй, – продолжил сармат, когда люди склонились над ним. – Они копали лёд, очень целеустремлённо. Там была чёрная трещина и белые ростки под ней. Знорки показали это мне, а я узнал в этой штуковине Вайкс.

– Войкс?! – Кесса очень не хотела перебивать, но сдержаться было невозможно. Кытугьин сердито посмотрел на неё, и Речница прикрыла рот ладонью.

– Отросток Вайкса, – Модженс досадливо сощурился. – Пробился сквозь камень и вышел на лёд. Хелигнэй сбежались к нему со всей округи, никто из нас не представлял, что на юге их столько. Им эта находка, по-видимому, нравилась.

– Вайкс на льду?! – солмики переглянулись. – Праматерь Урнунга…

– Снег лежал очень удобно, – сармат усмехнулся одними глазами. – Я спустил на них лавину. Теперь над этим Вайксом снежная гора. Знорки были рады. Но я упустил сверкающую точку в одной из расщелин. Решил, что это лёд…

– Иситок, – выдохнул старший солмик. – Отродье льда подглядело за тобой. Сейчас они кишат к югу от гор, хватило бы стрел…